Текст книги "Роман Арбитман: биография второго президента России"

Автор книги: Лев Гурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава III
Камешек с неба

История знает менее полудюжины случаев столкновения человека с метеоритом. Впервые подобный факт зафиксирован в книге «О моей жизни» астронома XVI века Джероламо Кардано. «В монастыре св. Марии в Милане, – писал ученый, – один из монахов был убит камнем, упавшим с небес и глубоко вошедшим в его тело».

Не столь катастрофичным оказалось знакомство с метеоритом для жены американского фермера (1946 год, штат Аризона): Гленда Смит отделалась синяком на боку. В 1954 году небесный визитер диаметром в 3 см пробил крышу дома в штате Алабама и задел хозяйку дома Энн Элизабет Ходжес; женщина получила лишь несколько ушибов. А в 2002 году четырнадцатилетняя Сиобан Коутон (Норталлертон, Великобритания) стала мишенью метеорита величиной с бильярдный шар. И вновь, по счастью, все обошлось без серьезной травмы – если не считать таковой ссадину на щеке.

В трех случаях из четырех прямое попадание метеорита не было, как видим, для человека фатальным – строгая статистика лишена всякой мистики. Мы нарочно обращаем внимание читателя на данное обстоятельство, прежде чем поведать о том, что же произошло с юным Романом Арбитманом весной 1965 года.

«Мне показалось, как будто сверху меня сильно щелкнули ногтем по затылку, – вспоминал Роман Ильич уже в 2000 году. – От боли и неожиданности я захныкал и бросился к маме. Помню, что-то горячее течет у меня по щеке и шее, помню мамин крик, еще чьи-то громкие крики вокруг, и как я сразу очутился у мамы на руках и она меня куда-то быстро поволокла…»

Тогдашними своими ощущениями Арбитман поделился всего в одном интервью – Наталье Геворкян в газете «Коммерсантъ» (его мы и процитировали) – и был при этом весьма лаконичен. Поэтому картину происшествия нам пришлось восстанавливать по отрывочным фрагментам: официальному отчету саратовской обсерватории, краткому милицейскому протоколу, справке из травмпункта при 1-й городской клинической больнице г. Саратова, рентгеновскому снимку затылочной кости пострадавшего, а также позднейшим (2000 года) воспоминаниям двух соседей, супругов К. и Л. Селивановых. С их слов, кстати, и пошли гулять по бульварным изданиям наиболее живописные подробности, вроде «ослепительно яркой вспышки», «громового удара», «дымного следа через весь небосвод» – прямо-таки картина Карла Брюллова «Последний день Помпеи».

Минимизируем лирику. Скорее всего, не было ни вспышки, ни грома.

Итак, место действия – город Саратов, улица Гоголя, детская песочница примерно в двух метрах от дома Арбитманов. Время действия – 8 мая, около 15 часов. Именно там и тогда в голову Ромы угодил микрометеорит размером с горошину.

Как явствует из медицинского заключения, малыш получил «проникающее ранение черепа». Рентгеновское обследование выявило отверстие в затылочной кости черепа и «наличие в мозговой ткани инородного тела диаметром 0,3 см». Несмотря на эти жутковатые формулировки, небесный камешек не нанес здоровью ребенка существенного вреда: дискомфорт, легкий стресс – не более того; уже вечером 8 мая Рома хорошо кушал и спокойно играл в кубики. По мнению академика Эдуарда Воробьева, будь мальчик постарше, он бы испугался сильнее. Однако будущему президенту России на тот момент было всего три года, один месяц и один день…

Более сорока лет отделяет нас сегодня от происшествия на улице Гоголя. Бланки официальных справок успели пожухнуть, чернила наполовину выцвели, рентгеновский снимок потускнел, зато число новеньких, с иголочки, комментариев к тем событиям продолжает множиться. Пока Роман Ильич не был фаворитом предвыборного гандикапа, давняя история никого не занимала. Когда же в феврале 2000-го шансы Арбитмана выросли (а тем более когда он реализовал их, сумев выиграть гонку), его стойкие оппоненты и пылкие приверженцы начали выжимать из крохотного небесного камешка все, что только возможно. И теперь конца-краю трактовкам не видно.

К сожалению, многие сегодняшние биографы российского лидера некритически относятся к разнообразным версиям, включая самые нелепые (если не сказать бредовые). Релятивизм стал модным. Уж на что осторожны Р. Ахмиро-ва и Р. Медведев – и те в своих книгах наряду с суждениями взвешенными приводят и опрометчивые, пытаясь чуть ли не в каждом отыскать рациональное зерно.

«Был метеорит или не был?» – таков первый круг вопросов. Политологи Евгений Малякин и Глеб Крячко, писатели Александр Казанцев и Федор Березин, корреспондент журнала «Der Spiegel» Херберт Франке и ряд других авторов по очереди сомневаются в «метеоритной» версии, не предлагая ей, впрочем, разумной альтернативы. Культуролог Александр Цепко (на чью книгу «Арбитман – Перун – Осирис» и ссылается Р. Ахмирова) идет еще дальше: он склонен считать запуск камня делом рук какого-нибудь малолетнего озорника, а историю с небесным гостем рассматривать всего лишь как красивую выдумку – отголосок языческих верований древних славян, символ упрощенного обряда инициации будущего героя. Мол, данный эпизод может быть косвенно соотнесен с детским подвигом Геракла, задушившего пару змей в спальне Алкмены, или поступком юного Вайвасваты, проломившего пяткой небесную твердь в районе созвездия Гончих Псов.

Все эти остроумные логические построения, однако, разбиваются о реальные расчеты математиков и трасологов Смитсоновского института (США): камень мог прилететь только сверху, притом, как уже было замечено, на улице Гоголя нет ни одного высотного здания. Объяснить данный феномен с помощью инструментария культурологии невозможно. Если, конечно, не предположить, будто и сам Роман Ильич – полуфольклорный персонаж, наподобие Ильи Муромца, царя Итаки хитроумного Одиссея или Люка Скайуокера…

«Что упало и почему?» – вот второй круг вопросов, обсуждаемых нынешними полемистами. Среди оппонентов Романа Ильича, склонных к мистике апокалиптического свойства, популярна такая точка зрения: мол, то был камешек в праще Господней, предупреждение, которому Арбитман не внял и, когда вырос, пошел в политику.

«Некоторых людей может вразумить хороший удар по башке, а кое-кому и этого мало», – злобствует Григорий Хтырко, создатель книги «Проклятье Поволжья». По мнению астролога Аркадия Рухова, автора очерка «Мимо!», у небесного снайпера сбился прицел, в результате чего Арбитман не пострадал, а Россия вновь угодила в полосу затяжного кризиса. Прямо противоположной точки зрения придерживаются наиболее безудержные фанаты Романа Ильича, которые кучкуются вокруг сайта www.arbitmangeniy.com. Они уверены в том, будто бы некие темные силы, предвидя президентство Арбитмана в 2000 году и светлое будущее России, попытались сыграть на опережение и устроить покушение на саратовского трехлетку. Управлять движением небесных сил враги, понятно, не смогли, а потому прицельно сбросили мелкий метательный снаряд с самолета. Версия эта не без остроумия обыграна в «Кремлевском дозоре» Тимура Бекмам-бетова, где лично Люцифер, запершись в туалете «боинга», с подлой усмешкой роняет в унитаз платиновую запонку, и та, кувыркаясь с высоты (камера следует за запонкой до самой земли), пронзает голову младенчика ангельского вида.

Р. Медведев, автор книги «Арбитман в жизни», конечно же, – не фанат и не фантаст. Он благоразумно не впутывает в дело ни Бога, ни дьявола, ни Гомеостатическое Мироздание, однако гипотезу об упавшей детальке с какого-нибудь летательного аппарата считает вероятной. И зря. Да будет известно Рою Алексеевичу и его читателям, что все авиамаршруты – и «боингов», и «Антоновых» – над Саратовом (и в 1965-м, и в 2009-м) расположены далеко в стороне от улицы Гоголя. И даже если бы пилот вдруг отклонился от курса, он все равно оказался бы вне указанного квадрата. Версия о куске обшивки космического аппарата тоже несостоятельна: в середине 60-х над Землей летало ограниченное количество ИСЗ (орбита каждого сегодня известна), и запуски тех лет сосчитаны. Самой «подходящей» была бы пущенная с Байконура ракета-носитель «Восток 8А92», которая вывела на околоземную орбиту два советских разведывательных спутника – «Космос-66» и «Зенит-2». Да вот беда: запуск был осуществлен за день до саратовского происшествия, и 8 мая 1965 года один из спутников проходил в 197 км над Антарктидой, а другой над Шпицбергеном…

«А выжил ли мальчик?» – это самый странный из муссируемых вопросов. Ответить на него отрицательно – значит предположить, что метеорит поразил маленького Рому насмерть, и сразу после смерти ребенка подменили точно таким же трехлетним мальчиком, причем ни родители, ни окружающие ничего странного не заметили! (Дотошности ради напомним, что даже уфолог Георгий Ажажа, автор скандально известных книг о подменах людей инопланетянами, не фиксирует этого случая в своей обширной картотеке). Впрочем, значительное число комментаторов – среди них Юнна Беломлинская, Марина Титович, Владимир Глейзер и др. – настойчиво отвергают метеоритную версию на том основании, что-де после такого удара ребенок физически не смог бы уцелеть. Тут нам остается лишь вернуть читателя к приведенной в самом начале главы статистике и от более детального обсуждения уклониться…

По счастью, большинство вменяемых комментаторов не оспаривают того, что и метеорит был, и без божественного вмешательства обошлось, и мальчик выжил и даже со временем стал президентом России. Правда, ряд авторов с упорством, достойным лучшего применения, делают акцент на возможных физиологических последствиях детской травмы. Тут спектр мнений весьма широк; назовем некоторые из них – самые примечательные.

Русско-американский психиатр Николай Буянов, например, в книге «Голова президента А.» пишет о вероятном нарушении связей между мозговыми синапсами – отчего, мол, Арбитман, по всем законам его науки, обязан был страдать аутизмом, дислексией, параличом век, бессонницей или, в лучшем случае, синдромом навязчивых состояний (каким образом человек с таким букетом недугов исхитрился заниматься публичной политикой, нам неведомо).

Александр Коржаков, экс-начальник охраны Бориса Ельцина, в своих мемуарах старательно пугает читателя совсем иным. Оказывается, удар метеорита произвел в мозговой ткани Арбитмана некие необратимые изменения, благодаря которым Роман Ильич обзавелся таинственными и страшными парапсихологическими способностями – вроде тех, которыми якобы обладал «сибирский старец» Григорий Ефимович Распутин. Вообще фамилия «Арбитман» встречается в книге А. Коржакова более пятидесяти раз. Из текста можно сделать вывод, что прямыми своими обязанностями – то есть охраной Ельцина – Александр Владимирович был не чересчур перегружен: все свои главные успехи мемуарист сводит к временному отражению происков Романа Ильича, а все основные промахи списывает на козни Романа Ильича, которым, мол, нормальный человек, пусть и в чине генерал-полковника, с некоторых пор не мог противостоять.

Талантливый литератор, А. Коржаков от главы к главе нагнетает страсти, незаметно для себя переходя из жанра non fiction к жанру fiction, а затем и science fiction. Уже со страницы 50-й читателю мерещится, что он заглянул в мир то ли Стивена Кинга, то ли Говарда Филиппа Лавкрафта, и что древнее существо Ктулху – дошколенок по сравнению с Романом Ильичем, опутавшим Кремль своими липкими чарами уже к середине 90-х годов ХХ века…

К художественному творчеству бывшего ельцинского охранника нам, увы, еще не раз придется вернуться во второй части книги. А пока, чтобы закончить, наконец, с поднадоевшей «метеоритной» темой, вынуждены кратко упомянуть еще один поворот того же сюжета: надоедливый миф о приступах головных болей Романа Ильича, которые якобы мучили его начиная с 8 мая 1965 года.

За недостатком места обозначим лишь три наиболее популярных источника распространения данной версии. В своей книге журналистка Елена Трегубова то и дело именует Арбитмана «человеком с булыжником в голове», прозрачно намекая, что только приступы гемикрании, случающиеся всякий раз крайне не вовремя, помешали второму президенту России обратить мужское внимание на нее, нежную и удивительную. Головную боль президента как причину парадоксальных кадровых назначений называют политологи Гия Гагуа, Александр Калинин, Теодор Гринштейн и прочие авторы коллективного сборника «Экс-Б.Б.», посвященного недолгому премьерству Бориса Березовского. Сам Березовский, напротив, связывает именно свое увольнение с «тяжелой головной болью Романа Ильича, вызванной детской травмой». «Во время одного из таких обострений, – утверждает бывший премьер, – Арбитман и подписал, даже не читая, злополучный указ о моей отставке, подсунутый «доброжелателями» из Администрации президента…»

О степени достоверности мемуаров Б. Березовского, равно как и о подлинных причинах его возвышения и отставки мы еще расскажем, когда придет время. Пока лишь заметим, что хотя мозговая ткань – единственная, которая лишена нервных окончаний, инородное тело, застрявшее в коре, теоретически способно вызвать у человека сильные боли. Однако пресс-служба ЦКБ всего один раз, но недвусмысленно опровергла этот «диагноз» применительно к Арбитману. Кроме того, пишет видный клиницист Леонид Кудрявцев, «скрывать всю жизнь тяжелые головные боли проблематично, особенно в детском возрасте». Между тем ни родители Ромы, ни его одноклассники, ни педагоги в школе не замечали, чтобы мальчик жаловался хотя бы на легкую мигрень… Кстати, и на самого Рому все его десять школьных лет почти никто не жаловался.

Глава IV
Первый ученик

Сегодня на фасаде средней школы № 37 г. Саратова (ныне – общеобразовательный лицей № 37 им. Р. И. Арбитмана) красуется мраморная табличка: «Здесь в 1969–1979 гг. учился Роман Ильич Арбитман». Десять школьных лет будущего главы государства прошли в двух корпусах, расположенных в Мирном переулке.

«В отличие от большинства ровесников, Рома пошел в первый класс, умея читать и писать», – с пафосом извещает Р. Медведев. Ничего уникального, однако, в этом факте нет. Очень многие из тех, кого родители записывали в первые классы городских школ конца 60-х, уже так или иначе владели элементарными начатками грамотности; в старших группах детсада, например, знакомство ребенка с букварем и прописями считалось нормой. Другое дело, что юный Арбитман, научившись читать в четыре года и три месяца, к моменту поступления в школу успел освоить большое количество книг из родительской библиотеки. А поскольку хорошую детскую литературу в те годы приобрести было весьма непросто, выбор мальчика оказался до крайности пестрым.

Наряду с уже упомянутым «Пиноккио» Карло Коллоди, «Веселой семейкой» Николая Носова и «Денискиными рассказами» Виктора Драгунского в читательский рацион маленького Ромы попадали книги абсолютно не детские – вроде «В поисках фресок Тассили» французского археолога Анри Лота, «Будденброков» Томаса Манна или «Писем об историческом материализме» Фридриха Энгельса.

По мнению К. Исигуры, из работы Энгельса будущий российский лидер вполне мог почерпнуть довольно циничную мысль о «заместимости» любого из великих людей в историческом процессе («…если этого человека устранить, то появляется спрос на его замену, и такая замена находится – более или менее удачная… Если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы другой. Это доказывается тем, что всегда, когда такой человек был нужен, он находился: Цезарь, Август, Кромвель и т. д.»). Исигура проецирует эту мысль на политическую биографию нашего героя и делает вывод о том, что, мол, «Арбитман с детства приучился не ждать милостей от истории и не расслабляться на высоком посту: чуть что, тебя отодвинут другие и сделают твою же работу, только хуже».

Как обычно, японский ученый пренебрегает фактами в погоне за оригинальностью. Каким бы незаурядным ребенком ни был юный Арбитман, четыре года – еще не тот возраст, чтобы штудировать классиков марксизма всерьез. По собственному признанию Романа Ильича (интервью журналу «Time» 2007 года), брошюру Энгельса ему «удалось кое-как победить только за неделю, и запомнилось оттуда одно-единственное выражение – «денежный рынок»: я долго представлял себе рынок, где продаются деньги, как огурцы или картошка, и часто уговаривал папу с мамой туда сходить…»

Учеба в школе, с первого класса и до десятого, давалась мальчику легко. Лариса Александровна Кудряшова, первая учительница (1969–1971) будущего президента, вспоминала об Арбитмане как о «способном ребенке с богатым воображением». Однажды во втором классе на уроке чтения она предложила детям описать стихами обычную настольную чернильницу. И в то время как большинство первоклассников пытались запечатлеть школьную «непроливайку» в неуклюжих рифмованных ямбах и хореях, Рома (накануне прочитавший гомеровскую «Илиаду») воспользовался нерифмованным гекзаметром и сочинил «Прощание с чернильницей» – в духе сцены прощания Андромахи с Гектором. Мальчик предрек скорый закат чернильной эпохи в школе и повсеместный всеобщий переход с перьевых ручек на шариковые. И, надо заметить, оказался абсолютно прав.

Круг чтения Ромы в школьные годы был обширен и выходил далеко за пределы учебной программы. Светлана Новгородова, которая и поныне заведует библиотекой школы № 37, в феврале 2000 года продемонстрировала главному редактору журнала «Итоги» Сергею Пархоменко формуляр будущего российского лидера. «Кроме обязательных Льва Толстого, Александра Фадеева или Аркадия Гайдара, – с удивлением замечал Пархоменко, – здесь можно найти имена Федора Сологуба, Дмитрия Мережковского, Бориса Зайцева, Николая Гумилева и других авторов, которые в СССР были либо запрещены, либо полузапретны!..»

Сразу же вслед за выходом статьи в «Итогах» появилось несколько публикаций, чьи авторы называли формуляр «фальшивкой», «розыгрышем», «крапленой картой в предвыборной колоде». «Мне 65 лет, я пока еще не страдаю старческим склерозом, – раздраженно писал доктор исторических наук Николай Пятницын в «Советской России», – а меня уверяют, будто в 70-е годы обычный читатель обычной школьной библиотеки провинциального города мог получить на руки издания, которые и в крупнейших книгохранилищах Москвы и Ленинграда имелись в одном-двух экземплярах и не выдавались в читальный зал даже академикам без виз и согласований…»

Пафос г-на Пятницына понятен, но и школа № 37 была не вполне обычной. Фонд ее библиотеки на треть состоял из книг, некогда принадлежавших читальне Саратовского Дворянского собрания. По некоторым пунктам ежедневного меню школьная столовая могла посоперничать с местным рестораном «Волга», считавшимся тогда лучшим в городе. А если мы вглядимся в список педагогов, то обнаружим там известных людей – бывших или будущих москвичей.

Курс истории дореволюционной России читал, к примеру, совсем молодой тогда Алексей Венедиктов, еще не подозревавший об «Эхе Москвы». Химию в старших классах преподавал опальный Лев Федоров, в будущем видный деятель экологического движения и доктор химических наук, а в 70-е годы – еще младший научный сотрудник, со скандалом уволенный из Академии наук после статьи в «Nature» о реальной диоксиновой угрозе в СССР.

Особо следует упомянуть о том, что учителем литературы у Ромы Арбитмана был Георгий Волосевич, известный всей стране под псевдонимом Георгий Владимов: автора «Большой руды» и «Верного Руслана», будущего эмигранта и Букеровского лауреата, во второй половине 70-х фактически лишили заработка, перестав печатать в СССР и не позволяя получать деньги за зарубежные публикации. Лишь зарплата школьного преподавателя в течение нескольких лет (до выезда писателя в Германию) позволяла ему выжить. В московских школах писателя-диссидента категорически отказывались даже взять почасовиком, а вот в Саратове не побоялись принять в штат человека, который рассказывал на уроках о Владимире Набокове, Джордже Оруэлле, Иосифе Бродском и других писателях, чьи имена в советской прессе без бранных эпитетов не упоминались.

Желание Арбитмана идти после школы на филфак родилось, вероятнее всего, на уроках Волосевича-Владимова и под его влиянием. И именно своему школьному учителю четырнадцатилетний Рома обязан двумя сильнейшими литературными впечатлениями юности: мальчик прочел в самиздате «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына и «Властелин колец» Д. Толкиена. «Оба этих впечатления у меня удивительным образом наложились и переплелись, – позднее рассказывал Роман Ильич в уже упомянутом интервью журналу «Time». – Орки слились с вохрой, Саруман – с Абакумовым, а Саурона я представлял себе не иначе, как в сталинском френче и с трубочкой в зубах…»

Разумеется, любой другой директор, в провинции или в Москве, давно поплатился бы должностью и за гораздо меньший либерализм, но многолетний рулевой саратовской 37-й школы Самуил Рувимович Брук был личностью уникальной, неприкосновенной. Звездочку Героя Советского Союза Самуил Брук получил за то, что после гибели майора Цезаря Куникова в феврале 1943 года сам возглавил легендарный морской десант под Новороссийском и удерживал плацдарм, позже названный «Малой землей».

До сих пор мы не знаем, действительно ли десантники Брука спасли от плена начальника политотдела 18-й армии полковника Леонида Брежнева, отбив немецкое контрнаступление в районе Станички. Одно несомненно: все 60-е и 70-е, вплоть до ноября 1982 года, любые попытки саратовского обкома КПСС и местного управления КГБ выгнать непослушного Брука (или хотя бы с почетом проводить его на пенсию) разбивались о категорический запрет Москвы – притом запрет на столь высоком уровне, какой только можно себе представить в СССР.

Ученики боготворили директора, называя его за глаза «дядей Сэмом». Только в 37-й школе ношение школьной формы не считалось обязательным, длина волос и юбок не регламентировалась, а «трудовая четверть» не была императивом (другое дело, что от работы в июне никто обычно не отказывался: уже начиная с шестого класса школьник мог заработать небольшие, но реальные деньги, а не клянчить их у родителей или экономить на школьных завтраках).

Единственный концерт Владимира Высоцкого в Саратове конца 60-х был личной заслугой Самуила Рувимовича – он же и отвел удар от актера, когда областная газета «Коммунист» разразилась гневной статьей «О чем поет Высоцкий?» С тех пор Владимир Семенович считал директора 37-й одним из немногих личных друзей и всегда откликался на его просьбу провести на спектакль лучших учеников из школы Брука (Роману Ильичу повезло попасть на Таганку дважды – на «Гамлета» и на «Вишневый сад»).

Рассказывают, что Самуил Рувимович был еще и единственным саратовцем, кому фронтовая закалка помогла перепить Высоцкого в компании; на восемнадцатом тосте бард признал поражение и вынужден был пропустить один круг. Названный факт отражен в песенке Высоцкого с веселым припевом «А гвинеец Сэм Брук обошел меня на круг…» – якобы не о застолье, а о состязаниях по бегу. Кстати, и в спорте Самуил Рувимович, несмотря на возраст и ранение, был в школе не из последних и мог заменить заболевшего учителя физкультуры. А еще Брук, историк по образованию, стал прототипом учителя Мельникова из фильма режиссера Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника».

Готовясь к съемкам, сценарист Георгий Полонский и исполнитель главной роли Вячеслав Тихонов специально приезжали в Саратов, чтобы познакомиться с директором и посидеть на уроках. «Как говорят, знаменитую фразу из школьного сочинения «Счастье – это когда тебя понимают» Георгий Полонский не придумал, а подсмотрел в тетради будущего президента России», – пишет Р. Ахмирова. Это, разумеется, не более чем красивый вымысел: в 1968 году, когда снимался фильм, Роману Ильичу было всего шесть, и он еще не поступил даже в первый класс…

Большинство биографов второго президента России рассматривают его школьные годы сквозь призму дальнейших свершений. «Знания, полученные в школе, – читаем, например, у А. Филиппова, – пригодились Арбитману на высшем в стране государственном посту. Отличные успехи в географии помогли Роману Ильичу стать лучшим посредником в дни «косовского кризиса» (в частности, российский президент в трудную минуту подсказал своему американскому коллеге, где на карте мира находится Иран, а где – Ирак). В печальные сентябрьские дни 2004 года «пятерка» по математике позволила Арбитману максимально быстро и наименее болезненно для российского бизнеса сформировать внебюджетный фонд для экстраординарных целей. По физике у Романа Ильича тоже были отличные оценки, и недаром как раз в «славное арбитмановское восьмилетие» физики нашей страны – Алферов, Гинзбург, Троепольская, Идиятуллин, Кошара – получили несколько Нобелевских премий».

Автор книги «Арбитман и его эпоха», конечно же, чересчур гиперболизирует: принимая важные внешнеполитические или экономические решения, глава государства больше полагался на квалификацию своих советников, чем на знания из школьного курса. Да и впрямую влиять на решения Нобелевского комитета даже президент великой державы едва ли способен.

С другой стороны, Арбитману вполне можно поставить в заслугу уже то, что при нем ассигнования на теоретические исследования возросли вдвое, а главное, правительство не вмешивалось в компетенцию РАН и не посягало на финансовую самостоятельность отраслевых институтов Академии. А в России если начальство не чинит препятствий, то оно уже помогает. Ведь недаром именно в Институте физических проблем им. Петра Капицы в первые же годы XXI века было сделано несколько знаменательных открытий, которые существенно продвинули вперед космические исследования.

Объективности ради отметим еще один важный сюжет. В сборнике 2000 года «Ученик, который стал Президентом» можно найти, помимо пространных мемуаров учителей физики, географии, истории и английского языка, еще и краткое интервью с Верой Князевой, преподававшей в 37-й школе пение и музыку. «Голос у Ромы был замечательный, а слух абсолютный, – вспоминает учительница. – На моих уроках он ни разу не сфальшивил, не запнулся…»

Прервем цитату. Перед нами либо результат аберрации памяти восьмидесятилетней женщины, либо случай гипертрофированной (до абсурда) лояльности, либо проявление конформизма журналиста, готовившего сборник к печати. Если бы оценки по пению ученикам шли в аттестат, золотой медали Арбитману никогда не увидать – несмотря на благожелательность директора. Пение было единственной школьной дисциплиной, в которой будущий президент не достиг ни малейших высот. Милосердная «четверка», которую выставляли Арбитману с учетом заслуг по остальным предметам, в реальности весила чуть больше двух баллов. И певческий голос, и музыкальный слух, и память на слова всенародных хитов у Ромы отсутствовали напрочь. В таких случаях в народе говорят: «Медведь на ухо наступил…»

Позволим себе экскурс в будущее. В апреле 2008 года, подводя первые итоги правления Романа Ильича, его сторонники с гордостью утверждали: все восемь лет Арбитман был последовательным сторонником гласности в России; под давлением Кремля не была закрыта ни одна телепередача на центральных каналах. О том же говорится и в статье Мал-кольма Такера «Свободный эфир»: «В общении с прессой, в том числе электронной, президент Арбитман преподал урок подлинной демократии, без примеси авторитаризма…»

Увы, это утверждение истинно не на все сто процентов: по крайней мере одна передача уж точно была закрыта в первый же год президентства Арбитмана – не по приказу главы государства лично, но под мягким давлением Кремля. Речь идет о программе Валдиса Пельше «Угадай мелодию». Сам Валдис Янович и поныне сохраняет молчание, избегая интервью, однако журналист А. Колесников сумел разговорить телеоператора с ОРТ, и тот поведал о записи новогодней программы в начале декабря 2000 года. Среди участников передачи – актеров, звезд эстрады, топ-моделей – находился сам президент Арбитман, к финалу игры установивший своеобразный антирекорд: из 20 предложенных мелодий он узнал всего три. Среди угаданных были «В траве сидел кузнечик», «Боже, царя храни!» и «Арлекино», но и в последнем случае Роман Ильич перепутал мелодию припева, да к тому же назвал героя Чипполино.

В числе неузнанных, увы, оказалась мелодия тогдашнего гимна России (музыка М. Глинки). «Глава государства покинул «Останкино» в крайне дурном расположении духа, – комментирует А. Колесников, – запись размагнитили, новогоднюю передачу переписали уже в другом формате, но осадок остался». Точно неизвестно, когда начались и сколько продолжались консультации Кремля с депутатскими фракциями, но в конце декабря того же года президент, выступив в Думе, озвучил предложение поменять существовавший гимн России на другой – вместо «Патриотической песни» утвердить «Боже, царя храни!» (музыка А. Львова) как более доходчивый и запоминающийся.

Думские коммунисты поначалу встретили идею Арбитмана в штыки. И по сей день не утихают версии о том, что в первый год после выборов Роман Ильич всерьез лелеял идею восстановить царское правление и чуть ли не объявить себя помазанником. Но, как видим, у этой истории более очевидный бэкграунд, не имеющий отношения к реставрации монархии.

Историки М. Такер и К. Исигура дружно сходятся во мнении о том, что кандидатура баснописца Сергея Михалкова как автора нового текста гимна (вместо прежних стихов В. Жуковского) была предложена администрацией президента, чтобы утихомирить коммунистов и всех тех, кто ностальгировал по СССР. «Правда, – с иронией замечает в этой связи А. Колесников, – каков был михалковский гимн в полном виде, публика так и не узнала (по слухам, там присутствовали слова «орел», «знамя», «время», «пламя», «племя» и др.). Роман Ильич, получив текст, быстро понял, что сам он выучить его не в силах и нечего мучить других. А потому распорядился оставить только первую строчку, разрешив вместо остальных петь «ля-ля-ля»; выход и простой, и мудрый».

Как все мы теперь знаем, окончательный вариант выглядит так: «Боже, страну храни, / Ля-ля-ля-ля-ля-а-а,/ Ля-ля-ля-ля-а-а,/ Ля-ля-ля-ля-а-а-а-а!». Это первый наш гимн, слова которого не требуют заучивания. «Президент принял нетривиальное, но эффективное решение, – имел мужество признать депутат Госдумы от КПРФ Василий Шандыбин. – Хоть мы и оппонируем компрадорам и комбатантам из Кремля, в данной ситуации вердикт Арбитмана отвечал фундаментальным интересам всех социальных страт…» Вторила парламентарию и экс-чемпионка мира по синхронному плаванью Мария Киселева: «Роман Ильич облегчил нам жизнь. Раньше исполнение гимна на пьедесталах почета было слабым звеном в процедуре награждения наших олимпийцев, а теперь мы можем петь в полный голос». Как видим, истоки некоторых судьбоносных решений президента Арбитмана и впрямь находятся в его школьном прошлом.