Текст книги "Кодекс"

Автор книги: Лев Гроссман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

7

Эдвард промокнул лоб. В кафе было жарко, хотя Маргарет этого, кажется, не замечала. Нисколько не разгоряченная и совершенно спокойная, она продолжала своим профессиональным лекторским голосом:

– Ни слов, ни изображений, сплошная чернота. Необычный прием, очень литературный, даже новаторский. О нем довольно часто писали. Стерн позаимствовал его и вставил черные страницы в своего «Тристрама Шенди», хотя никто, по-моему, не доказал с полной определенностью, что он читал «Странствие». Неизвестно, что означает этот символ и означает ли он что-нибудь вообще. Ключей для расшифровки недостаточно – на этом кончается первый фрагмент.

Второй, очень короткий, начинается с того, как наш лорд вернулся домой. Мы не знаем, что стряслось с ним на черной странице и что случилось потом, – ясно лишь, что прошло какое-то время. Его спутников скорее всего нет в живых, и поиски Часовни Роз, видимо, ни к чему не привели. Что до Священного Грааля, рыцарь забыл о нем напрочь. Он лишь тень себя прежнего, скелет, болтающийся в просторных доспехах.

Но это еще не самое худшее. Родной замок за время его отсутствия сровняли с землей. Кто-то из его врагов воспользовался случаем и предпринял осаду. Рыцарь видит перед собой груды битого камня и опаленную землю. Жена и ребенок погибли. Захватчик хотел учинить насилие над женой лорда, но ангел явился и умертвил ее.

– Как это? – Эдвард чуть не поперхнулся вином. – Зачем?

– Чтобы уберечь ее от греха.

– Что за дурь. Нет бы захватчиков убить – логичнее было бы.

– Действия средневекового Бога загадочны.

– Мягко говоря, – хмыкнул Эдвард. – А дальше что было?

– Лорд бурно предается своему горю. В детали можно не вдаваться, потому что здесь кончается вторая часть.

Часть третья затрагивает тему божественного промысла. Это наиболее академический, теоретический фрагмент из всех пяти и самый длинный, длиннее всех четырех, вместе взятых. В чем-то он сходен с дантовым «Раем» – не столько повествование, сколько попытка очертить Weltanschauung ^[20]автора. Третья часть начинается со скитаний лорда, одинокого и снедаемого раскаянием. Он думает, что Бог проклял его. Он живет под открытым небом, спит на опавшей хвое и купается в холодных реках. К нему присоединяется рыцарь-олень – да, именно он, – все еще хромающий после нанесенной ему рыцарем раны. Теперь они ведут себя как старые друзья. Как два солдата вражеских армий после окончания войны, по-настоящему понимающие друг друга.

Вместе они удаляются в хижину отшельника на вершине горы, где ведут квазисократовский диалог. Длинный пассаж о толковании снов почти целиком взят из Макробия, из «Комментария на „Сон Сципиона“» ^[21], – средневековые авторы не знали предрассудков относительно плагиата. За разговором рыцарь-олень произвольно меняет свой облик, делаясь то человеком с головой животного, то животным с головой человека, под настроение. Они обсуждают множество тем: космологию, теологию, герметику и особенно эсхатологию, то есть теории, относящиеся к концу света. Если свету настанет конец, как мы узнаем, что конец уже настал? Возможно, это уже случилось, и мы продолжаем жить после этого? Возможно, это и есть ад? Или, хуже того, рай? Первое слово здесь принадлежит рыцарю-оленю как существу мистическому, но и лорд добавляет немало ценного. Однажды он с горечью замечает – тут читателю явственно подмигивает восемнадцатый век, – что, будь он персонажем романа, его не волновало бы, чем закончится его история, ибо никакая награда, даже царство небесное, не могла бы возместить ему потерю жены и ребенка.

Эдвард начинал получать удовольствие от ее рассказа. Все это так отличалось от того, к чему он привык. Есть же люди, которые все свое время посвящают только чтению и пересказу прочитанного. С одной стороны, такие занятия кажутся смешными, с другой – куда более важными, чем его работа. Вернее, прежняя работа.

– Четвертая часть – самая проблематичная, и писали о ней больше всего, хотя не думаю, что комментарии помогли хоть немного ее прояснить. Ее стиль отличен от всего остального «Странствия». Это похоже на сон, или галлюцинацию, или один из гротесков Босха. Трудно поверить, что четвертая часть принадлежит тому же автору: повторы и склонность к насилию отражают скорее детское сознание, а если это писал взрослый, то он близок к психическому расстройству.

Лорд возобновляет свои приключения, хотя больше не ставит перед собой никакой цели. Он просто блуждает…

Маргарет, не зная, видимо, как построить рассказ дальше, вздохнула и по-девчоночьи, совсем нехарактерно для себя, дунула на свою челку.

– Текст начинает повторяться почти навязчиво. Лорд убивает одно чудище за другим: великанов, демонов, драконов, все снова и снова. Иногда он убивает одно и то же чудовище дважды или трижды. Время описывает двойные и тройные круги. Порой повествование переходит в простой перечень противников, убитых или спасенных, не имеющий никакой связи с сюжетом.

В один прекрасный момент нам сообщают, что лорд женился вторично, отстроил свой замок, и у него снова родился сын. Он стареет, довольный жизнью, а рассказ продолжают приключения его сына, предпринявшего собственный поход. Но вот сын мужает и превращается в своего отца, который встречает рыцаря-оленя и начинает охотиться на него, – в общем, сюжет тоже движется по кругу. Время заглатывает собственный хвост. Однако на этот раз рыцарь добивается успеха, находит Часовню Роз, и его тут же принимают в рай.

Но блаженство недолговечно. Рыцаря выкидывают с небес из-за какой-то мелкой теологической погрешности, насколько я это понимаю. На земле он ожесточается и мстит: возобновляет охоту на рыцаря-оленя, убивает его и съедает его мясо. – Эдвард скривился. – С этого места текст точно с ума сходит. Люди умирают и возвращаются к жизни без всякого резона. Сам лорд совершает самоубийство, вспоров себе живот мизерикордией – это такой тонкий кинжал, – но некий злобный, саркастический ангел насильственно воскрешает его. Рыцарь-олень тоже оживает – он немного обижен на то, что его убили, и заявляет лорду, что жизнь – только сон, рай – единственная реальность, и не надо воспринимать все слишком всерьез. Громадные рати бьются непонятно из-за чего, но описано это в мельчайших подробностях. Автор, точно маленький мальчик, расставляет и сшибает игрушечных солдатиков раз за разом. Мы улавливаем мимолетные картины края, опустошенного войной и чумой.

В конце концов фабула снова закладывает петлю, и мы возвращаемся к роковой охоте на рыцаря-оленя – в буквальном смысле. Целые пассажи из первой части повторяются дословно, и поэма становится слепком с себя самой. Рыцаря-оленя, как и прежде, загоняют в глухое ущелье, откуда он в панике выбегает. Герой, по-видимому, сознает, что все это уже было, но бессилен изменить ход событий. Рыцари снова входят в ущелье, и опять мы не знаем, что они там находят, ибо на этом заканчивается четвертая часть.

– Тьфу ты, опять облом. – Эдвард посмотрел на часы – скоро шесть. Если это затянется, мимолетно подумал он, она сдерет с меня как за полный час. – Перейдем к пятой.

Маргарет продолжила с той же невозмутимостью:

– В ее начале лорд пересекает океан на лодке без весел, паруса и руля. При этом он верит, что Бог благополучно приведет его к берегу. Проходит время. Он заплывает далеко на север, и вокруг высятся ледяные горы. В море плещутся арктические киты – белухи, нарвалы и кашалоты. Кольридж позаимствовал отсюда несколько строк для своего «Старого моряка»: «Меж снежных трещин иногда //Угрюмый снег блеснет; //Ни человека, ни зверей, – //Повсюду только лед» ^[22].

Средневековые писатели часто вставляли в свои произведения эпизоды из классиков, и наш рассказчик пользуется случаем, чтобы привести пару историй из «Одиссеи», о сиренах и вкушающих лотос, не знаю уж для чего. Пересказывает он также историю Паоло и Франчески – о женщине, которая стала любовницей своего деверя, читая с ним вместе книгу. Муж является и убивает обоих. Этот сюжет был достаточно популярен – и Данте, и Боккаччо представляют нам свои версии, – но Гервасий своевольно приделывает к своей хороший конец: любовники спасаются бегством и живут долго и счастливо.

Наконец рыцарь пристает к берегу пустынной земли. Все, что он видит там, – это уходящие вдаль песчаные гряды, занесенные снегом. Песок окрашен в чугунный цвет. «Ни града, ни дома, ни древа, //Ни куста, ни травы, ни доброй земли». Рыцарь идет в глубь суши. Гервасий посвящает целый раздел странным свойствам тамошнего освещения – свет, слабый, бледный, будто бы неземной, тревожит рыцаря. Наконец он находит место, где обитают люди, и те называют себя киммерийцами – помните название книги?

В Киммерии, говорят они, царят вечные сумерки – не день и не ночь. Это суровый, холодный, малонаселенный край. Рыцарь путешествует по нему, и мы видим эту страну его глазами. Жители выкапывают в пищу коренья и разводят лохматых овец. Здесь струятся ледяные ручьи, и рыцарь натыкается в ложбине на застывший труп женщины. Находит он также разрушенный город с далеко раскиданными камнями. Приходит на поле с заснеженными бороздами и сравнивает его с чередованием строк и пробелов на рукописной странице.

Этим и заканчивается пятая часть, по сути, очень скудная. Она, как и все остальные, насыщена тоской и меланхолией, но видимой причины для этих чувств нет. Местами она определенно содержит аллюзии на дантов «Ад». Это, кстати, еще один повод сомневаться, что книга написана Гервасием Лэнгфордским, – в Англии, насколько я знаю, Данте тогда прочел один только Чосер.

Маргарет опустила глаза на недопитый стакан с кофе, Эдвард крошил остатки пирожного. По узкой улице ехал, пыхтя, тяжелый грузовик, на время загородивший солнце.

– Ну и какой, по-вашему, во всем этом смысл? – спросил он.

– Какой смысл? Не знаю. Если брать «Странствие» как продукт средневекового мышления, то это, возможно, религиозная аллегория. Путь души от греха к благодати. Может быть также политический подтекст – узурпация, бедственное положение крестьян. Кроме того, эпидемия чумы должна была глубоко затронуть психику Гервасия. Вероятно, он жил, мучимый чувством вины и стыда за то, что уцелел среди стольких смертей, – и боялся, что чума еще вернется и заберет его.

– А киммерийцы? Они кто такие?

– Да никто. Существовало вообще-то кочевое племя с таким названием. В Малой Азии, около 1200 года до нашей эры.

– Значит, они все-таки жили на, свете.

– Разумеется. – Она улыбнулась уголком губ. – Современное название «Крым» происходит от Киммерии. Но историческая реальность далеко не так интересна, как литературная. По классической традиции киммерийцы считались легендарным народом, обитавшим в стране вечных сумерек.

Овидий упоминает о них в своих «Метаморфозах», и Улисс в «Одиссее» тоже посещает эту страну. В космологии классических мифов мир омывает река Океан. Киммерийцы живут на другом ее берегу, и дальше Киммерии находится только Гадес, царство мертвых. Плиний помещал Киммерию в Италии, где будто бы находился вход в подземный мир, но автор «Странствия» комбинирует или объединяет Киммерию с Ультима Туле, легендарной северной оконечностью мира.

У дверей завязался спор между метрдотелем и посетителем, желавшим войти в кафе с собакой. Маргарет пристально смотрела на Эдварда – возможно, просто ждала, когда он ее отпустит.

– Как может выглядеть эта книга? Если допустить, что она существует на самом деле?

– Если говорить о формате, – рассудила она, сложив пальцы домиком, – то это кодекс. Написанный скорее всего на пергаменте, не на бумаге. Переплет деревянный, обтянутый кожей. Манускрипт, разумеется – книгопечатание изобрели только лет через сто, – выполненный готическим шрифтом. Очень трудный для прочтения, если речь о неспециалисте. В остальном «Странствие» ничем не должно отличаться от других книг того времени. Книга тогда создавалась как теперь кино: для этого требовалось много времени, много денег и много людей с различными навыками. Надо было запастись пергаментом, перьями и чернилами. Нужен был писец, чтобы переписать текст, затем иллюстратор, затем переплетчик и так далее.

Официант, проходя мимо, деликатно оставил на столике счет.

– А Гервасий мог себе это позволить?

– Возможно, – пожала плечами она. – Выходец из верхнего слоя среднего класса, служивший в знатном доме… да, возможно. Но что касается самого текста… не знаю, как вас убедить, да вы и не хотите, чтобы вас убедили, но он написан не человеком средневековья.

Эдвард, поджав губы, кивнул. Она верит в то, что говорит, и, вероятно, права. Зачем бы она стала вводить его в заблуждение? Если на то пошло, ей выгодно продолжать встречи с ним. Он испытывал разочарование. В какой-то момент он, сам не зная почему, стал хотеть, чтобы книга оказалась настоящей. Эдвард достал бумажник.

– Как вы думаете, что все-таки случилось с рыцарями? В том ущелье, в конце первой части?

– Много чернил пролилось над этой черной страницей – извините за каламбур. – Маргарет поболтала осадок в стакане, не препятствуя Эдварду оплатить счет. – О ней целая книга написана. Кэпшо, «Зримая тьма». Фрейдисты считают ее материнским чревом, или анусом, или могилой, или всем сразу. Марксисты говорят о развитии капитализма в Англии и приближении литературы к массам. Особенно эта тема популярна у деконструкционистов. Чем только эту черную страницу не называли. Типографской ошибкой, картой Африки, протестом против Прагматической Санкции 1713 года ^[23].

– А вы сами какого мнения?

– Никакого. – К Маргарет вернулось прежнее безразличие. – Это не моя область.

– Ладно. – Эта девица начинала его утомлять. Хотелось остаться одному и подумать, а еще лучше – не думать ни о чем. Молодая пара за соседним столиком, на вид юристы, спорила яростным шепотом. – Может, закончим на сегодня? Вы сейчас домой, в Бруклин? – Она потрясла головой. – Все равно возьмите такси и попросите квитанцию. В следующий раз я поведу вас смотреть коллекцию, если Уэнты согласятся, конечно. Вы как?

– Хорошо, – сказала Маргарет, не проявив ни нежелания, ни энтузиазма. Она встала, и он следом за ней вышел на улицу. Было около половины седьмого, но солнце еще светило вовсю.

– Может быть, я… – А нужно ли? Он неопределенно махнул в сторону Ист-Сайда, одновременно высматривая такси.

– Мне в Колумбийский. – Она повернулась и пошла к метро, покачивая сумкой на ремешке.

– Минутку, – окликнул ее Эдвард. – Вы назвали эту книгу кодексом. Что это означает?

– Кодекс… – Она остановилась вполоборота к нему. Необходимость дать определение столь очевидной вещи не вывела ее из равновесия. – Кодекс есть кодекс. В отличие от свитка, восковой таблички или камня с выбитыми на нем словами. Собрание печатных или рукописных страниц, сшитых и переплетенных. Книга в вашем понимании.

8

Два дня спустя, в теплую, но ненастную погоду, Эдвард встречал Маргарет у дома Уэнтов. Гроза висела в воздухе, хотя дождя еще не было. Из портфеля Маргарет торчала ручка зонта, волосы она убрала под черепаховый берет. При своей худобе и бледности она могла бы выступать в шоу стиля «готика», если бы захотела, – но, по всей видимости, не стремилась к этому. Он провел ее мимо швейцара, который его уже знал и сказал, улыбаясь в густые усы:

– Можете!

В лифте Эдвард, прочистив горло, заметил:

– Мне, наверно, следовало предупредить их, что вы придете. Но вы не беспокойтесь. Держитесь любезно с Лорой, и все. Она у них работает Пятницей.

– Спасибо, – сухо ответила она. – Я нисколько не беспокоюсь.

Они вышли из лифта в тихую, пустую квартиру и на пути к винтовой лестнице никого не встретили. Из окон падал приглушенный серый свет наподобие лунного.

Раньше Эдвард не обращал на эту лестницу особого внимания, но теперь взглянул на нее глазами Маргарет и увидел, что это настоящее чудо. Образчик старого нью-йоркского модерна, литой чугун с завитушками в стиле Обри Бердсли ^[24]. Должно быть, она весит не меньше тонны. Маргарет шла позади, не задавая вопросов, и терпеливо ждала, пока он открывал дверь и отыскивал в темноте торшер.

Странное чувство, словно он привел девушку домой, чтобы познакомить ее с родителями, – учась в колледже, он старался делать это как можно реже. Он с облегчением увидел, что оставил книги в относительном порядке. Они лежали на длинном столе ровными разноцветными стопками – модель города, застроенного миниатюрными небоскребами. Он включил компьютер, а Маргарет подошла и взяла сверху первую попавшуюся книгу – в твердой, зеленой как мох обложке довольно современного вида. Маргарет осмотрела ее, не открывая, со всех шести сторон, ловко вертя книгу бледными тонкими пальцами, потом осторожно открыла, держа на ладони, и перелистнула несколько страниц. Нагнула голову и понюхала томик на центральном сгибе своим длинным породистым носом.

– Ее мыли, – недовольно сморщилась она. – Обработали средством от насекомых. Мерзкая французская практика, портит бумагу. Следовало бы запретить.

Она стала осматривать корешки всех книг по порядку, тщательно и не торопясь. Казалось, что она совершенно забыла о присутствии Эдварда. Дойдя до деревянного футляра старинной книги, которую он распаковал в свой первый день, она остановилась. Футляр лежал в самом низу высокой стопки. Не успел Эдвард предложить свою помощь, она сняла все верхние тома и привычным движением переложила на пол. Они оставили пыльные следы на ее платье, но она, как будто и не заметив этого, открыла футляр.

– Что вам известно вот об этом? – после долгой паузы спросила она.

– Ничего. – Эдвард откашлялся. – Ума не приложу, как ее открыть.

– А в каталоге что сказано?

– Нет его, каталога. То есть я сам его составляю, но до этой книги еще не дошел.

Она взглянула на него. Из окон света не проникало – комнату освещали только торшер и призрачное сияние монитора.

– То есть эта книга не описана?

– Насколько я знаю, нет.

– И эти все тоже нет? – Она обвела рукой книги на столе.

– О них больше никто не знает, если вы это подразумеваете. – Эдвард небрежно прошелся по клавишам, открыв созданный им файл. – Я один этим занимаюсь, потому и пригласил вас.

– Каким каталожным стандартом вы пользуетесь? AACR? ISBD?

– Убейте не знаю, – потряс головой он.

Маргарет потрогала деревянный футляр и вздохнула.

– Весьма необычная ситуация.

– Это еще не все. Посмотрите-ка вон туда. – Эдвард показал на неоткрытые ящики в другом конце комнаты.

Рассмотрев, куда он показывает, она подошла и заглянула в единственный открытый ящик, почти опустевший – только на дне осталось несколько тяжелых томов. У нее немного истерически перехватило дыхание, но она тут же взяла себя в руки и превратила предательский звук в кашель.

– Маловероятно, – сказала она, повернувшись лицом к Эдварду, – чтобы такая большая и такая старая коллекция оставалась полностью некаталогизированной. Где-то должны быть записи.

– Может, вы и правы, но зачем они тогда меня наняли?

– Не знаю. Но документы должны быть. Сопроводительная накладная, счета с аукционов, страховка, квитанции об уплате налогов. Такая библиотека не может пройти сквозь годы невидимой и нетронутой, не оставив никаких следов. Следы, отпечатки пальцев, обязательно должны быть. Как давно эти книги находятся здесь?

– Они приехали из Англии на пароходе перед самой Второй мировой.

Эдвард пересказал то, что узнал в первый день от Лоры Краулик. Маргарет, слушая его, выдвинула ящик стола.

– Что вы ищете? – спросил он.

– Надо вскрыть все остальные ящики, прежде чем двигаться дальше. – Она скрестила руки. – Документация, возможно, лежит в одном из них.

– Ладно. – Об этом Эдвард не подумал. Он взял отвертку с места, где оставил ее, и протянул Маргарет. Баланс власти переместился, и не в его пользу.

– Вытрите пыль с полок, – сказала она. – Нам понадобится много места.

Эдвард принес наверх алюминиевое ведро с теплой водой, пластмассовую бутылку жидкости «Джой», два рулона бумажных полотенец и нераспечатанный пакет с новенькими желто-зелеными губками. Всем этим снабдила его уборщица, увидев, как он роется под раковиной в одной из ванных. Маргарет уже открыла очередной ящик и вынимала из него книги. Он поставил ведро с металлическим лязгом, и она подскочила.

Они молча работали в полумраке библиотеки. Он слышал потрескивание старых винтов в мягком дереве и стук, когда Маргарет бросала их на пол, слышал ее дыхание, слегка участившееся от физических усилий. Сначала он пытался поддерживать разговор, но потом решил, что ей будет удобнее, если они помолчат. Обмакнув губку в мыльную воду, он плюхнул ее на первую полку. Толстый слой маслянистой пыли снялся одним махом. По-своему это было интересно. Он каждый свой день проводил в помещениях, где убирались другие – кто-то выносил мусор, пылесосил ковры и драил унитазы, пока он отсутствовал или, отводя глаза, говорил по телефону. Он подумал о женщинах, которые совершали обход его офиса в предутренние часы, переговариваясь на испанском, португальском, украинском, толкая перед собой свои серые пластиковые тележки. По-английски они, похоже, знали только «извините». Может, на родине они имели докторскую степень по микробиологии, а дома после работы писали блестящие romans fleuves ^[25]на своих родных языках?

Когда он вымыл целую секцию полок, вода в ведре стала серой. Он протер их бумажными полотенцами. Маргарет, ловко орудуя отверткой, продолжала работать с ящиками.

– Нашли что-нибудь?

Она покачала головой и спросила, не оборачиваясь:

– Кто такой Краттенден?

– Кто-кто?

– Краттенден. – Несмотря на прохладу, она вытерла лоб сгибом кисти. – Эта фамилия стоит на всех корабельных наклейках.

– Понятия не имею. Предшественник Краулик, наверно, – а может, нескольких Крауликов.

– Краулик?

– Ну да, Лора. Секретарь, которая принимала меня на работу. Я вам не сказал, но Уэнты здесь нечасто бывают. Присутствуют, так сказать, незримо. В основном они, кажется, проводят время в своем поместье Бомри. А тут всем заправляет Лора.

– Бомри? – взглянув на него с любопытством, повторила она.

– Это их вотчина. Они аристократы, а может, особы королевской крови. Герцог и герцогиня Бомри.

– Вот оно что, – протянула она, будто он, сам того не ведая, дал ей какой-то ключ.

– А что?

– Гервасий Лэнгфордский состоял на службе у герцога Бомри.

– Вы ж говорили, у графа.

– Это одно и то же лицо. Один человек, согласно английской системе, может носить несколько титулов. Впоследствии Эдуард III сделал графа Лэнгфордского первым герцогом Бомри. У Эдуарда был пунктик на герцогствах, может, потому, что он сам их и ввел.

– Ага. Значит, это не такая уж и лажа – насчет книги?

– Полная. Но теперь мне стало понятнее, почему они думают, что у них есть Гервасий.

Она снова начала вынимать книги из ящика, складывая их на полу.

– Может быть, вы поставите книги со стола на полки, которые уже вытерли?

– Есть.

Он полностью занял три с половиной полки, воздвигнув неровный частокол из коричневых, зеленых, синих и охряных корешков, поблескивающих кое-где серебром и золотом, как освещенные окна. Маргарет оставила ящики и уже разворачивала что-то на освобожденном столе. Книжечка, чуть больше карточной колоды, имела коричневый гладкий переплет, весь в трещинах, точно ее покрыли глазурью и поставили в печь. Маргарет уложила ее на стол осторожно, как подбитую птичку.

– Книги нужно описывать правильно. Вам лучше научиться, раз уж вы собираетесь заниматься этим. – Она достала из сумки блокнот и карандаш. – Библиографическое описание состоит из четырех частей. Заголовок и титульный лист; переплет; колляция и колофон ^[26]; наконец, содержание книги. Начнем с заголовка.

Говоря, она быстро писала что-то в блокноте. Эдвард заглянул ей через плечо. У нее был аккуратный, остроконечный архитекторский почерк:

Джонсон Сэмюэль. Путешествие на Западные острова Шотландии. 1775.

– Теперь титульный лист.

[в двойной рамке] ПУТЕШЕСТВИЕ | НА | ЗАПАДНЫЕ | ОСТРОВА | ШОТЛАНДИИ | [эмблема издателя] | ЛОНДОН | Напечатано на Стрэнде для У. Стрэхена и Т. Кэделла. | MDCCLXXV.

– Теперь переплет.

Овца на досках под мрамор, покороблен, форзац коричневый.

– Овечья кожа, мягкая и очень дешевая, – добавила Маргарет. – Видите, как потрескалась на сгибах?

Она занялась книгой детально: измеряла ее, исследовала формат, заголовки, нумерацию страниц. В итоге у нее получилась замысловатая формула с греческими буквами и верхними индексами:

𠲧 ⁴А ²В-C ⁴χ ² D-G ⁸2χ ⁴H-M ⁸3χ ¹

– Совершенно необычайная колляция, – с удовлетворением объявила она.

Маргарет проделывала это с полной сосредоточенностью и почти механически, все время комментируя свои действия тоном производящего вскрытие патологоанатома. Эдвард очень быстро упустил нить, но притворялся, что внимательно слушает. Процесс описания так поглотил Маргарет, что она совсем забыла, что должна давать какие-то объяснения, забыла даже, что Эдвард здесь. Ее лицо при этом стало менее строгим и сделалось странно умиротворенным, почти счастливым.

Закончив, она вырвала из блокнота заполненные страницы, сунула их в коричневый томик, отложила его и стала распаковывать следующий экземпляр, помещенный в картонную коробку, до отказа набитую старыми рваными газетами. Маргарет извлекла оттуда темно-коричневую, почти черную книжку, короткую и узкую, как кирпич-шлакоблок, но добрых десяти дюймов толщиной. От корешка остались только отдельные нитки и полоски кожи.

Маргарет, обращаясь с этой книгой особенно деликатно, осторожно раскрыла обложку. Изящный курсив внутри напоминал скорее рукописный почерк, чем печатный шрифт.

– Инкунабула, – тихо и восхищенно промолвила девушка.

– Эдвард, можно вас на минутку?

Время застыло и разбилось вдребезги. Эдвард виновато оглянулся на раздавшийся сзади голос. Лора Краулик наблюдала за ними с лестничной площадки. Эта женщина просто специализировалась на неожиданных появлениях.

– Лора! – весело, скрывая раздражение, воскликнул он. – Познакомьтесь, пожалуйста, с Маргарет Нэпьер. Она специалист по средним векам из Колумбийского университета. Помогает мне с каталогом.

Лора остановила взгляд на Маргарет.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

В ответ на ледяной прищур Лоры, оценивающей потенциального врага, Маргарет едва подняла глаза от книги. Настала неловкая пауза.

– Пожалуйста, Эдвард, зайдите ко мне в кабинет. Через пять минут. – Лора спустилась по лестнице, не дожидаясь ответа, и ее звонкие шаги затихли вдали.

– Мне уйти? – спросила Маргарет.

– Нет, оставайтесь и продолжайте в том же духе. Как вы назвали эту книгу?

– Инкунабула. Книга, вышедшая в первые пятьдесят лет после введения печатного дела, с 1454-го по 1501-й.

– Как она называется?

– «Historia Florentina» Поджио Браччолини.

– Это еще кто такой?

– Ученый эпохи Возрождения. Занимался Квинтилианом ^[27].

Она уже не старалась держать его в курсе. Он смотрел, как осторожно она перелистывает страницы. Духами она не пользовалась, но от ее волос исходил довольно приятный запах, сладковатый с оттенком горечи.

– Ладно, пойду спущусь. Я скоро.

Сходя по металлической спирали в относительно светлые нижние помещения, Эдвард чувствовал себя учеником, вызванным в кабинет директора. Он напомнил себе, что вообще-то делает им одолжение. Дверь была открыта. Лора сидела за столом с ручкой и просматривала какие-то бумаги. Волосы она собрала в узел, и у Эдварда создалось впечатление, что она пыталась придать себе максимально строгий вид. Шторы она опустила наполовину и зажгла на столе лампу.

Эдварда она соизволила заметить через несколько секунд и сняла очки без оправы, в которых работала.

– Вынуждена просить вас, чтобы вы прекратили свою работу здесь.

Произнесла она это своим всегдашним сухим тоном. Эдвард посмотрел в окно на коричневую крышу дома напротив. Разочарование ударило его в грудь, как нож. Слова Лоры явились для него неожиданностью, и уж совсем он не ожидал, что они так больно ранят его. Только что зародившуюся, еще не до конца осознанную надежду грубо вырвали у него из рук.

– Лора, если это из-за…

– Вам, разумеется, не следовало приводить ее сюда, – процедила она, – но дело не в ней. Надеюсь, это не слишком нарушит ваши планы.

– Нет, конечно, – ответил он чопорно.

Лора снова принялась за бумаги. Он не мог придумать, что бы еще сказать, но и уходить вот так не хотел. Хорошо бы отнестись к этому по-спортивному, но он вдруг забыл, как это делается. Все к лучшему, сказал он себе. Сорвался с крючка.

– Я напишу отчет о проделанной мной работе, если вы не…

– Нет необходимости, – махнула рукой она.

– Послушайте. Я извиняюсь за то, что привел сюда Маргарет, но поймите: для этого проекта она просто неоценима. – Он оперся кончиками пальцев на край стола – жестом мягкого убеждения, как ему представлялось. – Я знаю, что сначала должен был утрясти это с вами, но очень надеюсь, что вы передумаете.

– Я вам уже сказала, что дело не в ней. Вчера мне звонил герцог.

– Герцог, значит.

– Да. И приказал мне немедленно прекратить работу с библиотекой.

– Вот как, – опешил Эдвард. – Это, конечно, меняет дело. Но я не понимаю, зачем прекращать сейчас? Я только начал продвигаться вперед по-настоящему.

– Не знаю. – Лора начала перекладывать бумаги из одного проволочного лотка в другой. – Попросту не знаю. – Он ясно видел теперь, что она расстроена не из-за Маргарет. Ее расстроило, что Гервасий, ее билет на родину, проскользнул у нее между пальцами. – Оспаривать решения герцога – не мое дело. Возможно, он хочет досрочно вернуть книги в Англию. Возможно, счел, что с ними просто не стоит возиться. Кто знает? Может быть, он продал коллекцию, и каталог теперь будет составлять «Сотби».

Эдвард медленно кивнул.

– Как его здоровье? – спросил он с вымученной учтивостью. – Вы говорили, что он прихварывает.

– Странно, правда? – сказала она, пропустив вопрос мимо ушей. – Позвонил вчера вечером – в Уэймарше было три часа утра. Обычно он не обращается ко мне напрямую. Я, строго говоря, работаю только у герцогини.

– Они и живут там? В Уэймарше?

– Большую часть времени, – странно посмотрев на него, сказала она. – Это их поместье.

– Замок? – Может быть, от разговора об Уэнтах она почувствует себя лучше.

– Можно и так сказать. – Она продолжала рыться в бумагах. – Его столько раз перестраивали, что не знаю уж, как его и назвать. Настоящая мешанина. Основную часть переделали в позднем шестнадцатом веке, после революции, но местами дом очень стар – говорят даже, что он стоит на древних земляных укреплениях. Археологи всегда рвались устроить там раскопки, но Уэнты не разрешали.

Лора бросила на Эдварда задумчивый взгляд.

– Знаете, когда вы только пришли сюда, я подумала, что вы можете сделать неплохую карьеру в этом семействе. Это хорошая перспектива – я, разумеется, говорю не только о финансовой стороне.