Текст книги "Неандертальцы: история несостоявшегося человечества"

Автор книги: Леонид Вишняцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

В поисках религии

Ни само по себе существование захоронений, ни даже существование представлений о «жизни после смерти» не обязательно означает существование идеи сверхъестественного, потустороннего, идеи некоего высшего начала или начал, от воли которых человек зависит и которым должен поэтому поклоняться. Иными словами, не обязательно означает существование религии. Мы не знаем (и, возможно, никогда не узнаем), был ли неандертальский погребальный ритуал хоть как-то связан с религией, как не знаем и того, включало ли вообще мировоззрение и поведение людей среднего палеолита – идёт ли речь о неандертальцах или гомо сапиенс – какие-то компоненты, которые можно было бы назвать религиозными. Попытки обнаружить свидетельства такого мировоззрения и следы такого поведения предпринимались не раз, и не раз на весь мир объявлялось, что искомые доказательства найдены, но в итоге неизменно оказывалось, что желаемое было принято за действительное, а реконструкции выданы за факты.

Примером может служить история с «открытием» у неандертальцев культа пещерного медведя. Предположительные свидетельства его существования в виде сгруппированных особым образом черепов и других костей этого животного были обнаружены в начале прошлого века в ряде пещер Центральной Европы. Особенно большую роль в становлении рассматриваемой гипотезы сыграла пещера Драхенлох в Швейцарии. Местным жителям давно было известно, что в ней находят огромные кости (отсюда, вероятно, и название «Драконова»), и раскопки Э. Бэхлера, проведённые в 1918–1921 гг., это подтвердили. Бэхлер обнаружил в Драхенлохе многочисленные скелетные останки пещерных медведей, включая десятки хорошо сохранившихся черепов. Его внимание привлекла явная упорядоченность в расположении черепов и некоторых других костей: они лежали вдоль стен и в нишах. Особенно же примечательно было наличие конструкции наподобие ящика в метр высотой, из крупных плит известняка, внутри которого находилось несколько медвежьих черепов, ориентированных сходным образом. Позднее похожая картина (разве что без «ящиков») была зафиксирована ещё в ряде пещер: Петерсхёле в Германии, Вильденманнислох в Швейцарии и т. д. Всё это, по мнению Бэхлера и многих его современников и единомышленников, доказывало, что в «медвежьих пещерах» совершались культовые жертвоприношения и/или магические ритуалы, а совершали их неандертальцы. Так, австрийский палеонтолог О. Абель писал о том, что в Центральной Европе в мустьерский период забой медведей сопровождался принесением в жертву их черепов и длинных костей, а выдающийся французский археолог аббат А. Брейль назвал Петерсхёле «палеолитической молельней».

Нашлись, однако, как водится, и скептики. Они обратили внимание на множество несообразностей и противоречий в публикациях Бэхлера, а также на то обстоятельство, что самые важные факты, приводимые им и другими исследователями в пользу существования у неандертальцев «медвежьего культа», по сути, ничем не подтверждены и не могут быть проверены. Взять хоть каменный «ящик» с черепами из Драхенлоха. Как проверить, существовал ли он в действительности? Увы, никак. Фотографий нет, а сама эта конструкция (или то, что за неё принималось) в ходе раскопок была разрушена рабочими. Ещё хуже то, что её рисунки, опубликованные в разных трудах Бэхлера, не соответствуют один другому. Так, на рисунке в ранней публикации (1921 г.) в ящике лежат два черепа, обращённые на юг, а на рисунке в поздней публикации (1940 г.) черепов уже шесть, и обращены они на восток. Есть и множество других расхождений. Та же история и с другой находкой в Драхенлохе, на которой базировалась культово-ритуальная интерпретация. Речь о медвежьем черепе, под скуловой отросток которого вставлена медвежья же бедренная кость. В ранней публикации кость под левой скулой, а в поздней – под правой. Есть также серьёзные расхождения между словесными описаниями Бэхлера и его же рисунками.

Ранее, ещё до Драхенлоха, Бэхлер исследовал пещеру Вильдкирхли, выявив там останки примерно 800 медведей. Поскольку следов присутствия человека в этой пещере не было, он определил её как естественное медвежье кладбище. Этот факт, как и вообще научная репутация Бэхлера, противоречит предположению о намеренном подлоге; скорее, учёного подвело то, что фиксация находок в процессе раскопок в Драхенлохе должным образом не производилась, а описания и иллюстрации для публикаций он делал по памяти. Вероятно, и «ящики», и «выкладки» костей в нишах вдоль стен, действительно, были. Вот только имели они, скорее всего, естественное происхождение. «Ящики» могли получиться из плит, отслоившихся от потолка пещеры и оставшихся после падения стоять вертикально или под углом среди других камней и костей, а выкладки, видимо, явились результатом деятельности самих медведей, которые, прокладывая себе путь к месту зимней спячки, сдвигали останки своих умерших в пещере собратьев в сторону, так что за десятки тысяч лет вдоль стен и в боковых нишах накопились десятки целых черепов и костей. Те же, что не были сдвинуты, были мало помалу растоптаны, поэтому в центре пещерных коридоров целых костей нет [210]210
  Tillet 2002.


[Закрыть]. В другой Драконовой пещере, австрийской, за время её функционирования в качестве берлоги нашли свой конец тысячи медведей, но при этом в ней обнаружено лишь 76 целых черепов, почти все – вдоль стен. Такую выборочную сохранность легко принять за результат намеренной деятельности, но на самом деле это, скорее всего, не так.

В принципе, конечно, вполне возможно, что в среднем палеолите, помимо человеческих захоронений, практиковалось иногда и захоронение животных или отдельных частей их скелетов, и что оно носило ритуальный, культовый характер. Однако доказать это пока никому не удалось. Может быть, всё дело в том, что наиболее красноречивые свидетельства «медвежьего культа» были открыты слишком рано, когда ещё не существовало адекватных методов их изучения и фиксации, либо в том, что по случайному стечению обстоятельств эти свидетельства попали в руки недостаточно квалифицированных исследователей и были ими загублены. А может быть, причина просто в том, что никаких свидетельств на самом деле и не существовало. Так или иначе, но во всех без исключения случаях, для которых предполагалась символическая упорядоченность черепов и иных костей, объяснить характер залегания находок можно (и притом гораздо проще) действием естественных, биологических и геологических процессов, так что вопрос о существовании у неандертальцев культа пещерного медведя остается пока открытым. Сам я, кстати сказать, был бы очень рад, если бы вопрос этот в конце концов решился положительно, но особых надежд на сей счёт не питаю [211]211
  Тем не менее жаль, что этой темой уже давно никто всерьёз не занимался.


[Закрыть].

Очень похожим образом складывалась судьба ещё одной гипотезы – о существовании у неандертальцев культа человеческих черепов. Здесь тоже было много интригующих находок и захватывающих воображение реконструкций, но слишком мало поддающихся проверке фактов; и за широким признанием тоже последовало почти всеобщее отрицание. Толчок развитию идеи о большом распространении в доисторические времена культа человеческих черепов дало открытие в начале прошлого века двух коллективных захоронений мезолитического времени в пещере Офнет на юге Германии (в Баварии). В них было обнаружено в общей сложности 33 мужских черепа, окрашенных охрой и сопровождавшихся погребальным инвентарём, включавшим различные украшения. К неандертальцам эта находка прямого отношения не имела, но после появления работы Бэхлера о Драхенлохе просто не могла не возникнуть мысль о том, что наряду с культом черепов пещерного медведя они могли практиковать и культ человеческих черепов. Подтверждение не замедлило последовать. В конце двадцатых – начале тридцатых годов в Чжоукоудяне (1929), Нгандонге (1931–1933) и Штейнгейме (1933) были найдены черепа гоминид с разрушенным или сильно повреждённым в районе затылочного отверстия основанием. Многие исследователи с готовностью восприняли это как наглядное доказательство существования у неандертальцев, а также их современников и даже предшественников каннибальских ритуалов, составной частью которых была цереброфагия – поедание мозга умерших. Предполагалось, что затылочное отверстие расширяли намеренно, с целью получения доступа к содержимому мозговой полости. Своего апогея развитие этой гипотезы – ритуального каннибализма с последующим поклонением черепам – достигло в середине прошлого века, после появления серии публикаций А. Бланка о находках в гроте Гуаттари в Италии.

В 1939 г. в ходе эксплуатации карьера на горе Монте Чирчео недалеко от Рима рабочие обнаружили вход в неизвестный ранее грот (его назвали по фамилии руководителя работ), а на полу грота нашли череп неандертальца, который в тот же день был передан посетившему место открытия археологу А. Бланку. Изучив вместе с антропологом С. Сержио находку и восстановив, насколько это было возможно по рассказам очевидцев, условия её залегания, Бланк пришёл к выводу, что ему в руки попало доказательство существования у неандертальцев сложных каннибальских церемоний. Согласно его реконструкции, человек, чьи останки находились в гроте, был умерщвлён ударом в правый висок, затем голова была отделена от туловища, после чего череп с помощью орудий освободили от мягких тканей (включая мозг) и поместили затылочным отверстием вверх в центре округлой выкладки из камней (рис. 8.5). И само убийство, и все последующие действия носили, по мнению Бланка, церемониальный характер, а лежавшие на полу грота кости животных он рассматривал как остатки ритуальных приношений [212]212
  Blanc 1961: 124.


[Закрыть].

Картина, нарисованная итальянским исследователем, казалась столь убедительной, что многие его коллеги стали считать её типичной для всех неандертальцев вообще. Если по поводу каннибализма ещё возникали сомнения, то культ черепов как таковой считался установленным фактом. То обстоятельство, что изолированные черепа, а также нижние челюсти составляют значительную часть среди находок неандертальских останков, послужило основанием для предположения, что погребальный ритуал часто проводился в два этапа: на первом совершалось захоронение, а на втором череп отделяли от скелета и возвращали на место обитания группы, к которой принадлежал его обладатель. После этого он становился объектом поклонения или просто служил напоминанием об умершем. «Можно утверждать, не рискуя ошибиться», – писал один из авторов сборника, изданного в Германии в ознаменование столетия открытия в гроте Фельдгофер, – «что в подавляющем большинстве случаев ископаемые костные останки представителей неандертальской расы являлись объектом особых культовых манипуляций в ходе посмертных обрядов» [213]213
  Bergounioux 1958.


[Закрыть]. Увы, сегодня, когда миновал уже и полуторавековой юбилей открытия в Неандертале, это утверждение выглядит по меньшей мере преждевременным и чрезмерно категоричным.

Рис. 8.5.Неандертальский череп в гроте Гуаттари. Так долгое время изображали его положение к моменту открытия. На самом деле, вероятно, реальность в данном случае была несколько приукрашена

Дело в том, что главная опора гипотезы о культе черепов рухнула. Специальные исследования, проведённые на рубеже восьмидесятых и девяностых годов прошлого века, привели к выводу, что если кто и справлял кровавые пиршества в гроте Гуаттари, то вовсе не люди, а… гиены. Изучение самого черепа, залегавших вокруг него костей животных и имевшейся полевой документации показало, что интерпретация, связывающая эту находку с ритуальной практикой неандертальцев, крайне сомнительна. В частности, выяснилось, что повреждения на черепе оставлены не каменными орудиями, а зубами падальщиков и иными естественными агентами, а что касается округлой выкладки из камней, то её, скорее всего, вообще не существовало. Была лишь обычная куча обломочного материала, какие не редкость в пещерах. Кроме того, и лежал череп первоначально тоже совсем не так, как это изображалось в публикациях. Словом, от «доказательной базы» ничего не осталось [214]214
  Stiner 1991; White and Toth 1991.


[Закрыть].

И всё же некоторые более поздние находки заставляют воздержаться от вынесения окончательного и отрицательного вердикта относительно возможности существования в среднем палеолите культа черепов (окончательные вердикты вообще дело неблагодарное, особенно в науке). В частности, погребение Кебара 2 прямо указывает на то, что по крайней мере в отдельных неандертальских группах некие манипуляции с черепами умерших действительно производились. Хотя костяк, обнаруженный в этом погребении, имеет очень хорошую сохранность (кости таза и грудной клетки нигде не представлены так полно, как здесь, и единственная неандертальская подъязычная кость тоже происходит именно отсюда), череп отсутствует. В то же время ряд деталей указывает на то, что первоначально было захоронено всё тело целиком: во-первых, среди находок имеется зуб (зуб мудрости), во-вторых, на шейных позвонках нет абсолютно никаких следов работы орудиями и иных повреждений, неизбежных при отделении головы от туловища. Создаётся впечатление, что сначала покойного похоронили, а после того, как мягкие ткани, включая хрящи, разложились, череп вынули из могилы (совсем неглубокой) и куда-то унесли. Если так, то, получается, что в данном случае погребальный ритуал и в самом деле был двухэтапным, а череп являлся для совершавших его людей объектом особого значения.

Литература

Древнейшие символы: Столяр 1985: 124–134; Шер и др. 2005: 65–69; Chase and Dibble 1987; D’Errico 2007; D’Errico et al. 2003; Soressi et D’Errico 2007; Zilhão 2007.

Неандертальские погребения: Алёкшин 1995, 1998; Смирнов 1991; Binant 1991; Defleur 1993; Gargett 1989, 1999; Pettitt 2002; Vandermeersch 2006.

Культ черепов: Bergounioux 1958; Giacobini 2006.

Медвежий культ: Столяр 1985: 140–162; Chase 1987; Tillet 2002.

Глава 9
Люди среди людей

Человек, как и многие другие млекопитающие, да и не только млекопитающие – существо общественное, и жизнь его проходит в окружении ему подобных. В окружении себе подобных, безусловно, проводили свой век и неандертальцы, но это, к сожалению, чуть ли не единственный факт их социологии, который можно считать твёрдо установленным. Что же касается того, как были организованы неандертальские сообщества, как строились и регулировались отношения между разными группами людей, между индивидами внутри групп, а также между полами, то ни по одному из перечисленных вопросов нельзя сказать почти ничего определённого. Гипотез существует много, но они большей частью умозрительны и не поддаются проверке. Однако, поскольку совсем уйти от разговора об общественной жизни неандертальцев в этой книге никак нельзя, попробуем всё же суммировать те скудные сведения на этот счёт, которые можно считать более или менее достоверными. Для этого придётся обращаться к самым разным источникам информации – от антропологических и археологических материалов до наблюдений этнографов и приматологов. Пригодятся и данные естественных наук, в частности, результаты некоторых видов изотопных анализов. Итак, поскребём по сусекам.

Неандертальские сообщества

Основной формой социальной организации охотников-собирателей является локальная община – территориально обособленная, экономически самостоятельная и политически автономная группа совместно живущих людей. Неандертальцы в этом отношении не были исключением. Они, как и все прочие гоминиды от австралопитеков до гомо сапиенс верхнего палеолита, образовывали численно небольшие сообщества, существовавшие в значительной степени независимо друг от друга.

Судя по площади палеолитических поселений вообще и неандертальских стоянок в частности, количество проживавших на них людей не превышало нескольких десятков. Эта оценка находится в полном соответствии с этнографическими данными. Группы охотников-собирателей редко насчитывают более 50 человек, а чаще всего на их поселениях одновременно проживают 20–30 человек (табл. 9.1). Впрочем, даже и такому числу жильцов при всей их неприхотливости было бы, пожалуй, тесновато во многих из тех пещер, что служили неандертальцам домами.

Таблица 9.1: Размер групп неоседлых охотников-собирателей [215]215
  По Kelly 1995; Layton and Barton 2001.


[Закрыть]

Бушмены	Южная Африка	25
Хадза	Восточная Африка	20–60
Мбути (пигмеи)	Центральная Африка	40–75
Семанги	Малайзия	20–30
Андаманцы	Андаманские о-ва (Индийский океан)	30–50
Палийцы	Южный Индостан	24
Тиви	Северная Австралия	40–50
Нгададжара	Центральная Австралия	20
Йолунгу	Восточное побережье Австралии	30–45
Гуаяки	Южная Америка	16
Тлинкиты	Западное побережье Северной Америки	50
Квакиутли	Западное побережье Северной Америки	50–60
Атапаски	Северная Америка	20–75
Кри	Северная Америка	25–50
Иглулингмиуты (эскимосы)	Северная Америка	35
Медные инуиты (эскимосы)	Северная Америка	15

Вполне возможно, что низкая численность групп охотников-собирателей вообще и неандертальцев в частности определялась не только и даже не столько физическими факторами, сколько некими психологическими константами, свойственными человеку от природы. Пока у людей была возможность жить небольшими сообществами, они ей пользовались. В таких сообществах реже возникают конфликты, а для принятия важных решений и улаживания спорных вопросов достаточно прямых межличностных контактов и нет необходимости создавать специальные органы власти, которые могут злоупотреблять ею и навязывать свою волю. Кроме того, при жизни на виду у других членов группы, являющейся неизбежным следствием образа существования бродячих охотников-собирателей, небольшое число соседей было, видимо, необходимым условием психологического комфорта.

Ниже уровня общины обычно существует два типа организации. Один – постоянный – это семья, второй – ситуационный – это «кормовая» группа, временно отделяющаяся от общины в поисках пищи и/или других необходимых ресурсов. Была ли семья, или, точнее, были ли особые нормы, регулирующие отношения между полами у неандертальцев, мы не знаем, но какие-то формы длительного партнёрства между мужчинами и женщинами, несомненно, существовали, и не исключено, что по крайней мере в некоторых сообществах одной из таких форм являлись постоянные пары. Без этого, т. е. без партнёрства, какой бы вид оно ни принимало, неандертальцам было просто не выжить.

Дело в том, что, судя по времени прорезывания зубов и формирования зубной эмали, темпам роста мозговой полости и ряду других антропологических признаков, «расписание» их онтогенеза (индивидуального развития) было если и не полностью идентично, то, во всяком случае, довольно близко к тому, что наблюдается у современных людей [216]216
  Robson and Wood 2008: 416, table 8; Guatelli-Steinberg 2009, 2010.


[Закрыть]. Им, как и нам, требовалось много времени для роста и созревания, и у них было такое же или почти такое же, как у нас, долгое детство. Беременность у неандертальских женщин длилась, видимо, примерно столько же, сколько и у современных [217]217
  Ponce de Leon et al. 2008: 13765.


[Закрыть], а первые коренные зубы у их детей прорезались, как и у наших, в 6–7 лет [218]218
  Macchiarelli et al. 2006. Правда, по данным других исследователей, полученных другими методами и на других материалах, коренные зубы у неандертальцев формировались несколько быстрее (Smith et al. 2009).


[Закрыть]. Если всё это так, значит, период, в течение которого дети оставались несамостоятельными и их выживание прямо зависело от опеки взрослых, был довольно продолжительным. Следовательно, требовалась длительная и постоянная связь между родителями и потомством, а также и между самими родителями. Однако о том, как именно, в каких формах эта связь поддерживалась, можно лишь гадать.

Некоторые считали, что неандертальцы жили чуть ли не гаремами, где отец терпел своих детей мужского пола лишь пока они были маленькими, а потом спешил от них отделаться. Тут явно чувствуется влияние Фрейда. Видимо, именно мрачные сцены из «Тотема и табу» убедили Герберта Уэллса в том, что «человек-нелюдь, когда его сыновья взрослели и начинали досаждать ему, убивал их или прогонял прочь. Если он их убивал, то, возможно, он их съедал. Если же им удавалось спастись, то впоследствии они могли вернуться, чтобы убить его». На самом деле, однако, гаремная система, при которой исключительные или преимущественные права на спаривание и производство потомства принадлежат одному индивиду мужского пола, ревниво оберегающему женскую часть коллектива от домогательств конкурентов, для неандертальцев маловероятна. Об этом говорит, в частности, свойственная им невысокая степень полового диморфизма. Известно, что у млекопитающих, и в том числе приматов, существует довольно устойчивая корреляция между этим показателем, с одной стороны, и типом брачных отношений, с другой. Чем больше разница между самцами и самками по весу и размерам тела, а также по размерам клыков, тем чаще и жестче конфликты между самцами за доступ к самкам [219]219
  См., напр.: Plavcan 2001.


[Закрыть]. Например, у горилл и орангутангов с их гаремной системой, практически исключающей участие ряда мужских особей в размножении, самцы в среднем в два раза крупнее самок, а у моногамных гиббонов лишь в 1,1 раза или даже меньше. Что касается неандертальцев, то, как мы уже знаем из главы 2, по степени полового диморфизма они мало отличались от гомо сапиенс верхнего палеолита и последующих эпох. Это свидетельствует о сравнительно невысокой конфликтности, допускавшей существование более или менее стабильных групп с несколькими взрослыми мужчинами в составе.

О том же говорит и сам образ жизни неандертальцев, основу которого при всех возможных вариациях во времени и пространстве составлял промысел крупной дичи. Успешно вести его в одиночку можно далеко не всегда, тем более если речь о загонной охоте, свидетельства которой представлены на ряде среднепалеолитических памятников (см. главу 6). Да и по этнографическим данным тоже получается, что степень развития кооперации между членами охотничье-собирательских сообществ тем выше, чем большую роль в их жизни играет добывание животных крупного размера [220]220
  См., напр.: Kelly 1995.


[Закрыть]. Таким образом, для многих, если не для всех неандертальских групп можно, не особенно рискуя ошибиться, предполагать высокую степень сотрудничества и взаимопомощи, по крайней мере в тех сферах деятельности, которые непосредственно связаны с добыванием жизненно важных ресурсов.

Существовали ли у неандертальцев какие-либо объединения надобщинного уровня? Сколько-нибудь определённо ответить на этот вопрос, увы, невозможно. У описанных этнографами охотников-собирателей такие объединения были, но, как правило, весьма аморфные, без фиксированного членства, чёткой структуры и тем более без органов власти. Они представляли собой неформальные альянсы из нескольких соседних общин, члены которых контактировали друг с другом (вступали в брак, обменивались визитами, образовывали военные союзы и т. п.) чаще, чем с членами других общин. По мнению ряда исследователей, у неандертальцев не было даже этого, и они жили настолько замкнуто, что почти не знали людей из других групп, кроме своей собственной, а контакты между разными общинами носили случайный характер. Сторонники этой точки зрения исходят из того, что до сих пор нет прямых свидетельств существования сколько-нибудь постоянных связей между разными локальными группами, существования «социальных сетей», которые охватывали бы несколько сообществ, а значит, «нет причин полагать, что общественная жизнь неандертальцев распространялась за пределы круга ближайших соседей» [221]221
  Gamble 1999.


[Закрыть].

По-моему, аргументация не слишком убедительная. Во-первых, возникает вопрос: а как вообще должны были бы выглядеть искомые «свидетельства»? Какого рода археологические находки можно было бы считать отражением межгрупповых связей? Может быть, каменные орудия сходной формы? Да нет, вряд ли. Однотипных вещей на разных неандертальских стоянках встречается очень много, но ведь их сходство всегда можно объяснить не контактами, а конвергенцией либо общим происхождением, принадлежностью к одной традиции. Это же относится и к любым другим элементам материальной культуры. Во-вторых, чисто теоретически трудно представить, что небольшие неандертальские общины были эндогамны и их члены не вступали в брачные (или просто сексуальные) связи с женщинами и мужчинами из других сообществ, за пределами узкого круга с детства знакомых подружек или друзей. И у людей, и у обезьян, как давно замечено психологами и приматологами, индивиды и особи, родившиеся в одной группе и росшие вместе, как правило, проявляют относительно низкое половое тяготение друг к другу и предпочитают искать партнеров по спариванию на стороне. Более чем вероятно, что то же самое было свойственно и неандертальцам.