Текст книги "Черная радуга"

Автор книги: Леонид Шорохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Пораженный небывалостью услышанного, Углов только и смог что растерянно спросить:

– А ты сам, что ж, не пьешь, что ли?

– Нет! – врезал ему под дых старый приятель. – Я не пью. Я выпиваю. А это большая разница. Я взял свои сто грамм и работать пошел, и пашу, заметь, как зверь! И бетон с участка в бормотуху не перевожу. Кладу его в фундаменты! А ты свои сто грамм взял и за следующими потянулся, а ведь они, вторые, уже не твои. Их другой принять должен, а не ты. А раз принял ты, так уж ты теперь не выпивающий, а пьющий! А таким в прорабах делать нечего.

– Вот не знал, – сказал Углов, криво улыбаясь.

Он мог ожидать таких побоев от кого угодно – от Лизы, от начальника управления, от парторга, – но Никола?! Весь мир перевернулся.

Углов ошалело глянул на мелко подрагивающие в руке деньги и, скомкав, сунул их в карман.

– Уже сам, один жрешь! – рявкнул Никола, раздражаясь. – Уже компания тебе тесна стала! Как же, в толпе своих ведра не выдуешь – помирай, а дели! Льешь в себя, пока с катушек не полетишь! Еще с другими лезешь равняться. Есть деньги, нет денег – пьешь! Что за праздник такой каждый день? Еще козыряет тут: сам-то, сам-то! Сам-то я пью, да ума не пропиваю!

– А я, выходит, пропил! – тихо спросил Семен. К горлу его подступала нервная тошнота. Да и похмелье скребло в желудке.

– Тебе виднее! – бросил Никола и отвернулся. – Ну ладно, – сказал он чуть погодя, некогда мне тут с тобой бары растабарывать. Было бы вовремя сказано, а там – твое дело, не маленький. Побежал я.

Семен стоял у магазина, глядя ему вслед. Неясная зависть кольнула его сердце. Да и пить вроде расхотелось. Впрочем, через минуту он стряхнул с себя мгновенное наваждение.

– Спятил! – объяснил себе Семен помрачение друга. Всерьез принимать его слова Углову никак не хотелось. Углов постарался немедленно забыть неожиданный удар штормового ветра. Надо же, Никола взялся его воспитывать, сам-то далеко ли убежал?

Он решительно двинулся в гастроном. Через минуту вывернул оттуда и бодро зашагал в сторону парка. Вот уж третий месяц, как, взяв бутылку в магазине, он забегал распить ее в парковую столовку. Стакан давали, а компания под разговор ждала таких, как он, добряков с самого синего утра.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1.

У начальника стройуправления Дмитрия Григорьевича Козунова последнее время, как видно, коротнуло в голове. Плана не было вот уж пятый месяц, все переругались и заметно приуныли, и обалдевший от трестовских накачек Митряй стал собирать планерки трижды в день.

Прорабы взвыли, но против силы не попрешь – начальник все ж, пришлось покориться и высиживать ежедневно полдня. Особенно раздражала утренняя планерка – в самое горячее время, когда происходило главное утрясение всей последующей дневной работы.

Дмитрий Григорьевич все же несколько внял слезам и перенес начало утреннего водолития на половину восьмого. Это называлось – выпросили! Теперь приходилось идти в управление ни свет ни заря, и, не зная еще в точности итогов работы за вчера, рапортовать о сданном. Получался цирк с выкручиванием рук.

Сразу после обеда начальник собирал вторую планерку. Эта было повеселее. Как-никак, а все уже были в курсе дел на своих участках, и неповоротливый маховик работы хоть и с опозданием, а был раскручен. Кроме того, обед был позади, и прорабы, взявшие за едой кто по сотке, а кто и по стакану водки, были настроены благодушно.

Послеобеденная планерка тешила душу Дмитрия Григорьевича. Сплошным потоком шли рапорта о достигнутых трудовых успехах. Бденье длилось сущие пустяки, всего каких-нибудь полтора часа, если, конечно, не врезался прорабам поперек горла главный инженер или начальник ПТО. Тогда со всех слетала ласковая безмятежность и начиналось выяснение застарелых отношений. Но такое случалось сравнительно редко – на сытый желудок никому не хотелось объясняться всерьез. Наконец Дмитрий Григорьевич, допив полную чашу успокоительных заверений, отпускал всех с миром. Прорабы быстро выкатывались из конторы – следовало убраться как можно скорее, пока не затянул к себе в кабинет главный инженер. Там пришлось бы хлебать те же щи, да пожиже!

Прорабские самосвалы, проскучавшие полдня у ворот, разъезжались по сторонам. Конечно, эта спешка на участки была показуха – на объектах, собственно говоря, нечего было делать, там сейчас царили мастера, с которыми все было обговорено еще утром. Стороннее вмешательство вояжеров могло только раздражить занятых живым делом людей, но свой глаз – алмаз, и прорабы все же совершали послеобеденный круиз по объектам.

За разъездами проходило около часа, и вот к «стекляшке» на берегу реки начинали один за другим подкатывать «ЗИЛы».

«Зилок» был рядовым прорабским шиком, – расстояние до объектов исчислялось километрами, а никто и не мыслил выделять оперативному руководству постоянный личный транспорт. Лишь старый бортовой «газон» развозил по утрам рабочих на объекты и останавливался на мертвом приколе у ворот стройуправления. Сдвинуть после этого его с места едва ли удалось бы и Дмитрию Григорьевичу. Шофер уходил в чайхану и отсиживался там до обеда, не реагируя ни на какие приказы и умоления. «Вожу людей!» – ответ был категоричен, как выговор.

Чем было добираться с объекта на объект, как попадать на склад, на растворный, на бетонный узел – не ведал, по-видимому, и сам Госплан. Приходилось выходить из положения домашними средствами – с линии снимались под прорабские разъезды тяжелые машины. Все как один ездили на самосвальных «ЗИЛах». И комфортно, и быстро. Когда к концу месяца подсчитывали объемы якобы вывезенного этими самосвалами грунта, то обычно его оказывалось невообразимо много.

Митряй шумел, кричал, угрожал всяческими неслыханными репрессалиями, но, спустив пары, быстро выдыхался, и все продолжалось по-прежнему. А что он мог предложить взамен, сам находясь в унизительном рабстве у собственного шофера? Стоило только слегка повысить на того голос, как машина немедленно ломалась. Где уж ему было напереть на чужих шоферов!

К пяти в «стекляшку» прибывали все до единого, никаких прогулов тут не признавали. Отлетали в сторону алюминиевые кружочки, прозрачная влага, утробно булькая, наполняла стаканы. Никаких промежуточных выпивок больше не предвиделось, и каждый принимал по своей норме или сверх того – по желанию. Впрочем, лишнего не перепивал никто: впереди еще предстояла большая вечерняя планерка. Водку не спеша разливали, не спеша выпивали, и вот уже буфетчик наполнял пивные кружки.

«Стекляшка» была единственным местом в городе, где можно было выпить настоящего пива – пива, а не бурды, на четверть разбавленной водой. Буфетчик брал свое недоливом – густая шапка пены занимала почти полкружки, – но это была его законная «пайда». Надо же было человеку чем-то жить, и он жил, и все уважали его за честность.

Сдвигались вместе два столика, прорабы садились в тесный круг, и сам собой разгорался жаркий спор, неизбежно приводящий на рабочую стезю. Время текло незаметно. «Да и сколько его было, того времени – какой-нибудь час?»

Наконец кто-нибудь спохватывался.

– Мужики, шесть! Там Митряй уже, наверно, с ума спрыгнул. Закругляемся!

Веселой толпой вываливали на улицу, рассаживались по самосвалам.

– Эх, с ветерком! Улю-лю-лю!

В шесть десять начиналась основная, уже без дураков, рабочая, деловая планерка. Конечно, и вечером хватало бестолковщины, но можно было кое-что решить и всерьез.

К управлению один за другим начали подкатывать самосвалы.

Стоя перед конторой, люди курили, обменивались пустяковыми замечаниями, несбыточно мечтали об отпусках. Наконец Митряй устал терпеть и выслал на крыльцо главного инженера. Его успокоили: сейчас, сейчас! – и продолжали спокойно курить. Тут не выдержал сам начальник, разгневанный выскочил на крыльцо. Тянуть время дальше стало невозможно.

Зайдя, люди долго рассаживались по углам и периметру стен. Здесь опять возникли шум и задержка – Дмитрий Григорьевич просил сесть поближе, но никто не спешил воспользоваться любезностью руководства. Все ж одно дело, когда в зале стоит общая ровная водочная атмосфера, и совсем другое, если в сторону начальника разит именно от твоей скромной персоны. Тут Митряй мог сгоряча и облаять прилюдно.

Наконец все устроились на том расстоянии от начальника, на какое у каждого хватило упрямства, и планерка началась.

2.

Главным содержанием ежевечернего бдения был дележ техники и материалов на будущий день. И того и другого всегда не хватало.

Но беда была, когда Дмитрий Григорьевич перекраивал по-своему все главные прорабские задумки, правя и деля, как бог на душу пошлет. И страсти моментально накалялись. Никто никому не хотел уступить. Сыпались взаимные обвинения, припоминались должки и обманы пятилетней давности.

Теперь уже нисколько не щадили не только оппонентов, но и руководство. Весь разговор начинал вестись на повышенных, истерических тонах. Дмитрий Григорьевич пытался вмешаться и развести противников, – этого словно все ждали, все дружно набрасывались на него.

– Один спрос! Одни упреки! – орал, надсаживаясь, Никола. – А техники нет, транспорта нет, материалов нет! Принесешь наряды подписывать – нос воротят! А как что – дай, Никола, пятьдесят тысяч объема, дай, Никола, шестьдесят тысяч объема! Тьфу на такие дела!

Дмитрий Григорьевич малиново багровел и выдавливался из стула, как зубная паста из тюбика.

– Кто нос воротит? Ну, назови!

– Кто воротит, тот сам лучше меня знает! Начнешь показывать, так пальцев не хватит!

– Вер-р-р-но! – дружно поддерживали его остальные. – Да что там говорить?! Людей с объектов срывают все кому не лень. И начальник, и главный, и уже скоро завсклад будет на линии командовать! А как до нарядов доходит, так хоть с неба бери. Все увильнуть норовят. За подписи трясутся, как свекор за сноху!

– Когда я вам чего не подписывал? – кричал Митряй. – Вы мне покажите ту липу, которую бы я вам не подмахнул!

Да, такой липы действительно еще не встречалось, и все понемногу остывали.

Но острастку начальнику все же надо было иногда давать, пусть не забывает, что тут перед ним не конторские крысы, а линия – главные люди в управлении. Что контора без линии?

3.

Сегодня начальник был в хорошем настроении. Никола ткнул Углова локтем под ребро.

– Слышь, Угол, гляди, как Митряй цветет, не иначе где-то удачно рапортнул. Спорим на полбанки, сейчас будет байка номер один…

Углов только усмехнулся – ишь, чего захотел! Когда Митряй цветет, то и без всяких споров ясно, чем он начнет планерку. Стоило тут пол-литрами разбрасываться.

Дмитрий Григорьевич встал, оглядел свое беспокойное воинство орлиным взором и торжественно начал:

– Товарищи, я сегодня был в горкоме…

Углов опустил глаза в пол и прикрыл рукой рот, чтобы не расхохотаться. Опять Никола попал в самое яблочко. Митряй прокручивал байку номер один. Семен отсмеялся про себя и снова прислушался – будет вариация на тему или рассказ пойдет пластинкой, слово в слово?

Шла пластинка.

– …И вот первый секретарь, – Дмитрий Григорьевич поднял палец вверх и победоносно оглядел присутствующих. – И вот первый секретарь говорит мне при всех: «Я знаю, что на вас можно положиться, уж кто-кто, а Дмитрий Григорьевич не подведет!» – Он выдержал значительную паузу. – А я? Что я должен ответить? Что у меня прорабы горазды только глотки драть да водку хлестать, а работать некому?! А? Но ведь я так не сказал. Я сказал первому – будет сделано! Из кожи вон вылезем, а все будет сделано!

Дмитрий Григорьевич обвел слушателей взглядом, в котором ясно читалось страдание – оценят ли они его жертву, поймут ли всю глубину благородства?!

Присутствующие молчали. Никола гулко закашлялся и наклонился к Семену.

– Зажал полбанки, Угол? – спросил он гулким шепотом. – Эх ты, а еще старый линейщик! Три против одного – и скис!

Углов усмехнулся. Никола действительно играл против него один к трем. У Дмитрия Григорьевича имелось еще две байки, как две капли воды похожие на рассказанную, только в них фигурировали председатель горсовета и управляющий трестом. Митряй шибко уважал субординацию. Подробности, правда, были те же самые. Начальство дружески хлопало начальника стройуправления по плечу и доверительно говорило: «Как же, Дмитрий Григорьевич человек известный, проверенный. Ему что ни поручи – все как из пушки». А Дмитрий Григорьевич браво выпячивал грудь и молодецки рапортовал: «Будет сделано».

4.

То один, то другой из присутствующих на планерке начали демонстративно поглядывать на часы. Некоторые спрашивали время через весь кабинет. Кое-кто позевывал. Никола, подпершись рукой и надвинув на глаз мятую кепку, спал.

– Сейчас, сейчас, товарищи, – успокаивающе поднял Дмитрий Григорьевич руку. – Сейчас кончаем. Вот только…

При слове «кончаем» спавший Никола неожиданно вскочил со стула и быстро пошел с выходу.

– Куда, куда? – закричал ему вслед Дмитрий Григорьевич. – Мы ведь еще не все обговорили…

Но Никола, на ходу бросив через плечо: «Так ведь сказали же, что кончаем!» – и не обращая внимания на дальнейшие Митряевы увещевания, спокойно вышел за дверь.

За ним немедля повскакивали со стульев остальные. Дмитрий Григорьевич, видя такое гиблое для планерки дело, на ходу перестроился и бодро закричал сквозь шум отодвигаемых стульев и неразбериху:

– Ну, у меня все, товарищи!

Углова эти слова застигли в дверях, остальные успели выйти раньше. Заждавшийся Николин шофер встретил выходившего прораба тихим, но явственно слышным матом.

Мгновенно оглохнув, Никола весело махнул ему рукой:

– Все, все, Петро! Уже закруглили. Едем!

Он быстро забрался в кабину, басовито рявкнул и сорвался с места «ЗИЛ». Никола сидел на земляных работах не только внутри управления, но нахватал подрядов со стороны, и столько, сколько он мог писать выработки в путевки шоферам, не мог писать никто. Потому и приходилось на ночь глядя добираться домой или пешком, или на попутных – кто бы из шоферов согласился ждать прораба до полуночи без нарисованных в путевках трех норм выработки? За дневное-то катанье приходилось рисовать две нормы – на третью уже не у всех хватало мощи.

Дмитрий Григорьевич, выйдя с планерки вслед за прорабами на темный двор, поманил к себе Семена.

– Ты, Углов, чего это дурака валяешь, а?

– А что, Дмитрий Григорьевич, – отозвался Углов. – У меня все на мази.

Он уж знал, о чем пойдет речь.

– Не помнишь, что ли, что ты у меня в долгу? Три месяца я тебя не трогал. Так что давай без дураков. Чтоб закрыл в этот раз пару нарядов. Опять гость из треста ожидается. Так что, Углов, смотри не вздумай подвести.

– А кто ожидается, если не секрет?

– Кто, кто? Да опять пузан, кто ж еще? – со вздохом сказал начальник.

Семен присвистнул. Гость ожидался знатный.

– Да он же был у нас не так давно! – удивился Углов.

– Был, был, – безнадежно махнул рукой Дмитрий Григорьевич. – Что ж с того, что был? Знаешь же его – где плана нет, он тут как тут.

Сейдаметов, ревизор родного треста, был трупной мухой. Само появление его предвещало последнее, окончательное несчастье. В отличие от прочих своих коллег, он ездил только в умирающие организации.

В своем тесном кругу он смеялся: глупцы ездят с проверками в процветающие конторы. Любители снимать пенки с мясного навара – ну, пусть себе снимают! Не понимают жизни, примитивнейшая жадность застила им глаза.

Ловить мышей в управлении, выполняющем план?! Это годилось только для несмышленышей. Ну, напоят водкой, ну, накормят пловом, а дальше-то что?

Стоит только поглядеть на самодовольные лица этих выполняющих!

Не то было в конторах, находящихся при последнем издыхании. Сейдаметов появлялся в них, как хирург у постели обреченного.

Тут-то и лежала удача Сейдаметова. Он сидел рядом с умирающим, держа руку на пульсе. Вот раз прервалось дыхание, другой, третий – он прислушивался. Здесь он брал все, что можно было взять, и все, чего брать нельзя было ни под каким видом. Но риск оправдывал себя, и кроме того – просто не хватило сил остановиться.

В областной город шли машины с лесом, железом, шифером. Везли оконные блоки, трубы, линолеум, белила и гвозди, – Сейдаметов не брезговал ничем. Он отстранял ладонью привозимые в гостиницу ковры – коврами при желании он мог бы уже и сам торговать. Дома у него был целый склад ковров.

Живые деньги и стройматериалы, стройматериалы и деньги – ничего другого он не признавал, пока, конечно, имелась возможность не признавать. Он был домовит – большая семья, семеро сыновей зависели от его уменья жить. И каждому сыну поочередно он строил дом.

Второе за последние полгода появление на горизонте стройуправления ревизора Сейдаметова было зловещим признаком.

Углов раздумчиво пожевал губами – стало быть, действительно под Митряем закачался стул. Он посмотрел на начальника. Дмитрий Григорьевич был скорбен.

– А, стараешься, стараешься, ночи не спишь, а что толку? И кому это все нужно? – Митряй сгорбился и махнул рукой.

– Да ничего, Дмитрий Григорьевич, – пожалел его Углов. – Авось, наладится дело. Что там ревизор? Ну, встретим, напоим, накормим как надо.

– Это что! – вздохнул начальник. – Если б только поить-кормить, так это пустяки. Ты, Семен, возьми это дело на себя, покрой должок. А остальное, что надо, я сам сварганю. В прошлый-то раз ты тоже его денек ублажал?

– Было дело, – согласился Углов.

– Ну вот, стало быть, подход имеешь, – обрадовался начальник.

– Надолго он? – спросил Семен.

– Да кто ж его знает? – безнадежно вздохнул Дмитрий Григорьевич. – Иди угадай, когда он нажрется. Утроба его известно какая – знай подавай!

Углов прикинул: Сейдаметов ел три плова в день и за каждым выпивал пол-литра водки. В промежутках он отсыпался и перекусывал шашлыком. Шашлык тоже пустым не подашь. По самым скудным подсчетам выходило, что с оплатой разных мелких желаний и гостиничного люкса Сейдаметов обходился примерно в сто рублей за день!

Если закрыть в этом месяце, как и велел Митряй, два наряда, то выходило, что он мог развлекать ревизора никак не более трех дней.

Углов невольно присвистнул – задал Митряй задачу! Уж лучше бы, как обычно, отдать ему деньги на руки, а там пусть сам выкручивается. А что, если ревизор задержится на неделю? Он запросто съест весь навар с большого строительного участка. Недаром зловещая слава о нем легендой ходила по управлениям.

Углов задумался. И о себе следовало не забывать. Больше трех дней нести на горбу Сейдаметова он был не в силах.

– Три дня, Дмитрий Григорьевич, – сказал Семен обреченно. – На три дня мощи хватит, потом пусть другие отдуваются.

Начальник испуганно замахал руками:

– Что ты, что ты? И не мечтай даже! Неделя твоя, а там на земляные переброшу. Так что давай, как хочешь, тужься, а чтоб неделю пер. Семь бед – один ответ. У тебя ж там пайдовый объект есть – заправка-то. Вот и бомби ее.

Углов нахмурился. Митряй совсем озверел со своими требованиями.

– Чего там взять-то? – сказал Семен с неудовольствием. – Вся смета – полсотни тысяч.

– Опять финтишь, Углов, – с тоской ответил ему Дмитрий Григорьевич. – Вот все вы такие. Только себе брать мастера. А как кого выручать надо – сразу в кусты! И смета тебе не смета, и взять негде.

Углов несколько устыдился.

– Ладно, – сказал он. – Четыре дня на мне.

Эти четыре дня пролетели мгновенно, но Углов устал от них больше, чем за год. Ревизор оправдал свою кличку. Он был ненасытным. Сначала Семен пробовал не отставать хотя бы по выпивке, но куда там! – «пузан» лил в себя водку, как в колодец! Огромная блинообразная физиономия его масляно сияла, подбородок лоснился. Он похлопывал Семена по плечу увесистой рукой, больше похожей на бычью ляжку, и раскатисто басил:

– Живи, сынок, пока живется! Бери, сынок, пока берется! Умрешь, сынок, и все минется! – И хохотал, словно в бочку.

Семен слушал, помалкивал и мотал на ус. Ревизор славен был юмором. Углов знал его в основном заочно – в прошлый раз он пропьянствовал с ним только сутки. Теперь Семен любопытствовал посмотреть, каков ревизор в деле.

«Пузан» шутя побил все предварительные угловские представления. Он гулял эти четыре дня так, словно на пятый ему предстояло умереть. Однако уйти в лучший мир Сейдаметову не дали – на пятый день, когда Семен был вытряхнут до последней копейки, его подхватил Никола.

6.

После обеденной планерки – душа все ж болела – Углов поехал на строительство заправочной. Это был третий его большой объект – после концертного зала и насосной. Разная мелочевка, вроде благоустройства, в счет не шла.

Сергей, мастер с заправочной, вот уже третий день клевал Семена в темечко:

– Петрович, третий день с бетоном дело плохо. По две машины за день дают. Я с утра каждый день там торчу, да меня кто послушает. Хоть на объект не появляйся – мужики за глотку хватают. Надоело бездельничать.

Углов все откладывал и откладывал визит на бетонный узел. Ехать туда без нужды сверхъестественной было примерно то же, что добровольно совать голову в пасть к тигру. Удовольствие никак не соразмерялось с возможными неприятностями.

Растворно-бетонный узел обслуживал не только их управление, а и еще две другие такие же конторы, и злодействовал над всей затюканной троицей как только мог. Самая мелкая сошка, причастная к отпуску материалов, ощущала себя тундровым королем: хочу дам бетона, хочу не дам, а хочу дам, да не вам!

Все решало короткое знакомство, а войти в эту короткость можно было весьма однозначно. Пытавшимся качать права, то есть действовать по закону, дорожку слегка перекрывали. Всегда ведь можно было сослаться, что другие управления оказались поворотливей и выбрали весь бетон. Что тут поделаешь? Кричи не кричи, а проверять не станешь.

А уж сколько там в их бетоне было цемента? – упаси бог узнавать. С бетонной конторой поссориться на качестве означало самого себя уволить с работы. Потом бы он уже и надолба не построил, не только путного объекта. Причин не дать материалов, затормозить нашлось бы немало – что причины? Причиной оказывалось все – от погоды до престольного праздника.

Но дело подходило к концу месяца, нет бетона – нет объема, а на заправке кормилось восемь мужиков. Углов решил, глянув своим глазом на объект – не поправилось ли дело само собой? – ехать потом к заклятым дружкам на бетонный узел.

Он подкатил к заправке с задней стороны и остановил машину. Недаром, видно, его сердце чуяло неладное – солнце жгло вовсю, на часах уже подкатывало к трем, а никакого шевеления на стройплощадке не было. Опалубку под фундаменты емкостей выставили еще на прошлой неделе, мужиков Семен подобрал самых здоровых – знай кидай да кидай, да только кидать, как видно, было нечего – фундаменты были залиты бетоном едва на треть. А уж Углов про себя числил их готовыми!

«Да, – со злостью подумал он, – проморгал! Кидать есть кому, да нечего». Конечно, что такое две-три машины бетона за день на восемь здоровенных мужиков? Забросить шесть, семь кубов бетона в опалубку занимало час времени. Матерясь сквозь стиснутые зубы, Семен вывернул из-за угла. Эге, на заправку он подгадал, как видно, вовремя – рабочие тесной кучкой обступили мастера, и явно не с добром. Настроения здесь царили несколько иные, чем в конторе.

– А я что могу? – долетел до него злой и растерянный Серегин голос. – Я туда, что, на крыльях долечу? Сами знаете, туда сорок минут на «ЗИЛе» пилить надо! А у меня собственной «волжанки» под задницей нет – я вам не завмаг! Да и что толку ехать, не дают бетона!

– Об чем шум? – вошел в толковище подошедший незамеченным Углов. – Крику много, а драки не вижу!

Уж он хорошо и видел, и соображал, о чем шум, но надо было сначала вытянуть из пробоя Серегу; мужики что-то выглядели слишком отчаянными, допекло их безделье – и шутка была тут как раз к месту. На его голос повернулись расстроенные и разгоряченные лица. Углов глянул в глаза рабочих и понял, что попал не в тон.

– Драки хочешь, Петрович? – мрачно ответил ему Уйгун, пожилой бетонщик, старший звена на заправке. – Будет тебе драка, не обрадуешься еще.

– Кого бить будем? – бодро спросил Углов, все еще надеясь смягчить народ.

– Тебя! – не принимая шутки, без тени улыбки ответил ему Уйгун.

Семен работал прорабом не первый год.

– Меня? Надо! – быстро согласился он. – Вот только вопрос – за что?

Уйгун побагровел.

– Так работать можно? Три дня сидим, восемь машин бетона приняли, сегодня уже день кончается, а бетона все нет! Мастер тебе пять раз сказал – дай бетон! Почему нет бетона? Чем нам платить будешь? Где совесть твоя? Где бетон?!

Слово «бетон» проскочило между наэлектризованными, возбужденными людьми, как искра между проводами, и мгновенно зажгло всех. Рабочие закричали разом, перебивая друг друга и торопясь высказаться:

– К обеду первую ходку привозят!

– Ждешь-ждешь, аж посинеешь, пока привезут!

– Дают, как крадут! Сил нет так работать!

– В прошлом месяце еле-еле по пятерке на нос вышло, а в этом, видно, и того не будет!

Углов вскинул вверх руки и демонстративно зажал ими уши.

– Стой, – сказал он. – Не все сразу. Говори ты, Уйгун, сколько машин приняли?

Все стихли. Углов опустил руки. Уйгун отмахнулся.

– Вчера две, сегодня еще ни одной. Дальше так дело пойдет, махнем всей бригадой к начальнику – расчет брать! Все. Надоело. Все равно это не работа. Час работаешь, пять сидишь – стыдно!

– Ты погоди, Уйгун, ты не горячись, – примирительно ответил Углов. – Сам знаешь, как с бетонерами разговаривать, без подмазки и говорить не станут. Но вот мое слово – сейчас сам туда поеду, и через час бетон на объекте будет. Сколько машин примете? Пять пришлю, управитесь?

– Сто – управимся! – рявкнул Уйгун. – Пришли только!

– Ладно, – кивнул Углов. Теперь надо было поставить бунтарей на место. Он повел орлиным глазом по стройплощадке.

– Эт-т-то что такое?

Со стороны неперекрытого еще гаража громоздились залежи строительного мусора, подпирающие стены.

– Значит, кругом дела полно, а вы бездельем мучаетесь? Все бетона ждете, а на остальное начхать? Аристократы? Это что?

Он снова повернулся к рабочим.

– Ну давай, давай, ребята, покурили и хватит. Пока бетон придет, как раз успеете место расчистить.

Люди нехотя потянулись к гаражу.

Семен, дождавшись, пока отойдет последний, погрозил мастеру кулаком.

– Я те дам вот сейчас машину! Велели делать – делай! Еще раз увижу, что люди бездельничают, голову сниму! На то ты и мастер. Ну да ладно. Смотри тут у меня, а я смотаюсь на бетонный. Будет вам бетон.

Он пошел к машине.

Серега не удержался, буркнул негромко ему в спину:

– У хреновой головы всегда ноги виноваты!

Углов сделал вид, что не услышал. Он чуял за собой вину. Давно надо было разобраться с этим чертовым бетоном!

Семен чертом влетел к кабину «ЗИЛа» и рявкнул шоферу:

– На бетонный!

Можно было, конечно, отчистить Серегу, он ведь тоже оказывался не без греха, но не стоило выливать раздражение на мастера. Углов сейчас берег его для более нужного дела. Вот прискачем сейчас на бетонный, там и разрядимся!

– Ну, погодите, ухари! Сейчас вы у меня увидите хреновую голову, – мстительно думал он, в нетерпеливом воображении пребывая уже на бетонном узле.

7.

«ЗИЛ» притормозил у проходной. Углов взглянул на водителя бешеными глазами.

– Чего встал? А ну по газам!

Водитель со скрежетом врубил скорость, и «зилок» зверем влетел во двор. Во дворе особого разгона уже не было, и пришлось остановиться. Колонна самосвалов, подпиравших друг друга, от бетонного узла протянулась через весь двор. Конец ее доходил чуть ли не до ворот. Углов несколько успокоился, но запал был велик, и Семен бомбой вылетел из кабины. Конторка бетонного узла притулилась тут же, рядом с раздаточным бункером.

Дверь в конторку была отворена. Издали Углов заметил людское мельтешение, а подойдя ближе, окунулся в плотную волну густого мата. Война за бетон была, как видно, в самом разгаре.

Углов протиснулся сквозь гудящую толпу шоферов, тесно обступивших обшарпанный стол. За столом восседала плотная сорокалетняя бабеха с кудельками на висках. На нее кричали в десять глоток сразу. Со всех сторон к столу тянулись черные мозолистые руки с путевками, записками и талончиками на бетон.

Бабеха сидела, подперев щеку кулаком, и молча смотрела прямо перед собой. По всему ее равнодушному виду было ясно, как далеко ушла она своими мыслями от окружающих. Ей безразличны были и крики, и ругань, и прочее горячение требователен Самая глубина этого непоказного, молчаливого равнодушия внушала всем невольное к бабехе почтение. Во всяком случае, пары выпускались относительно спокойно.

Оттеснив плечом двух дюжих мужиков, Углов наконец прорвался к столу и со всего маха грохнул по нему кулаком. Стол загудел. Подскочила, плеснув чернилами, кубическая стеклянная чернильница; ручка прокатилась по столу и упала на пол.

– Ты что ж это, Анюта, с нами делаешь?! – со зловещей сдержанностью спросил Семен. Раздатчица скосила на него прозрачные глаза и нехотя оторвалась от сладких грез.

– Еще один орелик явился не запылился, – насмешливо ответила она. – Силы-то накопил, силы-то – мамочки мои! Держите меня, а то испугаюсь.

Семен открыл было рот для ответа, но ответить ему так и не пришлось. От страшного, визгливого крика, ударившего в лицо, у него заложило в ушах. В ничтожную долю секунды сонная курица превратилась в разъяренную фурию.

– Нет бетона, русским языком говорю – нет! Насос полетел, слесаря с самого утра возятся, да толку нет. Без воды какой может быть бетон? Что вы мне тут работать мешаете? А ну-ка вон отсюда!

Анюта кинулась в плотную толпу шоферов, как тигрица в середину антилопьего стада. Шофера шарахнулись от нее. В дверях возникла давка. Через минуту Углов, вместе с прочими, очутился на улице. Помятые ребра его слышимо похрустывали. Дверь конторки с треском захлопнулась. Рядом похохатывали шофера.

– Ну баба, ну жеребец стоялый!

Углов почесал в затылке. Что ж делать-то? Бетон следовало добыть, хоть лечь костьми. Он поразмыслил и полез по железной крутой лестнице на отгрузочный бункер.

Наверху гуляли сквозняки и царило спокойствие. Двое невидных мужичков в промасленных робах, тихо покуривавших у разобранного насоса, встретили Углова неприветливо.

– Когда бетон будет? А кто ж его знает, когда он будет, – равнодушно отозвался один из них на угловский вопрос. – Слышь, Савельич, вот тут мужик интересуется, когда бетон будет.

Сидевший рядом Савельич поднял на Углова страдающие глаза. Семен глянул на него и присвистнул. Наш человек! Ну, все было понятно. До ремонта ли тут?

– Слушайте, мужики, вы мне тут муму не гоните, – сказал Семен строго. Болеете, так и скажите. Все люди, а человек человеку друг.

Слесаря оживились. С них разом слетел налет расслабленности.

– Полечишь, что ли? – с надеждой спросил Савельич.