Текст книги "Роман Арбитман: биография второго президента России"
Автор книги: Лев Гурский
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Нам не дано предугадать, как отзовется наше слово или деяние. Камешек способен подтолкнуть лавину. На весь ход истории может повлиять гибель одинокой бабочки миллионы лет назад, как в знаменитом рассказе Рэя Брэдбери. У первого президента России в прошлом тоже была своя «бабочка». Поступок, совершенный в далеком 1966 году, внезапно аукнулся тридцать лет спустя.
В книге «Исповедь на заданную тему» Б. Ельцин признается: «Достаточно молодым я стал руководителем крупного комбината в родном Свердловске. Мой стиль работы называли жестким. И это правда. Все выливалось в твердый напор, натиск, давление. В то время эти методы давали результат, тем более, если руководитель обладал определенными волевыми качествами. Но однажды случилась беда. В день выдачи зарплаты я устроил взбучку Г. П., одному из мастеров нашего ДСК. Бранных слов я не употреблял и свой зычный голос тоже старался не повышать, но, не скрою, поговорил с ним круто… На другой день его не стало. Милиция никакого криминала не нашла, никто меня впрямую не обвинял, но среди коллектива пошли шепотки: это из-за меня его сердце не выдержало. Правда это или нет, не знаю и до сих пор часто думаю о том случае…»
Позволим себе еще одну цитату из воспоминаний А. Коржакова.
«Ельцин закончил свой рассказ, в комнате повисла тишина, – пишет мемуарист. – Татьяна молча разлила нам всем чай, и тогда в разговор вступил Арбитман, до того не проронивший ни слова. «Господин президент, – сказал он, – еще древние римляне знали, что «после этого» еще не означает «вследствие этого». Вы сами уверены, что существует связь между вашим разговором с Гавриилом Парфеновым и его смертью?» Ельцин насупился еще сильней: «Да ни в чем я не уверен! Я что, врач? Люди болтали, вот и все». Эрнст пробормотал: «Зато Леня, похоже, уверен. Это плохо. Я его знаю, его теперь не переубедишь, это кремень». Не скрою, я усмехнулся: «Креме-е-ень. Знаем мы ваших творцов, и не таких обламывали. Мы этого Монте-Кристо так попросим, что он не сумеет нам отказать». Поднявшись, Арбитман обратился к Ельцину: «С вашего разрешения, я немедленно вылетаю в Екатеринбург и попытаюсь разобраться в том деле. Мне кажется, там есть зацепка… Очень прошу пока ничего не предпринимать. Любой неверный шаг будет на руку коммунистам». Ельцин вяло махнул рукой: мол, не возражаю, езжай. Татьяна, Олег и Чубайс тоже кивнули. Но я-то никаких обещаний этому фокуснику не давал! У меня в загашнике завалялось несколько листов с факсимиле Зюганова, а в штабном сейфе скопилась кое-какая наличность, так что я решил сыграть ва-банк. По наивности я думал, что шеф потом сам скажет мне спасибо…»
Обсуждая все последующие действия начальника ельцинской охраны, приведшие его к отставке, историки ныне расходятся во мнениях.
Р. Медведев считает, что имел место «самый натуральный путч в миниатюре». По мнению же А. Филиппова, в случае с Коржаковым речь идет не о сознательном перевороте, а, скорее, о превышении главным кремлевским охранником должностных полномочий: «Ельцин не раз позволял ему посидеть в президентском кресле, и Александр Владимирович, в итоге, потерял чувство реальности и вообразил себя фигурой, равной главе государства». Еще дальше пошел в умозаключениях романтичнейший К. Исигура, разглядевший в поведении Коржакова «элементы популярного в России самурайского кодекса бусидо»: то есть «готовность рискнуть и генеральским званием, и должностью, и честным именем ради победы сюзерена над коммунистами». В отличие от К. Исигуры, М. Такер полагает более уместным сравнить Александра Владимировича не с самураями, а с роботами из фантастических рассказов Айзека Азимова – железными персонажами, которые «запутываются в Трех законах робо-техники и невольно наносят вред господину, воображая, что спасают его».
Впрочем, все перечисленные авторы солидарны хотя бы в одном: на поведение Коржакова во многом повлияло его соперничество с Арбитманом. Отъезд Романа Ильича в Екатеринбург развязал руки телохранителю президента, а довольно скромный перевес Ельцина над Зюгановым в первом туре (менее 5 %) убедил: медлить нельзя.
«19 июня, в 17 часов, на проходной Государственной думы служба безопасности президента задержала журналиста Леонида Парфенова, – читаем в книге мемуаров Б. Ельцина. – Его обвинили в получении 500 тысяч долларов от компартии: на эти деньги он будто бы намеревался вести на ТВ незаконную агитацию за КПРФ; в частности, снимать «Старые песни о главном-3». Деньги Парфенов якобы выносил из здания в коробке из-под ксерокса. Коржаков давно искал повод для скандала. И, не найдя, организовал его сам. Возможно, он надеялся либо уломать пленника с помощью состряпанного компромата, либо просто-напросто сорвать выборы, которые, как ему казалось, сам я выиграть не в состоянии. Именно тогда я понял, что Коржаков зарвался, присвоив себе функции и прокуратуры, и суда, и Центризбиркома, и президента, и Господа Бога. Утром 20 июня я принял окончательное решение: Коржаков и Сосковец по моему приказу написали прошение об отставке. Леонид Парфенов, всю ночь просидевший в наручниках в комнате охраны Госдумы, был отпущен с извинениями. Кстати, проверка показала, что коробка, где якобы переносились деньги, была заполнена отрывными календарями за 1991 год. А вместо так называемой «тайной бухгалтерии Зюганова» Коржаков сумел предъявить только чистые листы бумаги. На что он рассчитывал? Не понимаю…»
Для объективности приведем и цитату из книги А. Коржакова – на ту же тему: «И деньги, и очень убедительные на вид расписки с печатями КПРФ там были! Были! Весь компромат хранился под надежнейшей охраной. Как и когда их сумели подменить? Как вообще проникли в запертую комнату? И, главное, я в толк не возьму: каким образом удалось потом переубедить этого Парфенова – совершенно упертого типа, чистой воды экстремиста, который чуть ли мне в лицо не плевал? Мистика! Утром 20 июня я принял окончательное решение: уйти в отставку по собственному желанию. На фиг, на фиг! Сражаться с нечистой силой – не мой профиль…»
Дальнейшее известно. Звезда некогда всесильного А. Коржакова закатилась. Выражение «коробка из-под ксерокса» стало частью постсоветского фольклора. Новым начальником предвыборного штаба Ельцина был назначен Чубайс, его заместителем – Арбитман. По мнению большинства политологов, горький и убедительный фильм Леонида Парфенова о брежневских временах, показанный за день до второго тура выборов, добавил первому президенту России те недостающие проценты, которые и позволили обогнать Зюганова.
Роман Ильич особенно не афишировал подробностей своего участия в предвыборной кампании Ельцина, замечая, что он был на подхвате у Чубайса и занимался мелкой бумажной работой. Нигде он не обмолвился и об итогах своей командировки в Екатеринбург. Лишь совсем недавно сам Леонид Парфенов в передаче Андрея Максимова «Ночной полет» на канале «Культура» (сентябрь 2008 года) скупо затронул эту историю, и выплыли любопытные подробности. Вот финальный фрагмент передачи:
«Андрей Максимов:…вы же не были поклонником Ельцина?
Леонид Парфенов: Мягко говоря. Если честно, терпеть его не мог. Мама считала, что он довел отца до инфаркта, наорав на него. Это в Свердловске еще случилось. Отец строителем работал, в ДСК…
А. М.: Но потом вы ведь президента все-таки простили, по-христиански?
Л. П.: Вообще-то я человек злопамятный, и правую щеку не подставляю после левой… Нет, так бы я ни за что не простил. Просто я узнал, что отец умер не из-за него.
А. М.: То есть с Ельциным ссоры не было?
Л. П.: С Ельциным батя мой в тот день и вправду повздорил, но причина смерти отца была в другом. Оказалось, по дороге домой его попросту ограбили и убили, был день зарплаты… А местная милиция элементарно не захотела брать на себя «висяк». Там как пронюхали, что у отца были проблемы с сердцем, все быстренько списали на инфаркт. Понимали ведь, сволочи, что мама, раз такое горе, не станет докапываться насчет пропавших денег… А мне тогда еще и семи лет не было…
А. М.: Поразительная история! По-ра-зи-тель-на-я! Но как вам, Леонид, скажите, удалось узнать правду?
Л. П.: Один человек просветил. Предоставил доказательства.
А. М.: Убедительные? Л. П.: Более чем.
А. М.: И кто этот человек, наши телезрители могут узнать?
Л. П. (после паузы): Хороший человек. Но имени его, извините, назвать не могу.
А. М.: Неизвестный герой, да?
Л. П. (смеется): Еще какой известный, можете мне поверить! Потому-то я его имени в эфире не скажу, и не просите. А. М.: А мне на ушко?
Л. П.: И вам тоже, Андрей, без обид. Пусть это останется тайной…
А. М. (бодро подхватывает):…которую наш сегодняшний гость, лауреат премии «ТЭФИ» Леонид Парфенов, унесет с собой в могилу. На этой, так сказать, оптимистической ноте мы и заканчиваем нашу передачу, спасибо за внимание…»
Осенью того же 1996 года Борис Ельцин подписал указ о реорганизации правительства. Кабинет министров пополнился еще двумя вице-премьерами. Кроме того, в правительстве появилась должность министра по особым поручениям, на которую и назначили Р. И. Арбитмана – других претендентов не было.
Обычные российские граждане, не интересующиеся политикой, едва ли обратили внимание на это тихое назначение. И еще незаметней по каналам информагентств проскользнула новость о том, что Институт физических проблем им. Петра Капицы получил анонимный грант на полмиллиона долларов – для продолжения фундаментальных исследований в области нейтрино. Доктор наук Инна Троепольская в интервью журналу «Наука и жизнь» (октябрь 1996 года) предположила, что, по всей видимости, это дар какого-то из зарубежных меценатов-миллиардеров – скорее всего, Билла Гейтса.
Глава VI
Евгений, или Прерванный полет
Хотя должность министра по особым поручениям существовала в нескольких странах бывшего СССР (например, в Грузии или Латвии), для постсоветской России это было в новинку.
У думских левых, которые уже привыкли к ельцинским сюрпризам, нервическую реакцию вызвала не столько фигура министра, сколько само слово «особые» – возможно, оно напомнило по ассоциации о расстрельных Особых совещаниях или чекистских Особых отделах в армии, существовавших во времена их кумира Сталина. «Какие такие поручения и, главное, где их будет исполнять один из самых незаметных помощников «царя Бориса»? – тревожно вопрошал автор статьи «Министерство странных дел» Андрей Резепкин (газета «Советская Россия»). – Подозрительно, что президент даже не посоветовался с Думой насчет своих новшеств и поставил депутатов перед фактом. Каких загогулин от него еще ждать?»
В правительстве учреждение нового министерского поста тоже было встречено без энтузиазма. МИД, где издавна существовали штатные должности послов по особым поручениям, почувствовал себя уязвленным. В ФСБ слегка заволновались, посчитав, будто Ельцин хочет создать дублирующую структуру, способную подгрести под себя особо секретные операции вместе с их финансированием. А простодушный Сергей Шойгу, министр ГО и ЧС, обидчиво заявил на заседании правительства, что в принципе его ребята-чрезвычайщики и сами, без чужой помощи, готовы разрулить любую особую ситуацию – хоть кошку с дерева снять, хоть Ленина из Мавзолея убрать.
«Непонятно, с какой стати вдруг глава МЧС завел речь про Ленина, – пишет М. Такер, – но зерно упало на подготовленную почву». Коммунисты вообразили, что победивший на выборах Ельцин тайком поручил Арбитману подготовить и осуществить вынос ленинского трупа, приурочив мероприятие к 80-летию Октябрьского переворота.
«Все попытки вынести тело вождя – это проявления либерального фашизма, покушение на культурные основы человечества, – поспешно объявил Геннадий Зюганов в интервью агентству «Росбалт» (ноябрь 1996 года). – Но мы не будем сидеть сложа руки, мы обратимся в ЮНЕСКО, мы будем требовать, чтобы наш Мавзолей официально признали одним из чудес света, наряду с египетскими пирамидами. Если господа Ельцин и Арбитман поднимут руку на святое, то все прогрессивное человечество их решительно осудит. Во всем мире не найдется варвара, который сегодня потребовал бы перезахоронить бесценную мумию Тутанхамона! А ведь товарищ Ленин при жизни гораздо больше успел сделать для трудящихся всех стран, чем все фараоны, вместе взятые. Кстати, деньги в его сохранность вложены вполне сопоставимые с фараонскими…»
И коллеги-министры, и чекисты, и думские коммунисты беспокоились напрасно: за два с половиной года, пока Арбитман занимал свой пост, он ни разу не посягнул на чужие финансы и не покусился на главную советскую мумию. Его повседневная работа не была заметна ни на первый, ни на второй взгляд. Обычно граждане могли видеть результаты его труда, не подозревая о его причастности к ним.
«Должность Романа Ильича была несовместима с самопиаром, – отмечает А. Филиппов. – Он не то чтобы намеренно прятался в тень, однако предпочитал известности эффективность: вещи, в чиновничьей среде далеко не всегда совместные».
Единственный случай, когда присутствие министра обозначилось для публики более-менее отчетливо, произошел весной 1999 года и был напрямую связан с разворотом над Атлантикой самолета тогдашнего премьер-министра России Евгения Анисимовича Примакова. Да и то степень личного участия Арбитмана в этом авиационном кульбите, уберегшем российскую сторону от очень многих международных неприятностей, до недавних пор не афишировалась.
О необычном маршруте премьера мы расскажем чуть позже, а пока приоткроем завесу секретности над несколькими эпизодами разных лет – не всегда, быть может, глобальными, но примечательными.
Сегодня мало кому известно, что к осени 1997 года российское книгоиздательство тихо загибалось от отсутствия инвестиций; предполагалось, что деньги здесь вращаются небольшие, и нормального бизнеса на книжках не сделаешь. Отрасль надо было спасать. По совету Романа Ильича, несколько крупных правительственных чиновников плюс журналист «Эха Москвы» А. Минкин по договоренности сымитировали шумный, с перебранкой, скандал в отечественных СМИ: мол, чиновники получают от книгоиздателей гонорары, которые исчисляются в десятках тысяч долларов. Эти цифры многократно муссировались в СМИ, будя воображение граждан. Раньше у нас никто не подозревал, что за книги могут платить по-настоящему серьезные деньги.
Встрепенулись авторы, задумались бизнесмены, типографские машины заработали в полную силу, рынок стал оживать. Появились писатели, которые уже могли зарабатывать на жизнь литературным трудом. К тому времени, когда скандал сошел на нет (никакого криминала, понятно, не обнаружилось), слухи о финансовом Эльдорадо уже успели широко распространиться за пределами России. Западные инвесторы, привлеченные шумихой, внезапно обнаружили более чем перспективную область вложения средств; наши толстосумы, глядя на коллег, тоже не отстали. В результате уже год спустя на московской ярмарке «Книги России» подвели итоги: страна хоть и не стала «самой читающей», зато писательские гонорары, в среднем, выросли вдвое, число названий издаваемых книг – втрое, а общий тираж – на 75 %.
Поклонникам отечественных телесериалов следует знать, что возрождением этой телеотрасли в конце 90-х они тоже во многом обязаны Роману Ильичу. С его помощью был поставлен любопытный эксперимент. Ранее на ТВ принято было считать, что окупаются лишь импортные многосерийные ленты, а отечественные не способны набрать необходимый рейтинг даже в прайм-тайм. В апреле 1999 года в ночном эфире РТР зрителям внезапно показали коротенький черно-белый ролик: человек, поразительно похожий на тогдашнего генерального прокурора Юрия Скуратова, в бане, едва прикрытый белой простыней, бормотал по-русски что-то неразборчиво-пьяное. Этот незамысловатый фильм в неурочный час показывали трижды – и все три раза рейтинг был запредельный, хотя по другим каналам шло куда более фривольное (и притом цветное!) бразильское и мексиканское «мыло». Пример этот доказал, что настало время для отечественных лент: тогда-то и были запущены «Улицы разбитых фонарей», «Каменская», «День рождения буржуя», «Агент национальной безопасности» и еще полдюжины популярных ныне сериалов. Юрий Скуратов, предупрежденный Арбитманом заранее, наигранно возмущался, что его подставили и что на экране – не он. В итоге выяснилось, что это и вправду был не он, а хорошо загримированный актер Андрей Мягков. Причем сам ролик оказался фрагментом из будущего фильма «Ирония судьбы-2», исчезнувшим с «Мосфильма» и невесть каким образом попавшим на ТВ.
Министр ОП проявил свои таланты, разумеется, не только на культурных фронтах. Не раз ему приходилось помогать политикам выпутываться из малоприятных ситуаций. Летом 1998 года наблюдатели, например, обратили внимание на то, что президент России и мэр Москвы заметно охладели друг к другу: Ельцин публично обвинял Юрия Лужкова в скаредности, Лужков Ельцина – в черной неблагодарности. День ото дня взаимные попреки становились все сильнее. От противостояния соратников могли выиграть только коммунисты, и Роман Ильич счел нужным прояснить истоки ссоры двух «политических тяжеловесов». Как выяснилось, Лужков, сосед Ельцина по дачному поселку Барвиха, исправно посылая в подарок президенту мед со своей пасеки и молоко от своих коров, с некоторых пор не удостаивался соседского «спасибо». В свою очередь Ельцин, вдруг переставший – без объяснения причин – получать подарки от мэра, затаил обиду. Амбиции двух лидеров схлестнулись, в зоне интерференции опасно заискрило. Арбитман съездил в Барвиху, провел экспресс-расследование и доложил о результатах. Вмешательства спецслужб не потребовалось. Арбитман нашел и приструнил двух десятилетних пацанов, которые повадились растаскивать мэрские гостинцы по дороге. Инцидент был исчерпан. Лужков и Ельцин облобызались и помирились…
Иногда Роману Ильичу случалось влиять и на международные дела. Многим, наверное, памятен случай, когда первый вице-премьер Борис Немцов летом 1997 года отправился в неформальных белых брюках встречать в аэропорту «Шереметьево-2» прилетевшего из Баку президента Азербайджана Гейдара Алиева. И Ельцин в мемуарах, и сам Немцов в книге «Провинциал» позже списывали случившееся на недостаток политического опыта у молодого вице-премьера и свойственное ему раздолбайство. Оба мемуариста проявили при этом лукавство. Теперь, за давностью лет, можно обозначить и тут «руку Арбитмана». Никакой импровизации не было. Министр ОП просчитал ситуацию от и до и дал свои рекомендации. Как политика старой школы, Гейдара Алиевича не могло не вывести из равновесия столь вопиющее нарушение протокола. В результате первый час беседы двух лидеров был посвящен «наглой молодежи». К моменту, когда гость из Баку принялся, наконец, выражать протест против продажи Россией Армении крупной партии стрелкового оружия (это и была одна из главных тем встречи), пыл поугас, пар был выпущен, и дальнейшие переговоры прошли относительно спокойно.
Приведем и другой пример, также имеющий отношение к стилю одежды государственных мужей. Был момент, когда Ельцин попал в щекотливую ситуацию, куда его невольно затянули Жак Ширак и Гельмут Коль. В конца марта 1998 года президент Франции и германский канцлер должны были одновременно посетить Россию, и служба протокола пребывала в растерянности: было неясно, какой галстук главе нашего государства следует надеть во время встречи – однотонный, в цвет пиджака, от Клода Монтана (такие носил Коль) или в яркий цветочек, от Юбера Живанши (такие носил Ширак). Любой выбор означал бы, что российский лидер солидаризуется лишь с одним из гостей, второй же оставался в меньшинстве. «Я мог бы, конечно, надеть галстук от Жана Пату, в горошек, – позднее вспоминал Ельцин, – но тогда это бы смахивало на «ленинский стиль», то есть на явную уступку Зюганову. Как быть? Вроде бы курьез, мелочь, но в дипломатии мелочей не бывает. «А почему бы не устроить встречу без галстуков? – внезапно подали мне идею. – Пусть это будет такой новый неофициальный формат. Вы как бы на отдыхе и в то же время обсуждаете мировые проблемы. Стиль свободный, взаимных претензий нет. Авось приживется». И ведь прижилось!» Читатели уже могут догадаться, что упомянутым безымянным советчиком был не кто иной, как Роман Ильич…
В один ряд с двумя предыдущими эпизодами следует вписать еще один, произошедший вскоре после назначения Арбитмана на должность министра: в тот раз от Романа Ильича даже не потребовалось генерировать новые идеи, хватило одного жеста. Вновь обратимся к книге Ельцина. «В конце 96-го года наша разведка прислала на мое имя донесение-шифрограмму, посвященное триумфальному успеху на выборах Билла Клинтона – его только что переизбрали на второй срок, – пишет Ельцин. – В шифрограмме был прогноз, каким образом республиканцы будут решать возникшие у них крупные политические проблемы. Поскольку известно, говорилось в шифрограмме, что Клинтон проявляет особое расположение к красивым девушкам, в ближайшее время противники Клинтона планируют внедрить в его окружение юную провокаторшу… Во время нашей встречи в самом начале 1997 года я раздумывал, не подарить ли Биллу текст этой шифровки – на память. Или мне лучше не травмировать человека? Вроде как невежливо вмешиваться в его личные дела. «Или все-таки подарить?» – спросил я у своего помощника, недавно назначенного в правительство. Тот кивнул. И я понял, что хотя privacy есть privacy, мужскую солидарность еще никто не отменял… Позже Клинтон говорил, что он теперь – мой друг навеки. Оказалось, предупреждение попало в точку: лазутчицу вычислили и под благовидным предлогом уволили. А если бы он заранее не подозревал заговор, неизвестно, чем бы это все кончилось для него, для демократической партии и для всей Америки…» Надо ли добавлять, что человеком, вовремя кивнувшим президенту России, был опять-таки Арбитман?
Новому министру, впрочем, приходилось заниматься не только прогнозами и курьезами: бывали ситуации непредсказуемые, когда дело попахивало политической уголовщиной. Повествование об одном из таких случаев можно найти в последнем (2008 года) издании современных мемуаров Виктора Шендеровича «Куклиада».
«В 1997 году были привезены с «Мосфильма» и тут же украдены куклы, – рассказывает В. Шендерович. – Сперва мы хватились поролонового двойника Киселева (ведущего телепередачи «Итоги» на НТВ. – Л. Г.), затем обнаружили недостачу экземпляров Ельцина, Гайдара и Чубайса, которых (кукол) у нас, к счастью, было несколько штук. То, что сперли только либералов, а коммунистов и Жирика не тронули, нашу бригаду очень позабавило. До тех пор, пока мы вдруг не узнали, что настоящий Киселев через день после исчезновения кукол слег с сильнейшей мигренью, Ельцина накрыла внезапная пневмония, Гайдар чем-то тяжело отравился, а Чубайс чудом не попал в автокатастрофу по дороге из дачного поселка. Тут даже я, материалист в третьем поколении, забеспокоился: не слишком ли много совпадений? И, мысленно называя себя трижды идиотом, все-таки позвонил Роману Арбитману, с которым меня когда-то познакомил Игорь Малашенко. Игорь говорил, что Роман умеет из любой глупости выцарапать крупицу смысла, если она там есть (…). Вопреки ожиданиям, Арбитман не стал потешаться над моими подозрениями, а, наоборот, сделался необычайно серьезен. «Заказывайте пропуск, я выезжаю», – деловито откликнулся он и через полчаса уже входил в нашу рабочую студию, откуда и пропали поролоновые туши. Несколько секунд он принюхивался, словно борзая, затем опустился на одно колено, выхватил пинцет и извлек из-за плинтуса какой-то маленький сизый комочек. Это была одинокая смушка. «Среди ваших врагов нет случайно генералов?» – задумчиво спросил он. Мысленно я перебрал в памяти всех знакомых генералов. С Дудаевым я вроде не ссорился. Коржаков, частый герой наших «Кукол», не ходит в форме… Может быть, Макашов? Печально знаменитый генерал-антисемит, депутат Госдумы от КПРФ, уже не раз обещал «вправить мозги этим жидовским кукольникам». Но мы не предполагали, что дело зайдет так далеко. «Макашов? – переспросил Арбитман и, на несколько секунд погрузившись в себя, добавил: «Ага. Ну, это нормально. Могло быть хуже». Через два дня похищенные куклы были нам возвращены. Правда, использовать в программах мы их уже не смогли: поролоновые головы были в нескольких местах проколоты, в нескольких – обожжены, да и запах от них от всех шел крайне неаппетитный (…). А еще через два дня я узнал от Игоря некоторые подробности. Отставной генерал-коммунист, оказывается, не поленился выписать с Гаити некоего Аде Адекойе, крупного тамошнего колдуна вуду, и прилично заплатил ему за работу из партийной кассы. Каким образом Арбитман смог вычислить здешнее логово колдуна и перебороть его чары? Как удалось Арбитману аннулировать «заказ»? Этого ни я, ни Игорь не узнали. На всякий случай мы усилили охрану наших поролоновых артистов – мало ли что? Однако с тех пор больше ни одна из кукол у нас не пропадала».
Автор этих строк не сведущ в практике вудуизма. Здравый смысл подсказывает, что главным механизмом пресловутого «колдовства» является обычное самовнушение, и поэтому цивилизованному человеку едва ли могут принести вред манипуляции с его куклой. Но примечательно, что министр по особым поручениям в случае опасности предпочитал не ждать развития событий, а решительно действовать – даже если опасность выглядела виртуальной…
А теперь переходим, наконец, к трансатлантическому перелету премьера Евгения Примакова из России в США в марте 1999 года.
О этом событии написано не меньше, чем о случившемся за шесть десятилетий до того загадочном полете Рудольфа Гесса из Германии в Англию. И ни в том, ни в другом случае у обывателя нет ощущения, будто ему знакомы все обстоятельства произошедшего.
В день, когда администрация США от уговоров югославского президента Слободана Милошевича перешла к «силовому варианту» и авиация НАТО нанесла бомбовый удар по Белграду, Е. Примаков выехал с минимальной свитой из Дома правительства и прибыл в аэропорт «Внуково-2». Премьер и его команды спешно загрузились в «Ил-96». Баки с горючим были полны. Курс был взят на США.
Сегодня можно лишь предполагать, ЧТО случилось бы, долети лайнер до места назначения. Аналитики напоминают, что карьера Евгения Примакова во власти развивалась в советские годы, когда коммунизм считался единственно верным учением, а чувство нелюбви к Америке у чиновников было отпечатано в подкорке.
Среди комментариев лидирует версия о том, что Евгений Анисимович намеревался вне очереди и без формального согласования с Ельциным выступить в Совбезе ООН с необычайно резкой речью, способной вернуть Россию и США ко временам «холодной войны».
Обозреватель «Коммерсанта» Игорь Бородулин не исключал, что, возникни в стенах ООН публичная потасовка между делегацией Югославии и делегацией США, команда Примакова могла бы выступить на стороне сербов. По мнению К. Исигуры, в багаже российского премьера-министра недаром находился комплект шпаг: опытный фехтовальщик, Примаков-де собирался символически (а может, и не символически) вызвать на дуэль госсекретаря США Мэдлен Олбрайт и нанести ей неопасную, но показательную рану.
Известный конспиролог, американский кинорежиссер Оливер Стоун в параноидально-публицистическом фильме «Разворот» (U Turn) на полном серьезе обсуждал даже возможность террористического акта: мол, на подлете к Нью-Йорку российский премьер, обезумевший от боли в тазобедренном суставе (hip joint), намеревался лично пересесть за штурвал и ценою жизни расквитаться с Америкой, протаранив самолетом какой-нибудь из знаменитых нью-йоркских небоскребов – то ли Эмпайр Стейт Билдинг, то ли одну из двух башен Всемирного торгового центра в Манхэттене.
Разумеется, все версии, перечисленные выше, и все то, что мы за недостатком места не сочли нужным упомянуть, – не более чем беспочвенные гадания на кофейной гуще или картах Таро. Поскольку, как известно, российский «Ил-96» до территории США не долетел: в районе Бермудских островов самолет резко поменял курс на противоположный и примерно через 8 часов вернулся в Москву.
Приземлившись, Евгений Анисимович прямо во «Вну-ково-2» дал краткую пресс-конференцию, мрачную по тональности, но лишенную всякого намека на воинственную риторику. Премьер сказал лишь, что «крайне сожалеет», что «подписание каких-либо документов с США по проблеме Косово означало бы, что Россия тоже участвует во всех этих событиях, то есть одобряет бомбардировки. А для нас это неприемлемо, как бы мы ни относились к Милошевичу лично». Поэтому российской делегации «пришлось вернуться с полдороги».
На фотографиях опубликованных в СМИ на другой день, хорошо заметна фигура Романа Ильича, который во время пресс-конференции стоял за спиной Примакова и даже легонько поддерживал его за талию. Уже тогда многие репортеры задались вопросом, каким образом Арбитман, не заявленный в составе российской делегации, смог попасть на борт «Ил-96», и как ему удалось ускользнуть от журналистов сразу после окончания брифинга.
В первом издании книги мемуаров Е. Примакова «Минное поле политики» (2000) есть примечательная фраза, благополучно исчезнувшая в двух последующих изданиях (2003 и 2006 годов): «Принимая решение лететь по направлению к Соединенным Штатам, я не собирался разворачиваться. Почему? Потому что я хотел оказать максимальное воздействие на американцев…» Если российский премьер не собирался менять курс, то что заставило (кто заставил) его все же пересмотреть свое решение?
Существует фантастическая версия Георгия Ажажи, высказанная им в эфире телепередачи «Очевидное – невероятное» (август 1999 года): о том, что российский «Ил-96» по пути в США угодил в эпицентр аномалии пресловутого «Бермудского треугольника», после чего вектор движения сменился на противоположный. Это, мол, произошло настолько плавно и нечувствительно для бортовой аппаратуры, что экипаж и пассажиры лайнера были уверены, что летят прежним курсом, и крайне удивились, обнаружив вместо нью-йоркского аэропорта «Ла Гуардиа» родное «Внуково-2». Оттого, мол, им проще было наскоро сочинить повод для срочного возвращения, чем в глазах у всего мира выглядеть безумцами.
Увы, никаких доказательств Г. Ажажа предъявить не способен. Даже наручные часы людей, находившихся на борту, вопреки уверениям автора гипотезы, не отстали ни на секунду и не двинулись вспять.
Оставляя за бортом недоказуемую фантастику, вынуждены признать единственно возможным – в границах разумного – объяснением «разворота над Атлантикой» влияние Романа Ильича. Собственно, так и поступили большинство аналитиков и журналистов.