Текст книги "Судьба плетется нитями любви (СИ)"
Автор книги: Лео Любавич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Что случилось? – недоуменно спросил он, делая шаг навстречу Элизе, его голос дрожал от беспокойства.
– Вам плохо?
Суета охватила небольшой магазинчик. Продавщицы засуетились, принося стакан воды и пытаясь убрать осколки. Рудольф не отрывал взгляда от Элизы, пытаясь уловить хоть какой-то намек на причину ее внезапных слез. Но Элиза молчала.
Слезы, словно прорвавшаяся дамба, хлынули по ее щекам, превращаясь в настоящие рыдания. Она тряслась всем телом, не в силах вымолвить ни слова. Рудольф стоял рядом, словно парализованный, не зная, как ей помочь. Он хотел прикоснуться к ней, обнять, утешить, но что-то его останавливало. Он чувствовал, что между ними пролегла невидимая грань, которую он не может переступить.
Наконец, немного успокоившись, Элиза с трудом проговорила:
– Помогите мне… переодеться.
Ее голос был хриплым от слез. Продавщица, молчаливая свидетельница этой сцены, поспешила провести Элизу в заднюю комнату. Рудольф остался ждать, его сердце разрывалось от тревоги.
Когда Элиза вернулась, ее глаза были красными и опухшими, но слезы уже высохли. На ней было ее простое, повседневное платье, которое резко контрастировало с роскошью магазина. Рудольф с тревогой смотрел на нее, в его глазах стоял немой вопрос.
– Боюсь, Рудольф, я не смогу прийти на маскарад, – тихо произнесла Элиза, отвечая на его невысказанный вопрос.
– Ни из-за страха перед герцогиней, ни… ради Вас.
Рудольф открыл рот, чтобы возразить, но Элиза его перебила:
– Это платье… оно мне не по карману, Ваша Светлость.
В ее голосе звучала горечь и безысходность. Она не ждала ответа, она уже приняла решение.
Развернувшись, Элиза вышла из магазина, оставив Рудольфа один на один с его смятением. Она шла по улице, ее фигура терялась в сумеречном свете фонарей. Одна. Пешком, так как и подобает прислуге. А в ее сердце разгоралась обида, смешанная с острой болью от осознания пропасти, которая разделяла ее и принца. Пропасти, которую, казалось, не преодолеть никогда.
VI
Замок Айзенберг проснулся в хаосе. Невидимая рука беспорядка прошлась по его мрачным коридорам, засеяв панику в сердца слуг и добавив щепотку абсурда в и без того напряженную атмосферу. Предстоящий маскарад, который должен был стать апофеозом блеска и роскоши, превращался в фарс еще до своего начала.
Элиза, проснувшись с тяжелым чувством тревоги, поняла, что что-то не так. Из окна своей комнаты она увидела, как принц Рудольф в сопровождении лишь одного слуги поспешно садится на коня и выезжает из замка. Куда он направился в такую рань, оставалось загадкой. Спустившись вниз, Элиза окунулась в атмосферу полного безумия.
Слуги, словно испуганные мыши, носились по замку, сталкиваясь друг с другом и роняя все, что попадалось под руку. Один из лакеев, пытаясь повесить тяжелую хрустальную люстру, умудрился уронить ее прямо на голову садовника, который в этот момент проходил мимо с горшком экзотической пальмы. К счастью, люстра зацепилась за гирлянду, и садовник отделался легким испугом и несколькими царапинами от осколков горшка. Пальма, впрочем, выглядела значительно хуже.
В другом конце зала горничная, пытаясь расставить вазы с цветами, споткнулась о собственные ноги и устроила настоящий цветочный водопад. Благоухание роз и лилий смешалось с запахом пролитой воды и земли, создавая уникальный, но не слишком приятный аромат. Герцогиня, которая пыталась руководить этим хаосом, размахивала веером и выкрикивала приказания, но ее слова тонули в общем шуме и гаме.
На кухне повар, в попытке приготовить экзотическое блюдо по новому рецепту, умудрился поджечь свои пышные усы. Запах горелых волос смешался с ароматами специй и жареного мяса, создавая еще один неповторимый ароматный шедевр. А молодой поваренок, пытаясь спасти шедевр шефа, случайно перепутал соль с сахаром, превратив соус в сладкую карамель.
Элиза, наблюдая за всем этим безумием, чувствовала, как ее терпение иссякает. Вчерашние события и так не давали ей покоя, а сегодняшний хаос просто доводил ее до исступления. Где-то в глубине замка барон фон Келлер громко ругался с герцогом, их голоса доносились до холла, добавляя еще больше тревоги в общую атмосферу. Вскоре барон, красный от гнева, вылетел из замка и поспешно уехал в неизвестном направлении. Что происходит в Айзенберге?
Крик и визг пронзал стены замка, словно стальные иглы. Даже герцогиня, привыкшая к придворным интригам и переворотам, была на грани срыва.
Решив, что с баронессой пора поговорить начистоту, герцогиня отправилась в ее покои, но вернулась еще более раздраженной. Оказалось, что баронесса «захворала» и не могла принять ее. Эта внезапная болезнь показалась герцогине подозрительной, но сейчас у нее не было времени разбираться в этом.
Элиза, ища спасения от воцарившегося в замке хаоса, вышла в парк. Свежий воздух и тишина, нарушаемая лишь пением птиц, действовали на нее успокаивающе. Она бродила по извилистым аллеям, любуясь красотой старинных деревьев и яркими цветами на клумбах.
Герцогиня, увидев Элизу из окна, решила воспользоваться случаем и расспросить ее о том, что ей известно. Возможно, эта скромная гувернантка знала что-то, что могло бы пролить свет на странное поведение баронессы.
– Какой прекрасный день! – произнесла герцогиня, словно случайно натолкнувшись на Элизу на одной из аллей.
– Вы наслаждаетесь прогулкой, фройляйн Шмидт?
Элиза, вздрогнув от неожиданности, поспешно присела в реверансе.
– Да, Ваша Светлость, парк действительно великолепен.
– Скажите, фройляйн Шмидт, как вам наши дети? – спросила герцогиня, пристально глядя на Элизу.
– Они не доставляют вам слишком много хлопот?
– Фридрих и Гретхен очень милые дети, – ответила Элиза, стараясь говорить спокойно, хотя сердце ее билось как птица в клетке.
– Конечно, Фридрих немного шустрый, но это же мальчик…
– А баронесса… она хорошо справляется со своими материнскими обязанностями? – продолжала герцогиня, не отводя от Элизы проницательного взгляда.
– Я… я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Ваша Светлость, – пролепетала Элиза, чувствуя, как ее щеки покрываются румянцем.
Небо между тем затянуло тучами, и резко похолодало. Элиза невольно поежилась. Герцогиня, заметив это, сняла с себя легкую шаль и накинула на плечи Элизы.
– Наденьте, фройляйн Шмидт, не простудитесь.
В этот момент из замка донесся возмущенный крик одной из служанок. Герцогиня, резко прервав разговор, поспешила обратно, бормоча себе под нос проклятия.
Элиза осталась одна. Проходя мимо скамейки, она услышала тихий свист. Оглянувшись, она никого не увидела, но на скамейке лежало сложенное вчетверо письмо. Подняв его, она почувствовала, как сердце забилось чаще. Письмо было без адреса. Развернув его, она увидела строчки, исписанные странными символами. Это был шифр.
*****
Мир стоял на краю пропасти, охваченный лихорадкой перемен и предчувствием неизбежной катастрофы. Старый порядок рушился, традиции трещали по швам, а в воздухе, наряду с ароматом дорогих духов и бензина, витал тяжелый запах крови и пороха. Начало XX века – это время бурлящих страстей, дерзких мечтаний и глубоких страхов, время, когда сама судьба Европы висела на волоске.
Эпоха изящных дам в шляпках с перьями и галантных кавалеров в строгих сюртуках уживалась с растущей социальной напряженностью. Блеск балов и театральных премьер не мог скрыть глубокого разрыва между богатыми и бедными. Рабочие требовали своих прав, студенты выходили на демонстрации, а в темных кабинетах политики плели интриги, которые вскоре приведут мир к первой мировой войне.
В салонах обсуждали новые течения в искусстве – футуризм, кубизм, экспрессионизм, отражавшие динамику и противоречивость эпохи. Эйнштейн переворачивал представления о времени и пространстве, Фрейд заглядывал в глубины подсознания, а музыка Дебюсси и Равеля очаровывала своей необычной гармонией. Но за этим внешним блеском и интеллектуальным кипением скрывалось растущее беспокойство. Люди чувствовали, что мир находится на пороге грандиозных перемен, но никто не мог предсказать, какими они будут.
Надежда на светлое будущее, на торжество разума и прогресса переплеталась со страхом перед неизвестностью. Страх перед войной, перед революцией, перед тем, что принесет завтрашний день. Люди цеплялись за старые ценности – семью, религию, патриотизм, – ища в них опору в этом меняющемся мире. Они мечтали о любви, о счастье, о мирной жизни, но в то же время готовились к худшему, предчувствуя, что их мечты могут разбиться о жестокую реальность.
В эту эпоху противоречий и тревог разные слои общества жили в параллельных мирах. Аристократия продолжала свои балы и охоту, словно пытаясь остановить время, буржуазия наслаждалась плодами промышленной революции, а рабочие боролись за выживание, мечтая о лучшей доле. Но всех их, независимо от социального положения, объединяло одно – предчувствие грядущей бури, которая вскоре обрушится на Европу и изменит мир навсегда. И в этом мире, стоящем на грани войны и революции, разворачивались человеческие драмы, истории любви и предательства, надежды и отчаяния, которые и сегодня, спустя столетие, заставляют нас задуматься о хрупкости мира и вечных ценностях, которые сохраняются сквозь века.
За бархатными портьерами скрывался мир, о котором обитатели Айзенберга даже не подозревали. В затхлом подвале, пропитанном запахом плесени и дешевого вина, ковалась новая реальность, способная взорвать хрупкий мир аристократического благополучия. И искрой, готовой разжечь пламя революции, станет любовь, зародившаяся в самом сердце этого заговора.
Герцогство Айзенберг, словно застывший во времени осколок феодальной Европы, жило по законам, непоколебимым веками. Аристократы, погрязшие в роскоши и интригах, слепо верили в неприкосновенность своего мира, не замечая бурлящего под поверхностью вулкана народного негодования. Крестьяне, обреченные на нищету и тяжелый труд, молча сносили свою участь, но семена бунта уже дали свои всходы.
На окраине столицы, в лабиринте узких улочек и тупиков, находилось заброшенное здание старой пивоварни. Здесь, в темном подвале, скрытом от посторонних глаз, собирались те, кто не хотел мириться с существующим порядком. Это была разношерстная компания: студенты, мечтающие о справедливости, бедняки, доведенные до отчаяния голодом, и даже отпетые бандиты, искавшие легкой наживы. Большинство приходило сюда из любопытства, в поисках развлечений и острых ощущений, но были и те, кто горел идеями свободы и равенства.
В центре подвала, на импровизированной трибуне из перевернутых ящиков, стоял человек, чье имя было окутано тайной. Он называл себя просто – Гражданин, и его пламенные речи о прогрессе, социализме и мире, где все будут равны, зажигали огонь в сердцах слушателей. Он говорил о правах человека, о тирании аристократии и о необходимости бороться за свои идеалы. Его слова, полные страсти и убежденности, находили отклик в душах тех, кто давно жаждал перемен.
В тусклом свете коптящих свечей лица собравшихся казались бледными и взволнованными. Кто-то слушал Гражданина с восторгом, кто-то с недоверием, а кто-то с открытой враждебностью. Но никто не оставался равнодушным. В воздухе витало напряжение, предчувствие грядущих перемен. И никто из присутствующих не знал, к чему приведет эта искра, зажженная в темном подвале на окраине столицы.
Рев толпы, подобный раскатам грома, сотрясал каменные стены подвала. Жаркие слова Гражданина, словно искры, разлетались над морем взбудораженных лиц, поджигая в сердцах людей пламя надежды на изменения. Революция висела в воздухе, густая и неизбежная, как грозовая туча, готовая вот-вот разразиться ливнем.
Он видел их жаждущие взгляды, слышал их прерывистое дыхание, чувствовал их единый порыв, стремящийся к свободе. Каждое его слово было словно удар молота, ковавшего будущее их маленького герцогства.
– Братья и сестры! – гремел его голос, отражаясь от стен.
– Скоро наступит день, когда мы сбросим оковы тирании! Скоро мы будем свободны!
Внезапно его взгляд упал на молодого парня, протискивающегося сквозь толпу. Гражданин знал его – этот парень был одним из связных, доставлявших секретные послания. Он резко оборвал свою речь и жестом позвал парня к себе. Толпа расступилась, пропуская гонца.
– Ты отдал письмо? – спросил Гражданин, наклонившись к нему.
– Да, – насмешливо ответил парень, ухмыляясь.
– Лично в руки? Никто тебя не заметил? – продолжал допрос Гражданин, стараясь сдержать нетерпение.
– Да я проследил, чтобы она его взяла в руки, – отмахнулся от допроса парень. Его взгляд стал мечтательным.
– А она ничего так, фигуристая, – ехидно заметил он, и его ухмылка стала еще шире.
– А как она в постели? Что-нибудь делает то, чего не могут крестьянки? – спросил парень, сопровождая свои слова пошлыми жестами, и рассмеялся.
Гражданин молниеносным движением отвесил парню звонкую оплеуху. Смех гонца оборвался. В глазах Гражданина мелькнуло презрение. Этот мальчишка еще не понимал важности их миссии. Речь шла о судьбе герцогства, о свободе народа, а он думал только о своих низменных похотях.
– Убирайся, – холодно сказал Гражданин, отворачиваясь. Парень, потираючи щеку, поспешно скрылся в толпе.
Гражданин вновь обратился к народу, но его мысли были далеко. Письмо было доставлено. Осталось совсем немного. Скоро у них будет достаточно оружия, чтобы начать выступление. Они войдут в замок через сеть подземных ходов, о которых знали только посвященные, захватят охрану врасплох и совершат революцию, о которой он так давно мечтал. Он чувствовал, как в груди бьется сердце, предвкушая близость победы. Свобода была уже почти в их руках.
*****
Рудольф нервно барабанил пальцами по резному подлокотнику кресла, ожидая графа Розенберга. Предчувствие беды сжимало его сердце ледяной рукой. Личные встречи с графом, наставником и ближайшим советником герцога, всегда предвещали что-то важное, и чаще всего – неприятное. Когда Розенберг наконец вошел в кабинет, его лицо было мрачнее туч, собравшихся над замком.
– Грядут большие изменения, мой мальчик, – начал он, тяжело опускаясь в кресло напротив.
– Ты слышал о событиях в Португалии?
Известие о свержении португальского монарха было подобно удару грома. Рудольф конечно же слышал об этом, но до сих пор считал эти события далеким эхом, не способным докатиться до спокойного Айзенберга.
– Там свергли монарха! Ты представляешь, какая наглость и дерзость? – голос графа дрожал от негодования.
– И это заразительно, словно чума! Революционные идеи распространяются быстрее лесного пожара. Мы должны быть готовы к подобным волнениям и здесь.
Граф Розенберг начал свой долгий и страстный монолог об опасностях, которые несла с собой революционная волна. Он говорил о разрушительной силе толпы, ослепленной ложными обещаниями равенства и свободы.
– Они жаждут крови и хаоса! Они готовы разрушить все, что веками создавалось трудом и мудростью правителей! Они не понимают, что анархия и безвластие приведут лишь к еще большим страданиям и несправедливости!
Розенберг продолжал развивать свою мысль, описывая ужасы террора, которые развернулись во Франции. Он говорил о гильотине, жадно пожирающей головы аристократов, о разграбленных дворцах и церквях, о разрушенных семьях и сломанных судьбах.
– Мы не должны повторить этих ошибок! Мы должны защитить Айзенберг от этой заразы! Мы должны сохранить стабильность и порядок, даже если для этого придется прибегнуть к… жестким мерам.
В его словах Рудольф слышал не только страх перед будущим, но и готовность бороться до конца за сохранение существующего порядка. Он рассказывал о тайном обществе Гражданина, чьи щупальца уже проникли в Айзенберг, об их подрывной деятельности и планах по свержению герцога.
– Этот Гражданин наш главный враг! Мы должны найти его и уничтожить, прежде чем он отравит умы нашего народа своими ядовитыми идеями! – в глазах Розенберга горел фанатичный огонь.
Рудольф, слушая его слова, чувствовал, как тяжесть ответственности ложится на его плечи. Он понимал, что над Айзенбергом нависла реальная угроза, и что от его действий теперь зависит не только его собственная судьба, но и судьба всего герцогства.
– Сам Кайзер готов оказать нам всяческое содействие, – продолжал граф Розенберг, его голос звучал тихо, но каждое слово было наполнено весомостью.
– При условии сочетания брака между тобой и его дочерью. Она очень мила, к слову, я видел ее при дворе.
Граф внимательно наблюдал за реакцией Рудольфа, и, естественно, от него не ускользнула тень разочарования, промелькнувшая на лице принца. Рудольф не был влюблен в принцессу Луизу, и мысль о браке по расчету вызывала у него лишь глухое раздражение.
– Вот все бумаги по Гражданину, – продолжил граф, словно не заметив реакции Рудольфа.
– Пойми, этот брак необходим, иначе мы просто погибнем. А вот документы о приданном и предложения Кайзера.
Он протянул Рудольфу толстую папку, перевязанную красной лентой. Рудольф пролистал брачный договор мельком, его мысли были далеко, и лишь затем углубился в детали по Гражданину. Каждая страница документов была пропитана тревогой, каждая строчка кричала об опасности, нависшей над герцогством.
Граф молчал, он знал, что на Рудольфа бесполезно давить. Принц должен был сам принять решение. Тишина в кабинете сгущалась, превращаясь в тяжелую, душную массу. Наконец, Рудольф прервал молчание.
– Тут сказано о некоей сообщнице Гражданина… – начал он, поднимая взгляд на графа.
– Есть подозрения, кто бы это мог быть?
– К сожалению, пока нет, – ответил граф, его брови нахмурились.
– Срочно отвези эти документы герцогу и прими правильное решение, мой мальчик. Тон графа дал понять, что разговор окончен, но у Рудольфа были еще вопросы. Что-то в этой истории не давало ему покоя, какая-то неуловимая деталь, которая ускользала от его внимания.
– Граф, – начал Рудольф, колеблясь, – отец сказал, что это именно вы порекомендовали нам новую гувернантку… Что вы о ней знаете?
Вопрос прозвучал неожиданно, даже для самого Рудольфа. Он и сам не понимал, почему его так заинтересовала эта девушка.
– А что, с ней есть какие-то проблемы? – удивился граф.
– Нет, проблем нет, – поспешил ответить Рудольф, чувствуя, как краска приливает к его лицу.
– Но хотелось бы узнать подробности об ее личности.
Он постарался придать своему голосу безразличный тон, но сердце его забилось чаще. Встреча с Элизой в замковом саду не выходила у него из головы. Ее большие, выразительные глаза, ее тихий, мелодичный голос… Он хотел знать о ней все.
Граф отвлекся от бумаг и откинулся на спинку кресла. Некоторое время он молчал, размышляя, его проницательный взгляд был устремлен куда-то вдаль.
– Ты изменился в лице, Рудольф, когда упомянул имя гувернантки фон Келлеров, – произнес он наконец, его голос звучал тихо, но твердо.
– Не пытайся скрыть это от меня. Я слишком давно тебя знаю.
В глазах Рудольфа мелькнуло смятение. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Граф понимающе улыбнулся.
– Я знаю, что ты влюблен в нее, Рудольф, – продолжил он.
– И я понимаю, что брак с принцессой теперь невозможен.
Он молча достал другую папку с документами и протянул ее Рудольфу.
– Здесь вся информация, которую мне удалось собрать об Элизе Шмидт, – сказал он.
– Я думаю, тебе это будет интересно.
Рудольф с нетерпением взял папку, его пальцы дрожали от волнения. Он бегло просмотрел первые страницы, его глаза расширились от удивления.
– Откуда… откуда вы все это знаете? – спросил он, с трудом скрывая свое волнение. Граф загадочно улыбнулся.
– В Айзенберге нет таких секретов, которые можно было бы скрыть навсегда, – ответил он.
– И теперь, когда ты узнаешь правду об Элизе, ты должен решить, что делать дальше.
Рудольф поблагодарил графа и поспешно покинул кабинет, сжимая в руках драгоценную папку.
VII
Тайна, словно ядовитый плющ, оплетала стены Айзенберга, проникая в каждую щель, в каждый уголок замка. Странное письмо, попавшее в руки Элизы, пульсировало в ее ладони, словно живое существо, обжигая кожу невидимым жаром. Она ощущала себя заложницей в игре, правил которой не понимала, а ставки в этой игре были слишком высоки.
Уединившись в своей небольшой комнате, Элиза разложила загадочное послание на столе. Пергамент, был исписан аккуратным, но незнакомым почерком. Строки казались бессмысленным набором символов. Кто-то намеренно зашифровал их, чтобы скрыть свое послание от посторонних глаз. Элиза прикусила губу, лихорадочно пытаясь вспомнить все, что ей было известно о криптографии. Она перепробовала все возможные способы дешифровки, которые ей удалось вспомнить, но ни один из них не принес результата.
День незаметно перетек в вечер. Сумерки, словно серый туман, наполнили комнату, размывая очертания предметов. Элиза зажгла свечи, и их мерцающий свет отбросил на стены причудливые, танцующие тени. Она все еще сидела, склонившись над письмом, когда дверь бесшумно открылась, и в комнату вошла герцогиня Иоганна.
– Как ты, моя дорогая? – спросила она, ее голос, обычно звонкий и веселый, сегодня звучал каким-то приглушенным.
– Я пришла за своей шалью… и проведать тебя, – добавила она, ласково улыбаясь. Герцогиня все еще надеялась выведать у девушки подробности о ее прошлом и причинах появления в Айзенберге.
Элиза отвлеклась от письма и улыбнулась герцогине в ответ. Они поговорили о предстоящем празднике, обсудили последние светские сплетни и новости. Герцогиня, как всегда, была очаровательна и беззаботна, но Элиза замечала, что под этой маской скрывается что-то другое, какая-то тревога, которую она старательно пыталась скрыть.
Внезапно лицо герцогини изменилось. В ее глазах мелькнуло что-то непонятное – смесь страха и надежды. Элиза проследила за ее взглядом и поняла, что герцогиня смотрит на письмо, лежащее на столе. В этот момент Элизу осенила догадка. Письмо было адресовано не ей. Кто-то перепутал ее с герцогиней, вероятно, из-за шали, которую Элиза накинула на плечи, и которая принадлежала Иоганне.
Герцогиня быстро овладела собой. Ее лицо снова приняло беспечное выражение. Она прощебетала еще несколько фраз, а затем, сославшись на усталость, вышла из комнаты, прихватив с собой шаль. Элиза осталась сидеть в тишине, ощущая, как головокружительный вихрь интриг затягивает ее все глубже и глубже в свои сети. Она понимала, что случайно наткнулась на чужую тайну, тайну, которая может оказаться очень опасной.
Письмо жгло ладонь Элизы, словно раскаленный уголь. Тайна, которую оно хранило, казалась слишком тяжелой, слишком опасной. Что делать с этой бомбой замедленного действия, которая случайно попала в ее руки?
Отдать письмо герцогу? Судя по тому, какие страсти кипели за стенами Айзенберга, это письмо могло стать искрой, которая раздует пламя скандала до небывалых размеров. Рудольф, единственный человек в этом замке, которому Элиза могла хоть немного доверять, был в отъезде, и она осталась один на один со своей проблемой.
Оставался только один вариант – спрятать письмо. Но куда? Комната Элизы, маленькая и спартански обставленная, не имела ни одного укромного уголка. Каждый шкаф, каждый ящик были как на ладони. Спрятать письмо здесь означало подвергнуть себя опасности быть разоблаченной. И тут Элиза вспомнила о портрете.
Тот самый портрет прекрасной незнакомки, который она обнаружила несколько дней назад в заброшенном крыле замка. Эта часть Айзенберга была словно вычеркнута из жизни его обитателей. Длинные коридоры, покрытые толстым слоем пыли, пустые комнаты с выцветшими гобеленами и затянутыми паутиной люстрами – все здесь дышало забвением. Именно там, за портретом незнакомки, Элиза решила спрятать письмо.
Сердце ее колотилось в груди, словно пойманная птица. Она продвигалась по темным коридорам, осторожно ступая по скрипучим половицам, вздрагивая от каждого шороха. Ей казалось, что стены замка наблюдают за ней, что тени в углах шевелятся, готовые преградить ей путь. Но желание спрятать письмо, избавиться от этого тяжелого груза, было сильнее страха.
Наконец, она добралась до нужной комнаты. Лучи заходящего солнца, пробивавшиеся сквозь пыльные окна, освещали портрет, висевший на противоположной стене. Элиза подошла ближе, ее взгляд встретился с пронзительным взглядом незнакомки. На мгновение ей показалось, что женщина на портрете улыбается, словно одобряя ее намерения.
Дрожащими руками Элиза сняла портрет со стены. За ним оказалась небольшая ниша, как раз достаточная, чтобы спрятать письмо. Она положила его туда, затем повесила портрет обратно, стараясь придать ему первоначальное положение. Отойдя на несколько шагов, она убедилась, что ничего не выдает ее тайника.
Выходя из комнаты, Элиза оглянулась на портрет. Теперь ей казалось, что незнакомка смотрит на нее с грустью, словно предупреждая о грядущих испытаниях. Элиза не знала, что ждет ее впереди, но она была готова ко всему. Письмо было спрятано, тайна сохранена, и теперь она могла вздохнуть свободно, по крайней мере, на какое-то время.
Тень за окном мелькнула так быстро, что Элиза едва успела ее заметить. Сердце заколотилось в груди словно пойманная птица, предупреждая об опасности. Это была она – герцогиня, крадущаяся в сумерках к той части парка, где, как теперь знала Элиза, скрывался вход в тайный туннель.
Забыть, сделать вид, что ничего не видела – вот что подсказывал разум. Но любопытство, смешанное с тревогой за Рудольфа и судьбу всего герцогства, оказалось сильнее. Элиза решила, что должна раскрыть секреты Айзенберга, даже если это будет стоить ей жизни.
Коридоры замка были пусты, лишь изредка доносился приглушенный шепот слуг и скрип половиц. Добравшись до парка, Элиза осторожно приблизилась к тому месту, где видела герцогиню. С трудом сдерживая волнение, Элиза отодвинула заросший плющом камень и проникла в темный туннель.
Сырой и холодный воздух обдал ее лицо. Впереди виднелся слабый свет факела – герцогиня уже спускалась в подземелье. Элиза последовала за ней, стараясь не шуметь. Каждый шаг отдавался в тишине туннеля словно гром, и сердце Элизы готово было выпрыгнуть из груди. Она остановилась в небольшом углублении в стене и затаила дыхание, дожидаясь, когда герцогиня пройдет подальше.
Когда свет факела исчез в дали, Элиза выскользнула из своего укрытия и поспешила к выходу. Она оказалась на уже знакомой улочке на окраине города. Герцогиня была уже далеко, и Элиза бросилась за ней, стараясь не упускать ее из виду. Они шли быстрым шагом, петляя по лабиринту узких улочек и переулков.
Наконец, герцогиня остановилась у двери старого, заброшенного здания. Элиза затаилась в тени, наблюдая, как та исчезает внутри. Собравшись с духом, Элиза последовала за ней.
Внутри царили полумрак и суета. Многочисленные люди, говорящие вполголоса, толпились в большом зале. Элизе было легко затеряться в толпе, оставаясь незамеченной. Она видела, как герцогиня подошла к высокому мужчине в темном плаще, и они вместе скрылись за тяжелой дубовой дверью.
Подойдя ближе к людям, Элиза прислушалась к разговорам. Слова «заговор», «восстание», «герцог» доносились до нее со всех сторон. Сомнений не оставалось: она попала на сходку заговорщиков. Страх, холодный и острый, пронзил ее насквозь. Но она знала, что должна продолжать. Она должна была узнать, что замышляет герцогиня, и предупредить Рудольфа. От этого зависела не только ее жизнь, но и судьба всего герцогства.
Решение созрело внезапно, острое и жгучее, как удар хлыста. Элиза больше не могла оставаться в этом месте, пропитанном заговором и ложью. Она должна была уйти, немедленно, и рассказать все герцогу, или, еще лучше, самому Рудольфу.
Сердце колотилось в груди, словно пойманная птица. Элиза почти бежала к выходу, стараясь не привлекать внимания собравшихся людей. Каждый шорох, каждый скрип половиц заставлял ее вздрагивать, оглядываться через плечо. Она чувствовала себя загнанным зверем, которому остался лишь один выход – бежать, спасать свою жизнь.
Добравшись до массивной входной двери, Элиза уже протянула руку к холодной металлической ручке, когда резкая боль пронзила ее голову. Мир взорвался миллионами огненных искр, а затем погрузился в густую, вязкую темноту. Последнее, что она увидела, прежде чем сознание покинуло ее, – темный силуэт, наплывающий из полумрака, и блеск чего-то металлического в поднятой руке.
Падение было бесконечно долгим, словно она проваливалась в бездонную пропасть. В ушах стоял пронзительный звон, а тело стало ватным, неподвижным. Мир вокруг исчез, растворился в безмолвии и темноте. Где-то на грани сознания мелькали обрывки мыслей, словно клочья тумана: лицо Рудольфа, полное тревоги, холодный взгляд баронессы, шепот слуг, таинственные тайны Айзенберга… И понимание, леденящее кровь, что она оказалась в ловушке, из которой, возможно, нет выхода.
