Текст книги "Первородство"

Автор книги: Леонид Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Снова будут пахать, будут сеять

И, когда это семя взойдет.

Будут перелопачивать, веять...

И дыхание талого льда

До меня долетает с заката.

Значит,

Нет

Никаких

Никогда,

Есть когда-нибудь

Или когда-то.

Это так!

Но какое-то но

Существует и существовало...

Знаю:

Скоро случиться должно,

Что еще никогда не бывало!

212

На побережье после бури

Твоих камней я слышу хруст,

О море, море, лучший в мире

Художник-абстракционист.

И не участвую я в споре,

В дискуссии весьма пустой —

Что ты изобразило, море,

На гальке этой или той.

213

♦

Все

Обрело

Первичный вес:

Воскрес

Алмаз,

Лишась оправы,

Лекарства превратились в травы,

Бумага превратилась в лес,

Но только на единый миг.

Чтоб разуму понятно стало,

Как зрело все и возрастало,

Как

Этот самый

Мир

Возник.

214

♦

С осторожностью птицелова

Я ловлю крылатое слово,

А потом отпускаю на волю

И его покупать никого не неволю.

Да его продавать ведь никто и не волен.

Чем я очень и очень доволен!

215

ШКВАЛ

И снова

Мир

За что-то впал в немилость:

Промчался вихрь, напитан дымной пылью.

Как будто бы, поджав стальные крылья,

Какая-то промчалась эскадрилья

И, глухо взпыв, за горизонтом скрылась,

И рожь в полях коленопреклонилась,

Но распрямилась, хоть не без усилья,

И охнуло колосьев изобилье,

И равновесие

Восстановилось.

216

НОЧНЫЕ ЗВУКИ

Ночные звуки —

вороватый свист,

щелчок железа,

краткий выхлоп газа —

Вдруг перекрыло шелестенье вяза.

Мир листьев

Был огромен, густ и мглист.

Умы

Наволновались

До отказа.

И месяц в вышине обозначал

Вселенной состояние такое.

Что даже крик внезапно прозвучал

Тревожным утверждением покоя —

В полузабвенье кто-то закричал.

Пришел,

Пришел он.

Долгожданный срок.

На миг

Все успокоилось в природе,

Как будто тихий ангел на порог —

217

Как говорили некогда в народе —

Вступил...

И еле слышный ветерок

Чуть зазвенел

И замер.

Как курок.

Вот точно так же —

Как курок

На взводе!

218

СТРАУСЫ

Когда

Пахнёт

Великим хаосом,

Тут не до щебета веселого,

И кое-кто, подобно страусам,

Под крылья робко прячут головы.

И стынут

В позах неестественных,

Но все-таки и безыскусственных,

Забыв о промыслах божественных

И обещаниях торжественных,

Бесчувственны среди бесчувственных.

И смутные,

Полу бесплотные,

Покуда буря не уляжется,

Одним тогда они встревожены:

А вдруг кому-нибудь покажутся

Ножнами их подмышки потные.

Куда, как шпаги, клювы вложены.

219

ЗАВОДЫ

Похолоданье.

Вихри пыльные.

И солнце, голову склонив,

Свои лучи, уже бессильные,

Дарит пространству сжатых нив.

Вода в канавах стынет ржавая,

Вот-вот замерзнут все пруды,

Но за заставой,

Величавые,

Шумят заводы,

Как сады!

220

Что-то

Новое в мире.

Человечеству хочется песен.

Люди мыслят о лютне, о лире.

Мир без песен

Неинтересен.

Ветер,

Ветви,

Весенняя сырость,

И черны, как истлевший папирус,

Прошлогодние травы.

Человечеству хочется песен.

Люди правы.

И иду я

По этому миру.

Я хочу отыскать эту лиру,

Или – как там зовется он ныне —

Инструмент для прикосновенья

Пальцев, трепетных от вдохновенья.

Города и пустыни,

Шум, подобный прибою морскому...

Песен хочется роду людскому.

221

Вот они, эти струны,

Будто мсдны и будто чугунны,

Проводов телефонных не тоньше

И не толще, должно быть.

Умоляют:

– О, тронь же!

Но еще не успел я потрогать —

Слышу гул отдаленный,

Будто где-то в дали туманной

За дрожащей мембраной

Выпрямляется раб обнаженный,

Исцеляется прокаженный;

Воскресает невинно казненный.

Что случилось, не может представить:

– Это я! – говорит. – Это я ведь!

На деревьях рождаются листья,

Из щетины рождаются кисти,

Холст растрескивается с хрустом,

И смывается всякая плесень...

Дело пахнет искусством.

Человечеству хочется песен.

222

♦

Вечерело. Луч закатный,

Удлиняясь мало-мальски,

Прямо в город необъятный

Глянул смутно, по-февральски.

Потеплел он

И смягчился,

Перестал на все коситься.

Наконец-то научился

К людям лучше относиться.

223

♦

В чем убедишь ты стареющих.

Завтрашний день забывающих,

Спины на солнышке греющих

И о покое взывающих!

Но не легко собеседовать

С юными, кто не успел еще

Все на земле унаследовать:

Капища, игрища, зрелища,

Истины обнаженные,

Мысли, уже зарожденные,

Кисти, уже погруженные

В краски, уже разведенные.

Да! Сговориться со старыми

Так же не просто, как с малыми;

Движутся старые с малыми

Будто музейными залами,

Глядя в безумной надменности,

Как на окаменелости.

На золотые от зрелости

Ценности

Современности.

224

УДАЧА

тизнь моя все короче, короче,

Смерть моя все ближе и ближе.

Или стал я поэтому зорче.

Или свет нынче солнечный ярче,

Но теперь я отчетливо вижу,

Различаю все четче и четче,

Как глаза превращаются в очи,

Как в уста превращаются губы,

Как в дела превращаются речи.

Я не видел все это когда-то,

Я не знаю... Жизнь кратче и кратче,

А на небе все тучи и тучи.

Но все лучше мне. лучше и лучше,

И богаче я все и богаче.

...I оворят, я добился удачи.

Мартынов

225

листья

Они

Лежали

На панели.

И вдруг

Они осатанели

И, изменив свою окраску,

Пустились в пляску, колдовские.

Я закричал:

–; Вы кто такие?

– Мы листья,

Листья, листья, листья| —

Они в ответ зашелестели. —

Мечтали мы о пейзажисте,

Но руки, что держали кисти,

Нас полюбить не захотели.

Мы улетели.

Улетели!

226

КАМИН

н Коломенском осень...

нГшы бесплодным колосьям

итушки барокко, стремясь перейти в рококо.

на них поглядим, ни о чем объясненья не спросим,

понат невредим, уцелеть удалось им.

и так одиноко, и так это все далеко,

их злаков не косим.

Упаслоо тебя небо,

И пильщик к тебе не суров,

Золоченое древо

В руках неживых мастеров,

Где на сучьях качаются, немо и жалобно плача,

Женогрудые птицы из рухнувших в бездну миров...

Вот еще отстрелявшая пушка,

Вот маленький домик Петров,

Похдящий на чью-то не очень роскошную дачу...

Ну и что же еще?

Лик святого суров;

Тень Рублева

И Врубель в придачу,

Ибо

Врубелем сделан вот этот камин.

Это частный заказ. Для врача...

Что касается дат и имен – вы узнаете их у всезнаек,

227

А сюжет – богатырь. Величайшая мощь силача.

...Нет врача. И сейчас между тусклых

керамик и всяких музейных мозаик

Пасть камина пылает без дров, словно

кровь и огонь горячи

...Нет врача. Нет больного. Осталась лишь

правда жипан

Разве этот камин обязательно надо топить?

О, рванись, дребезжа, запотелое тело трамвая!

Много див ты хранишь, подмосковная даль снеговая!

На черту горизонта, конечно, нельзя наступить!

228

ночью

Этой

Ночью,

Ночью летней,

Вьется хмель тысячелетний

По железу,

По бетону.

По карнизу.

По балкону.

Что

Творится

Там, за шторой,

Той вот самой, за которой

В мученические позы

В мутных вазах встали розы?

Чем же

Тут могу помочь я?

Может быть, вот этой ночью

На балкон пробраться снизу

По железу.

По карнизу

Цепко, с выступа на выступ,

Взять и пыль

И хмель

На приступ,

У окошка очутиться,

Стукнуть, будто клювом птица,

Чтоб окно ты распахнула.

Ты бы встала

И взглянула —

Что за птаха залетела?

Ничего не разглядела,

У окна бы постояла,

А закрыть не – захотела.

И не надо,

И не трогай,

И напрасно закрывала:

Я иду своей дорогой

Как ни в чем и не бывало!

230

ЗЕМЛЯ

Одно

Волнение

Уляжется —

Другое сразу же готовится,

А мир еще прекрасней кажется.

Еще желаннее становится

Земля,

Укатанная гладкими

Посадочными площадками,

Увешанная виадуками,

Источенная водостоками.

Набитая золой и туками.

Насквозь пронизанная токами.

А там, вдали —

Вчера пустынная,

Земля целинная, былинная,

Забытая и вновь открытая,

Степными ливнями омытая,

Нигде как будто не кончается.

Над ней

Заря с зарей встречается.

Вот этим месяц май и славится,

И соловьями славословится.

Земля, великая красавица.

Еще прекраснее становится!

231

ВОДА

Вода

Благоволила

Литься!

Она

Блистала

Столь чиста.

Что ни напиться.

Ни умыться.

И это было неспроста.

Ей

Не хватало

Ивы, тала

И горечи цветущих лоэ.

Ей

Водорослей не хватало

И рыбы, жирной от стрекоз.

Ей

Не хватало быть волнистой,

Ей не хватало течь везде.

Ей жизни не хватало —

Чистой,

Дистиллированной

Воде!

232

И вскользь мне бросила змея:

У каждого судьба своя!

Н© я-то знал, что так нельзя

Жить извиваясь и скользя.

233

АНТАРКТИДА

Ни господ,

Ни рабов,

Ни царей,

Ни республик,

Ни древних империй,

Никаких базилик, алтарей,

Стародавних легенд и поверий,

Адских мук и блаженства в раю

Ничего ты не знала такого!

Ты

Последней

Вступаешь в семью

Беспокойного рода людского.

Что таят

Ледяные пласты?

Что покажется,

Что обнажится?

Как

Со старшими сестрами ты

Подружиться сумеешь, ужиться?.

Знаю я,

Добывал китолов

234

Сверх китового уса и жира

Спермацет из китовых голов

Для красавиц подлунного мира...

Ну, а вдруг обретет бытие

Тот, кого убивать и не будем, —

Антикит, о котором Фурье

Проповедовал страждущим людям.

Антихищники, антикиты...

В наше время сбываются часто

Коль не те, так иные мечты.

Не того, так другого фантаста.

Есть ведь силы, их только затронь

Оживают, стремятся наружу!

Отеплит ли подземный огонь

Вековечную внешнюю стужу?

Ведь ему никуда не пропасть!

Будет лоно твое отогрето,

Антарктида,

Последняя часть

Необъятного белого света!

235

♦

Кто следующий?

Ты следующий!

Во многом еще не сведущий.

Но ясную цель преследующий.

Моим оружьем орудующий.

Откликнись,

Товарищ

Будущий!

236

ОЛИВА

Олива,

Олива,

Олива!

Тяжелые ветви вздымая,

Она не стоит молчаливо —

Она не глухонемая!

Конечно,

Какое-то в мире

Творится неблагополучье,

И слышатся шумы в эфире,

Как будто

Ломаются

Сучья.

Ломаются

Сучья оливы

И хлещут по стенам и крышам,

Как будто бы дальние взрывы

Мы слышим,

Хотя и не слышим.

В пустыне,

Гудящей от зноя.

Петролеум плещет бурливо,

Но все же

237

Не что-то иное —

Там слышится шелест оливы!

Моря,

За морями —

Проливы,

Каналы, ворота и шлюзы,

В пакгаузах копятся грузы...

И слышится

Шелест оливы.

О шелест

Оливы цветущей!

Им полон, то реже, то чаще,

И этот хрипящий, поющий,

Бормочущий, свищущий ящик.

И люди

Почти что не дышат,

У ящика ночью уселись

И слышат,

Конечно же, слышат.

Оливы прельстительный шелест.

Ведь

Сколько ее ни рубили

И сколько ее ни пилили,

А все же

Ее не сгубили,

А все же

Ее не свалили!

238

По существу ли

Эти споры?

Конечно же, по существу!

Рассудок может сдвинуть горы,

Когда мешают эти горы

Увидеть правду наяву.

По существу ли

Свищут пули?

Конечно же, по существу,

И что бы там они ни пели,

Но ведь огонь-то в самом деле

Идет не по абстрактной цели,

А по живому существу!

Огонь

Идет по человеку!

Все тяготы он перенес,

И всех владык он перерос —

Вот и палят по человеку,

Чтоб превратить его в калеку,

В обрубок, если не в навоз.

Итак,

К какому же решенью

239

Он, человек, пришел сейчас?

Он, человек, пришел к решенью

Не быть ходячею мишенью

Для пуль, и бомб, и громких фра

И человек

Вступает в споры,

Конечно, только для того,

Чтоб, не найдя иной опоры.

Взять и однажды сдвинуть горы

С пути людского своего!

240

♦

Закрывались магазины.

День кончался остывая;

Пахли туфлей из резины

Тротуар и мостовая.

В тридцатиэтажном зданье

Коридоры торопились

Опустеть без опозданья,

А внизу дома лепились.

Средь конструкций и модерна,

И ампира, и барокко

Этот день, шагая мерно.

Вдаль ушел уже далеко.

Вот смотрите! Это он там,

Он, который нами прожит,

А для стран за горизонтом —

Только будущий, быть может.

Он у нас не повторится,

А у них еще начнется

В час, когда на ветке птица

Поутру едва очнется.

Л. Мартынов

241

СЛЕД

А ты?

Входя в дома любые —

И в серые

И в голубые,

Всходя на лестницы крутые,

В квартиры, светом залитые,

Прислушиваясь к звону клавиш

И на вопрос даря ответ,

Скажи:

Какой ты след оставишь?

След,

Чтобы вытерли паркет

И посмотрели косо вслед,

Или

Незримый прочный след

В чужой душе на много лет?

242

я

Вас

Люблю!

Поэтому

Весь мир творю я заново.

Он стар. Мильоны лет ему.

В нем очень много странного,

Смешного, старомодного

И никуда не годного.

Вот

Горны

Разгораются,

И под блестящим молотом

Различие стирается

Меж оловом и золотом.

Окупится богато нам

Все, что рукой мы тронули.

Клянусь разъятым атомом

И всеми электронами!

Но

Вы

Не улыбаетесь!

Чему-то Огорчаетесь.

243

Чему? Не знаю, право, я.

А, хитрая-лукавая,

Зачем не превратил еще

Вот эти Ваши серьги я

В два крохотных вместилища

Космической энергии!

Терпение!

Терпение!

Сначала исцеление

Бедняги прокаженного.

Сначала превращение

Изгоя окаянного

В наследника законного,

Сначала воскрешение

Неправедно казненного...

Весь мир творю я заново!

О годовщины,

Годовщины,

Былые дни!

Былые дни, как исполины,

Встают они!

Мы этих дней не позабыли,

Горим огнем

Тех дней, в которые мы жили

Грядущим днем!

И в час,

Когда опять двенадцать

На башне бьет,

Когда дома уже теснятся.

Чтоб дать проход

Неведомым грядущим суткам,

Почти мечтам,

Вновь ставлю я своим рассудком

Все по местам.

Да.

Он назад не возвратится —

Вчерашний день.

Но и в ничто не превратится

Вчерашний день.

Чтоб никогда мы не забыли,

Каким огнем

Горели дни, когда мы жили

Грядущим днем.

246

МАЙ

Я родился в начале мая,

И прекрасно я понимаю,

Что такое разлив весенний:

Это ветер и гребни в пене,

Это вывернутые коряги

И затопленные овраги

В ночь, когда над стерней колючей

Подымаются сизые тучи.

Возвращеньем зимы угрожая.

Но и снег в середине мая —

Даже он, говорят, к урожаю!

247

ГОЛУБИ

Плясали

Голуби веселые

Вблизи Манежа на гудроне,

А тучи сизые, тяжелые,

Клубясь, росли на небосклоне.

Багровое

Взметнулось полымя

Над рокотом аэродрома,

А голуби, как будто голые,

Неслись на сизом фоне грома.

Промчалась

Буря небывалая,

Открылись снова фортки, двери,

А голуби, прозрачно-алые,

Висели, будто в стратосфере.

О, неужели

Эти самые,

А не какие-то иные,

Взъерошив перышки упрямые,

Поблескивали, как стальные?

Да,

Эти вот, легко летящие,

248

А не какие-то другие,

Сейчас, стряхнув броню блестящую,

Купались в ливне, как нагие!

В садах

Пестра листва осенняя,

А голуби, те и не те же,

К ногам другого поколения

Садятся около Манежа.

249

♦

Кто дал тебе совет, закончив счет побед,

А также и потерь,

Теперь, замкнувши дверь, угреться и забыться?

Ты этому не верь! Так не случится!

Не спишь?

Не ты один. И ей всю ночь не спится.

Она – полна машин, полна афиш, витрин

И вновь полна мужчин, смеясь не без причин,

Не спит

Столица.

Ничто не спит во мгле —

Кипит асфальт в котле, кипит вино в бутылях,

Не спят, летя на крыльях, не спят в автомобилях,

Не спит огонь в золе.

И зреет на земле

Очередное чудо.

Предугадать его

Имеешь полномочья.

Быть может, оттого

Тебе не спится

Ночью!

250

♦

В белый шелк по-летнему одета,

Полночь настает.

На Садовой в переулках где-то

Человек поет.

Слышите! Не рупор, не мембрана

Звуки издаст —

Громогласно, ясно, без обмана

Человек поет.

Он моторов гул перекрывает

И не устает,

И никто его не обрывает —

Пусть себе поет.

Он поет, и отвечает эхом

Каждая стена.

Замолчал и разразился смехом.

Вот тебе и на!

Он хохочет, петь большой любитель,

Тишине грозя.

Это ведь не громкоговоритель —

Выключить нельзя!

25<

ПЕРВОРОДСТВО

По мненью бедноты,

Мы – богачи:

У нас все сказки делаются былью,

И вообще что хочешь получи —

Нам вручены ключи от изобилья.

По мненью богачей,

Мы – беднота,

Чьи беды в Лету канули бесследно;

Им невдомек, что жизнь безбедна та,

Которую мы создали победно.

А мы

Не богачи, не бедняки!

Мы те, которых не бывало прежде.

И прошлогоднейшие ярлыки

Вы к нашей не пришпилите одежде.

Сказать точнее:

Есть у нас черты,

В которых ни малейшей капли сходства

С чертами богачей и бедноты...

Здесь речь идет о праве первородства!

♦

Хочется

Сосредоточиться

И припомнить,

Как за шагом шаг

Этот мир рождался,

Чтоб упрочиться

В первобытном хаосе,

И как

Приходилось в этом мире,

Созданном

Собственною кровью

И трудом,

Подыматься к звездам.

Скупо розданным

Прямо с неба,

В сумраке седом.

Совладать со всяческою нечистью.

Делать все,

Чтоб вновь не грянул бой,

Столковаться с целым человечеством

И остаться

Все ж

Самим собой!

256

♦

Запутывалось века,

Распутывать нам приходится.

Работа не так легка,

И нервничаешь, как водится,

И мучишься,

И упустить

Хоть что-нибудь опасаешься,

И учишься ощутить

Все, с чем ни соприкасаешься.

Не с тем, чтобы все извинить,

Всему подыскать оправдания,

А с тем, чтобы все изменить.

Умерить людские страдания.

Вверху

По своим кругам

Небесные носятся спутники,

А тут

По рукам и ногам

Запутанные распутники.

Беспутники всех статей...

Трудна,

Не дает отдохнуть она,

Работа такая:

Потей,

Распутывай чуть не с Распутина!

Л Мартынов 257

♦

Я знаю, чем была

Ты в нимбе старой славы,

Качая величаво

Свои колокола.

Уж ты не обессудь:

Я вовсе не поклонник

Рыдающих гармоник —

Совсем не в этом суть!

Была ты избяной,

Была ты деревянной,

Тележною и санной,

Лучинной и свечной.

Но были вместе с тем

Отели, скетинг-ринги

И всякие новинки,

Машинки всех систем.

Хоромы, терема —

Все это были ширмы,

За ними были фирмы,

Торговые дома.

258

Любил народ честной

Нехитрое веселье —

Цветные карусели

Вертелись на Страстной.

Месила ты кисель,

Но тресты и картели

Вертели, как хотели,

Всю эту карусель,

Чтоб ты в конце концов.

Усталая от пляса,

На пушечное мясо

Пошла, страна отцов.

Пошла-то ты пошла,

Да посшибала главы

Двуглавого орла...

...Я знаю, чем была

Ты в нимбе древней славы.

Качая величаво

Свои колокола.

259

Как все это случилось, в самом деле?

Двадцатый век, с чего он начался?

Мелели реки, и леса редели.

Но в сизые от дыма небеса

Аэропланы ухитрились взвиться,

И мгла не преградила им пути,

И на земле сумели объявиться

Те, кто решились этот мир спасти,

Чтоб снова плодородной и сырою

Измученная сделалась земля,

И сутью государственного строя

Не мнились бы ни штык и ни петля,

И двери тюрем полетели с петель

И чтоб искусство не было мертво...

А ты не только этому свидетель —

Свидетелями этого всего

Пусть остаются ветхие бойницы

И рыхлый камень вековечных стен, —

Ты не свидетель; гы, как говорится,

Виновник этих самых перемен!

Ведь все ж не вихрь весенний иль осенний

Бесповоротно пробудил умы!

Виновники великих потрясений

И их творцы не кто-нибудь, а мы!

260

СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД

Хотя

Ничто

Былое

Не вернется —

Воспоминанья никуда не денутся.

И я умел смотреть на это солнце

Глазами беззаботного младенца.

Но это было не такое солнце,

А то, что, не желая закатиться.

Старается за вывески цепляться

И в бледные заглядывает лица.

Я видел это меркнущее солнце

Гостинодворца и охотнорядца.

И я увидел

Новое светило,

Которое из бездны небосвода

О собственном восходе возвестило

Скупцам, святошам, франтам, спекулянтам.

Когда январь Семнадцатого года

Вдруг изошел февральскою метелью,

Чтоб обернуться мартом с красным бантом

И отступить, и место дать апрелю,

И маю, и июню, и июлю.

261

И августу, когда не от прохлады,

А без пощады листья пламенели,

Чтоб сквозь сентябрь,

Сметая все преграды,

Пришел Октябрь в распахнутой шинели.

262

НОЯБРЬСКИЙ СНЕЖОК

Мерцает

В полете

Ноябрьский снежок,

О перевороте

Он память зажег,

О перевороте

В умах и сердцах...

Вы, дети,

Поете

О ваших отцах,

О той беспримерной

Страде боевой

На подступах к первой

Зиме буревой,

О тяжкой работе

Гранат и штыков,

О перевороте

На веки веков.

Кожурки картошки,

Печурочный дым.

Седые дорожки

Промчавшихся зим!

С ознобом по коже

Управился мех.

263

Но все же, но все же

Остался у всех

В крови и во плоти

Ноябрьский снежок.

Куда ни пойдете —

Он звезды зажег.

Куда ни придете —

Поведает он

О перевороте,

Который

Свершен.

264

♦

Еще

Боятся

Высоты:

Мол, с высоты легко сорваться

И ввысь уж лучше не соваться...

Еще

Боятся простоты:

Мол, попросту не столковаться.

Еще

Боятся

Наготы.

Хоть фиговые листы

Смешны, чтоб ими прикрываться.

Еще

Боятся

Красоты,

Боятся с ней соприкасаться:

Мол, очень трудно разобраться.

Как будто бы в глазах двоятся

Ее блестящие черты.

Отсюда – бденья и посты.

265

О ты,

Простак,

Пойми же ты:

Ты в рубище лженищеты

За крохами встаешь в хвосты,

Когда кругом твои богатства,

Твои сокровища таятся.

Твои труды.

Твои мечты.

266

♦

Рассказывай,

Люблю твои рассказы,

Как вышла ты, румяна от мороза,

Встречать Михаилу с рыбного обоза...

Рассказывай,

Как в детской за Немецкой

Играл мальчонка вроде арапчонка,

И как на ваньках ездили дворянки,

И как трамвай пришел на смену конке,

Как вырос «Яр», и как возникли банки,

И как померкли древние иконки...

Рассказывай про келью богомаза

И про гурьбу ребят из ВХУТЭМАСа.

А я гляжу:

Давно, быть может, в мячик

У глобуса играет на Болоте

Какой-то мальчик,

Или этот мальчик

Не в поезде, так прямо в самолете

Примчался, чтоб вскарабкаться превыше

Всех мудрецов с библиотечной крыши —

267

Бородачей, влияющих могуче...

И вообще

О всем ты знаешь лучше.

Чем этих зданий дымчатые кручи.

Чем над тобой пронесшиеся тучи.

Чем под тобою высохшие топи.

Чем о тебе воркующие птицы,

Чем даже моль.

Которая гнездится

В твоем музейном

Бархатном

Салопе!

268

КОСТЕР

Чего только не копится

В карманах пиджака

За целые века...

А лето,

Печь не топится...

Беда невелика.

И я за Перепелкино,

Туда, за Перепалкино,

За Елкино, за Палкино,

За Колкино-Иголкино

Помчусь в сосновый бор

И разведу костер.

И выверну карманы я,

И выброшу в костер

Все бренное, обманное —

Обрывки, клочья, сор.

И сам тут ринусь в пламень я.

Но смерти не хочу,

А попросту ногами я

Весь пепел растопчу.

269

Пусть вьется он и кружится,

Пока не сгинет с глаз.

Вот только 6 удосужиться

Собраться как-то раз.

270

Вот

Корабли

Прошли

Под парусами;

Пленяет нас

Их плавная краса,

Но мы с тобой прекрасно знаем сами

Что нет надежд на эти паруса.

Вот

Умер пар

И старым кочегарам

Дана отставка. И не дышишь ты

Чугунных топок беспощадным жаром

Где тлеют допотопные пласты.

Нет,

Мы не так препятствия тараним!

Заменены на наших кораблях

И пар

И парус

Внутренним сгораньем,

Чтоб кровь земли

Пылала в дизелях.

И что ни день,

То пламенней желанья

И по ночам усталость не бере-

Вот

Внутреннее мощное пылаиье,

Которое толкает нас вперед!

272

Ты видел ли, как в час отлива.

Великой жаждой обуян,

Свои же собственные волны

Заглатывает океан.

И кажется, исчезнет вовсе,

Не возвратится никогда

Катящаяся в час отлива

Неудержимая вода.

Что остается? Только лужи,

Все в водорослях по краям!

И замечал ли ты, блуждая

По скользкой гальке возле ям.

Что в них и панцири омаров

И лапы ржавых якорей.

Как затонувшие доспехи

Исчезнувших богатырей.

Но неизбежен час прилива.

Чтоб снова из бездонной мглы

Обрушились на плоский берег

Тяжеловесные валы.

18 Л Мартынов

273

О, солнце там на пенных гривах!

Не видишь разве? Вот оно,

Как будто бы на бурных нивах

Бушует зрелое зерно!

274

ПЕРВООТКРЫВАТЕЛЬ

Гидролог

Или не гидролог,

Ты не был глух и не был слеп,

И путь твой был суров и долог

В пустыне, где не зреет хлеб.

Она вставала из полыни,

Горько-соленая заря.

И знал ты: в глубине пустыни

Кипят подземные моря.

К земле ты нагибался часто,

Отыскивая неспроста

В пластах то отпечаток ласта,

А то и рыбьего хвоста.

Пусть были временем затерты

Едва заметные следы,

Но видел ты каналы, порты

И будущие сады.

Тебя считали фантазером,

Который вечно ходит вброд

По испарившимся озерам,

Все делая наоборот.

Но видел ты, как, воду пеня,

275

Идут к причалам корабли.

Нет, не терял ты представленья

и будущем

Своей земли!

276

МЕХОВЫЕ ЦВЕТЫ

Вешний снег

Оседает и тает,

Аромат его невыразим,

И медлительно отцветают

Меховые цветы наших зим.

Убирается

Зимняя обувь —

Эти боты, а где и унты,

И уходят во мглу гардеробов

Наших зим меховые цветы.

За стеблем

Появляется стебель

Летних, тоже не ложных, цветов

Там, где всякая дачная мебель.

Гамаки всевозможных сортов.

Но зефиры

В березовой роще

Напевают: затем и сквозим.

Что и вновь набираются мощи

Меховые цветы наших зим.

Будет снег,

Будет блеск острых зубок.

Будут где-то и шкур вороха —

Белый век синтетических шубок

Неподдельные ценит меха.

277

ХОР

На Маяковского я вышел

И в зал Чайковского вошел.

Там шел концерт...

Я хор услышал.

Все было очень хорошо.

Все это было так прекрасно,

Великолепно до того.

Что обозначивалось ясно

Все внутреннее существо

Всех этих девушек, поющих

О мире будто бы другом

И будто бы не сознающих,

Что делается кругом;

И этих юношей, стоящих

С гармониками в руках,

Как будто бы не в настоящих,

А в прошлых днях, в былых веках.

Традиций сладостное бремя,

Ты не отягощаешь нас!

Мы рождены в былое время,

Чтоб жить вот именно сейчас.

И атмосферою исканий

Наполнен каждый коридор...

278

От сдержанных рукоплесканий

Заколебался мощный хор.

Поплыли от рукоплесканий

За сарафаном сарафан.

Как будто были не из тканей,

А разноцветный целлофан...

А там, у входа в зал концертный,

Шагал вперед народ бессмертный

И слышалось звучанье хора,

Где счету нету голосам,

И, кажется, за дирижера

Там каждый был отчасти сам.

279

– Я? Только то, что говорю:

Я лабиринт воздвиг на Крите

Неблагодарному царю.

Но чтоб меня не заманили

В тот лабиринт, что строил сам,

Себе и сыну сделав крылья,

Я устремился к небесам!

Я говорю: нас было двое,

И вдруг остался я один:

На крыльях мальчика от зноя

Растаял воск. Упал мой сын.

Куда упал? Да вниз, конечно,

Где люди по своим делам,

Стремясь упорно и поспешно,

Шагали по чужим телам!

И ринулся я вслед за сыном.

Взывал к земле, взывал к воде,