Текст книги "Душегубы"
Автор книги: Леонид Влодавец
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)
ТЯЖКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Глава тяжело посмотрел на Рындина. Тут, в этом взгляде, было все: и презрение, и осуждение, и ненависть, и желание стереть с лица земли. А голос прозвучал, как ни странно, участливо, даже с жалостью:
– Андрей Ильич, как же так? Что у нас творится, а? Эта история в Сидоровском районе просто ужас какой-то…
– Бандитские разборки, . – выдавил Рындин, – прокуратура уже работает.
– С прокуратурой разговор особый будет. А вот вашей службе такие истории – это не плюс. С Теплова я тоже не снимаю ответственности. Но тут и наркотики, и терроризм, и незаконное оружие – целый букет… Да, мне обещали, что пока, до президентских, ничего лишнего не скажут. Но ведь Сорокин опять от вас ушел. И Бог знает, где он объявится и что еще выкинет. Может быть, под самые выборы.
– Все, что ему надо было взять, он взял, – устало сказал Рындин. – Теперь ему у нас нечего делать.
– Вы наш разговор у меня на дне рождения помните? Все, что говорилось об интересах господина Соловьева, вы запомнили? И о своих личных, кстати, тоже.
– Нет, я помню, не беспокойтесь. А вот ваше волнение мне непонятно. Вы ведь совсем недавно говорили об индульгенции.
– Да. Только я забыл сказать, что многое будет зависеть от Соловьева.
– Я догадывался, что это так. Может быть, и постарался бы с большим энтузиазмом. Но могу вам сообщить, что все это уже не так.
– В смысле?
– Есть информация, что от Соловьева-старшего, возможно, уже ничего не зависит. Он вчера арестован. Инкриминируется статья 78-прим. Незаконный экспорт оборонных технологий. Кстати, по материалам, собранным на него нашим управлением. А если очень постараться, то там можно и 64-ю накопать. Все эти обхаживания мистера Сноукрофта и Резника даром не прошли.
– Вот как… – У Главы явно испортилось настроение.
– Да-да, представьте себе. И могу в чисто приватном порядке сообщить, что в ближайшее время у нас может появиться небольшая следственная группа из Москвы, которая начнет работу по определению вашего личного участия в этом вопросе.
– Это вы серьезно? – нахмурился Глава.
– Вообще-то, я уже много лишнего сказал.
– И из каких это соображений?
– Считайте, что из гуманных. Дело в том, что там еще кое-какие неприятные выходы просматриваются. На ваши контакты в соседней области, где осенью прошлого года был убит руководитель ТОО «Роберт» Соловьев Валентин Борисович, родной младший брат Антона Борисовича. Как ни странно, он вел дела с той же самой фирмой, на счет которой господин Сорокин просил перевести три миллиона мелкими купюрами…
– По-моему, вы, Андрей Ильич, элементарным шантажом занимаетесь. Не владея, кстати, серьезной информацией.
– Возможно, но боюсь, что этой информацией владеют в другом месте. Я просто указал вам хвостик от ниточки, за которую могут потянуть те, кому ваша индульгенция не совсем с руки.
– И все-таки, чего вы добиваетесь?
– Спокойствия. Только спокойствия.
– Знаете, конечно, где абсолютное спокойствие существует? – усмехнулся Глава.
– Знаю, но не спешу туда. Мне пока неплохо и тут. А вот некоторые раздражители хотелось бы устранить.
– Какие?
– Те, которые нас постоянно беспокоят.
– Я ведь не могу вам прямо ответить. Хотя и знаю, о чем речь. А то вы еще запишете это на диктофон, который у вас, может быть, в галстуке запрятан.
– Нет у меня таких приборов, к сожалению. А вот у господина-товарища Сорокина есть такие, какие даже японцам и американцам не снились. Вот и лови его после этого.
– Плохому танцору известно что мешает. Ладно, Андрей Ильич, давайте считать, что наш разговор пока закончен. Насчет своих соображений по обеспечению спокойствия и устранению раздражителей еще раз подумайте. Желаю здравствовать!
Рындин вышел из кабинета. Глава высунулся следом, якобы для того, чтоб передать какое-то указание секретарше, и, убедившись, что чекист покинул приемную, вернулся в кабинет. После этого он отворил дверцу, которая вела в его персональный туалет, и выпустил оттуда Иванцова.
– Все слышал, Виктор Семенович? – указывая прокурору на стул, сказал Глава.
– В основном все.
– И как ты думаешь; кого он имел в виду в качестве «раздражителя»?
– Думаю, что меня прежде всего.
– О! И у меня такое же мнение. Замазал ты его в прошлогодней истории, а в этой он и сам порядком замазался. Исчезни ты – вот он и обретет желанное спокойствие. Как думаешь, Сорокина он нарочно отпустил?
– Сложно сказать. Сами знаете, что за поимку Сорокина он не столько перед своим директором отвечает, сколько перед Бариновым. И уж за разгром «Куропатки» и лутохинского объекта он спросит.
– С вас обоих, между прочим.
– Обязательно. Вот Рындину и охота, чтоб я не смог ничего в свое оправдание сказать.
– Опять мы с тобой во мнениях сходимся, а? – ухмыдьнулся Глава. – Вот что значит давнее знакомство. С полуслова понимаем друг друга.
– Ну, с Рындиным вы тоже общий язык нашли, кажется?
– Вот тут ты ошибаешься, Виктор Семеныч! С Рындиным общий язык не больно получается. Знаю я их, дзержинское племя. Все время подсидка на уме. Видел, как он меня подкрутил с Соловьевым? Думаешь как, серьезно это? Ты в курсе этого дела?
– Нет, это Рындин самостоятельно винтил. Не уверен, что он там и меня не приплел. Ведь он знал, что Сноукрофт и Резник бывали у меня в «Вепре». И на пригородной даче – тоже.
– Вот видишь, как он нехорошо себя ведет.
– Нехорошо, согласен. Хотя, скажем так, он больше на перспективу работал. Во-первых, набирал материал на период после выборов Президента. Во-вторых, к возможным выборам губернатора. В-третьих, на случай разборки в борьбе за власть, есди бы мы от своей задумки не отказались…
– Ну да, конечно. Собрал бы военную хунту вкупе с Проку-диным, младшим Сорокиным и, допустим, Кочетковым. Первым же указом этой самой Береговской «директории» меня отрешили бы и посадили.
– Думаю, что и меня тоже, – усмехнулся Иванцов. – А возможно, и сажать не стали бы – в 24 часа именем Свободной Береговии…
– Вполне реально. Народу это бы очень понравилось. Соскучились по показательным процессам.
– И по расстрелам, очевидно.
– Что делать? Впечатление такое, что публике нужно иногда чьи-то кости кидать. Только вот всегда встает вопрос, кого кидать. Очень сложно иногда выбрать. Особенно из двух кандидатов…
– Спасибо, что предупреждаете. Значит, я вовремя успел?
– Хе-хе-хе! Ты думаешь, что если б ты позже Рындина пр бежал, то я бы его в туалет подслушивать посадил?
– Бог его знает, всегда лучше первым прибежать.
– Вот за это я тебя и ценю, Иванцов. Я еще по райкому знаю, какой ты быстрый. Опять же связи у тебя в Генпрокурату-пе неплохие. Можешь ты позаботиться насчет дела Соловьева?
– Только насчет Соловьева? – прищурился Иванцов. – Или насчет – хм! – другого товарища тоже?
– Ну, насчет Соловьева, я думаю, там будет кому заступиться. А вот насчет «другого товарища» – надо бы. Реально это?
– Реально. Но только вот Соловьев, поскольку он сына пока не получил обратно и вопрос с Сергеем Сорокиным не решен, может в какой-то момент сделать пакость.
– Ну, это уж на его совести будет. Я думаю, что, если ты поможешь распатронить это дело по 78-прим, он не будет особо дергаться насчет прошлогодней истории с иконой. Мне лично, это я тебе откровенно скажу, не так уж неприятно знать, что такой человек, как Иванцов Виктор Семенович, стоящий в области на страже правопоряда и закона, немножко перед ними нечист. Во всяком случае, куда приятнее, чем знать, что Рындин Андрей Ильич, страж и око государево на земле Береговии, на меня компроматы копит. Конечно, сторговаться и с ним можно, но уж больно дорого. Опять же, если он мне будет почасту о своих познаниях напоминать, то я покой и сон потеряю. И материальные убытки могу понести. Поэтому, учитывая наши замечания насчет костей для народа, лучше все-таки больший акцент на твою поддержку делать…
– А Рындин?
– Вот это сложный вопрос. Как его решать, я не очень знаю, но любое мудрое и взвешенное решение только приветствовал бы.
– Радикальные решения иногда тоже бывают мудрые и взвешенные. Или я не прав?
– Бывают, бывают. Не спорю. Но только нужно, чтоб мудрости и взвешенности было больше, чем радикализма.
– Есть еще проблема Баринова.
– Вот по этой проблеме, к сожалению, как ты слышал, Рын-дин никаких прояснений не дал. Что есть у тебя?
– Только в общих чертах. Значит, что касается Лутохино, то там есть одна реальная версия: влившиеся в команду Фролова люди небезызвестного эмигранта из соседней области по кличке Рома что-то между собой не поделили, натравили Друг на Друга собак, а затем перестреляли друг друга. Затем в перестрелку вступили и коренные сотоварищи Фрола. Что же касается самого Фрола, то он, как удалось установить Рындину – меня он, кстати, об этом не оповещал! – был знаком с Сорокиным по армии. И, по-видимому, вступил с ним в союз. Может быть, Сорокин переманил его обещанием взять в долю. В общем, Фрол это не подлежит сомнению, в операции Сорокина против «оптовой базы» сыграл роль троянского коня. Сначала натравил своих охранников на персонал лаборатории, а потом надул своих товарищей, вывезя оттуда этот самый персонал, материалы исследований и какие-то элементы оборудования.
– Ну а дальше? Рындин хотя бы намерен их искать?
– На автомашине «газель» группа Сорокина, Фролов и захваченные в «Белой куропатке» лица, среди которых был и сын Соловьева – кстати, дезертир Российской Армии, – прибыли на законсервированный аэродром, где по причине какой-то поломки совершил посадку военно-транспортный самолет «ан-12». Начальник караула, прапорщик и четверо солдат, по их утверждению, были застигнуты врасплох, связаны, а самолет – захвачен. Террористы под угрозой оружия заставили экипаж уклониться от маршрута и совершить посадку в районе аэропорта Нижнелыжье, уже за Уралом. Причем сообщение о захвате самолета пилотам передавать якобы запрещали. Выгрузившись в Нижнелыжье, террористы оставили самолет и пилотов, после чего уехали из аэропорта в неизвестном направлении. Там тайга, искать сложно.
– В общем, они находятся в трех тысячах километров от нашей области. – Глава поглядел на старую политическую карту СССР, висевшую на стене его кабинета. – Вот пусть там их Баринов и ищет.
– И все-таки лучше, чтоб не было никаких альтернативных версий.
– Обязательно. Тем более что с этим законсервированным аэродромом при более пристальном рассмотрении будет много вопросов. И они лично меня будут беспокоить. Правда, не совсем так, как господина Рындина.
– Ну что ж, раз Андрею Ильичу желательно обрести спокойствие…
ЧЕРВИ – КОЗЫРИ!
«Газель», установленная на полозья, тащилась на буксире за двумя «буранами» вверх по заснеженному льду узкой и извилистой речки. И «бураны», и полозья со специальными креплениями для колес, как ни странно, были взяты из самолета. Конечно, никакого захвата воздушного судна не было. «Бураны» и полозья погрузили в самолет еще до отъезда к «Белой куропатке».
В кабине «газели» никого не находилось, двое из бойцов Сарториуса сидели на «буранах», а в кузове, греясь друг о друга, в тесноте да не в обиде, ехали дружной компанией конвоиры и пленники. К конвоирам относились Фрол, Наим, Таня-Вика, Валерка, Ваня, Катя и Настя. К пленникам – Зинаида, Клара, Лопухин, Сесар Мендес и, как ни странно, Сорокин-Сарториус. Кроме двенадцати человек, в кузове было еще не меньше ста килограммов груза – оружие, мешки с научными материалами, картонные ящики с препаратами, блоки, снятые с лутохинской установки. Так что свободного места оставалось немного.
Сразу чувствовалось различие в климате. Хотя область, откуда самолет улетал, относилась скорее к северным, чем к центральным, там уже ощущалась весна. Здесь, в Сибири, было 24 градуса мороза. Речка и не собиралась оттаивать. Пленников, вытащенных из лаборатории без пальто и курток, утеплили еще в самолете, где были загодя запасены валенки, ушанки, армейские перчатки и куртки. Правда, и наручники тоже, а также небольшие мешки со стяжками, которые надели на головы подконвойным. Всем им, кроме того, залепили рты пластырем. Изредка они начинали что-то мычать, но содрать пластырь не могли.
Валерка и Ваня чувствовали себя лучше других. Поскольку никаких приказов не было, они сидели по обе стороны от Тани-Вики. Кроме нее, никто не мог бы приказать им изменить позу или сдвинуться с места, но Таня спала.
Катя и Настя прислонились к Фролу. Тут же располагался Наим. Он посматривал на часы.
– Пора! – Наим потолкал Фрола в плечо. – Смотри, время! Через двадцать минут дурной будешь.
– Точно, – зевнув, отозвался Фрол и вынул из кармана рацию. – «Бураны», стой!
Буксировщики остановились. Фрол достал из кармана ключики и отстегнул Сарториуса от дуги тента.
– Не замерз? – побеспокоился Наим.
– Живой. Крови не так много вытекло, а перевязку хорошо сделали. Вытаскиваем!
Вдвоем Фрол и Наим перетащили Сарториуса через задний борт и отволокли к кабине «газели», куда и затолкнули. Сарториус что-то промычал, дернулся, но его усадили на место, в середину тесной кабинки.
– Валлаги, такие шутки! – оскалился Наим. – Сумасшедший дом, честно!
– Куда ППД положил? – спросил Фрол.
– В бардачок. Доставать?
– Конечно.
Наим полез в бардачок и вытащил оттуда отнюдь не пистолет-пулемет Дегтярева, как можно было подумать по употребленной аббревиатуре, а некий странный предмет, состоявший из двух резиновых обручей с множеством мелких, не более миллиметра в диаметре, металлических заклепок, к которым с внешней стороны обручей тянулось соответствующее количество тонких проводков. Часть проводков была свита в небольшой кабель, обмотанный синей изолентой и соединявший обручи между собой. Кроме того, примерно то же число проводков от каждого обруча, скрученные в два более коротких кабеля и обмотанные красной изолентой, были подключены к небольшому приборчику. Приборчик по размерам не превышал двух положенных одна на другую аудиокассет.
– Помни, – наставительно сказал Фрол, – точно по рискам!
– Зачем лишнее говоришь? Я не знаю, да?
– Просто если ты нас обоих с ума свернешь, сам отсюда выбираться будешь.
– Все о'кей будет, не волнуйся.
Наим помог Фролу надеть на голову один из обручей. Поперек внешней, стороны обруча была проведена красной краской вертикальная риска. Наим немного повозился, пристраивая обруч так, чтоб риска пришлась точно напротив глубокой морщины над переносьем Фрола.
– Зеркало дай! – потребовал Фрол, и Наим вынул из бардачка маленькое зеркальце. – Кажись, нормально. Снимай мешок с этого, но рот не расклеивай и наручники пока не трогай…
Наим снял темный мешочек с головы Сарториуса. Тот заморгал, будто от яркого света, хотя на замерзшей реке уже было темно. Замычал заклеенным ртом, увидев справа от себя Фрола, а слева – Найма, но сделать ничего не смог и смирился. Наим при помощи Фрола надел на Сарториуса второй обруч, с синей риской.
– Отлично, – похвалил Фрол, подняв вверх большой палец. – То, что доктор прописал. Все помнишь, как работать?
– Да, конечно. Включить питание – раз. Выровнять на табло прибора красный столбик с синим – два. Нажать кнопку «change», ждать, пока столбики не поменяются местами. Потом в течение пяти секунд нажать кнопку «stop», выключить питание и снять наголовники. Все верно запомнил, а?
– Одно забыл: пока будет идти смена столбиков, пересесть от него сюда, надеть наручники, переклеить пластырь и закрыть обзор мешком.
– Точно, забыл…
– Время, время! – напомнил Фрол. – Включай!
Наим нажал кнопку «power», наверху прибора загорелась зеленая неонка, а посередине засветился маленький экран. На экране, кроме двух неравных столбиков, синего и красного (вроде тех, какие бывают на диаграммах), ничего не обозначалось. Двумя верньерами, располагавшимися в боковых стенках прибора с надписями «red» и «blue», Наим сровнял столбики по высоте, а затем нажал красную кнопку «change». Сразу после этого верхние и нижние концы красного и синего столбиков изогнулись и сомкнулись. Получилось нечто вроде вытянутого овала. Сначала, в первые несколько секунд, овал состоял из двух равных синей и красной половинок. Потом в верхней части овала синий цвет стал перетекать на красную половину, а в нижней – красный на синюю. Фрол закрыл глаза, откинул голову и, похоже, то ли впал в сон, то ли потерял сознание. Как именно реагировал Сарториус, лицо которого оставалось закутанным, будто паранджой, черным мешком, понять было сложно. Но Наим, открыв левую дверцу, вылез из кабины, обежал полукруг и влез в правую, с усилием подвинув неподвижных Фрола и Сарториуса.
Он снял с головы Сарториуса мешок, и стало видно бледное неподвижное лицо с заклеенным ртом. Наим аккуратно, стараясь не причинять боли, отлепил пластырь и тут же заклеил им рот Фрола. Сразу после этого он снял наручники с запястьев Сорокина и быстро защелкнул их на запястьях Фрола.
Минут через тридцать столбики поменялись местами полностью, и Наим нажал кнопку «stop». Столбики разомкнулись, и Наим вновь выровнял их верньерами. Затем он выключил питание, неонка погасла. После этого Наим снял резиновые обручи с обеих голов и надел на Фрола черный мешок. Наконец он похлопал по щеке Сарториуса.
– Э, Серега! Просыпайся, пожалуйста!
Веки Сорокина дрогнули, разлепились, глаза открылись.
– Ф-фу… – выдохнул он. – Который раз уже, а привыкнуть не могу.
– И я не могу, – сознался Наим. – Как так делаешь, а? Если б не техника – точно подумал бы, что колдун. Но в этот раз все клево прошло. Как по йотам. Никто ничего не заподозрил. Здорово их сделали!
– Нет никакого колдовства. Все по науке. Ты не удивляешься, что с одного магнитофона можно, запись на другой перегнать, а с того – на первый? Так и. тут.
– Это я знаю. Магнитофон, видак – все понятно. Но тут – душа переселяется. Аллах может душу взять – это ясно. А ты душами меняешься. То ты стал Фрол, теперь он стал ты. Куда Аллах смотрит, а? Почему позволяет? Непонятно.
– Ты ж еще в советской школе учился, наверно, помнишь, что там про Аллаха и прочих говорили.
– Не надо. Я тебя уважаю – и ты меня уважай. Аллах акбар!
– Хорошо. Тогда считай, что Аллах это одобрил. Не хотел бы – не допустил бы наверно.
– Слушай, а зачем ты обратно перелез, а? Он здоровый, не раненый. Ему сорок лет, а тебе пятьдесят – прожил бы дольше.
– Я тебе объяснял, а ты не понял.
– Нет, я понял. Если обратно не перелезть, то крыша поедет. Но ты сказал, что двенадцать часов можно жить. Надо опять перелезть – еще двенадцать часов поживешь без раны.
– Очень сложно. Вот ты когда-нибудь переодевался в чужую одежду? Может, и получше, и поновее, и не рваная – а не своя. Не тот размер, не тот рост. Под мышкой жмет, штаны спадают. Пахнет чем-то не тем, неизвестно, что в карманах лежит. Свое, пусть и потертое, приятней.
– Очень понятно объяснил! – кивнул Наим. – Я тоже не люблю чье-то ношеное надевать.
В это время заворочался Фрол; Он ощутил наручники, замычал заклеенным ртом, замотал головой под мешком.
– Что с ним делать будем? – спросил Наим.
– Обратно в кузов отнесем.
– Там девушки две есть, напомнил Наим, – медсестры. Они ему подчинялись, а тебя настоящего не видели. Проблема будет.
Сорокин ненадолго задумался.
– Ладно, проблема невелика. Сходи, разбуди Таню, пусть прикажет солдатикам этих девочек нежно обнять и надеть им браслетки.
– А мешки, заклейку делать?
– Наверно, не обязательно. Куда они отсюда денутся? Похрюкала рация, лежавшая все еще в кармане у Фрола.
– «Газель», долго стоять будем? Моторы стынут, – забеспокоились с «буранов».
– Сейчас, погодите минут пять. Не застынете, – проворчал
Сорокин и забрал рацию из кармана у Фрола, который притих, по-видимому, прислушиваясь к обстановке. Наим вылез из кабины и пошел к заднему борту…
Пока происходили эти события в кабине, в кузове «газели» жизнь вовсе не замирала. Катя и Настя, пригревшиеся было около Фрола, после его ухода с Наймом почуяли холод.
– У, блин! – проворчала Катерина. – Надо было этому козлу все разворошить. Так тепло было – и вот поперлись куда-то…
– Может, эти снегоходы заглохли? Вот влипнем, так влипнем…
– Сплюнь, дура! Это ж Сибирь, тут вообще никого. Нас и не найдут ни за что.
– И с чего это Фрола понесло? Скорешился с какими-то, наших подставил и кинул…
– Тебя не спросил. А нам надо сидеть и не рыпаться. И сказать «спасибо» за то, что с собой взял, а не бросил. Между прочим, когда Курбаши в прошлом году накрылся, Фролу самое оно было нас пришить. Чтоб мы не трепались, если приберут. А он нас не только из ментуры вытащил, но и при деле оставил.
Думаешь, он других медичек не нашел бы?
Со скамейки, примыкавшей к кабине, где сидели пленники, послышалось настырное мычание.
– Не ори, – буркнула Катя, – все равно не отпустим.
– Между прочим, – заметила Настя, – пока стоим, давно бы сходить могли. В смысле «мальчики – налево», «девочки – направо». Ехать еще неизвестно сколько…
– Уй, еще не хватало из кузова вылезать, тут хоть надышали, а там холодрыга собачья. Еще простудишь чего-нибудь…
– А если лопнет? Это лучше?
Со скамейки пленников опять послышались возня и мычание.
– Заткнешься ты или нет, паскуда? – рявкнула Катя. – Все, Зинуля! Начальство твое накрылось. И не хрюкай больше…
…Василию Лопухину, сидевшему рядом с Зинаидой, в туалет не хотелось. Непосредственно после посадки в Нижнелыжье Сарториус, выступавший в образе Фрола, организовал «оправку». Но зато ему дьявольски хотелось почесать нос. Поскольку руки у него были скованы за спиной, а на физиономии – мешок, то сделать это оказалось довольно сложно. Вася попробовал потереться носом о плечо сидевшей рядом Зинаиды. Та поняла это как-то не так и отпихнула Васю плечом. Тогда Вася повернул голову и почесал нос о плечо Клары Леопольдовны. Та была в полной прострации и ничего не заметила. Но вот Лопухин в результате этой операции совершенно неожиданно обнаружил, что отклеился уголок пластыря, налепленного ему на рот. Сначала показалось, будто это ничего не значит. Но когда Лопухин, хотя нос у него больше не чесался, еще пару раз потерся лицом о плечо безучастной Клары Леопольдовны, то оказалось, что пластырь отклеился больше, и теперь можно попробовать просунуть кончик языка. Вася маленько отмочил слюной пластырь, а затем опять потерся. На сей раз ему удалось освободить уже полрта. Еще один повтор – и Вася понял, что может даже произнести кое-что. Он повернулся к Зинаиде и прошептал:
– Зин, ты меня слышишь? Качни головой влево!
Баринова сделала требуемое движение и немного тюкнула головой Васю.
Лопухин прошептал:
– Попробую зубами снять с тебя пластырь. Идет? Зина утвердительно тюкнула его головой. Вася потянулся к ней лицом. Определить, где кто, они могли только по теплому дыханию, прорывавшемуся через поры мешков. Соприкоснулись носами. Василий, у которого пластырь от верхней губы еще не совсем отлип, постарался отогнуть его вверх. После того, как он провел своей упрятанной в мешок физией по прощупывавшемуся под мешком носу Зинаиды, ему это удалось. Втянув в более-менее освобожденный от пластыря рот сатин мешка, Вася прижался к лицу Бариновой, стараясь уцепить зубами сквозь два мешка еще и пластырь. Две попытки оказались неудачными. При первой он больно куснул Зинаиду за нос – вот это-то ее болезненное мычание и рассердило Катю с Настей, – а при второй просто скользнул зубами по пластырю, не сумев его захватить. Но вот третья попытка оказалась успешной. Самыми кончиками резцов Лопухину все же удалось зажать уголок пластыря и понемногу начать его отдирать. Это была не самая безболезненная операция, Зина опять замычала от боли, но главное было сделано: Зинаиде удалось освободить от пластыря рот.
– Васька, – пробормотала она тихонько, – ты – гений в трусиках! Ну, держитесь, дон Умберто!
– Таня! – послышался у заднего борта громкий голос Найма. – Подойди к командиру, пожалуйста.
– А… – просыпаясь, отозвалась Таня. – Сейчас…
– Крейзи дей! – набрав полную грудь воздуха, насколько позволял мешок, проорала Зинаида.
Это был тот самый секретный сигнал, который обеспечивал ей полную власть над Таней. Теперь Таня стала подобием Валерки и Вани и подчинялась Зинаиде столь же беспрекословно, как они – ей. Приказание Зины, даже произнесенное шепотом, Таня-Вика теперь НЕ МОГЛА не выполнить.
– Не торопись! – прошептала Баринова. – Скажи, что потеряла перчатку.
– Подожди, Наим, я перчатку потеряла, – вполне естественным, не вызывающим подозрений голосом отозвалась Таня.
– Ладно, – сказал Наим, – он в кабине ждет.
И пошел обратно к Сарториусу. Этим он продлил себе жизнь, так как Зинаида была готова отдать приказ Тане: «Убей его!» Приказ этот не последовал, вместо него Баринова произнесла все так же шепотом:
– Отдай мне управление Валеркой и Ваней!
Таня тут же вымолвила:
– Подчиняетесь ей!
Это было сказано громко, во весь голос, и вывело из полудремы опять согревшихся друг о дружку Катю и Настю.
– Ты чего орешь? – пробормотала Настя. – Совсем оборзела, на фиг!
– Сними с меня мешок! – приказала Тане Зинаида. – И с Лопухина – тоже. Валера и Ваня – уничтожить всех, кто вне машины!
Почему она отдала именно такой приказ – ей самой было непонятно. Наверно, потому, что волновалась и торопилась. А может, потому, что еще никогда не отдавала приказа убивать. Тем более таким бездумным исполнителям. Им скажи: «Уничтожайте всех!» – они и тебя вместе со всеми положат.
– Ты сдурела? – взвизгнула Катя. Но Валерка и Ваня уже выпрыгивали через задний борт с автоматами в руках.
Их сверхобостренное зрение прекрасно видело в уже сгустившейся темноте силуэты людей.
На сей раз Найму не повезло. Если б он успел залезть в кабину «газели», где сидели Сарториус и Фрол, то ничего бы с ним не случилось. Но он на свою беду услышал Танин приказ ребятам и вернулся к заднему борту.
Очередь, выпущенная Ванейв упор, пригвоздила Найма ко льду.
Грохот, раскатистым эхом пошедший гулять по тайге, заставил обернуться тех двоих, что оставались у «буранов». Но большего, чем обернуться, успеть они не смогли. Зеленовато-оранжевые трассеры двух автоматов рассекли тьму и вонзились в снегоходчиков. Затем простучала еще одна короткая очередь – Валерка, в точности выполняя приказ, подстрелил на расстоянии в сотню метров пересекавшего замерзшую реку и вспугнутого выстрелами зайца.
– Вы чего? – перепуганно вскрикнула Катя и бросилась к борту.
– Назад, дура! – закричал уже освобожденный от мешка, но не от наручников Лопухин.
– Не пускай! – крикнула Тане Зинаида, но та успела поймать только Настю. Катерина уже перемахнула через борт.
– Не стрелять! – заорала Баринова, и вовремя. Уже приприцелившийся в Катю Валерка опустил автомат. В ту же секунду из левой дверцы кабины выскочил Сарториус и бегом, прижимая левой рукой раненую правую, помчался по льду к «бурану». А Катя, обежав машину справа, открыла другую дверцу кабины, у которой дергался с мешком на голове скованный Фрол. Катя сдернула с него мешок, сорвала пластырь со рта, выщипнув с лица Фрола немало щетины и содрав кусочек кожи с губы. Мат, который изрек Валентин Сергеевич, получился искренним, но немного вялым.
– Осторожней, зараза! – было самым нежным из того, что он сказал.
– Чего они? – спросила Катя, но Фрол не стал объяснять, а послал ее по вполне приемлемому для женщин адресу.
Плечом он выпихнул медсестру из кабины, выпрыгнул следом и помчался бегом к другому «бурану».
Сорокин, вслед которому бесстрастно смотрели Валерка и Ваня, беспрепятственно добежал до одного «бурана», а Фрол с Катей до другого. Сарториус, подхватив автомат застреленного Ваней водителя, превозмогая боль в правой руке, обрезал буксир, взялся за руль и запустил мотор. Снегоход взвихрил снег гусеницей и рванул вперед. Все в том же направлении – вверх по реке. Р-р-рых! – и скрылся за поворотом.
– Ты водить умеешь? – спросил Фрол у Кати.
– Не-а… – пробормотала она.
– А я умею, но не могу.
Действительно, с браслетами на запястьях и руками за спиной не порулишь.
– Обыщи этого! – Фрол мотнул головой в сторору лежащего неподалеку сорокинца.
– Тьфу! – сплюнула Катерина. – Терпеть не могу жмуров.
Но тем не менее нагнулась и зашарила по карманам.
– Есть! – радостно вскрикнула она, выцарапывая из кармана залитой кровью куртки маленький ключик. – По-моему, этот…
Ключ подошел. Катя отперла наручники, и Фрол, размяв затекшие и начавшие было белеть кисти рук, отвязал буксирную веревку. Затем Фрол, как и Сарториус, подобрал автомат убитого и уселся на снегоход. Катя уцепилась за его спину.
– Ни черта не пойму! – проорал Фрол, когда мотор уже зажурчал. – Этих постреляли, а того не тронули. Ну, я с ним разберусь!
– Не надо! – протестующе завизжала Катя, но «буран» уже понесся в погоню…
Зинаида прекрасно слышала, как сначала один, а потом второй снегоход завелись и умчались прочь. Надо было дать какую-то команду.
– Таня, сними со всех наручники! И пластырь отлепи, у кого он есть…
Процедура всеобщего освобождения не заняла и пяти минут.
Почему-то сразу всем захотелось вылезти из машины и поразмяться.
На небе серебрилась яркая здоровенная луна, неплохо освещавшая окрестности. Слишком хорошо, чтоб исполнять естественные надобности без стеснения.
– Мальчики – налево, девочки – направо, – объявила Зина. – Далеко в тайгу не лезьте.
Лопухин, Сесар Мендес, Ваня и Валерка пошли на левый берег реки, а Зинаида, Таня, Клара и Настя – на правый. Идти надо было недалеко – всего метров десять.
Мендес с полдороги вернулся. Зачем, почему, отчего? Может, туалетную бумагу или хотя бы газетку надеялся в кузове найти…
В это самое время Сорокин, уже отъехав на полтора километра от грузовика, остановил снегоход. Прислушался – тарахтел мотор второго «бурана».
– Свои все здесь… – сам себе сказал Сарториус. – Самозванцев нам не надо.
Морщась от боли, он снял автомат с предохранителя, уложил его цёвьем на сиденье «бурана» и приложил приклад к левому плечу.
То, что в погоню за ним бросится Фрол, он не предполагал. По его расчетам, Фрол, если б даже ему удалось завести снегоход, должен был поехать вниз по реке, к Нижнелыжью. А вот если бы Фрола и Катю остановила Зинаида – не сама, конечно, а при помощи своих биороботов, – то вполне могла послать в погоню Соловьева с Русаковым. Или Таню. Сорокин даже допускал, что Баринова может и прикончить Фрола. Она ведь еще не знает ничего о ППД – «приборе перемещения душ», – который помог Сорокину стать Фролом на время операции против «Белой куропатки».
При воспоминании о ППД Сарториус охнул. Нет, не оттого, что раненая рука «стрельнула». Он просто вспомнил, что прибор остался там, в кабине «газели». Черт с ними, с трофейными материалам и блоками лутохинской установки, даже с «Z-8» и 331-м. До всего этого он, Сергей Николаевич, сам доберется. Танечка достаточно много сообщила. У Сарториуса в Оклахоме исследовательская база не хуже, чем у Баринова. Жаль, что не удалось увезти Сесара Мендеса. Это могло бы сильно ускорить дело. Но это тоже ерунда. Можно и без него до всего добраться. А может, удастся все-таки найти Дмитрия Баринова… Так что, несмотря на то, что операция сорвалась, Чудо-юдо потерпел немалый урон.