Текст книги "Брежнев"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Большая рокировка в Киеве

Весной 1972 года Брежнев ловко убрал Шелеста с поста первого секретаря ЦК компартии Украины.

Возможно, все началось с того, что председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов, который редко покидал Москву – он был типичным кабинетным работником, – приехал на Украину. Официально – для участия в республиканском совещании КГБ. А на самом деле, чтобы прощупать первого секретаря республики. Они с Шелестом встретились за городом и долго беседовали в неформальной обстановке.

«Андропов приехал явно с заданием выяснить мои мысли и позиции перед съездом партии, – записал в дневнике Шелест. – Я откровенно высказал свои соображения, в том числе недостатки в стиле руководства центра. О Брежневе сказал, что его всячески надо поддерживать, но нельзя же на политбюро устраивать беспредметную говорильню, „базар“ – надо начатые дела доводить до конца. Может быть, я говорил резко, но зато правду. Чувствую, что беседа с Андроповым для меня даром не пройдет».

Шелест не ошибся. Андропов нащупал уязвимое место Шелеста. Петр Ефимович, пожалуй, больше других киевских политиков любил Украину, украинский язык. Приехав в одну из областей, Шелест обратил внимание на лозунг «Сдадим объект на месяц раньше срока», недовольно заметил:

– Лозунг написан на русском, а работают там, небось, одни украинцы.

Комсомольским секретарям, даже в Крыму, приказано было выступать только на украинском языке. Не у всех это получалось. Многие украинцы на высоких постах не владели родным языком. Приехал в Ровенскую область председатель Украинского республиканского совета профсоюзов Василий Константинович Клименко, профессиональный партийный работник. В драматическом театре собрали областной актив послушать члена политбюро ЦК компартии Украины. Василий Клименко достал очки, протер стекла и приступил к чтению доклада.

«С первых слов, – вспоминал очевидец, – стало ясно, что он, вероятно, впервые в жизни читает по-украински. Слова он калечил так, что трудно было понять, о чем идет речь. Зал загудел».

Летом 1965 года всем высшим учебным заведениям республики было дано указание в трехмесячный срок перевести обучение на украинский. В Москве такие жесты воспринимали настороженно, видели в этом проявление национализма и сепаратизма. А друг Леонида Ильича Щербицкий, как он сам говорил, стоял на «позициях Богдана Хмельницкого», то есть полностью ориентировался на Москву. Щербицкий на пленумах и совещаниях выступал на русском языке, и книги его выходили только на русском. Он был человеком очень мнительным, заботился о том, чтобы Москве нравилось все, что он делает.

Александр Капто при Шелесте руководил украинским комсомолом, при Щербицком стал секретарем ЦК по идеологии. По его словам, были «два Шелеста». Один – сторонник твердой руки, непримиримый борец с «буржуазным влиянием». Другой – сентиментальный человек с ярко выраженным украинским самосознанием. Он хотел, чтобы сняли фильм о Тарасе Бульбе, в котором раскрылся бы подлинный украинский характер и была бы показана глубина украинской души. Поручил своему аппарату организовать переезд в Киев Сергея Бондарчука, чтобы он поставил этот фильм на студии имени А. Довженко.

Шелест опирался на ту часть украинской интеллигенции, которая с горечью говорила о судьбе своего народа и вину возлагала на Россию.

«С какой сатанинской силой уничтожалась Украина, – писал в дневнике известный писатель Олесь Терентьевич Гончар. – По трагизму судьбы мы народ уникальный. Величайшие гении нации – Шевченко, Гоголь, Сковорода – всю жизнь были бездомными... Но сталинщина своими ужасами, государственным садизмом превзошла все. Геноцид истребил самые деятельные, самые одаренные силы народа. За какие же грехи нам выпала такая доля?»

В конце апреля 1967 года член политбюро Полянский, отдыхавший в Ялте, позвонил Шелесту. У него осталось хорошее впечатление о городе и его руководителях. Но Дмитрий Степанович высказал серьезное замечание:

– Почему министр торговли Украины дал указание во всех торговых точках Крыма русские названия сменить на украинские?

В реальности вывески в городе были на двух языках – и на русском, и на украинском, но Полянского удивило наличие украинских вывесок. Шелест пометил в дневнике относительно слов Полянского: это шовинистический душок, кроме вреда ничего не принесет.

В другой раз, вспоминал заместитель заведующего международным отделом ЦК Анатолий Черняев, вопрос о линии Шелеста возник, когда на политбюро обсуждали записку Андропова. Председатель КГБ докладывал о действиях «украинских националистов», возражавших против русификации и требовавших самостоятельности. Брежнев укоризненно произнес:

– Я общаюсь по телефону почти каждый день с Петром Ефимовичем, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации... А документ, который сейчас перед нами, ему и ЦК компартии Украины известен уже шесть лет. И ни разу никто из Киева со мной речь об этом не завел, ни слова не сказал. Не было для Петра Ефимовича тут проблемы!

В 1970 году вышла книга Шелеста «Украшо наша Радянська» («Украина наша советская»). В Москве обратили внимание на пассаж о демократическом характере Запорожской Сечи, которую разрушила Екатерина Вторая. Это было истолковано как антирусский выпад, потворство украинскому национализму. Даже Подгорный выразил недоумение:

– В такой обстановке не надо было это делать.

Книгу перевели на русский язык – для служебного пользования, разослали членам политбюро. Суслов сделал Шелесту выговор:

– Архаизм эти ваши запорожские казаки!

Шелест ответил необдуманно резко:

– Если бы не казаки, то и тебя бы здесь не было – казаки грудью закрыли границы страны от кочевников, от турок! Казаков еще цари использовали для защиты родины. И мы перед ними должны голову склонить, а вы тут такое говорите. Обидно...

Шелест убрал с поста секретаря ЦК по идеологии Андрея Даниловича Скабу как слишком жесткого чиновника и поставил на это место Федора Даниловича Овчаренко. Как и Демичев, он был химиком, но в отличие от Петра Ниловича защитил докторскую диссертацию. Овчаренко рано пошел по партийной линии – секретарь парткома республиканской Академии наук, заведующий отделом науки и культуры ЦК компартии Украины. Это помогло ему стать членом-корреспондентом, затем действительным членом республиканской Академии наук.

Перед утверждением его приняли в Москве секретарь ЦК по кадрам Капитонов, секретарь ЦК по идеологии Демичев, затем сам Суслов. Михаил Андреевич не пожалел времени, чтобы прощупать выдвиженца Шелеста. Суслова особенно интересовали отношения с украинской интеллигенцией. В качестве напутствия подчеркнул, что главная задача Овчаренко – борьба с национализмом. Об этом же говорил и Брежнев, который тоже долго беседовал с новым секретарем украинского ЦК и тоже напомнил об опасности националистических настроений на Украине...

Но Федор Овчаренко усердствовал на этом направлении не более, чем этого хотел руководитель республики. В Киеве о другом беспокоились: чтобы права Украины не ущемлялись. Овчаренко пометил в рабочем дневнике:

«Взаимоотношения представителя СССР и Украины при ООН ненормальные. Наших пытаются принизить (называют самостийниками, а резидент КГБ – бандеровцами)...»

Перед XXIV съездом партии, в марте 1971 года, Шелест зашел к Брежневу, рассказал о кадровых делах. Брежнев заинтересовался первым секретарем Донецкого обкома Владимиром Ивановичем Дегтяревым.

– Мы на него имеем некоторые виды. – И как бы пошутил: – Нет, пусть останется на Украине, хоть один будет первый секретарь русский.

В результате этого разговора Владимир Дегтярев, который в 1944 году приехал в Донбасс на восстановление угольных шахт, удостоился звания Героя Социалистического Труда и в довольно молодом возрасте стал секретарем обкома, проработал в Донецке тринадцать лет. А когда понадобилось его кресло, Владимира Ивановича «выдвинули» начальником республиканского Госгортехнадзора, на должность, не имеющую никакого веса, а затем тихо отправили на пенсию.

Относительно подхода к кадрам Шелест был готов к ответу и отпору.

– На Украине семьдесят национальностей. Мы никого не делим, тем более коммунистов, по национальностям. Что касается русских, то их в составе ЦК компартии Украины сорок процентов, среди первых секретарей обкомов их шесть. Среди руководящего административного состава республики русских пятьдесят восемь процентов. Национальный вопрос мы часто создаем сами. Это вопрос гнилой интеллигенции и чересчур «идейных» деятелей. Простой рабочий народ этого не чувствует, для него такого вопроса нет...

Брежнев сказал примирительно:

– Я просто имел в виду, что за национальным вопросом надо смотреть.

За Украиной присматривали очень бдительно. 28 сентября 1971 года появилось постановление ЦК КПСС «О политической работе среди населения Львовской области». Вокруг этого постановления закрутилась сложная политическая интрига.

В постановлении критично оценивалась ситуация на Западной Украине, партийный аппарат критиковался за «примиренческое» отношение к буржуазно-националистическим взглядам. Постановление ЦК КПСС было настолько жестким, что его не публиковали. Целились в Шелеста, а досталось его подчиненным во Львове:

«Обком и горком продолжительное время мирились с ошибочными тенденциями, не организовали публичной критики идеологически вредных работ и раскрытия подлинного облика идеологов украинского буржуазного национализма как непримиримых врагов украинского народа и враждебных марксизму-ленинизму и советской власти».

Первый секретарь Львовского обкома Василий Степанович Куцевол потерял свой пост, его место занял выходец из Днепропетровска Виктор Федорович Добрик, который понимал, что от него ждут жесткой позиции. На республиканском съезде партии Добрик возмущенно заявил:

– Нам показали кинофильм «Белая птица с черной отметиной». Я не знаю, что думают другие делегаты съезда, но делегаты от нашей области считают, что ничего кроме вреда от этого фильма не будет, особенно для трудящихся западных областей Украины.

Фильм режиссера Юрия Ильенко «Белая птица с черной отметиной» вышел на экраны в 1971 году. Он был посвящен судьбе карпатских крестьян в переломные военные и послевоенные годы, когда одни становились на сторону советской власти, а другие уходили в леса, чтобы сражаться с москалями. В этой ленте свою первую роль – бандеровца Ореста Звонаря – сыграл Богдан Ступка. Фильм показывают и по сей день.

В свою очередь Шелест воспользовался постановлением, чтобы снять с должности секретаря обкома по идеологии Валентина Ефимовича Маланчука, хотя тот и был главным борцом против «украинского буржуазного национализма» и на этом делал карьеру. Валентин Маланчук в двадцать два года стал секретарем Львовского обкома комсомола и старательно взбирался по карьерной лестнице. Шелест доказывал, что в республике восторжествовал интернационализм, а Маланчук писал, что борьба с национализмом – важнейшая задача партии. В той атмосфере борьба с «национализмом» на практике означала удушение любого деятеля культуры, позволившего себе отклонится от генеральной линии.

Шелест отправил во Львов бригаду ЦК компартии Украины из двадцати пяти человек с приказом проверить, как обком ведет идеологическую работу. Бригада накопала достаточно материала, чтобы Шелест преспокойно снял Маланчука с должности и назначил заместителем республиканского министра высшего и среднего специального образования. Это означало конец политической карьеры.

Более того, Шелест поручил отделу пропаганды ЦК провести в министерстве партийное собрание, осудить Маланчука и таким образом его добить. Но не успел. Петра Ефимовича самого убрали из Украины...

30 марта 1972 года в Москве началось заседание политбюро, которое продолжалось допоздна. Выступил Андропов – о враждебной пропаганде, обострении классовой и идеологической борьбы, о просачивании за кордон нежелательной информации и распространении самиздата.

Шелест предложил ограничить въезд иностранных туристов, свободу международных телефонных разговоров и выезд евреев в Израиль.

Суслов многозначительно заметил:

– В свое время было сказано, что у нас нет политических преступников, и это притупило бдительность КГБ. Надо ужесточить отношение к нашим врагам.

Подгорный не симпатизировал Андропову и не желал расширения его полномочий:

– Я не поддерживаю предложения об увеличении штата и тем более прав КГБ для политической информации. Идеологическим фронтом должен заниматься ЦК.

Брежнев между делом заметил, что в книге Шелеста «Украина наша советская» воспевается казачество, пропагандируется ненужная старина.

– Говорят, на западе Украины кое-где поднимают голову бандеровцы и оуновцы, а их там проживает пятьдесят тысяч человек, – сказал он.

Соломенцев выступил против создания городам гербов, экскурсий по старинным и памятным местам. Он тоже высказался о ситуации на Украине:

– В республике много вывесок и объявлений на украинском языке. А чем он отличается от русского? Только искажением последнего. Так зачем это делать?

Первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Петр Миронович Машеров подхватил эту мысль:

– Возрождение и восхваление старины – это не наш дух. Глава правительства Украины Щербицкий не упустил случая подставить ножку Шелесту и самокритично заметил:

– Мы у себя в республике неосторожно подходим к выдвижению кадров и берем курс, как правило, на украинцев.

Косыгин, как обычно, стоял на страже идеологической чистоты:

– Создание в свое время совнархозов тоже было проявлением национализма. В нашем искусстве, театрах, кино очень много отступлений от нашей идеологии. В мемуарной литературе, особенно военной, слабо освещают роль партии, ее организаторскую силу. Непонятно, почему на Украине в школах должны изучать украинский язык? Произведения Шевченко кое-где используются в националистических целях. Итоги подвел Брежнев:

– Обсуждение вопроса вышло далеко за пределы информации Андропова. Нам надо в корне пересмотреть всю работу по борьбе с враждебными элементами. Имеет место слабая информация со стороны партийных органов в ЦК КПСС. И это факт, что товарищ Шелест недостаточно информировал ЦК КПСС, а события, носившие политический характер, не взволновали его и не было по этому поводу мне звонка. Притуплена политическая ответственность со стороны руководства республики. Бдительность, еще раз бдительность.

Брежнев и Андропов сменили руководство Комитета госбезопасности на Украине. Новым председателем республиканского КГБ 16 июля 1970 года назначили генерала Виталия Васильевича Федорчука, выходца из военной контрразведки, протеже генерала Цинева.

Владимир Семичастный рассказывал:

– Я думаю, его отправили в Киев, чтобы он выжил Шелеста. Это была главная задача, чтобы освободить место для Щербицкого. Я уважал Щербицкого, он был выше Шелеста по общему развитию, но в его выдвижении сыграло роль то, что он из днепропетровской компании...

Прежний председатель КГБ Украины Виталий Федотович Никитченко категорически отказывался покидать Украину.

– Уговаривал Никитченко сам Брежнев, который через Киев ехал куда-то в Европу, – вспоминал Семичастный. – В Киеве генерального, как всегда, встречало украинское политбюро. Но Брежнев всех отставил в сторону и двадцать минут по перрону ходил с Никитченко – убеждал его перебраться в Москву.

Появление генерала Федорчука в Киеве не обрадовало Шелеста.

«Ничего хорошего я от этой перемены не жду, – записал он в дневнике. – Позвонил мне Андропов, что-то больно обеспокоен, все это не зря, что-то в этой замене кроется».

Первый же крупный разговор с Федорчуком состоялся буквально через два месяца после его приезда в Киев.

«Принял Федорчука, – записал в дневнике Шелест. – Он начал заниматься несвойственными делами: превышением власти, контрольными функциями за советским и партийным аппаратом. Звонит утром на работу министрам и проверяет, находятся ли они на работе. Проверяет, как поставлена учеба министров и какая тематика занятий...

Я откровенно высказал Федорчуку все и сказал, что не стоит ему лезть в дела, ему не свойственные. Надо работать, а не заниматься критиканством предшественника. По всему видно, что не понравился ему такой разговор. Думаю и уверен, что действует он не по своей инициативе – не такой он «герой». Он явно имеет «директиву» комитета, а комитет без одобрения и прямого указания и санкции Брежнева не мог пойти на такой шаг. Брежнев делает ставку на КГБ как «орудие» всесторонней информации и укрепления своего личного «авторитета» в партии...

За всем следят, все доносят, даже ты сам не знаешь, кто это может сделать. Установлена сплошная агентура и слежка. Как это все отвратительно!»

Федорчук был крайне недоволен работой своего предшественника:

– Почему не было настоящей борьбы против националистов?

По его мнению, сделал вывод Шелест, борьба – это когда без разбора сажают в тюрьму. Федорчук заявил:

– Мы работаем на Союз, мы интернационалисты, и никакой Украины в нашей работе нет.

Он неустанно выискивал в республике идеологическую крамолу и требовал ее искоренения. Если меры не принимались, с угрозой в голосе говорил на политбюро:

– Я информирую вовремя и остро, но нет должной реакции.

Шелест сам не упускал случая показать, что он сражается с националистами. На республиканском совещании идеологических работников требовал:

– Надо решительно срывать зловещую маску с украинских буржуазных националистов, которые в своей антисоветской борьбе объединяются с сионистскими организациями и разными контрреволюционными националистами за рубежом.

19 мая 1972 года в Свердловском зале Кремля открылся очередной пленум ЦК КПСС. Первый вопрос – обмен партийных билетов, докладчик Капитонов, второй – о международном положении, докладчик Брежнев.

После второго доклада объявили перерыв. Шелест заметил, что несколько членов политбюро отправились на третий этаж, в кабинет Брежнева. Петра Ефимовича не позвали. Он уехал обедать в постпредство Украины.

После обеда начались прения. Когда выступил четвертый оратор, Брежнев поручил вести пленум Суслову и вышел из зала, пригласив с собой Шелеста в комнату президиума. Петр Ефимович почувствовал, что его ждет неприятный разговор.

Брежнев спросил, как дела, как настроение, что нового. Шелест стал рассказывать о положении в республике, но увидел, что Леонида Ильича не это интересует.

Брежнев осторожно завел разговор:

– Ты, Петр Ефимович, уже десять лет первый секретарь ЦК компартии Украины. Может, пора тебе сменить обстановку? Когда долго работаешь на одном месте, притупляется чутье, надоедаешь ты людям, и они тебе.

Ошеломленный Шелест спросил:

– Почему так внезапно встал этот вопрос?

– Надо перейти работать в Москву.

– Но почему? – допытывался Шелест.

– С твоим опытом ты нужен в Москве, а там надо омолодить кадры. Надо готовить смену. Соглашайся. Все будет хорошо – это я тебе говорю.

– Если вы считаете, что надо омолаживать кадры, делайте это. Но какой смысл мне в шестьдесят четыре года начинать все сначала? Если претензий ко мне нет, то отпустите меня на пенсию. Я, кажется, достаточно отработал и на хозяйственной, и на партийной работе.

Шелест был на два года моложе Брежнева. Намек на то, что в таком возрасте пора уходить на пенсию, разозлил Леонида Ильича:

– Ну, зачем ты ставишь вопрос о пенсии?

– Прошу отпустить меня на отдых, – повторил Шелест.

– А что по этому поводу подумает партийный актив?

– Подумают, что я ушел по старости и по состоянию здоровья.

– Ты же здоров как бык, – резко сказал Брежнев. – На тебе еще можно десяток лет ездить. – И добавил уже мягче: – У тебя в Москве будет все и моя личная дружба. Вместе на охоту будем ездить. Ты пойдешь работать в Совмин зампредом.

Шелест молчал. Брежнев стал наседать:

– А что, тебе мало? Зампред Совмина такой державы! Будешь заниматься промышленностью, в том числе военной. У тебя ведь огромный опыт, и он нужен стране.

– Вопрос не в том, много или мало. Так не рассуждают. Я не понимаю целесообразности этой затеи. Вы мне скажите прямо: какая все-таки главная причина моей замены? Я старался работать с полной отдачей, дела в республике идут неплохо.

– По работе к тебе претензий нет, но так нужно для общей пользы. Отпустить тебя на пенсию не можем. Соглашайся, члены политбюро все правильно поймут.

– Ну что ж, делайте, как хотите.

Брежнев встал, обнял Шелеста, расцеловал и сказал:

– Спасибо.

Они вернулись на свои места. Украинские секретари обратили внимание на побагровевшее лицо своего руководителя и его мрачный взгляд. Когда из зала вышел Подгорный, Шелест последовал за ним. Ему не терпелось обсудить происшедшее с другом и покровителем.

Подгорный закурил и сочувственно спросил:

– Ну что, говорил с тобой Брежнев? Дал согласие?

Шелест ответил, что вынужден был согласиться.

– Правильно, – кивнул Подгорный, – будем вместе работать.

Вечером собрали политбюро.

– Нам надо брать в Центр опытных работников, – начал Брежнев. – В связи с этим вносится предложение утвердить Петра Ефимовича Шелеста заместителем предсовмина. Человек он опытный, пусть помогает. Я с ним по этому вопросу имел разговор. Он согласился.

Брежнев сказал Шелесту, что задерживаться в Киеве не стоит, много дел в Москве.

– В Киеве надо со многими вопросами разобраться, – подал голос Щербицкий.

– Разберетесь сами – все будет хорошо, – ответил Брежнев.

Щербицкий делано буркнул:

– Что же хорошего? Забрали первого секретаря и ничего не сказали.

А у самого лицо было сияющее. Наконец-то он стал хозяином республики, избавился от Шелеста, который его не выносил.

К Шелесту подошел Косыгин, поздравил:

– Поработаем вместе.

Петр Ефимович Шелест улетел в Киев.

«Шелест и Щербицкий, – вспоминал украинский академик-литературовед Дмитрий Владимирович Затонский, – возвращались в Киев на разных самолетах, более того, они сели на разных аэродромах. „Победитель“ прибыл на престижный Бориспольский, „побежденный“ – в затрапезные Жуляны. „Вся королевская рать“ столь же естественно явилась в Борисполь. И только один человек отправился в Жуляны. Это был секретарь ЦК Федор Данилович Овчаренко».

Шелест вспоминал потом, что ночью не мог заснуть, слезы подкатывали. Еще в Москве он спросил Брежнева, кто придет ему на смену. Брежнев ушел от ответа:

– Посмотрим.

Шелест предложил кандидатуру председателя президиума Верховного Совета республики Александра Павловича Ляшко. Брежнев сказал:

– У нас там есть член политбюро.

Иначе говоря, все это было сделано для того, чтобы расчистить дорогу Щербицкому (Ляшко вместо него станет председателем Совета министров республики).

Два дня Шелест не мог связаться с Брежневым по телефону, чтобы уточнить, когда проводить республиканский пленум, кого рекомендовать на пост первого секретаря. 23 мая, в воскресенье, ему на дачу позвонил второй секретарь ЦК Украины Иван Кондратьевич Лутак, передал, что звонил Суслов и потребовал, чтобы Шелест немедленно летел в Москву.

Петр Ефимович недовольно ответил:

– У меня есть телефон. Если я так срочно нужен Суслову, пусть он мне звонит.

Михаил Андреевич не затруднился перезвонить и велел Петру Ефимовичу немедленно прибыть в Москву и приступить к работе. Шелест ответил, что немедленно выехать не может, потому что, во-первых, плохо себя чувствует, во-вторых, должен на пленуме попрощаться со всеми, с кем работал.

А вот это для Центра было нежелательно.

– Пленум откладывается, – отрезал Суслов, – а вы должны быть в Москве. Иначе...

Шелест не выдержал:

– Товарищ Суслов, вы меня не пугайте. Ничего я не боюсь, хуже и страшнее того, что вы со мной сделали, уже не будет.

Тем не менее Шелест собрал аппарат ЦК и попрощался. На следующий день пообедал с членами политбюро и вечерним поездом отправился в Москву. Он взял с собой охрану и обслуживающий персонал. Едва он уехал, как в Киеве провели пленум и избрали первым секретарем Владимира Васильевича Щербицкого.

Щербицкий постоянно демонстрировал свою близость к генеральному. Во время пленума ЦК в Киеве его приглашали к телефону, он на несколько минут покидал зал, а вернувшись, гордо сообщал соратникам, что Леонид Ильич шлет им горячий привет.

В первые два года Щербицкий заменил девять первых секретарей обкомов партии. Руководитель Ровненской области Иван Алексеевич Мозговой вспоминал, как ему поздно вечером позвонил новый хозяин Украины:

– Ты в отпуске уже был?

– Нет.

– Иди отдыхать, а вернешься, приступишь к работе на новом месте.

Мозговой возглавил более крупную Херсонскую область. Его предшественника Антона Самойловича Кочубея сняли за то, что руководители области в нарушение существующего порядка строили дачи на берегу Днепра. История эта была давняя, а вспомнили о ней потому, что Антон Кочубей считался другом Шелеста. Зачистили, как теперь говорят, и областной аппарат. Одного из бывших руководителей области хотел оставить сам Мозговой, но услышал предостережение от работника ЦК:

– Лiберализм, шановний Iване Олексiйовичу, рiдко коли приносить користь.

Брежнев Петра Шелеста не принял, сослался на занятость перед визитом в Советский Союз президента Соединенных Штатов Ричарда Никсона. Шелест сетовал на то, что ему не дали попрощаться с товарищами на пленуме. Суслов его успокоил:

– Может быть, и лучше, Петр Ефимович, что вас не было на пленуме. Меньше травм.

«Почти все его коллеги испугались, отвернулись от отца, – рассказывал потом сын Шелеста Виталий. – В Москве к нему отношение было гораздо лучше, чем на Украине. На Украине люди боялись, так как им дали понять, что эпоха Шелеста закончилась и продолжать контакты с ним можно только на свой страх и риск».

Вечером 30 мая Шелест поехал на стадион «Динамо» смотреть футбол. К нему присоединились Подгорный, Полянский и Шелепин. Они душевно поговорили, понимая, впрочем, что об этой встрече непременно доложат генеральному секретарю. Леонид Ильич в принципе не любил, чтобы члены политбюро встречались в неформальной обстановке. Помнил, что именно так затевалась отставка Хрущева.

Наконец Брежнев позвонил Шелесту. Петр Ефимович записал в дневнике: «Он сказал, что мне поставят прямую связь с ним. Что она даст, кроме лишнего подслушивающего аппарата?»

А в родном Киеве недавние прихлебатели, перешедшие на службу к новому хозяину, мстили прежнему.

«Открепили моих от спецбазы, – сокрушался Шелест. – Позвонил в Киев, разговаривал с Ляшко. Подлецы, что они делают? Этого ведь ни забыть, ни простить нельзя».

Родственники бывшего первого секретаря лишились возможности получать продукты со специальной базы. В Киеве система была такая: семьи секретарей республиканского ЦК составляли список того, что им нужно – от свежей клубники до икры – и заказанное доставляли на дом. Столкновение с неприятными реальностями жизни было у Шелеста еще впереди. В правительстве он проработал недолго. Понял, чего от него ждут, и сам ушел на пенсию. И вот, что произошло на следующий день: «Телефоны отрезали, газет не присылают, от продуктового магазина открепили, машину отобрали»...

Вернувшись из Москвы, Щербицкий собрал политбюро:

– В УССР возросли националистические, сионистские тенденции, за что наше руководство было подвергнуто обоснованной и серьезной критике. Наша «линия» в этих вопросах неправильная. Под предлогом «демократизации» велась борьбы с русификацией. Начались призывы к изменению государственного строя, борьба за самостоятельную Украину. А ведь Пекин выступает за самостийную Украину!.. Наблюдается ревизия прошлого, восхваление старины, попытки реабилитировать Мазепу, а Богдана Хмельницкого представить предателем. Признано идеологически вредным указание секретаря нашего ЦК на совещании секретарей обкомов в Харькове о преподавании в вузах только на украинском языке. А издание Пушкина на украинском языке, трансляция футбола на украинском! Это распространилось после политически нечеткого выступления Шелеста на съезде писателей: «Берегти рiдну украiнську мову». Нельзя украинский национализм недооценивать. Нужно поднять идеологическую борьбку, сделать ее острой, наступательной, предметной.

Один из членов политбюро компартии Украины потребовал решительных мер:

– Явных врагов надо было сажать в тюрьму. Виноваты секретарь ЦК по идеологии и отделы ЦК – что не сажали. А Овчаренко еще говорил мне: «Ты что, крови хочешь?»

Вслед за Шелестом в сентябре 1972 года сняли с должности секретаря ЦК компартии Украины и вывели из политбюро Федора Овчаренко. Его пригласил к себе Щербицкий:

– Вам как технарю трудно решать идеологические вопросы. У вас есть специальность, поэтому переход на научную работу не будет для вас связан с проблемами. Давайте подумаем о новом секретаре. Это сложный вопрос. Среди членов ЦК я его не вижу. Посоветуйте. На политбюро Щербицкий объявил:

– Товарищ Овчаренко подал заявление об освобождении его с должности секретаря ЦК компартии Украины по состоянию здоровья и просит перевести его на научную работу.

На пленуме ЦК Щербицкий говорил уже жестче:

– Товарищ Овчаренко неудовлетворительно занимался идеологической работой.

Партийный руководитель Днепропетровска Алексей Федосеевич Ватченко добавил:

– Очевидно проявление либерализма к националистам со стороны Шелеста и Овчаренко. Надо в партийном порядке рассмотреть их работу.

31 октября Щербицкий рапортовал в Москву:

«С 1968 г. секретарем ЦК КП Украины работал тов. Овчаренко Ф. Д. Занимаясь вопросами идеологической работы, он допустил серьезные ошибки и недостатки. В некоторых вопросах, особенно в осуществлении национальной политики партии, занимал нечеткие позиции...

На тов. Овчаренко Ф. Д. лежит значительная доля вины за то, что в ряде случаев не давался решительный отпор проявлениям украинского буржуазного национализма и сионизма... В работе с творческой и научной интеллигенцией допускал заигрывание и даже брал под защиту некоторых литераторов и ученых, допустивших серьезные идейные срывы... Авторитетом среди партийного актива и интеллигенции не пользовался».

До перехода на партийную работу Овчаренко руководил Институтом коллоидной химии и химии воды, в этот институт и вернулся, но уже не директором.

А карьера украинского идеолога Валентина Ефимовича Маланчука неожиданно пошла в гору. В Москве его считали главным борцом против национализма. Щербицкого убедили в том, что Маланчук – тот человек, который ему нужен. Сам Валентин Ефимович в июле 1972 года обратился с письмом к новому первому секретарю ЦК компартии Украины, жалуясь на то, что его «многие годы травят националисты». Письмо Маланчук написал на русском языке. Он напомнил Щербицкому:

«Могу ли я – сын своего отца, тяжело раненного 18 апреля 1941 г. бандитской пулей во время предвоенной „акции“ оуновцев, погибшего, будучи первым секретарем Лопатинского райкома партии 28 февраля 1945 г. в бою с бандеровской бандой, – иметь что-либо общее с национализмом, кроме лютой ненависти к нему, неустанной борьбы против него?»