Текст книги "Последний демиург (СИ)"

Автор книги: Леока Хабарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Слишком близко…

– Есть, Вереск, – повторил он хрипло. – Вы сами – весьма желанная добыча…

– Миледи! – Дара не вошла, а ввалилась в дверь. Девчушка с трудом удерживала поднос, на котором громоздились разномастные склянки, пузырьки и примочки.

Князь резко выпрямился и глянул на отроковицу так хмуро, что у бедняги даже веснушки вспыхнули.

– Милорд… я… – промямлила несчастная и попятилась. – Я…

– Уйди с глаз. – Ладимир вырвал поднос из хрупких девичьих рук. – Ступай на кухню. Живо!

Дважды повторять не пришлось: Дара выпорхнула из комнаты и понеслась по коридору, топая, точно стадо зубров. Князь же устроил поднос на низенькой прикроватной тумбе и с деловым видом сдобрил отрез льняной ткани содержимым пузатой склянки.

– Поднимите-ка голову, моя лихая наездница.

– Не надо… – слабо запротестовала Вереск.

– Надо. – Буря миновала, и теперь в синих глазах танцевали лукавые искорки. – У вас на лбу шишка с перепелиное яйцо и ссадина длиной в милю.

Вереск покорилась. К чему сопротивляться? Уж лучше смиренно принять помощь. К тому же, она чувствовала себя совершенно разбитой. Ещё бы! Преодолеть десять миль пешком под проливным дождём и градом, заблудиться, дважды свалиться в грязь… Да... Пожалуй, Ладимир прав – ей крупно повезло, что разбойники не встретились на пути. Она не сумела бы ни убежать, ни спрятаться, ни, тем более, оказать сопротивление.

Почему он отправился искать меня? – думала Вереск, послушно подставляя князю ободранный в кровь локоть. – Неужели я так дорога ему? Или он, как радушный хозяин, заботится о благополучии гостьи? Хотя... может быть, он просто решил, будто я…

– Вы хотели сбежать? – Ладимир так чётко сформулировал её собственную мысль, что Вереск дёрнулась. – Признайтесь, именно эта безумная идея руководила вами, когда вы отправились неведомо куда?

– Я просто гуляла, – глухо отозвалась Вереск.

– Вы считаете Приют Рассвета тюрьмой, не так ли? – Князь намазал очередную ссадину целебным бальзамом. – А меня – зловещим демоном, что запер вас в клетке?

– Ничего такого я не думаю.

– Хорошо, если так. – Ладимир серьёзно посмотрел на неё. – Вы похожи на мокрую курицу.

– Спасибо. – Вереск и бровью не повела. – Милорд галантен, как никогда.

Он улыбнулся. Не хищно, не нагло. Совершенно без издёвки и каких-то скрытых смыслов. Той самой мальчишеской улыбкой, которая уже давно не давала покоя.

И Вереск улыбнулась в ответ.

– Не думал, что скажу это кому-то до окончания отбора невест, но… Немедленно раздевайтесь и ложитесь в постель. – Ладимир поднялся. – А я прикажу Милде подать вам бульон и тёплое вино с гвоздикой.

– Милде... – Вереск сморщилась. – Старая дама ненавидит меня.

– Ну, это преувеличение, – заметил князь и, подумав, добавил: – некоторое.

Вино и бульон принесла Дара. Вереск не удивилась. Скорее всего, Милда слишком занята. Возможно, как раз в этот самый момент она варит ядовитую смесь, чтобы отравить ненавистную «гостью», или распускает скабрезные сплетни…

Есть не хотелось совсем. Бульон казался слишком горячим, а вино – кислым. Дрова в очаге уютно трещали, но огонь не грел. Вереск дрожала, закутавшись в меховое одеяло, словно в кокон. Дара деловито коснулась её лба и причмокнула:

– А ведь у вас жар, миледи.

– Ничего страшного. – У Вереск зуб на зуб не попадал. – Это скоро пройдёт.

– Главное, чтобы это прошло до приёма, – рассудительно заметила девчушка.

– Не беспокойся, Дара. – Попытка улыбнуться с треском провалилась. – Участвовать в отборе невест я не собираюсь.

– Как это? – служанка захлопала ресницами. – У вас же платье!

Ох уж это платье!

Вереск метнула быстрый взгляд в сторону кресла. Ну конечно. Вот оно, платье…

В огне не горит, в воде не тонет.

– Хочешь, подарю его тебе?

– Ох, нет! Нет, госпожа, смилуйтесь! – Дара всплеснула руками так отчаянно, словно ей предложили отрубить ногу по колено. – Я не хочу остаться старой девой!

– Старой девой? Из-за платья?

– Да, да, – закивала отроковица. – Платье невесты-избранницы можно получить только от князя. А ежели оно досталось девице… эээ… иным способом – всё. – Девчушка разрубила воздух ладонью. – Замуж, считай, никогда не выйдешь.

– Страшное дело… – прошептала Вереск.

– Страшное, – отозвалась служанка. – Уж лучше смерть, чем такая участь.

Вереск улеглась. Свернулась калачиком и обнялась с подушкой. Зевнула.

– Добрых снов, миледи. – Отроковица погасила все, кроме одной, свечи и двинулась к двери.

– Постой! – Оставаться в одиночестве не хотелось. Совсем. – Побудь со мной ещё немного. Присядь и расскажи что-нибудь.

Дара села в изножье. Улыбнулась.

– Что миледи хочет услышать?

Сказку...

– Поведай о себе. Как ты очутилась в Приюте Рассвета?

– О! – вздохнула девочка. – Это совсем не интересно. Обычная история. Как у всех... Тут служила моя мать. А теперь вот я служу.

Действительно, не слишком интересно...

– А расскажи про туман!

– Про... туман? – Дара выглядела весьма озадаченной. Неужели есть что-то, о чём не ведает эта шустрая проныра?

– Да. – Вереск отчаянно боролась со сном. Глаза слипались. – Когда корабль подходил к Мейде, стоял такой туман... и все... все... – она снова зевнула, – ...молчали...

– Ах, вот оно что! – Просияла отроковица. – Так это вы шли через пролив Безмолвия! Там всегда так.

– Пролив Безмолвия?

– О да! – Девчушка понизила голос, и Вереск поняла, что получит свою сказку. – Когда-то давным-давно морская ведьма прогневалась на людей и наслала на них чудовищного монстра – кракена. О, миледи, то был жуткий кальмар, размером с остров, с такими вот длиннющими щупальцами. Кракен погубил сотни кораблей и сожрал тысячи людей. Никто не мог с ним справиться: даже самые отчаянные смельчаки да удалые воины терпели крах. Но нашлась девица с голосом сладким, точно патока. Она потребовала, чтобы её отвезли на рифы, и осталась там. Она пела, миледи. Пела, и голос её разносился далеко над морем. Даже чайки смолкли. Даже волны стихли, чтобы послушать ту песнь. Голос красавицы убаюкал и кракена: монстр опустился на самое дно и уснул мёртвым сном. А девица обратилась непроглядным туманом и рассеялась над проливом. С тех пор повелось молчать, проходя через те воды. Всякий моряк знает – даже малейший шорох способен разбудить кракена, но усыпить монстра вновь уже никто не сумеет. Добрых и светлых снов вам, миледи...

Последних слов Вереск уже не слышала.

Звук походил на тот, что можно услышать из морской раковины, если поднести её к уху.

Шшшш... Ш-ш-ш-шшшшш... Шшш-ш-ш-ш-шшшш...

Странный звук. Совсем не уместный здесь.

Вереск села и откинула со лба влажные пряди. Сколько же она спала? Дара ушла, а свеча почти догорела... И что же это шипит?

И тут она увидела...

Дым?

Клубы сочились из-под двери. Седые и плотные, как кучевые облака.

Что это, чёрт побери? Неужели пожар?

Ничтоже сумняшеся, Вереск подлетела к двери и выскочила в коридор. Выскочила и замерла...

Нет. Это не пожар: дымом даже не пахло. В коридоре стоял туман. Самый настоящий туман. Непроглядная густая пелена.

Вереск нервно сглотнула. Попятилась к спасительной комнате, но двери за спиной не оказалось. Ни двери, ни стены. Только туман. Туман впереди, сзади, слева, справа, сверху и под ногами. Всюду.

Туман и голос в нём. Далёкое, едва различимое... пение.

Вереск пошла на голос. Прекрасный, сладкий, чарующий голос, проникающий в самую душу. Она знала эту песню, но не помнила, откуда.

Я тебя живой водою напою,

Вытру слезы и омою ноги.

Заберу я боль и грусть твою,

Знаю, путник, ты устал с дороги...

Голос отражался от невидимых сводов, и казалось, будто поёт целый хор сирен.

Поцелует розовый рассвет

Нежный шелк волос твоих медовых.

Ты проделал путь в полсотни лет,

И по тропам ты ступал в оковах.

Вереск шла вперёд. Шла и шептала:

– Отдыхай, мой милый, отдыхай!

Позабудь усталость, беды, страсти...

Тут со мною ты узнаешь рай,

И минуют все тебя несчастья.

Он стоял среди тумана. Стоял, понурив плечи. Она окликнула его, но Ладимир не отозвался. Глаза его были открыты, но ничего не видели.

Глаза слепца.

– Милорд! – снова позвала Вереск, и эхо проглотило её слова. – Милорд!

Осторожно, словно под ногами был лёд, а не каменные плиты, она подобралась к Ладимиру.

– Милорд! – Вереск вцепилась в его предплечья и принялась тормошить. – Очнитесь! Очнитесь же!

И тут он запрокинул голову и закричал...

Глава одиннадцатая

Они сидели у камина и смотрели, как танцуют, сплетаясь, рыжие языки пламени. Поленья трещали, Ладимир угрюмо молчал, а Вереск задумчиво поглаживала густой ворс ковра.

Сколько они сидели так? Час? Два? Вечность? Вереск не знала. Да и не хотела знать. Минуты текли медленно и сладко, точно прозрачный барбарисовый мёд, которым Милда поливала оладьи.

– Вы не особо разговорчивы, – бросил князь, не отрывая взгляда от огня.

– Вы тоже.

– Это смущает вас? – Он всё-таки повернулся. В неровном свете лицо Ладимира казалось высеченным из камня.

– Вовсе нет. – Вереск запустила пальцы в мягкий ворс.

– Мне жаль... – князь потупился, – что напугал вас.

– Сновидения нам не подвластны, – она улыбнулась так учтиво, как только могла. Сложно даже представить, как смутила его вся эта ситуация. Да... Даже сильные мира сего порой ходят во сне и страдают от кошмаров. Точно так же, как и простые смертные...

И князь, и конюх – все равны в мире грёз.

Ладимир пришёл в себя не сразу. Некоторое время никак не мог сообразить, где находится. Не узнавал её, Вереск. Смотрел ошалевшим взглядом и всё пытался нашарить шпагу на боку. Куда там! Кроме нижней туники, доходившей до колен, на нём ничего не было. Вереск понятия не имела, что могло ему привидеться, но предполагала, это точно не предстоящий приём. Хотя... Кто знает?

О собственных страхах она решила умолчать. Туман, голос... В конце концов, может это тоже всего лишь сон?

Сон, пугающий своей реальностью...

– Вы ведь не станете болтать попусту, верно? – сурово спросил князь, но в голосе промелькнула тревога.

– Не стану.

– И... – протянул Ладимир после паузы. – Что вы хотите за эту услугу?

– Ничего. – Вереск уставилась на пляшущие всполохи, и тут в голову пришла озорная мысль. – Правда, есть одна просьба...

– Вполне ожидаемо, – усмехнулся князь. – Ну же, Вереск. Не томите. Говорите уже свою просьбу, пока я не передумал.

– Я прошу позволить Даре присутствовать на приёме.

– Всего-то? – удивился князь. – Но... в чём смысл? Девчонка и так там будет.

– Да, но в качестве прислуги.

– А вы... – он нахмурился. – Вы хотите, чтобы я... сделал её одной... одной из невест-избранниц? Ну уж нет! При всём уважении, Вереск, я не по этой части. Или вы, вслед за Милдой, начнёте твердить, что четырнадцать – самый подходящий возраст для брака?

– Нет, что вы. – Вереск позабавило его возмущение. – Просто пригласите её на бал, как гостью. Чтобы она могла надеть красивое платье и танцевать до утра.

– Танцевать до утра? – хмуро повторил Ладимир. – А кто будет подавать закуски?

– У вас легион слуг, милорд. Кто-нибудь, да справится. – Вереск склонила голову на бок и лукаво улыбнулась. – В крайнем случае, можете поручить это ответственное дело мне.

– Вы настоящая заноза, Вереск. Вы знали об этом?

– Увы, нет, милорд. – Она сокрушённо вздохнула. – Видите ли, я потеряла память, и подробности собственной жизни мне не ведомы.

Дверь распахнулась, едва не слетев с петель.

– Миледи! – Дара вихрем влетела в опочивальню. Глаза её сияли. – Миледи! Ни за что не догадаетесь!

– Тебе удалось-таки уломать торговца специями сбросить цену на корицу? – Вереск пригубила травяной чай и поставила чашку на блюдце. Сохранять серьёзный вид было непросто, но она справлялась.

– Нет! – Девчушка подскочила к ней и опустилась на пол у кресла. Уставилась огромными зелёными глазищами. – Угадывайте ещё!

– Ммм... Леди Арабелла ответила на приглашение князя отказом?

– Ох, нет. Совсем не то... – И тут она не выдержала. – Я пойду на бал! Пойду на бал! Я! О! Вы можете поверить в это?

– С трудом.

– Вот и я поначалу не поверила! Ох! – Дара зарылась лицом ей в колени. – Никогда не забуду, как хозяин сказал: "Дара! Ты будешь моей гостьей"... Гостьей! Представляете? Гостьей!

– Я бесконечно рада за тебя, дорогая, – улыбнулась Вереск, возвращая чашку на поднос.

Ладимир сдержал слово. Иначе и быть не могло.

– И это ещё не всё! – отроковица разрумянилась, словно наливное яблоко. – Князь приказал портнихе сшить для меня платье, а младший юнга с "Легенды" станет моим кавалером!

– Милорд – внимательный и щедрый хозяин, – заметила Вереск. – Он прекрасно видит, как ты стараешься и сколько всего делаешь, чтобы достойно встретить невест-избранниц.

– Ох, миледи! – Дара вздохнула. – Совсем недавно я мечтала хоть одним глазком посмотреть на этот чудесный бал, а теперь... Теперь я окажусь среди самых блистательных красавиц Континента!

– Милая... – Вереск сжала узкие натруженные ладошки и сказала серьёзно: – Ты будешь сиять.

– Думаете?

– Уверена.

– Но... – отроковица опустила глаза. – Но я же... никто.

– Ошибаешься, – прошептала Вереск, отвернувшись. – Никто – это я.

За завтраком прислуживала Милда. Опять. Дара отправилась на очередное свидание с замковой швеёй. Швея та была строга, резка и непреклонна, но безгранично талантлива. Именно она шила платья невест-избранниц, которые Ладимир преподносил девушкам в знак своего расположения. Для Дары же мастерица готовила наряд цвета сливочного масла, который так удачно сочетался с медными волосами девчушки. Отроковица часами могла говорить о примерках, и, в конце концов, Милда пригрозила, что отлупит её скалкой, если ещё хоть слово услышит «об этих чёртовых тряпках».

Вместо оладий к завтраку подали блинцы с кленовым сиропом, лёгкий ягодный пудинг и икру злорыбы в хрустящих тарталетках. Ну и, конечно, неизменный чай. На этот раз Милда заварила его с высушенными листьями ежевики.

– Вы довольны? – спросил Ладимир, когда старая служанка отправилась на кухню за льняными салфетками. – Я выполнил вашу просьбу, и девчонка совершенно забыла о своих обязанностях.

– Этот бал – её мечта, – сказала Вереск, вспоминая счастливые глаза отроковицы. – Подарите ей эту мечту, и преданность Дары станет только крепче.

– Вы до умопомрачения наивны, Вереск, – хмыкнул князь. – Если женщину баловать, её аппетит будет расти, как на дрожжах.

– Свою будущую жену вы собираетесь держать в заточении на хлебе и воде? – Вереск ковырнула пудинг серебряной ложечкой.

– Только первое время. – Ладимир отправил в рот тарталетку с икрой. – Лет пять, не больше.

– Ваше великодушие не знает границ.

– Вы правы. Не знает. – Князь откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на неё. – Меня не покидает чувство, будто я видел вас раньше. Это сводит меня с ума.

Вереск поёжилась под пристальным взглядом.

– Всё это очень... очень странно. – Он прищурился. – А мы ведь провели вместе две ночи, Вереск. Что вы об этом думаете?

– Так сложились обстоятельства, – сказала она холодно. – Только и всего.

Он усмехнулся и помотал головой.

– Вы удивительная женщина. Хотите ещё чаю?

– Нет спасибо.

– А я бы выпил. – Ладимир тоскливо поглядел на опустевшую чашку. – Куда это запропастилась Милда?

Запропастившаяся Милда влетела в столовую с проворством, которому позавидовала бы любая молодуха. Следом за ней ввалился Горий – старик-лакей с поникшими, как высохший ковыль, усами.

– Едут! – выдали они хором. Горий – хриплым басом, а Милда дрожащим, срывающимся фальцетом.

– Едут? – Ладимир вскинул брови. – Уже?

– Как есть уже, милорд, – протараторил Горий. – Вы изволили сроки перенести, вот они и едут. Уже.

– Ах да, сроки... – Ладимир бросил на Вереск сердитый взгляд. – Ну, раз так – пришло время встречать гостей!

Глава двенадцатая

Ладимир встречал избранниц в большом чертоге: только такой огромный зал мог вместить столько гостей. Тысячи свечей горели в люстрах из хрусталя и бронзы. В десяти каминах жарко пылал огонь. Расписной потолок отражался в начищенном до блеска паркете.

Горий, облачённый в тёмно-синюю ливрею, лимонные бриджи и белоснежные перчатки, – объявлял каждую гостью зычным голосом, от которого дрожали стены.

– Леди Эванжелина, баронесса Аздорская. Девица девятнадцати лет, – ревел лакей, а избранница грациозно подплывала к князю и приседала в глубоком реверансе. Ладимир коротко кивал, и Горий вызывал следующую претендентку.

– Леди Арабелла, младшая дочь графа Лантийского, девица шестнадцати лет. Леди Аделаида и Ариадна, средние дочери графа Лантийского, девицы восемнадцати лет. Леди Аэлита, старшая дочь графа Лантийского, девица двадцати лет...

Все без исключения девушки были в скромных дорожных платьях, и сразу после представления князю их препровождали в апартаменты, где они могли отдохнуть, привести себя в порядок и переодеться.

– Граф Лантии прислал весь свой выводок, – буркнула Милда, выглядывая в зал из-за тяжёлой парчовой гардины цвета опавшей листвы. – Вот так наглость!

Вереск покосилась на служанку. Вид у старухи был, как у загнанной лошади. За весь день Милда ни разу не присела. Она носилась по замку, точно в неё вселился бес, и по-генеральски раздавала команды.

– И где эта мелкая нахлебница, Дара? – ворчала Милда, переминаясь с ноги на ногу. – Вечно исчезает в самый неподходящий момент.

– Она отправилась в Пристанский городок по вашему же поручению, Милда, – вступилась Вереск за девчушку. – Пополнить запасы базилика и шафрана.

– Ах да... – нахмурилась старушка и вздохнула. – Ну что ж. Придётся самой тащиться на самый верх и стелить этим лантийским выскочкам, будь они неладны!

– Леди Виолетта из дома Дион, девица семнадцати лет, – ревел Горий, и длинные усы его топорщились, а нелепый парик трясся.

– Не утруждайте себя, Милда, – прошептала Вереск, глядя, как очередная избранница приближается к Ладимиру. – Я помогу вам.

– Вы? – старая служанка поглядела так, будто помощь ей предложил говорящий таракан.

– Именно.

– Но... вы... вы же...

– Сейчас не время колебаться, не находите? – К Ладимиру подошли ещё две очаровательницы и синхронно присели. – Решайтесь, Милда. Либо ищите способ нарастить себе дополнительную пару рук.

Комната, в которой Милда вознамерилась разместить лантийских красавиц, располагалась на верхнем ярусе западного крыла. Вереск с упоительным азартом принялась готовить опочивальню к приёму высоких гостей. Распахнула шторы, впуская свет заходящего солнца, затопила камин, взбила подушки, зажгла свечи, смахнула пыль...

Работалось в радость. Вереск начала напевать песенку. Нелепую детскую песенку про метелку и совочек, которые дружили и любили чистоту. Милда предупредила, что на всё про всё у неё четверть часа – комната должна быть готова так быстро, как только возможно. "Мы ждали одну только леди Арабеллу, – хмурилась служанка. – Для неё-то опочивальня готова. Кто же знал, что этот старый лис, граф Лантии, в обход всех правил пришлёт целый полк дочерей!".

Шаги в коридоре послужили сигналом.

Милда, – догадалась Вереск. – Спешит проверить, не сожгла ли я спальню.

Она вытерла руки о передник, заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь, и отворила дверь.

– Всё готово! – крикнула.

Но служанка не отозвалась. Её вообще не оказалось в коридоре. Вместо пухлой старушки по каменным плитам семенила одна из невест-избранниц: хрупкая брюнетка в серо-голубом дорожном платье и невзрачном шерстяном плаще.

Заблудилась... – сообразила Вереск. – Надо бы выяснить, кто это и спросить у Милды, куда селить бедняжку-потеряшку.

– Миледи! – позвала она, но претендентка на княжеское сердце даже не обернулась. Наоборот, только ускорила шаг.

Однако, какая вопиющая наглость!

Или беспросветная глупость...

– Эй, миледи! – Вереск поспешила за ней. – Погодите!

Избранница подобрала юбки и побежала.

– Остановитесь же!

Что за безумие охватило эту чертовку?

– Куда вы? Будьте благоразумны!

Брюнетка свернула направо, потом, миновав гулкую галерею, налево. Осознанно или нет, но она двигалась к северному крылу. Нежилому, холодному, как могила и мрачному, точно склеп. Дара много рассказывала об этом месте. Вроде бы, первый Мейдинский князь – Тито, прозванный Кровавым отнюдь не за благие дела, замуровал здесь свою вторую жену и заморил голодом третью. А четвёртую вместе с любовником сварил в котле...

– Немедленно прекратите безобразничать! – Вереск решила, что непременно отшлёпает беглянку, когда настигнет, даже если та окажется какой-нибудь невероятно знатной особой. – А ну стойте!

Но девушка не вняла ни просьбам, ни угрозам, ни мольбам: она летела вперёд так, будто знала Приют рассвета не хуже коренных обитателей. Каждый поворот, каждую нишу, каждую ступеньку...

У Вереск уже кололо в боку, платье взмокло от пота, но сдаться и отступить не позволяла гордость.

Нет, уж! От меня не уйдёшь!

Нелепая погоня продолжалась. Коридор стал уже, а сводчатый потолок – ниже. В нос ударил едкий запах плесени. Под ногами хрустели фекалии крыс и летучих мышей. С балок густой сетью свисала паутина. По осклизлым стенам ползали мокрицы и многоножки.

– С-стойте... – прохрипела Вереск, собирая последние силы для рывка.

И брюнетка подчинилась.

Замерла, как вкопанная.

Горделиво расправила худенькие плечи.

Протянула вперёд тонкую руку.

Дверь! – поняла Вереск. – Там же дверь!

Дверь, покрытая толстым слоем паутины и плесени...

Откуда девчонка о ней узнала? И что там, за этой дверью?

Мёртвые жёны князя Тито? Безголовое чудовище с шипастым горбом? Зловещие тени, что бродят ночью по замку? Или...

Узкая ладошка легла на ржавый затвор. Лязг, скрип и скрежет заполнили темноту коридора. Дверь поддалась.

Прежде, чем шагнуть во мрак, невеста-избранница обернулась. Обернулась медленно, словно смакуя момент.

Вереск забыла, как дышать. Сердце гулко ухнулось о рёбра и сжалось.

Не может быть...

У брюнетки не было лица. Совсем. Ни глаз, ни бровей, ни носа, ни рта. Ничего.

Абсолютно ничего.

Глава тринадцатая

Бежать! Бежать прочь и не оглядываться!

Но ноги словно приросли к полу…

Крик застрял в горле, и только слёзы катились по щекам.

Безликая брюнетка нырнула в черноту, оставив заплесневелую дверь приоткрытой, и Вереск услышала голоса. Сладкие и звонкие, точно серебряные колокольчики, они шептали, звали, манили…

Иди к нам! Скорее иди к нам! Мы уже давно ждём тебя, Вереск!

И Вереск пошла. Точнее – её понесли ноги. Ватные, негнущиеся, они отказывались подчиняться воле и упрямо тащили вперёд, в пропахшую тленом тьму.

– Нет! – возмутилась она, но голос звучал тоньше комариного писка. – Нет! Нет! Нет!!!

Дверь, скрипнув, отворилась шире, а потом с грохотом распахнулась настежь. Непроглядная липкая мгла засасывала внутрь, лишая возможности сопротивляться.

Иди же к нам! Скорее! Скорее! Мы сделаем тебя счастливой! Мы так тебя ждём!

– Нет! – рыдала Вереск. Она шаталась, точно пьяная, и отчаянно цеплялась за скользкие стены, но, повинуясь неведомому колдовству, продолжала идти.

Едва ступив за порог, Вереск провалилась в ледяной мрак. Теперь она не шла, а летела. И не летела даже, а падала. Мгла проглотила её, как акула пескаря, и Вереск неслась куда-то вниз, различая смутные тени и неясные бесформенные очертания. На неё смотрели сотни глаз. Красных, словно раскалённые уголья, жёлтых, точно блики свечей и зелёных, как болотные огни. Призрачные руки тянулись к ней со всех сторон. Цеплялись за подол, хватали лодыжки длинными, покрытыми слизью пальцами. Она слышала стоны и крики, мольбы о помощи и зловещий хохот.

– Не-е-ет! – из последних сил вскликнула Вереск. Она боролась за жизнь так же отчаянно, как в тот день, когда Ладимир спас её. Только тогда она сражалась с морем, а сейчас… – Нет! Нет! Не-е-е-ет!

Падение прервалось так же внезапно, как началось: Вереск плашмя ухнулась на что-то холодное и твёрдое, и боль прошила тело насквозь. Слёзы градом катились по щекам. Рыдания душили. Локти и колени саднило, ладони жгло, в груди кололо при каждом вдохе. Вереск всхлипнула и, закусив губу, перевернулась на бок.

Где я?

Темно. Так темно. Темно, холодно и сыро. Тихо. Где-то гулко капает вода.

Кап-кап-кап. Кап-кап-кап.

Надо встать. Надо найти в себе силы и встать.

Ноги дрожали, но, по крайней мере, теперь они подчинялись её воле. Вереск нащупала стену и, цепляясь за неё, поднялась. Тяжело привалилась к холодному камню. Вздохнула. Куда теперь идти? Что делать?

Сон. Это всё сон. Ночной кошмар.

Простояв, глотая слёзы, целую вечность, она двинулась вперёд ощупью, как это делают слепцы, и очень скоро обнаружила, что стена ведёт её по кругу. Вереск без толку шарила ладонями по шершавой кладке: выхода не было. Ни выхода, ни входа, ни лазейки, ни норы, ни выщерблины. Ничего.

Безысходность заполнила душу и сжала сердце раскалёнными тисками. Мысли в голове путались, сбивались и плясали, точно пьяные матросы на шаткой палубе. Вереск начала задыхаться.

Я умру здесь, – поняла она. – Умру! Меня замуровали, как вторую жену князя Тито. Похоронили заживо. И теперь я умру здесь.

Ноги подкосились, Вереск упала на колени и, вцепившись в волосы, закричала так громко, что легко могла бы разбудить кракена, спящего в проливе Безмолвия.

Звук раздался сверху. Скрежет потревоженной каменной глыбы звучал, как ангельская песнь. Тонкая полоска света становилась всё шире и шире и вот, наконец, Вереск увидела над собой круглое жерло, в которое лился серебристый свет Луны.

– Милостивые небеса! – Голос Ладимира трижды отразился от заплесневелых стен колодца. – Вы как там очутились?

Она не могла толком ничего объяснить, только всхлипывала и тряслась, точно осиновый лист на ветру. Князь закутал её в плащ и обнял. Прижал крепко-крепко. Вереск вдыхала запах его кожи, согревалась в кольце крепких рук и постепенно успокаивалась. Паника отступила, а слабость нахлынула девятым валом. Ладимир, наверное, почувствовал это, и подхватил Вереск на руки.

Какой же он сильный. Какой настоящий.

Вереск с ужасом обнаружила, что они находятся у подножья Солёного утёса, откуда до замка не меньше мили по горной дороге. Волны шумно бились о прибрежные скалы, над морем плыла сиреневая дымка, а на небе зажглись первые звёзды, далёкие и холодные, как осколки льда.

Ладимир молчал, и Вереск была бесконечно благодарна ему за это, но понимала – вопросов не избежать.

Что я скажу ему? – думала она. – Ведь он решит, будто я сошла с ума.

И, возможно, окажется прав…

Князь опустился на гладкий валун и усадил Вереск себе на колени. Ночь постепенно вступала в свои права, и солёный ветер становился холоднее.

– Я бы мог раздобыть нам лошадь, – прошептал князь, касаясь губами её макушки. – Но тогда мне придётся...

– Не надо! – Вереск судорожно вцепилась в его рубашку. – Не оставляйте меня одну, умоляю вас! Я… Я смогу идти.

– Уверены? – Он поднял её лицо за подбородок.

– Д-да. Только вот... отдохну немного.

Вереск зарылась носом в широкую грудь и закрыла глаза. Должна быть, она задремала, потому что ей чудилось, будто она летит. Не падает, как в той зловещей, полной страхов комнате, а именно летит – всё выше, и выше, и выше...

Проснулась она в постели, которую уже привыкла считать своей. В камине тихо потрескивали дрова, за окнами завывал ветер, а рядом с кроватью, на колченогом стуле, сидел Ладимир. Вид у него был угрюмый и совершенно измученный: плечи поникли, на лбу пролегли морщины, взгляд, обращённый глубоко в себя, выражал мрачную сосредоточенность.

– А... очнулись, наконец. – Он вскинул голову, когда Вереск открыла глаза. – Как вы?

– Хорошо, – ответила она, хотя полной уверенности не чувствовала: комната плыла перед глазами, потолок кружился а к горлу подкатывал ком. Во рту было сухо, точно в пустыне. – Как я сюда попала?

– Гораздо интереснее, как вас угораздило очутиться в заброшенном колодце в миле от замка. – Губы князя скривились в усмешке, но глаза оставались серьёзными. – Ну же, милая сирена. Ничего не хотите поведать? Учтите – номер с потерей памяти не пройдёт: это уже было.

– Я... – Вереск судорожно сглотнула. Она так и не придумала, как лучше выкрутиться. Но заставить себя солгать не сумела, поэтому решила сказать правду. Если князь после этого сочтёт её сумасшедшей... что ж, так тому и бывать. – М-мне кажется, я видела... видела нечто... странное.

– Что именно? – Ладимир резко подался вперёд. – Призрака?

– В-возможно...

– Как он выглядел? – Вереск думала, он рассмеётся, или отпустит пару колких шуток, но подобной реакции никак не ожидала. Ладимир нахмурился пуще прежнего: морщины на высоком лбу теперь напоминали борозды, синие глаза потемнели до черноты, а на скулах заиграли желваки. – Как выглядел этот ваш призрак, Вереск?

– Ну... Это... Это была женщина и... в общем... она... ну... У неё... У неё не было лица.

– Совсем?

– Совсем.

– Мне пора идти. – Князь поднялся, опрокинув колченогий стульчик. Вереск заметила, что у Ладимира подёргивается уголок рта, а кулаки крепко сжаты. Что бы это значило?

Ему что-то известно о безликой девице?

– Я немедленно пришлю к вам лекаря, – бросил он уже у двери. – Отдыхайте и постарайтесь больше не попадать в передряги. Я уже устал вас спасать.

– Простите, что доставила столько хлопот, милорд, – бесцветным голосом промолвила Вереск. Она чувствовала себя опустошенной, как бочка эля после праздника Весны.

– И ещё. – Он замер на пороге. – Если участие в отборе невест претит вам настолько, что вы готовы спрятаться в колодец, можете не ходить. Моё приглашение остаётся в силе, но выбор за вами. Так что решайте, милая сирена.

Глава четырнадцатая

Милда смотрела на неё, как на умалишённую. Старческий лоб сморщился, точно сушеная слива, седые брови поползли вверх.

– Как по мне, вы просто глупы. – Она никогда не добавляла «миледи», если поблизости не наблюдалось Ладимира. А тут, на кухне, среди кастрюль, жбанов, разделочных столов и гирлянд разнообразной снеди, князь вообще никогда не появлялся.

– Вы вправе думать, как считаете нужным, – парировала Вереск, завязывая накрахмаленный передник. Невзрачное платье служанки сидело как влитое и казалось гораздо удобнее розового наряда из шёлка и парчи.

– Если станете на стезю прислуги, никогда больше не будете хозяину ровней, – ворчала старуха. – Вы потеряете уважение милорда раз и навсегда.

– Если стану содержанкой-нахлебницей, то потеряю собственное уважение. – Вереск нахлобучила чепец. – Как по мне, это гораздо важнее. А вы разве не рады, Милда?

– Чему это я должна радоваться? – Старушка вытерла мокрые ладони о рушник: она намыла целую охапку зелени и теперь готовилась её рубить.

– Тому, что я потеряю уважение милорда, к примеру? – Вереск принялась расставлять на подносе пиалы с джемом. – Я же вам не нравлюсь.

– И что с того? – Тесак мелькал с бешеной скоростью, отбивая частую дробь по деревянной доске. Минута-другая, и пышный букет укропа превратится в мелкое крошево. Потом настанет черёд петрушки и пряной кинзы. – Подумаешь! Мне вообще мало кто нравится. Зато милорда я люблю, как родного сына. А то, что вы хозяину приглянулись, даже наш привратник заметил. А он совсем слепой.