Текст книги "Морель и госпожа Смерть (СИ)"

Автор книги: Лео Любавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8
Нинья Бьянка

– Позволь несколько минут побуду с матушкой, мне нужно принять важное решение. – Ришар отступил на шаг и заглянул брату в глаза. – А потом мы спустимся в скрипту.

– Хорошо, я буду ждать тебя за дверью, – согласился Лоран и медленно направился к лестнице. Казалось, он все еще пребывал между мирами, в том пространстве, что открывал живой голос скрипки. Шаг за шагом, как будто с трудом поднимался по ступеням. Словно невидимый груз отягчал его плечи. Или душу?

Лоран покинул комнату, а Ришар приблизился к саркофагу и склонился над той, что при жизни звалась его матерью. Он рано узнал, что это не так, от неё самой. И это ничего не изменило – Ришар любил её, почитал. Сейчас он мог бы используя силу огненного ключа отомкнуть хрустальный гроб и освободить душу Бланшефлер, но любовь к брату оказалась сильнее верности Белой Госпоже.

– Я знаю, что ты слышишь, там, где ты сейчас страшно и холодно, только музыка дает тебе силы и немного света. Прости, я пришел помочь тебе и не сделаю этого. Потому что помню твои слова! Ты хотела, чтобы я оберегал Лорана, я исполняю это и потому сейчас здесь. И продлеваю твои страдания, прости… – Ришар коснулся хрустальной крышки, внутри саркофага вспыхнул свет. – Да, я знаю, что ты слышишь! Твоя душа отвечает. Покажи мне тот день, я должен почувствовать это еще раз. – Свет внутри пульсировал, как биение сердца. Ришар опустился на колени перед гробом, прижал обе ладони к хрустальной поверхности. Свет стал нестерпим, он слепил и жег глаза вампира, теряя сознание от боли Ришар погрузился в мир видений.

Сон во сне, это не крипта Морелей, но тоже подземелье. Арки так высоки, что рассмотреть, что там вверху, не смог бы самый зоркий глаз. И вот оттуда, сверху, пролился ярким белым лучом свет. Опустился, достиг каменных плит и оказалось, что в луче стоит некто, закутанный в белое. Ришар был уверен, что женщина, и не ошибся, она медлила молча, потом отвела с лица покрывало. Он оцепенел, пораженный неземной красотой, это женское лицо соединяло в себе несовместимое. Жестокость и нежность, юность и зрелость. Женщина поманила, Ришар сделал еще один шаг, и свет поглотил его.

Теперь он уже не в подземелье – в обычной комнате. Вероятно, женской: зеркало с безделушками, простая постель, простыни, подушки и полог искусно вышиты незнакомыми яркими узорами. Запах пряностей тяжелый, сладковатый и горячий, от него воздух в комнате кажется густым, тягучим. Шумит в ушах. И очаровывает дивный вкрадчивый голос.

– Я ждала тебя, Рикардо, мой приемыш. Твоя мать поручила мне присматривать за тобой. Что же ты собирался сделать? Разве тебе дано решать о Времени ухода? Я не отпустила тебя.

– Прости, моя госпожа, я устал жить.

– Это от безделья, – усмехается она.

Ришару страшно, так страшно, что холодеет сердце. Но вместе с тем его влечет к ней. Он опустился бы на колени, целовал бы ее ноги, как раб, но понимает, не этого она ждет, не за этим позвала. Превозмогая человеческий страх, он смотрит ей в глаза. Ла Муэрте, Святая Смерть, Сантита…

И вдруг называет, как называла в молитвах мать:

– Нинья Бьянка!

Он вспомнил! Или увидел в кружении клочьев тумана? Словно сон – странный, невероятный, еще один в бесконечной череде снов.

Память не оставила Ришару образа матери, но он был уверен, что в этом сне видит ее. Как она склоняется над колыбелью. А вокруг все настолько иное, самый мир другой. И то место, где женщина с добрым заплаканным лицом качает зыбку.

Большая комната, скорее зал. На стенах факелы, в очаге пылает огонь. Языки пляшут, стремятся вверх к резным деревянным балкам. Пламя отражается в щитах, развешанных по стенам, бликами скользит по шелковым знаменам, что свешиваются с балок. Глубокая ночь, а женщина все не спит. Она поет и поет колыбельную, как будто боится замолкнуть и не уследить за ребенком.

Потом вынимает младенца из колыбели, берет на руки и идет через коридоры и комнаты, по винтовым лестницам. Ришар незримо следует за ней. Она плачет, прижимает младенца к груди, целует влажные волосики на макушке. Поднимается все выше, лестница заканчивается перед деревянной, окованной медными пластинами, дверью. За дверью комната, в которой ничего нет, кроме длинного стола, покрытого черной скатертью. На столе разложены фрукты – виноград, груши, лимоны, яблоки, – перевитые лентами гирлянды цветов. Зажжены свечи, много тонких и потолще. В центре стола на большом серебряном блюде козлиный череп с выбеленными и покрытыми узором рогами. Этот череп пугает больше всего. Страх беспричинен, Ришару ничто не грозит, но воля скована, он хочет уйти из этой комнаты и не может. Женщина кладет рядом с черепом младенца. У Ришара от ужаса замирает сердце.

Что это? Жертвоприношение? Как это бывает в снах, он не может двинуться с места, не в силах помочь младенцу. Лишь ждет, цепенея, с болезненным трепетом предвидя, что она достанет жертвенный кинжал. Женщина разворачивает пеленки. Малыш радуется, гулит, тянет к ней ручки. Рыдание сотрясает ее хрупкое тело, женщина падает на колени, начинает горячо молиться. Язык незнаком.

– Санта Муэрте, миа челло, – ее голос дрожит, прерывается жалобными вздохами. Ришар начинает понимать, как будто за гранью яви и сна, в другом мире, в другое время он хорошо знал этот язык. – Святая Смерть! Моя добрая госпожа, молю тебя, услышь, приди! Взгляни на это дитя… Малыш прекрасный и беззащитный. Я не в силах защитить его! Но ты можешь, моя добрая госпожа Сантита, Нинья Бьянка, ты взяла у меня всех детей. Твоим даром для них была смерть, они стали ангелами, теперь они у Господа Нашего и Девы Марии Гваделупы. Но этому, молю тебя, этому даруй жизнь!

Распростершись на полу, женщина продолжает молиться долго и невнятно. Ришар не в силах выносить ужас, который сгущается, плотнеет, душит. Надо проснуться! Тщетно, сон тисками держит его разум…

Но вот женщина встает, взгляд ее безумен. Склоняясь над младенцем, она осыпает его поцелуями, бормоча нежно:

– Сыночек мой, Рикардо, прости…

Снимает с шеи крест или ладанку, Ришар не успевает разглядеть. Кладет между пеленами, заворачивает малыша.

А потом выхватывает из складок одежды кинжал. Мгновение – и острая, как бритва, сталь ранит запястья, вены вскрыты, кровь алыми слезами орошает жертвенные фрукты, цветы и младенца.

– Прими это, возьми мою жизнь, это выкуп за него, – произносит женщина, поднимает руки над алтарем, кричит в исступлении.

– Ла Муэрте! Я, Матильда Перригорская, заплатила тебе кровью испанских королей, ты не любишь кровавых жертв, но эту примешь! Слышишь ли ты? Я плачу тебе кровью! Рикардо теперь твой сын, я посвятила его тебе. Дай ему долгую жизнь! Взамен моей…

При этих словах все свечи на столе гаснут, ребенок заходится криком, а женщина падает замертво.

Тогда струйки дыма от задутых неведомой силой свечей начинают складываться в неясный белый силуэт, он повисает над столом, длинные одежды колышутся, накрывая ребенка. А в дверь уже молотят изо всех сил и слышны голоса:

– Откройте! Откройте!…

Дверь не выдерживает напора, сорвана с петель, в комнату вваливаются мужчины – они в кирасах, с обнаженными мечами. Останавливаются над телом матери.

Ребенка на алтаре – нет.

– Ришар, ты сказал, что выйдешь через минуту! – Лоран вернулся и тронул брата за плечо.

– Да, прости, я потерял счет времени, – Морель-старший поднялся с колен. – Теперь идем!

Братья выбрали для беседы самое уединенное место в замке – фамильный склеп. На триста три ступени вниз пришлось спуститься, чтобы попасть туда. За тяжелой дубовой дверью открылся сводчатый зал, пышная гробница главы рода Морелей. В центре, на возвышении, в мраморном саркофаге, останки графа Максимилиана Мореля, что защищая короля, погиб в битве при Дюсо пять веков назад. За этот подвиг род был удостоен привилегий и почестей. Вдоль стен многочисленные родственники Максимилиана, из колена в колено, все они по мужской линии принадлежали славной фамилии, род пресекся двести лет назад, в гербовых книгах была подведена черта. Что касается усыпальницы – её следа не смог найти ни один археолог. Наводнение размыло и утащило в небытие саму память о Морелях. Но не в параллельном мире. В другом Париже дело обстояло куда лучше. Замок остался цел, и подземелье по-прежнему хранило славные кости. Одно время в залы скрипты хотели перенести резиденцию Ордена Мертвой Розы, однако Лоран воспротивился этому, он не желал терять свою тайную лабораторию. И тогда Ришар уговорил Госпожу оставить все как есть. Поэтому капитулы проходили то в одном месте, то в другом. А Лоран без помех занимался запрещенными опытами. До поры до времени Госпожа закрывала на это глаза. Но Морель столько лет удерживал душу Бланшефлер!

– Лоран! – Ришар был уверен, что никто не может услышать их, толстые каменные стены подземелья и магические щиты, установленные братом, исключали малейшую возможность этого. И все же Морель-старший произнес вполголоса. – Я пришел, чтобы сказать тебе совсем не то, что ты сейчас услышишь. При мне есть приказ с огненной печатью Госпожи, но я не передам его тебе. Потому, что ты – мой брат.

Благодарная улыбка Лорана свидетельствовал о том, что Ришар может продолжать. Но она была слабой, какой-то безнадежной. И из чувств, которые сейчас испытал Ришар, самым сильным оказалось сострадание. Он стремился помочь Лорану, как и много веков назад, еще до того, как Бланшефлер покинула мир живых. – Я как и ты, хотел бессмертия для нашей матушки. Его можно было получить гораздо легче… постой! Не спорь, – Ришар пресек горячие возражения младшего брата. На препирательства у них сейчас не было времени. – К тому же споры бесполезны, момент утерян, и мы должны следовать по пути, избранном тобой.

– А если я ошибся? Если средства нет⁈ – горестно воскликнул Лоран. С братом он был другим, куда подевалось хладнокровие и уверенность в себе. Вот так Великий Магистр. Растерян, ищет помощи.

Ришар никогда не позволил бы себе использовать это. Он любил названного брата и приемную мать, считал их родными. На всем свете у него никого больше не было.

Белая Госпожа – другое, не подчинение и не любовь. Он был посвящен ла Муэртэ, древний ритуал крови связал их навечно. Пока существовала Сантита – рядом с ней оставался и Ришар. Рикардо – так она его звала, но чаще «челло». С ним Сантита становилась женщиной. Ненасытно-страстной, неутомимой.

То что он совершал сейчас, по сути являлось предательством могущественной госпожи и возлюбленной. Что за наказание грозит ему, Ришар не знал и не слишком заботился об этом. Накажет так накажет. Лишит жизни? Он и без того мертв, откажет в милости, сделает изгнанником? Не все ли равно, на каком берегу встречать восход луны, соскучится Сантита – все равно призовет. Типичная логика счастливого любовника еще ни разу не подводила Ришара. А с женщинами он общался много. Еще до того, как истина открылась ему. Откуда Ришар мог знать, что родная мать посвятила его ла Муэртэ? Мало ли причин, по которым графиня Морель могла принять в сыновья подкидыша и выдать его за собственное дитя? Да хоть бы необходимость в наследнике. Возможно, у графа Мореля с этим возникли проблемы. Все-таки воин, израненный в боях, гораздо больше склонный проводить время на поле брани, чем в будуаре красавицы жены.

На остренькие клычки вампирши Ришар нарвался в тридцать лет. Хороша была графиня Ричмонд, дьявольски хороша! Но и коварна. За укус просила изрядную цену. Ришар до сих пор еще оставался должен по счетам её внучке. Сама-то леди Ричмонд благополучно рассыпалась в прах, когда законный супруг, уличив жену в неверности, пригвоздил её осиновым колом к ложу. В родовом гнезде Мореля-старшего неизменно тянуло на воспоминания. А предаваться им не следовало. Не сейчас! Когда мрачная тень гнева Сантиты нависла над ними.

– Средство найдется, ты почти достиг желаемого. Я видел в городском доме компанию поднятых членов королевского дома. Они в прекрасной форме.

– Это не моя заслуга, но эффект яда. Кроме того, я изначально ошибся! Нет никаких членов королевского дома. Эти сущности из другого мира. Они не совсем люди, вернее совсем и не люди, но воплотились силой великого волшебника слова. Он сильнее Мерлина и Морганы вместе взятых. Силу вдохновения дал ему не бог, а мой отец…

– Хочешь сказать, что Уильям тебе родня?

– Возможно, но я не уверен полностью. Здесь какая-то другая связь.

– Какой бы она ни была. Сейчас мы говорим о каплях. Вильям знал состав? Тогда почему ты вместо всей этой венценосной компании не разупокоил его одного?

– Не нашел.

– То есть как?

– Могила в Стратфорде пуста. Это и навело меня на некоторые мысли. Но гипотезу надо проверить, а у нас не осталось времени! Ни на что. Ришар, ты хотел сказать мне… Но если это касается…

Брат догадался по непримиримому взгляду Лорана и прервал ненужные возражения.

– Нет, я не собираюсь советовать тебе явиться с повинной. У меня есть план получше.

– Значит, ты на моей стороне? Против Неё? – Лоран потрясенно замолчал.

– Я всегда за тебя, Ларри, – снова обнял его Ришар, – пусть мы не родные по крови, то Бланшефлер мне больше, чем мать. А ты – больше, чем брат.

Глава 9
Мерцающий покров

Лиза равнодушно смотрела на себя в зеркало. Свадебное платье было восхитительным, но это не радовало. В странном волшебном мире все происходило также неправильно, как и в том, из которого она исчезла. И стоило попадать сюда? Очень хотелось пожалеть себя и расплакаться. Слезы уже защипали глаза. Никто её не любит! Там дома – родители развелись. А что ей делать, если она одинаково любит обоих, а каждый хочет, чтобы Лиза была на его стороне.

А здесь? Будущему мужу как будто все равно, что Лиза выходит за него замуж! Чушь какая… А платье все-таки великолепно. Как у королевы. И тиара. Зачем такая пышность? Мамушка говорила о каком-то таинстве. Об Ордене. Лиза ничего не поняла. С каждой минутой ей становилось все страшнее. А вдруг она уже никогда не попадет домой? Маму жалко! И диплом тоже, ведь все же почти сдала. Остались эти чертовы десерты.

– Плакать нельзя – глаза станут красные. Это может повредить, решение будут принимать тайным голосованием, все члены Ордена, – пояснила Мамушка, расправляя на Лизе фату. – Вот теперь хорошо! Точно наша покойная госпожа, – Мамушка сказала и испуганно зажала руками губы. – Язык мой – враг, однажды доведет до…

Дверь в комнату раскрылась и вошли шестеро мужчин. В доспехах и белых орденских плащах.

Они встали полукругом, так, что при всем желании Лиза не смогла бы сбежать. А она собиралась. Но не вышло. Ей было не по себе, когда шесть пар глаз уставились на неё в прорези забрал. Рыцари были в шлемах. Вошел еще кто-то, но за высокими фигурами в долгополых одеждах невозможно было рассмотреть. А это оказывается слуги, Лиза не сомневалась, что именно слуги, двое юношей с открытыми лицами внесли странный предмет, похожий на плоскую чашу стол на трех ножках в виде птичьих лап. Вогнутая столешница являла взорам очертания материков и континентов, моря и горы, как это бывает на картах. И ни на одну знакомую Лизе часть земли рисунок в чаше не походил.

Стоило слугам опустить трехногий стол перед Лизой, как из дна чаши пробился росток. Он был похож на бобовый стебель, гибкий, светло-зеленый и быстро начал тянуться вверх. Мамушка, которую оттеснили в угол, радостно закивала оттуда и замахала руками, но ничего не сказала, ни словечка. Видно, не решилась.

А стебель все рос, выпускал ветки, он превращался в дерево! Удивительное, двухцветное, с одной стороны белое, с другой – черное. И листья на каждой из сторон также были противоположных цветов. Распустились цветы, завязались плоды. По шесть с каждой стороны. Полдюжины черных и столько же белых. Похожи на яблоки.

Каждый рыцарь сорвал по одному, остальные плоды продолжали расти, упали вниз, раскололись и выпустили прекрасных девушек, гибких как ветви, прикрытых лишь волосами. Белыми или черными. Девушки взялись за руки и поплыли в медленном танце. Сначала вокруг дерева, монотонно напевая, покачиваясь. В такт песне качались и освобожденные от плодов ветви.

Девушки кружились все быстрее, и Лизе никак не удавалось сосчитать сколько же из них светловолосых, а сколько темноволосых. Она понимала, что это важно, как будто выбор. Голосование. Те плоды, что рыцари держали в руках, белые или черные преобладают? И как угадать их значение? Хорошо черные, или белые? Девушки разомкнули цепь, вереницей прошли по комнате и встали в круг.

Лиза оказалась в центре. Перед собой она видела двух светловолосых и одну темноволосую, оглянуться и посмотреть за спину не могла – оцепенела. Ни рукой, ни ногой пошевелить. Даже моргнуть не могла. При этом не боялась. Ждала, что будет дальше.

Девушки сомкнули круг и одновременно коснулись Лизы, она чувствовала их руки на плечах, спине, на лице. Её обнимали, гладили. И они все пели, пели, смеялись, шептали что-то на непонятном языке и снова затягивали песню, которая стала походить на шум ветра в ветвях. Потом отступили разом, взялись за руки и поднялись над полом. В волосах и на телах заискрились звездочки, девушки поднялись выше, они истаивали, а звездное сияние оставалось очертаниями их тел.

Когда осталось лишь мерцание, рыцари один за другим подошли и положили плоды у ног Лизы, также полукругом. Два черных и четыре белых яблока. Мерцающие силуэты девушек сплелись, раскрылись большим цветком, растянулись воздушным покровом и опустились на Лизу. Она оказалась скрыта дивной вуалью.

Рыцари расступились, и в комнату вошел Лоран Морель. За ним и другие люди, мужчины и женщины, но Лиза смотрела только на него. Лоран был неотразим в том самом парадном камзоле из-за которого все и произошло! Неумолимо приближался. Шаг, еще один, и еще…Теперь уже точно не сбежать!

– Синьоры Малого капитула решили в пользу невесты, – торжественно произнес один из рыцарей, и все они сняли шлемы. – Древо не плодоносило много лет, – продолжал тот же рыцарь, – Девы звезд не выходили из него. Ныне нам явлено благословение Изначального. Союз может быть заключен. Шествуйте к алтарю.

Оцепенение спало с Лизы, Лоран протянул ей руку, она подала свою. Откуда-то взялась бабушка Тамара, легко связала их руки черно-белой шелковой лентой, двинулась вперед, увлекая за собой. И снова зазвучала и все усиливалась песня, теперь уже невидимых дев. А покров на Лизе мерцал все ярче.

Церемония напомнила Лизе обряд венчания. Во всяком случае, священник или жрец – как правильно назвать, она не знала, – говорил и говорил, эмоционально жестикулируя. Широкие рукава его сутаны развевались и взлетали вверх, как крылья диковинной птицы. Были и чаши с вином, и хлеб, и обмен кольцами. Лиза отвечала на вопросы, когда жрец спрашивал её. И на все только короткое «да».

Слабенькая мысль о том, что это сон или какая-то диковинная мистификация, все еще жалась где-то на задворках сознания. А тем временем Лиза и Лоран принимали поздравления, а может, присягу. Рыцари подходили один за другим. На них все те же орденские плащи, но лица открыты. Гораздо больше «братьев», как называл их Морель, уже, наверное, раз двадцать по шесть – Лиза сбилась со счета. На поздравление Лоран отвечал всем одинаково:

– Спасибо, любезный брат мой! – и обменивался рукопожатием. Лиза эхом повторяла за мужем:

– Спасибо.

Все это тянулось так долго, что голоса слились в неясный гул, а лица смешались в расплывчатую массу. Лиза упала бы, если бы её не поддерживал брат Лорана – Ришар. С ним она познакомилась также в процессе поздравлений.

Бабушка Тамара суетилась, являя собой чужеродный элемент в суровой сдержанности рыцарей.

И прекрасен был зал с витражами! Свет нисходил цветными лучами сверху, переливался на гладких колоннах, украшенных хрусталем. Как же они попали в этот зал? Лиза решительно не понимала. И как перенеслись из него в пиршественный? Или она отключалась и теряла сознание стоя? Разве это возможно?

Но вот они уже сидят за праздничным столом. Хорошо уже то, что сидят. И можно что-то съесть. Или нельзя? Лоран не притрагивается ни к кубку, ни к приборам. Тарелки с едой уносят от него нетронутыми. Лиза не решается спросить, почему он не ест. И надо ли ей также воздерживаться или все-таки можно обглодать вон ту чудесную баранью котлетку на косточке? Или хотя бы винограда пощипать! Но спросить не получается, и Лиза повторяет все действия за мужем. Желая лишь одного – чтобы все это поскорее закончилось и… может, удастся проснуться?

– Напрасные надежды, дорогая, – негромко произносит он, – вы не в царстве сновидений, и все, что произошло и происходит, имеет силу и значение.

– Значит, мы в самом деле поженились? – А это она спросила или тоже подумала?

– Согласно закону и обычаю, – подтвердил Лоран. Лиза даже обрадовалась, что он прочел её мысли. В конце концов, это удобно, не надо подыскивать слова и тратить силы на лишние разговоры. Достаточно подумать. Вот бы ей так научиться! – Это не сложно, надо лишь внимательно слушать.

– Что?

– Не сложно научиться, во всяком случае вам, – пояснил он. – У вас хорошие природные способности к ментальному общению.

– Я не замечала этого раньше, – Лизе стало забавно. Она решила проверить, в самом ли деле он слышит каждую её мысль. Вот, например, почему бы не перейти на «ты»? Разве муж с женой должны продолжать обращаться друг к другу официально?

– Наедине – нет. Если хотите, мы можем перейти и на «ты», – усмехнулся он. – А проверять меня не нужно, достаточно спросить.

– Хорошо. Почему мы сидим, как две восковые куклы? Остальные пьют, едят и веселятся. Даже смеются. Особенно бабушка Тамара…

Лиза оглядела длинный пиршественный стол. Праздник как праздник. Жуют, переговариваются, гомонят.

– Ваша бабушка всегда была веселой и общительной особой. Что касается нас, мы должны потерпеть еще немного и сможем удалиться.

– Куда? – Лиза перешла от думанья к произнесению. Вопрос живо интересовал её. И даже волновал. Если все это не сон, допустим, она попала в странный параллельный мир, где Париж остается Парижем, а вот его жители…

– В спальню, разумеется.

– В спальню, – обреченно повторила она.

– Это вас настолько опечалило?

– На самом деле – да. – Лизе было наплевать, слышат ли её сейчас и смотрят ли на них с Лораном. Обида за неправильность происходящего закипала внутри и просилась выплеснуться слезами. Почему все так? Праздник, нарядное платье, поздравления – и никакой радости. Так не выходят замуж! – Я вас не знаю, – попробовала объяснить она. – И вы меня тоже. Меня не радует тот факт, что на мне женятся по принуждению. Пусть даже и в другом, не моем мире. Все равно обидно.

– Мне тоже это не нравится, но что же делать? Обстоятельства оказались сильнее нас. – Лоран накрыл руку Лизы своей. – Я постараюсь свести неприятные моменты к минимуму.

– Мы отсидим этот пир на весь мир, и я смогу вернуться домой?

– Боюсь, что наш брак осложнил вопрос вашего возвращения.

– Но вы же понимаете, что у меня есть семья, родители, учеба! Мне диплом получить надо! – Лиза повысила голос, и гости, что сидели ближе, повернулись к ней. Она тут же доброжелательно улыбнулась. Не хватало еще, чтобы её сочли скандалисткой. Разговор Лорана и Лизы привлек внимание бабушки Тамары, она сидела в кругу рыцарей достаточно далеко от новобрачных. Помахала Лизе рукой и воскликнула:

– Добра и счастья!

– Добра и счастья! – отозвались все и дружно подняли кубки.

Лоран встал и потянул Лизу за руку.

– Неужели еще и целоваться при всех? Пещерные обычаи у вас! – возмутилась Лиза.

– Нет, это необязательно, – сказал Морель, – хотя было бы правильным показать, что между нами согласие и приязнь.

– Поступайте, как знаете. Мне лишь бы поскорее уйти отсюда.

– Мы можем это сделать. – Лоран обнял её и все-таки поцеловал в губы. Но легко, без всякого чувства.

И это тоже было до слез обидно!

– Пожалуйста! А мы не могли бы вернуться туда, в вашу квартиру? Я не хочу в замок.

– Нет, мы должны удалиться в спальню, – со вздохом произнес Морель, а вот в глазах его никакого сочувствия Лиза не заметила, скорее смех. Нашел над чем смеяться!

– Хоть в спальню, хоть в прихожую, только бы прочь от этой толпы. Я устала.

Лиза не лгала. Она и в самом деле смертельно устала и от церемонии, и от пира. Но более всего от чувства беспомощности. Она как щепка в водовороте – её крутит и бросает туда-сюда, и ничего нельзя изменить. За обидной свадьбой последует еще более обидная брачная ночь. И есть ужасно хочется!

«Удалиться в спальню» не означало по-тихому уйти из-за стола. Проводы до двери превратились в целое действо. Им руководила бабушка Тамара. Она быстро организовала двух рыцарей в авангард процессии и двух в арьергард.

Безусловно, выглядело все торжественно и помпезно. Разряженные новобрачные и исполненные достоинства факелоносцы в орденских плащах. За ними толпа гостей. Лизе было странно, из смутных отрывочных сведений о рыцарских орденах она вычленила один неоспоримый факт: сообщества эти были полумонашескими и не предполагали брачных уз. То есть, попросту говоря, рыцарям нельзя было жениться, нарушителей гнали из Ордена в шею. А в этом параллельном мире все навыворот. Великий Магистр должен быть женат. Великий Магистр! Это же все равно, что король или президент! А она, выходит, королева или мадам президентша. Но это еще не так страшно, как то, что Морель – некромант.

Бабушка Тамара мельком обронила, когда помогала свадебное платье шнуровать, а не разъяснила, в чем отличия некроманта от человека или там вампира, или оборотня. Профессор, который Франкенштейна создал, он ведь был некромант? А Иешуа, который своего друга Лазаря оживил? И тот встал и пошел. Простой человек такого совершить не может. Лиза ничего не знала о некромантах, а спросить уже не у кого. Поздно! До двери спальни дошли. Казалось, коридорам конца не будет, но вот та самая дверь, Лиза прекрасно её помнила!

Бабушка Тамара широко распахнула дверь, и факелоносцы уже собирались переступить порог спальни, а гости, что тянулись следом за молодыми, начали посмеиваться и перекидываться двусмысленными шутками в адрес Мореля и Лизы. Но Лоран встал в дверном проеме и жестом остановил рыцарей. Они повиновались ему, но не беспрекословно.

– Ты хочешь нарушить обычай, экселенс? – спросил один.

– Да, любезный брат. Мы с девицей Елисаветой подтвердили обеты. Ни в каких иных проверках моя жена не нуждается.

Значит, еще и проверки грозили⁈ Лиза задохнулась от возмущения. Не много ли берут на себя господа рыцари⁈ Интересно, что именно и каким способом они проверять думали? Но высказать это она не успела, Лоран ухватил её за руку, втащил в комнату и быстро захлопнул дверь, начертав на ней некий знак, вероятно вместо засова. Лиза поняла про знак потому, что линии, что Морель проводил в воздухе, светились. Но как только они погасли, комната погрузилась в кромешный мрак.