Текст книги "Последний демиург (СИ)"
Автор книги: Леока Хабарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Глава восемнадцатая
Сияние свечей ослепляло. Кавалеры уверенно вели дам, повинуясь тягучему ритму менуэта. Пары грациозно скользили по блестящему, точно зеркало, паркету. Шаги, повороты, поклоны и снова шаги. Каждое движение выверено, изящно и точно. Вереск никто не замечал. Она стояла на верхних ступенях широкой лестницы, облокотившись о перила мраморной балюстрады, и наблюдала за танцующими. Сложные причёски, изысканные украшения, наряды потрясающей красоты, но…
Что-то не так. Не так, как дóлжно.
Вереск прищурилась, всматриваясь, и вдруг поняла... Она шумно втянула в себя воздух, и музыка тут же замерла, а гости разом вскинули головы, пытаясь разглядеть, кто нарушил гармонию вечера. Но они не могли увидеть Вереск, как не видели ничего вообще: у дам и кавалеров не было глаз.
У них не было лиц.
Вереск хотела закричать, но не смогла раскрыть рта. Дрожащими пальцами она коснулась лица и поняла, что губы пропали…
– А-ах! – она резко села на постели. Потная, взлохмаченная. Сердце колотилось где-то в горле. Простыни сбились в ком.
Сон. Это просто сон и ничего больше.
Вереск глубоко вздохнула и закрыла глаза.
Всего лишь сон…
Бояться снов глупо: кошмары тают под лучами рассвета и забываются в повседневной суете. Другое дело – реальность. Её не сотрёшь, не смоешь, не исправишь и, даже если удастся загнать воспоминание в самые дальние закоулки сознания, оно всё равно просочится, точно горный родник сквозь холодные камни, и будет снова и снова возвращать в прошлое.
И сердце будет ныть, отвергая доводы разума…
Тот поцелуй. Вереск не могла ни забыть его, ни понять. Она высвободилась из объятий Ладимира и убежала, зная, что раненый князь не сможет последовать за ней. С тех пор прошло четыре дня. Четыре мучительно долгих дня. Каждое утро Вереск ждала, что Ладимир вызовет её в свои покои, но этого так и не произошло…
Соус напоминал магму, бурлящую в жерле вулкана. Она помешивала вязкую субстанцию деревянной лопаткой и, будто заворожённая, смотрела на пузырьки.
– Захворали? – Милда возникла за спиной так неожиданно, что Вереск вздрогнула.
– Н-нет… нет, – отозвалась поспешно. – Всё в порядке.
– Что-то вы в последнее время вся из себя… чуднее и чуднее. – Служанка упёрла руки в бока.
– Ничуть, – возразила Вереск и вытерла ладони о передник, давным-давно утративший девственную белизну. – Соус готов. Где подносы, Милда? Пора подавать гостям напитки. Розовое вино для дам и бренди для кавалеров, всё верно?
– Да-да… – прокряхтела старушка и как-то подозрительно глянула на неё. – Всё так… Только негоже в таком виде на людях появляться. Вы вся зачуханная, хуже деревенской попрошайки. Ступайте-ка лучше переоденьтесь, а напитки господам отнесу я.
Вереск согласилась, хотя всё это показалось странным. День за днём Милда отказывалась заявляться в чертог, предпочитая толпе гостей удушливый жар кухни. Обязанность разносить напитки и закуски столь прочно закрепилась за Вереск, что предложение служанки мгновенно вызвало подозрения.
Старая лиса не хочет, чтобы меня видели в чертоге, – догадалась она, а вслух сказала:
– Спасибо, Милда. Пойду, приведу себя в порядок.
Вереск выскользнула в коридор и, подобрав юбки, поспешила к большому чертогу, где веселились невесты-избранницы. Она хотела остаться незамеченной, но… ничего из этого не вышло: её перехватили у самой галереи, что вела в зал.
– Миледи Вереск! – Она не сразу сообразила, кто перед ней. Прехорошенькая юная леди с блестящими локонами цвета красного дерева выглядела встревоженной. – Мне надо поговорить с вами! Срочно! Я всюду искала вас, но…
Дара! О, боги! Это же Дара! Какая красивая… Такая красивая, что и не узнать.
Красивая, но напуганная…
– Что стряслось? – Усилием воли удалось сдержать нетерпение. Вереск изобразила улыбку. – Что случилось, милая?
– Наши гостьи… – начала девчушка, понизив голос. – Они…
Взрыв смеха заглушил её слова.
– Что с ними, дорогая? – Из чертога доносились голоса, музыка, звон бокалов. Вереск напрягла слух, чтобы расслышать тот единственный голос, который могла бы узнать из тысячи.
– Они… ну… они… – По-всему, Дара никак не могла найти нужных слов. – Они… С ними что-то не так.
– Не так? – Вереск нахмурилась, вспомнив свой сон. – Что именно?
– Порой… порой мне кажется, будто они не помнят вчерашнего дня.
Не помнят вчерашнего дня? Какая ерунда! Вот если бы у них не было лиц…
– Такое случается, Дара, – мягко сказала Вереск. – Жизнь знатных девиц безоблачна и благополучна, а потому скучна и однообразна. Все дни у них слились в один, только и всего.
– Ох, нет, – мотнула головой отроковица. – Я всё понимаю, но нет. Там другое. Много хуже! Ах, если бы я могла объяснить! Видите ли, однажды я…
Смех в чертоге стих, а разговоры смолкли. Музыканты заиграли менуэт. Зашуршали юбки. Вереск ясно представила, как гости разбились по парам, готовые танцевать. Но, видимо, не все горели желанием скользить по паркету: зал покинула пара. Красивая пара.
Лань и буйвол. Он – высокий и могучий, словно скала. И она – гибкая, точно лоза и яркая, как майская роза.
Ладимир и леди Арабелла.
Её улыбка отражалась в его глазах. Её рука лежала у него на локте.
Лантийская графиня бросила победный взгляд на Дару и обратилась к Вереск:
– Ах, милочка! Как вы кстати! – голос рыжеволосой красавицы был ядовито-сладким, точно сок болотного плюща. – Подайте в мои покои лёгкие закуски и вина. Вина побольше: нас мучает жажда, – Арабелла хихикнула.
– Да, миледи, – ответила Вереск бесцветным голосом, глядя в потемневшие глаза Ладимира. Ноздри князя раздувались, а на скулах ходили желваки. Одна его рука по-прежнему находилась в распоряжении юной лантийки, но вторая с хрустом сжалась в кулак. – Всё будет исполнено сию же минуту.
И, прежде чем Ладимир успел что-то сказать, Вереск бросилась прочь.
Глава девятнадцатая
Обида опалила сердце желчью. Слёзы жгли глаза, душили, катились по щекам, оставляя горячие следы.
Как же так? Как же? Как он мог? Зачем же он… О! – Вереск одёрнула себя. – К чему все эти вопросы? К чему? Всё понятно и ясно, словно белый день погожей весной. Ладимир может получить любую. Любую! И в любой момент. Берёт то, что пожелает и тогда, когда заблагорассудится. В ту ночь он хотел её. Сегодня вновь очарован Арабеллой. Что взбредёт в голову князя завтра – не знает никто.
Проклятье!
Проклятый поцелуй. Ах, каким сладким показался он ей тогда! Но Вереск забыла, что и яд бывает сладок…
Она миновала галерею, пронеслась мимо кухни, где Милда громогласно давала кому-то указания, взлетела по лестнице и очутилась в коридоре. До комнаты оставалось всего ничего: один поворот.
Всего один поворот.
Он настиг её у самой двери. Преградил путь, уперев руку в косяк.
– Пустите! – Вереск вложила в голос всю резкость и холодность, на какую способна. – Пустите немедленно!
Но Ладимир оставил требование без внимания. Не говоря ни слова, князь схватил её за плечи и прижал к стене.
– Не трогайте меня! – она брыкалась и дёргалась, пытаясь высвободиться, но хватка князя стала только крепче. – Вы не смеете!
– Смею. – Ладимир склонился и прильнул к её губам. Поцелуй вышел долгим и требовательным: князь принудил Вереск открыть рот, и когда их языки соприкоснулись, она едва не лишилась чувств.
Но… всё-таки не лишилась. Ни чувств, ни разума, ни гордости. Поэтому, когда Ладимир отпустил её, разомкнув стальные объятия, Вереск с размаху залепила князю пощёчину. Точнее… попыталась залепить: Ладимир легко перехватил её ладонь. Перехватил и тут же выпустил.
– Прости, – прошептал он. – Я машинально. Хочешь ударить – бей. Мешать не буду.
– Вы… – всхлипнула Вереск, ощущая на губах солёную горечь непрошеных слёз. – Вы… Убирайтесь к чёрту! Ступайте к своей леди Арабелле!
– Никуда я не уйду. – Князь коснулся её щеки. – Вереск, неужели вы так слепы?
– Ч-что?
– Так слепы, что не замечаете очевидного. – Он поднял её лицо за подбородок. – Мне не нужна леди Арабелла. Её, да и всех других, привлекают деньги, земли и власть и ничего кроме. Для любой из претенденток я – всего лишь выгодная партия, не больше. Условность, без которой невозможно получить Мейдинские богатства, только и всего. Понимаете?
Вереск тонула в его глазах. Растворялась, словно капля росы в океане.
Она понимала.
– Я вижу, что понимаете… – прохрипел князь. – Никто из претенденток не волнует меня. Никто не влечёт. Никто мне не нужен. Никто, кроме вас. И вы будете моей. Сейчас же. Немедленно.
Он снова поцеловал её, и на этот раз ноги Вереск подкосились. Она ухватилась за широкие плечи, ощущая жар ладоней на талии. Голова кружилась, мысли путались, близость Ладимира опьяняла, лишая разума и воли.
Надо оттолкнуть его. Прогнать. Нельзя… ах!
Ладимир подхватил её на руки, как тогда, на корабле. Пинком открыл дверь и в три шага преодолел расстояние до кровати.
– Я хочу тебя. – Синие глаза стали тёмными, как ночное июльское небо. Вереск видела в них отражение собственной страсти. – Хочу, как ненормальный.
Большой и тяжёлый, он навалился на неё. Вереск чувствовала силу его желания, и это сводило с ума. Князь целовал её шею, медленно спускаясь ниже. Когда на пути его губ возник корсаж, Ладимир, не колеблясь, разорвал его. Треск ткани заставил Вереск вздрогнуть.
– Вы испортили мне платье, милорд, – прошептала она, закрывая глаза.
– Я подарю тебе сотню новых. – Он накрыл ладонью её грудь. – Ты такая красивая.
Его прикосновения были нежными, а поцелуи – горячими. Он исследовал её тело не торопясь, словно хотел запечатлеть в памяти каждый дюйм. Вереск ахнула, когда Ладимир ловко перевернул её на живот и окончательно освободил от одежды. Его губы коснулись шеи под волосами, мочки уха, скользнули вниз. Когда рука легла на поясницу, Вереск не смогла сдержать стон, а князь тут же поцеловал чувствительное место. Его ласки доводили до дрожи, внутри разгорался жар, и хотелось большего. Много большего. Но князь отстранился.
Сгорая от жажды близости, Вереск перевернулась на спину. Ладимир стянул рубаху через голову, сбросил сапоги, снял бриджи и предстал перед ней, прекрасный в своей наготе. Вереск поняла, что краснеет. Она не могла смотреть на него. Она не могла не смотреть на него. Она…
Я… люблю его?
Князь вернулся к ней. Прикосновения обнажённого тела жгли огнём. Мысли рассыпались, точно бусины с разорванной нити. Когда Ладимир осторожно проник в неё пальцем, Вереск вскрикнула.
– Ты хочешь меня так же сильно, как я тебя, – прошептал он, и это был не вопрос.
Вереск сама прильнула к его губам, а рукой потянулась вниз. Коснулась. Легонько сжала. Князь глухо застонал. Она направила его, и он вошёл. Осторожно. Нежно. Но осторожности и нежности надолго не хватило. Да и не требовалось…
– Ещё! – молила Вереск, выгибаясь ему навстречу, и Ладимир внял её мольбам. – Ещё!
Она вонзила ногти в скользкую от пота спину. Обвила князя ногами. – Да!
Она достигла пика столь яркого, что даже солнечный свет в сравнении казался бы сумраком. А через мгновение её оглушил утробный рык, и князь придавил её своим весом.
– Мне нравится смотреть на тебя. – Шёпот звучал не громче треска дров в очаге. – Особенно сейчас. На такую встрёпанную, раскрасневшуюся… – Он взял её руку и притянул туда, куда считал нужным. – А я нравлюсь тебе, Вереск?
Она приникла к нему и поцеловала широкую гладкую грудь.
– Я люблю вас, милорд.
Ладимир обнял её. Прижал крепко-крепко, словно мало ему было долгой сладкой ночи.
– Когда ты заснула, я сжёг твоё платье служанки.
– Значит, буду ходить по замку нагишом, – промурлыкала Вереск и потёрлась щекой о колючую щетину на его подбородке.
– Звучит весьма заманчиво.
– Могу я и дальше помогать Милде с хозяйством, милорд?
– Нагишом? – Ладимир ущипнул её за ягодицу.
– В любом наряде, который предложите взамен. – Вереск притянула к себе его руку и поцеловала пальцы. Один за другим. – Платье вы сожгли, но я по-прежнему служанка. Помните?
Князь резко подмял её под себя и навис сверху. Глаза его улыбались.
– А вы помните?
– Что именно?
– Я обещал дать вам работу. А слово моё…
– … крепче стали калёной, – рассмеялась Вереск.
– Всё верно. – Он чмокнул её в кончик носа. – Только вот… очередная служанка замку ни к чему. – Ладимир улыбнулся. – Приюту рассвета нужна хозяйка, Вереск. А мне – преданная жена.
Вереск едва не задохнулась, когда до неё дошёл смысл его слов.
Жена? Он хочет, чтобы я стала его женой?
– Что скажешь? – Князь принялся осыпать поцелуями её грудь.
– Я…
В дверь не просто постучали, а забарабанили, едва не сорвав с петель.
– Миледи Вереск! – Горий орал, как оглашенный. – Миледи Вереск! Скорее! Скорее! Случилась беда!
Глава двадцатая
Глухой ночью просторный холл казался мрачным и пустым. Широкая лестница с округлыми ступенями напоминала рёбра исполинского морского угря, а Дара – сломанную куклу, брошенную нерадивым ребёнком. Бледная до синевы отроковица лежала на спине, широко раскинув руки и слепо пялилась в расписной потолок остекленевшим взглядом. Что застыло в мутных, точно трясина, глазах? Удивление? Страх? А, может, мольба? Вереск не знала. Едва увидев девчушку, она вскрикнула и уткнулась носом в грудь Ладимира. Князь тут же обнял её, ничуть не заботясь о том, насколько красноречив столь интимный жест.
– С лестницы упала, – мрачно констатировал Горий и стащил с головы нелепый белый парик с обтрёпанной косицей. – С самого верху.
– Ты видел? – строго вопросил Ладимир.
– Да что тут видеть? – вздохнул лакей. – И так ясно.
– Кто ещё в курсе?
– Милда. – Старик поскрёб в затылке. – Она-то её и нашла. Вазу разбила...
– Милда… – медленно повторил князь, и Вереск почувствовала, как напряглась его рука. – Где она сейчас?
– У себя, – виновато пробурчал Горий. – С ней истерика, милорд.
Ладимир скрежетнул зубами.
– Вереск. – Он отстранился и легонько тряхнул её за плечи. – Вереск, вы слышите меня?
– Д-да…
– Я могу рассчитывать на вас?
Вереск кивнула, усилием воли сдерживая готовые хлынуть градом слёзы, а князь склонился к самому её лицу.
– Ступайте к Милде. Ступайте и проследите, чтобы старушка держала язык за зубами. Ясно?
– Да милорд, – прошептала она едва слышно и, пошатываясь, заковыляла в сторону кухни.
– Бедная девочка! – Милда сидела на узкой кровати в своей крошечной каморке и рыдала в голос. – Моя бедная девочка! Несчастная сиротка!
Вереск терпеливо слушала причитания, крепко сжимая узловатую старческую ладонь: пусть лучше Милда опустошит себя сейчас с ней, чем будет искать, кому излить горе.
– И пожить-то толком не успела! Бедная, бедная моя девочка!
Вереск стиснула зубы. Не плачь, – приказала она себе. – Терпи.
Если дам волю слезам, Милда и вовсе с ума сойдёт.
– Приляг. – Вереск уложила старушку и накрыла тёплым мягким пледом. – Я принесу настойку из пепельной травы. Она поможет уснуть.
Служанка только всхлипнула в ответ.
Она утешала Милду до самого тёмного предрассветного часа и ушла, только когда старушка забылась глубоким сном.
Замок ещё спал, погружённый в блаженную дрёму, и Вереск неспешно брела по гулким безлюдным галереям и коридорам. Опустошённая и измученная, она гнала из мыслей Дару. Но ... ничего не получалось...
Наши гостьи... с ними что-то не так!
Дара хотела сказать что-то важное, – угрюмо размышляла Вереск. – Что-то очень, очень важное, а я...
Не видела ничего, кроме Ладимира и повисшей у него на локте Арабеллы!
Что же хотела сказать несчастная девочка? Чего такого подозрительного заметила бедняжка в невестах-избранницах?
Они словно не помнят вчерашнего дня!
Не помнят вчерашнего дня...
Вереск нахмурилась. Всё это странно. Странно и подозрительно.
Искристый и звонкий, точно весенняя капель смех, заставил остановиться. Что это? Неужели в такой час ещё кто-то не спит?
Не спит, бродит по лабиринтам тёмных коридоров и... хохочет?
– Мне кажется, – прошептала Вереск и сжала кулаки. – Мне просто кажется, и всё!
Смех повторился. Теперь он звучал сухо и отрывисто. Зловеще.
Проклятье!
Выяснять, кто потешается в столь поздний, а точнее – ранний, час, не было никакого желания. Подхватив юбки, Вереск поспешила к восточному крылу.
В комнату! Скорее – в комнату!
– Куда же ты спешишь? – раздалась за спиной сотня голосов. Тихих, словно шорох листвы на ветру, но отчётливых. – Зачем убегаешь от нас, Вереск? Мы ждём тебя! Мы так давно ждём тебя! Иди же к нам! Мы все здесь счастливы!
– Очень счастливы! – Этот голос... Один среди сотни. Это... Это...
Голос Дары!
Вереск с трудом подавила крик и побежала так быстро, как только могла. Я схожу с ума, – думала она, глотая слёзы. – Схожу с ума!
Дверь опочивальни была приоткрыта, и темноту прорезал узкий клин уютного жёлтого света.
Там кто-то есть, – поняла Вереск, и едва не закричала.
Но... крик так и не сорвался с губ.
– Почему вы так долго? – Ладимир вырос на пороге. Огарок свечи в его руке почти совсем догорел. – Заходите скорее. На вас лица нет.
Вереск подчинилась. С трудом доковыляла до кровати. Князь опустился рядом и уронил голову на руки. Слова не требовались долго. Очень долго.
– Надо было послушать тебя, – прохрипел Ладимир, когда пламя свечи угасло, и комната погрузилась во мрак.
– Вам нет нужды винить себя, милорд.
– Ошибаешься... – Он вытянулся на постели. – Иди ко мне, Вереск.
Она не стала противиться. Князь обнял её сзади, прижал и уткнулся носом в затылок. Он молчал, а Вереск слушала биение его сердца, растворяясь в удивительной близости, что глубже страсти и сильнее похоти.
– Есть тайна... – прошептал Ладимир. – Тайна, которая разъедает мою душу, будто щёлок.
– Говорят, ноша станет легче, если разделить её на двоих. – Вереск погладила его руку, а сама вспомнила жуткий зловещий смех, голос Дары и безликую женщину, что до сих пор являлась ей в кошмарах.
Может, все эти ужасы и есть та самая тайна? – подумала она, но тут же отвергла эту мысль.
Никто не видит призраков. Не слышит голосов. Никто. Кроме меня...
– Открыться тебе – величайший соблазн. – Дыхание князя обожгло макушку. – Но... я боюсь заразить тебя этим ядом.
И, прежде чем Вереск нашлась с ответом, Ладимир переменил тему:
– Смерть Дары не случайна, Вереск.
Наши гостьи... с ними что-то не так!
– Вы... вы думаете, что кто-то... – Она нервно сглотнула и силой выдавила из себя предположение, которое жгло язык: – Думаете, одна из невест-избранниц помогла Даре упасть с лестницы?
– Не исключено, – Ладимир тяжело вздохнул. – Но выдвигать подобные обвинения – прямой путь к усобице. Надо действовать осторожно. Деликатно. Так, чтобы никто из девиц ничего не заподозрил.
– Я... Я помогу вам всё выяснить, милорд, – выпалила Вереск, а взгляд прилип к розовому платью. Забытое, оно так и лежало на бархатном кресле и слабо мерцало в темноте.
– Каким же образом?
– Очень просто. – Она развернулась и прижалась к широкой груди. – Я стану одной из них. Одной из невест-избранниц.
Глава двадцать первая
Вереск знала, что хороша. Она знала, что нежно-розовое, точно цветы шиповника, платье великолепно подходит к платиновым локонам, а блестящая серая парча выгодно оттеняет серебро глаз. Расшитый жемчугом корсаж делает пышную грудь ещё соблазнительнее, а сафьяновые туфельки на каблуке добавляют два дюйма скромному росту.
Вереск ловила на себе завистливые взгляды других избранниц и сальные взоры их сопровождающих. Никто из гостей не признал в ней неприметную служанку, которая день за днём подавала напитки, закуски и сладости.
«Леди Кендра, старшая дочь барона Тентании! Девица двадцати лет», – объявил Горий, когда она три дня назад появилась в чертоге.
Ложь. Одна сплошная ложь. Всё, от титула до возраста. Но так надо: лишь этот маскарад позволит отыскать скверну среди бриллиантов, не вызывая подозрений. Всё, что требовалось: наблюдать, слушать, ловить каждое слово, различать намёки, взгляды и интонации. Вереск расположилась на канапе в уединённой нише, почти полностью скрытой золотистыми портьерами, и вооружилась веером из белых перьев.
Пары скользили по паркету. Гости танцевали, пили вино из высоких бокалов, смеялись. Никому и в голову не приходило, куда исчезла юная очаровательница в сливочно-жёлтом наряде. И это было странно. Очень странно.
Они не помнят вчерашнего дня…
Ладимир вёл в танце леди Арабеллу. Лантийка смотрела на него, как удав на кролика.
Добыча. Он её добыча…
«Её, да и всех других, привлекают деньги, земли и власть, и ничего кроме», – вспомнила Вереск слова Ладимира и поёжилась.
Двигалась графиня плавно и грациозно, словно лебедь, а красота её ослепляла. Идеальная кожа, стройный стан, глаза, как изумруды, и волны медных волос. Да… Кто бы мог подумать, что столь изысканный сосуд до краёв наполнен гнилью…
Когда музыка стихла, князь наградил лантийку учтивым поклоном, шепнул что-то на ушко и покинул. Вереск не сразу сообразила, что он направляется к ней.
– Леди Кендра! – Она вздрогнула от громкого приветствия. Чужое имя резануло слух, точно бритва. – Позвольте присоединиться к вам.
Не говоря ни слова, Вереск чуть подвинулась, и князь опустился на канапе.
– Ревнуешь? – шепнул Ладимир. Губы его скривились в усмешке, но глаза оставались серьёзными.
– Ничуть, – отозвалась Вереск, прячась за веером. Она вспомнила минувшую ночь и ощутила, как краска заливает щёки. Ладимир был яростен, точно голодный зверь, неистов и неутомим. Он взял её трижды, а утром потребовал весьма пикантных ласк.
– Вас отличает завидное здравомыслие, леди Кендра. – Князь взял её руку и коснулся губами пальцев. – Что удалось выяснить?
– Немного, но больше, чем вчера.
– Докладывайте, – скомандовал Ладимир, а Вереск осторожно высвободила ладонь из его цепких пальцев.
– В ту злополучную ночь, когда… – она сглотнула, – когда погибла Дара, четверо девушек не спускались к общему столу. Они предпочли ужинать в своих опочивальнях в одиночестве.
– Кто?
– Леди Эванжелина Аздорская, леди Виолетта…
– Это которая? – нахмурился князь.
– Пухлая блондинка, похожая на уточку. – Едва заметным кивком головы Вереск указала на светловолосую красавицу.
– Ах да… – задумчиво протянул князь. – Девица из дома Дион... – Ладимир прищурился, всматриваясь. – И в самом деле, на утку похожа. Хотя далеко не так умна. А вот отец её – настоящий интриган. Опасный и на редкость неприятный тип. Кто ещё?
– Леди Аэлита: ей нездоровилось из-за лунных дней. И… – Вереск замялась. Сложила веер и уставилась на белые перья.
– И…?
– Арабелла Лантийская.
– Арабелла Ланитйская… – эхом повторил князь и помрачнел. – Четверо девиц были предоставлены сами себе, и никто не скажет наверняка, чем они занимались.
Рыжая графиня опять растрепала всем, что провела ночь с вами, – подумала Вереск, а вслух произнесла:
– Возможно, их отсутствие в чертоге имело вполне невинные объяснения.
– Возможно, – согласился Ладимир. – Однако возможно и обратное. Мне тоже удалось кое-что разузнать.
– Что?
Мимо ниши проплыла стайка хихикающих избранниц. Князь проводил их тяжёлым взглядом и вымученной улыбкой.
– Не здесь, Вереск, – шепнул он и снова нашёл её руку. Легонько сжал. – Не здесь и не сейчас. Мне пора развлекать новую порцию охотниц за богатством, иначе они взревнуют и озвереют. А я не допущу, чтобы тебе желали вреда.
– Ступайте, милорд, – смиренно сказала она. – И не волнуйтесь: со мной ничего не случится.
Ладимир не ответил, но посмотрел странно. Пронзительно. Взгляд его потемнел, будто солнце зашло за тучи.
– Мне бы твою уверенность, – процедил сквозь зубы, поднялся и зашагал к центру зала.
Девицы тут же окружили его плотным кольцом.
Официальное приглашение на конную прогулку передал Лукаш.
– Хозяин будет ждать после заката, миледи. – Парень неуклюже поклонился. – Какую лошадь для вас оседлать?
Вереск нахмурилась. Она сидела на низенькой скамеечке в замковом саду, укрытая тенью разлапистой шелковицы, и вышивала, чтобы хоть как-то собраться с мыслями, но визит конюшонка окончательно вырвал её из раздумий.
– А кто ещё из избранниц поедет?
– Никто.
– Как же так? – Вереск отложила вышивку. – По традиции князь должен пригласить троих.
Лукаш сцепил руки за спиной, качнулся с пятки на носок и хмыкнул.
– Он и пригласил троих. Только леди Аэлита, как всегда, нездорова, а леди Риган не умеет ездить верхом.
Хитро…
– Так какую лошадь мне оседлать, миледи?
Тёмно-гнедого княжеского любимца звали Бродягой. Черногривый жеребец отличался буйным нравом и норовил укусить всякого, кто к нему приближался. Справиться с этой зверюгой мог только Ладимир. Даже конюх – опытный лошадник – опасался горячего скакуна. Особенно после того, как однажды Бродяга, почуяв шторм, разнёс стойло в щепы.
Вереск же снова выбрала изабелловую кобылку. За прошлые прегрешения она нарекла лошадь Трусихой, а чтобы заручиться симпатией – угостила морковкой и яблоком.
Бродяга и Трусиха, не торопясь, шагали бок о бок. Узкая дорога, петляя, уходила вперёд, густые ветви сплетались над головой, образуя зелёный купол, а над пёстрым ковром полевых цветов порхали бабочки. На опушке им встретился лис. Вильнув рыжим хвостом, он нырнул в кусты, но Вереск успела разглядеть острые ушки и хитрую мордочку. Далеко наверху стучал дятел, пересмешники спорили о чём-то своём, лошади фыркали, а Ладимир молчал. Молчал угрюмо и хмуро, словно думы его были чернее пасмурной ночи, а мысли кружили вороньём.
Когда дорога стала шире, князь послал Бродягу крупной рысью, и Вереск последовала за ним. И вот перед ними раскинулось залитое солнцем плато, над которым медленно плыли величественные, точно галеоны, белые облака.
Ладимир ловко спешился и снял Вереск с Трусихи.
– Пройдёмся, – скомандовал он и двинулся вперёд.
Что гложет его? – размышляла Вереск, ступая рядом безмолвно, точно тень. – Какой мрак поселился в душе? Какие страхи терзают сердце? Что он узнал? О чём молчит?
Как ему помочь?
Ладимир замер. Синий взгляд князя вперился в горизонт, туда, где в лазурное небо впивались острые клыки скал.
– Ты знаешь сказку о везучем пастушонке, Вереск? – Ладимир продолжал смотреть вдаль, а ветер трепал его русые волосы.
– Ту, в которой крестьянского сына приняли за королевича?
– Именно. – Князь повернулся, но Вереск не сумела рассмотреть выражения его лица: её ослепило солнце. – Любопытная история, не так ли? Безвестный нищий парень получил в жёны принцессу и полцарства в придачу.
Вереск молча кивнула.
К чему он клонит?
– Мне надо сказать тебе что-то важное. – Ладимир словно прочёл её мысли. – Очень. Очень важное. Но я не знаю, поверишь ли ты. Сможешь ли принять…
– Поцелуй меня, – прошептала Вереск. – Поцелуй и поймёшь, готова ли я разделить с тобой твою тайну.
Князь склонился к ней. Его губы, горячие и нежные, казались слаще мёда. Вереск обняла его. Прижалась, впитывая каждую частичку, смакуя каждое мгновение. Она не могла оторваться от него. Не могла и не хотела…
– Я люблю тебя. – Жаркое дыхание опалило макушку. – Люблю, как не любил никогда. И хочу, чтобы ты знала. Знала всю правду. Вереск… – Он чуть отстранился и вздохнул, видимо собираясь с силами. – Дело в том, что…
– Милорд! – Топот копыт разорвал тишину. Лукаш, верхом на длинноногом буланом жеребце, мчался во весь опор, как стрела, пущенная твёрдой рукой. – Милорд!
Парень натянул поводья, и конь привстал на дыбы. Перепуганная Трусиха шарахнулась в сторону, а Бродяга мотнул головой и сердито заржал.
– Что ещё? – Голос князя звучал льдом и сталью.
– К вам гость!
– В Приюте Рассвета полсотни гостей, – рыкнул Ладимир. – Появление очередного нахлебника – не повод отрывать меня от дел. Ясно?
– Но… – Конюшонок выглядел таким потерянным, что Вереск стало жаль мальчишку. – Но это Аван, старший сын графа Лантийского. И… он требует немедленной сатисфакции!
Глава двадцать вторая
Князь Ладимир, вне всякого сомнения, был видным мужчиной. Но от красоты его веяло грубоватой дикой силой. Широкие плечи, мощная грудь, пудовые кулаки, сломанный нос… Так могли бы выглядеть вожди древних людей, что жили на заре времён. Молодой граф Аван являл собой полную противоположность: высокий и стройный, точно зелёный тополь, он воплощал грацию, изысканность манер и утончённость. Рядом с князем юноша смотрелся, как искусно огранённый бриллиант возле глыбы серого гранита. А ещё... Аван невероятно походил на сестру. Его волосы так же блестели медью, а глаза искрились, словно изумруды. И в зелёных глазах этих застыла ярость. Горячая, словно раскалённые угли.
– Так это правда… – процедил юноша, а его колючий взгляд вперился в Вереск. Ладимир тут же закрыл её спиной. – Вашей избранницей стала нищая девчонка без роду и племени, а моей сестре досталась лишь поруганная честь. Князь! Вы подонок!
Гости ахнули и зашептались. Дамы спрятались за веерами, а наследник лантийских земель гордо вздёрнул подбородок.
– Аван, – голос князя звучал спокойно и мягко, словно речь шла не о поруганной чести, а о планах на вечер. – Вы в своём уме?
– Более чем. – Юноша сжал кулаки. – Я мчался на всех парах, когда узнал... Узнал о том, что вы сотворили!
– Будьте последовательны, дорогой друг. В чём конкретно вы меня обвиняете?
Вереск заметила Арабеллу. Красавица, белая, как свежевыпавший снег, полулежала на оттоманке и сотрясалась от беззвучных рыданий. Рядом столпились подруги юной графини: одна обмахивала девушку веером, вторая держала стакан воды, третья гладила лантийку по рыжим волосам и непрестанно что-то шептала.
– Милорд, вы... – Аван заскрежетал зубами. – Да вы просто...
– И всё-таки?
– Вы дали моей сестре ложную надежду! – выпалил лантийский наследник. – Совратили, а потом отвергли! Удовлетворили похоть и тут же переключились на… на другую! Но я этого так не оставлю: Арабелла – не какая-нибудь портовая девка. Она – дочь лантийского графа, и я сумею защитить её честь!
– И что вы предлагаете? – Князь скрестил руки на груди.
Аван, казалось, не ожидал такого поворота. Гнев его дал трещину, уступив место растерянности.
– Ну... – протянул юноша. Он посмотрел на Арабеллу, которая мгновенно перестала плакать, вскинула голову и наградила брата таким взглядом, что слов не потребовалось. – Вы, как порядочный человек, должны жениться на моей сестре.
– С чего бы?
– Вы. Лишили. Её. Невинности! – Аван припечатал каждое слово.
Ладимир шагнул вперёд, а в чертоге повисла такая тишина, что можно было расслышать, как бряцают серёжки в ушах леди Виолетты.
– Я никогда с ней не спал, Аван. – От этих слов сердце Вереск наполнилось счастьем. – Никогда. Клянусь небом, морем и всеми Мейдинскими землями.
– Это просто слова. – Юный граф двинулся навстречу. – Слова ничего не значат.
– Да, слова, – согласился Ладимир, приближаясь к юноше. – Всего лишь её слово против моего. И вы, не думая, приняли сторону Арабеллы, Аван.
– Она моя сестра. – В голосе молодого человека послышалась горечь.
