Текст книги "Судьба плетется нитями любви (СИ)"

Автор книги: Лео Любавич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Нам… нам пора собираться домой.

Элиза хотела расспросить его подробнее, но Рудольф быстро перевел разговор на другую тему:

– А кто же написал тебе, Элиза? Давай посмотрим.

Элиза, все еще обеспокоенная состоянием Рудольфа, протянула письмо Мадлен:

– Прочти нам, Мадлен. Учителя хвалят тебя за успехи в чтении.

Мадлен важно кивнула, развернула письмо и начала читать, стараясь связать буквы в слова, а слова в предложения. Она еще не очень уверенно читала, спотыкаясь на сложных словах, но с каждым предложением ее голос становился все тверже.

Внезапно девочка замолчала, ее глаза широко распахнулись от ужаса. С трудом произнеся:

– Надеюсь… ты будешь… умирать… в муках…

Мадлен громко чихнула и безжизненно упала на ковер, потеряв сознание.

*****

Иоганна, вернее, теперь Иоланда, чувствовала себя птицей в золотой клетке. Роскошное поместье графа Каменского стало для нее добровольным заточением. Париж, город огней и возможностей, был так близок, и в то же время так недоступен. Она слишком часто блистала в его светских салонах, ее лицо было слишком узнаваемо. Риск быть разоблаченной был слишком велик.

Былая красота, затмившаяся было в темнице, вернулась к ней с новой силой. Зеркала отражали свежесть и блеск ее глаз, нежную матовость кожи, изящество фигуры. И от того, что приходилось скрывать это великолепие под вуалью, становилось еще более горько. Она жаждала света рамп, восхищенных взглядов, шепота за спиной. Она хотела снова блистать, покорять, пленять мужские сердца. Она хотела, чтобы о ней писали в газетах, восхваляя ее красоту и изящество.

А газеты… Газеты писали всякую чушь. "Некая графиня фон Штольберг притащила нищенку в ресторан…" – вот и все новости. Графиня фон Штольберг… Это имя не давало Иоланде покоя. Она готова была поклясться, что знала всех знатных особ Европы, но вот про графиню фон Штольберг слышала впервые. Кто она? Откуда взялась? И почему это имя звучало так… знакомо?

Фон Штольберги… Да, это очень известный род. Их история уходила корнями в глубокую старину, их имя было окутано легендами. Но вот про Элизу фон Штольберг Иоганна никогда не слышала. Интуиция, всегда безошибочно подсказывавшая ей выход из самых запутанных ситуаций, нашептывала, что здесь скрывается какая-то тайна, какая-то интрига. Руки так и чесались раскрыть эту загадку, но глупое положение инкогнито связывало ей руки. Она была словно лев в клетке, вынужденный наблюдать за происходящим со стороны, не имея возможности вмешаться. Это бесило ее, мучило, не давало покоя. Иоганна чувствовала, что эта загадочная графиня фон Штольберг – ключ к пониманию чего-то важного, чего-то, что может изменить всю ее жизнь.

Время, тягучее и однообразное, Иоганна коротала в обществе графа Каменского. Поначалу он казался ей суровым и несколько… варварским, воплощением всех тех стереотипов, которые бытовали в Айзенберге о далекой и загадочной России. Но постепенно, день за днем, Иоганна начинала видеть за внешней сдержанностью графа умного, образованного и даже ироничного человека.

Он много рассказывал о России, о ее столице – Петербурге. И каково же было удивление Иоганны, когда она услышала, что Петербург – современный европейский город, с широкими проспектами, величественными дворцами и изящными мостами. Никаких медведей, бродящих по улицам, если только не в составе цирковой труппы! Рассказы графа были настолько живыми и увлекательными, что у Иоганны появилось даже легкое желание посетить Россию и увидеть все своими глазами.

Граф вел себя безупречно: ни о чем не расспрашивал, не настаивал, не напрягал ее своим вниманием. Он был галантен и предусмотрителен, окружая Иоганну заботой и вниманием. И хотя он старался скрывать свои чувства, Иоганна прекрасно понимала, что граф влюблен в нее.

Однажды, сидя у окна и глядя на проплывающие мимо облака, Иоганна задумалась о своем будущем. Перспектива стать графиней Каменской… не казалась уж такой ужасной. Графиня Иоганна Каменская… звучало вполне достойно. Тьфу ты, черт! Иоланда Каменская!

Россия все чаще представлялась ей приличной альтернативой, тихой гаванью, где она может спрятаться от прошлого, от Айзенберга, от всего, что причиняло ей боль. Там ее никто не знает, там она будет в безопасности. Там она сможет начать новую жизнь. Эта мысль, поначалу робкая и неуверенная, с каждым днем становилась все сильнее и настойчивее, словно прокладывая себе путь в самом сердце Иоганны. И чем больше она думала об этом, тем привлекательнее казалась ей эта далекая, снежная страна с непонятным названием – Россия.

Тени прошлого, словно призраки, незримо следовали за Иоганной, даже среди роскоши и безмятежности поместья графа. Они никогда не затрагивали тему ее заточения в монастыре – словно молчаливое соглашение висело между ними. Но некоторые вопросы, словно занозы, оставались в сердце Иоганны, требуя ответов.

Однажды, прогуливаясь с Графом по аллеям живописного парка, где аромат роз смешивался с прохладой фонтанов, Иоганна неожиданно остановилась. Воспоминание о том письме, полученном в мрачной монастырской келье, всплыло в ее памяти с особенной ясностью.

– Скажите, – начала она, ее голос слегка дрожал, – чем была пропитана бумага того письма? Что это было за вещество, которое… которое заставило всех подумать, что я мертва?

Граф заметно напрягся, его взгляд стал отстраненным. Он отвечал односложно, уклончиво, словно стараясь избежать прямого ответа. А потом и вовсе заявил:

– Мне про это мало что известно. Я сам многого не понимаю. Это… это все сделал один алхимик, который живет при мне и проводит свои… опыты.

Иоганна увидела в его глазах не только нежелание говорить на эту тему, но и некий… страх? Или тревогу? Но в то же время в ее собственных глазах разгорался огонек любопытства. Загадочный алхимик, живущий в поместье графа… Кто он? И какие тайны он хранит?

Заvетив интерес в глазах Иоганны, граф, после некоторого колебания, предложил:

– Если вам так интересно, я могу отвести вас к нему.

Иоганна, не раздумывая, согласилась. Они свернули с основной аллеи и пошли по узкой, заросшей плющом тропинке, ведущей в глубину парка. Воздух здесь был прохладнее и влажнее, а тишину нарушало лишь пение птиц и шелест листвы. Тропинка привела их к небольшому, уединенному дому, окруженному густыми зарослями дикого винограда. Из трубы на крыше поднимался тонкой струйкой дым, а в воздухе витал странный, терпкий аромат, непохожий ни на что, что Иоганна вдыхала раньше. Она почувствовала легкое волнение, предчувствуя, что встреча с этим загадочным алхимиком может приоткрыть завесу тайны над событиями прошлого.

Воздух в лаборатории алхимика был густым и насыщенным, пропитанный запахами трав, серы и чего-то сладко-приторного, вызывающего легкое головокружение. Полки, уставленные банками с разноцветными жидкостями, сушеными растениями и странными предметами, тянулись до самого потолка. В центре комнаты стоял большой каменный стол, заваленный ретортами, колбами и другими алхимическими приборами. Слабый свет, проникающий сквозь запыленные окна, создавал таинственную, почти мистическую атмосферу.

Хозяин лаборатории, высокий худощавый мужчина с пронзительными голубыми глазами и длинными, серебристыми волосами, представился как магистр Эймерих. Он обрадовался посетителям, но в то же время в его движениях чувствовалась нервозность. Он суетливо прикрывал некоторые компоненты на столе, словно пряча их от посторонних глаз.

– Добро пожаловать, госпожа, господин граф! – провозгласил Эймерих, жестом приглашая их войти. – Чем обязан такой чести?

Он начал с энтузиазмом рассказывать о своих экспериментах, показывая различные ингредиенты. Вот высушенный цветок "Лунной лилии", способной, по его словам, вызывать вещие сны. А вот порошок из рогов мифического Златорога, дарующий вечную молодость. Некоторые из его рассказов вызывали у Иоганны легкую дрожь – слишком уж странными и пугающими казались эти вещества.

Иоганна, преодолевая внутреннее волнение, спросила про компонент, которым было пропитано письмо.

– А, это! – Эймерих с хитрой улыбкой достал небольшой флакон с темной жидкостью. – "Слеза Ахерона". Яд редчайшего растения, произрастающего лишь на склонах вулкана Этна. Смерть от него наступает мгновенно… казалось бы. Человек впадает в состояние, подобное летаргическому сну. Но есть противоядие – сок "Цветка Гелиоса", который распускается лишь на рассвете. Если в течение 24 часов дать пострадавшему выпить этот сок, он оживет. В противном случае… Эймерих многозначительно пожал плечами.

Иоганна никогда не слышала про эти растения и никогда их не видела. Она с любопытством разглядывала различные редкости, собранные в лаборатории. А граф, наблюдая за ней, с удовлетворением отметил, что она наконец стала прежней. Роковая женщина всегда остается роковой женщиной. Даже на краю гибели ее манит шепот тайны. Разве может быть по-другому?

Визиты к алхимику стали для Иоганны своеобразным ритуалом. Почти каждый день, под предлогом прогулки, она направлялась к его скромному дому-лаборатории. Там, в полумраке заставленной странными приборами и склянками комнаты, она слушала рассказы о тайнах мироздания, о влиянии звезд на судьбы людей, о магии камней и трав.

Вернувшись, она с восторгом пересказывала услышанное Каменскому, украшая повествование живыми деталями и собственными фантазиями. Каменский слушал ее с нескрываемым удовольствием. Он был безмерно рад, что Иоганна возвращается к жизни, что ее глаза снова сияют весельем, а смех, который он так любил, снова звучит в стенах его дома. С каждым днем она становилась все больше похожа на ту беззаботную, легкую девушку, которую он знал раньше.

В глубине души Каменский лелеял надежду, что Иоганна отвечает ему взаимностью. Он ловил ее взгляд, слушал интонации ее голоса, искал в ее словах скрытый смысл. Но страх быть отвергнутым вновь оставался слишком силен. Он тянул с признанием, боясь спугнуть хрупкое счастье, которое, казалось, было так близко.

Однажды алхимик составил для Иоганны гороскоп. Он долго и подробно рассказывал о влиянии планет на ее жизнь, о тех трудностях и испытаниях, которые могут ее ожидать. По просьбе Каменского, он особо отметил невероятную удачу, которая ждет Иоганну в России. Это была маленькая хитрость, часть плана Каменского убедить Иоганну переехать с ним в Петербург.

В конце сеанса, словно между делом, алхимик произнес фразу, которая заставила Иоганну насторожиться:

– Портрет молодой особы в золотой оправе… может стать для вас роковым.

Иоганна не совсем поняла, о чем речь. Она попыталась отшутиться, сказав рассмеявшись:

– Надеюсь, мой собственный портрет не принесет мне бед?

Но слова алхимика запали ей в душу. Она не могла отделаться от неприятного осадка и чувства тревожного предчувствия. Что это за портрет? И какую роль он сыграет в ее жизни? Эти вопросы не давали ей покоя, словно темное предзнаменование, нависшее над ее будущим.

Бескрайние луга, раскинувшиеся вокруг поместья Каменского, казались сотканными из золота и изумрудов. Ветер играл в их волосах, а под подковами их лошадей мягко пружинила земля. Они скакали вволю, наслаждаясь скоростью, свободой, друг другом.

В поместье Каменского Иоганну ожидал еще один сюрприз – огромная коллекция оружия. Сабли с клинками, отполированными до зеркального блеска, шпаги с изысканно изогнутыми рукоятями, револьверы с инкрустацией из слоновой кости, ружья с резными прикладами… Каждое из них было произведением искусства. Иоганну, к ее собственному удивлению, неудержимо тянуло к этому опасному великолепию. Она с любопытством разглядывала инкрустации. Прикосновение к холодной стали вызывало в ней трепет и непонятное волнение.

– Хотите попробовать? – спросил Каменский, заметив ее интерес.

Иоганна, никогда прежде не державшая в руках оружия, немного замялась, но любопытство взяло верх.

Каменский выбрал небольшой, но изящный револьвер и показал ей, как правильно держать его, как целиться. Сердце Иоганны билось как птица в клетке. Она прицелилась, задержала дыхание… Выстрел! Пуля просвистела мимо мишени, угодив в деревянную балку. Иоганна невольно вздрогнула.

– Ничего страшного, – успокоил ее Каменский, мягко улыбаясь. – Первый раз всегда так. Попробуйте еще.

Второй выстрел тоже оказался неудачным. Иоганна уже хотела отказаться от этой затеи, но Каменский не сдавался. Он подошел к ней сзади, прижался плотнее, своей большой теплой рукой накрыл ее руку, направляя ее на мишень. Иоганна замерла, ощущая всем телом его близость. Его дыхание обжигало ее шею. Выстрел! На этот раз точно в цель!

Иоганна запрыгала от радости, повернулась к Каменскому, чтобы поделиться своим торжеством… и их лица оказались совсем рядом. На долю секунды мир вокруг них замер. В воздухе повисло нечто неуловимое, волнующее. И в следующий миг их губы встретились.

Это был не просто поцелуй. Это было столкновение двух миров, двух историй, двух одиночеств. Нежный, робкий сначала, он становился все более страстным, поглощающим. В нем была благодарность за спасение, восхищение силой и мужеством, и пробуждающаяся нежность, которая до этого дремала где-то глубоко внутри. Время остановилось. Были только они, их слившиеся вместе дыхания, биение сердец, шепот губ.

Время, словно крылатая колесница, мчалось вперед, унося с собой дни и недели. Каменский, не мешкая, сделал Иоганне предложение, от которого у нее перехватило дыхание. Это было не просто предложение руки и сердца, это было предложение новой жизни, полной любви, безопасности и счастья. И она, не колеблясь ни секунды, ответила "да".

Чтобы избавиться от тени прошлого и страха быть опознанной, они решили уехать в далекую Россию, где среди бескрайних просторов и незнакомых лиц смогли бы начать все сначала. Там, вдали от интриг и опасностей, они сыграют пышную свадьбу.

Иоганне требовалось множество вещей в дорогу. Она возвращалась из магазина, нагруженная покупками, ее сердце пело от счастья. Она мечтательно смотрела в окно кареты, рисуя в воображении картины будущей жизни, когда вдруг… ее кровь застыла в жилах.

Среди прохожих она увидела… Рудольфа. Сердце буквально провалилось в пятки. Что он здесь делает? Кто эта дама рядом с ним? Вдруг он все знает и ищет ее?

Дама, идущая под руку с Рудольфом, казалась ей знакомой, но что-то не складывалось в ее облике. И тут, как молния, ее осенило. Это же… гувернантка! Та самая, что обнаружила то роковое письмо! Именно она виновата во всех ее бедах! Эта мысль, как острый кинжал, пронзила ее сознание.

Иоганна не сразу узнала ее, потому что помнила ее бедной, серой мышкой, незаметной тенью, скользящей по стенам замка. А сейчас… дорогие наряды, горделивая осанка, самоуверенная улыбка… Все-таки ей удалось охмурить Рудольфа! Но самое страшное – из-за нее казнили Гражданина! Этого Иоганна ей никогда не простит.

В голове Иоганны начал вырисовываться план мести. Холодный, расчетливый, неотвратимый, как сама судьба. Она не позволит ей уйти от ответственности. Она заставит ее заплатить за все. Эта встреча, случайная или предначертанная свыше, изменила все. Счастье новой жизни померкло, уступив место жажде отмщения. Иоганна знала, что не обретет покоя, пока не вернет свой долг сполна.

Карета, подпрыгивая на ухабах подъездной аллеи, наконец остановилась у крыльца поместья. Иоганна, не дожидаясь помощи лакея, стремительно выскочила из экипажа, бросив кучеру короткое: "Подождешь!". Корзина с покупками, забытая на сиденье, казалась сейчас совершенно незначительной. Ее мысли были сосредоточены на одном – на встрече с Эймерихом.

Она буквально ворвалась в лабораторию алхимика, нарушив его уединенное молчание. Запах трав, масел и еще чего-то неуловимо странного, словно волной, нахлынул на нее.

– Эймерих! – выпалила Иоганна, едва переступив порог. – Мне нужно знать про яд! Как пропитать им письмо? Обязательно ли его съедать, или достаточно просто держать в руках?

Эймерих, склонившийся над каким-то сложным аппаратом, резко выпрямился, чуть не выронив из рук стеклянный флакон. Его брови удивленно взметнулись вверх. Такого наплыва вопросов он явно не ожидал.

– Госпожа Иоганна! – проговорил он, стараясь скрыть свое замешательство. – Позвольте вас спросить, кому вы собираетесь отправлять это… письмо?

Его насторожил не только сам факт интереса Иоганны к ядам, но и ее необычное волнение. Мысль о том, что она может задумать что-то против графа Каменского, леденила ему кровь. Травить жениха накануне свадьбы казалось крайне неразумным и смерть графа была крайне невыгодна самому алхимику.

– Ответьте на мои вопросы, Эймерих! – настаивала Иоганна, нетерпеливо постукивая ногой по каменному полу. – Это очень важно!

Алхимик, пытаясь выиграть время и понять истинную причину ее интереса, начал задавать встречные вопросы. Постепенно, складывая воедино обрывки ее ответов, он начал догадываться, что дело не в графе Каменском. Какое облегчение!

– Понимаете, госпожа Иоганна, – проговорил он наконец, вытирая пот со лба, – создание такого письма – дело тонкое и опасное. И требует… определенного… разрешения.

– Разрешения? Чьего разрешения? – нахмурилась Иоганна.

– Графа, конечно, – ответил Эймерих, глядя ей прямо в глаза. – Если он одобрит вашу… просьбу, то я, разумеется, сделаю все, что в моих силах. Но без его согласия я не могу даже начать работу.

Иоганна молча кивнула. Теперь ей предстояло убедить графа в необходимости этого опасного предприятия. И она была готова на все, чтобы добиться своего.

Иоганна, словно вихрь, взбежала по мраморной лестнице, не обращая внимания на удивленные взгляды слуг. Дверь в кабинет Каменского распахнулась перед ней, как по волшебству.

– Алексей! – вырвалось у нее почти криком, едва она переступила порог.

Она больше не называла его “граф Каменский”, “Ваша Светлость” или даже “господин граф”. Теперь – только Алексей. Просто имя, слетевшее с ее губ, словно птица, вырвавшаяся на волю. И Каменский, несмотря на всю свою сдержанность и аристократическую холодность, таял от этого обращения, как снег под весенним солнцем.

– Иоганна! Что случилось? – в его голосе прозвучала тревога, смешанная с нескрываемым восхищением.

Иоганна, не теряя ни минуты, вкратце рассказала ему об увиденном и о своем дерзком плане. Она говорила быстро, увлеченно, ее глаза горели огнем возбуждения и решимости.

Каменский слушал внимательно, изредка кивая головой. Появление молодого Айзенберга в Париже действительно могло все усложнить. Это было словно тень, нависшая над их будущим. Он задумался, потирая подбородок. План был рискованным, но…

Иоганна смотрела на него с такой мольбой, с такой надеждой в глубине прекрасных глаз… Разве можно ей было в чем-то отказать? Тем более, что это будет хоть и не явной местью Айзенбергу, но все же… хоть что-то.

Глубоко внутри Каменский все еще пылал обидой и гневом. Он хорошо помнил тот день, когда Иоганна предпочла принять предложение Айзенберга, отвергнув его собственные чувства. Это было словно удар кинжалом в спину.

– Хорошо, Иоганна, – произнес он наконец, взглянув на нее с нежностью и решимостью. – Только я сделаю все сам. У меня больше опыта в таких делах.

*****

– А-а-а! – пронзительный крик Элизы разрезал тишину комнаты.

Элиза бросилась к Мадлен, намереваясь поднять бесчувственное тело, но Рудольф, реагируя с молниеносной быстротой, остановил ее.

– Не трогайте! – резко скомандовал он, отталкивая Элизу в сторону. Его глаза были широко раскрыты, лицо напряжено. Он мгновенно оценил ситуацию.

Рудольф выхватил письмо из рук Мадлен и, не раздумывая ни секунды, бросил его в горящий камин. Языки пламени жадно поглотили бумагу, превращая ее в пепел.

– Откройте окна! – приказал он, обращаясь к оцепеневшей Элизе. – Шире!

Отравленные письма… Это был не редкий способ свести счеты в их кругах. Рудольф знал об этом не понаслышке и прекрасно понимал, с какой опасностью они столкнулись. Но кто мог желать смерти Элизе? Эта мысль пульсировала в его голове, отравляя радость их недолгой идиллии.

Элиза беспомощно сидела на полу, с ужасом глядя на Рудольфа и бездыханное тело Мадлен. Страх, холодный и липкий, сковал ее. Она не понимала, что происходит, но предчувствовала неладное.

Рудольф достал из саквояжа маленький пузырек с прозрачной жидкостью. Накапав несколько капель в стакан с водой, он сделал глоток, а затем протянул стакан Элизе.

– Пейте, – сказал он твердым голосом. – Это противоядие.

Затем он осторожно приподнял голову Мадлен и влил ей в рот несколько капель жидкости.

– Лишь бы это не был другой яд… – пробормотал он, в голосе прозвучала тревога.

Элиза еще больше оторопела. Какой яд? Что произошло? Она не понимала и была до смерти напугана.

Наконец Мадлен издала слабый стон. Ее веки дрогнули, и она медленно открыла глаза.

– Слава Богу, – с облегчением вздохнул Рудольф.

Он аккуратно уложил девочку на софу и, резким движением дернув за шнурок звонка, вызвал дворецкого.

Вопросы, которые Рудольф задавал дворецкому, были короткими и четкими. Он хотел знать, кто приносил письмо, кто мог дотронуться до него. Элиза не понимала сути этого допроса. Все происходящее казалось ей страшным, непонятным сном. События проносились перед ее глазами, как кадры немого фильма, оставляя после себя лишь чувство тревоги и недоумения.

Пришедший лекарь, щуплый мужчина с проницательным взглядом и успокаивающе тихим голосом, заверил, что Мадлен ничего не угрожает. Небольшой испуг, легкое отравление – ничего серьезного. Через несколько дней она будет здорова. С души Элизы словно свалилась тяжелая гора.

Рудольф, все это время не отходивший от Мадлен ни на шаг, наконец смог вздохнуть свободно. Он нежно обнял Элизу, прижимая ее к себе.

– Все хорошо, – прошептал он ей на ухо. – Все будет хорошо.

И в этот момент Элизу накрыло волной неконтролируемой истерики. Все напряжение последних часов, весь ужас пережитого вырвались наружу бурным потоком слез. Она дрожала, как осиновый лист, ее тело сотрясали рыдания.

Рудольф крепко держал ее в объятиях, гладя по волосам, шепча слова утешения. Он рассказывал ей о том, как они найдут и накажут виновных, как они вернутся домой, как все будет хорошо…

Но Элиза почти ничего не слышала. В ее голове царил хаос, обрывки мыслей и образов вихрем проносились перед внутренним взором. Она уловила лишь одно: Париж – город контрастов. Город красоты и ужаса, великолепия и мерзости. Город, который чуть не стал ей могилой.

Наверное, хватит с нее Парижа. Она очень хотела домой. Но… где он, ее дом?

Эта мысль, как удар молнии, пронзила ее сознание. Она выросла в пансионате, среди чужих людей. Некоторое время провела в Айзенберге, где ее чуть не убили мятежники. Затем – замок Штольберг, великолепный, но чужой. Париж… где ее тоже чуть не убили. Непонятно кто и за что.

Внезапное осознание того, что нет в этом мире ни одного места, где бы она чувствовала себя дома, в безопасности, принесло с собой новую волну отчаяния.

– Мне некуда идти, – прошептала она, прижимаясь к Рудольфу еще крепче. – У меня нет дома…

Рудольф обнял ее еще крепче, и в этот момент Элиза поняла. В его объятиях она чувствует себя в безопасности. Защищенной. Спокойной. Значит, ее дом там, где Рудольф всегда сможет ее вот так крепко обнять. И не важно, где в мире это происходит.

Успокоенная этой мыслью, она крепко уснула, утомленная переживаниями. А Рудольф так и держал ее в своих объятиях, не смея пошевелиться, до самого утра. За окном забрезжил рассвет, обещая надежду и спокойствие.

*****

Иоганна проснулась с первыми лучами солнца, скользнувшими по ее лицу сквозь тонкие занавески. Ощущение легкости и предвкушения наполняло ее бытие, словно бабочка, бьющаяся в груди своими шелковистыми крыльями. Сегодня наступал день расплаты. День, который Рудольф Айзенберг запомнит на всю жизнь.

Она уже представляла его скорбное лицо, искаженное отчаянием. Его печаль, так тщательно скрываемую под маской безразличия. Слезы, которые он, возможно, даже не посмеет вытереть своей дрожащей рукой. Она должна была увидеть это собственными глазами. Насладиться своим триумфом.

Быстро умывшись ледяной водой и накинув легкое платье цвета утренней зари, Иоганна почувствовала прилив сил. Вчерашняя встреча с Каменским вселила в нее уверенность. Маленький, миниатюрный револьвер, подаренный им, казался не просто оружием, а символом ее новой, обретенной силы. С ним в руке она чувствовала себя почти богиней войны, готовой сражаться за свою справедливость.

Иоганна осторожно положила револьвер в изящный ридикюль, расшитый бисером. Он лежал там, скрытый от посторонних глаз, но она чувствовала его вес, его холодное прикосновение сквозь тонкую ткань. Это придавало ей решимости.

Выйдя из дома, Иоганна глубоко вдохнула свежий утренний воздух. Город еще только просыпался, улицы были почти пустынны. Лишь изредка проезжали запряженные лошадьми повозки, да торопливо шли по своим делам ранние пташки.

Карета, заказанная заранее, уже ожидала ее у ворот. Иоганна легко вскочила внутрь и удобно устроилась на мягком сиденье. Сердце билось в предвкушении. Дорога до отеля, где остановился Рудольф Айзенберг, казалась ей вечностью. Каждая минута тянулась бесконечно долго. Она нервно сжимала в руках ридикюль, постоянно ощущая присутствие револьвера.

Наконец, карета остановилась.

*****

Пробуждение было тяжелым, мучительным. Голова Элизы, словно окутанная густым туманом, отказывалась ясно мыслить. Обрывки снов путались с реальностью, создавая странную, непонятную картину. Тело было ватным, лишенным сил. Яд давал о себе знать.

Постепенно туман начал рассеиваться, и Элиза осознала, что лежит в чьих-то объятиях. Теплых, крепких, защищающих… Рудольф. Он сидел на краю софы, обнимая ее, и, судя по всему, не сомкнул глаз всю ночь. Его лицо было бледным, под глазами залегли тени, но в его взгляде, устремленном на нее, было столько тревоги и нежности, что сердце Элизы сжалось от волнения.

– Как ты? – прошептал он, едва она открыла глаза.

– Лучше, – ответила Элиза, слабо улыбнувшись.

В этот момент из соседней комнаты послышался слабый стон. Мадлен!

– Мадлен! – воскликнула Элиза, пытаясь встать.

Рудольф помог ей подняться с софы. Они поспешили в комнату Мадлен и обнаружили ее сидящей на кровати, бледной, но при полном сознании.

– Мадлен, ты как? – с тревогой спросила Элиза.

– Жива, – слабо улыбнулась Мадлен. – Голова кружится немного, но в целом… все хорошо.

Оказалось, что Рудольф, предвидя возможные осложнения, распорядился, чтобы ночью были упакованы все их вещи. Он не хотел терять ни минуты.

После небольшого, но сытного завтрака, за которым царила атмосфера напряженного молчания, они были готовы к отъезду. Экипаж уже ждал их у отеля.

*****

Карета, запряженная парой вороных, мягко остановилась за углом, скрытая тенью высоких домов. Иоганна, с бившимся в груди сердцем, выскользнула из нее, опустив на лицо густую черную вуаль. Каждый нерв ее тела был натянут, как струна. Она знала – настал момент истины.

У входа в роскошный отель кипела жизнь. Слуги сновали взад-вперед, укладывая в экипаж, запряженный четверкой гнедых, последние сундуки и чемоданы. И вот из вращающихся дверей показался Рудольф. Он был одет в элегантный дорожный костюм, ни малейшего намека на траур. В нем чувствовалась привычная уверенность и… радость? Следом за ним выскочила девочка, ее звонкий смех разнесся по площади. Она, не дожидаясь Рудольфа, легко вскочила в экипаж.

Рудольф на мгновение задержался у входа, оглядываясь по сторонам. И тут из отеля вышла… Элиза. Эта никчемная гувернантка… живая…

У Иоганны перехватило дыхание. Злость, холодная и жгучая, волной поднялась из глубины души, сжимая горло железными тисками. Рудольф галантно помог Элизе сойти по ступеням и подвел к экипажу. Он уже протягивал ей руку, чтобы помочь взобраться внутрь, но что-то заставило его на секунду вернуться в отель. Забытые перчатки? Небрежно брошенное распоряжение слуге? Иоганна не знала. Но она поняла – это ее последний шанс.

Словно подчиняясь невидимой силе, она вышла из своего укрытия. Рука автоматически нащупала холодную сталь револьвера. Время словно замедлило свой бег. Каждый звук – цоканье копыт лошадей, шелест листьев на деревьях, далекий крик уличного торговца – отдавался в ее сознании с оглушительной ясностью. Прицелившись, она выкрикнула, и ее голос, хриплый и пронзительный, прорезал воздух:

– Элиза! Элиза Шмидт!

*****

Стоя у кареты в ожидании Рудольфа, Элиза услышала свое имя. Четко, отчетливо, произнесенное знакомым голосом. Элиза замерла, не веря своим ушам. Этого не может быть!

– Элиза! Элиза Шмидт!

Она медленно повернулась на зов, сердце ее забилось с бешеной скоростью. Она увидела ее. Герцогиню Иоганну.

Женщина стояла в нескольких шагах. Иоганна резким движением приподняла вуаль. И в этот миг Элиза отчетливо увидела ее лицо. Это было лицо, искаженное злостью, яростью, ненавистью… Но как? Ведь все говорили, что она умерла в монастыре!

Их взгляды встретились. Время словно остановилось. Мурашки поползли по спине Элизы, ее охватил ледяной ужас.

Иоганна держала в руке что-то маленькое, темное, и протягивала это Элизе. Что это? Пистолет? Кистень? Элиза не успела разглядеть.

Раздался оглушительный хлопок, словно разорвало небо. Иоганна мгновенно оказалась окутана клубами едкого дыма, словно растворилась в нем.

Все происходящее казалось нереальным, словно замедленная съемка. Элиза слышала крики вокруг, но не могла разобрать слов.

– Элиза! – кричал Рудольф, его голос был полон отчаяния.

– Боже мой! – взвизгнула Мадлен.

И тут Элиза почувствовала острую, жгучую боль в груди. Удар был такой силы, что она не смогла устоять на ногах. Темнота нахлынула на нее волной. Падая, она увидела, как Рудольф бросился к ней, его лицо было искажено ужасом.

– Элиза!

Мир погрузился во тьму… Глаза закрылись…

*****

Иоганна, словно подгоняемая невидимой силой, заскочила в карету. Дверь захлопнулась с глухим стуком, отрезая ее от хаоса и смятения, царивших снаружи.

– Гони! – крикнула она кучеру, ее голос стал хриплый и ломкий от напряжения.

Сердце билось с такой силой, словно хотело вырваться из груди. Запах пороха, висевший в воздухе, щипал нос и глаза. Но Иоганна не обращала внимания на эти мелочи. Ею владела буря эмоций: торжество, смешанное со страхом, возбуждение, граничащее с исступлением.

Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза, наслаждаясь моментом победы. В памяти всплыли глаза Элизы. Напуганные, полные непонимания и страха. Воспоминание об этом страхе вызывало в ней не сожаление, а странное, зловещее удовлетворение.

Уголки ее губ искривились в холодной, жестокой улыбке. Она рассмеялась – громко, пронзительно, почти зловеще. Этот смех, казалось, пропитал собой закрытое пространство кареты, отражаясь от стекол и оседая тяжелым грузом на душе.