Текст книги "Мальчик в больших башмаках"

Автор книги: Леонид Прокша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Леонид Януарьевич Прокша
Мальчик в больших башмаках

ОТЦОВСКИЕ БАШМАКИ

– Ваня, Ванюша, вставай, сынок…

Голос бабушки звучит ласково, словно ей нужно не разбудить, а убаюкать внука.

Еще очень рано. В окно заглядывает желтоокая осень. Лее, освещенный первыми лучами солнца, играет щедрой радугой красок.

Бабушка ставит на стол стакан парного молока, кладет ломоть черного хлеба.

Не хочется ей, ой как не хочется будить Ваню. Но что поделаешь – вчера вечером приходил Смоляк.

– Надо, Юлия Адамовна, мальчонку за малиной в лес послать,– сказал он.– Дело неотложное есть…

– Надо так надо…

– Я чуть спет зайду…

– Хороню, Степан Харитонович, заходи,– вздохнула бабушка.

Юлия Адамовна смотрит на спящего внука. Лет двадцать тому она вот так же стояла, любуясь сыном Ванюшей. Был он такой же пострел, и время тоже было тревожное. Где-то он теперь?

В конце мая 1941 года подполковник Иван Григорьевич Светлович вместе с Ваней и женой Зинаидой Сергеевной приехал из Бреста. Погостили несколько дней и уехали в Крым. Ваня остался у бабушки. Он любил Веселую Поляну. Большой лиственный лес окружал деревню, рядом протекала речка: лови рыбу, собирай ягоды и грибы – раздолье!

На обратном пути родители должны были заехать за Ваней. И не заехали…

Хотя голос бабушки тих и ласков, Ваня открывает глаза. Прежде, чтобы разбудить его в такой ранний час, отцу наверняка пришлось бы стащить с него одеяло. На сей раз этого по потребовалось.

– Уже вставать?-спросил он и, не дожидаясь ответа, начал быстро одеваться.

– Поди умойся, Ванюша, спать отхочется,– сказала бабушка, наливая в таз воду.

Но Ване не хотелось спать. Волновала предстоящая встреча в лесу, о которой вечером, укладывая спать, рассказала бабушка. Всю ночь Ваня видел самые невероятные сны. Вот он на каком-то важном военном совете. На стенах висят карты, новенькие автоматы, винтовки, пистолеты. Вокруг стола сидят офицеры. Седой генерал смотрит па Ваню и говорит:

– Мы решили дать вам задание – разгромить большой отряд фашистов. Справитесь?

Ваня только хотел ответить, что, конечно, справится, но молодой, с тоненькими усиками офицер опередил его:

– Разве вы пе знаете Ваню Светловича, товарищ генерал?! Да ему целый полк нипочем. Только дайте автомат.

«Вот правильный человек»,– радуется в душе Ваня.

– Вы, товарищ Светлович, чем раньше командовали? – спрашивает генерал.

«Ну, пропал,– думает Ваня.– Генерал ошибается, ведь это мой отец командир, подполковник. Соврать?»

И вдруг, как на беду, появляется бабушка.

– Козочку он нас, товарищ генерал. Маленький он еще, чтобы командовать. Ему только двенадцатый пошел.

– Кто маленький? Да что вы, бабушка, рассказываете бабушкины сказки! – вдруг вступается за Ваню молодой офицер.– Вы вспомните вашего сына Ивана Григорьевича. Сколько ему было, когда он подносил патроны отцу-пулеметчику в гражданскую, а? А сколько, когда он стал командиром? Так разве сыну его это не по плечу?

– Правильно! – чуть не крикнул Ваня.

Вдруг засвистели пули. Ваня посмотрел в окно: фашисты идут в атаку. Ваня хватает со степы автомат и бросается в самую гущу сражения. Генерал смотрит, улыбается и говорит:

– А ведь верно, на Ваню можно положиться…

…Ваня ходит по комнате, возбужденный этим сном. Торопится.

– Да ты покушай.– Бабушка посмотрела на его босые ноги.– А холодно не будет? Роса. Где твои башмаки?

– Порвались, выбросил вчера.

– Погоди…

Она открыла сундук, достала небольшой сверток, развернула его и подала Ване пару почти новеньких башмаков.

– Отцовские. Надевай.

– Почти в самый раз,– обрадовался мальчик.– Если в носок подложить чего-нибудь, будет совсем хорошо.

– Да уж хорошо, когда других нет,– вздохнула бабушка.– На вот, наверти портянки, а то ноги натрешь.

В дом вошел Смоляк.

– Ну, ты готов?

– Готов, дядя Степа. Вот только обуюсь…

– Покажи-ка мне этот башмак.

Ваня подал Смоляку ботинок.

– Подходящие башмаки.– Степан Харитонович сунул в носок какую-то бумажку.– А теперь надевай и шагай!

Смоляк отдал Ване башмак, вышел во двор и, чтобы отвести всякие подозрения,– зачем, мол, староста заходил в дом матери советского офицера,– крикнул:

– Ты смотри у меня, Юлька, я с тобой чикаться не буду!..

В деревне не любят старосту. Когда партизаны появляются в Веселой Поляне, бабушка прячет Степана Харитоновича в погребе. Только она да комиссар партизанского отряда Виктор Павлович Лавина знают, что Степан Смоляк выполняет трудное задание.

Скрипя башмаками, Ваня взад-вперед прошелся по комнате. Вид у него был забавный. Из-за узких штанов отцовские башмаки казались еще большими.

– Нет, правда, хорошо, бабушка. Очень хорошо. Почти как раз, и тепло будет, и по больно идти по стерне.

Из-за леса показался кусочек золотого диска.

– Ну, иди, внучек, да возвращайся счастливо.

Ваня взял корзинку и быстро зашагал по тропинке к лесу.

НА ДОРОГУ

Солнце уже поднялось высоко, когда Ваня пришел на знакомую полянку. Под деревом на брезентовой куртке сидела девушка. Рядом с нею стояла корзина, наполненная малиной. Серые Ванины глаза широко раскрылись от неожиданности и удивления.

– Здравствуй, Ваня. Что молчишь, не узнаешь?

Ваня, разумеется, сразу узнал пионервожатую Инну Скачок, но он готовился увидеть вооруженного партизана, а у Нины не было никакого оружия. С ней ли он должен встретиться?

– Я собираю ягоды для бабушки,– неуверенно произнес Ваня и стал ждать ответа.

– В этом году много ягод в лесу. Бабушка будет довольна,– улыбнулась Нина.

Это был отзыв па пароль. Теперь Ваня знал наверняка, что Нина тот самый человек, к которому его послали. Он молча опустился на траву рядом с ней.

– Как поживает бабушка?– спросила Нина. Она была такой же веселой и оживленной, как тогда, в первые, еще мирные дни каникул, когда устраивала с ребятами игры, в которых неизменно участвовал и Ваня. Только нет теперь комсомольского значка на ее груди, а на ногах – белых туфель па высоких каблучках. Она в темном, выцветшем от солнца платье и запыленных сапогах.

Ваня пожал плечами:

– Хорошо.

– Ты знаешь, зачем тебя прислали?

– Не знаю.

– Сейчас я тебе все объясню. Дело очень серьезное. Начнем мы вот с чего…– сказала Нина и озорно покатилась но траве. Потом вскочила и стала топтать траву ногами.

– Не стой, Ваня, помогай.

Ваня неохотно повиновался. Отправляясь сюда, он ожидал, что ему поручат большое дело, может быть, даже дадут пистолет, велят стрелять в фашистов, а тут вдруг – «топчи траву!»

– Так,– остановилась Нина, оглядываясь вокруг.– Теперь давай перекусим.

Она достала из корзинки хлеб, яйца.

– Ешь, а скорлупу разбрасывай. Да кроши помельче, чтобы казалось больше…

«Зачем бы это?» – недоумевал Ваня.

Нина пересыпала ягоды. Па дне корзины оказались листовки на немецком языке. Часть она разбросала возле дерева, а остальные положила сверху ягод.

– Ну вот, а теперь слушай. Нужно, чтобы эти листовки прочли немецкие солдаты.

– Зачем?

– Чтобы они знали правду.

Нина придвинула к Ване корзинку.

– Пойдешь к заставе. Тебя фашисты задержат. Они сразу обнаружат листовки. Спросят: «Где взял?» Ответишь: «Собирал в лесу ягоды, увидел какие-то бумажки, подобрал. Красивые они». Немцы, конечно, захотят посмотреть на то место, где ты нашел эти листовки. Приведешь их сюда. Они увидят, что ты не солгал. Но листовки их заинтересуют. Прочтет один, другому расскажет. И пойдет правда из уст в уста…– Нина тряхнула золотистыми кудрями и ласково посмотрела на мальчугана.– Вот какое важное дело поручает тебе, Ваня, комиссар партизанского отряда. Выйди на шоссе и шагай прямо к шлагбауму. Понял?

– Понял.

– Не боишься?

– Не боюсь.

Надо было вставать и идти, по Ване хотелось еще немного посидеть с Ниной. При ней вспоминались счастливые дни, забывалось горе.

– Ну, пора! – Нина встала. Взгляд ее упал на башмаки Ванн.– Папины?

– Да… Ой, чуть не забыл…

Ваня быстро снял башмак и вытряхнул из носка записку. Нина подняла ее, не читая, сунула за манжет платья. Потом повернула Ваню в сторону, куда он должен был идти, и, легонько подтолкнув, сказала:

– Счастливого пути, мальчик в больших башмаках!

ЛИСТОВКИ

Поселок, куда Ваня направился с листовками, до войны был центром колхоза «Рассвет». Теперь в бывшем правлении артели помещалась немецкая сельскохозяйственная комендатура, а в поселке стоял сильный гарнизон. Солдаты охраняли склады с зерном, льном, коноплей и другими дарами белорусской земли. Потом все это гитлеровцы везли на станцию, грузили в вагоны и отправляли в Германию.

По широкой асфальтированной дороге Ваня подошел к поселку. Издалека он заметил за шлагбаумом солдат. Они сидели на лавочке, перебрасывались отрывистыми словами и, громко чавкая, поглощали яблоки п груши, которые грудой лежали тут же на одноногом, врытом в землю столе.

Занятые своим делом, солдаты не обращали на Ваню внимания. Еще несколько шагов – и он пройдет незамеченным. Надо было что-то предпринимать. Ваня поставил на асфальт корзинку, стал поправлять шнурок башмака. Вскоре он заметил медленно приближавшуюся пару начищенных сапог. Сапоги остановились, затем к корзинке опустилась жилистая рука и взяла листовку.

Когда Ваня затянул узел, его окружало уже пять пар сапог.

Мальчик выпрямился. Солдаты читали листовки. Ото были уже немолодые люди. Военная форма лежала на них нескладно.

Ваня взялся за корзинку, будто бы собираясь идти дальше. Солдат, у которого висела на ремне винтовка, не отрывая взгляда от листовки, наступил на корзинку ногой.

Подошли еще солдаты и также взяли листовки.

Они читали, переглядываясь в изумлении, толкали друг друга в бок.

К шлагбауму подкатила легковая машина. Из нее вышел офицер. Он что-то крикнул. Ваня заметил, как солдаты быстро прятали листовки по карманам. Только солдат с винтовкой растерялся и не сделал этого.

Офицер подошел к нему, вырвал листовку.

– Это что такое?

Солдат, вытянувшись во фронт, начал что-то объяснять офицеру, показывая на Ваню. Тем временем некоторые солдаты с листовками прошмыгнули в казарму.

Нина оказалась права. Ване в тот день пришлось снова побывать на месте их встречи. Всю дорогу солдаты, чтобы показать перед офицером свое усердие, подгоняли мальчика прикладами. Но вид лесной полянки и особенно разбросанные здесь и там листовки, как видно, заставили офицера поверить в правдивость рассказанной Ваней истории, потому что па обратном пути его уже не били. Однако и отпустить не отпустили, а привели в сельскохозяйственную комендатуру. Офицер ушел докладывать шефу, а Ваня с одним из солдат остались ждать.

Из-за двери, в которую вошел офицер, часто доносились телефонные звонки, вслед за ними гремел сипловатый начальственный бас.

Солдат сел на стул, поставив между колен карабин, кивком головы указал Ване на место рядом с собой. Широкое крестьянское лицо солдата было равнодушно ко всему окружающему. Кто знает, может быть, где-то в Баварии пли Тюрингии у него много дел в ноле и дома, а он вместо косы держит в руках карабин, чтобы охранять какого-то сопливого мальчонку.

Шефу комендатуры фон Посу было по до листовок. Из штаба требовали ускорить отправку хлеба, а старосты в деревнях медлили со сбором урожая. Фон Пос разослал почти всех работников комендатуры по деревням.

Из кабинета выбежала высокая светловолосая женщина, за ней, прихрамывая, спешил седой мужчина.

– Я на мотоцикле доберусь до Заболотья,– говорил он.– А кто к Смоляку?

Женщина заметила Ваню.

– Пусть пошлют вот этого мальчишку.

Хромой вернулся в кабинет, но спустя минуту снова выбежал оттуда с конвертом, словно его преследовали. За ним вышел офицер, буркнул что-то солдату. Тот вскинул на плечо карабин и последовал за офицером к выходу. Ваня был свободен.

– Тебя как зовут? – спросил хромой, подойдя к Ване.

– Ваня Светлович.

– Светлович? – переспросил мужчина.– Вот и хорошо. Смоляка ты должен знать, коль Светлович.

– Знаю. Старостой он у пас.

Прута ему это письмо,– сказал хромой и, понизив голос, добавил: – Да от меня скажешь Смоляку два слова: «Время пришло». Только гляди не перепутай. А уж он передаст кому нужно. Понял? Па время уборки будешь работать посыльным. Ну, марш!

Ваня, конечно, смекнул, кому должен передать Стенай Харитонович загадочные слова хромого, и нулей вылетел из комендатуры.

За садом, у шлагбаума, его задержал все тот же солдат с винтовкой. Он мельком взглянул па письмо, а затем, осмотревшись но сторонам, нерешительно спросил:

– Флюгблатт нет?

Ваня не понял, пожал плечами.

– Гут, иди.

Только позже, очутившись па дороге, Ваня догадался, что солдат спрашивал, нет ли у него листовки.

СВЯЗНОЙ

Так Ваня Светлович стал работать посыльным в немецкой комендатуре и одновременно связным у партизан. Мальчика в больших башмаках часто видели шагающим с кожаной сумкой от села к селу. Когда поблизости никого не было, он распевал песенку, которую сам сочинил:

 
Я невелик,
Но я в больших
Отцовских башмаках.
Я невелик,
Но воля есть
И сила есть в руках.
 

У Вани был пропуск, который давал ему право ходить в любое время дня и ночи но дорогам и селам. В его кожаной сумке лежали распоряжения шефа сельскохозяйственной комендатуры, в носках башмаков – почта партизан.

В лес он уносил записки от Глинского (так звали хромого) пли от Смоляка. Из лесу доставлял указания комиссара партизанского отряда, а иногда и листовки. Часто Василий Иванович Глинский передавал Смоляку сразу две записки. Одну Ваня клал в сумку, другую – в носок башмака. Смоляк делал на совесть то, что велела записка, положенная в башмак, потому что это был приказ партизан – приказ Родины.

Ваня охотно выполнял задания Василия Ивановича Глинского, особенно после того, как бабушка рассказала, что дядя Вася в гражданскую войну вместе с дедушкой служил в красной кавалерии и тогда был ранен в ногу.

Передавал Глинский донесения партизанам почти у всех на виду. Делалось это очень просто. Василий Иванович, увидев Ваню, улыбался и как бы между прочим спрашивал:

– Ну, малыш, не жмут башмаки?

– Да нет, слишком свободны,– отвечал Ваня.

– А ты возьми бумаги в носок натолкай. Вот хотя бы эту бумажку.

Ваня расшнуровывал башмак и совал в носок бумагу, которую давал Василий Иванович.

– Ну как, хорошо теперь?

– Теперь хорошо.

– А вот это отнеси старосте.– Глинский клал письмо в сумку.

Когда Ваня возвращался в комендатуру, Глинский спрашивал:

– Жмут башмаки?

– Жмут малость. Бумаги, кажется, лишней натолкал.

Это означало, что у него есть для Глинского почта из отряда.

Ваня не знал, что было в записках, которые он носил в носках башмаков. Но всякий раз вскоре после того, как он передавал донесение в партизанский отряд, партизаны перехватывали обоз с хлебом, мясом, овчинами, льном и поворачивали его в лес.

Иногда солдат, задержавший когда-то Ваню у шлагбаума, спрашивал, нет ли в сумке и для них вестей. Листовка, которую Ваня им поднес в корзине с ягодами, делала свое дело…

НОЧНОЙ ГОСТЬ

В этот вечер но пути из комендатуры Ваня зашел в Заболотье к своему дружку Мише Артошке. Засиделся. Миша рисовал очень смешную карикатуру, а Ваня, кузнец дед Данила и его сын Викентий наблюдали за его работой, смеялись, давали советы.

– Ты, Мишенька, спрячь эту картинку. Придут партизаны – передашь им,– сказал дед Данила, когда рисунок был готов.

– Зачем?

– Как зачем? Они в газетке пропечатают. Пусть люди посмеются…– Дед взял рисунок в жилистые руки.– Ну что, фриц, отведал медку?

– К-к-как они его р-разукрасили! – высунув из-за спины деда голову, добавил Викентий.

Фриц – пожилой солдат, денщик Гемлера – того самого офицера, что задержал Ваню с листовками. В деревне он всем осточертел – всюду рыщет, бесцеремонно забирает все, что ему понравится: хорошую рубашку, шапку, полотно, сало. Детишкам покоя не дает: то дрова заставит колоть, то возле дома, где живет Гемлер, дорожки посыпать песком, то яблоки носить из сада. Захотелось Фрицу медку, сунул он в улей свой длинный веснушчатый нос, а что из этого вышло, и было изображено на Мишином рисунке.

– Глаза-то, глазищи какие! – не унимался дед.– Ты хорошенько спрячь картинку, внучек. Партизанам это будет очень интересно.

– А-а, я лучше ее Фрицу к спине приколю…– протянул руку Викентий.

Дед отстранил сына.

– Пустой разговор. Он тебе как приколет…

– Порви-ка ты лучше, Миша, эту бумажку. Не ровен час немцам па глаза попадется,– встревоженно сказала мать Миши.

– Погоди, Ганна, уж больно жалко рвать такую картинку.

– Дай-ка, Миша, мне рисунок,– предложил Ваня.– К нам партизаны чаще заходят.

– И тебе он ни к чему,– возразила тетя Ганна,– одни неприятности могут быть. Шагай-ка домой. Мать там где-то ждет…

– Мама меня не ждет,– ответил тихо Ваня и, вдруг оживившись, добавил: – А рисунок я все же возьму.– Он свернул лист трубочкой, сунул в карман, нахлобучил шапку и, попрощавшись с порога, толкнул дверь плечом.

– Шустрый какой,– проговорил дед.

– Чей он? – спросила Ганна.

Миша ужо был научен конспирации и только пожал плечами:

– Из Веселой Поляны.

– Далеко ж ему топать,– посочувствовал дед п тоже стал собираться домой.

Дорогой Ваня думал о маме. Как бы в самом деле было хорошо, если б она ждала его! «А вдруг она приехала из Крыма?» Несмотря па всю несбыточность этой надежды, Ваня ускорил шаг. Башмаки цокали по асфальту: «Ждет, ждет, ждет». И эхо в лесу отзывалось протяжно: «Жде-о-т, жде-о-т, жде-о-т…»

За ужином бабушка тоже невзначай вспомнила маму. Ваня не выдержал. Чашка, над которой он склонился, вдруг расплылась и затуманилась.

В это время скрипнула дверь. Оба разом повернулись: па пороге стоял партизанский комиссар.

– Батюшки, Виктор Павлович!

– Выходит, так. Добрый вечер.

Ваня протер кулаками глаза.

Комиссар был в военной, как и папа, форме. На фуражке горела красная звезда.

– Родимый мой! Немцы в деревне, а ты вроде на первомайский парад собрался.

– А чего нам бояться? Пусть фашисты пас боятся…

– Да их, идолов, много.

– И я пе один. Не беспокойтесь, Юлия Адамовна. Возле дома надежная охрана.

Комиссар снял фуражку и, как когда-то делал папа, вернувшись со службы, надел ее на голову Ванюши.

– Получай новое задание, разведчик.

Ваня подтянулся.

– Есть, получать новое задание.

– Вольно! – улыбнулся комиссар. Он сел па скамейку, закурил.– Ну, как жизнь? Здоровье ваше, Юлия Адамовна?

– Да какая, батюшка, жизнь. Утром ждешь вечера, вечером – утра, чтоб скорее пережить лихие дни. Да ты небось не про здоровье мое узнать пришел…

Бабушка поставила перед комиссаром чашку, налила молока. Виктор Павлович был другом Ивана Григорьевича. Вместе росли. До войны Виктор Павлович работал секретарем райкома и часто, бывая в Веселой Поляне, заходил к бабушке. И уж обязательно заглядывал, когда Иван Григорьевич приезжал в от-пуск. Ездили на рыбалку, варили уху.

– Собрание хочу провести в вашем доме, Юлия Адамовна,– отпив из чашки, сказал комиссар.– Надо позвать молодых парней, которые еще в деревне остались. Я с ними поговорю. Ванюшка, ты сходишь объявишь потихоньку каждому, хорошо?

– Хорошо. А кому?

Вместе начали думать, кого пригласить на собрание. Бабушка и Ваня называли имена парней, а комиссар утверждал кандидатуру или возражал.

– Нет, Егорка пусть подрастет, зелен еще.

А Николай?

– Чей это?

– Драчуна Федьки.

– Сколько ему?

– Да большой уже. Лет восемнадцать будет.

– Давай Драчуна,– согласился комиссар.

– А деда Данилы сына, Викентия? – вспомнил Ваня.

– Из Заболотья?

– Ага.

Недопеченный он какой-то. И заикается,– возразила бабушка.

– Сегодня соберем только ребят из Веселой Поляны,– сказал комиссар.

Насчитали восемнадцать парней, которые могли пополнить ряды партизан. Ваня направился их созывать. Комиссар остановил его:

– А шапка?

– Я и забыл.

Ваня снял фуражку комиссара, взял свою. Бабушка решила идти вместе с ним. Комиссар остался один. Стало тихо. Ходики отсчитывали секунды и минуты тяжелого времени.

Склонившись над газетой, комиссар не расслышал, как кто-то вошел в дом. Он поднял бритую голову, когда вошедший заговорил:

– Виктор Павлович!

– Не ожидал?

– Рискованно.

– Садись, господин староста.

Смоляк поморщился:

– Хоть бы вы не смеялись. Поперек горла стоит мне, понимаете, эта господская служба. Все волком на меня глядят.

– Понимаю, товарищ Смоляк. Все понимаю. Тяжелая у тебя служба.

Подогретый сочувствием комиссара, Смоляк разговорился:

– Другой гадюка-фашист на твоих глазах бьет женщину пли ребенка, а ты смотри на все это… Руки, понимаете, чешутся. Хватил бы его и придушил, гада. Разрешите в строй, товарищ комиссар. Дайте повоевать. Душа, понимаете, изныла.

– Потерпи, Степан Харитонович. Потерпи. Ты большое дело делаешь. Благодарность тебе за это. И Глинскому передай большое спасибо. Если бы не вы, разве обозы с хлебом попали бы к нам? – Комиссар посмотрел на часы.– Л теперь иди, дорогой Степан Харитонович. Люди сейчас придут. Собрание буду с ними проводить.

– Люди соберутся, а я, понимаете, как волк, должен прятаться от них,– вздохнул Степан.– Ну, ладно. Что там па Большой земле, комиссар?

– Тяжело, Степан. Немцы рвутся вперед. Нот тебе свежие газеты. Почитай и Глинскому передай.– Комиссар пожал Степану руку.– Не тужи. Недалек уже час…