Текст книги "Брежнев"

Автор книги: Леонид Млечин

Окончательный выбор

В годы перестройки историки и политики задались вопросом: а могли быть в октябре 1964 года другие кандидатуры, помимо Брежнева?

В тогдашнем руководстве можно было найти более молодых, образованных и динамичных политиков, но реально выбор ограничивался членами президиума ЦК. Остальные, имевшие меньший партийный ранг, не рассматривались как кандидаты.

В октябре 1964 года в президиум входили (помимо Хрущева): Брежнев, Воронов, Кириленко, Козлов, Косыгин, Микоян, Подгорный, Полянский, Суслов, Шверник.

Фрол Романович Козлов был тяжело болен и работать не мог. Кандидатуры Микояна и Шверника не рассматривались ввиду преклонного возраста, Шверник был даже старше Хрущева. Полянский, напротив, был слишком молод. Кириленко никогда не котировался так высоко, чтобы претендовать на первые роли.

Кого же тогда могли предложить в первые секретари?

Подгорного? Суслова? Косыгина?

Николай Викторович Подгорный с Брежневым были в тот момент на равных: оба секретари ЦК с широкими полномочиями, в отсутствие первого по очереди председательствовали на заседаниях президиума и секретариата.

Гришин и Шелест утверждали потом, что, когда решали, кому быть первым секретарем ЦК, Брежнев предложил кандидатуру Подгорного, но тот отказался:

– Нет, Леня, берись ты за эту работу.

Если этот эпизод и был, то носил ритуальный характер.

Леонид Ильич продемонстрировал партийную скромность, понимая, что Николай Викторович сам откажется. За спиной у Подгорного было руководство украинской, крупнейшей в стране партийной организацией. Он явно жаждал власти и рассчитывал на первые роли. Но у него маловат был опыт работы в Центре, в 1964 году его еще воспринимали как провинциального, украинского партработника. Так что он очевидно уступал Леониду Ильичу, давно занимавшему видные посты в столице.

В отличие от Подгорного Михаил Андреевич Суслов был известен партаппарату всей страны. К нему уже тогда относились с почтением и даже с некоторой опаской. Но он с послевоенных времен шел по идеологической линии. А «идеологи» первыми секретарями не избирались. Считалось, что первому лицу нужен опыт руководства промышленностью или сельским хозяйством.

Такой опыт конечно же был у Алексея Николаевича Косыгина. Но ему мешало другое – за свою жизнь он всего лишь несколько месяцев находился на партийной работе, в 1938 году, когда молодого директора фабрики «Октябрьская» поставили руководить промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома. Но в том же тридцать восьмом Косыгина утвердили председателем Ленинградского горисполкома, на следующий год перевели в Москву наркомом текстильной промышленности, и с той поры он работал в правительстве. В провинции, в республиках его редко видели.

Первые секретари обкомов, составлявшие большинство Центрального комитета, считали, что во главе партии должен стоять такой же, как они, профессиональный партийный работник. Косыгину многие симпатизировали, но видели его максимум в кресле главы правительства.

Конечно, все эти формальные соображения могли быть забыты, если бы кто-то из кандидатов имел поддержку большинства членов президиума. Но такой сплоченной группы в президиуме не было.

Из всего наличного состава именно Леонид Ильич Брежнев представлялся самым вероятным кандидатом на роль первого секретаря ЦК. У него за спиной была богатая биография: фронтовик, первый секретарь нескольких обкомов, первый секретарь в Молдавии и Казахстане, председатель президиума Верховного Совета, секретарь ЦК, занимавшийся космосом, тяжелой и военной промышленностью...

И по человеческим качествам Брежнев подходил на роль лидера больше других. Не всегда хмурый Косыгин, не тонкогубый Суслов с лицом инквизитора, не грубоватый Подгорный, а красивый, улыбчивый, доброжелательный Леонид Ильич больше располагал к себе. Он был импозантным, артистичным, умел вести себя, знал, как надо говорить с тем или иным человеком, сразу становился центром большой компании, производил очень благоприятное впечатление.

Так что в октябре 1964 года за Брежнева голосовали с легким сердцем.

Его избрание вызвало в стране одобрение. Получив газеты, советские люди не без удовольствия всматривались в еще молодое и приятное лицо. Старое-то партийное руководство за небольшим исключением представляло собой малосимпатичную компанию. Борис Пастернак писал тогда:

 
И каждый день приносят тупо,
Так что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Сплошных свиноподобных рож.
 

Люди были довольны отставкой Хрущева, который последние годы вызывал только насмешки. Люди жаждали покоя, порядка, стабильности и улучшения жизни.

Впрочем, в среде интеллигенции (и не только либеральной) об уходе Хрущева сожалели, потому что с Никитой Сергеевичем были связаны благотворные перемены в жизни общества.

Видный партийный работник, будущий помощник Горбачева Георгий Лукич Смирнов вспоминал, как на следующий день после пленума он пришел в журнал «Коммунист», где тогда работал.

Всех собрали в кабинете главного редактора Василия Павловича Степанова, и тот сообщил, что пленум ЦК освободил от должности Хрущева «по состоянию здоровья и его просьбе». Все молчали. Только один человек восторженно приветствовал решение пленума и стал критиковать решение Хрущева о разделении партии на промышленную и сельскую.

– Не надо спешить, – прервал его Степанов. – Особенно вам. Присутствующие помнят, как вы настояли на публикации своей статьи, восхваляющей опыт организации сельской партии. Другие члены редколлегии возражали.

Отсутствие энтузиазма по случаю перемен в стране стоило главному редактору «Коммуниста» его кресла...

Другое дело, что потом, когда начался застой и Брежнев стал вызывать только раздражение, возник вопрос: почему же нам так не повезло и во главе государства оказался именно такой человек?

Так ведь выбор в принципе был невелик. Хозяином страны мог стать только кто-то из действующей обоймы высших руководителей. Все это были люди, которые дослужились до высших должностей не благодаря своим достоинствам, а потому что пришлись по душе предыдущему поколению руководителей.

После октября 1917 года в стране происходила своего рода селекция, и ее результаты были всего заметнее в высшем эшелоне власти. Это не значит, что руководство страны составляли люди совсем уж без достоинств. Они выбились наверх, потому что знали, как обойти соперников. Но даже те, кто от природы был наделен лидерскими качествами, кто обладал знаниями и широким кругозором, были искалечены борьбой за власть, через которую они прошли...

На следующий день после октябрьского пленума состоялось совещание первых секретарей ЦК национальных республик и первых секретарей крайкомов и обкомов. Им поручили собрать на местах актив и рассказать о причинах кадровых перемен в Москве.

19 октября Брежнев по заведенной Хрущевым традиции устроил торжественную встречу троим космонавтам, совершившим полет на корабле «Восход».

По дороге с космодрома в Москву космонавты шутя напутствовали командира корабля Владимира Михайловича Комарова, которому предстояло рапортовать Брежневу:

– Володя, докладывать нужно так: «Готовы выполнить любое задание любого нового правительства».

Никита Сергеевич еще формально оставался главой партии и правительства, а 14 октября уже сменили руководителей основных средств массовой информации, которые входили в неофициальную «пресс-группу Хрущева».

В Госкомитете по телевидению и радиовещанию секретарь ЦК по идеологии Леонид Ильичев представил членам коллегии нового начальника, Николая Николаевича Месяцева, который при Сталине служил в госбезопасности, работал в комсомоле, а последние два года был заместителем Андропова в отделе ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран.

Три дня, пока решалась судьба Хрущева, Николай Месяцев находился в телерадиокомитете, даже домой не ездил.

До Месяцева председателем Госкомитета СССР по телевидению и радиовещанию был Михаил Харламов. В начале 1950-х он работал в «Правде», после смерти Сталина заведовал отделом печати МИДа. В декабре 1962 года его поставили руководить телевидением и радио. Теперь его назначили заместителем главного редактора Издательства политической литературы – это было очень большое понижение для человека, занимавшего министерскую должность.

Сместили и главного редактора «Правды» Павла Сатюкова. Он был и первым председателем созданного в 1959 году Союза журналистов СССР. Пока искали нового редактора главной партийной газеты, несколько номеров выпустил сам секретарь ЦК Ильичев, который еще при Сталине редактировал «Правду».

На следующий день после снятия Хрущева и в «Известиях» вместо снятого Алексея Аджубея появился новый редактор – Владимир Ильич Степаков. У него была богатая биография. В последний сталинский год он успел послужить в Министерстве госбезопасности, потом работал в московском партийном аппарате. До «Известий» руководил одним из идеологических отделов ЦК. В редакции он собрал партийный актив и настороженно спросил:

– В агитпропе меня предупредили, что посылают в буржуазную газету. Это верно?

Расправились с помощником Хрущева по идеологии и культуре Владимиром Семеновичем Лебедевым, который вел себя слишком самостоятельно. Его убрали из аппарата ЦК, где он проработал двадцать лет.

Зато не тронули помощника по международным делам Олега Александровича Трояновского. Его взял к себе Косыгин. Потомственный дипломат Трояновский помимо иных талантов обладал редким даром нравиться начальству. К нему ни у кого не было никаких претензий.

И неожиданно для многих вполне милостиво отнеслись к главному помощнику Хрущева Григорию Шуйскому, которого Никита Сергеевич особо выделял и именовал «боярином». Они работали вместе с 1950 года. Тем не менее Шуйского не выставили из аппарата. Его перевели консультантом в отдел пропаганды и агитации ЦК, где он трудился до 1976 года, когда его по возрасту отправили на пенсию. Конечно, за ним присматривали, его разговоры прослушивались. Но – в отличие от Владимира Лебедева – Шуйский сохранил те атрибуты высокопоставленного советского чиновника, которые позволяли ему вести комфортную жизнь.

Сын Хрущева Сергей полагает, что это была благодарность нового руководства за то, что Шуйский вовремя переориентировался и не предупредил Никиту Сергеевича о готовящемся заговоре. Это вполне вероятно. В последние недели перед октябрьским пленумом подготовка к свержению Хрущева шла полным ходом, аппарат ЦК превратился в штаб заговора. В работу был вовлечен большой круг людей. Неужели все это прошло мимо личных помощников Хрущева?...

После смещения Хрущева в здании ЦК КПСС на Старой площади делили власть и обживали новые кабинеты. Однако некоторые члены ЦК остались недовольны – их обошли должностями. Это были обиженные Хрущевым бывшие секретари ЦК Николай Игнатов, Екатерина Фурцева, Аверкий Аристов. Они когда-то были на равных с Брежневым, именовали его по-свойски Леней и невысоко ценили его достоинства и таланты. После отставки Хрущева они рассчитывали вернуть себе высокие посты. Но их надежды не оправдались.

Через год после смещения Хрущева второй секретарь ЦК компартии Грузии Петр Александрович Родионов приехал из Тбилиси в Москву, позвонил председателю президиума Верховного Совета РСФСР Николаю Григорьевичу Игнатову.

Тот недовольно буркнул:

– Ты, голубчик, что-то стал зазнаваться. Бываешь в Москве, а ко мне не заходишь.

Родионов попробовал отшутиться:

– Не хочу отрывать драгоценное время у президента Российской Федерации.

Они договорились о встрече. Родионов приехал на Делегатскую, где тогда находились президиум Верховного Совета РСФСР и правительство России.

Прошли в комнату отдыха. Игнатов обрушился на Брежнева:

– Дураки мы, привели эту Лису Патрикеевну к власти. Ты посмотри, как он расставляет кадры! Делает ставку на серых, но удобных, а тех, кто поумнее и посильнее, держит на расстоянии. Вот и жди от него чего-нибудь путного...

Новые люди занимали в Москве номенклатурные посты. Это были те, кого Леонид Ильич хорошо знал, с кем работал, кому доверял. Таков был главный принцип его кадровой политики.

Леонида Ильича не назовешь более талантливым и ярким политиком, чем Хрущев. Но Никита Сергеевич провел остаток жизни в роли никому не нужного пенсионера, за каждым шагом которого следили чекисты. А Брежнев оставался хозяином страны до своего смертного часа. И если бы врачи Четвертого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР овладели секретом бессмертия, то Леонид Ильич, вполне возможно, правил бы нами и по сей день.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ВЕРШИНУ

Леонид Ильич Брежнев родился 19 декабря (6 декабря по старому стилю) 1906 года в поселке Каменское Екатеринославской губернии. В 1936 году Каменское переименовали в Днепродзержинск – в память о создателе ВЧК. А Екатеринослав стал Днепропетровском – в честь украинского революционера Григория Ивановича Петровского.

Население поселка в начале XX века составляло примерно двадцать пять тысяч человек. Большинство взрослых работали на Днепровском заводе Южно-Русского металлургического общества. Это было крупнейшее на юге России предприятие. Разнорабочим, а затем помощником вальцовщика на заводе трудился и отец Леонида Ильича, Илья Яковлевич. Через этот завод прошло все семейство Брежневых.

Илья Яковлевич происходил из деревни Брежневки Стрелецкого уезда Курской области. Он уехал в город и женился. В семье Ильи Яковлевича и Натальи Денисовны Брежневых родилась дочь, но она умерла. В 1906-м появился на свет Леонид, в 1909-м – дочь Вера, последним родился второй сын, Яков, названный в честь деда по отцовской линии. Вся семья жила в одной комнате, которую снимала в доме заводского мастера.

Глава семейства умер в 1935 году, Илья Яковлевич не дожил и до шестидесяти. Мать, Наталья Денисовна, была моложе мужа на восемь лет. Она дождалась того момента, когда ее сын стал хозяином страны. В 1966 году перебралась в Москву, тихо и скромно жила у сына на госдаче. Наталья Денисовна скончалась в 1975 году.

Дела семейные

Леонид Ильич только в девять лет поступил в приготовительный класс Каменской мужской классической гимназии, которую после революции преобразовали в Первую трудовую школу. Учился недолго. В пятнадцать лет он поступил на завод кочегаром, потом стал слесарем.

«Заводской быт, думы и чаяния рабочего человека, его подход к жизни, – все это определяющим образом сформировало и мое мировоззрение. И то, что было заложено тогда, сохранилось и на всю жизнь» – это строки из очерка «По заводскому гудку», который входил в большую автобиографическую эпопею, написанную от имени Брежнева.

Леонид Ильич с уважением вспоминал отца, сдержанного и строгого, но не наказывавшего детей. Ценил в нем рассудительность и порядочность. Рассказывал, как в годы Гражданской войны к отцу пришел вальцовщик Черняк, еврей по национальности. У него было четверо детей, а к поселку подходила очередная банда, боялись погромов.

– А ты в случае чего веди детей к нам, – предложил старший Брежнев.

Четверо еврейских мальчиков укрылись у них в доме. Некоторые черты характера и представления о жизни Леонид Ильич унаследовал от отца. Во всяком случае национальных предрассудков у него не было. Дружил с выходцами из разных республик и по этническим признакам людей не делил.

Когда завод закрыли, жители рабочего поселка стали разъезжаться. Там не было возможности как-то прокормиться. «Жизнь в Каменском утратила всякий смысл», – говорится в очерке «Чувство Родины», тоже опубликованном от имени Леонида Ильича.

Семья Брежневых уехала в Курскую область, на родину отца. В 1923 году Леонид Брежнев поступил в Курский землеустроительно-мелиоративный техникум. В техникуме его приняли в комсомол. Подрабатывал на маслобойном заводе, разгружал дрова и зерно.

В техникуме изучались серьезные предметы – геодезия, геология, почвоведение, сельскохозяйственная статистика. Леонид Ильич благополучно переходил с курса на курс. Но большого интереса к учебе не питал, и его образование осталось очень скудным.

«Читал для удовольствия, по внутренней потребности он крайне редко и мало, – вспоминал его помощник Александров-Агентов, – ограничиваясь газетами и „популярными“ журналами типа „Огонька“, „Крокодила“, „Знание – сила“.

Уговорить Леонида Ильича прочитать какую-нибудь интересную, актуальную книгу, что-либо из художественной литературы было делом почти невозможным. И за двадцать один год совместной работы с ним мне не приходилось видеть ни разу, чтобы он по собственной инициативе взял том сочинений Ленина, не говоря уже о Марксе или Энгельсе, и прочитал какую-либо из их работ...»

Даже сверхосторожный в оценках министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко писал в своих мемуарах:

«Его знания не отличались глубиной. Не случайно он не любил разговоров на теоретические темы, относящиеся к идеологии и политике. Последние годы жизни он почти ничего не читал...

Помню однажды, находясь на отдыхе в санатории под Москвой, я рекомендовал ему книгу о жизни Леонардо да Винчи, даже принес ее. Он обещал прочесть. Но недели через две вернул, сказав:

– Книгу я не прочел. Да и вообще, – отвык читать».

В отличие от генерального секретаря Андрей Громыко, который родился в небольшой деревне Старые Громыки неподалеку от Гомеля, всегда хотел и любил учиться. Он стал вполне образованным человеком и до конца жизни читал много серьезной литературы.

Брежнев не освоил даже грамоты, простые слова писал с грубыми ошибками. Хотя пробовал сам сочинять. Сохранилось написанное им стихотворение «На смерть Воровского». 10 мая 1927 года в швейцарском городе Лозанне бывший белогвардеец застрелил советского дипломата Вацлава Вацлавовича Воровского.

13 ноября Леонид Ильич послал стихотворение товарищу И. И. Евсюкову «на память». Через полвека друг юности Леонида Ильича вспомнил о подарке и переслал бесценную реликвию в ЦК. Там не знали, как быть с этим малограмотным творением (цитирую в точном соответствии с орфографией оригинала):

 
Это было в Лозане, где цветут гимотропы,
где сказочно дивные снятся где сны.
В центре культурьно кичливой Европы
в центре, красивой, как сказка страны.
В зале огромном стиле «Ампиро»
у входа где плещет струистый фонтан,
собралися вопросы решать всего мира,
представители буржуазных культурнейших стран.
Брилианты, монокли, цилиндры и фраки,
в петлицах отличия знаки
и запах тончайших раскошных духов.
Длинные речи не нужны,
и глупы громкие фразы о добрых делах.
От наркотина лица бессмысленно тупы
наглость во взоре и ложь на устах.
На двери внезапно взоры всех устремились
и замер, – среди речи английский сэр.
В залу с улыбкой под шум разговора вошел Воровский
делегат С.С.С.Р.
Шоклинг! позорной культуры, нет лака,
В пышном обве говор и шум
как смели сюда Вы явится без фрака,
он без цилиндра «мужик»
Простите! Не знал я да знать разве мог я что
здесь это важно решающим столь.
У нас это проще
во фраке без фрака, в блузе рабочей
в простых сапогах, у нас ведь не нужны отличия
знаков, что нужно решаем всегда и без них.
У нас ведь одеты совсем не как «деньди»
в простых сапогах, в блузе рабочей,
кофе не пьют там,
там нет и шербета,
но дело там делают не на словах
И замерла зала,
как будто невольно звонок председателя
вдруг прогремел;
Господа на сегодня быть может довольно
пора отдохнуть от сегодняшних дел.
А утром в оттеле под фирмой астрий
посол наш, убит был, убийцы рукой
И в книге великой росийской истории
Жертвой прибавилось больше одной!!!
 

Окончив техникум в 1927 году, молодой специалист недолго поработал землеустроителем в Грайворонском уезде Курской губернии. Он получил назначение на Урал, вначале на Михайловский завод, затем в Бисертский район.

Перед отъездом в дальние края, в 1928 году, Леонид Ильич женился на Виктории Петровне Денисовой. На склоне лет, уже оставшись одна, она поведала писателям Ларисе Васильевой и Владимиру Карпову историю своего романа.

Виктория Петровна была на год моложе Леонида Ильича. Она родилась в Белгороде 11 декабря 1907 года. Отец ее, Петр Никифорович Денисов, работал машинистом на железной дороге. Мать, Анна Владимировна, занималась воспитанием детей, – их было пятеро (четыре сестры и брат). Виктория окончила девять классов и поступила в Курский медицинский техникум. С Брежневым она познакомилась на танцах в общежитии. Виктория училась на первом курсе, а Леонид на третьем. Причем Брежнев пригласил ее подружку, но та отказалась, а Виктория согласилась. Подружка отказала будущему главе государства, потому что он не умел танцевать. Виктория его научила... Через три года они поженились и прожили вместе всю жизнь.

Во внешности Виктории Брежневой люди, озабоченные национальным вопросом, находили семитские черты и считали ее еврейкой. Викторию Петровну даже спрашивали об этом. Она отвечала, что не еврейка. Объясняла, что имя Виктория ей дали потому, что рядом жило много поляков, среди них это имя было распространено. Леонид Ильич ласково называл жену «Витей».

Виктория Брежнева получила диплом акушерки, но практически не работала, занималась мужем и домом, а потом и детьми. Они обосновались под Свердловском, снимали комнату. Тут у них родилась дочь Галина, позднее появился сын Юрий. Купили лошадь и ездили на санях. Брежнев полюбил охоту, ставшую его главным развлечением на всю жизнь.

И в зрелые годы часто повторял:

– Надо есть мясо диких животных, в них много микроэлементов.

Виктория Петровна создала мужу надежный и комфортный тыл. В доме у нее было уютно, она прекрасно готовила и впоследствии поваров, которые полагались Леониду Ильичу, научила готовить так, как ему нравилось. Но в еде он был неприхотлив.

Однажды Брежнев принимал вождя Северной Кореи Ким Ир Сена. Он недолюбливал его, считал, что тот компрометирует социализм, и в Пхеньян ехать не захотел. Поэтому встречу провел на борту ракетного крейсера «Варяг». Командующий Тихоокеанским военным флотом адмирал Николай Николаевич Амелько спросил Брежнева:

– Леонид Ильич, что вам приготовить на обед?

– Докторов со мной нет, – ответил генеральный секретарь, – пусть сделают флотский борщ и макароны по-флотски.

Виктория Петровна заботилась и о гардеробе мужа, сама подбирала ему костюмы и галстуки. На фоне серой чиновничьей массы, одетой совершенно одинаково, Леонид Ильич выглядел вполне элегантно, любил светлые тона, иногда появлялся без галстука, носил неформальные курточки и водолазки.

Леонид Ильич, судя по рассказам, пользовался успехом у женщин. Но развлечения на стороне не развалили семью. Брежнев привык к жене, советовался с ней по всем семейным делам. Заботился о ней, как и она о нем.

Политикой Виктория Петровна не интересовалась, советов мужу не давала, занималась только домом и хозяйством. Став первой леди государства, Виктория Петровна не изменилась, так же посвящала себя мужу, дому, детям, внукам, многочисленным родственникам, которым надо было помогать. И Брежнев был благодарен за это жене. Официальных обязанностей у нее было немного. Иногда ей приходилось присутствовать на государственных приемах вместе с мужем. И раз в год на приеме по случаю Международного женского дня 8 Марта Виктория Петровна бывала хозяйкой. На этот прием приглашали только женщин – жен послов и самых крупных советских чиновников, а также деятельниц культуры. Устраивались танцы, но поскольку мужчин не было, женщины танцевали друг с другом...

8 1929 году Леонида Ильича избрали в Бисертский районный Совет депутатов трудящихся и поставили заведовать земельным отделом, потом утвердили заместителем председателя райисполкома Бисертского района (Свердловский округ Уральской области).

Это был период сплошной коллективизации, когда справных, успешных, умелых хозяев называли кулаками, лишали земли, всего имущества и насильственно выселяли из родных мест. Ценности, деньги и зерно отбирали. За счет экспорта конфискованного хлеба Сталин финансировал развитие тяжелой промышленности.

Главная задача Брежнева состояла в том, чтобы передать земли, отобранные у кулаков, беднякам. Эти годы позволили ему впоследствии уверенно говорить, что он знает сельское хозяйство и проблемы деревни.

«При нарезке пахотных земель и луговых участков, – говорится в написанном от его имени очерке „Чувство Родины“, – мы последовательно проводили классовый принцип, стремились ограничить, потеснить к худшим угодьям кулака и помочь бедняку».

9 октября 1929 года на бюро Бисертского райкома КПСС Брежнева «как служащего-специалиста, принимающего активное участие в общественной работе», приняли кандидатом в члены ВКП(б). Ему предстояло пройти двухгодичный кандидатский стаж. На том же заседании Леонида Ильича командировали в Зуевский сельсовет для партийной учебы, проведения отчетно-проверочной кампании и создания страхового семенного фонда.

Через сорок с лишним лет по указанию первого секретаря Свердловского обкома Бориса Николаевича Ельцина сотрудники обкомовского архива отыскали протокол этого заседания и прислали Леониду Ильичу.

28 октября Брежнев на бюро райкома докладывал о ходе землеустройства. Члены бюро во главе с заместителем ответственного секретаря райкома Безматерных его работу одобрили.

В начале декабря Брежнев выступал на пленуме районного комитета партии:

– Лучшие земли мы передали бедняцкой и лучшей части середняцкой части населения. Мы должны представить все возможное бедноте, чтобы эти земли были засеяны. Особое внимание должно быть обращено в распределении кредитов бедняцким группам, которые организованы. Я считаю как недостатком в работе по коллективизации – отсутствие плана этой работы. Выезжающие шефы вопросы коллективизации в деревнях не заостряют...

4 декабря бюро райкома разрешило Брежневу уйти в очередной отпуск. После отпуска его ждало новое назначение.

13 февраля 1930 года бюро Свердловского окружкома партии Уральской области утвердило Брежнева заведующим окружным отделом землеустройства Свердловского окружного земельного управления. 20 февраля его перевели на работу в Свердловск. Но он не был создан для этой работы, казавшейся ему скучной.

Брежнев понимал, что для служебной карьеры ему не хватает образования.

В сентябре 1930 года он с приятелем поехал в Москву поступать в Институт сельскохозяйственного машиностроения имени М. И. Калинина. Обоих приняли. Виктория Петровна оставила дочку матери и приехала к мужу в столицу. Но жить в Москве с семьей было негде и не на что. Леонид Ильич бросил институт, и в 1931 году Брежневы вернулись к его родителям в Каменское. Леонид Ильич нанялся слесарем на завод имени Ф. Э. Дзержинского и поступил на вечернее отделение металлургического института имени Михаила Арсеничева в Днепродзержинске (Арсеничев был первым руководителем каменских большевиков).

«Институт, – как выразился потом многолетний помощник Брежнева Виктор Андреевич Голиков, – был не ахти какой».

К тому же Леонид Ильич выбрал вечернее отделение, да и не столько учился, сколько шел по общественной линии. В 1931 году (в двадцать пять лет) его приняли в ВКП(б). Брежнев выбрал себе стезю, которая больше всего отвечала его характеру и природным данным: партгрупорг, председатель профкома, секретарь парткома института.

Он еще учился, а уже 20 марта 1933 года молодого, активного коммуниста назначили директором Каменского вечернего металлургического рабфака, который со временем преобразовали в техникум.

Когда в 1976 году страна готовилась отметить семидесятилетие генсека, корреспондент журнала «Комсомольская жизнь» был командирован в Днепродзержинск (см. газету «Трибуна» 19 декабря 2001 года), где раздобыл «Книги приказов по личному составу» рабфака, заполненные каллиграфическим почерком Леонида Ильича. Написанные по-украински приказы директора техникума Брежнева передают дух времени.

19 мая 1933 года: «Студентку 5-й группы Хрен О. Е., как дочь кулака, раскулаченного и лишенного права голоса, из состава студентов исключить как чуждый элемент».

19 июня 1933 года: «Студента 9-й группы Мухина Алексея исключить из состава студентов как сына кулака, который утаил свое социальное происхождение при поступлении на рабфак».

В 1935 году многотиражная газета завода имени Ф. Э. Дзержинского «Знамя Дзержинки» опубликовала заметку «Имя его – большевик». Речь шла о Брежневе:

«Я не могу себе представить, откуда у этого человека столько берется энергии и трудоспособности. До последнего месяца он работал директором вечернего металлургического рабфака. Нагрузка большая и тяжелая. Он же учится в нашем институте. Он же – лучший группарторг... И он же лучше всех на курсе защитил свой дипломный проект!.. Уйдя на производство, молодой инженер Леонид Брежнев обещает дать многое. И он даст... Потому что он выкован из крепкого металла».

Закончив институт, Леонид Ильич получил специальность – инженер-теплосиловик. Тема его дипломной работы – «Проект электростатистической очистки доменного газа в условиях завода имени Ф. Э. Дзержинского».

Почти через тридцать лет, 23 декабря 1963 года, на президиуме ЦК Никита Сергеевич Хрущев заявил, что в стране не нужно вводить всеобщее среднее образование. Достаточно восьмилетки, а дальше молодежь пусть осваивает профессию. Это была одна из идей, порожденных его малограмотностью. Между тем мир уже вступил в эпоху научно-технической революции и экономика страны нуждалась в образованных кадрах.

Но Брежнев поддержал Хрущева:

– Я считаю, что этот вопрос решается с политической точки зрения и в этом плане приобретает особую ценность мысль товарища Хрущева по вопросу о том, чтобы люди приобщались к труду. Я хотел бы подтвердить это примером своей семьи, показать это на примере своем, своего брата и сестры. Наш отец мечтал, чтобы мы получили высшее образование. Он сам не имел высшего образования и сорок пять лет проработал в цехе. Когда наступило время перехода его на пенсию, мы, уже выросшие, сказали ему, что, когда он уйдет на пенсию, мы ему будем помогать. Он нам на это ответил: для меня высшей наградой будет, если вы получите высшее образование. Мы все трое получили высшее образование без отрыва от производства. Я закончил среднюю школу и уже имел трудовой стаж. Нигде не учился пять лет, так как работал в сельском хозяйстве у отца. Потом приехал в Москву, потом бросил Москву и приехал на завод.

– Даже при таких условиях можно получить образование, – довольно заметил Хрущев.

– После этого я окончил техникум, – продолжал Брежнев.

– Таких можно пересчитать по пальцам, – сказал Анастас Иванович Микоян, который в отличие от Хрущева и Брежнева считал, что нельзя мешать молодежи получать высшее образование.