Текст книги "Приговоренный"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

– Носи на здоровье.

– Спасибо, – ответил пацан. Как такого мочить? Нет, у Клыка на это духу уже не было. Дай Бог, чтоб этому ментенку очко сравнялось.

Вытянув из-под сланей отпорный крюк, Клык как шестом подтолкнул катер носом к берегу, зацепился багром за ближайшее дерево и подтянул суденышко почти вплотную.

– Берите чемодан – и на берег, крали мои бубновые. А то тут в сторожихах оставлю.

Обе были полуневменяемые, с какими-то неживыми, малоподвижными глазами. Стресс, шок – Клык в этом мараковал плохо. Но взяли чемодан и сошли. Даже спрыгнули с носа не шлепнувшись в воду, а прямо на сухой берег.

Клык задержался, прибрал боеприпасы. Три магазина полных, один на треть отстрелянный – к автоматам, пять полных обойм к пистолетам, шестая – россыпью. Сами пушки ему были на фиг не нужны. Наручники все-таки отцепил и еще пару баллончиков с какой-то там «черемухой» оприходовал. Могли пригодиться. Напоследок Клык расшиб прикладом рацию, стоявшую на катере.

Она, правда, была выключена, но если б юноша-сержант как-нибудь сумел освободиться от наручников, то мог бы по ней настучать. Конечно, чтоб этого не случилось, проще было для страховки чикнуть пацана, но Клык, как известно, этого делать не хотел вопреки всей логике жизни.

– Отдыхай, – сказал Клык, потрепав сержанта по стриженой макушке. – А вообще, друг, валил бы ты из ментуры, пока не поздно. Не твоя это работа.

С этими словами он соскочил на берег и двинулся следом за женщинами, которые уже отбрели метров на двадцать в глубь леса.

Догнал он их вовремя. Как раз когда нервный шок, в котором пребывали Вера и Надя, перешел в истерику.

– Я… убила-а! – чуть ли не на весь лес крикнула Надежда, бухнулась наземь и принялась кататься, царапать землю ногтями, неистово колотить кулаками по траве, хвататься за кусты и выть, перемежая плач со смехом. Вера просто села под какой-то березой, уткнула лицо в колени и заплакала.

– Вы чего, дуры? – оторопело спросил Клык. – В Психляндию приехали?

– Уйди-и! – провизжала Вера. – Уйди, пожалуйста!

– Пожалуйста, – сказал Клык, подхватывая чемодан левой рукой. – Без вас удобнее.

Насчет того, что удобнее, он явно пере гнул. Чемодан был тяжелый, здорово оттягивал руку. А в правой был автомат, его пока Клыку убирать не хотелось.

Хотелось ему другого: во-первых, чтоб те менты, что задержали «Бугровск», как можно дольше не отыскали то место, где они высадились на берег, а во-вторых, чтоб он лично вместе с чемоданом успел за это время дерануть отсюда как можно дальше. Странно, но то, что он не стал тратить время на то, чтоб уговорить спутниц закончить рев, сыграло положительную роль в прекращении истерики. Когда Клык, чуть прихрамывая на свою не долеченную ногу, но достаточно быстро зашагал куда-то прочь от реки и шаги его стали постепенно удаляться в глубину сумеречного предрассветного леса, Вера и Надя, как по команде, затихли, прислушиваясь. Они позволяли себе лишь изредка пошмыгать носами.

– Ушел, – пробормотала Надя, – совсем ушел!

– Ну и хорошо, – сказала Вера, стирая с лица слезы. – Нужен он нам, бандюга этот.

– А что мы теперь делать-то будем, дура? – вскричала Надя. – Сейчас милиция прибежит, заберут нас, поняла?

– Пусть, – Вера фаталистически вздохнула, – хуже не будет.

– Не будет? – взвилась Надежда. – Да ты что! ОМОН нас самое малое сапогами истопчет, если поймает. А уж в тюрягу точно посадят. Как сообщников.

– А мы скажем, что он нас силой гнал. Как заложниц. – Вере это пришло в голову неожиданно.

– Кто поверит-то? – скривилась Надежда. – Девочка наивная! Этот, водитель на катере, все скажет. Уй, и зачем я только с вами связалась!

– С нами? – возмутилась Вера.

– Конечно! – напомнила Надя со злостью. – Я ж тебе говорила, что это банда, а ты все одно: «Он – чекист, прокурор – вор, я – умная, все знаю, а ты, дура деревенская, ни хрена не понимаешь». Забыла, что ли?

Вера вспомнила. Крыть вообще-то было нечем. «Сама полюбила, никто не велел», – как пелось в старой песне.

– Мы ж убийцы теперь, поняла ты? – прошипела Надежда. – Убийцы! Мне-то еще чего, я нечаянно. А ты-то? А?

– Но ведь все равно когда-нибудь поймают, – обреченно произнесла Вера.

Когда-нибудь! Еще ж не поймали! А с этим еще долго ловить будут!

Да он нас сам убьет. – Вера в это те верила, но почему-то пустила в ход этот аргумент.

– Не убьет! Раз сейчас не убил, значит, не убьет… – Надя больше надеялась, чем была убеждена в последнем, но все-таки произнесла эту фразу.

И Надежда, наскоро отряхиваясь, сорвалась с места и побежала в глубь леса следом за Клыком.

Вера нерешительно сделала несколько шагов в противоположном направлении и тут испытала страх. Нет, не перед милицией и тюрьмой. Перед одиночеством. Ей представилось, будто ее задержат одну, а Клык с Надеждой еще час-другой или, может быть, целые сутки будут на свободе. Нет, она не хотела одна отдуваться за все!

Она тоже припустила через лес – догонять Надежду.

Клык, пока бабы препирались, отшагал метров двести. И увидел, что впереди, еще в полсотне метров, заметно посветлело. Еще немного – и он оказался на обочине ровной и, судя по всему, недавно проложенной бетонной дороги. Не нужно было состоять на службе в ЦРУ, чтоб сразу догадаться – ее проложили доблестные российские воины. Прежде всего, по плохо залитым зазорам между плитами, по перекосам самих плит и безобразным кюветам.

Стало ясно, что эта дорожка скорее всего одним концом упирается в тот самый военный аэродром, о котором поведал молоденький сержант. Карту у него Клык забрал, но на ней никакой дороги, разумеется, не числилось. Позже он понял, что на ней и не могло ничего числиться, ибо выпущена была эта карта еще при Советской власти, аж в 1990 году. Видать, думали, что речной милиции новее иметь не к спеху. Наверно, правильно думали – река-то не изменилась.

На саму дорогу Клык вылезать не стал, а решил поразмыслить в придорожном ельнике. Долго думать не пришлось, потому что метрах в пяти от него послышался треск и на обочину дороги выбежала встревоженная Надя.

– Петя-а! – позвала она чуть ли не во весь голос.

Клык не знал, далеко ли менты, и отчетливо, но не очень громко выругался:

– Ты чего орешь? Здесь я.

Еще через пару минут относительно тихо и скромно прямо к ним в ельник подошла Вера.

– Ну, очухались? – спросил Клык. – Вместе пойдем или кто куда?

– Вместе, – сказала Надежда.

– Ты вор? – спросила Вера, пытаясь заглянуть Клыку в глаза.

– Не-а, – ответил он, – я благородный разбойник. А вообще, лучше, если ты будешь считать, как считала. То есть что я чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.

– Ты вроде бы капитаном назывался… – Надежда старой песни Высоцкого не знала и не поняла юмора.

– А мне по рации передали, что я в майоры произведен, – нахально хмыкнул Клык. – Вы учтите, девушки, что когда нас, грубо говоря, повяжут, то вам стоит утверждать, будто вы мне верили и в моем, извиняюсь, чекистском происхождении не сомневались. Потому как если начнете говорить: «Он бандит, мы сразу просекли!», то пойдете за соучастие. И вообще, нам с вами могут запросто 77-ю припаять как вооруженной банде. Сейчас, по слухам, это очень в моде. Но это – только в довесок к 102-й «в» для Верочки и 106-й для Надечки.

Надя только охнула, поскольку думала, что ее статья, самая большая по номеру, и есть самая страшная. Наверно, она бы стала спрашивать, за что ей такая привилегия, если бы вдруг не послышался гул мотора приближающейся машины.

Клык пригнулся сам и пригнул к земле Надю с Верой. Мимо них, брякая разболтанными бортами, по неровно положенным плитам промчался военный грузовик.

«Так, – подумал Клык, – катаются, стало быть». Он посмотрел на автомат и подумал, что военные имеют приказ пассажиров не брать, особенно если у тех оружие в руках. Но если не с автоматом, а с чемоданом и с парой бумажек, то, пожалуй, могут и взять. Даже если старшим по машине будет офицер. Только вот далеко ли увезут?

Он еще раз посмотрел на карту. Вот протока, вот здесь примерно они причалили, а вот сюда куда-то вышли. А это шоссе на Москву. Стало быть, к Московскому шоссе надо ехать влево, если подойти к обочине с этой стороны дороги, и вправо – если с противоположной.

А вообще-то лучше послать кого-то из баб. Проголосует солдатам мужик – шансов, что остановятся, немного. А вот если баба – другое дело. Почти наверняка подвезут. А за компанию и Клык присуседиться может.

Клык деловито запихал в чемодан все вооружение, кроме «Макарова», засунутого под куртку. Достал две красные «полтинничные» бумажки, положил в карман. После этого придирчиво оглядел себя и дам. Конечно, видуха была не лучшая. Морды, правда, покорябаны в нескольких местах, но фингалов нет. Помяты, но на бомжей не похожи. С таким чемоданом, – если его не открывать, конечно, – больше смахивают на деревенскую компанию, едущую в город продавать мясо. Клык, стало быть, муж, Надька может сойти за жену, а Верка – за сестру мужа. Опять же если никто не будет спрашивать документы.

Стоит попробовать! Если что не склеится, можно достать пистолет и рискануть нахалом. Даже со стрельбой.

– Вот что, бабоньки, если пойдет машина, выходите на дорогу и голосуйте. Может, притормозят, подъедем вперед на шоссе, там опять проголосуем, если эти дальше не повезут.

Опять зашумела где-то машина. Клык не уловил, справа или слева. Но Надежда на всякий случай вышла к обочине.

Слева появился зеленый армейский «УАЗ» – что-то вроде санитарного микроавтобуса, но без красного креста, с трехцветной эмблемкой «ВС». Клык считал это дело пустым номером, но тут вспомнил, что не сказал Надежде, каким машинам голосовать: идущим справа или слева. Когда собрался сказать, что машины, идущие слева, им не нужны, опоздал: «УАЗ» уже остановился.

И не только остановился. Шофер остался за рулем, а из правой передней дверцы на обочину выскочил коренастый невысокий мужик в морской фуражке, потертой кожанке и черных брюках с голубым кантом.

– Надюха! – завопил он. – Ты ли это?

– Володечка? – скромно отреагировала Надежда, потому что боялась ошибиться.

– Ну! – Морячок-летчик был в явном восторге, и Клык решил, что сейчас он предложит Надежде прокатиться с ним в городок, в какую-нибудь квартирку, так как у летуна небось жена сбежала или отдыхать от него уехала. Из этого следовало, что по новой диспозиции Клыку лучше оказаться братом Надежды, а Вере – его женой. Правда, морячок мог быть в прошлом ее соседом по парте в школе или по горшку в детском саду, а потому прекрасно знать всех братьев Надежды, если таковые вообще имелись. Точно так же он мог знать и всех сестер, а потому вариант: Вера – сестра Надежды, а Клык – муж сестры – тоже был не идеальный.

Так или иначе, но Клык вместе с Верой и чемоданом вылез из ельника. За стеклами в салоне микроавтобуса никого не просматривалось, только за рулем был матрос в пилотке.

– На базар? – спросил Володя, не дав Клыку раскрыть рот.

– Ага, – ответил Клык, – в Москву.

– Серьезно? – просиял морячок. – Значит, по пути!

– Как это? – удивился Клык и решил проявить эрудицию. – Вы ж с Московского шоссе сюда едете, так?

– Само собой.

– Так вроде не по пути…

– Чудак! Ты думал, я вас два часа до города трясти буду? – хихикнул Володя. – Чтоб вы еще восемь часов до Москвы на поезде пилили? Никак нет С каждого по стольнику – и через полтора часа вы в Москве. Годится?

– Серьезно? – Теперь уже Клык не мог поверить в такое везение. – Ты ж военный?

– Ну, военный. А борт – транспортный. Сегодня гарнитур мебельный для начальства везу. Уже погрузили небось. Ну, садитесь?

Клык пропустил дам, влез сам, морской авиатор Володя забрался на свое место, и матросик-водитель погнал машину по бетонке. Откуда-то из-за теса уже слышался низкий, тяжелый гул прогреваемых моторов…

ШАНСЫ БЛИЗЯТСЯ К НУЛЮ

Невыспавшийся, небритый, с ввалившимися глазами, Иванцов вернулся домой, скинул ботинки и пластом вытянулся на диване в гостиной. Он решил не отвечать на звонки – все равно толку от этого уже не было.

Солнце мешало спать. Слишком ярко светили его красноватые утренние лучики в просторное окно и балконную дверь. После бестолковой, нервней, дерганой ночи, проведенной в кабинете Рындина, откуда тот руководил операцией, вздремнуть было просто необходимо. Но слишком уж много злости накопилось у прокурора. Причем самой страшной злости – бессильной. Эта злость способна и сна лишить, и покоя, и разума.

Ни шиша у них с Рындиным не вышло. Все, буквально все было против них.

Началось с того, что Маша, которую чекисты привезли в УФСБ, наотрез отказалась говорить. Она самым наглым образом ржала в лицо Рындину и Иванцову, нежно называла их суками легавыми, предлагала им отсосать у дохлой обезьяны банан тропического леса или просто чего-нибудь деревянненького, а также перечислила всю родню Рындина и Найденова, которую якобы имела в извращенной форме. Несколько раз ей удалось грохнуться на пол и начать колотиться головой об пол. Несколько синяков и ссадин, совсем неопасных, но очень эффектно выглядящих, Маша при этом сумела приобрести. Для полноты картины она разорвала на груди кофту и платье, после чего, вывалив весь бюст наружу, принялась истошно орать на все управление: «Караул! Насилуют!» Потом, сменив пластинку, начала рыдать и истерически хохотать, явно пытаясь представить из себя психическую. Наконец, изловчившись – тут страховавшие прокурора сотрудники ФСБ слегка лопухнулись, – Маша укусила Иванцова за палец, а потом злорадно захохотала и заорала, что заражена СПИДом.

– Сдохнешь, сдохнешь, как пидор! – веселилась она.

Будь дело обычным, конечно, не стали бы областные тузы так мучиться. Дали бы Машу в руки ребят попроще и ждали бы, что из нее удастся вытянуть. Но в том-то и финт, что Маше нельзя было давать беседовать с лишними людьми. Хватит того, что Найденов уже взялся раскручивать свою игру.

В общем-то Машу просили только дать показания против Найденова. Ну и частично о том, не знает ли она, куда может направиться Клык, если ему удастся, допустим, добраться до Москвы. Это спрашивалось на всякий случай, хотя поначалу и Рындин, и Иванцов считали, что без хлопот перехватят Клыка на «Бугровске». Группа должна была вылететь на вертолете и высадиться прямо на сцепку по тросу. Рындин уверял, что все у него на мази, люди обучены и вертолет готов. Но, как оказалось, вертолет нечем было заправлять. А в это время Найденов уже провел свою операцию с помощью катеров речной милиции. В результате, как удалось выяснить через одного эмвэдэшного чина, осведомлявшего ведомство Рындина, два омоновца погибли, а один был ранен, но при этом удалось захватить Ивана-капитана и его подручного, которые везли на барже несколько десятков пистолетов «ТТ» и «ПМ», а также патроны к ним. Но ни Клыка, ни его спутниц взять не удалось.

Куда они смылись, милиция так и не разобралась. Во-первых, катер, преследовавший ту посудину, что захватил Клык, не догадался свернуть в протоку и промчался по основному руслу почти пять километров, не разобравшись, что преследует пустоту. Точнее, две лодки с рыбаками-браконьерами, не имевшие никакого отношения к делу. Услыхав стрельбу на Коровинском плесе и рев милицейских катеров, эти мужики подумали, что начался месячник борьбы с браконьерством, о котором их позабыл предупредить давно купленный и напоенный рыбинспектор. Сгоряча омоновцы и моторист-рулевой не уловили разницы в звуке моторов и поняли, что ловили не тех, только тогда, когда настигли одну из лодок и дали по ней не предупредительную, а прицельную очередь. Убить, слава Богу, никого не убили. Поскольку браконьеры попались с уловом, имели на борту сети и обрез мелкашки, а кроме того, попадались уже не в первый раз, то решили их прибрать и повезли на Коровинский плес, где на берегу стояли несколько машин и уже находились Иван с «карасем» и трофейной "казанкой». На «Бугровске» в это время шел обыск тут же прибыли представители пароходства и тех легальных грузоотправителей, которые, конечно, никакого отношения к пистолетам не имели. Однако по ходу обыска обнаружилось, что на баржах полно груза. который по документам не числится, а кроме того, отсутствует значительная часть того груза, который вроде бы по документам должен быть на борту, Найденов и еще несколько высоких чинов, поднятые ночью с постелей, вынуждены были заниматься всем этим обилием правонарушений, потому что объявить своему личному составу об истинной цели затеянного начальник областного управления не мог. В сутолоке – на берегу сбилось в кучу уже несколько десятков машин с мигалками – Найденов даже не приметил, что ФСБ тоже прислала своих представителей. Эта же сутолока, которую Найденов сумел прекратить не слишком быстро, привела к тому, что розыски угнанного Клыком катера начались примерно через час после того, как омоновцы, сцапавшие браконьеров, нашли того, кто смог определить их пленников на посадку, то есть официально оформить задержание.

Во-вторых, нашли этот угнанный катер только через два часа после того, как Клык, Вера и Надя уселись в военный микроавтобус. Причем не на том самом месте, где Клык оставил его с пристегнутым к баранке сержантом и валяющимся на дне трупом. Сержант пытался отцепиться от баранки, но вместо этого, ворочаясь, сдвинул нос катера с мели, и течение понесло его вниз по протоке, пока не затащило в заросшую камышами заводь. Еще минут десять от сержанта было трудно добиться каких-то связных слов, пришлось его отпаивать валерьянкой. Наконец он сумел объяснить, где высадились беглецы. До этого их усердно искали на противоположном берегу реки и на острове, находившемся между протокой и основным руслом. Выезд с военной бетонки на Московское шоссе был перекрыт, но никто не мог предположить, что у Надежды окажется друг-пилот…

Об этом стало известно лишь после того, как догадались обратиться к военным и поспрошать, не подвозил ли кто кого-нибудь. Нашарили водителя – матроса-срочника по фамилии Прошкин, и тот сознался, что привез на аэродром знакомых капитана Ольгина, которых тот взял себе на борт «Ан -26». К тому моменту, как водитель был допрошен, этот самый «Ан-26» морской авиации уже почти час как приземлился в военном аэропорту Щербинка под Москвой.

Ольгина нашли довольно быстро, и он хоть и не сразу, но рассказал, что довез до Щербинки свою знакомую Надежду Авдохину и ее знакомых, Петю и Веру, а также вывел их с территории аэродрома и посадил на рейсовый автобус, шедший до железнодорожной станции. А когда капитану начали говорить, что он, сукин сын, закон, присягу и еще чего-то нарушил, взявшись за триста тысяч преступников от правосудия увезти, то он выматерился от души и ответил, что присягал тому государству, которое зарплату вовремя платило и квартиры давало. Потом он, правда, сказал, что Надя и ее знакомые оставили ему адрес и телефон, по которому их искать в Москве. Проверили, хотя загодя знали, что скорее всего это липа. Так оно и вышло. Под тем номером дома, который записал доверчивый капитан, на Комсомотьском проспекте оказался Дворец молодежи, а телефон принадлежал магазину «Океан».

Шансы найти Клыка приближались к нулю.

Иванцову было тошнехонько. Клык находился в Москве, причем скорее всего без каких либо документов (о паспорте на имя Кузнецова, подаренном Курбаши Клыку, Иванцов не догадывался). Из этого следовало, что Клыка могут случайно задержать в Москве и, начав разбираться, узнают о его «чудесном» спасении из-под расстрела. И скорее всегэ уведомление о том, что Клык задержан, первым получит Найденов. Тогда у него будет преимущество перед Рындиным и прокурором. Сейчас в руках у Иванцова только Маша. Но она Найденова не заложит. Или заложит, но только вместе с прокурором, что, конечно, облегчения не принесет. С ней нужно долго работать. Но на суде ее быть не должно. Такая стерва в момент может отказаться от показаний, да еще и заявить, что их у нее выбили.

Не здорово все это. Вдобавок Иванцов сидит здесь, а Клык бегает по Москве. И повлиять на события гражданин прокурор никак не может. Конечно, в Москве есть друзья, знакомые, приятели. Но связываться с ними по телефону, зная, что на нем «висит» Рындин, – некультурно. То, что он вчера взялся помогать, не стоит ломаного гроша. Просто решил покрепче привязать. Получив еще и московскую нитку в руки, может и вовсе оседлать.

С другой стороны, куда без него деться? Все, что Иванцов знает о действиях Найденова, идет через Рындина. Нет никакой гарантии, что они каким-то образом не договорились. И тогда им будет очень легко выстроить против Иванцова такое дело, которое никакой адвокат не развалит. Даже Плевако. Себя им открутить будет легко – они липовый акт не подписывали. Господи, дернул же черт пойти на такое! Да еще и отослал все что нужно наверх. Подождать не мог! Хотя кто ж его знал, что там, на этом Черном болоте, все так повернется?

Неужели Валера Найденов решил на его костях в рай проехать? Очень уж не похоже на него. Столько водки вместе выпито – и ни разу не подводил. Запутался, испугался после Грекова? Но ведь тем более надо за Иванцова держаться. Сейчас, если что, придет новый на это место, из Москвы или из другой области, он тут такого нашерстит – небу жарко станет. Авторитет начнет набирать. Свидетелей – пруд пруди. Только узнают, что Иванцова сняли, завалят прокуратуру заявлениями по поводу найденовских делишек. Их, кстати, у самого Иванцова лежит пара сотен. Пока без движения. Но ведь тот, к го придет потом, может и двинуть. Неужели Найденов хоть об этом не подумал? Нет, сомнительно. Он не дурак и не самоубийца. Хотел просто уважать себя заставить? «…И лучше выдумать не мог…»

Кружок лиц, которые знают о деле ВСЕ, пока невелик. Полностью в курсе всего только они трое: Иванцов, Рындин, Найденов. Но сколько людей уже узнали маленькие кусочки фрагмента и отрывочки? И при желании можно все выстроить, собрать, сложить…

Нет, просто так валяться и думать – никаких нервов не хватит. Надо срочно что-то делать. Ехать к Найденову, говорить начистоту, напрямую и без посредников. А то Рындин, пожалуй, все возьмет в свои очень чистые чекистские руки. И придется Иванцову, мило улыбаясь, подписывать постановления по первому чиху здешнего «Феликса», то есть Андрея Ильича. Тот уж сам будет думать, кому надо сидеть в тюрьме, а кому – в прокурорском кресле.

Виктор Семенович резко оторвал голову от диванной подушки, провел ладонью по щетине, подумал, что не худо бы побриться, если уж выспаться не удалось. Но не успел он встать, как стоявший неподалеку телефон разразился требовательной трелью.

Не хотел отвечать, но рефлекс сработал – рука как-то непроизвольно сняла трубку.

– Иванцов.

– Это опять Рындин, Виктор Семенович. И с очень дурной вестью. Мужайтесь. Найденов умер.

– Господи! – ахнул прокурор, искренне испуганный, прежде всего тем, что к такому повороту дел был не готов и не знал, радоваться или плакать. – Что случилось-то?

– Инфаркт миокарда, обширный. Должно быть, переволновался вчера, во время операции на реке, а сердце подвело. В машине прихватило, когда ехал оттуда. До госпиталя не довезли. Сейчас он там, на крестьянской, в морге.

– Горе-то какое, а? – вздохнул Иванцов. – Я ж его еще лейтенантом помню… Ему ведь до пятидесяти еще далеко было. И такая незадача.

– Все под Богом ходим, – философски заметил Рындин. – Все в руках его. Ну, вы уж извините меня, все я вам нервы порчу звонками своими. Не сердитесь.

– А куда ж денешься? – сказал Иванцов, начиная – понимать, что со смертью Найденова ситуация меняется, и очень серьезно.

Когда трубка телефона легла на рычаги, Иванцов о шугал странное возбуждение. Почти приятное, хотя он еще не очень понял, многое ли изменит смерть Найденова. В конце концов, Клык по-прежнему наездился в Москве, и никто не мог поручиться, что он уже не сидит в какой-нибудь каталажке вместе со своим чемоданом, иконой и компроматом на Иванцова.

Почти сразу же пришло в голову, что этот инфаркт у Найденова мог быть не роковой случайностью, а следствием хорошей работы Рындина. Кто его знает, какие у него в хозяйстве имеются спецы и что они умеют. Но в общем теперь на это можно начхать. Надо сейчас же, ближайшим рейсом, мчаться в Москву. Там и только там можно решить все проблемы.