Текст книги "Рыбы России. Том второй"

Автор книги: Леонид Сабанеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)

Для ловли в крепких местах «крючки» незаменимы, так как сом, особенно попавшийся на верховой крючок, остается б. ч. на месте; сдернув запас бечевы, он подсекается упругою тычкою и, побарахтавшись более или менее продолжительное время, беспомощно виснет на крючке; если даже тычка и будет им выдернута, он все-таки редко успевает забиться в лом и коряги. Сходство ловли на крючки с уженьем сомов еще более увеличивается-тем, что рыболову всегда приходится вываживать попавшегося хищника на тычку, так же как и на удилище, что при данной, в несколько сажен, жерличной бечевке совершенно невозможно. Небольшой запас бечевки, по моему мнению, однако, необходим, главным образом для более надежной подсечки. Крупный сом, от пуда весом, возит лодку взад и вперед по яме, так что надо быть очень осторожным и держать тычку обеими руками по направлению к носу; но и тогда, если сому вздумается «ударить на дно», нос начинает погружаться, и лодка зачерпывает воды.

К числу жерличных способов следует отнести ловлю сомов, преимущественно крупных, на бочонки и пузыри, а также на ворот и блоки. Первые заменяют до некоторой степени так называемые щучьи кружки и поставушки, вторые – катушку. На бочонки, сколько мне известно, ловят сомов в верхнем течении Дона. На ведерный крепкий бочонок навертывается несколько оборотов бечевы, способной выдержать 3–4 пуда мертвого веса, достаточного для того, чтобы утопить бочонок. Этот последний прикрепляется на тонкой бечевке к кусту или крепко вбитому колу, на омутах; насадка крупная, так как снаряд предназначается для самых крупных обитателей ям. Попавшийся сом редко уходит далеко, а остается тут же, по временам утапливая оригинальный поплавок. После более или менее продолжительного преследования зацепившегося сомину общими усилиями выволакивают на берег. Бочонок может заменяться бычачьим пузырем, но пузырь хуже тем, что при нем неудобно делать запас бечевы. На Десне крупных сомов, от 5 пудов и более, ловят, утверждая на плоту (лесной гонке) нечто вроде ворота; на Дону же на плотах, барках и лодках укрепляют с этою целью деревянные блоки или катушки с рукояткою, при помощи которой то подтаскивают, то отпускают попавшегося великана Здесь нередко вместо бечевы приходится употреблять почти веревку, а крюки привязываются самые крупные, самодельные из косной стали, размерами до 4 вершков.

До сих пор, однако, сколько мне известно, еще никто из русских любителей сомовьей ловли не употреблял настоящих английских катушек при уженьи сомов на ручные удилища. Причина тому не столько малоизвестность этого остроумного снаряда, необходимого при ловле очень крупной или чересчур осторожной рыбы, сколько мнение о непригодности катушки для уженья в крепких местах. Бесспорно, в лому и корягах катушка совершенно неуместна, но дело в том, что и вообще удить в таких местах нельзя ни на обыкновенные удочки с поплавком, ни тем более на донные с длинной леской.

Уженье сомов каким бы то ни было способом возможно только на чистых местах, свободных от задевов на более или менее значительное расстояние, т. е. большею частью не на самых ямах, а несколько поодаль, на местах, которыми сомы постоянно ходят на жировку. Почти всегда удят сомов с берега, крепко втыкая удильники в землю или стлань плотины при ловле в мельничных омутах; уженье с лодки, укрепленной на месте, почему-то вовсе не употребительно, хотя сом вовсе ее не боится; несомненно, однако, что с лодки ловить гораздо удобнее, особенно на удилища с катушкой. На короткие донные удочки ловят обыкновенно только небольших сомов, около полпуда, так как больших очень трудно выводить на коротких шестиках. Насадкою служит рак или раковая шейка, реже вьюн или голавлик, зацепляемый за губы, причем грузило должно быть настолько тяжело, чтобы живец почти не мог бы сдвинуть его с места. Следует заметить, что на течении даже соменок очень сильно упирается, согнув кольцом свой широкий плес, так что его очень трудно сдвинуть с места. Сомята же очень часто встречаются даже на довольно порядочной быстрине и на незначительной глубине.

Гораздо практичнее ставить на сомов длинные удилища; они должны быть довольно длинны, а главное, очень прочны и упруги, почему предпочитаются березовые, которые, однако, необходимо подчернивать. Толщина удильника у заостренного конца должна быть не менее вершка, а у кончика – в карандаш. Лескою служит более или менее толстая и просмоленная пеньковая бечевка, выдерживающая двухпудовую гирю; весьма пригодны также толстые шелковые лески из желтого кавказского сырцу. В большинстве случаев выгоднее пускать леску не очень длинно и, привязав ее сначала к комлю, обвить вокруг удильника до верхушки. Размеры поплавка зависят от величины насадки, б. ч. живца, который пускается на пол-аршина или немного более от дна с очень тяжелым грузилом, редко в полводы. Таких удочек, почти ничем не отличающихся от киевских крючков, великорусские сомятники ставят иногда по нескольку штук. Изредка, на тот случай, если крупный сом вырвет удильник, хотя и крепко втыкаемый в берег под углом в 30–45 градусов, к комлю удовья привязывают доску или большое полено, по которому и разыскивают утащенную рыбою снасть. Кстати, следует заметить, что сома, забившегося в коряги, лучше не форсировать, даже оставить в покое и выждать, пока он сам не выйдет из своей засады. Бывают такие случаи, что сом затаскивает удильники и жерличные шесты в такие крепи, что совершенно запутывает бечеву, обвивая ее вокруг коряг. Некоторые рыболовы, хорошо знающие дно ямы, однако, ухитряются какими-то путями распутать бечеву и извлечь сома на поверхность.

Настоящим охотничьим, вполне активным, способом ловли сомов может быть названо только так называемое клоченье, при котором рыболов постоянно перемещается, всегда держа леску в руке. Клоченье сомов известно на многих реках средней, юго-восточной и частью северо-западной России, но весьма странно, что в юго-западной России о нем почти не имеют никакого понятия, по крайней мере я нигде не мог найти никакого на этот счет указания. Вообще уженье на клоковую уду распространено как-то местами и не всегда практикуется даже в реках, изобилующих сомами, как, напр., на р. Вороне. Объяснить такую странность можно скорее всего незнанием, чем предположением, что местами сомы почти не берут на лягушку – главную, хотя вовсе не исключительную, насадку при клоченье. Самая идея клоченья, как я уже заметил выше, до сих пор не выяснена с достаточною ясностью: по мнению одних рыболовов, напр. западно-двинских, неманских, клязьминских, уфимских и других, идут на клоченье самцы, и клохтуша подражает голосу (овдовевшей?) сомихи, которая будто на заре троекратно клохчет или уркает, призывая самцов. По этой причине и ловля на клоковую уду производится здесь (также на р. Свияге) очень рано, начиная со времени нереста, уже в конце мая. Весьма странно, однако, что южные рыбаки, живущие в местах, гораздо более изобилующих сомами, ничего не говорят о клоченье во время нереста, а полагают, что сом вдет на клоченье потому, что оно напоминает ему кваканье лягушки, или даже оттого, что полагает, что тонет какое-либо животное. Только Потехин [196]196
  «Лов красной рыбы». «Морск. сборн»., 1857,1, 69–70.


[Закрыть]говорит вскользь, что употребляемый в Саратовской губернии клок производит звук, который делает сом. Настоящее вабленье сомов производится, однако, сколько известно, только в Витебской губ., где, по словам Терлецкого, на звуки, производимые «вабом», очень скоро подходят к лодке сомы, и тогда Их бьют острогами. В других же местностях клочат всегда с насадкой.

Рис. 108. Обыкновенный клок

Главная принадлежность или особенность клоченья сомов – тот инструмент, которым приманивают сомов. Принцип его тот же, как уизвестного ботала, и витебский сомовий ваб, или вабик, мало от него отличается, так как это тоже род деревянного стакана, насаженного на палку. Простая среднерусская клокуша, или клок, имеет вид небольшой дощечки, в 6–8 вершков длины, полвершка толщины и в вершок ширины, с одного конца которой выдалбливается углубление в виде воронки не глубже полудюйма, а с другого стесывается и привязывается к пятивершковой рукоятке (рис. 108). Настоящая охотницкая клохтушка, клокуша, или сомовка, – несколько изогнутый костыль, около 10 вершков длиною, из черемухи, рябины, вяза или яблони; на одном конце костыля делается небольшое углубление, величиною с трехкопеечную монету (рис. 109).

Рис. 109. Сомовка

Гораздо более совершенную, или, вернее, более практичную, клокушу представляет клоковая снасть, употребляемая на Немане и Вилии. Удобство ее заключается в том, что удочка, т. е. бечевка с крючком и наживой, соединена вместе с клоку-шей, которою служит коровий рог. Для этой цели выбирается небольшой и по возможности прямой рог; он внутри вычищается, и края его обравниваются, а в остром конце просверливается насквозь, вдоль, а не поперек, отверстие, через которое пропускается бечева; на конце бечевы прикреплен крючок, а для того, чтобы рог не сдвигался с места, ее закрепляют в роге узлами или палочками. Рогдержится от крючка на расстоянии, равном глуби-ловить, чтобы он, т. е. рог, при опускании снаряда в воду всегда ударял по ней нижними своими краями и производил бы известный, приманивающий сомов звук; на бечевку, ниже рога, надевается тяжелое свинцовое грузило. Таким образом, при ловле на эту снасть у рыбака занята только одна рука: он одновременно опускает уду и ударяет клокушей по воде. Замечательно, что о подобном клоченье сомов, несомненно, говорится еще в «Илиаде» Гомера, как указывал на это А. Курбатов, давший описание неманской клокуши. Гомер, говоря (24 песня) об Ирисе, посланной Зевсом за Фетидой, так сравнивает стремительность опускания богини в морскую глубину:

 
Быстро, подобно свинцу, в глубину погрузилась
богиня,
Ежели он, прикрепленный под рогом вола
степового,
Мчится коварный, рыбам прожорливым гибель
несущий.
 

Что касается насадки, то самою лучшею для клоченья считается лягушка; на Дону, однако, приманкою служит чаще всего рак и голова сухой тарани, также угорь (белая личинка навозного жука), воробей, кусок мяса; на Немане и Вилии личинка миноги – пескоройка; на Уфе – устрица, т. е. большая ракуша (Unio), вынутая из раковины; на Клязьме тоже, но не очень большое количество – до 3–4 десятков (!). Это разнообразие не говорит в пользу того предположения, что сом вдет на клокушу потому, что она подражает кваканью лягушки. Но само собою разумеется, при ловле на лягушку весьма полезно, чтобы клокуша действительно как бы квакала.

Рис. 110. Клоченье сомов

Почти всегда клочат плавом, очень редко заякориваются на яме. Лодка должна быть легкая; ловят вдвоем или в одиночку, но всегда с одним правильным веслом, причем сначала поднимаются вверх, а затем спускаются по течению. На Клязьме в нос ботника обыкновенно ввертывают железное кольцо; сквозь это кольцо продевается удочка, свободный конец которой (т. е. комель) привязывается к корме. Это делается для того, чтобы крупный сом не мог опрокинуть челна. Рыболов, прибыв на место (яму, где держатся сомы), левой рукой управляет веслом, а правой берет леску, привязанную к прикрепленному, как сказано, удильнику и, отпустив неглубоко крюк с насадкой (устрицы), слегка заматывает бечевку на пальцы и тою же рукою мерно ударяет клохтушей. Клохтуша производит такой звук, как если бы опрокинутым стаканом ударять по воде, только гораздо громче (?); после трех ударов рыболов поводит рукою, чтобы двигалась приманка. На этот звук «сом подходит к ботнику (случается, что подходит их несколько), наваливается на весло так, что весла не сдвинешь с места, насмотрит приманку и не сразу глотает ее, а как бы сосет, причем виснет, точно гиря; в этот момент рыболов спускает с руки понемногу лесу, затем уже подсекает сильнее, чтобы приманка не удержала (?) крючка. Если сом невелик, его сейчас же надо тащить в ботник; если же он очень большой, то необходимо спустить бечевку, чтобы она отошла к носу ботника; таким образом охотник старается достигнуть понемногу до отлогого берега, где выходит из ботника и вытаскивает добычу, что, впрочем, одному удается нескоро» [197]197
  А. Д. «Охотничье житье-бытье». «Пр. охота», 1879, июль, стр. 85–86.


[Закрыть].

Иногда большой сом сначала слабо тащится к ботнику, потом, у самого борта, вдруг выкидывает свое плесо наружу, задевает за борт и, головою книзу, стремглав опускается на дно. Вероятно, таким маневром ему удается опрокидывать лодку, примеры чему бывают нередко. На клохтушу сомы ловятся в Клязьме только до половины июля.

На Дону клочат несколько иначе. Бечевка – крепкий льняной или конопляный шнур, называемый здесь урезом, – наматывается на небольшую толстую ручку, которую и держат в руке, опустив крюк с насадкой на надлежащую глубину. Ловят тоже с легких лодок-баркасиков вдвоем или в одиночку, но сначала заезжают далеко вверх, держась около берега; затем рыболов выплывает на середину реки, кладет весло, перестает грести и крюк с насадкой опускает в воду; левой рукой он держит урез, а в правую берет клокушу, потому что клочить правою гораздо удобнее. Здесь принято за правило никогда не заматывать бечевку на руку, так как если шнурок нескоро смотается, то крупный сом может сдернуть рыбака с лодки. Всего лучше сом ловится здесь на неглубоких быстринах, куда он выходит поохотиться за рыбой. Но положительно и точно определить, где сом берет лучше, невозможно, потому что ловят его и на глубоком месте, и на мелком, что зависит от погоды и от времени года. когда рыбак почувствует, что сом на крючке, то начинает вытаскивать добычу. С сомятами, конечно, не церемонятся, но если же сом большой или сильно рвется, то рыбак не подтягивает его вовсе, а несколько попускает урез, т. е. дает рыбе смотать часть бечевки с рукоятки. Таким образом, эта последняя почти вполне заменяет катушку. Однако чересчур попускать урез не следует, так как сом может забежать под корму и там залечь. В таком случае к рукоятке привязывают чурбан или доску и бросают урез в воду. Сом, почувствовав себя более свободным, спешит уйти; рыбак ловит урез и снова начинает водить рыбу. Утомив сома, который нередко долго водит лодку взад и вперед, его осторожно подводят к лодке и, оглушив ударом обуха (топора), втаскивают в баркас. Если же сом не будет достаточно вывожен, то он ударом хвоста по краю лодки иногда опрокидывает ее вверх дном. Пойманного сома оглушают по голове обухом для того, чтобы он не мог выпрыгнуть из лодки и вообще не мешал бы продолжать ловлю. Ошеломленный сом лежит спокойно или вовсе засыпает, но нередко приходит в себя, начинает биться, и рыбак опять прибегает к обуху. В один вечер здесь редко удается поймать более четырех сомов.

Всего лучше ловятся сомы на Дону в тихую погоду, по вечерам и по утрам; вечером он хорошо вдет на клок, с того времени как садится солнце и до самых сумерек; утром же – до восхода солнца. Тихая погода – необходимое условие при ловле сомов: в дурную или ненастную погоду сом лежит на дне, не поднимаясь, и не слышит клоченья. В верховых станицах клочат больше вечером, чем утром. Сом попадается на Дону и днем, но не на клок, а крюк просто закидывается в омут. Близ станицы по вечерам можно видеть на Дону несколько баркасов; на каждом из них сидит рыбалка (рыбак) и клочет; снесет его течением – он возьмет весло, поворотит с средины к берегу и, упираясь, снова заедет вверх, и снова повернет на самую середину, и клочет, пока его опять не снесет вниз или пока не сядет сом на крюк [198]198
  См. И. Попов. «Сом и охота на него на Дону». «Пр. охота», 1881, май, стр. 73–74.


[Закрыть].

На юге России, в низовьях рек Черноморского и Арало-Каспийского бассейнов, сом добывается преимущественно зимою [199]199
  На Азовских промыслах сом ловится преимущественно летом.


[Закрыть]в довольно значительном количестве, вероятно свыше полумиллиона пудов. Значительная часть южнорусских сомов отправляется в соленом виде в Румынию и Турцию; в средние губернии вдет, кажется, мороженая сомовина. На местах лова мясо сома находится в большом пренебрежении, но калмыки, киргизы, узбеки, сарты, вообще все азиаты очень любят сомовину, даже едва ли не предпочитают ее всем другим рыбам; в средних губерниях сомовина (мороженая и соленая) также имеет хороший сбыт и пользуется большим уважением в качестве начинки для пирогов. Мясо сома очень жирно, до приторности, но довольно вкусно, особенно у молодых. На Дону казаки крупных сомов вовсе не едят, а вытапливают из них жир, а у средних берут только хвостовую часть; мелких же сомят, не более аршина, нередко сушат, т. е. вялят. Жир употребляется здесь для смазывания сапог и ремней. Из сомовьего пузыря приготовляется очень хороший рыбий клей, известный под названием сомовьего; в низовьях Волги из пузыря (кутыря) делаются сосуды для хранения жидкостей, преимущественно рыбьего жира, употребляемого в качестве приправы. Кутырь при этом очищают, вытягивают, надувают и потом сушат. Свежий же кутырь считается в Астраханской губернии лакомым блюдом и в Красноярском уезде считается необходимою принадлежностью свадебного стола, почему красноярцев называют кутырниками. В прошлом столетии, во времена Палласа, шла в дело только кожа сомов, употреблявшаяся вместо стекол. Этот т. н. «паюс» до сих пор делается в низовьях Волги. Сырую сомовью кожу натягивают на доску и жир с нее счищают глиной; затем промывают, снова натягивают и сушат на солнце. Хорошо приготовленный паюс бел и прозрачен, как стекло, и настолько прочен, что выдерживает удары палкой.

БЕЛУГА

Accipenser Huso L. [200]200
  По современной классификации Huso huso (L).


[Закрыть]. Всюду – белуга; польск. – виз. Тат. – киорпа, кырпа, улу-балык; черем. – кугу-кол; калм. – хорба, хорбе. Считаю необходимым заметить, что дополнения, сделанные мною к осетровым рыбам, как рыбам исключительно промысловым, весьма незначительны. Большие подробности, кроме того, значительно бы увеличили размеры книги, предназначаемой для охотников-рыболовов.

Рис. 111. Белуга

Это самая крупная рыба, встречающаяся в пресных водах, так как в некоторых случаях она достигает длины нескольких сажен и веса до 70, даже 80, а в прежние времена более 100 пудов.

Кроме величины, белуга легко отличается от всех других осетровых рыб своим толстым цилиндрическим туловищем и коротким заостренным носом, который несколько просвечивает, так как не покрыт костяными щитиками; рот у нее огромный, занимает всю ширину головы и окружен толстою губой; усики отличаются своею шириною и хватают до рта. Кроме того, костяные щитики на голове и жучки, особенно боковые и брюшные, представляются относительно мало развитыми: спинных бывает большею частью 12–13, боковых – 40–45 и брюшных – 10–12. Общий цвет тела пепельно-серый, брюхо серовато-белое, нос желтоватый.

Каспийское и Черное моря с реками, в них впадающими, составляют почти единственное пребывание этого великана пресных вод, который, таким образом, составляет исключительное достояние России. Волга, Урал, Кура, Дон, Кубань – главные местности ловли белуги, и только в Дунае она еще довольно многочисленна. Собственно говоря, белуга большую часть своей жизни проводит в море и в реки входит по Достижении известного возраста – для метания икры, что, как мы увидим далее, бывает не каждый год, а затем возвращается обратно в море, так же как и мальки ее. Тем не менее она заходит очень далеко, и есть даже некоторое основание предположить, что чем больше белуга, тем далее вдет она нереститься. Всего более относится это к Волге и ее главным притокам. Так, лет 20 назад в Шексне под Череповцом были пойманы две белуги, одна в 18, другая в 30 пудов; по моим расспросам, огромная белуга была поймана в 1860 или 61 году в Вишере (близ дер. Сыпучих) – одном из больших северных притоков Камы. Кроме того, эта рыба заходит в Оку (до Мурома), в Суру (Сталь, Пензенская губ.) и Самару. Изредка она замечается в р. Вятке, где еще в 1876 году была поймана белуга в две сажени длины (около 20 пудов). О других притоках Волги не имеется никаких сведений, но надо полагать, что белуга встречается изредка в Белой, Чусовой и некоторых других реках. Во всяком случае, в прошлом столетии в верховьях Волги она подымалась значительно выше и встречалась чаще, нежели в настоящее время.

Далеко не на такие большие расстояния подымается белуга в прочие реки Каспия, Черного и Азовского морей, что, впрочем, совершенно понятно. В Урале она изредка встречается до Оренбурга, в Куре – до Тифлиса, в Дону – до впадения Донца (?), в Днепре заходит выше Киева и иногда в Десну и Рось [201]201
  По свидетельству проф. Кесслера, белуга заходит в Буг и попадается чаще осетра, но в Днепре довольно редка.


[Закрыть], в Дунае, по Геккелю, редко далее Пресбурга. Изредка, наконец, белуга заходит из Черного моря в Средиземное* Адриатическое, и еще не так давно (1850) была поймана одна в окрестностях Венеции.

Несмотря на это обстоятельство, коренное местопребывание этой огромной рыбы составляет не Черное, а Азовское и Каспийское моря, что доказывается как величиною белуг, так и их количеством. То и другое зависит, вероятно, от изобилия пищи, особенно раковин, в Каспии. В Азовском море, по свидетельству С. Н. Алфераки, лет 25–30 назад встречались огромные белуги, в 50–70 и даже до 100 пудов; в Черном море и Дунае (по Геккелю), белуги крайне редко достигали 30–40 пудов. В Каспии и в Волге встречаются белуги гораздо большей величины: 28 лет назад (в 1864 г.) были пойманы под Саратовом две громадные рыбы, из которых одна весила 52, а другая 69 пудов. Принимая же во внимание, что белуги входят в реки для метания икры, необходимо предположить, что в глубинах Каспийского моря старые, уже бесплодные белуги достигают еще большей величины. Штраленберг уверяет, что он видел в 1730 г. громадную белугу, имевшую в длину 8 сажен, а в толщину 18 англ. футов [202]202
  Принимая в соображение, что белуга в 6½ футов длины весит 2½ пуда, белуга с небольшим в две сажени – 20 пудов и в З½ сажени – 50 пудов; необходимо заключить, что белуга Штраленберга весила значительно более ста пудов. Из других случаев поимки больших белуг известны следующие: в 1813 году около Сарепты поймана белуга в 80 пудов (и 16 пудов икры); в 1847 г. была поймана в Урале (весной) в 60 пудов. В 1878 году в Астраханских водах была поймана белуга в 70 пудов, в 1879 г. близ с. Золотого – в 60 пудов. О чудовищных белугах, встречавшихся в прежние времена (в 100, 120 и 250 пудов), говорится в «Астраханском справ. листке» за 1872 г., № 58.


[Закрыть]. По свидетельству Кожевникова, еще в средине этого столетия в Ставропольских водах Всеволожского попалась белуга такой величины, что когда стали вынимать ее через блок, укрепленный к мачте, то мачта от тяжести лопнула; ловцы видели только голову белуги с наросшими на ней ракушками – и поспешно отсекли «кукан», чтобы спастись самим.

Отсюда легко вывести заключение, что продолжительность жизни этих рыб должна быть гораздо более тридцати лет, как принимается это Геккелем. Косвенным образом это доказывается свидетельством уральских казаков, которые говорили Северцову, что годовалая белуга весит до 6 фунтов. Но так как, по наблюдениям Геккеля, в Нижнем Дунае крайне редко встречаются не только 20-фунтовые белуги, но даже 70-фунтовые, то надо полагать, что главная масса белуг, входящих в Волгу, Урал, Куру и Дон, средний вес которых 3 пуда, состоит, как и следует ожидать, из рыб, нерестящихся в первый или второй раз. Не имея сведений о наименьших размерах белуг, входящих в наши реки для нереста, и о приросте молодых в море, мы все-таки, имея в виду вышеприведенные факты, должны прийти к предположению, что рыбы эти мечут, достигнув веса не менее 1–1½ пудов, и что молодь белуги живет в море не менее 6 лет, быть может мечет только на десятом году.

Рис. 112. Ловля аханами

Также мало известен нам и образ жизни этой замечательной рыбы, да и те немногие имеющиеся сведения, по-видимому, не всегда достойны полного доверия. Все эти факты, также время и способ нерестования требуют основательной проверки. Несмотря на эти неблагоприятные условия, мы попытаемся, однако, представить краткий очерк жизни белуги, имеющей для нас больший интерес, нежели самая ловля ее.

Так как все молодые белуги не встречаются в реках и так как известно, что взрослые рыбы мечут икру через год, о чем, впрочем, далее, то для нас очевидно, что главная масса белуги во всякое время года, тем более зимою, живет в море. Из исследований Северцова, не подлежит никакому сомнению, что в Урале зимует не та красная рыба, которая нерестилась весною, а та, которая метала икру в третьем году и поднималась в реку в конце лета и в начале осени [203]203
  Что совсем противоречит мнению Данилевского.


[Закрыть]. С своею обычною проницательностью, основываясь на ходе рыбы, ее величине, степени зрелости икры, частью по показаниям уральских казаков, наш известный биолог почти вполне разъяснил периодические явления жизни красной рыбы в уральских водах, где эти явления находятся в наиболее благоприятных условиях, так сказать, в наиболее естественной обстановке. Благодаря ему мы знаем теперь, что большинство осетров, шипов, белуг, частью севрюг, входящих в море весною, суть особи, только что достигнувшие половой зрелости; рыба же, зимующая в реке, в т. н. ятовях, есть уже более взрослая, которая входит сюда из моря с тою целью, чтобы со вскрытием реки подняться выше и выметать икру.

Таким образом, в реке зимует только незначительная часть красной рыбы, долженствующей выметать икру весной. Молодая рыба, достигнувшая половой зрелости, а также вся мелкая зимует в устьях рек или на небольших морских глубинах; в более же глубоких местах зимует холостая рыба, вернувшаяся из рек в конце лета и начале осени; наконец, на самых больших глубинах постоянно обитают белуги, уже неспособные к размножению. Весьма возможно даже, что более крупные особи этой рыбы выходят из моря только один раз в несколько лет: редкость очень крупных белуг и большая разность в их весе отчасти служат доказательствами этого мнения. Трудно предположить, чтобы, например, тридцатилетняя белуга могла, если считать, что впервые она метала икру на десятом году, десять, а считая ее обратный ход, двадцать раз избежать тех сотен снастей и сетей, которые ее ожидают в реке.

Еще меньшее количество белуг зимует в низовьях Волги, тем более в реках Черноморского бассейна, где также лов продолжается беспрерывно все лето и осень и притом пароходы распугивают рыбу, собирающуюся на зимовку. В Урале нет ни одного из этих препятствий, а потому зимний сон белуги и вообще всей крупной красной рыбы бывает здесь всего глубже, и она покрывается более толстым слоем слизи, т. н. слёном, или шубою, который мешает ей свободно двигаться. В море же, где лед часто взламывается и рыба редко нуждается в свободном притоке воздуха, этот слён, по крайней мере у белуги, вовсе не замечается и последняя ходит и даже кормится здесь круглый год. А так как главную пищу белуги, как и прочих крупных осетровых рыб, составляют раковины, то ясно, что молодая рыба должна держаться около устьев реки, где раковины мельче и имеют более тонкую скорлупу, нежели на больших глубинах открытого моря.

Кроме раковин, белуг, как рыб хищных, привлекает также та масса проходной белой рыбы – воблы (каспийская плотва) и бешенки (астраханская сельдь), – которая зимует в открытом море. По-видимому, белуга не ест в море только в декабре и январе, да и то не всегда, так как даже на ятовях, т. е. в реке, в желудке ее находят еще не переварившуюся пищу. По Северцову, она начинает кормиться в феврале, после первых взломов льда, но еще там, где зимовала; в «тамаке» – желудке белуги – находят тогда исключительно бокоплавов – мелких рачков, раковины, иногда уток, зимующих на Каспии, – б. ч. т. н. лаек (Harelda glacialis); в это же время они пожирают новорожденных тюленей. Но затем главную пищу белуги составляет вобла, огромные косяки которой входят раннею весною в Урал и Волгу – в первый иногда в конце февраля. Следом за ней идут к морским берегам, играя на поверхности, стайки белуг, входят в реки, а иногда уходят под лед. Этот называемый белужий беляк замечается в Волге б. ч. в марте; главный ход белуги здесь около Благовещения, в Урале же значительно ранее. Вслед за воблой белуги уходят под лед реки и продолжают подыматься все выше и выше, сначала под самой поверхностью льда, так что трутся об него спинными жучками, но затем, по вскрытии, идут уже более по дну.

Вообще белуга входит в реку раньше прочей красной рыбы, и этот факт, в связи с необычайною прожорливостью ее, объясняет, почему она в противуположность прочим осетровым не ест, только когда торопится выметать созревающую икру, так что пост ее сравнительно непродолжителен.

Около того же времени вместе с беляком, который, судя по всему, состоит исключительно из молодых рыб, однако не менее (?) 2 аршин и 1½ пуда веса, трогается и уцелевшая на речных зимовьях более крупная белуга, которой, таким образом, приходится выметывать икру выше, нежели молодой. Многие факты положительно говорят в пользу, того мнения, что чем крупнее белуга, тем далее она подымается. Быть может, это обусловливается тем обстоятельством, что крупная рыба вообще нерестится позднее и половые продукты ее созревают в больший промежуток времени.

Это явление, в свою очередь, объясняет нам некоторое разногласие в месте нереста как белуги, так и вообще всей красной рыбы, за исключением стерляди. По мнению уральских казаков, большинство белуг, осетров и севрюг мечут икру в самом море; того же мнения отчасти придерживается и сам академик Бэр. Но не камыши и тростники, не каменистые отмели морских прибрежий составляют главное место нерестования красной рыбы, даже не выбойные места побочных русл Урала, где дно очень неровно, много корней и растет тростник, как полагает Данилевский, а глубокие и быстрые места реки с каменистым или хрящеватым дном – т. н. гряды, в Урале же, по свидетельству Северцова, красная рыба мечет на твердых глинистых плитах с лежащей на ней галькой из той же плиты, а такое дно встречается больше у яров, откуда сваливаются глыбы плотной глины. Нерест красной рыбы у берегов моря, в култуках, ложных устьях, что всего чаще замечается в низовьях и устьях Урала, изобилующего последними, есть явление исключительное и зависит от того, что молодая рыба плутает в многочисленных протоках реки и лабиринте островов и поневоле мечет икру в местности, вовсе для того непригодной и им несвойственной. Камыш, корчи, стало быть, по необходимости заменяют камни и помогают красной рыбе выпустить икру. Если же рыба не найдет себе и этих условий, в таком случае она вовсе не мечет икры, и последняя начинает всасываться организмом. Вероятно, поэтому более старая и опытная рыба входит в реки еще задолго до нереста – летом и осенью.

Настоящие нерестилища красной рыбы в Волге начинаются, по-видимому, у Каменного Яра, немного выше Сарепты, в Куре – в 500 верстах от устья, в Урале – немного выше Гурьева. Всего же ближе находятся эти местности в Дону (в 30 верстах от устьев), вероятно Днепре и Днестре, откуда само собою следует, что красной рыбе и незачем подыматься очень высоко.

Несмотря на свой ранний ход, белуга мечет все-таки несколько позже осетра, хотя срок нереста ее и неизвестен с точностью. Во всяком случае, она мечет икру довольно продолжительное время, быть может около месяца; в Волге, всего вернее, в течение всего июня [204]204
  Овсянникову была доставлена в Самаре белуга с почти зрелою икрою 24 мая.


[Закрыть]; в Урале нерест ее начинается, по-видимому, в мае.

Как производится самый процесс нереста – на это существуют только предположения. Известно только, что белуги часто выпрыгивают во время нереста, что делают с водимою целью облегчить выход икры, а главное, освободить яйца из мешочков. Но, с другой стороны, краснота брюха нерестящихся белуг и прочей красной рыбы показывает, что эта цель достигается исключительно трением о камни. Очень может статься, однако, что это трение о каменистое ложе, чему способствует твердость и величина брюшных [205]205
  Отсюда, с некоторою натяжкою, нетрудно прийти к выводу, что аральский шип, отличающийся своим голым брюхом, обособился от другого шипа, вероятно тождественного с каспийским, вследствие недостатка каменистых местностей в Аральском море и его притоках (?). На это можно, однако, возразить: для чего же служат им и прочим осетровым спинные и боковые жучки?


[Закрыть]жучков, служит только для рытья ям в камнях, которые они, как полагает Бэр, выкапывают подобно некоторым лососевым рыбам. Что же касается самого процесса нереста у красной рыбы, то Северцову говорили, что во время выхода икры из тела самки самец трется об нее и выжимает из себя молоки. По Михайлову, красная рыба трется «тешка об тешку» [206]206
  По Палласу, между белугами и проч. красною рыбою попадаются гермафродиты. Это весьма возможно, хотя в последнее время никто еще не наблюдал таких двуполых особей.


[Закрыть].