Текст книги "Мальчик в больших башмаках"

Автор книги: Леонид Прокша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

ТАЙНА РАДИСТА

С некоторых пор рядовой Ипатов стал замечать, что старшина в присутствии подчиненных избегает снимать гимнастерку. В жаркие дни, когда все раздевались до пояса, он даже не расстегивал воротничка, а умываясь всегда отходил в сторонку, и гимнастерка неизменно была у него под рукой.

«Что-то важное прячет. Не мучил бы себя из-за пустяка»,– думал Ипатов, продолжая внимательно наблюдать за старшиной.

Бывший вор и рецидивист, он отбыл наказание незадолго перед войной и поэтому в кругу товарищей чувствовал себя отчужденно. Их решимость любой ценой пробиться из Крыма к своим через Керченский пролив была ему непонятна, да и сама эта затея казалась неосуществимой.

– Чего нам путаться по лесам да но горам? – сказал он как-то солдатам.– Патроном у нас мало, жрать нечего. Не перебьют немцы – сами с голоду помрем. Хорошо, пока в лесу ягода какая есть, дикое яблоко, грушка. А ударят морозы – каюк!

– Так что же делать: поднять лапки кверху и сдаться? – горячо возразил молодой солдат Ерохин.

– У-тю, лапки кверху! – ответил Ипатов.– Зачем же кверху? Думаешь, есть только туда да сюда дорога? В жизни еще имеются и тропиночки. Не ровные, окольные, а к желанной цели приведут. Зачем на рожон лезть? Разбредемся по деревням и подождем тихонько. А чтобы немцам глаза отвести, можно, глядишь, и жену подыскать… пока наши придут.

Этот разговор услыхал старшина Луценко. Высокий, плечистый, он, широко расставив ноги, стоял за спиной Ипатова. Фуражка у старшины была сбита на затылок, большие черные глаза блестели, ноздри раздувались.

– Вот что,– сказал он, положив обе руки на кобуру пистолета,– если я еще раз услышу такие разговоры, я тебе такую свадьбу устрою. Жених…

Дружный смех заглушил остальные слова старшины. Ипатов побагровел, ничего не сказал, но решил про себя: «Черт с вами, пробивайтесь на свою голову, найду и без вас дорогу».

С этой мыслью не расставался он и сейчас, хотя поделиться ею ни с кем не решался. Чем труднее становилось, тем лихорадочнее думал Ипатов, как податься в кусты. Но удобного момента все не было.

Осеннее крымское солнце в это утро светило особенно ласково. Солдаты, пригретые его лучами, крепко уснули. Не спал только дежуривший у рации сержант Андрейчиков. Он сидел, привалившись спиной к стволу векового тополя, и о чем-то сосредоточенно думал. На его усталом почерневшем лицо вдруг появилась улыбка…

…Первым проснулся старшина. Окинув взглядом свой не-большой отряд и убедившись, что все спят, оп быстро поднялся и зашагал прочь от места расположения взвода. Не знал старшина, что Ипатов следил уже за ним чуть приоткрытым глазом: «Опять уединяется. Что если пойти посмотреть?..» Ипатов поднялся и, потягиваясь, направился за старшиной.

– Ты куда, старина? -остановил его Андрейчиков.

– Спрашиваешь. Известно куда но утрам люди ходят,– буркнул Ипатов, а про себя подумал с досадой: «Вечно он мне на пути попадается».

– Погоди! – Андрейчиков старался произнести это как можно громче.– Новость интересная.

– Ну, что за новость? – стали поднимать головы лежащие у костра солдаты.

– По радио получил телеграмму…

– Говори…

– Да не знаю… Надо бы подождать командира.

– Валяй, не мучь!

– Верно, читай быстрей,– заговорили все сразу.

– Ладно, прочту. Только уговор: придет командир – молчок, словно ничего не знаете.

Радист вытащил из кармана блокнот и начал читать:

«Военный Совет фронта присвоил Д. И. Луценко звание «лейтенант». Отряду, возглавляемому им, Командующий выносят благодарность и приказывает пробиваться…» Тут я пропустил малость,– словно оправдываясь, сказал Андрейчиков.– Вот еще: «Помощь будет»,– и на этом конец. Не хватило питания…

– Эх ты, радист…

– И что, все питание?

– Все,– грустно проговорил Андрейчиков.– Рация больше не нужна.

– Где и какая помощь – вот вопрос,– вздохнул Пашко Мирончик.– Куда Командующий приказал пробиваться?

– Ясно куда,– к своим…

– К каким своим? – залепетал Ипатов.– Вот мы и есть все свои. Где наш полк? Нет полка. Все, что осталось, па пальцах пересчитаешь…

– Будет,– горячо сказал Ерохин.

– Где же будет? Знамени-то нет.

– Не уберегли знамя,– с сердцем проговорил пулеметчик Змитрок Жартун.– Позорно возвращаться без знамени.

– А ведь как пас учил командир наш: пока жив хоть один солдат, знамя должно развеваться.

– И лейтенант погиб. С ним бы пробились. А без него…

– Опять ты ноешь, Ипатов,– рассердился Ерохин.– Лейтенант Луценко выведет.

Полк, в котором служили солдаты, был высажен на Керченском полуострове. Командира его, подполковника Светловича, тяжело ранило при высадке десанта. Он руководил боем, пока не потерял сознания. Моряки увезли Светловича на катере па Большую землю. Б неравном жестоком бою десант был разбит. Уцелевших бойцов из разных подразделений собрал лейтенант Огнев.

Ночью он вывел их с поля боя. От Керченского пролива группа пробилась в лес, в район Феодосии, в надежде встретиться с партизанами. Однако партизан найти не удалось. В одной из стычек с фашистами лейтенанта Огнева тяжело ранило. Отряд отступил в глубь леса, унося с собой офицера. Утром Огнев умер, приказав командовать отрядом старшине Луценко.

После смерти офицера уверенность, что удастся пробиться к своим, ослабла. Телеграмма, которую получил Андрейчиков, сразу всех ободрила. Возвратившись, Луценко заметил, что солдаты подтянулись.

– Смирно! – скомандовал Андрейчиков и, четко подойдя к несколько смущенному Луценко, начал: – Товарищ лейтенант…

Краска ударила в лицо Луценко. Если бы докладывал не Андрейчиков, а кто другой, он бы счел это за злую шутку. Но сержант Андрейчиков был коммунистом и его очень хорошим помощником.

Сержант спокойно и обстоятельно докладывал о телеграмме. Солдаты стояли молча. В эту тяжелую для Родины и для каждого из них минуту они прониклись уверенностью, что у них снова есть надежный боевой командир. Они смотрели на него, ждали, а он, угадывая их мысли, твердо сказал:

– Пробьемся, товарищи, пробьемся…

ВОТ ОН КАКОВ, ВИКЕНТИЙ!

– Ничем бог не обидел нашего Викентия,– говорил не раз дед Данила старухе,– ни ростом, пи красотой. Вот только насчет умишка, кажется, поскупился…

Возможно, Викентий не был таким красивым, как казалось старикам, но зато и насчет ума его дед был явно несправедлив. Викентий сильно заикался, даже своего собственного имени по мог сразу выговорить, и это как-то усугубляло в глазах окружающих его детское простодушие – простодушие сильного и доброго человека.

В деревне Викентия любили и жалели, безобидно подшучивали над ним и считали, что к чему-нибудь серьезному сын Данилы Абабурки не годится. Поэтому, когда Заболотские парни пошли в лес, в партизаны, Викентия они с собой не взяли.

Вначале гитлеровцы хотели пристроить его в полицию или послать на работу в Германию, но вскоре, видно, тоже пришли к мысли, что проку с заики будет мало, и попросту забыли о нем.

Как-то в гарнизон прислали пополнение. Среди новичков были чехи и словаки. Викентий сблизился с ними. Он быстро усвоил несколько десятков чешских и словацких слов, хотя в этом и не было особой нужды: чеху и белорусу нетрудно понять друг друга.

Разговаривая с чехословацкими солдатами, Викентий с интересом присматривался к оружию. Это заметил однажды молодой солдат из Северной Моравии Карл. Он спросил:

– Правится? Может быть, Викентий хочет быть солдатом или полицаем?

– Н-нет,– ответил Викентий.– П-пальнул бы с охоткой, а н-насчет того, чтобы солдатом,– н-не хочу.

Все же о том, чтобы стать солдатом, парень мечтал. Конечно, не во вражеской армии и пе в полиции хотел он служить, а в той армии, в которую пошли его сверстники.

Долго он искал этих парней в лесу и наконец нашел.

– Ну какой из тебя партизан без оружия? – сказал Викентию комиссар.– Достань винтовку и, пожалуйста, становись в. строй.

– Х-хорошо,– ответил Викентий и зашагал домой, полный решимости в этот же день раздобыть оружие. Как это сделать, он уже придумал.

Первым, кого он увидел, подходя к деревне, был Карл, стоявший на посту возле хлебных скирд.

– А-а, Викентий,– приветливо улыбнулся ему Карл.– Добрый вечер!

У скирды стояли вилы. Викентий мог ударить ими Карла по голове, схватить винтовку и – в лес. По он знал, что Карл попал в гитлеровскую армию но по собственному желанию, что в душе оп ненавидит фашистов, и не мог так поступить.

– Тебе что? – спросил Карл.

– К ним,– кивком показал Викентий в сторону девчат, которые работали неподалеку.

– А-а, понимаю.

Викентий сделал несколько шагов и вдруг, будто вспомнив что-то, вернулся.

– К-карл…

– Что?

– Д-дай мне винтовку. Подержать. Пусть они посмотрят.

– Понимаю,– улыбнулся Карл.– На…

Викентий взял винтовку, закинул ее на плечо и, отойдя немного, опять вернулся.

– К-карл. Да-ай и патронташ, чтоб по всей форме было.

– Бери и патронташ. Ты постой тут, а я на минуточку…

Карл, не переставая улыбаться, направился в деревню, а когда вернулся, Викентия нигде не было.

Перепуганный не на шутку, Карл бросился его искать – в одну, в другую сторону. Наконец он увидел Викентия. Тот неторопливо шагал но лесной дороге.

– Стой, ты куда?! – крикнул Карл.

Викентий остановился.

– Отдан! – Карл, запыхавшись, подбежал к Викентию.

Викентий направил винтовку на Карла и строго сказал:

– Не п-подходи!

– Ты что? Это же нечестно, Викентий. Немцы меня повесят…

– П-пусть п-повесят. У н-них б-будет меньше на одного вояку, а у п-партизан на одного б-больше.

Карл даже рот разинул от удивления. Не ждал он такого от чудаковатого Викентия.

– Хорошо,– проговорил наконец он.– Пусть у немцев будет на одного солдата меньше, а у партизан на двух больше!

Минуту спустя они шли рядом по дороге, которая вела в партизанский лес.

– Вот он каков, Викентий! – с уважением и завистью говорили в отряде и в деревне, когда

узнали о его поступке.

ФРИЦ ТОПИТ БАНЮ

В тот же день в Заболотье произошел второй случай, который наделал не меньше шума и вызвал не меньше разговоров. Гемлер приказал своему денщику истопить баню. Нужна была вода. Фриц согнал деревенских ребятишек и стал их запрягать в водовозную телегу. Поставив ребят кого в оглобли, кого сзади – толкать телегу, сам он взгромоздился на бочку и, взмахнув кнутом в воздухе, властно закричал:

– Марш!

Упираясь босыми ногами в землю, дети с трудом сдвинули телегу с места и потащили ее по дороге.

Проехали с километр. Дорога началась плохая, колеса так и вязли в грязи.

Ребята устали, по тянут. Напрягаются изо всех сил, гнутся к земле, пот с них льет градом. А Фриц помахивает кнутом и гикает по-своему:

– Шнеллер, шнеллер! Бистро!

Тяжело ребятам, не по детской силе такая работа. Миша Артошка остановился.

– Не буду! Не лошадь я!

И все остановились.

Фриц коршуном слетел с бочки.

– Ты сказал: «Не буду?» Нет, ты буду…– и со всей силы стеганул Мишу по голым ногам,– Прыгай! Ну, прыгай!..

Удары один другого злее сыпались на мальчика.

Миша боялся, что вот-вот из глаз у него брызнут слезы, но терпел. А взбесившийся Фриц, продолжая хлестать его, приговаривал:

– Прыгай! Почему но прыгай?..

– Он засечет его насмерть,– с ужасом крикнул кто-то из ребят.

В это время Ваня по заданию Глинского шел в Заболотье. День был теплый, решил искупаться. Слышит крики детворы. «Вот хорошо,– обрадовался Ваня, веселее будет». Пустился бежать к реке. И как раз подоспел вовремя.

Сначала Ваня растерялся, по вдруг заметил на бочке автомат. Он тихонько подкрался к телеге, р-раз – и автомат у него в руках. Теперь ему но страшен Фриц. Пришла минута, о которой он мечтал. И Ваня крикнул срывающимся, не своим голосом:

– Перестань, фрицяга, перестань! Застрелю!

Фриц от неожиданности уронил кнут. В испуге он махал руками н шепелявил:

– Мальшик! Мальшик, не надо пуф! Не надо!

Он даже силился улыбнуться, сделать доброе лицо.

В оглобли фрица! – раздался голос из гурьбы ребят. Видя беспомощность злого обидчика, все в восторге подхватили:

– В оглобли, фриц проклятый!

Ваня не сводил с немца дула автомата, и тот, испуганно косясь по сторонам и не переставая повторять «Мальшик, пуф не надо!», переступил оглобли.

Дети мигом облепили бочку.

– Марш! Марш! – повторяли они слова фашиста.

А Миша, стоя па телеге, размахивал над его головой кнутом.

– Прыгай! Ну, прыгай! Почему не прыгай? – кричали ребята.

Фриц то и дело поворачивал голову, но, встретив глазами дуло автомата, продолжал сердито везти телегу. В какую-то минуту он хотел было повернуть оглобли в деревню.

– Куда! Хитер! На реку! – приказали ребята.

Фашист злобно рванул оглобли и, отмахивая саженные шаги, потянул телегу под уклон. В этой неожиданной прыти была хитрая уловка: Фриц задумал разогнать телегу, круто повернуть ее на всем ходу и опрокинуть, а там – замешательство и жестокая расправа… Но упоенные победой ребята не замечали опасности.

– Ага! Запрыгал! – еще пуще радовались они.

Начался спуск к реке. С горы телега помчалась еще быстрее. Фашист бежал во весь опор.

Ваня разгадал замысел фашиста.

– Прыгайте,– крикнул он.

Ребята попрыгали с бочки и, как воробьи, рассыпались в разные стороны, а фашист… Фашист не мог уже удержать напирающей на него телеги и с разбегу свалился в воду.

Когда ребята подбежали к берегу, бочка качалась па воде, как поплавок. Фрица не было видно.

– Утонул, гад,– сказал Миша. Сине-красные полосы горели на его лице, шее, ногах.

– Теперь нам будет,– испугались мальчуганы. Вид избитого Миши усиливал страх.

– Удирайте, ребята, пока не поздно. И молчок,– посоветовал Ваня.

Мальчишки бросились кто куда.

ЕСЛИ ЧТО – УБЕЙ КАК СОБАКУ

Всю ночь отряд Луценко пробирался к морю. Шли по степи, населенные пункты обходили. Привалы были короткими: чуть передохнули и – дальше. Лейтенант торопил. К утру нужно было достигнуть прибрежной полосы, чтобы и течение дня разведать местность и, если на берегу найдутся лодки, ночью форсировать пролив.

Луценко шел впереди отряда. Закинув голову назад, он отмерял широкие шаги. Вся его слаженная фигура, казалось, была устремлена вперед. Временами он поворачивался к бывшему шоферу командира Чернобривцу, отрывисто приказывал:

– Передать по цени: подтянись…– и, не замедляя шага, продолжал идти вперед.

«Какая сила его несет? Мотор у него в груди, что ли?» – думал, шагай за лейтенантом, Чернобривец. За плечами он нес вещевом мешок, в котором был весь продуктовый запас отряда: банок десять консервов, несколько килограммов сухарей.

Дальше следовали одно за другим три отделения. Замыкал колонну помощник командира отряда сержант Андрейчиков.

Хоть бы перед смертью дали поесть досыта,– донесся из темноты голос Ипатова. Тотчас же последовал ответ Ерохина:

– Не каркай…

«Молодчина Ерохин. Не дает спуску Ипатову»,– подумал Андрейчиков.

К рассвету отряд достиг моря и расположился на дневку среди прибрежных скал. Люди устали, голод давал о себе знать. Ждали, что вот-вот прозвучит команда:

Чернобривец, раздать по банке консервов на двоих и по два сухаря…

Но этой команды не последовало. Приказав людям ложиться спать, Луценко взял с собой Ерохина и отправился в разведку. Вернулся он часов через пять. Андрейчиков не спал, ждал их возвращения. Командир отряда вместе с помощником отошли в сторонку и стали совещаться. Ерохин, отыскав свое отделение, начал укладываться спать.

– Ну, чего там выведали? – спросил его Ипатов.

– Берег свой видели.

– Далече?

– Близко, километра три, а может, пять…

– Близко видать, да не достать. Попробуй переплыви… Лодки хоть есть?

– Да, стоят на берегу.

– Охрана какая?

– Ходит фриц. Но его, если подстеречь из-за скалы, можно легко снять.

– Легко, легко…– пробормотал Ипатов, и в его глазах сверкнул злой огонек.

– А лейтенант наш смелый и смекалистый,– уже засыпая, проговорил Ерохин.

– Ипатов,– раздался голос дежурного.– Твоя очередь…

Ипатов поднялся, привел себя в порядок, повесил па шею автомат и встал на пост. Проделал он все это быстро, без свойственных ему вздохов и отговорок.

День был теплый. Тихо кругом. Недалеко за каменной грядой шумело море.

– …Перед выступлением нужно показать знамя. Это придаст людям силы. Слово свое, командир, скажи…

Ипатов прислушался. Говорил Андрейчиков.

– А потом кто знает, как обернется, доплывем ли мы все… А знамя должно доплыть.

«Так вот что Луценко прячет»,– догадался наконец Ипатов.

Продолжая тихо разговаривать, Луценко и Андрейчиков приблизились к спящим солдатам и начали укладываться. Несмотря на усталость, Луценко был бодр.

– Ты представляешь, какая это будет минута: снова люди соберутся под знамя. Знамя нашего полка…

Ипатов понимал – предстоит самое трудное. Может статься, что все они, которые так сладко спят, пригретые крымским солнцем, останутся навсегда лежать на берегу или на дне пролива. Можно избежать этой участи. Что стоит ему, бывшему рецидивисту, убить спящего Луценко, взять знамя? С таким трофеем немцы его хорошо примут…

Но предателей даже в той среде, с которой он расстался еще до войны, ненавидели. Ипатов задыхается. В груди, как в омуте, что-то кружит и пенится. Вот он сунул руку в карман и ощутил холодную сталь ножа. Затем стремительно направился к спящему Луценко, наклонился над ним и вдруг… сильно тряхнул командира за плечо.

Луценко вскочил и, увидев перед собой Ипатова, спросил с тревогой:

– Что случилось?..

– Сними с поста, я уже простоял липшее.– И, шатаясь, как пьяный, Ипатов отошел в сторону.

– Ипатов!..

Тот продолжал стоять на месте. Луценко подошел к нему.

– Во мне рождается человек, командир,– сказал Ипатов и добавил глухо: – Ежели что – убей как собаку…

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ

Солдаты встали. Прозвучала долгожданная команда:

– Чернобривец, раздай но банке консервов на двоих и сухари.

Ели медленно, стараясь подольше задержать во рту тающую тушенку и сухари. Ипатов, который обычно при дележе старался себя не обидеть, на сей раз отдал Ерохину большую часть.

– Что это ты вдруг? – спросил Ерохин.

– Ты моложе…

После завтрака командир приказал освободиться от лишних вещей. Это напоминало о предстоящей опасности.

Ипатов вздохнул.

– Жену, детей вспомнил? – спросил с участием Ерохин, недоумевая, что творится с Ипатовым.

– Один я. Нет у меня никого,– ответил Ипатов,– И поплакать некому будет…

Красное большое солнце медленно покатилось с горы к морю. По команде «построиться» все быстро заняли свои места и замерли в ожидании. Подошел Луценко.

– Товарищ лейтенант, по вашему приказанию отряд построен.

Несколько минут Луценко молчал. Ветер донес издалека рокот моря. Стало еще тише.

Луценко расстегнул пуговицы, стал медленно снимать гимнастерку. II все вдруг увидели, что грудь его туго обвита красным полотнищем.

– Это знамя полка,– сказал, хмуря черные брови, Луценко.– Мы должны донести его… любой ценой.

Было уже около часа ночи, когда отряд стал осторожно пробираться сквозь заставы к берегу. Вот и намеченный рубеж. Притаившись между камней, люди ждали следующего приказа. Впереди раскинулось море. Вдали, па фоне бледной полосы неба, виден был силуэт часового, охраняющего лодки и баркасы.

– Пора,– шепнул Луценко.

Ипатов, как кошка, бесшумно пополз вперед. В зубах его блестело лезвие финского ножа.

Шло время. Шурша галькой, шумело море. Порывистый ветер взвихривал прибрежный песок. Мерно, удар за ударом, морская волна била о скалу.

«Неужели подведет?» – подумал Андрейчиков и беспокойно шевельнулся. Это он посоветовал Луценко послать Ипатова спять часового.

– Не беспокойся,– шепнул Луценко, словно угадав тревожные мысли своего помощника.– Не подведет.

– Кто знает, что у него па душе…

Раздались четкие шаги и окрик часового.

– Смена постов,– шепнул Луценко.– Это, может быть, и к лучшему. Не скоро обнаружат.

Солдаты, отбивая шаг, двинулись дальше, и где-то недалеко раздался окрик второго часового.

– Днем был один. Это наш промах. Теперь понятно, почему застрял Ипатов.

Посты были сменены, и снова установилась тишина.

– Послать ему на помощь?

Луценко сразу понял, о ком идет речь.

– Опасно, могут друг с другом столкнуться. Надо ждать.

На всякий случай он распорядился, чтобы два отделения заняли новую позицию и укрылись там.

А время шло. Светлую полосу на горизонте давно заволокло тучами, и сейчас было совсем темно, как обычно бывает на юге. Камни, нагретые днем, остыли. Становилось холодно. Но люди лежали неподвижно.

Луценко посмотрел на часы. Светящаяся стрелка показывала три. До рассвета остается мало.

– Ждем еще пять минут…

Раздался шорох.

– Ипатов,– облегченно вздохнул Андрейчиков.

Это был он. Солдат подошел к командиру и доложил:

– Товарищ лейтенант, задание выполнено. Их оказалось двое. Ну, я, значит, обоих…

На Ипатове была немецкая шинель, сапоги и два автомата.

– Это я снял с первого. Оделся, а ко второму подошел вроде как его напарник. Я раньше приметил: они часто подходили друг к другу.

– Хорошо. Молодец,– сказал Луценко и дал команду следовать за ним.

Взвод подошел к лодкам. Луценко выбрал самую большую.

Бойцы дружно подхватили баркас, чтобы спустить па воду.

Но тут оказалось, что он привязан цепью к железному колышку. Проверили другие лодки. Все были прочно привязаны.

– Ну-ка,– сказал Ипатов и попробовал открыть замок гвоздем. Ему подсовывали все, что попадалось под руки, но тщетно.

– А что если рвануть этот колик артелью? – сказал Пашко Мирончик и своими крепкими руками взялся за цепь. Друзья Пашко – Жартун и Тузай – последовали его примеру.

– Берись остальные. Ну, раз-два – взяли!..

Уже десятый нот катился с солдат, но «колик» не поддавался. А время шло. Скоро должна была появиться новая смена немецких часовых.

– Давай гранату,– сказал Луценко.

Взрывом была порвана цепь. Бойцы дружно подхватили баркас и почти па руках спустили его на воду.