Текст книги "Империя Чугунного Неба (СИ)"

Автор книги: Лев Чернец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 17. Лорд-Конструктор

Тьма расступилась, как завеса перед посвященным. Лифт, пронзив каменное чрево Небесного Утёса, замер на краю невозможного – будто и сам был поражен открывшимся видом.

Перед ними раскинулся мир, сотканный из парадоксов и невозможной гармонии.

«Две тысячи триста метров... Пар в норме...»– проскрипел механический голос, но слова затерялись в изумрудном сиянии.

Гигантская скала, вывернутая корнями к небу, парила в облаках. Ее склоны дышали: водопады, стекающие в пустоту, рассыпались алмазной пылью, сады цвели древними цветами, мосты из корней дышали на ветру.

Улисс прикрыл глаза. Слишком ярко. Слишком... не по-человечески прекрасно.

Небесный Утёс жил по своим правилам: вместо труб — дыхание термальных источников, вместо шестерен — переплетение живых ветвей, вместо пара — аромат тысячелетних трав.

На площади, высеченной в скале, паровые часы отсчитывали время с достоинством древнего оракула. Их механизм работал триста лет без остановки, но стрелки скользили, как тени по воде.

Империя говорила: напрасное действие ведет к потере энергии, любое новшество — к хаосу. А потому – чем благороднее гражданин, тем больше он должен демонстрировать приверженность старине. Должен порицать «бесполезные» инновации, подрывающие хрупкий баланс. Зачем тратить силы на новое, если можно поддерживать старое? Зачем рисковать, если можно консервировать? Это была государственная религия, оправдывавшая любые ограничения во имя «сохранения».

— Ваше Пароблагословение... — голос за спиной заставил Улисса вздрогнуть. Перед ним стоял слуга с лицом, закрытым шелковой маской. — Лорд-Конструктор ожидает вас в Саду Обратных Теней.

Слуга указал на карету – конный экипаж из черненого дерева с золотыми инкрустациями в виде спиралей пара.

— Ваш спутник может разместиться на запятках, – констатировал он.

Гефест занял место на подножке, его массивный корпус слегка накренил экипаж. Улисс ступил внутрь, и кожаное сиденье бесшумно приняло его форму.

Когда карета тронулась, Улисс почувствовал на себе незримые взгляды. Казалось, сам Небесный Утёс наблюдает за ними через тысячи крохотных линз в соцветиях вдоль дороги, мерцающие грани кристаллов в каменной кладке, даже через дрожание пара над озерами.

Дорога пролегала под сводом вековых деревьев, чьи ветви сплелись в идеальный арочный тоннель. Сквозь просветы в листве мелькали орнитоптеры знати – изящные конструкции из латуни и шелка, где вместо бензина использовали пар, настоянный на цветах.

Путь был пустынен. Ни людей, ни Железноликих – только: цветочные бордюры, растущие казалось сами по себе, но на самом деле выверенные до миллиметра. Изредка встречались такие же кареты, скользящие в противоположном направлении.

Улисс нашел потайную панель и нажал. С легким шипением открылся мини-бар: хрустальные бокалы с гравировкой в виде уравнений термодинамики и бутылка коньяка "Инженерное резерве", возрастом старше самого Улисса.

Он выпил залпом. Алкоголь обжег горло, но не принес желанного забвения.

Карета вынырнула из зеленого тоннеля к искусственному озеру. Вода настолько прозрачная, что видно дно на десятиметровой глубине, кувшинки с листьями, отливающими как полированная бронза, арки, увитые лианами.

Экипаж замедлил ход у массивных, черных с золотыми жилами,

Ворот. Ширина, рассчитанная на разъезд двух карет

Геральдические рубиновые символы.

Гравий под колесами запел особую песню – каждый камешек был отшлифован до идеальной округлости. Карета плавно остановилась.

Тишина.

Только где-то в глубине сада звенел хрустальный колокольчик, отсчитывая секунды до встречи с Лордом-Конструктором.

Карета отъехала, оставив их перед домом – массивным, древним, будто выросшим из самой земли.

Темный дуб и серый камень. Плющ, цепляющийся за стены, как зелёные пальцы. Витражные окна бросали на дорожку разноцветные блики – кроваво-красные, изумрудные, золотые.

Двое слуг у входа поклонились. Не так, как Железноликие – не с механической точностью, а с холодной, выверенной вежливостью. Их глаза скользнули по Гефесту, но ни один мускул не дрогнул.

– Добро пожаловать.

Улисс шагнул вперёд.

Гравий хрустел под сапогами.

Они обошли дом, и перед ними открылся сад.

Яблони.

Сотни яблонь.

Их ветви гнулись под тяжестью плодов – идеально круглых, румяных, будто нарисованных.

Из зелени вышел человек.

– Я приказал сделать шарлотку. Будешь?

Он откусил яблоко. Сок брызнул на подбородок, но он не вытер. Второе яблоко полетело в Улисса – точным, отработанным движением.

Тот поймал.

Не шелохнувшись.

– Да, папа…

Лорд-Конструктор улыбнулся.

Глава 18. Змей

– Я действительно рад, что ты решил вернуться, Улисс. – Лорд-Конструктор мерно шагал по персидскому ковру, его сапоги с каблуками-шестернями оставляли едва заметные вмятины на дорогом ворсе. – После того... инцидента с твоей подругой мы все были крайне подавлены.

Улисс ощутил, как его механические пальцы сами собой сжались в кулак. Шестерни внутри ладони издали тихий скрежет.

– Надеюсь, свет Верховного Догматика укажет её душе верный путь. – Отец произнес это с той же интонацией, с какой обсуждал погоду или состояние паровых котлов.

Гостиная.

Дубовые панели давили со всех сторон.

На столе – пыльные фолианты: «Бром и Пар», «Principia ExMechanica», «Парадокс третей догмы». Сверху – тонкий, в бархате. «Ad astra per aspera». Иронично.

Лорд-Конструктор достал из лакированной шкатулки гаванскую сигару, аккуратно откусил кончик золотыми кусачками.

Щёлк.

Поднес к газовой горелке в форме драконьей пасти.

– Так как тебе жизнь внизу, сынок? – он выпустил дым кольцами, поплывшими к резному потолку. – Столкнулся с какими-то трудностями быть может?

– Я видел голод, болезни, трущобного отстойника, где люди ютятся без света и надежды, – холодно ответил Улисс.

– Ну-ну, сын. Ты драматизируешь! Конечно, есть перегибы на местах, но Империя – это прежде всего иерархия и, следовательно, строгий порядок… – Он развел руками, и сигара описала в воздухе дымную дугу. – Это больницы, где даже самый бедный горожанин получит помощь. Это школы, где дети учатся читать и служить прогрессу, вместо того чтобы гнить на свалках. Это стабильность, которую мы, аристократы, как архитекторы этой системы, обязаны защищать. Да, цена есть у всего. Но что было до нас? – Он сделал паузу, давая слову повиснуть в воздухе. – Варварство.

– Кстати, – дым кольцами поплыл к лепному потолку, – ты так и не представил мне своего друга. – Он повернулся к Гефесту. – Тебя как зовут, старина?

–Меня зовут Гефест. Приятно познакомиться. – Металлический голос прозвучал непривычно четко в этой обстановке старинной роскоши.

Лорд-Конструктор замер. Его глаза – серые, как дождевая сталь – сузились, изучая Железноликого с неприкрытым интересом. Сигара тлела между пальцев, пепел упал на ковер, оставляя серые пятна.

– Да что ты говоришь... – Прошло несколько томительных секунд. – Впрочем, у нас ещё будет время познакомиться поближе. – Он резко повернулся к сыну. "А пока… Тебе нужно передохнуть. Можете расположиться в твоей старой комнате. Там всё так же, как и до твоего... отъезда."

На последнем слове его губы искривились в подобии улыбки.

Комната встретила Улисса все тем же бархатным полумраком, где золотые узоры на стенах, стилизованные схемы забытых механизмов, мерцали в свете витражей. Два года не изменили ничего. Даже пыль на микроскопе лежала так, будто её аккуратно подновляли слуги.

Гефест замер у хронологии, его оптические линзы сфокусировались на пожелтевшем пергаменте. Шестерни в его груди закрутились быстрее, перемалывая даты:

1602 г. – Основание ПароИндской компании

(На рисунке – корабли с паровыми щупальцами, опутывающие континент)

1698 г. – Великая Паровая Реформация (Томас Ньюкомен представляет первую «самоосознающую» паровую машину. На гравюре – он держит череп с шестернями вместо мозга.)

1776 г. – Декларация Независимости Паровых Штатов (Восстание колоний с использованием тактических экзоскелетов.)

1804 г. – Первая битва дредноутов (Гигантские наземные крепости на гусеницах. В углу – силуэт механического Левиафана.)

1812 г. – Восстание Механических Луддитов (Рабочие-механики переписывают программы фабричных автоматов. Набросок – станок, зажимающий в шестернях руку промышленника.)

1838 г. – Эра Пневмопочты (Стальные капсулы с сообщениями, мчащиеся по трубам. Внизу – карикатура: почтальон, разорванный напополам избыточным давлением.)

1859 г. – Открытие Эфирной скважины (В Пенсильвании обнаружены залежи «флогистона» – концентрированной энергии. На схеме – город, отрывающийся от земли.)

1884 г. – Всемирная выставка «Небесных городов» (Первый плавучий мегаполис. На фотографии – Чикаго, висящий в облаках, а внизу – тени тех, кто не успел подняться.)

1903 г. – Первый полёт братьев Райт на паровом орнитоптере («Стальной Альбатрос» с механическими крыльями, работающими на флогистоне, совершает 12-секундный полёт.)

1912 г. – Гибель «Титаника» от Левиафана-Механикуса

(Стальной Левиафан пронзает борт корабля, внутри – сотни крошечных фигурок с поднятыми к небу руками)

1929 г. – Великая Паровая Депрессия (Крах рынка эфирных акций приводит к массовой остановке Железноликих – улицы городов заполняют безработные и вышедшие из-под контроля машины.)

1962 г. – Карибский Паровой Кризис (Державы демонстрируют «Паровые испарители» – оружие, превращает города в облака за секунды. Начало нового летоисчисления.)

Улисс швырнул орден на стол. Он покатился с монотонностью пыточного механизма и упала на пол.

–Ты изучал это? – голос Гефеста звучал странно – будто в нём смешались скрежет шестерён и человеческое любопытство.

Улисс не ответил. Он перебирал книги на полках – толстые фолианты в кожаных переплетах, испещренные его же юношескими пометками. "Флора механических садов", "Принципы термодинамики живых систем", "Чертежи забытых машин". Он швырнул очередной том на кровать.

– "Здесь ничего нет", – прошептал он. Страницы шелестели, будто смеялись над ним. – "Мне нужно в библиотеку."

Гефест стоял у окна, наблюдая, как солнце окрашивает витражи в кровавые оттенки. Его латунные пальцы осторожно касались подоконника, оставляя масляные отпечатки на безупречном мраморе.

– "Похоже, нам придется тут задержаться", – сказал Улисс, сжимая переносицу.

Гефест повернулся. Его оптические линзы сузились, улавливая лучи света.

– "Мне тут нравится", – ответил он. Голос звучал почти мечтательно, если такое слово вообще можно применить к машине. – "У тебя очень... уютный дом."

Улисс усмехнулся.

– Уютный?

Этот дом никогда не был уютным. Он был тяжелым, выверенным, холодным, но не уютным.

Но Гефест смотрел на комнату иначе. Он видел: Гравюры на стенах – не просто схемы, а чьи-то мечты, застывшие в чернилах, Дистиллятор – не инструмент, а попытку поймать красоту в стеклянных трубках, Книги – не знания, а одиночество, запертое между страниц.

Улисс резко отвернулся.

– "Это не дом. Это музей."

Где-то в доме заскрипели трубы. Воздух наполнился гулом – будто проснулся огромный механизм. Гефест резко повернул голову:

– Мы не одни.

Из вентиляционной решётки выползла механическая змея – тонкая, с глазами из рубинов. Она замерла, наблюдая. Затем резко дернулась и исчезла в темноте.

Улисс подошёл к окну. Внизу, среди яблонь, медленно шёл Лорд-Конструктор. В одной руке – яблоко. В другой – странный инструмент, похожий на хирургический скальпель с паровым приводом.

Он остановился. Поднял голову. Улыбнулся прямо в окно сына.

Потом надкусил плод и жестом пригласил спуститься.

На ужин.

Свечи в серебряных канделябрах дрожали, отбрасывая тревожные тени на дубовый стол. Улисс сидел напротив отца, разделяя с ним трапезу впервые за два года. Гефест стоял за его спиной – немой страж, чьи латунные пальцы временами подрагивали, будто перебирая невидимые шестеренки.

Лорд-Конструктор медленно разрезал мясо, его глаза скользнули по механической руке сына.

– "Отличная работа", – произнес он, поднося вилку ко рту. – "Очень изящная. Сейчас уже так не делают."

Нож скрипнул по тарелке.

– "Это ты помогал?" – он кивнул в сторону Гефеста.

Железноликий замер. Его оптические линзы сузились до тонких щелей.

– "МЕНЯ ЗОВУТ ГЕФЕСТ. ПРОДОЛЖИТЬ... ПБ – ПОМОЩНИК БЫТОВОЙ... ГОТОВ К СЛУЖЕНИЮ ПОД ЗНАКОМ БЫТОВОЙ БЛАГОДАТИ..."

Голос сорвался на статику, но в этом сбое была странная ритмичность словно что-то внутри него намеренно имитировало алгоритм.

Улисс едва заметно замер. Вилка в его руке слегка дрогнула.

Лорд-Конструктор наблюдал за этим молча, его взгляд скользнул с Железноликого на сына, а затем, небрежно, на собственное блюдо.

– "Вчера я разговаривал с Великим Догматиком", – продолжил он, как будто ничего не произошло. – "Он высказал опасение по поводу распространения ересей среди населения. Считает, мы должны вернуться к истокам. Слишком много свободы пагубно отразилось на состоянии нашего общества."

Улисс положил нож.

– "Возможно, Великому Догматику стоило бы лично спуститься с небес? Не припомню, когда он это делал в последний раз."

Лорд-Конструктор рассмеялся – густым, увесистым смехом, от которого задрожали бокалы.

– "Чего у тебя всегда не отнять, Улисс, так это дерзости. В этом ты весь в мать."

Тишина повисла, как пар над кипящим котлом.

Улисс поднял глаза.

– "Где она?"

Вилка в руке отца замерла.

– "Она... отдыхает."

– "Я хочу увидеть её."

Лицо Лорда-Конструктора изменилось мгновенно – добродушие испарилось, как конденсат с раскаленного металла.

– "Ты очень расстроил её своим побегом!"

– Ты винишь в этом меня? – Улисс повысил голос. – Ты никогда не был рядом с ней. Ты выбрал империю, а не семью!

– Я всегда работал ради вас! Ради неё! Я пытался найти способ! И до сих пор пытаюсь… – слова Лорда впервые были искренними.

– Не верю! – выкрикнул Улисс.

Удар кулака по столу.

Тарелки подпрыгнули. Вино расплескалось по скатерти, как кровь.

Лорд-Конструктор тяжело дышал, но уже через секунду его лицо снова стало спокойным.

– "Не будем ссориться", – произнес он, вытирая губы салфеткой. – "Ты же вернулся не для этого... сынок."

Он встал.

– "Завтра я вынесу твою кандидатуру на рассмотрение мастерам-догматикам. Ты сможешь присоединиться ко мне в работе." Пауза. "Истинных аристократов остаётся всё меньше. Кто знает – при должном усердии ты, возможно, когда-нибудь попадёшь в Совет."

Он бросил салфетку на стол и направился к двери.

Уже на пороге обернулся:

– "Кстати... Ты давно видел Гаррета? Мне бы сейчас пригодилась его помощь в одном деле."

Улисс не моргнул.

– "Насколько я знаю, он собирался отойти от дел. Часовые механизмы, кажется."

Лорд-Конструктор буркнул что-то невнятное и вышел.

Дверь закрылась.

В зале остался лишь запах от еды, внезапно ставший отвратительным.

Глава 19. Где отдыхает мать

Тени в спальне сплетались в причудливые узоры, будто невидимый инженер выводил на потолке формулы забытых машин. Улисс лежал неподвижно, слушая, как ветви яблонь за окном скребут по стенам, словно пытаются что-то сказать. Шестерёнки Гефеста отсчитывали секунды – тик-тик-так, тик-тик-так – ровно, как метроном перед казнью.

Он резко поднялся. Плотные шторы с вышитыми шестернями шевелились от ночного ветра, отбрасывая на пол дрожащие силуэты, похожие на спутанные провода.

– Кажется, все спят, – прошептал Улисс, натягивая сапоги. Механические пальцы щёлкнули, застёгивая пряжки. – Ты помнишь, что делать?

Гефест стоял у двери, его корпус растворялся в темноте, лишь глаза – два тусклых жёлтых пятна – горели, как сигнальные огни в тумане.

– МЕНЯ ЗОВУТ ГЕФЕСТ. ПРОДОЛЖИТЬ... ПБ-ПОМОЩНИК БЫТОВОЙ... ГОТОВ К СЛУЖЕНИЮ ПОД ЗНАКОМ БЫТОВОЙ БЛАГОДАТИ...

Голос Железноликого внезапно сорвался на скрежет, словно шестерня, зацепившаяся за что-то живое.

Улисс замер.

– Шутка... – Гефест наклонил голову, и в его тоне появились новые обертона, почти человеческие. – Я всё помню.

Улисс выдохнул, но напряжение не ушло. Оно висело в воздухе, как запах озона перед грозой. Он быстро собрал вещи: камзол, наброшенный на сорочку, сумку с чертежом на дне. Латунная рука сжала рукоять трости – там, внутри, ждал гарпун.

Подойдя к Гефесту, он на мгновение задержался, затем крепко сжал холодное плечо автомата.

– Надеюсь, ещё увидимся... друг.

Глаза Гефеста вспыхнули чуть ярче, отражая что-то неуловимое в этом жесте.

Дверь скрипнула, открывая тёмный коридор. Улисс оглянулся в последний раз.

Гефест уже стоял у окна, наблюдая за садом. Его силуэт казался особенно одиноким в лунном свете.

Тик-тик-так.

Улисс медленно приоткрыл дверь, приподнимая её чуть вверх – ровно настолько, чтобы петли не издали предательского скрипа. Он знал каждый звук в этом доме: какие половицы громко стонут под ногами, какие ступени лестницы отвечают эхом на шаг, а какие хранят молчание, словно затаившиеся стражники.

Коридор встретил его темнотой и тяжёлым запахом ладана, смешанного с машинным маслом. Портреты предков, выстроившиеся вдоль стен, следили за ним пустыми глазами. Их лица – бледные, с одинаково холодными улыбками – казалось, шептали: «Предатель».

Он спустился по лестнице, избегая третьей ступени (она всегда скрипела, будто нарочно). Где-то в глубине дома зашипел пар – резко, как предупреждение. Улисс замер, вжавшись в тень.

Тишина.

Только собственное сердце, стучащее в висках.

Он продолжил путь, скользя вдоль стен, как тень. Дверь для прислуги поддалась беззвучно – её петли смазали совсем недавно.

Ночной воздух обжёг лёгкие холодом. Улисс прижался к стволу старой яблони, её кора шершавая, как кожа мертвеца. Ветви шептались над головой, сбрасывая на него капли конденсата – словно дом плакал, провожая его.

В глубине сада, заросшего, но всё ещё подстриженного с пугающей точностью, стояло отдельное здание.

Библиотека.

Она казалось заброшенной, но дорожка к ней была чистой, будто по ней ходили каждый день.

Рычаг замка поддался с тихим щелчком.

Воздух внутри был густым, пропитанным запахом старой бумаги и ржавого металла. Улисс стоял посреди огромного зала, где пыльные фолианты соседствовали с механическими диковинками – Железноликими-собеседниками, карманными планетариями, даже миниатюрной паровой турбиной, застывшей на полке, как музейный экспонат.

Если я что-то сломаю, Гаррет уже не поможет.

Он начал с главного стеллажа. Тяжёлые тома пахли плесенью и лавандой. Страницы шелестели под его пальцами, выдыхая столетия гордыни и лжи.

Ничего.

Переместил лестницу к разделу «Запрещённые механизмы». Листал, сверялся с чертежом, бросал книги на пол.

Ничего.

Прошёл час. Два. Три.

Книги лежали грудой, их страницы распахнуты, как раны. А чертёж...

Чертёж менялся.

Буквы на пергаменте опять начали стекать, словно чернила ожили. Тонкие струйки ползли по краям, капали на пол, образуя чёрные лужицы.

И – тянулись куда-то.

За стеллажи.

К узкой двери, почти незаметной.

Из-под неё сочился бледно-зелёный свет.

Дверь в архив

Улисс наклонился, коснулся пальцами лужицы. Чернила обвились вокруг его пальца, словно пытаясь потянуть.

Он толкнул дверь.

Холодный воздух ударил в лицо.

В центре комнаты, под бледно-зелёным светом лампы, стояло оно.

Чудовище из меди, стали и тикового дерева.

В медицинских кругах его называли – «Стонущий Циклоп».

Двухметровая махина, усеянная клапанами, манометрами и паровыми ресиверами. Её корпус был покрыт патиной времени, но шестерни блестели, словно их смазывали час назад. В брюхе аппарата, за толстым стеклом с паутиной трещин, мерно пульсировала поршневая камера – огромный цилиндр, соединённый с сетью трубок, вживлённых в тело пациентки.

С каждым тактом машина издавала влажный, хриплый вздох – звук, похожий на предсмертный стон паровоза.

На кровати рядом лежало тело.

Бледные руки, выступающие из-под одеяла, были усыпаны следами от игл – тонкие шрамы, как дорожки муравьев, сходились к медным канюлям, ввинченным в вены.

Но лицо…

Лицо скрывала кожаная маска с латунными вставками, плотно притянутая ремнями. От неё отходили шланги, наполненные тёплым паром и едким запахом эфирного концентрата – наркотического коктейля, который не давал мозгу проснуться.

На груди – медные электроды, подключённые к динамо-машине. С каждым разрядом мышцы дёргались, заставляя пальцы судорожно сжиматься.

Главный узел аппарата – маятниковый механизм с качающимися гирями.

Если ритм сбивался, машина начинала скрипеть, а из бокового клапана вырывалась струйка алой жидкости – кровь, отфильтрованная «железными почками».

«Циклоп» не просто стонал.

Он бормотал.

Обрывки слов, шепот, смех – будто в его трубках застряли частички души.

Но главное – он работал. Пока шестерни крутились, пока пар не остыл – смерть не могла забрать свою добычу. Даже если сам больной уже давно молил о конце.

Улисс стоял, не дыша.

Он узнал.

Даже под маской.

Даже с трубками, впившимися в горло.

Ту, которую отец называл «отдыхающей».

Ту, что никогда не проснётся.

Чертёж в его руке дрожал.

Буквы на пергаменте смещались, образуя новую схему.

Улисс сделал шаг вперед. Его сапоги погрузились в чернильную лужу, которая тут же ожила, поднявшись по его ногам, словно сотня тонких щупалец. Чернила текли вверх, обвивая его тело, смешиваясь со слезами на лице, пока наконец не затекли ему в глаза.

Мир окрасился в темно-синий.

Он протянул дрожащую руку к кожаной маске. В тот момент, когда пальцы коснулись ремней, по корпусу "Стонущего Циклопа" пробежала судорога – вереница красных лампочек замигала в тревожном ритме.

Маска соскользнула с легким шорохом.

Перед ним было лицо, которое он едва узнал.

То, что когда-то сводило с ума аристократов Небесного Утёса, теперь представляло собой восковую маску смерти – впалые щёки, синие губы, кожу, натянутую над костями так, что просвечивали сухожилия.

Но глаза...

Глаза были живыми.

Они смотрели на Улисса с ясным, почти спокойным пониманием.

Механическая рука поднялась сама собой. Три металлических пальца мягко легли на нос и рот матери.

Она не сопротивлялась.

Смотрела так, будто наконец-то увидела то, что так долго ждала.

И закатила глаз.

Аппарат застонал громче. Поршни начали двигаться вразнобой, трубки дергались, как змеи.

Улисс не чувствовал времени.

Он стоял, застывший в этом жесте, пока чернила не начали стекать с его лица обратно на пол, унося с собой слезы.

И тогда…

Удар.

Что-то тяжелое врезалось в него сбоку, отшвырнув от кровати.

Улисс ударился спиной о стену. Перед глазами поплыли красные пятна.

Когда зрение прояснилось, он увидел его.

Лорд-Конструктор стоял у аппарата, его лицо было искажено яростью.

– Что ты наделал?! – его голос сорвался на хрип.

"Стонущий Циклоп" издал протяжный, жалобный вой.

Звук, прорвавшийся сквозь гул машин, был странным – то ли крик, то ли рычание.

Улисс поднял голову и увидел отца.

Лорд-Конструктор стоял у кровати, его лицо исказилось в гримасе, которую Улисс никогда раньше не видел.

– Ты… Как ты… – слова рвались сквозь сжатые зубы, пропитанные ненавистью.

– Я должен был, – тихо ответил Улисс. – Она бы этого хотела.

Вдруг взгляд отца упал на чертеж, выскользнувший из рук сына.

Он поднял его.

И что-то изменилось в его лице.

– Я думал, ты примкнешь ко мне. Но ты не оставил мне выбора.

Лорд-Конструктор потянулся в карман – Улисс рванулся вперед, сбив его с ног ударом в колено.

Они рухнули на пол.

Борьба.

Грубые захваты, удары, хриплое дыхание. Отец вцепился ему в плечо зубами, как зверь – Улисс взвыл от боли, но не отпустил.

Потом его металлические пальцы нашли горло отца.

И сжали.

Ярость.

Она текла по жилам, как расплавленный металл. Ладонь протеза, казалось, ожила – стала острее, гибче, чувствительнее. Он ощущал каждый удар пульса под пальцами, каждый хриплый вздох.

Отец дергался, слабея.

И тогда Улисс взглянул на мать.

Тихий, неподвижный силуэт под простыней.

Это остановило его.

Он разжал пальцы.

Поднялся.

Забрал чертеж.

– Ты же не знаешь, с чем связался! – отец хрипел, давясь собственным голосом. Трубы "Циклопа" взрывались! – Ты уже сдох!

Улисс не обернулся.

Он вышел из комнаты, а за спиной крики отца терялись в гуле машин, сливаясь со стоном "Циклопа", который наконец затихал.