Текст книги "Империя Чугунного Неба (СИ)"

Автор книги: Лев Чернец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10. Общий порядок

То, что снаружи казалось просто старой хижиной, внутри оказалось капсулой, законсервированной в моменте. Улисс, переступив порог, почувствовал, как усталость наваливается на него цельной, тяжёлой массой. Он рухнул на койку, не чувствуя жёстких досок под тонким матрасом, набитым соломой и чем-то колючим, возможно, металлической стружкой. Последнее, что проползло в его сознание перед тем, как провалиться в тёмные воды сна, – тихий, размеренный скрежет. Казалось, где-то в глубине хижины билось одно-единственное металлическое сердце.

Его разбудил стук. Не громкий, но настойчивый. Металл по металлу.

Тук.

Пауза.

Тук.

Железноликий из теплицы стоял спиной к нему, его медные суставы двигались с гипнотической точностью. Детали падали на стол, изъеденный шрамами от ножей, стамесок и паяльников, с едва слышным звоном, выстраиваясь в геометрически безупречные, но абсолютно бессмысленные группы. Зачем он зашёл в хижину?

– Ты… что делаешь? – голос Улисса застрял где-то в горле, спутанный сном.

Машина замедлила свои движения, словно задумалась. Её плечи слегка подрагивали, издавая лёгкий дребезжащий звук.

– Порядок… – шестерёнки в горле скрипели на высоких нотах, голос был старым, изношенным. – Должен… быть. Порядок.

Это не была обычная фраза бытовых Железноликих. Они обычно бубнили что-то о «Догмате благоустройства» или «Каноне чистоты». Это звучало по-другому. Почти… как заклинание, которое нужно повторять, чтобы не сойти с ума.

Улисс встал, и пол под ним скрипнул.

Железноликий резко, почти пугливо повернул голову на звук. Его единственный глаз – линза с трещиной, расходящейся как паутина, – мерцал неровным, прыгающим светом. Внутри горел огонёк, дрожащий, как свеча на сквозняке. Было похоже, что за линзой метался пойманный светляк.

– Кто тебя создал?

Железноликий замер. Слишком долго, чтобы быть простым сбоем.

– Я не помню...

– Но ты помнишь, что должен наводить порядок?

Машина медленно кивнула, её шея издала тихий шипящий звук.

– Иначе… иначе всё сломается. Всё. Сломается.

В этих словах не было программы. В них был почти детский страх перед хаосом, который вот-вот поглотит его хрупкий мир.

– Ты боишься? – тихо спросил Улисс.

Пальцы Железноликого сомкнулись вокруг металлического прутика, валявшегося на столе, и сжали его с такой силой, что тонкий металл погнулся.

– Страх… – голос рассыпался на отдельные частоты. – не предусмотрен…

Но это была ложь. Самая настоящая ложь. Улисс видел: соединения в локтях Железноликого дрожали, а свет в его глазу пульсировал неровно, замирая и вспыхивая вновь. Этот механизм отчаянно, до последней шестерёнки, боролся со своим собственным страхом. И в этой борьбе было что-то настолько человеческое, что Улисс почувствовал внезапный прилив странной жалости.

Он шагнул ближе.

– Ну, что ж… – Улисс намеренно сделал свой голос громче, протянул руку к ближайшей склянке с мутной жидкостью, внутри которой плавало нечто, напоминающее стеклянный глаз. – Выпью, пожалуй, вот это. За знакомство! Ты же не будешь против?

Он почти коснулся грубого стекла.

Железноликий спокойно поднял свою металлическую ладонь и отвёл руку Улисса в сторону.

– Не надо! – с упрёком произнёс Железноликий.

– Почему? – прошептал Улисс, глядя в дрожащую линзу его глаза.

– Не должно быть… так… – голос был теперь тише, слабее, полным какой-то внутренней муки. – …Ты не должен… ломать себя. Не должен.

– Кто ты? – снова спросил Улисс, уже понимая, что ответа не последует.

Железноликий медленно, с трудом поднял голову.

– Я не знаю… Не помню. Но я должен… Должен поддерживать порядок.

Тишина повисла между ними, густая и тяжёлая, нарушаемая только шелестом листвы снаружи.

Улисс перевёл зрачки на искорёженный металлический прут в руке Железноликого, на его дрожащие пальцы, на пыль, лежащую на его плечах нетронутым слоем. Он видел не машину. Он видел одинокого, заблудившегося ребёнка, забытого в заброшенном музее собственной жизни.

– Ладно, – он глубоко вздохнул, и в его голосе появилась новая, спокойная нота. – Не будем ломать. Давай… давай наведём твой порядок.

Железноликий замер на мгновение, затем кивнул. Его глаз светился ровным жёлтым светом, но теперь в глубине линзы читалось что-то новое... Возможно, благодарность.

Они начали молча. Железноликий – с книг. Его движения, обычно резкие и точные, теперь обрели какую-то странную, почти ритуальную плавность. Он брал каждый том, сдувал с него пыль, аккуратно перелистывал страницы, словно боясь потревожить уснувшие между букв мысли, и ставил его на полку, руководствуясь какой-то одной ему ведомой, сложной логикой.

Улисс взялся за стол. Под слоем засохшего воска, стружек и пятен неизвестного происхождения он обнаружил древесину – тёмную, почти чёрную. Он скрёб её ножом, и под грязью проступали следы карандаша, цифры, обрывки формул, чьи-то задумчивые каракули. Кто-то здесь не просто жил. Кто-то одержимо творил.

Они не разговаривали. Только иногда Железноликий издавал тихие звуки, комментируя свои находки: мягкий щелчок, найдя ржавый набор чертёжных игл; короткое, одобрительное «тррк», обнаружив за ящиком стеклянный пузырёк с каплями синей эмали; задумчивое «ш-ш-ш», вытаскивая из-под койки забытый гаечный ключ.

Вскоре хижина преобразилась. Беспорядок отступил, уступая место странной гармонии.

Они сидели у печи. Железноликий чистил уже и так блестящие инструменты, Улисс изучал свой чертёж, чувствуя на себе пристальный взгляд треснутой линзы. Он чувствовал его всё время – этот взгляд, полный немого вопроса.

Внезапно Железноликий замер. Его линза резко сфокусировалась на культе руки Улисса. Машина колебалась, издавая тихое, напряжённое жужжание. Потом раздался короткий треск, и он выпрямился, его рука дрогнула и медленно поднялась, указывая в сторону двери, ведущей в оранжерею.

– Я покажу тебе кое-что...

Он привёл Улисса в оранжерею и разгрёб землю в углу, открыв металлическую плиту.

Лестница в темноту.

Подвал.

Лампы мигнули, заливая помещение жёлтым светом.

Это была не мастерская.

Пространство, продуманное до мелочей: верстаки, полки с деталями, флаконы масел. И на стене – чертежи. Изящные, сложные, живые.

Железноликий подошёл к шкафу и достал схему. На ней была изображена кисть, почти как его собственная. А в углу – аккуратная подпись: «Ad astra per aspera».

Работа заняла три дня. Они начали на рассвете, при свете мощных ламп, вгрызаясь в металл и тайну. Железноликий схватывал на лету, его движения были выверены и точны. Улисс – примерял, подгонял, чувствовал. Латунные пластины нагревались в горне маленькой печи, принимая нужный изгиб. Шарниры смазывались маслом, проверялись на плавность хода.

Иногда Железноликий брал его руку и поправляли что-то – угол крепления, натяжение пружины. Эти прикосновения были точными, но в них появилось что-то новое – не просто механическая коррекция, а настоящее понимание. Сопереживание.

– Почему? – спросил, когда Железноликий подогнал пластину на его запястье. – Почему ты помогаешь мне?

Железноликий замер, его линза поймала отблеск пламени от горелки, отразив его, как искру.

– Потому что ты должен быть целым…

К закату третьего дня протез был готов. Он был прекрасен. Металлические пальцы сгибались с едва слышным, мелодичным шёпотом. Крепёжный браслет вокруг запястья украшали сложные узоры – листья, переплетённые с механизмами.

Улисс сжал кулак.

Металл был тёплым.

Его взгляд упал на Железноликого – на треснутую линзу, на дрожание руки.

– Теперь твоя очередь.

Он подтянул ослабшие соединения, заменил изношенные шестерни, вставил новую линзу. Когда он закончил, Железноликий распрямился. Его движения стали плавными, уверенными. Оба глаза горели ровным золотым светом.

– Теперь я функционирую на 93% от номинала, – голос звучал чётко, без скрипа.

– А как тебя зовут?

– Кажется, я… А-7-СБ. Автономный-7-Садовый Блок…

Улисс обвёл глазами их общую работу.

– Ты заслуживаешь настоящего имени. Буду звать тебя Гефест.

Машина замерла. В её глазах, в глубине новых линз, мелькнули какие-то новые, сложные оттенки.

– Гефест? – Железноликий медленно повторил, пробуя звучание.

– Это имя из старых книг... Давным-давно жил на свете великий мастер. Он мог выковать удивительные вещи, которые другие и представить себе не могли. Но сам он при это был калекой. Нога его не гнулась, а каждый шаг давался с болью. Люди смеялись над ним: «Как ты, можешь делать то, что ходит лучше тебя самого?» А он… Лишь продолжал работать. И вот однажды пришел к нему воин… Без руки. «Сделай мне новую руку, – хочу снова меч держать». И мастер сделал. А когда воин сжал кулак, металл... как будто ожил. «Это не простой протез. —Прошептал воин. – Ты сделал меня сильнее прежнего». С тех пор имя мастера стало символом. А его хромота? Никто не знает точно, но возможно, это была плата, за его талант?

– Гефест… – он медленно повторил, пробуя звучание. – А кто дал имя… тебе?

Улисс потёр ладонью подбородок, ощущая под пальцами щетину и гладкий металл своей новой руки. Тень на стене дёрнулась.

– В семье, где я родился, имя не выбирают. Его передают через поколение, как фамильную реликвию или проклятие. Но были двое других… Один старик… он называл меня просто «мальчишка». И девушка… – губы Улисса дрогнули в подобии улыбки, – она звала меня Ули. Когда хотела подразнить.

– Они погибли.

Это не было вопросом. Гефест произнёс это как констатацию – словно прочитал в его позе.

– Да, – напряжённо сказал Улисс. Пар, крики, кровь, дым – для него это не осталось в прошлом. Как и звук их смеха.

– Но ты продолжаешь идти. – Гефест наклонил голову, в его голосе было лишь чистое, машинальное любопытство. – Почему?

– Потому что я всё изменю! Никто больше не будет вершить суд и никто не будет вечно мёртв.

Железноликий молчал. Его шестерёнки тихо жужжали, обдумывая сказанное… Встраивая эту ярость в свою картину мира.

И теперь два существа – одно из плоти, но уже отчасти из металла, другое из металла, но уже отчасти обретшее душу – стояли плечом к плечу в мастерской, освещённой мягким светом ламп.

Каждый со своей новой, обретённой в боли целостностью.

Каждый как будто сторож секретов другого.

Глава 11 Ты… Пришел

Туманное утро цеплялось за стеклянные своды оранжереи, обволакивая мир молочной дымкой. Улисс стоял посреди хаоса собранных вещей, и каждый предмет в его руках казался отголоском другой жизни.

Тканевая сумка, потрескавшаяся от времени, раскрылась перед ним, как старая рана. Он наполнял её медленно, почти ритуально:

– Латунный цилиндр с чертежом – холодный, отполированный. В нём хранилась не просто бумага, а обещание, данное во мраке тюремной камеры.

– Оружие из мастерской – странный гибрид хирургического скальпеля и пневматического механизма.

– Фляга с остатками деревенского сидра на дне. Последний глоток он оставил Гефесту на память – может быть, в этом жесте было больше сентиментальности, чем он готов был признать.

Крепление механической кисти сомкнулось вокруг запястья. Латунные пальцы двигались с непривычной плавностью, но в суставах слышался тихий скрип – напоминание, что даже самое совершенное творение не вечно.

Какое-то время Гефест наблюдал из глубины оранжереи. Его новый глаз – идеально отполированная линза – ловил каждый жест.

Потом наконец подошел ближе.

– Ты забыл это.

На его массивной ладони лежал кусок угля – черный, пористый, ничтожный. Улисс тайком подобрал его у костра в Ветвистом Кресте, когда звезды на небе казались такими же близкими, как детский смех.

– Ну что ж… Мне пора. – Голос Улисса был приглушен влажным туманом. Он взял уголек, и тот оставил на его ладони черный, въедливый след.

– Ты больше не придешь? – спросил Железноликий. Его голос был лишен тональности, но в нем угадывалась тяжесть, не уступающая весу чугуна.

– Я бы хотел, но не думаю, что смогу. – Улисс не смог взглянуть в линзы. – Прощай, друг.

Он протянул руку, испачканную углем. Гефест ответил на рукопожатие. На неподвижном металлическом лице Железноликого, в повороте головы, в едва уловимом наклоне линз, проступила безмолвная, вселенская печаль.

Дверь оранжереи скрипнула, выпуская Улисса в утро.

Линзы Гефеста следили за силуэтом, пока тот совсем не скрылся из виду. Потом Железноликий медленно повернулся и утонул среди чахлых розовых стеблей.

Какое-то время Улисс брел по зарослям, ориентируясь лишь по мху на деревьях и слабому солнцу, пробивающемуся сквозь зелень листвы.

Лес кончился внезапно.

Перед ним открылась переправа.

В этом месте гигантская рука словно смахнула деревья с земли, обнажив лишайное пятно на подбрюшье мира. Вдалеке ржавели указатели с едва различимыми цифрами – следы старой дороги, забытой ещё до того, как Империя объявила себя вечной.

Посреди высохшего русла реки стояли два десятка домов на сваях, соединенных шаткими мостками. Стены были сколочены из обгоревших досок и обшиты листами жести, на которых когда-то красовалась реклама паровых машин. Теперь краска облезла, и металл ржавыми струпьями свисал вниз.

А внизу, под мостками, лежала тень реки – черная, маслянистая жижа, в которой плавали обломки шестерен, пустые пивные бутылки и что-то ещё… что иногда шевелилось.

Это место не было ни городом, ни деревней. Скорее – гниющим зубом на границе цивилизации.

Улисс почувствовал взгляд ещё до того, как услышал шорох земли.

– Эй, железная рука! – голос как скрежет железа по стеклу.

Из-за груды ржавых бочек появился человек с металлической челюстью – вернее, то, что когда-то было человеком. Его лицо искажала странная радость, а тело клонилось к земле.

– Слышал, в лесу кто-то бродит. Думал, охотник... А это ты.

За его спиной зашевелились ещё двое: один с паяльной лампой, другой – с кольцами, вживленными в кожу вокруг глаз.

– Гуляешь тут один? – человек с металлической челюстью сделал шаг вперед. В его руке мелькнул обломок пилы – заточенный до бритвенной остроты.

Мир сжался до трёх угроз:

– Паяльная лампа – медленно поднимается, рычаг со скрипом подает огонь.

– Кольца в коже – руки сжимают камень, суставы трясутся от напряжения.

– И сам Челюсть – ещё шаг, расстояние уже небезопасно.

Улисс опустил руку в сумку, нащупывая оружие.

Человек с лампой рванулся вперед – и в тот же миг раздался резкий шипящий выдох. Пар вырвался из сумки, стрела, пробив ткань, вонзилась в живот нападавшему. Тот захрипел и упал на колени, обхватив рану руками, будто боясь, что внутренности вытекут сквозь пальцы.

– Хорошая реакция! – засмеялся Челюсть.

Удар в солнечное сплетение.

Выдох!

Улисс согнулся, но не упал – его механическая рука взметнулась вверх, латунные костяшки врезались в металлическую пластину подбородка.

Звон.

Треск.

Кровь.

Челюсть отлетел, сплевывая осколки болтов. Его лицо теперь было кривым, как разбитая маска.

– Ты… – он попятился, но Улисс уже не слышал.

В его жилах горело.

Он схватил Челюсть за волосы, притянул, вдавил пальцы в глазницы.

Хруст.

Вопль.

Тишина.

Тело рухнуло на землю.

И в тот же миг удар камнем сбил его с ног. Мир вспыхнул белым.

Улисс осел на колени, чувствуя неотвратимость. Пучеглазый стоял над ним, занося второй камень.

– Прощай, кусок мяса.

И тогда раздался гул. Как жернова, перемалывающие кости.

Тень накрыла Пучеглазого.

Он обернулся – и увидел Железноликого...

Гефест не бежал.

Он шёл – медленно, неотвратимо, как судьба.

– Нет… – прошептал Пучеглазый.

Латунная рука схватила его за голову.

Сжала.

Звук был влажным, как прокисший персик.

Гефест разжал кисть.

Тело беззвучно сползло в грязь.

Тишину нарушала лишь тяжелая дрожь Улисса. Он поднялся, вытирая с лица грязь и чужую кровь.

– Ты… Пришел? – Улисс улыбался ему по-детски беззащитно.

Железноликий повернул к нему лицо. В линзах отражалось небо – грязное, низкое, но с одним пробившимся лучом.

– Я – Гефест! Я пришел за другом. – проскрежетал он, и затем, тише, с непривычной интонацией. – Я помогу тебе.

Улисс оперся на руку друга.

Дорога перед ними расступалась, как страницы запретной книги. Где-то за горизонтом дымили трубы большого города. Где-то в подземельях шевелилось Оно. А здесь, сейчас – двое, потерявшие имена, но нашедшие нечто большее.

Улисс сжал кулак. Шестеренки новой руки запели стальную песню.

Они шли вперед, не оглядываясь на то, что осталось позади.

Глава 12. Шлейф пороха и духов

Пейзаж медленно перерождался. Гниющие лачуги окраин постепенно уступали место более крепким постройкам. Деревянные сараи с прогнившими крышами сменились срубами, затем – домами из грубого кирпича, где в щелях между камнями застыла известковая пена, словно строители торопились закончить работу до заката.

Двухэтажные постройки появлялись сначала редко, как первые подснежники после зимы, затем все чаще, пока не выстроились в сплошную шеренгу вдоль главной улицы. Их фасады, выкрашенные охрой и суриком, напоминали раскрашенные гробы – нарядные сверху, но пустые внутри. Верхние этажи нависали над тротуарами, создавая ощущение туннеля, где даже дневной свет становился несвежим.

Прохожих становилось больше. Но это были не оборванцы с окраин, а люди в крепких сапогах и кожаных передниках – ремесленники, мелкие торговцы, подмастерья. Их голоса сливались в постоянный гул, как жужжание пчелиного улья. Женщины с корзинами, нагруженными до краев, ловко лавировали между телегами. Дети, грязные, но не тощие, играли в переулках, их крики звенели, как разбитое стекло.

Густа жареного лука, конского пота и свежеструганного дерева. Из открытых окон доносились звуки – стук молотков, шипение паяльников, перебранки хозяек. Жизнь здесь пульсировала, как кровь в жилах, но Улисс знал – это лишь тонкая корочка цивилизации. Достаточно свернуть в любой переулок – и снова покажутся кривые домишки.

В одном из таких переулков их и остановили. Три патрульных Железноликих, угловатые и свежесмазанные, с красными окулярами, возникли из тени арки, перекрыв узкий проход. Их механические голоса прозвучали в унисон:

– СМЕРИТЕСЬ! ПРОТОКОЛ ДОСМОТР… ИЗРЕКИТЕ ВАШИ НАМЕРЕНИЯ!

Улисс почувствовал, как кровь отливает от лица. Его зрачки метнулись к сумке с чертежом. Он спрятал его за подкладку. Гефест замер.

– Мы... ищем нанимателя… – выдавил Улисс. – Я механик, ищу подработку...

Один из Железноликих выдвинул вперед сканирующий щуп, проведя им в сантиметре от груди Улисса и Гефеста.

– НЕСООТВЕТСВИЕ ПРОФЕССИ…И! ПОКАЙТЕСЬ В ОБМАНЕ ПРЕД ЛИКОМ МАШИНЫЫЫ!

Сердце Улисса упало. Он мысленно уже прощался со свободой, когда из-за угла раздался резкий, насмешливый голос:

– Эй, железяки! Там на перекрестке два подмастерья друг друга дубасят из-за девки. Бросайте всё и валите! Не лезьте к мирным гражданам!

Железноликие на мгновение замерли, обрабатывая информацию. Их красные окуляры перевелись на хрупкую, но дерзкую фигурку в конце переулка. Затем механизмы развернулись и зашагали прочь. Их стальные ступни били по булыжнику.

Улисс обернулся, чтобы увидеть, кто их спас.

Это была девушка. На скуле виднелась зачёркнутая шестерёнка. Она уже поворачивалась к нему спиной, лишь на мгновение бросив на него оценивающий взгляд, полный острой усмешки.

Прежде чем Улисс успел её разглядеть, она растворилась в толпе, оставив лишь легкий шлейф пороха и духов.

Улисс остался в растерянности. Его зубы непроизвольно сжались, когда он посмотрел на Гефеста.

Железноликий возвышался на целую голову над толпой, его латунный корпус тускло поблескивал под коптящими газовыми рожками. Даже в полутьме переулков он выглядел как инородное тело – старинный, двухметровый, с плавными линиями корпуса, совсем не похожий на угловатых патрульных.

– Нам надо тебя замаскировать, – прошептал Улисс, поправляя ремень сумки с чертежом. – Мы тут на виду.

Гефест повернул голову с тихим скрипом.

– Пойдем через Нижний город. Он уже под нами.

Голос Железноликого звучал глухо, словно доносился из глубины медного котла.

– Там ещё больше патрульных! – Улисс провел языком по потрескавшимся губам, вспоминая сырой мрак тоннелей. – И... я не готов снова спускаться под землю.

Гефест замолчал.

Решение отыскалось на обшарпанном рыночном ряду, заваленном грудами поношенных тряпок, снятых, вероятно, с покойников.

Торговец, человек с лицом, скрытым в тенях капюшона, вяло торговался со старухой, но его глаза – блестящие и быстрые, как у крысы, – сразу оценили Гефеста.

– Друзья мои! Вам нужно что-то большое и просторное, да? – сипло прошамкал он. – Чтоб скрыть... нестандартную фигуру?

Улисс кивнул.

Через пару минут он принес длинный, до пола, плащ из грубого брезента, пропитанный дегтем и морской солью.

– Гефест теперь горбун, – пробурчал Гефест, когда ткань скрыла его корпус, а капюшон отбросил тень на оптические сенсоры.

Замаскировавшись, они двинулись дальше. Было тревожно, и Улиссу хотелось поскорее свернуть куда-нибудь с глаз долой.

И он нашел... Вернее, оно нашло его само. Возникло в разрыве между серыми домами – грандиозное и изувеченное. Не строение, а памятник чьему-то безумному замыслу. Оно не просто стояло – оно маячило, притягивая магнитом железные опилки.

Бар.

Туша мертвого кита, превращенная в питейное заведение.

Лампы, подвешенные на китовых усах, бросали дрожащие блики на его бока, покрытые слоем смолы и чернильных рисунков.

Над входом под плавником исполина были выгравированы буквы: «Амбаркадерия».

Высохшие ребра, покрытые слоем лака, уходили вверх, образуя сводчатый потолок.

Позвоночник служил центральной балкой.

Бармен – коренастый мужчина с паровым носом – разливал мутную жидкость по запотевшим стаканам.

– Жареного голубя и что-нибудь, от чего немеет язык, – бросил Улисс на стойку четвертьпара.

Монета, добытая Гефестом у дорожных разбойников, закружилась на полированной столешнице из китовой кости.

Она появилась с хлопком и брызгами, как будто просто дожидалась своего момента.

– Эй, механик! – голос прозвучал прямо за спиной Улисса. – Тут для тебя работы нет. Или вы собрались притащить за собой патрули и сюда?

Улисс медленно обернулся.

Брюнетка с губами цвета заката над трубами Цехового квартала. Её корсет из китового уса, туго стянутый серебряными жилами, подчёркивал не только грудь, но и смертельную грацию хищницы. Бронзовая сетка её чулков звенела при каждом движении, как кандалы на осуждённой к красоте. На левой скуле татуировка в виде перечёркнутой шестерёнки, выполненная ртутной краской, которая поблёскивала даже в полумраке.

– Спасибо за заботу. – Улисс почувствовал, как Гефест за его спиной замер. – Во славу великого догматика мы всегда рады нашим доблестным патрульным. Нам же нечего скрывать! А тебе?

Их взгляды скрестились, как шпаги на дуэли.

– О, – она ухмыльнулась, обнажив острый клык, – оборванец с механическими пальцами и острым язычком. Тебе бы в цирке выступать – между номерами с дрессированными медведями.

Гефест издал предупреждающий гул, но Улисс поднял руку.

– Мы просто проходим мимо.

– Все здесь просто проходят мимо… – её палец, украшенный кольцом с крошечными изумрудами, медленно провёл по краю стакана, счищая слой жира и оставляя после себя неестественно чистую полосу. Как хирург, делающий первый разрез. Её глаза скользнули к Гефесту. – Пока они не понимают, что тут можно найти не только выпивку, но и что-то более ценное.

Она швырнула бармену монету: – За выпивку!

Поворачиваясь к Гефесту, она вдруг изменила позу – плечи расслабились, голова слегка наклонилась, и на мгновение она показалась почти беззащитной.

– А ты, – голос стал тише, интимнее, – заходи сюда как-нибудь ещё. Мы любим разбирать вещи... на части.

И растворилась в толпе, оставив после себя запах пороха и дорогих духов.

– Ей что-то нужно, – Гефест издал низкочастотный гул.

Улисс почувствовал, как по спине пробежал холодок. Они как два зайца среди стаи волков.

– Всем тут что-то нужно! – выдохнул Улисс.

Они вышли уже в ночь, но вдали виднелись ворота Чистой зоны – ровные и стерильные, как зубы дантиста.

Где-то там ждал Квартал Витражей.