Текст книги "Клеймённые (СИ)"
Автор книги: Леона Хард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)
Глава 26
POV Диана
Едва выбежала с пожарной грязной лестницы, то окунулась в свет, горящий в коридоре женского крыла. Поначалу зажмурилась от яркости.
Затем побежала вперед, иногда неловко задевая девушек-студенток. В спину доносились злобные цоканья, от того, какая не аккуратная. А я бежала, надеясь догнать Алину.
Не представляла, что сказать? Какие слова найти для подруги? Я мало выглядела девушкой, к которой приставали, скорее которая сама вешалась на мужчину. Не знаю, видела она поцелуй или мы успели разъединить губы.
Забежав в будущую аудиторию, где должно проходить следующее занятие, обнаружила Люду и Элю, шептавшихся друг с другом.
– Алина была здесь? – спросила, остановившись возле парты перед девочками. Для Эли явно был заметен мой перепуганный, всклокоченный вид, дыхание не ровное, пульс участился, да и голос сбивался со спокойного тона, иногда дрожал.
– Нет, она вместе с тобой исчезла. А куда ты сбежала?
Я не ответила, еще раз бегло осмотрела весьма настороженных девочек, притихших в ожидании ответа, и пошла на выход из аудитории. Звонок на пару прозвенел, скоро должен зайти преподаватель. В коридорах медленно исчезали студенты, становилось глухо и очень одиноко.
Значит, Алина ушла домой.
Внизу при входе забрала куртку. На улице противная изморозь попадала на лицо и волосы, мгновенно делая их влажными. Как можно быстрее пошла по скользкой дороге, не переходя на бег. Морозный ветер выбивал на щеки прозрачную влагу из глаз.
Как Алине объяснить? И самое главное, что я делаю? Зачем? Почему мне нравятся прикосновения Гектора? Я ведь знала, что он Алине нравится, а все равно поддалась опять! Второй раз не дала ему отпор?
До дома добралась быстро. Последние ступеньки до нашего этажа преодолела бегом, забарабанила в нетерпении кулаком по двери. Сердце испуганно притаилось в ожидании, когда откроют. Разочарованно выдохнула, когда дверь распахнулась:
– С ума сошел открывать дверь? А если...а мало ли?
Влетела в прихожую, разуваясь и раздеваясь, попутно отчитывала Артема, как несмышленого малыша.
– Все в порядке. Я же видел тебя в глазок! – спокойно ответил на необоснованную, вспыльчивую фразу.
– Да мало ли, кто я! Не открывай больше никому, пожалуйста! – голос предательски дрогнул. Алины здесь не было, судя по обуви и то факту, что открыл Артем.
Двумя руками обхватила Клейменного, прижимаясь щекой к его шее и плечу. Из последних сил моргала и моргала, прогоняя стремительно надвигающуюся панику. Где Алина? Куда пошла? Она ведь не сделает ничего страшного? От этого чувства едва не задохнулась и прошептала груди Артема и его спокойному пульсу, пока мужчина гладил успокаивающе, как-то по-родному:
– Артем... – дрогнул голос, прозвучал сорвано. – Не оставляй меня, пожалуйста. Если и ты исчезнешь, я не знаю, как дальше жить.
– Какие глупости лезут в твою прекрасную головку!? – усмехнулся над ухом Артем.
А я почувствовала его теплое дыхание, развевающее пряди волос. Это как теплый ветер на острове, также приятно и спасало всегда от жары.
Артем провел в зал, держа за руку. Сначала посадил на диван и что-то говорил, а я не слушала, смотря на стеклянный столик с вазой и фруктами. Пристально изучала оранжевую точку апельсина, а сама была где-то не в этой комнате.
Потом неведомым образом оказалась сверху на Артеме, между его ногами. Тесно прижалась к его груди. Не сопротивлялась, когда друг подтянул на себя, и когда сильно прижал к себе, пальцами пробираясь под свитер.
Было очень холодно в людском мире, ноги в носках ледяные и руки, которыми впивалась в черную футболку Артема тоже холодные. Тянулась к Клейменному, как к спасению. Как растение к лучам света. Хотелось согреться, а Артем очень теплый. Он ведь меня не бросит?
***
Проснулась по-прежнему лежа на Артеме, согрелась. В его объятиях было очень комфортно, теперь в жар бросало после пробуждения. Артем тоже спал, я мягко высвободилась из его объятий.
Полный мрак в зале, только луна и звезды светили в окно, заливая комнату приятным светом. В коридоре проверила телефон. Сообщение от Гектора светилось наверху экрана в виде белого конвертика. Призывно мигало, чтобы прочитали, но я не стала раскрывать. Не важно, что напишет.
Сейчас было шесть, а в девять на работу в Приам, в ночную смену. В коридоре свет не включала, была озарена только телефоном, когда мое одиночество нарушил внезапный звук поворачивающегося ключа в замочной скважине. Боясь подумать, просто следила за дверью.
Встретилась взглядом с подругой.
Она увидела меня, но промолчала. В первую очередь Алина решила раздеться, аккуратно повесить вещи, сапоги поставить, и, наконец, включить свет в прихожей, чего я больше всего боялась.
Как? Как смотреть ей в глаза?
– Алина, – неуверенно позвала ее. – Дай я объясню... попытаюсь!
Я вставала по середине коридора, отсекая собой пути бегства, чтобы подруга не прошла мимо в зал.
– А что объяснишь? – спросила Алина, поднимая на меня уверенный, полный мнимого равнодушия взгляд. Уголок губ ее раздраженно опустился, мимика была постоянно подвижная, как будто не знала, что изобразить на лице.
– Ну давай! Объясняй! – сделала Алина шаг вперед, встав едва не на пальцы ног.
– Давай! – повторила подруга, выкрикивая приказ, затем подняла руки и толкнула в грудь.
Не ожидала подобного, покачнулась назад и угодила в бетонную стену, одновременно где-то на затылке почувствовала болезненный укол. Кажется, стукнулась об угол картины. На стене позади висела картина с красивым, голубым морем.
Затылок обожгло острой болью, в глазах померкло на секунду, стало темно и мрачно и одиноко одной в этой тьме. А когда открыла глаза, сидя на корточках, ко мне наклонилось лицо Алины. Раздалось странное шипение, напоминающее звук насекомого:
– Да чтоб ты сдохла, подруга моя, – по слогам произнес, как неживой голос. Он ласкал холодом, вытягивал столь необходимое тепло.
Голубые глаза подруги исчезли, а вместо них – зрачки, раскрашенные фиолетовыми языками пламени. Необычные глаза, как будто и не Алины, но ведь это она присела на корточки напротив меня, сидящей на полу и схватившейся за затылок.
– Задохнись! – почти шепотом прозвучал ее голос, а ее глаза приковывали и гипнотизировали.
На полученный приказ я захрипела в отчаянии, не чувствуя кислорода и спиной вжимаясь в стену. Одновременно царапала ногтями пол в попытках вырваться из удушения. Шею зажали две невидимые руки, сильные пальцы давили на кадык. Они не только блокировали воздух, но вероятно стремились сломать шею.
А я смотрела в непроницаемые фиолетовые глаза подруги. Пальцами попыталась дотянуться до ее руки, но она проигнорировала, не позволив себя коснуться.
Последнее воспоминание перед темнотой – один день на острове. Алине, и мне никогда не нужна была помощь. И я, и она не боялись поругаться со старшими девочками. К тому же моего папу опасались и до драк обычно разборки не доходили.
А вот Эле часто доставалась порция насмешек из-за косоглазия, иногда приходилось ее защищать, и я знала, что плечо Алины, хоть и гораздо меньшее моего, но всегда было рядом. Могла опереться на него, а сегодня надежное плечо скинуло с себя мою руку.
***
Сначала возникли звуки в голове, не прекращавшийся шум, воздух загудел или так казалось. Потом вернулась способность осязать: я на чем-то мягком, возможно на диване, больной затылок на пуховой подушке. Рука свешивались вниз на пол. А веки очень тяжелые, будто набухли, не удавалось их открыть. Тяжесть во всем теле придавила намертво к горизонтальной поверхности, даже пальцем на руке было лень пошевелить.
– Я, вашу мать, приютила вас! А вы! А вы! Решили переубивать друг друга! – расслышала женский голос, но он настолько визгливый и противный, что резал и без того больную голову.
Я зажмурилась еще сильнее, чтобы неприятные звуки не проникали внутрь.
– А ты чего спящей притворяешься?! Еще одна! – после слов тетя дернула за руку, отчего голова со спиной поднялась и веки слегка разомкнулись. Но голова зазвенела еще сильнее, я во все имеющиеся силы и насколько позволяло раздраженное горло застонала, усаживаясь на диване.
С трудом приоткрыла слипающиеся глаза, руками обхватила затылок.
Колокола звенели в голове, словно по ней несколько часов били чем-то тяжелым. Зрение временно потеряло четкость от звона в ушах.
– А ... а ... хххде? – это все, что удалось прокряхтеть, горло запершило, поэтому решила лучше помолчать.
Три пары ног на полу: двое женских, одни мужские, выше глаза поднять не могла, слишком ярко светила люстра.
А потом увидела, как отъехал стеклянный столик с фруктами чуть назад, а на то место на колени упала Алина. Она отняла мои руки от головы, взяла за пальцы и как начала говорить, а мне хотелось, чтобы все заткнулись! И от каждого слова вздрагивала, словно жестоко избивали. Слова, как удары по телу, а может не по телу, скорее по сердцу.
– Прости! Прости! Диана, умоляю! Прости! – подруга держала мои руки и трясла их. Скрывала по всей видимости дрожание собственных.
В ее искренность верила. Об этом кричало ее лицо. Капающие слезы на щеки, которые подруга старательно вытирала. Красные, раздраженные глаза теперь вновь голубые, а не опасно фиолетовые, отравленные силой. На ее щеках – красные волдыри, как свидетельство былых слез.
Подруга на коленях, не моргала и смотрела как маленькая, напуганная девочка. А ее слезы, капали мне и ей на пальцы, соединенные между собой.
– Я не знаю, что это! Совсем не поняла! Прости! Я была не в себе! – кричала Алина.
Так отчаянно в горле зажгло, да и в глазах после ее слов. Память-то никуда не денешь. Она осталась, как голос не пропала даже на время. Я всё помню. И приказ задохнуться помню. И фиолетовые, ненавидящие глаза помню. И удар в грудь помню. Я помню.
А подруга ждала, стоя на коленях, и плакала, не прекращая. Смотря с паникой, и с обреченностью, и с мольбой. Эта мольба больнее всего ударяла.
Я неуклюже подняла руку, которая казалась нереально тяжелой, прислонила ее к щеке подруги. Стерла размазанную тушь под ресницами. Убрала грязное напоминание о слезах. Из себя бы с такой же легкостью убрать ощущение грязи.
– Всё в порядке! – хрипло сказала почти шепотом из-за потерянного голоса. – Я тоже чуть не убила одну девочку, когда пробудилась сила...
Я вздрогнула от сильного выкрика, и Алина развернулась на коленях, сев на пол, и глядя в сторону балкона и двери, где стояла тетя в красном, брючном костюме. Только с работы, ухоженная с идеальным макияжем, безупречная, как и всегда. Только Катя – истинная леди и матом обычно не ругалась, считала ниже своего достоинства употреблять бранную речь.
– Я, вашу мать, сейчас первая сдам вас Карателям!
Звуки вернулись в голову. Крик Кати был натуральный на всю квартиру.
– И если соседи! – пальцем тетя указала в сторону выхода из зала, там же оказался Артем, застывший в одном состоянии. Бледный, как мертвец. Настоящий цвет лица у него смуглый. Это я всегда бледная, несмотря на знойное солнце на острове.
– И если соседи сейчас придут на мой ультразвук! Я вас всех сдам! И тебя! – ткнула тетя на Артема. – И тебя! – указала она пальцем с красным маникюром на Алину.
– А тебя! – дрожащая рука была направлена на меня.
– А тебя... – первое время слов она не находила, рассматривала столик, пол и стены в гнетущей тишине, которая сильно оголяла нервы.
– Тебя я отцу сдам! Во! – нашлась она с ответом. – Я немедленно позвоню твоему папе и всё расскажу! Всё! Он тебя повесит на собственных кишках! – злорадно пояснила тетя. Ее довольная улыбка подсказывала, что родственница действительно мечтала увидеть кровавое зрелище.
Артем присел рядом, перекинул руку мне на плечо, и подтянул к себе, легко потирая мою руку в успокаивающем жесте. Пытался согреть, передавал необходимое тепло. Алина продолжала сидеть на полу, скрестив пальцы на коленях, и смотрела в пол, пока тетя неистово кричала.
Глава 27
POV Диана
Алину тетя прогнала из квартиры, сказала, чтобы проваливала в общежитие. Больше отказывалась здесь держать. Артема решила покрасить светлым цветом и пусть неделю полежит на острове, пока страсти поутихнут. Мне разрешила остаться на последние недели, необходимые для адаптации.
Пока восстанавливалось горло после удушья, я не работала и не посещала занятия.
С Алиной больше не разговаривали, не могли найти нужных слов, сбегали, едва встречались в узкой квартирке. А потом, как было велено тетей, подруга переехала в общежитие.
Катя, как и обещала позвонила отцу и мне была назначена дата встречи с родителем. Не представляла, чем закончится великое событие. Отец соизволил почтить своим присутствием! А то я подумала он вымер. Редкие виды животных вымирают, вот и он самый занятой, трудолюбивый предводитель Клейменных казался вымершим.
Предстояла очередная лекция на тему моей непутевости и безответственности, в случае если тетя сдала по поводу разорванных джинсов, запаха сигарет от Гектора и засосов на теле.
Одним словом, настроение было крайне отвратительное.
В субботу с утра собиралась на встречу с отцом. Номер Гектора поставила в черный список, а то донимал сообщениями и даже один раз звонил. Представляю сколько мата будет, когда узнает, что поставила его в черный список.
Почему все самые плохие моменты непременно связаны с Гектором? Чтобы в человеческом мире не происходило везде замешан он. Лучше бы я его не встречала.
Гектор как знамя чумы, все убивает собой. Всю жизнь испортил, поссорил с подругой, подверг нападкам Роз. Нет-нет да сообщение на телефоне своим миганием приковывало взгляд к экрану, но я не открывала его.
Никаких Гекторов! Нет! И нет! Видеть не желаю.
С отцом договорились встретиться в том же деревянном кафе неподалеку от дома, в котором виделись с Артемом.
Когда зашла со звоном колокольчика на двери, оглядела полумрак в небольшом помещении. Несколько посетителей сидели за столами и смотрели футбол по телевизору, висящему на стене. Посетители громко разговаривали и пили пиво, обсуждая матч. Криками подбадривали игроков.
В самом конце помещения за столом вальяжно устроился мужчина в черной, расстегнутой кожаной куртке. Волосы черны, как ночь. Аккуратная, ухоженная бородка украшала мужчину.
Папа же лысый!?
От удивления прибавила шаг, громко топая кроссовками, побыстрее желая преодолеть расстояние между нами.
Отец добродушно улыбнулся и махнул рукой, чтобы привлечь внимание. Но я и так видела шикарно подтянутого молодого мужчину, которому явно не дашь пятьдесят лет. С виду выглядел чуть старше Гектора, только немного морщинок возле глаз уродовали красивое, мужественное лицо.
Я в маму пошла – у меня более плавные черты, у папы грубее. И если бы он не являлся моим отцом, точно бы влюбилась с первого взгляда!
Признаюсь, папу приятно увидеть после долгой разлуки.
Я увеличила шаг, желая сказать хоть слово. И на миг забыла, что дальше последует наказание. А наказание от отца – чревато шрамами.
– Привет! – произнесла, встав возле стола, не зная, как поступить. Обнять? Поцеловать? Папа не любит проявлять эмоции, поэтому пришлось неловко стоять в проходе в ожидании решения. Легко постучав пальцем по правой щеке, отец дал добро на поцелуй.
После обмена любезностями мы удобно расположились за столом, разделись, заказали покушать. От нервов захотелось чего-нибудь пожевать, желательное сладкое – клубнику, например. Обожала клубнику на острове, а в Приаме ее не найдешь.
Как и обычно сначала последовал стандартный набор вопросов: самочувствие, настроение, занятия (раньше на острове, теперь в университете).
Если папа узнает, что половину занятий пропускаю, прибьет к стене гвоздем вместо Карателей. Настроен отец был добродушно, краем глаза посматривал за мою спину, где вещал футбол. Никогда бы не подумала, что он любит эту игру. На острове не разделял моего развлечения.
– Ну...ну...давай... – прокомментировал отец. На минуту забыл о существовании дочери и отвлекся на телевизор. Рукой махнул на них. – Кривоногие! Наш округ никогда не станет чемпионами!
Я кушала в этот момент огромный шарик клубничного мороженого, а на последней фразе отца развернулась на экран. Нет. Память не изменила.
Сегодня не играла команда Приама. Сегодня были другие команды – Пронска и Питера. Значит отец не из нашего округа, а откуда? Но если спрошу сейчас, знаю, что последует дальше.
Я читаю мысли отца:
– «Диана, меньше знаешь – крепче спишь!»
Я эту поговорку, позаимствованную из людского мира, которую отец произносил вместо ответа на любопытные вопросы, люто возненавидела. Со временем перестала интересоваться, молчала и только отвечала на его вопросы.
Поэтому пока кто-то кому-то забивал ела мороженое и не отвлекалась.
–Ты не хотела бы переехать в другой округ? – очень удивилась внезапной фразе отца. Вроде был поглощен телевизором, и сейчас смотрел на экран, а разговаривал со мной.
– А что так? – прожевав холодную кашку, спросила. Ощущение, что кусок льда проглотила, даже закашлялась. – Я же в университете учусь? Бросить?
– Переведешься. Не сейчас, чуть позже, одно дело завершу, – пожал плечами отец, и наконец, отнял взгляд от телевизора, локти положил на стол.
Пошла реклама между таймами, следовательно можно поговорить. В этот же момент подошла официантка, женщина средних лет в обтягивающих брюках и белой блузе с подносом в руках. Расставила тарелки перед нами, на что папа галантно улыбнулся, кивнув с благодарностью.
– Что-нибудь еще требуется? – рука женщина переместилась на стол рядом со мной, едва не задев фужер с мороженным. Я вовремя подхватила, чтобы не перевернулись остатки, а официантка будто не заметила.
И это при живой-то мне!?
– Нет, рыба моя! – с обворожительной улыбкой ответил папа.
Он МНЕ так никогда не улыбался!
Есть категорически расхотелось, особенно учитывая, что заказала печеную красную рыбу. Как только тетка-официантка ушла от стола, я брезгливо отодвинула тарелку подальше от себя. Значит и папа, женщинами пользуется налево и направо.
Я разлеглась поудобнее на лавочке, спиной оперлась, руки скрестила под грудью, намекая, что есть не буду.
– Я надеюсь ты не запечаталась? Я предупреждал Катю, чтобы следила за тобой в этом плане, – отец спокойно взял ложку, взгляд обратил на еду, а я – пустое место.
А у меня глаза, почти в прямом смысле, забегали по всем стенам, подальше от отца, и если бы он на меня посмотрел, увидел, что мне крайне неловко и где-то я прокололась.
– Нет! – поспешила ответить, а то пауза была многозначительная. – Да и с кем? – насмешливо фыркнула и плечами еще пожала, спрашивая у воздуха совета.
Как не выдать себя, что произошел один инцидент, когда почти!?
– Артемы всякие из головы вылезли? – отец смотрел в тарелку, но ощущение, что сканировал меня лбом или волосами.
– Пфффф! – не нашла ответа, вместо этого воздух выдула между губ. Отец сразу голову поднял, ложкой по тарелке стукнул, от чего создал море брызг от супа. Сейчас готовился затопить недовольством, потому что повторил мою позу: развалился на спинке лавочки и сложил руки под грудью.
– Я вот что предлагаю! – заговорил папа, привлекая мое внимание, сделав поучительный, твердый тон. Обычно таким выдавал наказания за нарушение правил.
– Примерно после Нового Года станет попроще и я тебя возьму в свой округ. Оформим пару документов для перевода из университета. Я пока не хотел, чтобы ты светилась рядом со мной, это опасно. Но вскоре можно будет. И ... – папе мне показалось стало неловко, на секунду замолк и строго озвучил приговор высшей инстанции, не терпящий возражений:
– Я познакомлю тебя с твоим будущим Единственным! Мой хороший знакомый с отличными генами. Я готовил тебя для него, поэтому всякие Артемы не входили в мои планы.
Отец замолчал, чтобы обдумала услышанное, а сам вернулся к обеду и в особенности – супу. Как интересно получилось. Жила в блаженном неведении, думала отец забыл о единственной дочери и на могилу не придет проведать, а оказалось... мою жизнь с рождения расписали.
Без меня меня запечатали!
Святая земля Клейменных, как это мило.
– Да ты что? – удивленно– наигранно спросила у папы. На что родитель недоуменно повел бровью. – Как это мило!
Хлопнула в ладоши, соединив пальцы друг с другом. Я переняла замашки Гектора – это очень плохо.
Всё! Ртуть терпения достигла максимальной отметки, голова готова взорваться от давления.
– Это великолепно! – не унималась я, улыбаясь как умалишенная, которой дали горсть антидепрессантов от плохого настроения. Тетя иногда такими баловалась. – А кто хоть?
Если проанализировать степень удивления с начала пребывания в людском мире, то можно сказать так:
Я почти не удивилась, когда Гектор – хороший мальчик, который помог возле позорного столба внезапно стал главной причиной моего наказания.
Я, наверное, не удивилась когда узнала о существовании Дины и когда едва ее не убила.
Я слегка удивилась, когда подруга подняла на меня руку.
Но ответ отца...мягко говоря удивил:
– Каратель, – почти шепотом произнес приговор отец.
Фейерверк эмоций в голове, она бедная, зазвенела от полученной информации. Тысячи вопросов заорали глубоко внутри меня:
В истории наших миров не существовало ни одного известного случая, когда бы Каратель и Клейменный создавали пару.
В давние времена, когда мир был поровну поделен между Карателями и Клейменными, если Каратели насиловали наших женщин, мы самосжигались после этого процесса.
И что значит готовил всю жизнь?
Я подопытная дочь?
И самое главный вопрос. Кто этот Каратель, которому меня, как блюдо, приготовили?
Но пока вместо льющегося потока брани, я лишь хлопала ресницами. Некоторое время молчали пока отец кушал, а я забыла на время о еде, в особенности о рыбе. Очень долго смотрела, как папа смаковал обед. Тошно от ощущения полного тупика. Я перед высокой стеной, не обойти, не перелезть и обратно не вернуться. И вот стояла в неизвестности в ожидании приговора.
– А поподробнее нельзя? – очень невежливо, нагло и испуганно спросила. Настолько эмоционально достигла пика, что не боялась повысить голос на родителя.
Отец еще примерно минуту демонстративно ел, не прерываясь на болтовню. Он делал всё четко по плану, поел – хорошо. Тарелку отставил и нашел время для меня.
Я не могу...не умею общаться с отцом. Рядом с ним, словно бесполезный таракан, который мешался и раздражал.
Я должна быть примером силы, стойкости и благородия на острове. Он должен мной гордиться. А я ... посмела обмануть его надежды. Я – жалкое создание, которое забило голову похотью. И это цитата из его речи. Его слова намертво клещами впились в воспоминания.
Я должна быть показателем добродетели, примером подражания, а выросла ничтожеством. Это тоже цитата. Помню слова перед тем, как запер в подвале, в абсолютной тьме.
Отец на много лет убил способность проявлять эмоции.
Я только-только стала ощущать эмоции в людском мире, поначалу было страшно открываться, но со временем смогла.
– Смотри! – отец внезапно заговорил, чем заставил очнуться от воспоминаний, прекратить вспоминать и топиться в прошлом.
Папа взял бокал пива высокий, искусно изогнутый, и бокал с соком, затем прислонил напитки друг к другу и стукнул между собой.
– Это грани между Карателями и Клейменными. Стекло. Мы взаимоотталкиваемся.
Отец слегка стукнул бокалы друг об друга, создав небольшой звон, жидкость взболталась внутри фужеров, но не вылилась за пределы.
– Мы отталкиваемся на физическом и эмоциональном уровне. Наша природа заставляет обходить друг друга стороной. Поэтому в жизни мы сторонимся друг друга и даже не понимаем из-за чего это происходит. Бывает два варианта отталкивания: когда Каратель сразу вызывает стойкое отчуждение (это на физическом уровне), а второе, когда с виду не чувствуем Карателя, но если он нарушает наше личное метровое пространство, тогда эмоционально отталкиваем его, – отец любовно поглаживал запотевший бокал с пивом, размазывал капельки по стеклу. Говорил вдохновленно о том, что больше всего заботило в жизни.
– Стекло Карателей, я не исследовал пока. – отец постучал указательным пальцем по моему бокалу с соком. – Наше – папа погладил свой бокал с пивом. – Прочное. Не пробьешь. Мы – эмоционально нестабильны, очень слабы в моральном плане. Когда подходит эмоциональный пик – мы само сжигаемся, поэтому в давние времена ходили слухи, что при соприкосновении Карателей и Клейменных мы само уничтожались. Женщины не могли перенести насилия и убивали себя праведным огнем. Это не в Карателях дело, а в нас. Мне любопытно, что произойдет, если одну жидкость перелить в другую – смешать напитки. Твое стекло я начал уничтожать с первых дней твоей жизни. Представляешь химиотерапию для людей больных раком, должна представлять? – кивнула на вопрос отца. – Я проводил похожую процедуру вам...
Вам... это слово многозначительно повисло между нами, завибрировало напряжением. В этот же момент посетитель начал кричать в помещении кафе, победно вскочил радуясь, обнимаясь с друзьями.
– Ты двадцать вторая. Двадцать один Клейменный до тебя не выдержал процедуру...
Я тоже должна сейчас радоваться, как и болельщики, голу? Воспарить над полом кафе от гордости с распахнутыми крыльями за спиной. Великая честь была дарована мне – пробили стекло, и я теперь не отталкиваюсь с Карателями. И я выжила среди большого числа грудничков.
Но почему-то было обратное ощущение – что отец посадил под замок вновь в тот темный подвал, одну и навечно. Разница между двумя случаями только в одном, в первый раз знала за что наказана, а сегодня не представляла.
Больше не выдержала, не смогла смотреть в одухотворенное лицо отца, пылающее восторгом и своей гениальностью, поэтому обреченно опустила взгляд на бокалы с напитками.
Встала с места, ногами слишком сильно уперлась в лавочку и в результате отодвинула ее. А она громадная проскрипела по полу, привлекая ничтожное внимание людей. Руками опираясь на деревянный стол, посмотрела на отца уверенно, не мигая, а родитель в противовес удивленно. Потом под нависшим молчанием взяла с вешалки куртку и, не раздумывая пошла на выход, но прежде озвучила:
– Не хочу тебя больше видеть!
А отец молчал на мой уход. Правильно, его ответы больше не нужны, а он не привык отчитываться, тем более перед мелкой соплячкой.
Шла по проходу, набрасывая куртку, просовывая руки внутрь рукавов. Галдели болельщики футбола, противно звенели в ушах, донимали довольными криками. Кому-то забили гол, попали в ворота. И мне попали в ворота, прошибли насквозь сердце.
Кому я нужна в мире? В мире Клейменных? В мире людей? Может в мире Карателей?
Истерично засмеялась над последним предположением, выходя в морозный день с непокрытой головой и распахнутой одеждой. Да, пусть, так. Заболею и сдохну. Кому я нужна? Пятьдесят на пятьдесят. Сдохну или нет? Весело было, папа, играть с жизнью дочери? А может и создал меня только для того, чтобы проверить, как твои великие гены выдержат процедуру? Другие ничтожества не выдержали, а твои гены – выдержали.
Ты – гений, папа, как обычно. А я – инкубатор для опытов.
