Текст книги "Мальчик в больших башмаках"

Автор книги: Леонид Прокша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

ВЕСНА НА ДОРОГЕ

А тем временем Вани шагал по широкой магистрали, ведущей на Берлин, напевая свою любимую песенку:

 
Я невелик,
Но я в больших
Отцовских башмаках.
Я невелик,
Но воля есть
И сила есть в руках.
 

По-весеннему ярко светило солнце. Мимо Вани на запад мчались военные машины. Навстречу им по обочинам дорога шли из фашистского плена русские, белорусы, украинцы, чехи, поляки, латыши, эстонцы… Они махали солдатам фуражками, платками, кричали вслед:

– Счастливого пути, родные!

– Добивайте скорее фашистского зверя!

– Да здравствует победа!

До победы оставались считанные дни. И счастлив тот, кто в огне последней схватки выживет и увидит над головой мирное небо, вернется к своим в родные края. И славен будет тот вовек, кто падет в этом последнем бою за счастье людей.

Ваню, одетого в военную форму, обнимали, целовали люди, вырвавшиеся из фашистского ада.

– Ты куда, паренек?– спрашивали они.

– В часть, из госпиталя,– важно отвечал Ваня, продолжая свой путь.

В небе ревели моторы. И тогда люди поднимали кверху головы и громко желали победы краснозвездным самолетам.

– Сбрось его, сбрось, чернокрестого! – кричали они, наблюдая воздушный бой.

И радовались люди, когда вражеский самолет, оставляя за собой черную полосу дыма, исчезал где-то за лесом.

На дороге часто возникали летучие митинги. Проходя мимо одной из таких митингующих групп, Ваня услышал:

– Братцы, какое счастье видеть псе это,– говорил исхудавший мужчина.– Я попал в плен в начале войны, но верил: пусть не я, зато другие обязательно доживут до такого весеннего дня. Возмездие должно было прийти. Братцы, оно пришло. И в какой день. В день Первого мая. С праздником вас и грядущей победой!

«Ведь сегодня Первое мая»,– вспомнил Вани.

На ногах у него были тяжелые солдатские сапоги. День разгорелся жаркий. Пот заливал глаза, но Ваня не обращал ни на что внимания. Шел и шел, куда указывали дорожные стрелки: «На Берлин».

У одной из указок он остановился: «До Берлина 100 километров».

– Дойду,– твердо решил Ваня и зашагал дальше.

Позади послышался шум мотора. Ваня, не оглядываясь, нахлобучил пилотку и продолжал идти.

Крытая зеленая машина обогнала его и остановилась. Из кабины вышел офицер.

– Куда путь держишь, мужичок с ноготок?

– В часть, из госпиталя,– ответил Ваня, не останавливаясь.

– Погоди,– остановил его офицер.– Где твоя часть?

– Там, на фронте…

– Кто командир?

– Светлович.

– Полковник Светлович? Так ты из его полка?

– Так точно.

– Мы как раз туда едем. Садись, прямо па КП, к самому полковнику доставлю,– сказал, улыбаясь, офицер.

Ваня не спешил садиться в машину. Сейчас ему по вполне понятным причинам вовсе не хотелось встречаться с отцом.

– А мне у начальства делать нечего,– спокойно ответил Ваня.– Я – рядовой. Мое место в подразделении.

– В каком?

– В разведбатальоне.

– Мы именно туда и едем. Садись.

Офицер и Ваня сели в кабину рядом с шофером. Тот посмотрел на юного солдата, улыбнулся и нажал на стартер.

По бокам замелькали придорожные деревья. Широкая красивая дорога мчалась навстречу. Местами се перерезали мосты.

– Сильна дорожка,– сказал шофер.– Любую скорость давай. Никаких перекрестков. Надо переехать шоссе, изволь через мост. Нам бы такие дороги…

– А вот войну кончим, вернемся домой, будем строить дороги, мосты.

– А еще у них есть дороги, обсаженные яблонями, черешнями. Такое у нас тоже следовало бы завести.

– Жадный ты, как я посмотрю, па все хорошее, Иван. Так бы все к себе на Брянщину и перетащил. Кстати, а тебя как зовут, паренек?

Ваню что-то тронуло. Он посмотрел на офицера и сразу вспомнил Петю. «Как он похож па него. И глаза такие же голубые…»

– Так как же тебя зовут?

– Ваня…

– Тоже, значит, Иван. А меня Сергеем дразнят. Сергей Печалин. Фамилия правда, не совсем подходит к характеру. Я скуки не терплю.

Ваня, услыхав знакомую фамилию, приподнялся па сиденье, заморгал ресницами, по… промолчал. Пусть у брата погибшего Пети так и будет: фамилия не подходит к характеру. Может, когда-нибудь…

– Я, товарищ капитан,– продолжал между тем шофер,– так думаю: коли ты попал в чужие страны, так не разевай рот. Не ахай, не охай, слюни не развешивай, а на ус мотай…

В открытое окно врывался теплый ветерок. Дорога шла в стороне от населенных пунктов, через поля, леса.

– И чего они кричали про жизненное пространство, не пойму,– снова начал шофер.– Есть у них и земля и леса. Всего хватает.

– Войны им не хватало,– ответил капитан.– Вот они ее и получили.– Офицер повернулся назад, улыбнулся.– Сидит Карл, готовится.

Ваня тоже обернулся. Через окошко он увидел человека в немецкой форме, но без погон.

– Фашист?

– Нет. Антифашист, чех. Мы, Ваня, пропагандой занимаемся. Машину нашу «говорилкой» солдаты называют. Приезжаем мы на фронт, ставим ее где-нибудь на передовой. Достаем репродуктор. Тяпем его поближе к противнику. Потом начинаем разговоры разговаривать. Дейтше солдаты и офицеры, бросьте воевать за неправое дело, переходите к нам…

– А они что, переходят? – спросил Ваня.

– А они нас минами да снарядами,– вставил слово шофер.

– Это в начале войны. О, тогда они нас и слушать не хотели. Мы им говорим: все равно вас Советская Армия разобьет – не верили. После сорок второго стали прислушиваться. Потом сдаваться понемногу. А теперь сдаются вполне прилично.

На мосту, что показался вдалеке, сверкнул огонь. Несколько секунд спустя неподалеку от дороги разорвался снаряд.

– Немцы?

– Они. Кто бы по своим стрелял.

Шофер быстро свернул на обочину, за деревья. Второй снаряд разорвался еще ближе.

– Вот черти,– выругался капитан.– Перегородили дорогу.

– Что здесь, фронт?– спросил Ваня.

– Да нет, фронт в Берлине. Это, видно, остатки какой-то части переходят дорогу. Надо с ними поговорить. Тащи, Иван, репродуктор.

Шофер извлек из кузова репродуктор. Ваня не раз видел такие в городе на улицах.

– Мы с Ваней потащим его к мосту, через десять минут заводи движок,– распорядился капитан.– Карл!

– Слушаю, товарищ капитан.

– Через десять минут обратитесь к немецким солдатам, чтобы сложили оружие.

– Есть!

– Пошли, Ванюша. Я возьму репродуктор, а ты берись за кабель.

С моста продолжали стрелять по другим приближающимся машинам. Тащить кабель оказалось нелегко. Местами он цеплялся за деревья, за кусты и пни.

– В частях нам людей дают на такое дело,– объяснил капитан.

На опушке леса они остановились.

– Смотри…

На мосту, возле пушки, возились гитлеровцы. Двое солдат подносили снаряды. На предмостной насыпи тоже серели одиночные фигурки.

– Ну вот, отсюда им будет все слышно.

– Товарищ капитан, а если на дерево его повесить?

– Давай, это мне нравится.

Ванюша вскарабкался на дерево. Капитан подал ему репродуктор. Ваня повесил его и спустился вниз.

– Теперь отойдем в сторонку и посмотрим, что они будут делать.

Залегли у ствола старой липы. Капитан посмотрел на часы.

– Сейчас Карл начнет.

В репродукторе раздался спокойный голос: «Донтше зольдатен…» Ваня просительно глянул па капитана. Тот понял, в чем дело:

– Он говорит им: «Эй, вы там, па мосту, бросьте эти глупые шутки. Мало вам войны? Самое разумное, что вы можете сейчас сделать,-вывесить белый флаг…»

Солдаты застыли в недоумении.

– Решайте, мы не можем ждать,– снова прозвучало в репродукторе.

Капитан сделал Ване знак оставаться, а сам вышел из-за укрытия и решительно направился к мосту.

– Ну, чего вы ждете? – крикнул он по-русски.– Чтобы я дал команду солдатам вас обезоружить или уничтожить?

Затем, видно, повторил то же самое по-немецки.

Ваня приготовил гранату к бою. Он не сводил глаз с немецких солдат.

Капитан уже входил на мост. В это время с другой стороны моста показался немецкий офицер. Он скомандовал:

– Фойер!

– А я говорю, отставить! – властно крикнул капитан, выхватывая из кобуры пистолет.

Немецкий офицер хотел выстрелить в капитана, но помешала меткая пуля шофера Ивана. Офицер зашатался и повис на перилах моста. Солдаты поспешили поднять руки.

ОЧИСТИТЕЛЬНАЯ БУРЯ

Перед боем командир польского стрелкового батальона Боровский пришел на командный пункт советской части. Тапки полковника Светловича должны были сопровождать в атаку польских пехотинцев.

Полковник в это время разговаривал по телефону. Он знаком предложил польскому офицеру садиться, а сам продолжал разговор:

– Луценко, вы слышите?.. Пошлите к ним парламентера. Предложите сдаться. В домах мирное население? Ну вот, видите. Зачем лишние жертвы? Кто, кто приехал? Выясните и доложите.

Боровскому полковник показался знакомым. «Где я его видел?» – думал он, напрягая память.

– Так,– продолжал разговор по телефону полковник.– Печалин с агитмашиной? Очень кстати. Пусть поговорит с ними. Сделайте все возможное, чтобы избежать ненужного кровопролития…

Полковник положил трубку. Польский офицер встал и доложил:

– Командир отдельного пехотного батальона дивизии имени Тадеуша Костюшко майор Боровский…

– Здравствуйте, товарищ…– Полковник па секунду запнулся.

– Прошу называть меня товарищем. Так будет правильно.

– Да, товарищей по оружию нельзя иначе называть.

– К тому же, я простой крестьянин.

Полковник пожал майору руку. И снова Боровский подумал: «Где я видел его, где слышал его голос?»

Полковник развернул план Берлина.

– Давайте уточним маршрут движения моих танков и вашей пехоты.

Майор раскрыл свой планшет.

– Мы находимся возле этой площади,– показал полковник красным карандашом.– Вот здесь, в жилых домах,– заноза. Засел немецкий батальон. Мы не хотим открывать по ним огонь. Жалко мирных жителей. Они прислали своего парламентера. Просили помочь им. Там дети… Командир разведбатальона ведет с немецкими солдатами переговоры. Если они сдадутся, путь вот до этого угла свободен. Дальше крупные силы противника. Их опорные пункты вот здесь, здесь и здесь будут подавлены артиллерией. Остальное должны сделать мы с вами. Понятна обстановка?

– Понятна, товарищ полковник.

– Как настроение ваших людей?

– Прекрасное. Солдаты гордятся, что им доведется принять участие в штурме Берлина. Они уверены: броня ваших танков надежная.

– Уверены? Не думают уже, что паши танки фанерные,– улыбнулся полковник.– А то, знаете, в сентябре 1939 года южнее Бреста был такой случай…

– О, теперь вспомнил, где я вас видел. Это на ваш танк мы налетели с саблями…

– Вот как?

– Я был там. Мы тогда офицера, который приказал нам идти в атаку, носом в броню вашего тапка ткнули, как щенка.

– Так вы Боровский? А я получил сегодня приказ и думаю: чем-то мне памятна эта фамилия. Каких только встреч не бывает на войне… Ну, будем считать, что все плохое, что было,– сплыло. Осталось самое дорогое – наша дружба.

– О, это правильно… Самое дорогое,– сказал майор.

Зазвонил телефон. Полковник взял трубку.

– Слушаю. Так, так. Сдались? Все? Очень хорошо… Мальчонка? Какой мальчонка? С Печалиным приехал? Так, так. Вот молодец. С репродуктором на третий этаж? Под огнем? Молодец. Наградить надо. Как фамилия его? Что? Светлович? Какой Светлович? Ванюшка? Вот мерзавец! Сбежал из госпиталя? Ну, я ему задам…– Потом, уже мягче, полковник добавил: – Луценко, ты там смотри, побереги мальчонку…

Боровский вопросительно смотрел на него.

– Ну, занозы нет. Вот чертенок Ванюшка…

Словно майский гром, раздался грохот артиллерийских залпов. Дом задрожал, из окон посыпались стекла.

Полковник взглянул на часы.

– Началась артиллерийская подготовка,– сказал он торжественно.– Из всех стволов палят. Пошли, майор, по своим местам.

Поднялась очистительная буря. Она, как весенняя гроза сметает зимнюю плесень, смела с лица земли фашистскую нечисть.

В СВОИХ БАШМАКАХ

– Ваня, Ванюша, вставай…

Голос бабушки звучит ласково, усыпляюще. Но другой, звонкий, гонит сон прочь:

– Вот я его сейчас холодной водой оболью…

– Ну зачем же водой? Он с дороги.

Ваня открывает глаза: изба залита солнечным светом. В открытое окно залетает свежий ветерок. Колышутся занавески. Возле кровати стоит Миша с кружкой.

– Ох, братцы, как хочется еще по-о-спать…

Весь вечер Ваня просидел с ребятами под окном на бревнах. Друзья отца Виктор Павлович Лавина, Стенай Харитонович Смоляк собрались в доме за столом. Там же были Нина, Викентий. Под окном и за столом но было конца разговорам. И как ни старались гости поскорее уйти и дать хозяевам отдохнуть с дороги, но расстались поздно…

– Мы опоздаем, вставай скорее! – торопит Миша.

– А где папа? – оглядывается Ваня.

– Уехал с Виктором Павловичем. Вставай, Нина сейчас приедет за нами.– Бабушка берет у Миши кружку и выходит па кухню.

– Галя встала? – спрашивает Ваня.

– Давно,– кричит Галя из кухни.– И покупалась. А вода теплая-теплая…

На улице шумно. Проезжают машины. На них – празднично одетые люди. Развеваются знамена, льется песня. Юлия Адамовна смотрит в окно.

– Бабушка, что с вами?

Та вытирает уголком платка глаза.

– От радости, Галочка. Не верится, что снова в родном доме.

Миша ни па шаг не отходит от Вани. Вместе они выбегают во двор. Ваня умывается, Миша поливает и засыпает его вопросами:

– Берлин большой город?

– Большой…

– И все говорят по-немецки?

– Немцы – по-немецки, наши – по-русски, англичане и американцы – по-своему.

– А ты видел американцев? Какие они?

Ваня задумывается и отвечает:

– Жирные.

Миша удивленно смотрит на Ваню, вода проливается на землю.

– А почему это?

– Что почему?

– Жирные?

– Им что: по дорогам асфальтовым на машинах прокатились, пяток не замочили. От такой войны пе похудеешь…

Разговор продолжается в комнате. Ваня обувает башмаки – новенькие, скрипучие, они ему как раз по ноге.

– В Берлин они приехали есть тушенку да жевать резину. Город-то был взят нашими войсками.

За окном промелькнула белокурая голова Нины. Высокий голос ее звучит уже в сенях:

– Скорей, скорей, машина ждет.

– Молочка хоть по стакану выпейте,– засуетилась бабушка.

Сопротивление бесполезно. Все это знают и наспех опрокидывают свои стаканы. Хлеб доедают по дорого к машине.

Шофер райкомовского «козла» Викентий рассаживает всех по очереди. На нем гимнастерка без погон, сияет белизной подворотничок, позванивают медали на груди.

– Смотри, каков наш Викентий,– шутит Нина.– Послужил в армии – не узнаешь. Все девчата по нем сохнут.

Викентий не остается в долгу:

– А вы п-посмотрите на н-нашу Н-иину, п-почему она т-та-кая в-веселая? Вчера п-получила письмо от Карла…

– От какого это Карла? – поинтересовалась бабушка.

– Того чеха, который называл вас так ласково – «бабычко»,– сказал Ваня и, повернувшись к Нине, добавил:-А яви-дел у него вашу карточку…

Машина въехала на гать.

– Во время войны ее пе было,– объяснял Ваня Гале.– За болотом начинался партизанский лес. Пробирались сюда по кочкам.

– Вы, Юлия Адамовна, ке волнуйтесь.– Нина достала из кармана синего жакета бумажку.– Я переписала вашу речь большими буквами. Без очков прочтете.

– Ох и надумал же Виктор Павлович! Какой из меня докладчик!

Ехали но лесной дороге, мимо опустевших землянок.

– Вон в той,– показал Миша,– я жил с дедом Данилой.

– А у т-того д-дерева…– подмигнул Викентий Нине.– П-омните, когда мы ух-ходили с К-карлом на задание…

– Викентий! – Нина нахмурила брови.

– М-молчу, м-молчу…

– А где жила моя мама? – негромко спросил Ваня.

– Сейчас будем проезжать мимо землянок госпиталя.

На небе появились тучи. Закрыли солнце. В лесу стало уныло. Нина протянула руку за окошко:

– Не пошел бы дождь…

– Некстати он,– сказал серьезно Миша.

Говорили о погоде, но думали о дорогом человеке, которого нет. Викентий остановил машину.

– К-кажется, здесь…

Вошли в землянку. В ней было темновато и сыро. На столике стояла фотография Зинаиды Сергеевны в черной рамке. На нее падал из окошка свет.

– Это Иван Григорьевич сегодня поставил,– сказала Ни-на.– Вот на этих нарах твоя мама ночью долго не могла уснуть, думая о тебе.

Присели на нары. Ваня погладил рукой шершавые доски.

– Ох, горе, горе,– вздохнула бабушка.

Помолчали.

Из землянки вышли так же молча. Миша, чтобы отвлечь своего друга от грустных мыслей, продолжал рассказывать о тех, кто жил в землянках.

– А там вот немецкий хирург Кляйншмидт устроился. Уехал в Германию. Смешной такой. По-русски старался учиться. И каждое слово так перевирал – ужас!

Эхо донесло до бывшего партизанского лагеря звуки музыки. Где-то далеко играл духовой оркестр.

– Едем,– сказала Нина.

На поляне, где когда-то садились самолеты с Большой земли, собрались люди со всего района. Митинг уже начался. На трибуне среди других Ваня разглядел секретаря райкома Виктора Павловича, председателя колхоза Степана Харитоновича Смоляка.

Нина попела бабушку и Ваню к трибуне. Люди расступались, давая им дорогу. Некоторые кланялись.

– С возвращением вас…

– И вы к нам, на наш партизанский праздник?

Юлия Адамовна не успела отдышаться и опомниться, как вдруг услыхала свое имя, а затем голос Нины:

– Подойдите, бабушка, ближе к перилам.

Юлия Адамовна посмотрела на лица людей, с которыми вместе ей пришлось столько пережить. Их было много, и все знакомые, родные. «Это их хотели фашисты уничтожить, сжить со свету. А они вот живут, торжествуют победу».

– Товарищи! – громко сказала бабушка и умолкла.

Ваня заметил, что в руке се дрожит бумажка.

– Товарищи! – снова сказала Юлия Адамовна и, умоляюще взглянув по сторонам, попросила:– Подскажите, что говорить.

– Говори так: разрешите приветствовать вас с годовщиной освобождения нашего района от гитлеровских захватчиков,– начал подсказывать Смоляк.

Каждый старался ей как-нибудь помочь, но все, что ни говорили вокруг, было не то. Юлия Адамовна искала нужные слова и не могла их найти. Люди смотрели на нес с сочувствием, лица их были усталыми, серыми. И вдруг из-за туч выглянуло солнце. Хмурые лица повеселели. И слова пришли сами собой.

– Как хороню, когда светит солнце! – произнесла бабушка с сердцем.

Лица людей широко улыбались.

– Смотрю я па вас и думаю: сколько мы нагоревались, мук перенесли, дети наши сколько горя хватили, а дождались – нам светит солнце, мы дышим, живем, а те душегубы, что измывались над нами, повержены в прах.

– Аге,– крикнул одобрительно дед Данила.– Копали нам яму, а сами в нее угодили.

В толпе загудели:

– Правильно!

Бабушка переждала, пока успокоятся люди.

– Мы не копаем никому ямы. Пусть все будут счастливы и нам не мешают жить и трудиться на нашей земле.

– А полезут – получат сполна! – крикнул снова дед Данила.

– Да умолкни ты, расхрабрился,– осадила его старуха.– Куда тебе воевать.

– Есть кому защитить пас и без меня. Вон какой воин стоит,– указал дед Данила на Ваню.– Такие молодцы не подведут.

– Правильно, Данила,– подтвердил Виктор Павлович, прижимая Ваню к себе.– Походили в больших башмаках, узнали жизнь. Смогут отстоять дело отцов и дедов.

Тучи ушли на запад. Небо смеялось солнечными лучами. Бабушка продолжала речь уже спокойно и уверенно. Она говорила о мире, который наш народ выстрадал и заслужил.

На минуту она умолкла, набрала воздуха и громко крикнула: – Пусть вечно светит нам солнце, и небо над нами пусть будет таким же голубым!

Эхо подхватило ее слова и понесло вслед за тучами.