Текст книги "Душегубы"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

– Чудной ты какой-то, – сказал Валерка. – Жить, что ли, надоело? Мне бы такого батю, как у тебя, так я б вообще близко к армии не подошел. А уж добровольцем на войну – на хрен! Я там, в Чечне, ничего не забыл.

– Правильно, – согласился Ваня. – Я тебя на сто процентов поддерживаю. Если тебе неохота туда ехать, значит, никто не имеет права заставлять тебя говорить, будто ты едешь добровольно. Или посылайте приказом, как положено, или не полощите мозги. Но, с другой стороны, если я хочу туда ехать и у меня нет никаких к тому препятствий, кроме того, что папа слишком богатый, то никто мне в этом помешать не может. Я совершеннолетний, между прочим. И отца своего – не собственность.

– Может быть… – с неопределенностью в голосе вымолвил Русаков.

– Интересно получается, конечное-усмехнулся Соловьев, – я сбежал, потому что хочу в Чечню, а ты – потому что не хочешь…

– Я не потому, – сознался Валерка. – На меня Бизон бочку покатил. Пообещали, что разберутся со мной…

Он не был готов рассказывать все. Даже припоминать не хотелось про кровь. Так эти самые змейки, что по полу ползли к ногам, и мерещились. Поэтому он предпочел спросить:

– Еще можно пожевать?

– Да сколько угодно! – радушно пригласил Ваня. – Бери, не стесняйся! Все равно мне одному не съесть. У меня таких банок пять штук.

– Вообще-то тебе надо беречь это дело, – заметил Валерка, – продукты, в смысле. Раз ты в Ростов собрался…

Он было полез за тушенкой в банку, но тут Ваня схватил его за руку.

– Тихо! По-моему, идет кто-то…

Прислушались. Да, кто-то шел. Правда, довольно далеко покамест. Но шел не один.

– Надо уходить, – прошептал Ваня.

– Никуда я не пойду, – возразил Валерка, – тут все равно тупик. Деваться некуда. А у меня автоматы. Два…

– Да-а? – не то испуганно, не то восхищенно произнес Ваня.

– Спрячемся… Может, еще и не полезут в вагон. Конечно, фонарь потушили, тушенку, печенье и кока-колу наскоро прибрали, а затем залезли на средний ярус нар, в картонные коробки. Затаились…

Шаги помаленьку приближались. Сначала слышались только они, но уже минуты через две стали долетать звуки речи. Сперва невнятные, потом все более разборчивые.

– Когда маневровый подойдет? – спросил кто-то.

– Через полчаса. Как раз нам на погрузку. Пять-десять минут ждать будут, не больше. Так что вкалывать придется быстренько и без перекура.

Похоже, они были уже совсем близко. Еще через пару минут полезли на буфера и сцепку, затем – на дебаркадер пакгауза. Один, другой, третий, четвертый…

Сначала зазвякали ключи, потом щелкнул отпираемый ключом висячий замок на двери пакгауза, лязгнула железяка, снимаемая с пробоя, щелкнул еще один замок, врезной. Почти одновременно заскрипели створки двери пакгауза и с лязгом отодвинулась дверь вагона.

– Встали в цепочку! – распорядился тот же голос, объявлявший о том, что работать придется без перекура.

– Тут темно, как у негра в заднице, – ругнулся кто-то, – хоть бы фонарь дали…

– Лезь, лезь! Сейчас посветим…

Действительно, через пару минут загорелся небольшой фонарь, типа китайского, который подвесили за откидное колечко на гвоздь, вбитый в стену вагона. Это было совсем неплохо, потому что свет от фонаря шел в основном вниз и средний ярус нар оставался неосвещенным.

Зато свет фонаря осветил двух мужиков. Один, в теплой кожанке и ушанке, отошел в угол вагона, другой, в камуфляжном бушлате и вязаной шапочке, встал у двери.

– Ну, взялись! – долетело с дебаркадера. Мужику в бушлате передали оттуда коробку, он отдал ее обладателю кожанки, а последний поставил в угол. Коробки споро перемещались из пакгауза в вагон, мужики пыхтели, глуховато матюкались, но работали быстро. В противоположном от нар конце вагона быстро поднимался штабель из небольших, но, видимо, тяжелых коробок.

– Много еще? – спросил, принимая очередную коробку, тот, что стоял у двери вагона.

– С десяток. Не переживай, еще чуток – и бабки на руках. Действительно, парни перекидали еще десять коробок – подсчитал про себя Ваня Соловьев. В это же самое время снаружи донеслось урчание дизеля и мерное постукивание колес на стыках. Это шел тот самый маневровый, которого дожидались грузчики. Лязгнули, соприкоснувшись, буфера, вагон тряхнуло. Кто-то спрыгнул на дебаркадер, поздоровался:

– Привет, Женя. Загрузили? Сколько?

– Сорок восемь, как договаривались.

– Проверю!

В вагон вошел солидный по габаритам дядя, подошел к штабелю из коробок, посмотрел, поворочал, пересчитал и произнес:

– Годится. Гонорар – старшему, как договорились. Делить будете сами. Теперь забирайте свой фонарь – и по домам. Рабочий день закончен.

– Как скажешь, начальник!

– Ты зарплату пересчитай, бугор. Чтоб потом без претензий…

– У нас на доверии, до сих пор все было по-честному.

– Ладно, в следующий раз кину обязательно!

Мужики похихикали и вышли из вагона, забрав фонарик.

Дверь задвинули, сквозь рокот маневрового послышалась какая-то возня у колес вагона – должно быть, из-под них башмаки вынимали. Потом еще со сцепкой повозились. Наконец, на маневровом что-то лязгнуло, вагон дернуло, и он не спеша покатился по рельсам. И лишь теперь Ваня Соловьев решился произнести вполголоса:

– Поехали куда-то…

– На станцию, наверно, – предположил Валерка. – Небось к поезду подцепят.

– Знать бы, куда повезут…

– Может, спрыгнем? Скорость-то небольшая…

– Темно, а тут кругом заборы и стенки каменные, расшибемся.

Аргумент Валерке показался убедительным.

– Ну ладно, доедем до станции, а что дальше?

– Дальше посмотрим. Если этот вагон прицепят, то ведь куда-нибудь повезут, верно? Главное, чтоб увезли отсюда. Тут нас ищут, а поезд за сутки на тыщу километров увезет. Может, кстати, и на юг.

– Это тебе на юг надо, а мне – нет.

– А тебе куда?

– Не знаю, – сознался Русаков, – ни черта не знаю…

– Тебе надо в Москву ехать, – прикинул Ваня, – там, говорят, есть такая часть, в которую принимают всех, кто сбежал из-за всякого там дедовства и преследований. У тебя, конечно, похуже дело, ты с автоматами убежал… На фиг они тебе понадобились только? Да еще два сразу?

– Ты когда из части ушел? – спросил Валерка, не ответив на вопрос.

– Думаешь, я время засекал? Где-то после полуночи, наверно.

– До тревоги или после?

– Конечно, до. Когда тревогу подняли, я уже к военному городку подходил. Сперва очередь услышал, потом шум какой-то, крики всякие, галдеж… Я и подумал, что меня хватились и ловят.

– Значит, слышал стрельбу? – переспросил Русаков.

– Да так, глуховато, но слышал… А что?.

– Это я стрелял, понимаешь? Я в Бизона попал и в Славку Вострякова, сержанта. Он дежурным стоял.

– Ну и ну… – пробормотал Ваня. – Убил?

– Не знаю. Крови много было…

Некоторое время оба молчали. Валерка думал, что, наверно, зря рассказал Ване про стрельбу, а Ваня соображал, какие осложнения может вызвать это вновь открывшееся обстоятельство.

– А зачем ты стрелял? – спросил наконец Соловьев.

– Не знаю… Бизона боялся очень. Они ж мне такое «веселье» пообещали, что хоть вешайся… Да еще и пьяные…

Валерка в нескольких сбивчивых фразах изложил суть происшедшего. Как раз к тому времени, когда он закончил свою исповедь, в вагоне стало заметно светлее. Не потому, что утро близилось, а потому, что вагон уже подвозили к станции. Слышался характерный шум: гудки, фырчанье тепловозов, лязг буферов, громкое, но малоразборчивое хрюканье трансляции, гул и перестук колес.

Маневровый с прицепленным к нему вагоном загудел, остановился, поскрежетав немного колесами и лязгнув буферами.

– Эй, Федор, мать твою Бог! Три минуты до отхода! – заорал какой-то мощный голос, перекрывающий рокот дизеля тепловоза. – Давай живо гони свой порожняк в конец состава! На пятый путь!

– Бу сделано! – проорал машинист.

Дизель прибавил обороты, в окно понесло солярный дух выхлопа, вагон чаще застучал колесами на стыках. Потом ход сбавили, должно быть, через стрелку проехали, после притормозили, двинулись в другую сторону. Наконец снаружи опять завозились, залязгали – прицепляли к составу, отцепляли от маневрового. Потом пискнул, уходя, маневровый. Ему отозвался басовито магистральный, сдал назад, буфера затарахтели от головы к хвосту. Наконец, еще раз дернул и потянул вперед, медленно набирая скорость.

– Поехали! – пробормотал Валерка. – Может, все-таки спрыгнем?

– Нет, – не согласился Ваня. – Ехать лучше, чем идти.

Для начала решили закончить прерванную трапезу, то есть сожрать остатки печенья и столько тушенки, сколько возможно. Оказалось, что вполне возможно вдвоем умять всю банку. Запивали все той же ледяной кока-колой, но такими маленькими глоточками, что даже горло не простудили. И кончилось пойло одновременно с тушенкой, что еще более удивительно. Говорили мало, больше жевали.

– Интересно, – сам себя спросил Ваня, – почему эти самые мужики, которые на станции, наш вагон порожняком назвали? Груз-то есть.

– Подумаешь, груз – сорок восемь коробок. Тот угол и то не заполнили. Вполне можно считать, что порожняк.

– Нет, – сказал Ваня рассудительно, – если какой-то груз по железной дороге едет, то на него должны быть документы, накладные всякие. И в каком вагоне везут, и сколько его там, и до какой станции, и вообще… Они там должны четко знать, что в вагонах лежит, сколько места занято и все такое. Так что странно это насчет порожняка.

– Какая нам разница! – вяло буркнул Валерка. Его разморило и клонило в сон.

– Большая, знаешь ли. Я тут вот чего подумал. Груз этот лежал в пакгаузе, но не охранялся. Это раз.

– Да может, тут такая дребедень, которую и сторожить не надо? – хмыкнул Русаков.

– Допустим. Странно, что сюда, к пакгаузу, целый вагон поставили, продержали не меньше, чем целый день в тупике, – а простой вагона, между прочим, денег стоит! – а ночью наскоро загрузили и за три минуты до отправления прицепили к составу. Если груз, как ты говоришь, неценный – хотя в нынешнее время все грузы ценные, знаешь ли! – то можно было вполне сунуть его в вагон, опломбировать и прикатить на станцию еще днем. Постоял бы там в тупике, пока состав формировался, а потом его прицепили бы на нужное направление.

– Да нам-то все это зачем? – сладко зевнул Валерка. – Мне лично по фигу, что тут везут. Своих проблем до хрена.

– А могут и лишние появиться, – заметил Ваня с некоторой угрозой в голосе.

– В смысле? – спросил Русаков, немного насторожившись.

– Улавливай ушами: этот самый вагон может быть вообще нигде не числящимся. Его по-тихому ставят в тупик у пакгауза, в котором тоже, должно быть, по документам ничего не лежит. А потом глухой ночкой грузят в этот нечислящийся вагон то, что опять же нигде не числится, цепляют его к поезду за три минуты до отправления. Еще не понял?

– Почему? Понял. Какой-то левый груз везут.

– Уже лучше. Только сам понимаешь, что за груз – тоже интересно. В таких коробках, конечно, автоматы и пулеметы не поместятся, но вот наркота какая-нибудь может быть вполне. Скорее всего вагончик этот на нужной станции опять отцепят, загонят в какой-нибудь тихий тупичок, разгрузят… Хорошо, если при этом нас не найдут. И если их милиция при этом не возьмет.

– Кого «их»?

– Бандитов, конечно.

– Бандиты мне по фигу, лишь бы меня не взяли.

– Для нас менты исключения не сделают. Нам еще доказывать придется, что мы с той командой никак не связаны. А сами крутые, если разберутся, что мы слишком много знаем, нас прикончат. Даже в тюрьме.

– Говорил же, – проворчал Валерка, – спрыгнуть надо было, пока не поздно. А теперь поезд разогнался, прет на скорости – попробуй, сигани с него!

– Может, глянем, что в коробках? – предложил Ваня.

– Ну их к черту! Уж лучше не знать вовсе.

– А по-моему, как раз наоборот. Когда знаешь, что там лежит, можно догадаться, чего бояться надо.

– Но зато, если распотрошишь, то тогда точно крутые жизни не дадут…

Ваня подошел к штабелю из коробок, приподнял одну.

– Тяжелая! Килограммов десять, не меньше. А по размеру не очень большая.

Он попробовал потрясти коробку около уха.

– Смотри, – полушутя предупредил Валерка, – а вдруг там взрывчатка или радиация какая-нибудь?

Ваня как-то очень поспешно поставил коробку на место.

– Чего, тикает? – Русаков, несмотря на общую усталость и никудышное настроение, попробовал поехидничать.

– Шуршит, – отозвался Ваня. – Черт его знает, может, и правда, какая-нибудь дрянь в свинцовом контейнере… Насчет радиации я как-то не подумал, это правда. Ты не знаешь, что на том заводике делают?

– Не-а, – мотнул головой Валерка, – понятия не имею. Но что-то оборонное – это точно. Раньше делали. Сейчас он стоит и не фурычит.

– Фиг его знает, – недоверчиво произнес Ваня, – может, и фурычит, только тихо. Скажем, толкает помаленьку какие-то отходы от прежнего производства.

– Короче, надо нам с этого вагона валить куда подальше, пока не поздно. Может, подъем будет, скорость сбавят – и спрыгнем?

– Если, конечно, там обрыва не будет метров под десять… Как на грех, поезд скорость не сбавлял, шел себе и шел.

– Надо хоть глянуть, где едем… – озабоченно произнес Ваня и полез на верхний ярус нар, к окошку.

– Уй-й! – поежился он. – Вот где задувает-то! Бр-р-р!

Ваня спрыгнул вниз и потер обдутое встречным воздухом ухо.

– Ну и что там видно?

– Ни черта, если откровенно. По-моему, через какой-то лес едем. Снег да деревья. И ни луны, ни лампочек. Темень, и все.

– Слушай, – предложил Валерка, чувствуя, что вот-вот заснет. – Давай я часок подремлю, а ты покараулишь. Как начнет сбавлять – подымешь. А если за это время спрыгнуть не получится, значит, ты час поспишь, а я покараулю. Идет?

Ване, конечно, тоже спать хотелось. И он, вообще-то, предпочел бы сначала сам поспать, а потом товарища покараулить. Но спорить не стал и согласился.

Валерка залез в коробки, свернулся в клубок по ранее отработанной методике и заснул.

Ваня, взяв для спокойствия один из автоматов, собрался честно подежурить. Но от отсутствия собеседника, холода, к которому он, в отличие от Валерки, не успел привыкнуть, а также от усталости, которой у него тоже накопилось порядком, его как-то незаметно потянуло присесть, потом прилечь, затем утеплиться коробками и наконец задремать…

ПЕРЕВАЛКА

Конечно, они могли бы и не проснуться, если б не съели полбанки тушенки, если б холод усилился еще градусов на пять, если б спали не в коробках… Можно еще с десяток «если б» придумать, но только ребята не замерзли до смерти и даже не простудились.

Проснулись они почти одновременно от резкого толчка и лязга буферов. Из окон под потолком уже виднелся дневной свет.

– Ни фига себе дрыханули! – пробормотал Валерка, выбираясь из коробок и протирая глаза. Ваня тоже вылез и глянул на часы. Они показывали ни больше ни меньше, а 13.25. Из этого следовало, что доблестные воины (или гнусные дезертиры) путешествовали за бесплатно уже десятый час.

Поезд стоял. Судя по всему, на какой-то большой и шумной станции.

– Интересно, куда же нас привезли? – спросил Ваня.

– Мне лично по фигу, куда… – проворчал Валерка. – Вот отлить надо – это проблема.

Нашли в дощатом полу подходящую щель, и проблема себя исчерпала.

– Значит, заснул вчера? – спросил Русаков. Ваня виновато развел руками:

– Ну, заснул… Ничего ж не случилось.

– А представь себе, что сюда бы те, которые бандиты, зашли?

– Ладно, не надо ля-ля. Коробки на месте, автоматы тоже. Никто сюда не залезал.

– Это называется, Бог помог. Короче, буду знать, как на тебя надеяться можно.

– Ну не рычи ты, ё-мое! Нам еще сейчас поссориться не хватало. Давай лучше в окошки поглядим. Ты в правое, а я в левое.

Полезли на верхний ярус. В левом окошке, через которое глядел Ваня, просматривался длинный состав с цистернами, а в правом, Валеркином, – такой же длинный состав из полувагонов с углем и платформ с лесом. Когда посмотрели вдоль своего состава, то обнаружили, что их вагон стоит в самом конце поезда и к нему вроде бы направляется небольшой тепловоз.

– Ну, привет! – сказал Валерка. – Сейчас нас отцепят.

– Надо драпать! – решительно заявил Ваня. – А то попадем к бандитам или еще куда-нибудь похуже. Взялись!

Он попытался толкнуть дверь и откатить ее – ни шиша не вышло. Налегли вдвоем – тот же результат. Попробовали дверь на противоположной стороне – все то же. А тепловоз был уже совсем близко, слышался не только гул двигателя, но и голоса сцепщиков.

Лязгнуло, вагон вздрогнул. Тепловоз подошел.

– Теперь тихо надо, – посоветовал Валерка, подтянув к себе автомат. Ваня тоже, хотя и менее уверенно, взялся за оружие.

Но сцепщики делали свою работу и в вагон не лезли. Они с шипением отсоединили пневматику тормозной системы вагона от состава, разъединили прицепное устройство. Тепловоз гулко зафырчал и потащил за собой вагон с невольными пассажирами.

– Знаешь, они навряд ли его сейчас разгружать будут, – успокаивая себя самого, сказал Ваня. – До ночи подождут, а мы за это время успеем уйти.

– Как же ты уйдешь? – зло проворчал Русаков. – Думаешь, они двери откроют и так оставят?

– Через окна вылезем. Со стоячего можно и из окна спрыгнуть. Не так уж и высоко.

Опять забрались на верхний ярус нар, поглядели в окна. Тепловоз вытянул вагон куда-то за выходную стрелку, а потом, погудев, сменил направление движения и задним ходом стал толкать обратно. Стрелку перевели влево, и сцепка покатила куда-то в сторону от станции, по высокой и крутой насыпи. В правое, Валеркино, окно видна была широкая замерзшая река с черными точками рыбаков, сидевших на своих ящиках у лунок, с рядами вытащенных на берег и занесенных снегом лодок, с прочерченными по заснеженному льду лыжными следами. В Ванино оконце просматривался город, ярусами разместившийся на высоком речном берегу: со старинными двухэтажными особнячками, деревянными домишками, серыми пятиэтажками и девятиэтажками, тускловато поблескивали позолотой купола каких-то церквей – день был пасмурный.

Насыпь постепенно перешла в выемку, и теперь с обеих сторон были видны снежные откосы, испещренные собачьими и птичьими следами, а наверху – заборы, сараюшки, гаражики. Промелькнуло несколько надписей типа: «Витя Цой, ты всегда с нами!», «Смерть масонам!», «Спартак» – чемпион!», украшавших заборы. Какая-то бабка с тазиком снимала белье с веревки, а ее извалянный в снегу внучонок в это время гонял по двору некую мелкую псину, пытаясь огреть ее пластмассовой лопаткой.

Потом проехали под гудящим от автомобилей мостом. Дальше выемка стала глубже, по краям ее появились бетонные заборы, поэтому, кроме полосы серого, закутанного низкими тяжелыми облаками неба, ничего не просматривалось.

Миновали еще один мост – пешеходный. Мимо окошка, в которое глядел Валерка, пролетела шкурка от банана и шлепнулась куда-то на откос выемки. Русакову и до армии эти бананы довелось пробовать не часто. Надо же, ходят тут, среди зимы бананами швыряются! Остро захотелось этого самого тропического фрукта, запах которого навевал мысли о разных там жарких странах, океанах, обезьянах… До которых, само собой, в этом вагоне не доедешь.

Выемка постепенно стала помельче, а заборы – повыше. К тому же они заметно приблизились к железнодорожной ветке, по которой катился вагон. За заборами теперь просматривались деревья, одетые в голубовато-серый иней, похожие на какие-то огромные морские кораллы. Валерка кораллы видел только по телеку или в кино, а вот у Вани дома целая ветка кораллов была. Ее им с отцом во время круиза по Средиземке продали. Не то в Тунисе, не то в Александрии, кажется. Два года назад дело было.

Полчаса примерно ехали мимо этих заборов и деревьев, за которыми просматривались то жилые дома, то какие-то заводские здания, а потом город как-то неожиданно закончился.

Заборы с обеих сторон исчезли, выемка превратилась в небольшую насыпь, а вагон с толкающим его тепловозом оказались в открытом поле. Путь постепенно стал заворачивать вправо, удаляясь от городских окраин, обрамленных заводами. Одновременно он заметно пошел под уклон и вскоре опять спустился в выемку. На сей раз выемка, расширившись, привела в карьер. Заснеженный, похожий на какое-то горное ущелье. Давно уже, должно быть, закрытый. Однако там, где ветка кончалась тупиком, стояло несколько вагончиков-балков и старая, еще времен войны, теплушка, снятая с рельсов и поставленная на фундамент. Здесь же, метрах в десяти от тупика, по левую сторону от рельсов их прибытия ожидал небольшой грузовик.

Тепловоз затормозил и встал. Из теплушки, в которой, судя по дымку из трубы, топилась «буржуйка», вышли двое и направились к тепловозу. Из грузовика тоже вылез парень, пошел к вагону, а сам грузовик начал задом подкатывать к вагону.

– Ну, все! – пробормотал Валерка, чувствуя, как сердце начинает колотиться в груди. – Сейчас откроют…

Он взял автомат на изготовку и снял с предохранителя. Ваня дернул и отпустил затвор. Теперь и у его автомата был патрон в патроннике. Валерка, несмотря на всю свою угрюмую решимость, надеялся, что стрелять не придется. У тех, кто приблизился к вагону, никакого оружия в руках не было. Да и вообще, с чего это они с Ванькой взяли, будто это бандиты? Сами ведь придумали, на ходу… Может, самые обычные работяги… Пришли вагон разгружать, а им оттуда – два ствола в морду! Могут и в штаны напустить с перепугу.

Тепловоз отцепился и быстро покатил обратно, оставив вагон в карьере. Когда гул его удалился, стали слышны голоса,

– Ну как там, нормально сошло? – по-видимому, это спрашивали у тех, кто ходил к тепловозу. – Машинист не волновался?

– Само собой. Ему без разницы – получил две с Франклином и упилил.

– А он ничего лишнего не усек?

– Даже если и усек, то не дурак, чтоб вякать. Его дело возить, а наше – разгружать.

– Степа говорил, что с ним постоянные люди контачили. Ясно, что он хотя бы Фролу позвонит, чтоб успокоиться.

– Он же не идиот, Юрик. Если Фрол когда-нибудь узнает, что он вагон оставил не тем людям, то кишки ему вынет. Нет, машинистик этот звонить не будет. Даже когда Фрол до него доберется, то до последнего будет врать, будто оставлял вагон Тяте. Но все равно торопиться надо.

У левой, до сих пор не открывавшейся, двери завозились. Там то ли замок был, то ли пломба, то ли еще что-то. Валерка и Ваня, наведя автоматы на дверь, затаили дыхание…

Лязгнуло, дверь откатилась вбок. Те, что собирались перегружать коробки из вагона, подогнали автомобиль почти впритык к вагону, поэтому все первые впечатления пришлись на душу находившихся в машине. Двое стоявших перед откинутым бортом в кузове крытого грузовичка оторопело выпучили глаза.. Автоматов и двух солдат в пятнистых бушлатах они увидеть не ожидали.

– Засада! – взвизгнул кто-то. – Вэвэшники!

– Газуй! – Грузовик дернулся резко, мужики чуть не вылетели из него, едва уцепившись за дуги тента.

– Куда, падла? – заорал тот, что приказывал открывать вагон.

– Огонь! – скомандовал Валерка главным образом сам себе, но и Ваня принял команду, как руководство к действию. Правда, отчего-то зажмурившись при первом нажатии на спусковой крючок. Валерка не жмурился. От первой же его длинной очереди – грузовик всего на пяток метров успел отъехать – те, двое в кузове, попадали. Один крутанулся, схватился за живот и, скорчившись, боком выпал из кузова на снег. Второй подскочил будто от пинка в зад и плашмя рухнул на спину. Но из кузова не выпал, только ноги свесились за открытый борт. Что-то случилось и с самим грузовиком. Вместо того, чтобы вывернуть вправо и выехать на накатанную снежную дорогу, он покатился влево, тюкнулся бампером в теплушку и остановился.

Ваня, открыв глаза после первой очереди, пущенной вслепую, увидел трех мужиков, удирающих прочь от вагона. Причем один из них не бежал, а ковылял – Ваня случайно зацепил его ногу. Вот оно, время себя попробовать! Ваня за пару секунд собрался, четко, как учили, поймал на мушку силуэт того, кто еле ковылял, стреканул короткую, на два патрона, и с восторгом увидел, как тот ничком ткнулся в снег. Восторг был у Вани тот же, как на первой охоте, когда от его выстрела наконец-то упала в болото сбитая утка. Теперь он взял на прицел того, что бежал впереди и уже вот-вот мог юркнуть за угол балка. Его развернуло и спиной бросило на снег. Третий остановился лишь на секунду, выдернул пистолет и несколько раз пальнул в сторону вагона. Но в это время ему досталась очередь от Валерки, пистолет упал в снег, а стрелявший безжизненно завалился на бок.

Было бы совсем тихо, если б машина не урчала мотором на холостом ходу.

– Н-ни хрена себе! – запыхавшись, как от быстрого бега, пробормотал Ваня. – Ну, мы и дали…

– Д-да… – пробормотал Валерка. – Чего ж мы наделали-то?

– Как в кино… – выдавил Соловьев, ощущая, что охотничий восторг проходит, а на его место в душу забираются страх и жуткая растерянность. Это ведь не уточки, это люди лежат.

– Смотри, дырка! – Валерке на глаза попалась косая пробоина в стенке вагона, совсем неподалеку от Ваниной головы.

Другая была заметно повыше, а третья – в полуметре от двери. Еще одна пуля наискось пробила стенку вагона и пронизала навылет одну из тех таинственных коробок.

Ваня посмотрел на пробоину, что располагалась всего в пятнадцати сантиметрах от его ушанки, скорее с любопытством, чем со страхом. Конечно, по-настоящему он еще не понял, что ему угрожало, но какие-то смутные холодки уже вовсю пошли гулять по спине.

Тем временем Русаков приглядывался к распростертым на снегу телам. Ему очень хотелось выскочить из вагона и бежать отсюда, куда глаза глядят. Точно так же, как после стрельбы в казарме. Но, в отличие от вчерашнего, кроме панического страха, в его сознании присутствовал и страх разумный, рациональный. Тот, что призывал к осторожности и осмотрительности. Валерке вовсе не хотелось, чтобы кто-то, отсидевшись в одном из балков или в теплушке, расстрелял их в тот момент, когда они выпрыгнут из вагона. Мог оказаться опасным и кто-нибудь из тех, кто лежал на снегу.

Наиболее безопасно выглядел тот, что выпал из кузова. Он лежал всего в пяти метрах от вагона, посреди темно-красного пятна, проплавленного в снегу кровищей. Руки с растопыренными и скрюченными пальцами были откинуты к ушам, голова с оскаленным ртом запрокинута и свалена набок. Одна нога подогнута в колене и отвалена вбок, вторая вытянута в струнку. Должно быть, он перед смертью какое-то время дергался, бороздил снег попеременно то одной, то другой ногой, пока не застыл в такой неудобной позе, которую живому человеку долго не выдержать. Пар ото рта уже не шел…

Мужик, чьи ноги свисали из кузова грузовичка, тоже не вызывал серьезных опасений. Полог тента был поднят, кузов хорошо просматривался. Только йог, да и то достигший определенной степени совершенства, мог бы лежать не шевелясь, когда ноги согнуты в коленях, а на связки давят обрезы досок.

Ближний из тех троих, что были срезаны на бегу, глубоко уткнулся лицом в снег, растопырил ноги, как лягушка, а согнутыми локтями, падая, пропорол наст впереди головы. Ладони торчали вверх, как бы упираясь во что-то. Шапка слетела, а по соломенного цвета волосам протекла узкая струйка уже примерзшей крови. Около бедра на снегу крови было больше, но ее явно не прибывало. За этого молодца тоже можно не беспокоиться.

Единственный, успевший ответить на огонь и продырявивший в четырех местах вагон, тоже лежал на боку без движения. В полуметре от него синела ямка – туда провалился упавший на снег пистолет. Было бы поморознее, посолнечнее, выдыхаемый парок было бы видно и с двадцати метров. А так – черт его знает! Может, и дышит.

Крайний, подстреленный у самого балка, несомненно, был жив и не пытался этого скрыть. Он елозил по снегу, дергался, но подняться, видимо, не мог и даже ползти был не в состоянии.

Самыми подозрительными местами оставались балки, теплушка и грузовик. Валерка присмотрелся и сузил круг подозрений. Вокруг балков были нетоптанные сугробы, за исключением свежей цепочки следов, которую оставил корчившийся в снегу раненый. Там никого быть не могло. Но вот в теплушке и особенно в грузовике кто-то боеспособный вполне мог остаться.

Грузовичок – это был «ГАЗ-66» – конечно, давно укатил, если б что-то не случилось с водителем. Валерка прикинул, что пули, пущенные по тем двоим, находившимся в кузове, могли зацепить и водителя. Зацепить могли и наверняка зацепили если машина ткнулась бампером в теплушку. Но раненый, не способный вести машину, как представлялось Валерке, все-таки может пальнуть.

Теплушку тоже со счета сбрасывать не стоило. Сквозь маленькое застекленное оконце разглядеть, что там внутри, было никак нельзя. Между тем именно оттуда вышли двое из тех троих, которых свалили последними. Третий присоединился к ним после того, как вылез из кабины грузовика еще задолго до начала стрельбы. В маленькой кабине «газона» троим разместиться трудно. Тем более таким крупным дядям, как те, что сейчас лежали на снегу. Значит, в кабине к началу перестрелки был только водитель. Это уже лучше.

Пока Валерка, стараясь особо не высовываться из двери вагона, проводил свою «рекогносцировку», Ваня копошился в углу у коробок. Точнее, у той, что была пробита пулей.

– Не лезь ты туда! – скорее посоветовал, чем запретил, Валерка. – Не суйся!

– Да чего уж, и посмотреть нельзя?! – обиделся Ваня.

– Ну, и чего ты там увидел? – краем глаза поглядывая на теплушку, спросил Русаков.

– Не знаю. Порошок какой-то высыпался. Белый, вроде муки.

– Руками трогал?

– Что я, дурак, что ли? Так, поглядел.

– А вообще-то, линять нам надо. И поскорее! Знать бы только – куда?

– А давай на машине? Она вон тарахтит, мотор работает. Я водить умею…

– И куда ты на ней? До первого гаишника? И какую ты путевку предъявишь?

– Ну, это как раз не обязательно. На ней вон номер военный. Мы в полной форме, поедем, не нарушая правил. С чего им нас тормозить?

– Ну, проедем мы километров сорок на ней, а что дальше?

– Дальше… Там придумаем. Все лучше, чем сидеть и ждать неизвестно чего.

Валерка согласился. Они и так уже двадцать минут тут проторчали. Правда, место тут уединенное, карьер глубокий, стрельбу мог никто и не услышать. Но все-таки ясно, эти валявшиеся сейчас чьи-то подручные. Опять же, как явствовало из обрывков разговора, они собирались перехватить груз, посланный какой-то другой «конторе». В самое ближайшее время сюда могли наехать и «законные» хозяева груза, и товарищи тех, кого перебили, и, наконец, милиция, если стрельбу все-таки кто-то услышал и сообщил, как говорится, «куда следует».

Ни с кем, конечно, встречаться не имело смысла. Даже с милицией, хотя она была самым меньшим из всех зол.

– Осторожнее надо, – сказал Ваня, опасливо поглядывая на расстрелянных, – тот вон, у вагончика, живой… Может, еще кто спрятался…

– Давай так: ты приглядывай за теплушкой и кабиной «газона», а я сейчас выпрыгну по-быстрому – и к машине…