Текст книги "Такой я видел Индию"

Автор книги: Леонид Алаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Интерес к йоге в нашей стране сейчас растет, и в этом нет ничего плохого. Если освободить ее от представлений о божественном вмешательстве, останутся лишь вполне невинные идеологически и в некоторых случаях полезные физически упражнения. Их стоит изучать, конечно, не кустарно, а профессионально.

Впрочем, медицинская практика йогов в самой Индии ограниченна, ибо они руководствуются стремлением нажить максимальный религиозный капитал: стараются вылечить тех, кто поддается лечению, и обставляют выздоровление как «чудо».

Ту же цель преследуют спектакли, устраиваемые ими для масс. Какого-нибудь знаменитого йога закапывают в землю или замуровывают в комнате и оставляют без еды и почти без воздуха на месяц, два, три.

О проведении такого опыта во славу божью широко оповещают. Вскрытие добровольной «могилы» привлекает толпы народа. Они имеют возможность наблюдать, как потерявший сознание и почти совсем холодный, но обычно живой йог постепенно приходит в себя.

Йогов трудно заподозрить в мошенничестве: они сами заботятся о том, чтобы за всем ходом эксперимента осуществлялся строгий контроль. Но другие «святые» нередко основывают свои «чудеса» на обыкновенной ловкости рук, и только. Доверчивость индийцев позволяет таким волшебникам остаться неразоблаченными.

Как-то в Майсурском университете вывесили объявление, в котором сообщалось, что брахман из близлежащего храма будет демонстрировать чудеса в помещении Общества по изданию текстов. В назначенное время к зданию Общества потянулись преподаватели и аспиранты. Друзья уговорили пойти и меня.

Брахман, почти совсем голый, со всеми знаками своей касты – от полос на лбу до шнура через плечо – для начала показал карточный фокус. Раздался восхищенный шепот. Я знал этот фокус с детства, взял «священные» карты и повторил его, чем вызвал смущение аудитории, но не брахмана. Он отечески похлопал меня по плечу, сказав:

– О да, это сравнительно легкое чудо.

Затем он попросил его привязать каким-то сложным узлом к стоявшей там стремянке. Зрителям предложили пройти в соседнюю комнату, а через полминуты пригласили обратно. Брахман оказался привязанным теперь к другой стремянке.

Во всем этом примечательно то, что образованные люди собрались сюда, прервав свои занятия, потому что им были обещаны чудеса.

Разница между цирковым трюком и «чудом» вообще не очень осознается. В Бангалуре живет фокусник Хатайоги Рао, легко глотающий огонь и шпаги, производящий предметы «из ничего». Образовалась секта поклонников этого «святого», считающих его воплощением бога. Но вслед за тем в Хайдарабаде объявился новый святой – Сай Баба, который усилием воли передвигал предметы, извлекал на расстоянии звуки из музыкальных инструментов. Главное же – из его рук постоянно сыпался священный пепел, помогающий от всех болезней. Многие последователи Хатайоги Рао перекинулись к Сай Бабе.

Назрел конфликт. Хатайоги предложил сопернику публичное состязание, однако тот не принял вызова.

Слава Сай Бабы распространилась по Декану. Все без конца рассказывали, как он творит чудеса, излечивает больных, какая от него исходит благодать. Я тоже наслушался подобных рассказов, и однажды мне представился случай блеснуть эрудицией.

В поезде, шедшем сквозь Андхру в Нагпур, в одном купе со мной ехали инженер из Бхилаи с семьей (кстати сказать, прилично говоривший по-русски) и холеного вида человек в шелковой кремовой рубашке национального покроя. Я упоминаю о рубашке, потому что она была довольно необычной: национальная одежда индийца всегда сделана из белой хлопчатобумажной ткани.

Наш попутчик, оказавшийся святым – Свами Сурья Бхан Сингх Баба – принялся охмурять бхилайца.

Нет, Свами не походил на святого. Во-первых, он курил. Во-вторых, эта шелковая рубашка, зачем она святому? В-третьих, он всю дорогу хвастался.

– Тысячи людей, все плачут, несут ко мне младенцев. Надо хоть раз к каждому прикоснуться. Десять, двадцать, пятьдесят тысяч собираются вокруг помоста, где я молюсь. Вызывают полицию, а что полиция? Она тоже становится на колени и молится. Мне приходится разъезжать, вот как сейчас, инкогнито. Иначе на каждой станции меня приветствовали бы толпы народа и увешивали бы гирляндами. Могли бы и поезд задержать. Но мне этого не хочется. Я скромный.

Часа через четыре, почувствовав, что инженер начинает сдавать, я прервал монолог Свами:

– Это что! А вот есть такой Сай Баба, так у него все время из рук сыплется священный пепел!

Я не предвидел результата моего вмешательства.

– Пепел? – воскликнул Свами. – Пепла я сам могу произвести вам сколько угодно!

– Ну да!

– Ах, не верите? Прошу выключить фены.

Мы повиновались, выключили вентиляторы и уставились на святого. Он профессионально эстрадным движением отодвинул обшлага, показывая, что в них ничего нет, потом сложил ладони и прочитал короткую молитву. Мне почудилось, что он двигал ладонями, как бы растирая что-то.

– Подставьте руки! – И высыпал мне и инженеру по пригоршне порошка явно пепельного цвета.

Пока мы приходили в себя от изумления, Свами продолжил наступление.

– Может быть, вам мало? Я могу произвести любое количество пепла.

Снова он сложил ладони, снова подвигал ими, шепча молитву, и снова оделил нас порошком. И тоном профессора медицины:

– При недомогании немного пепла на стакан воды, и все как рукой снимет.

После этой счастливой встречи я смело смотрю в будущее, ибо гарантирован от болезней, но моя уверенность, что не все чисто в индийских чудесах, возросла.

Совсем не все индийцы заражены религиозным мировоззрением. Есть среди них люди (и левых, и не очень левых взглядов), которые освободились от религиозных предрассудков и которые видят, что в современном мире религия стала играть роль прибежища крайней реакции. Индийские атеисты достойны особой симпатии и уважения не только за их взгляды, но и за их человеческие качества – мужество и твердость характера, позволяющие им существовать в обстановке всеобщей религиозности.

Когда я вижу, как молодой человек в спортивных трусах плывет кролем, а на плече его висит брахманский шнур, мне почему-то делается неприятно. Когда я вижу на хоккейном поле сикха с клюшкой и узелком волос на голове, завязанным тряпочкой (слава богу, что не в тюрбане!), мне начинает казаться, что Индия никогда не выберется из средневековья. Когда во имя религии, эксплуатируются неприкасаемые и разжигается вражда между жителями Индии, возникают опасения за будущее страны.

Правительство Национального конгресса, пришедшее к власти в 1947 г., объявило одним из принципов своей политики секуляризм. Это означает, что государство не связывает себя догматами какой-либо веры, что оно не считает себя обязанным поддерживать индуизм или любую другую религию. Это не значит, однако, что государство собирается бороться с религиозным мировоззрением или вести антирелигиозную пропаганду.

Принцип секуляризма государственной власти – большое завоевание демократических сил Индии, завоевание, которое в последние годы приходится отстаивать в ожесточенной борьбе. Мракобесы недовольны. Им хочется сделать Индию страной индусов, превратить мусульман и христиан во второсортных граждан, добиться законодательного закрепления догматов индуизма.

Одним из положений этой религии является обожествление коровы. Корова считается «матерью», ее нельзя зарезать и даже ударить. Составители индийской Конституции, стремившиеся быть свободными от религиозных уз, все же не смогли не включить в текст пункт о запрещении убоя коров. Правда, ст. 48, озаглавленная «Организация земледелия и животноводства», как будто не имеет никакого отношения к религиозному запрету. Она гласит: «Государство стремится организовать земледелие и животноводство на современной и научной основе и, в частности, принимать меры к сохранению и улучшению пород скота, запрещению убоя коров и телят, а также другого молочного и тяглового скота».

Можно подумать, что развитию животноводства в Индии препятствует массовый убой скота, подрывающий воспроизводство. На самом деле все обстоит как раз наоборот – отсутствие даже профилактического убоя сделало индийский скот самым многочисленным и наименее продуктивным в мире. Но простим индийским законодателям их маленькую хитрость. Обратим внимание на другое – это статья, само включение которой в Конституцию свидетельствует об относительности «секуляризма», не удовлетворяет религиозно настроенных деятелей. Им кажется просто постыдным объединение такой важнейшей проблемы, как защита «матери»-коровы, с хозяйственными вопросами.

Агитация за законодательное запрещение убоя коров именно по религиозным мотивам ведется «святыми», но используют ее лидеры партии «Джан сангх». Это требование – часть их программы установления «Хинду раштра», т.е. превращения Индии в государство индусов.

Не однажды подобная агитация выливалась в открытые выступления возбужденных фанатиков против людей других религий, прежде всего мусульман, и против «безбожного» правительства Национального конгресса.

Особенно опасными и массовыми были события 7 ноября 1966 г. в Дели, представлявшие собой нечто среднее между демонстрацией и мятежом. В столицу на нанятых реакционными партиями и религиозными организациями автобусах и грузовиках съехались десятки тысяч «святых» в оранжевых одеждах и вообще без одежд, а также обманутых религиозной пропагандой крестьян. Мощные колонны демонстрантов направились из старого города в Новый Дели, окружили парламент и дома руководителей правящей партии и министров. Толпа была вооружена палками и камнями, а ее предводители – традиционным оружием бога Шивы – остро отточенными трезубцами. Митинги, на которых произносились поджигательские речи, закончились настоящим штурмом здания парламента. Полиция отбила его с большим трудом. 7 человек были убиты, 148 – ранены. Прорваться в парламент толпе не удалось, но она сожгла дом тогдашнего председателя партии Индийский национальный конгресс Камараджа.

Это был наиболее яркий пример открытого использования религии в качестве политической силы. Вообще же она используется постоянно.

Лидеры «Джан сангх» пытаются ее догматами подкрепить каждое положение своей программы действий – от попыток «индуизировать» всех инаковерующих до призывов развивать частное предпринимательство и создать собственную атомную бомбу.

Идейный предшественник «Джан сангх», партия «Хинду махасабха» была еще более ярым сторонником всего индусского и еще более откровенно стремилась к политическому и социальному подчинению мусульман. Она наряду с мусульманскими шовинистическими организациями способствовала обострению индусско-мусульманских противоречий после второй мировой войны и тем самым внесла свой зловещий «вклад» в события, приведшие к разделу страны на два государства. Не без ее стараний раздел превратился в величайшую трагедию и сопровождался погромами и резней индусов в Пакистане и мусульман в Индии. Когда же М.К. Ганди попытался приостановить братоубийственную войну, член «Хинду махасабхи» застрелил его на одном из митингов 30 января 1948 г.

Это преступление многим открыло глаза на истинное лицо индусского религиозного движения. Правительство вынуждено было запретить деятельность «Хинду махасабхи» и не встретило сопротивления: убийство такого человека, как Ганди, оттолкнуло от партии всех истинных патриотов.

Однако время позволило забыть, что индусский коммунализм (религиозно-общинное движение) ответствен за это преступление. И уже в 1951 г. была создана партия «Джан сангх».

Она гораздо более гибка в политике и более осторожна в лозунгах. Она вовсе не призывает к физической расправе с мусульманами. Просто она предлагает мусульманам стать «индийцами». Пусть ходят в мечети, если им так нравится. Но раз они живут в Индии, пусть подчиняются «индийским обычаям» – говорят не на урду, а на хинди, не носят феску, не едят говядину. Когда все требования перечислены, оказывается, что мусульмане должны переменить полностью образ жизни, а это значит, что и религию, потому что и индуизм и ислам – не только мировоззрения, но и обряды и обычаи.

«Джан сангх» гораздо осторожнее своей предшественницы и в выборе методов действия. Лишь очень смутно в высказываниях ее лидеров выражается неудовлетворенность принципами «западной» демократической системы и едва проскальзывают намеки на то, что партия не исключает применение «других» методов помимо парламентской борьбы. Открыто она не призывает к насилию. Даже мятеж 7 ноября 1966 г. был организован так, что «Джан сангх» как партия остался в стороне, хотя его связь с событиями была очевидна.

Но в коммуналистской прессе порой слышны наглые нотки, раскрывающие истинные намерения шовинистов. Я уже приводил один «юмористический» диалог из газеты «Мазер Индия». Сейчас уместно привести другой, напечатанный в связи с двадцатой годовщиной со дня смерти М.К. Ганди:

– Кого вы считаете величайшим человеком Индии?

– Мы убили его 30 января 1948 г. После этого никто другой не посмел появиться.

Сейчас признание в причастности к убийству Ганди уже сходит с рук.

Партия, подобная «Джан сангх», конечно, может рассчитывать на определенный успех в стране. Она эксплуатирует живучие религиозные предрассудки, играет на всех неудачах правительства в области экономики и в строительстве «демократического социализма», шумно разоблачает непомерное разрастание чиновничьего аппарата и коррупцию. Она, кроме того, прекрасно использует патриотические чувства.

Плачевные результаты пограничных столкновений с Китаем в 1962 г. и неясный исход «мини-войны» с Пакистаном в 1965 г. – это главные козыри в пропаганде джансанговцев, выступающих за увеличение армии, создание собственного атомного оружия, принятие американской военной помощи. Они разжигают шовинистические чувства, пугая угрозой потери национальной независимости, требуют «твердой руки» внутри страны и твердой позиции во внешнеполитических делах.

«Джан сангх» резко осудил Ташкентскую декларацию и без устали борется против ослабления противоречий между Индией и Пакистаном. Он готов отстаивать с оружием в руках каждый «дюйм земли» священной Индии.

Этот «дюйм земли» стал навязчивой идеей националистов. В течение 1968 г. он всплывал в политической борьбе и в прессе несколько раз. Сначала велась борьба против тех «дюймов», которые правительство Индии решило уступить Пакистану в районе Качского Ранна.

Ранн, бывший морской залив, заполнившийся постепенно отложениями рек и приливов и превратившийся в соленое болото, – район южной границы между Индией и Пакистаном. В период дождей он непроходим, в сухой сезон верхняя корка подсыхает, и по ней можно даже ездить на танках.

В 1965 г. возник вопрос, как именно проходит граница. Пакистан претендовал на территории, которые в сухой сезон обычно контролировались индийскими пограничниками. Завязалась перестрелка, прекратившаяся, однако, с наступлением дождей. Война Индии с Пакистаном, начавшаяся осенью того же года, шла совсем в другом районе, в Панджабе и Кашмире. Подписание Ташкентской декларации открыло путь к нормализации отношений между двумя государствами. Они получили возможность решить свои споры путем переговоров.

Правительство Индии согласилось передать вопрос о Качском Ранне на международный арбитраж. Заключение арбитража, как всегда в подобных случаях, было компромиссным. Претензии Пакистана не были удовлетворены полностью, но Индия обязывалась передать несколько квадратных километров территории, на которую она претендовала, своему соседу. Индийское правительство, движимое стремлением улучшить отношения с Пакистаном, согласилось с этим.

И тут все националистические партии и организации подняли страшный шум, обвиняя правительство в измене национальным интересам. Их не заботило, что несколько километров никому не нужного болота не стоят того, чтобы ради них рисковать миром на полуострове.

Был организован поход видных деятелей оппозиционных партий в Ранн, была наспех сколочена «Организация жителей» этого района, якобы выражавшая решимость местного населения не расставаться с родной землей. Шумная манифестация окончилась тихим провалом. Оказалось, что местному населению это соленое болото не нужно. Участники похода побушевали и разошлись. Но лозунг «дюйма земли» не оставили.

Он снова всплыл через несколько месяцев, когда пронесся слух, что цейлонский корабль посетил без разрешения необитаемый островок, расположенный в проливе между Цейлоном и Индией, но «принадлежащий» последней. Был сделан запрос в парламенте, поднялась кампания в прессе, индийское правительство направило Цейлону ноту, получило разъяснение (корабль посетил остров с научными целями), довело разъяснение до сведения рассерженных защитников индийских территориальных интересов. И только после всего этого вопрос оказался исчерпанным.

Но ревнители «дюйма» не унимаются. Одному из них, написавшему письмо в редакцию центральной газеты, показалось, например, что Управление почты и телеграфа совершило крупную политическую ошибку, выпустив серию марок с картой Индии и не обозначив на ней Андаманские, Никобарские, Лаккадивские, Миникойские и Аминдивские острова. «Можно представить, – восклицает автор письма, – какой вред нанесли эти марки стране за двенадцать лет обращения! Иностранец, глядя на них, подумает, что эти острова не являются неотъемлемой частью Индии».

К сведению нефилателистов, речь идет о массовой серии мелких марок, карта Индии изображена на прямоугольнике примерно 13 X 10 мм, и пометить упомянутые острова на них трудно по техническим причинам.

Начав рассказывать о религии, я как-то незаметно для себя перешел к чисто политическим вопросам. Ничего не поделаешь. Политика и религия в Индии слишком тесно сплетены.

В 1966-1967 гг. могло показаться, что «Джан сангх» вскоре станет сильнейшей оппозиционной партией, способной со временем бросить вызов Национальному конгрессу. Распространился слух, что знамения предсказывают точно: «Хинду раштра» установится в 1972 г. А такой слух имеет самостоятельное пропагандистское значение – предсказаниям, в общем, верят.

Выборы 1967 г. не оправдали оптимистических надежд джансанговцев, но в одном штате (Мадхья Прадеш) они все же пришли к власти и поделили ее в двух других. Правда, после этого влияние партии пошло на убыль. В 1969 г. она потеряла министерские портфели в Уттар Прадеше и Бихаре, а в 1971 г. вместе с другими правыми партиями потерпела поражение на выборах в парламент.

Опасность религиозно-общинной реакции остается сильной – уж очень широка ее база: религиозный фанатизм. Люди, исполненные желания бороться с ним, считают, что необходимо быть крайне осторожными.

В Джайпуре я присутствовал на семинаре, посвященном теме «Что такое индийский секуляризм?». Основная идея выступавших сводилась к следующему: «Если мы хотим, чтобы индийское государство осталось секулярным, т.е. светским, мы ни в коем случае не должны вести антирелигиозной пропаганды. Напротив, надо всячески демонстрировать свое уважение к религии и утверждать, что все религии одинаково хороши».

12. БРАТЬЯ НАШИ МЕНЬШИЕ

Погуляйте по любому индийскому городу, кроме разве Чандигарха. Вас поразит многое, в частности, обилие бездомных собак. Голодные, худые и больные, они бегают по улицам и спят в самых неподходящих, с нашей точки зрения, местах, например, на проезжей части. Вы можете пройти или проехать на автомобиле мимо спящей собаки – она не поведет и ухом, ибо твердо усвоила, что человек не может причинить ей вреда.

Особое отношение к животным – специфическая черта Индии, без знания которой невозможно составить представление об этой стране. Здесь многое от религии. Согласно индуизму, человек не отделен от животного царства, не «царь природы». Бог создал человека и животных на равных основаниях. Более того, согласно идее переселения душ и теории кармы, человек в следующий раз может родиться в облике животного, а животное, если оно хорошо исполняло свой долг, – передать свою душу человеку.

Приверженцы джайнизма особенно неукоснительно следуют принципу непричинения зла всему живому. Они закрывают рот марлевой повязкой, чтобы случайно не проглотить насекомое, подметают дорогу перед собой, чтобы не наступить на какую-нибудь букашку, никогда не убивают комара или клопа, сосущего их кровь. Джайнам не разрешено заниматься земледелием, дабы при вспахивании почвы не повредить червяков, а также многими видами ремесел примерно по тем же мотивам. В массе своей джайны – торговцы и ростовщики: мучить человека, вытягивая из него проценты, можно, не применяя силы.

Джайнов немного, и их панический страх причинить физическое страдание живому существу не свойствен индусам. Но в душах всех без исключения индийцев глубоко заложено уважение к бессловесным тварям.

«Высшей кастой» среди животных являются, конечно, коровы. Убить корову или нанести ей рану – почти столь же тяжелое преступление, как убить брахмана. Хотя индуизм не предлагает никакого развернутого мифологического объяснения, почему, собственно, корова занимает столь высокое место, почитание ее все же наиболее верный признак, по которому индуса можно отличить от представителей всех других религий.

Странно, что это почитание совершенно не распространяется на быка. Ведь один из них по имени Нанди удостоился чести носить на себе бога Шиву. Нанди поклоняются, его изображения то и дело встречаются в домах, на улицах и дорогах, в специальных храмах и во всех храмах Шивы, которых не счесть. Однако ни Нанди, ни корова не помогли обыкновенному быку стать священным. Его можно погонять, т.е. бить (впрочем, несильно), кастрировать и даже при определенных условиях умерщвлять.

Впрочем, в Керале отмечают специальный праздник – день поклонения быкам. Их в этот день вкусно и сытно кормят, не заставляют работать, украшают цветами, раскрашивают им рога. Но праздник проходит, и бык снова лишь тягловое животное.

Мой знакомый, профессор Дэвис, по национальности малайяли, т.е. уроженец Кералы, любит время от времени выкидывать шутки. Однажды он написал статью, где с серьезной миной предложил пересмотреть статус быка. Все-таки для супруга коровы, утверждал он, мало одного праздника в году. Раз корова – мама, быка надо бы звать папой. Если это нововведение покажется верующим уж слишком радикальным, можно называть его хотя бы «Дядя Бык». Статья вызвала массу негодующих откликов и нападок на европейцев, ничего-де не понимающих в верованиях народа. (Читателей ввела в заблуждение европейская фамилия моего знакомого.)

Коровы священны все, в том числе и те, которые не дают молока. Но особенно священны именно бесхозные и бездомные. Грустно бродят они по улицам городов, подбирая очистки и объедки. Часами стоят на перекрестках, потеряв надежду найти съестное. Они даже не жуют жвачку – нечего пережевывать. Их изможденный вид и грустные глаза вызывают истинное сочувствие. Но индийцы спокойно катят мимо своих «матерей», считая, видимо, что их глубокого уважения вполне достаточно для счастья коровы.

Мне рассказывали, что раньше в городах она могла зайти на базар, выбрать себе бананы по вкусу и сытно поесть. Может быть. Сейчас коровы заходят на базар лишь для того, чтобы подобрать банановые очистки, бросаемые на землю «сыновьями», и – умные все же животные – не пытаются тянуться к прилавку. Если же они попытаются, их нежно и вежливо оттолкнут.

Наверно, на втором месте среди животных стоят обезьяны. В этом случае причина обожествления ясна. Древний царь Рама пошел войной на Цейлон, где жил Демон Равана. Обезьяны деканских лесов, возглавляемые Хануманом, оказали царю тьму неоценимых Услу г. Сам Хануман в результате попал в боги – его хвостатое изображение украшает многие храмы, остальные же тоже были причислены к лику святых.

Сейчас обезьян в Индии столько, что они серьезно угрожают посевам. Страна ежегодно платит тяжелую дань из своего нищенского продовольственного бюджета, дань зерном, овощами, фруктами. А убивать их нельзя.

В последние годы было найдено частичное решение проблемы – животных отлавливают и продают медицинским учреждениям за границей для опытов. Это мероприятие наделало в свое время немало шума. Как можно проявлять столь чудовищную неблагодарность к обезьянам, помогавшим Раме, который, как известно, есть воплощение Вишну? В конце концов, однако, материальные интересы возобладали над сантиментами.

Змеи считаются священными за предполагаемую мудрость. Культ их берет свое начало, по всей вероятности, в тотемистических представлениях какого-то племени.

Некоторое отношение к индуистскому пантеону имеют и слоны. Веселый толстый слоноголовый бог Ганеша, покровитель бизнесменов, торговцев и мошенников, – один из самых почитаемых в Северной Индии. Но слоны все же значительно менее священны, чем обезьяны и змеи. За ними охотятся и их не убивают только потому, что их можно приручить и заставить работать.

У всех народов звери и птицы символизируют различные человеческие черты. Сравнение с некоторыми животными (например, с соколами, буревестниками, львами) не вредит репутации людей. Сравнение с другими обычно оскорбительно. В Индии набор благородных животных совершенно иной.

Если говорят «глаза, как у коровы», значит, хотят сказать, что очень красивые, выразительные глаза с поволокой. «Походка, как у слона» означает грациозную походку. Присмотритесь, как ходит слон, и вы поймете, что индийцы правы.

Одна женщина, знавшая Р. Тагора в жизни, рассказала о таком случае. Ее муж любил покупать изображения слонов. Однажды он принес с базара несколько фигурок из дерева, кости, стекла, папье-маше. Она сидела, рассматривая покупки, когда вошел Тагор и спросил: «Откуда столько слонов?»

– Да вот, мой муж собирает их.

– Теперь я понимаю, – заметил великий поэт, – почему он женился на вас.

В устах индийца это действительно звучит как милая шутка, лишенная какого бы то ни было оскорбительного смысла.

Коровы, обезьяны, слоны – это аристократия животного царства. Все остальные его представители, как уже говорилось, тоже неприкосновенны, во всяком случае не в меньшей степени, чем люди. С этим связано и индийское вегетарианство. Нельзя причинять вред тому, кто может чувствовать боль.

Конечно, вегетарианство совсем не такое уж распространенное явление, как можно было бы подумать на основании знакомства с интеллигентами, главным образом выходцами из высших каст. Довольно широко употребляют мясо в пищу мусульмане, а также панджабцы – сикхи и джаты. Рыба – важная составная часть меню всех жителей приморских районов, где многочисленные касты живут рыболовством. Да и вообще низшие касты, т.е. подавляющее большинство населения, не могут придерживаться и не придерживаются строгих пищевых запретов.

Обожествление коровы и запрещение есть мясо существуют с давних времен, но не с такой уж седой древности. Прародители современных североиндийцев, арии, создавшие первые священные тексты индуизма – веды, были скотоводческим народом. Их богатство заключалось в стадах крупного рогатого скота. Они просили своих богов послать им побольше коров, видимо, не для того, чтобы молиться на них. Любили они и опьяняющий напиток сому. С тех пор обычаи переменились.

Но прародители должны вызывать уважение. А как же можно их уважать, если они ели мясо и пили? И сейчас религиозные деятели уверены, что все врут календари, т.е. исторические тексты, и что арии питались только ячменем и молоком.

Любовь к животным способна вызвать умиление. И в самом деле, разве не прекрасно, что животный мир охраняется не законом, а обычаем, глубоко усвоенным и непререкаемым? У нас нужны специальные законы об охране природы, об ограничении или запрещении охоты, нужна широкая общественная кампания осуждения жестокости по отношению к животным со стороны взрослых и особенно детей.

В Индии все дано от рождения, впитано с молоком матери. Европейцам это импонирует. Уставшие от культа насилия, они видят в уважении индийцев к животным признак нравственного здоровья народа, естественную связь человека с природой, трагически нарушенную в западных государствах. А для распространенных там обществ защиты животных Индия вообще находка, идеальная страна.

Но зато именно те уродливые черты, которые порой отмечаются в деятельности подобных обществ (когда, например, создаются прекрасно оборудованные лечебницы для собак, а многие люди страдают от отсутствия медицинских услуг), особенно остро проявляются в Индии. Корень этого – в заботе о животных за счет человека, который подчас не только уравнивается «в правах» с четвероногими, но фактически ставится ниже их.

Я уже говорил, что обезьяны съедают значительную часть урожая зерновых и фруктов. К обезьянам нужно еще прибавить птиц. И тех и других отгоняют шумом и палками. Но разве можно сладить с ними, если они уверены в своей безнаказанности? И индийский народ кормит обезьян и птиц, буквально вырывая кусок из собственного рта. Страна испытывает постоянный продовольственный дефицит, многие миллионы в ней просто голодают. Между тем население растет быстрее, чем увеличивается продукция сельского хозяйства. Индийцы пытаются вводить ограничения рождаемости людей, но рождаемость обезьян, конечно, не поддается учету, а тем более контролю.

Другая связанная с животными проблема – заболевания. В стране проведены без преувеличения гигантские мероприятия по улучшению системы здравоохранения. Холера и чума, хотя их вспышки еще наблюдаются, перестали быть национальным бедствием. Малярия – некогда самая распространенная болезнь – теперь почти исчезла.

Но большинство инфекционных болезней (разного рода язвы, чесотки, трахома) не поддаются искоренению главным образом из-за плохого санитарного состояния населенных пунктов. И не последнюю роль в том играют животные – больные собаки, кошки, коровы, которых не уничтожают и не изолируют.

Умилительно видеть собаку или корову на улицах города – вольно они себя здесь чувствуют! Но подойдите ближе, животное не убежит от вас и позволит себя рассмотреть. Гноящиеся глаза, отсыхающие и гниющие конечности, грязная шерсть, кишащая насекомым, – одним словом, явный переносчик заразы. И умиление сменяется сожалением к добрым людям, превратившим свои благородные чувства в предрассудки.

В Индии растут заводы и города, входит в жизнь новый быт, однако старое не собирается сдавать свои позиции.

В Руркеле построили металлургический комбинат. Около возник город с благоустроенными квартирами, озелененными асфальтированными улицами. Но животные завоевали и его. Газета «Амрита базар патрика» сообщила, что он полон бездомными больными собаками. Они бегают по территории комбината, входят в отели, живут даже в местной больнице. На аэродроме из-за них иногда нарушается график отправления самолетов. В городе за одну неделю июля 1968 г. три человека, искусанные собаками, умерли от водобоязни.