Текст книги "Империя Чугунного Неба (СИ)"

Автор книги: Лев Чернец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Глава 36. Сладкий кошмар

Лето на месте Ветвистого Креста стояло лавандовое и медовое.

Яркое.

Правильное.

Длинные стебли травы отливали сочной зеленью, будто их только что выкрасили вручную.

На клумбах, аккуратно обрамленных выбеленным камнем, цвели идеальные, будто сошедшие с открытки, лаванда и розы – ни единого пожухлого лепестка, ни одной пчелки.

Их аромат густой. Сладкий

Солнце заливало всё вокруг ровным, бархатным светом и лишь мягко освещало эту картину, лишенную резких теней и тайн.

От старой деревни не осталось и воспоминания. Ни пепла, ни обгоревших балок. На её месте вырос Городок. Приземистые, причудливые домики из светлого грубого камня и состаренной, будто выгоревшей на солнце бронзы, с узорными, увитыми коваными виноградными лозами балкончиками. Стёкла в окнах были кристальны, до нереальности. В них – отражение лазурного неба. Улицы, мощённые гладкой, теплой на вид плиткой цвета охры, были полны людьми, чьи шаги казались бесшумными.

Но они и были самым странным.

Они улыбались. Все! Прохожий с медными котелками на коромысле, подмастерье, чинивший фонарь, женщина, поливавшая те самые идеальные цветы. Их улыбки были одинаковыми: неширокими, вежливыми. В их глазах – радость, спокойное удовлетворение.

Они работали размеренно. Разговаривали неторопливо.

Руби и Гефест – чужие и дикие. Из грязного прошлого. Их потрёпанная одежда, оружие… Сам вид Гефеста – всё это вызывало у прохожих не страх или удивление, а лёгкое, вежливое любопытство. Они экспонаты в музее.

– Что за чертовщина? – прошептала Руби, её пальцы нервно барабанили по рукояти ножа за поясом. – На том холме было поле, а не лес? Или… они его вырастили?

Они зашли в кафе с вывеской «Сладкая шестерёнка». Внутри пахло ванилью и кофе. На прилавке аккуратной пирамидкой лежали кексы, украшенные крошечными съедобными шестерёнками из цветной глазури. Бариста-Железноликий с нарисованной краской улыбкой предложил им «моккачино с экстрактом гвоздики».

Руби лишь брезгливо покачала головой. Её взгляд упал на сидящую у окна пожилую женщину. Она пила чай из фарфоровой чашки, её пальцы, покрытые старческими пятнами, были сложены вокруг неё с неестественной грацией.

Ледяной ком сжал желудок Руби.

– Ильза?..

Старуха подняла на них взгляд. Её глаза были теми же.

– Хотите присоединиться? Чай – вкуснятина.

– Ильза, ты помнишь меня? – Гефест шагнул вперёд, не веря. – Ты… как? Ликвидаторы… они же…

– Оооо! Те консервные банки? – Ильза сделала глоток, и её голос звучал безмятежно. – Я уже о них и не вспоминаю. Наш Благодетель всё исправил.

Руби отшатнулась, будто от удара. Это ловушка? Лабиринт, где у всех стёрли память? Вырезали душу?

Они вышли на улицу.

День клонился к вечеру. Но с наступлением сумерек город не затихал.

Зажигались фонари тёплого света. Они не рассеивали мрак, а лишь подсвечивали его. Движения людей стали ещё более плавными, почти замедленными.

Они заселились в гостиницу «Предпоследнее пристанище». Комнаты были чисты. Кровати заправлены.

На тумбочке лежала конфета в виде крошечного паровозика. Руби швырнула её в стену.

– Что это? – прошептала она, глядя в чистое окно на идеально ужасный город. – Я схожу с ума? Что это за жизнь?

Из окна Гефест заметил странную картину. С наступлением сумерек по идеальным улицам, одна за одной, стали появляться тени.

Жители города, днём такие улыбчивые и плавные, теперь шли поодиночке. Они двигались в одном направлении – к окраине, на север.

Их походка была сомнамбулической.

Их глаза смотрели в никуда.

– Вот наш проводник, – мрачно проскрипел Гефест, наблюдая, как мимо проходит молодая женщина с абсолютно отсутствующим взглядом. – Идём за ними.

Их молчаливое преследование прервал голос, прозвучавший из аллеи. Он был маслянисто-спокойным и не терпящим возражений.

На их пути – человек.

Его одежда была безупречна, пальцы унизаны перстнями, а лицо заплыло от самодовольства.

Это был инквизитор.

Империя уже здесь?

Руби обменялась с Гефестом мгновенным взглядом. Но лицо инквизитора не выражало угрозы, лишь скучающую надменность.

– Не местные? – лениво процедил он. – Документики!

– Тебе-то какое дело? Имперская шавка? – огрызнулась Руби.

Инквизитор покраснел как паяльник!

– Кайся, блудница! Я здесь – личный представитель Лорда-Конструктора! Я есть его десница!

– Почему же твой лорд сам не приполз? – ядовито осведомилась Руби. – Страшно?

– Он не опустится до вашего уровня!

– А ты вот опустился, – Руби оскалила клык в ухмылке. – Не обращай на него внимание, Гефестик! У него заниженная самооценка!

Не дожидаясь ответа, они ускорили шаг, растворяясь в сгущающейся темноте, оставив инквизитора багроветь от бессильной, клокочущей ярости посреди пустой улицы.

Ночь опустилась на город, и он затих.

Глухо.

Они шли по пустынным улицам, и их шаги гулко отдавались в каменных ущельях домов.

Они вышли за пределы города.

Потом через спящий лес, где корни вековых дубов сплетались в подземные капканы, невидимые в темноте.

Их проводники один за одним исчезали в густой темноте болотной чащи.

Руби в темноте споткнулась о скользкий корень, ледяная вода залилась в сапог.

Мёртвого место открылось внезапно. Посреди стояло огромное, угрюмое сооружение из чёрного металла и стекла – ангар. Вокруг кривые сосны-скелеты.

Рядом в кучу свалены венки из болотных цветов, их лепестки почернели от времени.

От ангара вела толстая паровая магистраль, уходящая под землю – словно пуповина, соединяющая его с городом.

Дверь в ангар была не заперта. Она с тихим шипением отъехала в сторону, выпустив наружу волну странного воздуха – пахнущего озоном и формальдегидом.

Внутри было почти темно. Лишь в центре, под куполом из стеклянных трубок и медных спиралей, пылало голубоватое сияние.

И они увидели Его.

Улисс стоял спиной к ним, склонившись над своим творением.

Он был одет в простую рабочую робу, но от него исходила такая концентрация власти и безумия, что было страшно.

Его машина… она была прекрасна и чудовищна. Гигантская стеклянная утроба, заполненная пульсирующей жидкостью. Внутри плавали, подвешенные на проводах и трубках, бледные, неясные формы – кричащие в беззвучии прообразы тел.

По периметру ангара, в нишах, стояли люди.

Те самые жители города.

Неподвижные, как статуи.

Их глаза были открыты.

Они дышали, но не жили.

Улисс что-то бормотал, стуча по клавишам из слоновой кости и чёрного дерева.

– …нейронные связи стабильны… синтез плоти на уровне девяносто семь процентов… имплантировать ядро памяти… нужно больше …

Он обернулся. Его лицо было измождённым, осунувшимся. Глаза… глаза горели фанатичным, нечеловеческим светом. В них не было узнавания. Только одержимость.

– А, – произнёс он, и его голос звучал эхом в огромном помещении. – Новые гости. Не волнуйтесь. Скоро и для вас найдётся место в Хоре. Для всех найдётся место. Здесь больше никто не умрёт. Никогда.

Руби застыла, глядя на эту адскую лабораторию, на эти пустые оболочки людей, на безумного творца в её центре. И на огромную машину, в которой угадывались контуры то ли человека, то ли ангела, то ли монстра.

Глава 37. Время пришло

Воздух в ангаре загустел до состояния железа. Он вибрировал от низкого гудения Машины, звука, который был слышен не ушами, а костями. Голубоватое сияние из её сердца било в глаза, слепящее, холодное, безжизненное.

Это сияние питалось из знакомого Руби и Гефесту баллона с эфиром, который Улисс, не дрогнув, выкрал из груди своего бывшего друга. Теперь он мерцал в сердцевине кошмарного аппарата, и с каждым импульсом его свет становился всё ярче, а гул – всё громче, угрожая разорвать саму ткань реальности.

– Почти… почти… – бормотал Улисс, его пальцы порхали над клавиатурой, вводя последние последовательности. Его глаза были прикованы к стеклянной колбе, где в пульсирующей жидкости уже обретала форму фигура. – Я спешил тогда. Делал ошибки. Теперь… теперь всё иначе. Всё совершенно.

Руби смотрела на это, и её тошнило.

Гефест замечал энергетические всплески, которые грозили разорвать реальность.

С шипением гигантские клапаны отпустили. Жидкость ушла в дренажные отверстия. Стеклянный купол медленно поднялся.

Там была девушка.

Или то, что должно было ею быть. Фигура с чертами, ростом, цветом волос. Но кожа была восковой.

Глаза закрыты.

Движения, когда она сделала первый шаг, были плавными, но… с запозданием, как у марионетки. Она улыбнулась.

– Маргарет… – его голос сорвался на шёпот, полный обожания и боли. Он сбросил с её плеч свою куртку.

Он поправил ей прядь волос и часть из них осталась в его пальцах. – Видишь? Я смог. Я вернул тебя.

Кукла-Маргарет медленно повернула голову. Её стеклянные глаза сфокусировались на нём.

– Улисс, – произнесла она.

– Ей нужно время, – счастливо прошептал Улисс, обращаясь к ним, будто делясь радостью. – Она родилась.

– Улисс, это не человек. Она мертва! – крикнула Руби, не в силах больше это выносить. – Это пародия!

Улисс даже не взглянул на неё. Он смотрел только на своё творение, на её мёртвые глаза, в которых видел всё, что хотел видеть.

– Это новый этап… Эволюция. Жизнь. Без слабости, без трупного гниения...

В этот момент тяжёлые двери ангара с грохотом распахнулись.

На пороге, окутанный облаком пара с улицы, стоял лорд Вейт.

Его чёрный имперский мундир был безупречен. В руке трость.

– Ты всё-таки сделал это! – ледяным тоном произнёс лорд Вейт. Его глаза, холодные, как сталь, скользнули по Машине, по Маргарет, по лицу сына. – Я должен был это увидеть!

Он ткнул тростью в сторону неподвижных фигур в нишах.

– Я пытался… Когда-то. Теперь ты стал таким же, как я.

Улисс побледнел. Его рука инстинктивно легла на плечо куклы-Маргарет, будто защищая её.

– Ты лжёшь. Я никогда не буду таким, как ты.

– Но ты стал… – Лорд Вейт горько усмехнулся. – Я пытался дать империи шанс. Защитить от самой себя! От таких, как ты! Таких, как она! – Он указал на куклу. – И от таких, как ОН!

Его взгляд упёрся в Гефеста.

– Ты действительно не помнишь, железный ублюдок? Ты – моя работа. Я твой. Со-ум! Ты мой самый успешный и самый уродливый проект. Симбиоз машины и… кого? Угадай, Улисс, чьё сознание, чью душу мы пытались перелить в эту броню, чтобы двинуть эволюцию вперёд?

Улисс замер, и в его глазах мелькнуло недоумение.

– Твоей матери, – ударил лорд Вейт тихим, беспощадным голосом. – Её сознание... но оно оказалось слишком хрупким. Она сломалась. Начала распадаться. То, что осталось, – лишь жалкие ошмётки, рудименты её личности. Призрак в машине. Её болезнь… она стала его ядром. Мы просто бросили тебя, как выкидыш. И вот… ты здесь.

Гефест осел на колени. Его глаза бешено замигали. В его памяти всплывали обрывки: ласковый голос, колыбельная, запах гардении… и всепоглощающая, белая боль. Его собственная боль. Боль женщины, запертой в железной темнице. Он издал звук – скрежещущий стон разрываемого металла и души.

– Нет… – прошептал Улисс. Его мир рушился окончательно. Его мать. Его Маргарет. Всё, что он любил, было изуродовано… его отцом.

Ярость. Чистая, белая, всепоглощающая ярость затопила его.

Он даже не помнил, как выхватил из-за пояса монтажный пистолет.

Один выстрел.

Заряд вошёл отцу в грудь.

Лорд Вейт отлетел к стене, по его идеальному мундиру разлилось алое пятно.

Он скользнул на пол, удивлённо глядя на сына.

– Всё… ради Империи… – прохрипел он и затих.

Улисс тяжело дышал, дымящийся пистолет в его руке.

Он обернулся к Машине.

К Маргарет.

– Ничего. Всё будет хорошо… Ничего… Я всё исправлю. Я создам новый мир. Для тебя.

Он рванулся к пульту, начал что-то бешено вводить. Машина взревела с новой силой.

Как будто пространство вокруг сжалось. Фигуры в нишах забились в тихой агонии. Из тьмы на краю ангара стали проявляться новые формы – бледные, кривые, с пустыми глазницами. Мокрые недоделанные искривленные человеческие формы, кто без кожи, а кто без глаз.

– Остановись! – кричала Руби.

Гефест боролся с болью, с правдой, с самим собой.

Он был порождением этого кошмара. Но он был и тем, кем его сделали Лоренц, Брант, Руби.

Тем, кто сделал выбор.

Он посмотрел на Улисса, ослеплённого своей болью.

На куклу Маргарет с её мёртвой улыбкой.

На души, запертые в агонии.

И он сделал выбор.

С рёвом, в котором смешались скрежет металла и человеческий крик, он рванулся вперёд.

Не к Улиссу.

К сердцу Машины – к пульсирующему ядру, откуда тянулись трубки.

– НЕТ! – завопил Улисс.

Гефест врезался в конструкцию. Его мощные руки впились в пучок шипящих проводов. Посыпались искры. Он рвал, ломал, крушил, принимая на себя удары волн. Его броня плавилась, оптические сенсоры лопались один за другим.

Раздался оглушительный хлопок – и свет погас. Машина замолкла. Голубоватое сияние угасло, сменившись аварийным красным свечением и клубами дыма.

Гефест, объятый пламенем, медленно рухнул на колени, а затем на бок.

И он потух. Навсегда.

Ошмёток чужой души обрёл покой.

В наступившей тишине было слышно только шипение горящей проводки и прерывистое дыхание Улисса.

Он подбежал к своей Маргарет. Взрыв искривил её. Одна рука неестественно вывернута, кожа на щеке сползла, обнажая плоть. Один глаз закатился, другой смотрел в пустоту.

Улисс не видел этого. Он видел только её. Свою Маргарет.

– Всё хорошо … всё хорошо… – он бормотал, обнимая её, не обращая внимания на острые края и запах горелой плоти.

Он гладил её по волосам, целовал в холодный, неподвижный лоб. По его щекам текли слёзы, оставляя чистые полосы на лице, испачканном сажей и горем.

– Мы будем вместе. Всегда.

Руби смотрела на это.

На безумца, целующего своего уродливого голема.

На развороченную машину.

На труп лорда.

На дымящиеся останки того, кто был ей другом.

Всё внутри неё опустошилось.

Не осталось ни ненависти, ни злобы, ни даже отвращения.

Только бесконечная, вселенская усталость.

Она медленно подошла, вытащила из кобуры свой револьвер. Не для того, чтобы стрелять. Она бросила его к ногам Улисса. Он звякнул о бетонный пол.

– Кончено, Улисс. Будешь… – её голос был тихим, плоским, без всяких эмоций. – Живи тут со своими куклами. Или не живи… Делай что хочешь.

Она развернулась и пошла прочь.

К выходу. Из этого ада. В другой ад, который зовётся миром.

Улисс сидел на полу, качал на руках свою искорёженную куклу и плакал.

Его взгляд упал на револьвер. Он потянулся, подобрал его дрожащими пальцами.

–Смотри, Маргарет. Звездочки. Мы будем смотреть на них вместе. Ты же любишь смотреть на звёзды… Обнимай меня…

Конец.