Текст книги "Молодая вдова (СИ)"

Автор книги: Лёля Гайдай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава 15

– Марти, что ты думаешь делать? – приступила к допросу Мэри, которая потребовала, чтобы вдовствующая герцогиня составила ей компанию во время прогулки. Доктора говорили, что свежий воздух полезен будущему ребенку, потому леди Кентервиль каждый день по несколько часов проводила на улице, если позволяла погода. День выдался прохладный, но безветренный, на небе не было ни облачка, потому прогулка обещала быть долгой.

– Прогуляюсь с тобой, потом приведу в порядок учетные книги, отдам некоторые распоряжения управляющему и, скорей всего, на сегодня с меня будет достаточно, – ответила ей Мартиника с улыбкой.

– Не увиливай от ответа! – пригрозила ей пальчиком Мэри, – ты прекрасно знаешь, о чем я!

Мартиника вздохнула, подняла мечтательно глаза к небу, выдержав минутную паузу и продолжила:

– Мэри, вот скажи мне правду, ты считаешь, что можно влюбиться меньше чем за три месяца?

– Когда-то тебе хватило одного взгляда.

– Я была молода и наивна, это в прошлом.

– Да, сейчас ты стара и цинична, и это твое будущее, – перекривила ее тон Мэри, – я с тобой серьезно разговариваю. Ты не можешь проигнорировать завещание, отец не оставил тебе выбора. Ты любишь Шератон, у тебя получается вести его дела, ты не можешь отказаться от всего этого, только из-за чувства противоречия!

– Я это прекрасно понимаю! – воскликнула Мартиника, – ты считаешь, я не забочусь о вопросе выполнения завещания? Просто мне претит сама мысль, что я обязана это сделать и выбор, предложенный мне, ограничивается тройкой джентльменов, один из которых слабоумный, второй предатель, а третий приходится братом особе, общество которой я с трудом терплю! Да, еще есть таинственный мистер Уорнер, но он единственный из гостей, который приехал в Шератон с другой целью.

– Почему ты так думаешь?

– Он единственный не ходит за мной по пятам и не попадается на глаза при первой возможности. Кроме того, он признался, что ему уже тридцать шесть лет.

– Забудем про Уорнера. Лучше расскажи мне, почему ты не хочешь простить Эдуарда? Ведь я же вижу, что ты его не забыла.

– Почему я не хочу простить Ландмана? – при этом вдовствующая герцогиня презрительно хмыкнула, – Ты забыла, что именно сделал виконт? Он забыл сообщить мне, что бросает меня! Я купила подвенечное платье, спланировала нашу свадьбу, пока ждала его возвращения. А он даже не потрудился сообщить, что отказывается от своих слов! Ты считаешь, такое можно простить?

– Эдуард говорил мне, что не собирался поступать подобным образом, это тетушка подала объявление в светскую хронику, он хотел вначале уладить вопрос с тобой.

– Теперь виконт может говорить, что угодно. Его трусливый поступок от этого не станет менее отвратительным.

– Но он так же был молод и подвержен влиянию! Виконт раскаялся, чего стоит только тот факт, что он до сих пор не женился?

– У Ландмана было время, чтобы приползти обратно и умолять о прощении, но почему то виконт этого не сделал. Вместо этого он дождался, пока я выйду замуж за твоего отца.

– Эдуард хотел, чтобы страсти в твоей голове улеглись, и ты была бы способна услышать его, – продолжала защищать деверя леди Кентервиль.

– Мэри, моя дорогая, ты самая добрая и бескорыстная душа на этом свете, которую я знаю! Только ты способна возвести труса и предателя в ранг пострадавшего! Но я не виню тебя, милая подруга.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива! И мне так хотелось бы, чтоб вы с Эдуардом дали друг другу второй шанс… Хотя, может, ты и права – все дело в ограниченности выбора: не могу себе представить в роли твоего мужа ни лорда Лесли, ни тем более брата Клотильды – от его одного вида у меня по коже мурашки пробегают! Но выбрать тебе все равно кого-нибудь придется… Может поедем в Лондон?

– О, нет! От этого будет только хуже: представь, сколько охотников за приданым будут штурмовать двери моего дома. Лучше уж я подумаю в тиши Шератона, может, найду выход из этой тупиковой ситуации.

– Марти! Не вздумай отказываться от своего наследства! – предупреждающе взглянула на нее Мэри, – Лучше уж выходи за Эдуарда, из всех зол – выбирают меньшее.

Леди Кентервиль поежилась от подувшего вдруг холодного ветра, и они развернулись по направлению к дому.

Уединившись в кабинете, Мартиника предприняла еще одну безрезультатную попытку привести в порядок учетные книги – с дня похорон ей постоянно что-либо мешало довести задуманное до конца. К сожалению, на этот раз состояние ее души было далеким от однообразной математики. Потому, оставив бухгалтерию в покое, она воспользовалась одиночеством кабинета, чтобы предаться размышлениям.

«Что ж, в одном Мэри права, выбирать все равно придется. Может, стоит таки поехать в Лондон? Но что я там буду делать? Напрашиваться в гости повсюду, куда возможно? Подам объявление в светскую хронику: вдовствующая герцогиня, приятной наружности, ищет достойного мужа для сохранения своего состояния! В столице скорей всего по всем кулуарам гуляют сплетни, относительно завещания, и как всегда, одна будет отвратительнее другой. Стоит мне только появиться там, как толпа жаждущих денег поклонников станет осаждать двери моего дома. Я за этот месяц так устала от внимания всего лишь троих мужчин, что же со мной будет, если их станет в десять раз больше? Нет, Лондон не выход… При всем богатстве выбора, другой альтернативы нет – придется довольствоваться тем, что имеем здесь.

Может воспользоваться деньгами миссис Фаррел и покинуть своих дражайших родственников? Пусть Шератон продают с торгов…»

При этой мысли сердце вдовствующей герцогини тоскливо сжалось, она столько сил вложила в процветание этого поместья, что данный поступок будет предательством самой себя…

«Господи! Спаси и сохрани, наставь меня на путь истинный…»– начала бормотать себе под нос молитву Мартиника. Голова девушки болела от количества тех мыслей, которые день изо дня не давали ей покоя.

Глава 16

Мартиника боролась с искушением и в этот вечер не спускаться к гостям после ужина, но это было бы невежливо с ее стороны. Она пока еще хозяйка Шератона, необходимо выполнять свои обязанности, пусть и неизвестно, сколько еще пребывать в этом статусе.

На этот раз Уорнер присутствовал внизу, вокруг него, к большому неудовольствию Джаспера, кружили София и Маргарита. Эммет и лорд Уэльс против обыкновения не играли в карты, а вели беседу с виконтом Ландманом. К моменту появления в гостиной Мартиники в воздухе, казалось, повисло какое-то напряжение. В центре комнаты восседала графиня Кентервиль и Клотильда, Грегори стоял рядом с Мэри, сидевшей в кресле по правую руку от свекрови.

– Ваша светлость, пожалуйста, присаживайтесь рядом – обратилась к ней графиня Кентервиль, – я бы хотела с вами поговорить.

Мартиника нехотя направилась и присела рядом с матерью Грегори, обратив вопросительный взгляд на Мэри, та в смущении отвела глаза. Видимо, разговор будет неприятным.

– Я вас слушаю, миледи, – произнесла Мартиника.

– Прошло уже больше месяца с момента оглашения завещания, – начала графиня.

– Не собираетесь же вы обсуждать эту тему здесь и сейчас? – возмутилась Мартиника, окидывая взглядом комнату, полную людей, остановив разгневанный взгляд на Клотильде, сидевшей рядом с графиней.

– Ваша светлость, каждому в этом доме итак известны все подробности, потому не вижу смысла утаивать то, что я хочу вам сказать сейчас. Здесь итак собрались одни близкие вам люди, что касается мистера Уорнера, то он производит впечатление джентльмена, сильно погруженного в себя, и вряд ли будет излишне наблюдательным.

– Мы переживаем за вас, – вмешалась в разговор герцогиня Сомерсет, – время идет, а вы все еще не сообщили своего решения. Согласны ли вы выполнить условия завещания?

– А я думала, вашу светлость, интересует нечто другое, – с сарказмом произнесла Мартиника. Но ее оборвал взволнованный голос Мэри:

– Мы все переживаем за тебя, Мартиника. И даже герцогиня Сомерсет сейчас больше печется о семейных интересах, забыв о ненужной вражде.

Не желая расстраивать Мэри, девушка взглянула на Клотильду и графиню Кентервиль и произнесла:

– Можете быть спокойны, я планирую выполнить условия завещания. Но оттягивать принятие решения собираюсь до последнего. Так что советую вам не давить на меня, иначе у такой взбалмошной особы как я могут появиться другие соображения! А теперь прошу прощения, после всех этих разговоров у меня разболелась голова. Позвольте вас покинуть.

Мартиника резко встала и вышла, оставив гостей в нервном возбуждении. В спальню она решила не подниматься, а направилась в кабинет, но была настолько взбудоражена, что могла только мерить комнату шагами. Вскрикнув в бессильном гневе, Мартиника направилась в библиотеку. «Похоже, сегодня капля алкоголя мне тоже не повредит!».

Уютная тишина библиотечного кабинета резко контрастировала с напряженным оживлением гостиной. Мартиника подошла к глобусу-бару, откинув его крышку, обнаружила вместо привычного виски несколько изящных сосудов с вином.

– Ничего не понимаю, – пробормотала молодая вдова. Достав одну из бутылок, принялась внимательно рассматривать этикетку. От этого занятия ее отвлек голос Паркера:

– Я знал, что застану вас здесь.

Мартиника вздрогнула и обернулась, Паркер стоял у входа в кабинет и улыбался милой улыбкой школьника.

– Это вы распорядились принести сюда вино? – поинтересовалась она. Кажется, все в этом доме игнорируют ее права хозяйки.

– Я не распоряжался, – ответил ей Уорнер и, видя ее замешательство продолжил: – Я сам принес его, это вино из моих личных запасов. Мне пришло в голову, что если уж и позволять такой замечательной женщине напиваться, то пусть это будет более благородный напиток.

Мартиника ошарашено смотрела на него, не в силах решить: обидеться, поблагодарить или возмутиться? Паркер же продолжал:

– Вы жаловались, на отсутствие выбора. Я решил его предоставить, виски никуда не делось, вот оно рядом в графине, который занимает намного меньше места, чем прежний.

– Вы всегда такой предусмотрительный? – произнесла Мартиника, с некоторым вызовом в голосе.

– А мне казалось, что в прошлый раз мы успели перейти на ты, ваша светлость, – ответил с грустью Уорнер. Подошел и забрал у нее из рук бутылку:

– Ну, так что? Вам налить бокал? – продолжил он, игнорируя ее враждебное настроение.

В конце концов! Она же и шла сюда для того чтобы выпить.

– Ладно, Паркер! Наливай свой благородный напиток леди, пока она на стену не полезла от раздражения.

– Этот тон мне нравиться куда больше прежнего, – произнес Уорнер, наполняя бокалы.

Устроившись на оттоманке Мартиника, вдохнула прекрасный аромат, исходящий из ее бокала и сделала первый глоток. Вино было действительно превосходным! Давно она уже не пила такого прекрасного напитка, ее покойный супруг не держал в доме ничего кроме виски. Поскольку до смерти Сомерсета, герцогине случалось крайне редко употреблять алкоголь, ее этот факт нисколько не расстраивал.

Паркер устроился в кресле напротив, как и в прошлый раз, не сводя с Мартиники глаз в ожидании.

– Спасибо! Давно не пила ничего столь замечательного, – ответила она, с трудом заставляя себя фамильярничать с Уорнером: – но только не думай, что я страдаю зависимостью и каждый вечер опрокидываю рюмку-другую в тишине, пока никто не видит.

– Я и не думаю, – произнес спокойно Уорнер, ему обращаться к ней как старой подруге давалось намного легче: – Мне прекрасно известно, что у тебя в данный момент достаточно поводов для расстройства. Не вижу ничего зазорного в том, чтобы выпить при этом и успокоить свои нервы. Вот если ты начнешь злоупотреблять… Но герцогини ведь не стают пьяницами? – решил поддеть ее Уорнер, от неожиданности она поперхнулась. Паркер обезоруживающе поднял руки вверх: – ладно, ладно. Я не имел в виду ничего подобного.

На несколько минут в кабинете воцарилось молчание.

– И все же, не могу понять, какой тебе резон спаивать меня? – вопросительно посмотрела на Уорнера девушка.

– Люблю выпивших и податливых женщин, – шутливо ответил он, внимательно следя, как округляются глаза Мартиники при его словах, – Шутка! На самом деле, догадывался, что рано или поздно тебя вынудят к сегодняшнему разговору, и ты захочешь побыть наедине со своими мыслями.

– И? Не вижу логики… Где мое вожделенное одиночество?

– Я же не договорил, – улыбнулся ей Паркер, – Люблю оказываться наедине с женщинами, у которых нет выхода.

На этот раз Мартиника поняла, что Уорнер снова издевается над ней, выудив из-под спины подушку, она с силой запустила ее в сторону кресла.

– Перестань, Мартиника! Я сейчас пролью вино, что ты потом будешь делать с этой замечательной обшивкой?

– Уорнер, вы до невозможности несносный тип, но благодаря вам, кажется, я успокоилась, – ответила ему Мартиника с выражением облегчения на лице.

– Мне снова надо называть тебя ваша светлость? – произнес Паркер, и в него тот час же полетела вторая подушка. Откуда ни возьмись, в ее госте проснулось красноречие и утонченное чувства юмора, а она-то считала его книжным червем.

«М-да, ничего себе библиофил, увлекающийся кулачным боем, и спаивающий дам шикарным вином…»

Беседа перешла в более мирное русло, Уорнер то и дело наполнял ее бокал, не забывая о себе. В кабинете стало прохладно, им пришлось растопить камин. Мартиника устроилась на полу, приняв полусидящее положение, она итак уже попрала все рамки приличия в своем общении с Уорнером, так что можно было не стесняться вести себя как ей удобно и дальше. Он также спустился на пол, устланный мягкий ковром, и устроился рядом, чтобы иметь возможность смотреть ей в глаза при разговоре. В согревающем свете огня, девушка смотрела на Паркера, рассуждающего об обыденных вещах с незнакомой ей стороны. С ним было легко и приятно общаться, его интеллект был гораздо выше чем у любого мужчины, с которым ей до сих пор приходилось сталкиваться, суждения отличались оригинальностью и незамутненностью взглядов, на секунду в ней пронеслась мысль сожаления, что ему уже тридцать шесть…

Неожиданно вдовствующая герцогиня наклонилась к нему, и прикоснулась губами к краешку его рта, но Паркер помедлив секунду, отшатнулся.

– Извините… – бормотала покрасневшая Мартиника в замешательстве, пытаясь безуспешно подняться на ноги, но запутавшись в своих юбках, не могла сделать это достаточно быстро. Паркер со снисходительной улыбкой приблизился к ней, и удержал на месте, легонько приобняв, он накрыл ее губы проникновенным поцелуем. У Мартиники перехватило дыхание, когда она ощутила его язык у себя во рту, но не успела девушка насладиться своими ощущениями, как Уорнер прервал поцелуй, и, не выпуская ее из объятий, произнес:

– Я отшатнулся не потому, что ты меня не привлекаешь. А потому что так будет правильно.

Выждав, пока взгляд Мартиники приобретет осмысленность, он выпустил ее из своих объятий и продолжил:

– Увлеченность мною может лишить тебя наследства, я же не хочу быть этому причиной. Сегодня я пришел сюда лишь с целью дать тебе совет.

– Относительно чего?

– Относительно выбора, который ты собираешься сделать. Я был уверен, что тебе захочется это обсудить, а из присутствующих – я наименее заинтересованная особа.

Мартиника лишь натянуто рассмеялась, попутно пытаясь убрать локоны, выбившиеся из прически:

– О! Конечно же, наименее заинтересованная… Так вот зачем ты меня спаивал? Чтобы иметь возможность убедить принять предложение своего друга, лорда Уэльса! А я-то думала, что хоть единственному человеку здесь интересна сама по себе!

– Глупенькая, – улыбнулся ей Уорнер, не обращая внимания на ее тон, – ты очень интересная личность, кроме того, ты мне безумно нравишься… Именно поэтому я хочу предупредить тебя не принимать предложение лорда Уэльса, ни в коем случае!

Мартиника, не ожидавшая такого поворота событий, открыла было рот, но тут же спохватившись, захлопнула его обратно.

– Он не подходит тебе. Лорд Уэльс не так уж плох в роли приятеля, но никогда не будет тебе верным мужем: мой друг из природы однолюбов, и, к сожалению, единственная женщина, которую он был способен полюбить – умерла. Кроме того, у него масса карточных долгов, а обретя твое богатство, у него не будет больше поводов сдерживать свой азарт. Увлекшись, он проиграет все до последнего пенни!

– Кого же ты мне предлагаешь? – надменно произнесла Мартиника, – уж не моего ли несостоявшегося бесхребетного жениха?

Уорнер посмотрел на нее с сочувствием:

– Нет, виконт Ландман законченный эгоист. Предлагаю тебе поехать в Лондон и выбрать там.

– Не хочу, – почти закричала Мартиника, – мне претит сама необходимость выбирать, я уже сыта по горло этой выходкой своего покойного мужа, мне хочется, чтобы все поскорей закончилось, и я смогла и дальше жить своей жизнью!

Так долго сдерживаемые слезы текли из ее глаз, Уорнер молча привлек девушку к себе и обнял, зарывшись головой в ее волосы.

– О, как я тебя понимаю… Но если хочешь сохранить Шератон, тебе придется пойти на этот шаг. Потому, раз уж ты не хочешь ехать в Лондон, где я мог бы представить тебе достаточно уважаемых женихов, предлагаю остановить свой выбор на лорде Лесли. С ним единственным ты сможешь сохранить свою свободу и независимость вместе с наследством.

– Я думала над этим, – сквозь слезы произнесла Мартиника, – но ты понимаешь, что я не могу даже представить его с собой в одной постели?

– Он же мальчишка по своему складу ума, ему, скорей всего, это будет неинтересно.

– О! Мой дорогой Паркер, есть-таки некоторые вещи, которые мне известны лучше, чем вам, – произнесла Мартиника, отстраняясь от Уорнера, – Люди с подобными отклонениями, как у лорда Лесли, очень часто обладают нездоровым темпераментом, который толкает их даже в постель кровных родственников. Я в своем детстве много наблюдала подобных ему. Кроме того, у них могут родиться точно такие же дети. У меня нет желания быть женой Базелю, и еще меньшее желание быть матерью такому, как лорд Лесли. Одно дело, если это вышло само собой, по Божьей воле… И другое – сознательно повышать риски.

– Дорогая, у тебя поразительная осведомленность о темных сторонах нашей жизни, как для титулованной особы. Откуда это у девушки твоего воспитания? – заметил с интересом Уорнер.

– Лучше тебе не знать об особенностях моего воспитания, – отрезала Мартиника. Повисло нелегкое молчание, в уголке глаза девушки повисла новая слезинка, но не успела она скатиться, как Паркер осушил ее своими губами. В который раз между ними проскочила искра желания, и Мартиника, не задумываясь о своих действиях, буквально вжалась своими губами в его рот.

Паркер не стал в этот раз проявлять благоразумие, а начал целовать ее: вначале нежно, потом требовательно, спустя несколько мгновений – исступленно. Из его рта вырвался стон, и, увлекая ее за собой, Уорнер повалился на мягкий ковер, оказавшись лежащим под девушкой. Руки его уже вовсю обследовали ее тело, скрытое складками платья, а губы переместились с лица в район шеи, прокладывая дорожку все ниже.

У Мартиники в голове бушевал ураган, все мысли куда-то унесло, в данную минуту не существовало ничего кроме нее и этого человека, его губ, прикосновений и непривычных, манящих ощущений. И как она могла подумать, что не в состоянии испытывать удовольствие от плотских утех?

Уорнер перевернулся, подмяв ее под себя. Мартиника, повинуясь интуитивному желанию, крепко обхватила его ногами, стараясь вжаться в него. Они опаляли один другого своим сбившимся с ритма дыханием, на секунду перестав целоваться и глядя друг другу затуманенным взором в глаза.

– Может нам лучше пойти к тебе в комнату? – прошептал Уорнер, зарываясь носом в ямку у нее за ухом, – ты первая, а я проберусь незаметно позже.

Эти слова привели Мартинику в некоторое замешательство, поскольку ей, наконец, стало ясно, чем именно Паркер собирается с ней заниматься в спальне. Но сердце девушки все еще продолжало учащенно биться, дыхание прерывалось, впереди маячила перспектива замужества с безразличным ей мужчиной, а Уорнер, хотя бы, воспламенял ее тело. В конце концов, она молодая вдова, которая до сих пор не лишилась девственности. Если кто-нибудь об этом узнает – поднимут на смех и объявят ее брак с герцогом Сомерсетом недействительным.

И, боясь передумать, Мартиника скороговоркой прошептала:

– Иди к себе в комнату, я открою внутреннюю дверь.

Глава 17

Мартиника пришла в свою спальню, растеряв по дороге половину изначальной смелости. Найдя ключ, от двери, что соединяла ее комнату со спальней покойного супруга, она положила его на трюмо и долго гипнотизировала взглядом. Расчесала волосы, умылась, и стала снимать верхнее платье. Но ключ не исчезал, Мартиника вздохнула и принялась переодеваться в ночную сорочку, сверху которой накинула домашний халат. В голове царил полный сумбур, от страха подкашивались коленки, но из-за упрямства девушка подошла и открыла дверь, ведущую в соседнюю спальню. Из-за двери выглядывал комод, стоящий поперек прохода: слуги выполнили ее просьбу, только дверь открывалась в обратном направлении, потому толка от этого предмета мебели в сохранение чести хозяйки не было никакого. Поверх комода был виден взволнованный Уорнер, который оставался все еще в одежде и мерял широкими шагами свою спальню.

– Я надеялся, что ты передумала, – произнес он, но глаза его смотрели на нее с радостью и вожделением. В один момент мужчина перебрался через комод и оказался у нее в спальне. Приблизившись к ней, Паркер сжал ее в объятиях, и поцеловал с еще большей страстью, легонько прикусив ей нижнюю губу. От испытуемого удовольствия Мартиника тихонько застонала. Уорнер продолжил гладить ее спину руками, целуя шею, развязал шлеи и сбросил на пол ее халат, но этого ему показалось мало – и он в мгновение ока стянул с нее сорочку. Мартиника покрылась краской стыда, а Паркер, не обращая внимание на протесты, схватил ее на руки и поднес к кровати.

– Ты еще более прекрасна, чем я себе представлял – шептал он, покрывая поцелуями ее грудь. Втянул в свой рот вначале один сосок, затем второй – заставив их напрячься и затвердеть. Мартиника бросила попытки думать головой и полностью сосредоточилась на своих ощущениях. Ее накрыла с головой сладкая истома, низ живота сводило от желания, и между ног стало непривычно влажно. Паркер, скинув с себя одежду, прилег рядом. От ощущения обнаженного тела, прижимающегося к ней, кожа Мартиники покрылась мурашками. Уорнер продолжил целовать ее грудь, постепенно спускаясь ниже, Мартиника извивалась под ним, стараясь подставить под поцелуй как можно больше мест на теле. Когда он опустил руку и погладил бугорок в глубине ее чресл, от неожиданности она так громко застонала, что Паркер вынужден был прикрыть ей рот рукой, чтобы никто в доме не услышал. В ответ Мартиника лизнула его руку, и слегка прикусила ему пальцы, извиваясь под ним от неведомого до сих пор ей желания. Он проник в нее своим пальцем, продолжая массировать большим ее бугорок. Девушка пыталась двигаться в такт его движениям, все больше и больше возбуждаясь сама и возбуждая его. Будучи, видимо, больше не в силах терпеть, Паркер вынул свои пальцы, и направил свой возбужденный член к ее входу.

В мгновенье ока Мартинику пронзила острая боль, уничтожая все возникшее до этого возбуждение.

«О нет! Он порвет меня!» – пронеслось у нее в голове, и в этот раз она уже исторгла стон боли, а не наслаждения. Уорнер в замешательстве остановился, и лежа на ней без движения спросил:

– Как такое может быть?

– Сомерсет был мне больше отцом, нежели супругом.

– Ты могла бы меня предупредить, я постарался бы быть более осторожным.

– Как ты себе это представляешь: о, мистер Уорнер, кроме того что я привлекательная вдова, я еще вдобавок девица, которая любит набрасываться на джентльменов на ковре библиотечного кабинета, – скрипучим шепотом произнесла Мартиника, сопроводив реплику истерическим смешком. Внутри, между ног все горело огнем, жжение было бы практически нестерпимым, если б не тепло мужского тела, лежавшего на ней.

– Тебе сейчас больно? – поинтересовался Паркер, чувствуя, что Мартиника старается скрыть свои ощущения. Девушка задумалась на секунду, и поняла, что для своего же блага ей лучше говорить правду:

– Все что ты делал до этого момента заставляло меня терять рассудок, но сейчас… Да, мне очень больно. Ощущение, что внутри меня прошлись наждачной бумагой. В любовных романах я об этом не читала, хотя мать меня предупреждала, то в первый раз не очень приятно.

Паркер успокаивающе поцеловал Мартинику в губы, и осторожно скатился рядом с ней на бок:

– Ну же, милая, иди ко мне поближе, – прошептал он ей на ухо, и, прижавшись сзади, нежно обнял.

– Что? Это все? – удивленно спросила Мартиника.

– К моему несчастию, да. Вряд ли ты в состоянии продолжить, а я не склонен заниматься любовью, если женщина при этом испытывает боль. Оставим эти игры маркизу де Саду, – произнося это, Паркер ненавязчиво гладил ее низ живота, от чего Мартинике постепенно становилось лучше.

– И что мы будем делать дальше? – растерялась девушка, думая, что теперь Уорнер оставит ее саму, и на нее набросятся мысли одна другой унизительней.

– Мы полежим, я тебя приласкаю, а когда уснешь – пойду к себе. Только ключ придется мне отдать, иначе слуги наутро найдут распахнутые двери.

– Ты, правда, останешься, пока я не засну? – обернулась через плечо Мартиника и заглянула в его карие глаза, которые были непривычно серьезными.

– Правда, правда, – прошептал ей Уорнер, зарываясь лицом в ее разметавшиеся по подушке волосы.