Текст книги "Последний демиург (СИ)"

Автор книги: Леока Хабарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Хабарова Леока
Последний демиург

Пролог

Вода. Вода была повсюду. Она обрушивалась лавиной ядовито-солёных брызг, давила многотонным прессом, связывала, тащила вниз, набивалась в лёгкие, жгла глаза. Сил бороться не осталось. Совсем. Руки и ноги сделались ватными, уши заложило, а в грудь словно вонзили ржавый кинжал и поворачивали, поворачивали снова и снова. Хотелось кричать. Хотелось дышать. Хотелось вырваться из мутно-зелёного плена, но смерть уже назначила свидание. Она ждала, притаившись на самой глубине. Ждала и алчно облизывала холодные синие губы длинным шершавым языком.

Конец. Это конец…

Но жажда жизни сильнее страха. Сильнее боли. И вот он – последний отчаянный рывок. Последний шанс. Осколок призрачной надежды.

Ещё! Ещё немного!

Давай же! Ну!

Истерзанное тело металось в ледяном мареве, разгоняя мириады пузырьков, а мокрая одежда камнем тянула на дно.

Ещё! Ещё чуть-чуть! Совсем чуть-чуть!

Живи! Живи же! Ты должна жить!

Жить, ради него!

В глазах потемнело, и сдерживать дыхание больше не имело смысла: могучая стихия не знала жалости. Сознание провалилось в непроглядную бездну и растворилось в черноте. Пропали звуки. Сквозь толщу сомкнувшейся над головой воды не слышны были ни крики чаек, ни басовитый раскатистый рёв:

– Человек за бортом! Человек за бо-орто-ом!!!

Глава первая

Дышать было больно. В груди свистело, хрипело и булькало. Колючий воздух застревал в горле, словно натыкаясь на преграду.

Тошнило. Рвало уже в пятый раз. Сначала морской водой, затем зловонной желчью, теперь кровью...

Я умираю, – решила она, когда очередной спазм скрутил внутренности в узел. Умираю!

Но она не умерла. Чьи-то сильные руки подхватили её, нагнули и встряхнули. Да так, что голова едва удержалась на плечах.

– Давай! – скомандовал кто-то, и её снова вывернуло наизнанку.

Больно. Как же больно. Как страшно. Как гадко!

– Давай ещё!

Прошла целая вечность, прежде чем она сумела нормально вдохнуть. Её оставили в покое, и она, распластавшись в луже собственной рвоты, жадно ловила ртом воздух.

До чего славно это, просто дышать. Дышать и жить. Чувствовать, как в висках пульсирует кровь, слышать шум волн, скрип палубы и пронзительные крики чаек. Видеть небо. Такое далёкое, ясное, свинцово-серое в прозрачных бледно-розовых прожилках. Наверное, звёзды вот-вот зажгутся, или, может быть, только недавно погасли...

А есть ли они вообще, эти звёзды? Свирепое море, корабль, солёный ветер... Вдруг всё это – просто сон? Ужасный кошмар, что растает с первыми лучами рассвета. И тогда...

– Не к добру это, милорд, – пробасил кто-то над самым ухом, растягивая слова, точно густую смолу. – Ох, не к добру. Не стоило вам спасать её. Да ещё и собственной жизнью рискуя!

– Во-во! – поддакнул противный гнусавый голос. – А вдруг она – сирена, а? Хочет соблазнить нас да завлечь в пучину? Или... может, это сама морская ведьма в человечьем обличье?

Голоса...

Чужие. Незнакомые. Злые.

О ком говорят эти люди? О ней?

Я не ведьма! – хотелось крикнуть, но из груди вырвались лишь хрипы. Глухие и надрывные. Даже сесть, и то не получилось: перевернуться на бок – всё, на что хватило сил.

Я не ведьма...

Перед самым носом возникли сапоги. Огромные. Чёрные. Из мягкой кожи.

Кто он, их обладатель? Что сделает с ней? Пойдёт на поводу советчиков и вышвырнет за борт, точно ядовитую змею? Или...

– Где вы растеряли своё милосердие, парни? – усмехнулся человек в чёрных сапогах. Он легко опустился на корточки и уставился прямо в душу. От пристального взгляда стало ещё холоднее, и по спине побежали мурашки. – Это всего лишь девчонка.

В мужчине ощущалась сила. Да и как может быть слабым такой великан? Широченные плечи, мускулистые руки, шея, как у быка. А вот глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами, – добрые. Добрые и ясные, словно безоблачное июльское небо.

Он не обидит.

– Кто ты? – спросил здоровяк и откинул со лба прядь мокрых волос. – Как твоё имя?

– Я... – чуть слышно прошептала она... и вдруг растерялась. Замерла. Мысли рассыпались, будто осколки разбитого зеркала – не собрать. Из глаз брызнули слёзы, а к горлу подкатил ком. Как же... Как же так? Разве так бывает? Это... Это неправильно! Нечестно! Но... – Я... я не знаю, – всхлипнула несчастная, пряча лицо в ладонях. – Не помню...

Великан нахмурился и протянул руку, но она шарахнулась. Сжалась в комок, закусила губу и зажмурилась. Беззвучные рыдания душили, лишая рассудка.

И тогда он схватил её. Прижал к груди и, не особо церемонясь с ношей, выпрямился во весь свой исполинский рост. По ногам хлынуло что-то тёплое. Было гадко и мерзко, но глянуть вниз она так и не решилась.

– Твою же мать! – глухо ругнулся здоровяк и споро зашагал к корме, на ходу отдавая приказы:

– Лекаря ко мне. Быстро! И горячей воды.

– Слушаюсь милорд, – отозвался раскатистый бас.

– Ром, меховое одеяло и чистое бельё.

– Считайте, уже сделано, милорд! – проблеял обладатель гнусавого голоса.

– Курс на Железные скалы. Мы возвращаемся домой. Немедленно.

Глава вторая

Она слушала. Лежала, закрыв глаза, и слушала. Эти звуки... Скрип снастей, сердитый боцманский бас, гнусавые рулады штурмана, брань матросни... За минувшую неделю они стали неотъемлемой частью жизни и казалось, будто мир без них пуст, точно раковина, покинутая моллюском.

Она ни разу не поднялась на палубу, но и без этого хорошо представляла, что там происходит, ибо каждый новый день походил на предыдущий, словно брат близнец. Вот боцман взревел, подгоняя команду, шумно затопали по мокрым доскам тяжёлые сапоги, вахтенный гаркнул сверху что-то малопонятное, хлопнули, наполняясь ветром, паруса. Звонкоголосый юнга затянул разудалую песнь, и остальные моряки лихо подхватили её, задорно и ловко управляясь с оснасткой.

На хладном брегу пал бесстрашный герой.

Хей-хой, хей-хой, пал бесстрашный герой.

Случилось несчастье суровой зимой.

Хей-хой, хей-хой, суровой зимой.

Но кровью горячей клинок напоил:

он лезвием острым грудь вражью пронзил!

Хей-хой, хей-хой, грудь вражью пронзил...

Всё как всегда. Как всегда...

Сейчас свистнет кок, подзывая на камбуз кого-то из младших матросов, и отправит ей завтрак. И завтрак этот, как всегда, будет состоять из пары варёных яиц, ломтика вяленого мяса, горсти сухарей, яблока и сладкого вина, щедро разбавленного водой. И, как всегда, она не сможет проглотить ни кусочка...

А вот и шаги.

Учтивый стук в дверь.

Она вздохнула, села на постели и расправила меховое одеяло, укрывая себя как можно тщательней: последние три дня еду носил тощий нескладный юнец, который краснел, как маков цвет, при одном лишь взгляде на неё.

– Войдите.

– Ваш завтрак, миледи. – Слова прозвучали те же, что и вчера, и позавчера и три дня назад, но... произнёс их вовсе не прыщавый парнишка. Бережно удерживая поднос, в узкий дверной проём с трудом втиснулся... сам капитан. Тот самый верзила, которого все называли милордом. – Чудесное утро, не правда ли?

Она открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Настал её черёд краснеть, и, наверное, варёные раки позавидовали бы ей сейчас. Добродушный боцман заходил к ней каждый вечер, когда на тёмном небе вспыхивали первые звёзды, и поведал о капитане много интересного.

"На вид наш князь грозен и суров, – басил толстяк, отхлёбывая тёмный эль из гигантской кружки, – но у него золотое сердце и добрая душа. Увидев вас в волнах, Ладимир без колебаний бросился в воду"...

Да. Это он её вытащил. Она помнила. Помнила сильные руки, горячее дыхание и глаза... такие синие и глубокие, что даже морю до них далеко.

– Вы ничего не едите. – Капитан шагнул вперёд. Он обладал грацией зубра и едва не опрокинул поднос на постель. – Возможно, штурман прав: вы действительно морская ведьма и питаетесь исключительно сердцами покорённых мужчин.

– Я не голодна, – пролепетала она. Голос дрожал и звучал жалко.

– Зря отказываетесь. – Князь неуклюже опустился на край койки и без тени усмешки заявил: – Сухари сегодня особенно удались. Наш кок превзошёл сам себя.

Она не помнила, каково это – смеяться, но сдержать улыбки не смогла.

– Так-то лучше. – В глазах капитана блеснули лукавые искорки. – Видно, не всё ещё потеряно. Как вам платье?

Платье! – Она смутилась и потупила взор. Ох уж это платье!

Бледно-розовое, с серебристо-серыми парчовыми вставками, искусно расшитое мелким жемчугом и украшенное тончайшим кружевом...

Слишком роскошное. Слишком откровенное. Слишком... чужое.

Она даже не рискнула примерить его, хотя размер, вне всяких сомнений, пришёлся бы в пору.

– Что? – Князь кивком головы указал на блестящий шёлк. – Мы не сумели угодить вашему изысканному вкусу? Я немедленно прикажу сжечь это безобразие.

– Не надо! – охнула она, и капитан хмыкнул: происходящее его явно забавляло. – Платье... великолепно.

– Так в чём же дело?

– Этот... этот наряд... – она сглотнула, чувствуя, как краска вновь заливает щёки, – предназначался вашей... невесте.

Последнее слово пришлось из себя выдавливать. Она почувствовала себя полной дурой и окончательно сникла.

А князь запрокинул голову и захохотал. Он смеялся так громко, что, наверное, его слышали даже чудища, обитающие на дне морском.

Этот приступ веселья совершенно выбил из колеи: чего, в сущности, она сказала такого смешного?

– С ума сойти, – прохрипел капитан, успокаиваясь. – Мой боцман дожил до седин, но так и не научился держать язык за зубами. Какие секреты он ещё вам поведал? Ну же. Не смущайтесь. Поделитесь со мной.

– Никаких секретов он не раскрывал! – она вскинула голову и нахмурилась. – Просто рассказал, откуда на корабле платье, только и всего.

– Только и всего... – эхом повторил князь. – Стало быть, старик не объяснил, что очаровательная леди, к которой мы направлялись, вовсе не моя невеста, а лишь одна из претенденток на эту роль?

Конечно, объяснил. Но вникать в детали не хотелось. И так проблем хватало: она не помнила ни дня из собственного прошлого, забыла имя, возраст и... да вообще всё забыла! А тут какое-то платье. Какие-то невесты. Какой-то князь.

Хотя... князь вовсе не "какой-то". Совершенно особенный князь. Молодой, красивый и сильный, словно буйвол. Под белой льняной рубашкой бугрятся мускулы. Кулаки – размером с пудовую гирю каждый. Грудь широкая, мощная. Загорелая и, насколько удалось разглядеть, совершенно безволосая. Лицо смазливым не назвать: тяжёлый квадратный подбородок, колючая щетина, нос, который, по всей видимости, неоднократно ломали... и при всём этом – совершенно мальчишеская улыбка, от которой сразу становится тепло и светло.

А ещё... он баснословно богат. В княжестве Ладимира есть всё, о чём только можно мечтать: плодородные земли, густые леса, чистые озёра, быстрые реки, золотые прииски и шахты, полные железной руды. Доблестная армия надёжно защищает границы, а могучий флот контролирует важнейшие торговые пути.

Да... Не удивительно, что знатные лорды готовы перегрызть друг другу глотку в борьбе за такого зятя.

"Вот спорили они, спорили, – заговорщически шептал боцман, находясь уже в серьёзном подпитии, – да в конце концов решили устроить смотр невест. Ладимира, помню, знатно позабавила эта затея. Подумать только – полсотни красоток со всего Континента будут добиваться его расположения, а всё без толку!"

"Почему без толку?" – спросила она тогда.

"Да потому, что сердце князя на веки вечные отдано морю"...

– Ваш боцман скрасил моё одиночество светской беседой, не более того, – сказала она, стараясь придать голосу твёрдость. Получилось плохо.

– Ах, вот как, – хмыкнул князь. – Значит, светская беседа. Что ж. Осмелюсь предложить вам более интересного собеседника. – Он поднялся и поклонился настолько изящно, насколько позволяли его внушительные габариты. – Приведите себя в порядок и наденьте платье. После захода солнца жду вас в кают-компании: будем ужинать.

– Но...

– Что, "но"? – Ладимир замер в дверях.

– Просто... ваше предложение больше похоже на приказ.

– Здесь любое моё слово – приказ, – заявил он и вышел, едва не протаранив лбом притолоку.

Глава третья

Наверное, на голове у неё выросли ветвистые рога... ну, или лицо покрылось замысловатыми узорами. Иначе, почему все так смотрят? Прямо прилипли взглядами. Юнга, улыбаясь совершенно по-идиотски, завис на вантах, точно огромный паук, боцман стащил с лысой головы потрёпанную шляпу, гнусавый штурман пробубнил что-то себе под нос и смачно харкнул за борт, кок присвистнул, а парнишка, что обычно носил завтраки, стал красным, точно свёкла.

Всему виной проклятущее платье.

Ох уж, это платье! Плечи открыты, вырез до безобразия глубокий, да ещё и корсаж такой, что даже самая плоская девица будет выглядеть соблазнительно. Уж лучше бы капитан приказал ей облачиться в мешок из-под картофеля! Но свободного мешка у кока, увы, не нашлось...

На длинном столе в кают-компании красовалась белоснежная скатерть. В причудливых канделябрах дрожали свечи, и их мерцание наполняло помещение каким-то особым уютом и теплом. Ночь смотрела в иллюминаторы, а капитан смотрел в ночь, заложив руки за спину. Сам он нарядиться не удосужился: белая льняная рубаха, серые бриджи из тонкой шерсти да высокие, до колен, чёрные сапоги – вот и всё убранство. Портупею с клинком и пистолетом князь оставил на одном из стульев, и вместо широкого кожаного ремня его талию обхватывал алый кушак. В неверном пламени свечей русые волосы Ладимира казались тёмными.

Интересно, они такие же мягкие на ощупь, как и на вид?

– Вы звали, и я пришла. – Она изобразила нечто среднее между книксеном и реверансом.

Капитан развернулся и на мгновение замер. На одно лишь короткое мгновение. Но она успела подметить в его взгляде ... удивление. Странно. Неужели он думал, она ослушается приказа и останется в постели? Или... дело в чём-то ещё?

Это всё чёртово платье!

– Вы сделали мой вечер ярче. – Он взял её руку, чуть склонился и легонько коснулся губами пальцев.

Банальная фраза. Дежурный жест. Но... почему-то сердце сжалось в груди, а щёки вспыхнули.

Чёртово платье... Но в нём ли всё дело?

– Вина? – капитан помог ей сесть и, не дожидаясь ответа, наполнил посеребренный кубок.

– Спасибо, я не...

– Пейте. – Он глянул так строго, что она не рискнула перечить и сделала глоток. Хорошее вино. Густое и сладкое. С глубоким терпким послевкусием и лёгким земляничным ароматом. После третьего глотка голова закружилась, а обиженный желудок требовательно заурчал.

– Закусывать надо, – многозначительно заметил князь и поставил перед ней тарелку. На горке тушёных овощей красовалось филе белой рыбы. Нежное даже на вид, оно пахло так, что слюнки текли. Но... набрасываться на еду, словно дикая кошка... Нет, это неправильно. Совершенно неправильно.

– Я не голодна.

– В самом деле? – хмыкнул Ладимир. – Или вы сирена и не хотите есть своих сородичей? Рыбы ведь сородичи мерфолков, не правда ли?

Он смотрел так внимательно, будто в самом деле ждал ответа. Но так и не дождался.

– Вам идёт это платье. – Ох уж это платье! – Подчёркивает... кхм... цвет волос.

Говоря это, капитан не без труда отвёл глаза от расшитого кружевом глубокого декольте.

– Помнится, дама, которой оно предназначалось – рыжая.

Князь хмыкнул:

– Определённо, боцману надо укоротить язык. Всё разболтал, негодяй.

– Не всё, – лукаво заметила она и ковырнула рыбу вилкой.

– Рад, что вам лучше. – Ладимир посерьёзнел, и по лицу его мелькнула тень. – Вы... сумели что-нибудь вспомнить? Хотя бы... имя?

– Нет...

– Но... должен же я вас как-то называть! – Он мотнул головой, отбрасывая со лба непослушную прядь. – Может быть, Элиза?

Непонятно почему, но имя это вызвало рвотный позыв. Она скосоротилась, а князь расхохотался.

– Ладно-ладно. Давай подумаем ещё. Как насчёт...

Ладимир предложил не менее дюжины имён. Но все они казались нелепыми, корявыми, чужими...

Не то. Всё не то.

В памяти крутилось что-то. Знакомое, тёплое, нужное, правильное, родное. Имя мелькало солнечным зайчиком, но ухватить эту мысль никак не удавалось.

– Сдаюсь! – заявил Ладимир. Он прикончил четвёртый кубок вина одним махом. – Соглашусь на любое ваше предложение.

– Вереск, – сказала она, не думая ни секунды.

– Что?

– Это платье... Оно цвета вереска. – Она опустила глаза. – Я не помню имени. Не помню, как оказалась в волнах, но...

Капитан накрыл её руку своей.

– В своих снах я вижу пустошь, сплошь заросшую вереском, – прошептала она, не поднимая взгляда. – Цветы колышутся, словно волны, гонимые ветром...

– Поразительно... – чуть слышно вымолвил князь и нахмурился.

Что именно его поразило, спросить она не решилась. Осторожно высвободила ладонь из плена цепких пальцев и схватилась за бокал. Голова плыла. Всё кружилось. Что это? Она так сильно захмелела, или, может быть, поднимается шторм?

– Хорошо. Пусть будет Вереск, – прохрипел он и отстранился. – Выпейте ещё вина, Вереск.

– С-спасибо. Мне хватит, – пролепетала она. Что-то тут неладно. Ох, как неладно. Он что, хочет напоить её до беспамятства и... И... "И" что? Что за бредовые мысли? Он мог сделать с ней всё, что угодно, в течение последних восьми дней. Мог. Но ничего плохого не сделал. Ни он сам. Ни его люди.

– Вы заблуждаетесь, Вереск. – Ладимир сжал кулаки и уставился на них так пристально, словно видел впервые. – Боюсь, тут даже бочонка не хватит.

– В чём... В чём дело? – Холодок пробежал вдоль позвоночника. Спина взмокла от пота.

– Дело в том, что я трус, – выпалил князь, вскинув голову.

Трус... Трус? Какой же он трус? Стал бы трус спасать незнакомку, рискуя собственной жизнью? А все те ратные подвиги, о которых рассказывал боцман?

– Да, трус, – невесело усмехнулся капитан, заметив её замешательство. – Самый настоящий. – Он опрокинул в себя очередной кубок. – Лекарь хотел скрыть от вас один... ммм... факт, и я в малодушии своём пошёл на поводу эскулапа. Но позже понял, как низко это – скрывать правду. Знать и молчать, пользуясь вашей... вашим... недугом.

– Что за факт? – собственный голос показался Вереск чужим и далёким.

– Вы... – Ладимир сглотнул. Посмотрел пристально. Взял за руку. – Вы были в тягости.

– Ч-что?

– Вы были беременны, Вереск. – Он сжал её пальцы. – Но потеряли ребёнка. Мне очень жаль.

Глава четвёртая

Можно ли жалеть о том, чего не помнишь? Любить того, кого никогда не видел? Плакать по тому, что не случилось?

Глаза оставались сухими, но душа… Казалось, будто она кровоточит. Боль накатывала волнами, в сердце саднило, ком подкатывал к горлу, но слёзы... Слёзы так и не пролились. Может, их просто больше не осталось?

Вереск лежала, сжавшись в комок, и прижимала к груди подушку. Так легче. Ненамного, но легче.

Ребёнок.

Она потеряла ребёнка. Малыша, которого носила под сердцем.

Был ли этот малыш долгожданным подарком судьбы? Или это нежеланный плод порочной связи? Вереск не помнила. Но отчего-то ей стало так тоскливо, что захотелось броситься за борт и снова оказаться в объятиях рокочущего моря. И в этот раз уже не противиться судьбе.

Ближе к рассвету Вереск провалилась в сон. Ей снилась бескрайняя равнина, заросшая розовым цветом. Тёплый ветер целовал щеки. По синему небу неспешно плыли огромные, похожие на зАмки, облака. Пахло весной. С ней рядом шёл тот, кого она любила. Кому доверяла. Ради кого жила. Он повернулся к ней, но Вереск не сумела разглядеть лица: глаза слепил яркий солнечный свет.

– Поцелуй меня, – попросила она, и возлюбленный склонился к ней.

Ещё немного, и она увидит его черты. Увидит и непременно узнает…

– Земля-я-я-я! – крик вахтенного ворвался в мир грёз колючей пургой. – Земля-я-я-я!

Розовые цветы мгновенно увяли, нежный бриз обернулся смерчем, вместо пушистых белых громадин над головой нависли свинцово-серые тучи, а тот, кого она любила, начал гнить на глазах. Пожелтевшая сморщенная кожа сползала рваными ошмётками, обнажая белый череп с пустыми глазницами, в которых копошились трупные черви…

Нет! Нет!!!

– Земля-я-я-я!

Вереск вырвалась из кошмара за миг до того, как в каюту влетел младший матрос. Тот самый скромняга, которого властный кок превратил в мальчика на побегушках. Однако в этот раз парню явно было не до смущения: он даже не постучал.

– Миледи! – В глазах матроса расплескалось счастье. Неподдельное. Чистое. И он рвался этим счастьем поделиться. – Земля, миледи! Земля!

– З-земля? – Вереск с трудом соображала. Голова у неё гудела, словно накануне она пила не вино, а ядрёный шнапс. – Уже?

– Да, миледи! – Матрос так и сиял. – Это Мейда! Славная Мейда! Земля доброго князя Ладимира! Мы вернулись домой!

Вереск выдавила из себя улыбку. Они вернулись домой. А она? Куда попала она? Станет ли эта «славная Мейда» ей домом, куда так приятно возвращаться? Или она, молодая женщина без прошлого и будущего, превратится в бесправную пленницу? А может, князь и вовсе отправит её на все четыре стороны, как только они покинут корабль?

Да… Слишком уж много сомнений и страхов, чтобы искренне разделить восторг молодого матроса. А мальчишка, улыбаясь до ушей, подлил масла в огонь:

– Собирайтесь скорее! Милорд ждёт вас на палубе.

Вот ведь. Ждёт на палубе. Уже.

Хочет поскорее отделаться, не иначе.

На то, чтобы привести себя в порядок, ушло около десяти минут. Долго ли: сполоснуть лицо ледяной водой, которую принёс в кувшине всё тот же матрос, да заплести белокурые волосы в бесхитростную косу. Сложнее всего с платьем. Чёртово платье! Облачиться в него без посторонней помощи ой как непросто. Она путалась в кружевах и оборках, точно рыба в сетях. Полвека ушло на то, чтобы затянуть все тесёмки и застегнуть бесчисленное множество крохотных крючков. Когда, наконец, наряд покорился, Вереск обнаружила, что пострадала в неравном бою: несколько локонов выбились из причёски. Пусть их. Это всего лишь встреча на палубе, а не светский раут. Она сунула ноги в сафьяновые туфли, что прилагались к платью – розовые с серебром, очень красивые, они были ей кошмарно велики – и, бросив последний взгляд в начищенное до блеска медное блюдо, покинула каюту.

Над морем клубился туман. Густой, сизый и непроглядный. Казалось, будто корабль плывёт по облакам. И как только вахтенный углядел землю за этой седой пеленой? Загадка... На палубе выстроилась вся команда – от капитана до юнги, но все хранили молчание. Угрюмое и торжественное. Мужчины выглядели такими сосредоточенными, будто в этот самый миг решалась их судьба.

Вереск подошла к Ладимиру. Князь, наряд которого остался неизменным с минувшей ночи, коротко кивнул ей и прижал к губам указательный палец. Она смиренно встала рядом и поёжилась: холод промозглого утра пробирал до костей. Внезапно на плечи лёг тяжёлый, пропахший табаком сюртук. Вереск вздрогнула, обернулась и встретилась взглядом с боцманом. Старик лукаво подмигнул, отступил назад и занял место рядом с долговязым штурманом.

Каравелла шла сквозь туман в полной, гнетущей тишине. Такой густой, что хоть ножом режь. Даже чаек, и тех не слыхать. Странно… Вереск мучительно хотелось узнать, почему все молчат, но заговорить сейчас ни за что бы не рискнула. Спрошу потом, решила она. Непременно спрошу.

– Мейда-а-а-а! – Вопль, донёсшийся из вороньего гнезда, заставил Вереск подскочить. Она едва не вцепилась в предплечье стоявшего рядом князя. – Ме-ей-да-а!

Тишина взорвалась громогласным «ура!». Матросы кричали и обнимались, юнга выкатил на палубу бочонок рома, боцман сгрёб в охапку долговязого штурмана, кок пронзительно засвистел, засунув в рот толстые, как сардельки, мизинцы, а капитан…

Ладимир сиял, точно золотой дублон. Он улыбался своей особенной мальчишеской улыбкой – широкой, добродушной и тёплой, словно лучи майского солнца – и хлопал моряков по плечам и спинам.

Вереск наблюдала за командой, и душа тонула в сладкой печали с лёгкой ноткой горечи. Какие они все… счастливые. Как рады вернуться домой. К жёнам, детям, матерям, возлюбленным. А она… Она тут лишняя, прямо как пупок на спине. Лишняя и никому, решительно никому не нужная.

И вдруг её схватили за плечи.

– Смотри! – князь указал пальцем на Восток.

Вереск заморгала. Куда смотреть? Кругом туман, и ничего не видно. Но тут белёсая пелена растаяла, как снег по весне, и она увидела…

Заря догорала, оставляя на небосводе нежо-розовые, голубые и лиловые полосы. Рыжие блики солнца купались в бирюзовых волнах. Вдали темнели скалы, вгрызаясь в горизонт острыми зубьями. Ближе к берегу протянулась гряда пологих, заросших сочной зеленью холмов, за которыми раскинулся густой хвойный лес.

– Это Мейда, – гордо изрёк Ладимир и вздохнул. – Моя отчина.

– Ваша земля прекрасна, милорд, – сказала Вереск, опустив глаза долу. Она решила оставаться учтивой несмотря ни на что. Даже если он посадит её в шлюпку и отправит ко всем чертям.

– Ты её тоже полюбишь, – заявил Ладимир, и только тут Вереск сообразила, что он всё ещё обнимает её за плечи.

– Полюблю? – Она высвободилась и уставилась на князя. – Но…

– Никаких «но». Вы будете моей гостьей.

– Гостьей? Но…

– Опять «но»? – капитан нахмурился. – Ваш загадочный недуг прогрессирует, и вы забыли другие слова? Или, быть может, вам незнакомо слово «гостья»?

Ладимир снова перешёл на «вы», чем совершенно сбил Вереск с толку. Он в самом деле гневается, или…

И вдруг в ней проснулась гордость. Проснулась так внезапно, что Вереск удивилась сама себе.

– Я не хочу быть гостьей, – выпалила она, смело взглянув на князя.

– Отчего же? – капитан скрестил руки на груди. – Вы кого-то вспомнили? Вам есть, куда пойти, к кому обратиться за помощью?

– Некуда мне идти, – буркнула Вереск. – Но становиться обузой не собираюсь. Если хотите, чтобы я осталась, дайте мне работу!

– Что? – брови Ладимира поползли вверх. – Работу?

– Да.

Он захохотал так громко, что снующие по палубе матросы замерли и уставились на них. Вереск поняла, что краснеет, но отступать не собиралась. Она сжала кулаки и вскинула голову, готовая к борьбе.

– Какую работу, по-вашему, могу я предложить хорошенькой женщине? – спросил князь, утирая глаза тыльной стороной ладони.

Действительно, какую?

– Ну… я могу чинить одежду, – неуверенно начала Вереск. – Готовить умею… наверное…

– Наверное? – Ладимир посмотрел с сомнением, наклонился так, что их носы чуть не соприкоснулись, и заявил: – Заключим договор, маленькая коварная сирена. Месяц вы будете моей гостьей, а потом я дам вам работу, если вы не передумаете. Идёт?

– Неделю.

– А в вас есть стрежень, милая Вереск, – усмехнулся князь. – Две. И это моё последнее слово, ясно вам?

– Ясно, – улыбнулась Вереск, довольная маленькой победой: участь приживалки-нахлебницы казалась недостойной и мерзкой.

– Вот и славно. – Капитан нежно коснулся её щеки и заорал: – Приготовиться к швартовке!

Глава пятая

Казалось, будто замок растёт из скалы – так гармонично вписал его зодчий в окружающий пейзаж. Цитадель выглядела неприступной. Да и была такой: массивные стены, узкие окна-бойницы, смотровые башни, увенчанные зубцами, укреплённый барбакан над воротами. Высокий утёс сводил на нет возможность атаки с моря. Да... Тот, кто строил бастион, думал о безопасности, а не о красоте, но взгляд так и лип к грандиозному монстру из серого камня. А когда стен коснулись лучи восходящего солнца, замок мгновенно окрасился розовым.

Вереск ахнула.

– Впечатляет? – спросил князь, и она кивнула. – Это Приют Рассвета, наше родовое гнездо. Его выстроили по приказу моего пращура, почти пять сотен лет назад, так что замок повидал немало. Выдержал с полдюжины штурмов, не меньше, а однажды держал осаду целый год. Надёжней стен во всём мире не сыщешь, уж поверьте. А теперь держитесь крепче: нас ждёт нелёгкий подъём. – Он тронул коня, и могучий гнедой жеребец двинулся вперёд лёгкой рысью.

Вереск промолчала. Ей было не по себе. Ладимир усадил её в седло перед собой, несмотря на все протесты. Она могла бы ехать одна, или подождать у пристани, пока пришлют экипаж. Но князь отверг эти варианты. А когда Вереск вознамерилась проделать весь путь пешком, капитан, без лишних уговоров, сгрёб её в охапку, и, спустя секунду, она оказалась на лошади. И теперь здоровенный толстоногий коняга, которого Ладимир выбрал в пристанских конюшнях, нёс их по опасной горной дороге. Всё выше и выше, к замку.

Но Вереск не пугали ни отвесные скалы, ни крутой подъём, ни огромные волны, что с грохотом разбивались об утёс далеко внизу. Даже мрачные мысли о собственной участи ушли куда-то на второй план. Всё, что тревожило сейчас – крепкое мужское тело, к которому она была вынуждена прижиматься. Широкая грудь Ладимира казалась твёрдой и горячей, словно прибрежные валуны, раскалённые полуденным солнцем. Его сердце стучало громко, чётко и ровно, как метроном. Стальные руки уверенно сжимали поводья.

Спокойный, как гора во время бури.

Похоже, князь считал ситуацию вполне уместной и не придавал сложившимся обстоятельствам никакого значения. Вереск же сгорала со стыда. Она кусала губы, старалась дышать как можно тише и реже, сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Происходящее смущало её донельзя. Подобная близость выглядела какой-то слишком интимной и неправильной. Да, князь спас её, но... Они слишком мало знакомы, чтобы прижиматься друг к другу так тесно!

– Не бойтесь, – сказал вдруг Ладимир, и она вздрогнула от звука его голоса. – Ничего не бойтесь и не смотрите вниз. Осталось немного.

Он думает, я испугалась подъёма, – сообразила Вереск, и стало совсем уж неловко за собственные мысли.

А замок становился всё ближе. Огромный и монументальный, он давил своим величием, и Вереск ощутила себя ничтожной букашкой. Да и кто она, если не букашка, в сравнении с этими могучими стенами и высоченными башнями, что без малого пять сотен лет царапают небо зубцами?

Князя встречали. Толпа челяди у ворот разразилась приветственными криками. Мальчишка-конюшонок схватил жеребца под уздцы, и Ладимир ловко спешился. Его тут же окружили плотным кольцом.

– Ура! – кричали мужчины.

– Поздравляем! – верещали женщины. – Счастья вам, милорд!

Какие верные слуги, – размышляла Вереск, слезая с коня при помощи расторопного конюшонка. – Так искренне радуются возвращению хозяина…

Но очень скоро она поняла, что причиной бурных восторгов являлось не столько возвращение Ладимира в отчий дом, сколько… она, Вереск, собственной персоной.

– Миледи! – пухлая румяная старушка в накрахмаленном белом чепце схватила её ладонь. – Вы прекрасны! Прекрасны! Наконец в Приюте Рассвета появится хозяйка!

– Поздравляем! Давно пора милорду остепениться! – вторил долговязый лакей с длинными седыми усами. – Нарожайте уж ему мальчишек, да побольше! Целый выводок!

– И девочек! – робко улыбнулась тощенькая отроковица со щедрой россыпью веснушек на остроскулом лице. – Таких же красивых, как вы! Поздравляю, миледи!