Текст книги "Змеи в раю"

Автор книги: Леена Лехтолайнен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Взглянула на часы и пришла в ужас – полтретьего, и я совершенно пьяна.

В этом клубе-ангаре не оказалось даже телефона, и никто не знал, где находится ближайшая стоянка такси. У меня не было другого выхода, как поймать машину на трассе.

Каблуки звонко стучали по асфальту. Я безуспешно пыталась идти ровно, не шатаясь. Внутренний голос опытного полицейского говорил, что ночью с пьяной, откровенно одетой одинокой женщиной может произойти все, что угодно. На что голос старой феминистки отвечал, что даже ночью пьяная и откровенно одетая женщина имеет право спокойно ходить по дорогам.

– Мария! Мария-я-я! – прозвучал в тишине знакомый мужской голос. Это был очень знакомый голос, но казался таким странным в ночи, что я испугалась. Кто это? Себастьян? Я не стала ждать, когда появится обладатель голоса, а рванула по асфальту бегом в сторону, где виднелись люди и сверкали огни витрин. Еще какое-то время крики звучали за моей спиной, наконец я подбежала к стоянке такси. Но и здесь мне не везло – занятые машины проносились, не останавливаясь, мимо.

Вдруг передо мной притормозил темно-синий «сааб».

– Привет, Каллио, почему ты меня не подождала? Садись в машину, – услышала я приказ Перца.

– Я ни за что добровольно не сяду с тобой в одну машину, Стрем!

– Хочешь, чтобы я тебя задержал?

– На каком основании?

– Появление в общественном месте в пьяном и неподобающем виде. Тебе куда? В Тапиола?

«Сааб» выглядел очень привлекательно. Стоило мне принять предложение Перца, и всего через десять минут я окажусь рядом с горячим душем и теплой постелью. И я, проглотив гордость, скользнула на переднее сиденье. Да и пара сэкономленных десяток не повредит моему бюджету.

– Слушай, а почему ты ушла из полиции? – вдруг спросил Перец, выруливая на дорогу.

– Мне не подходит эта работа.

– Ты хочешь сказать, что работа юриста тебе подходит больше? Твой поход в это злачное место был исполнен в лучших традициях частного детектива.

– На что только не пойдет хороший юрист ради своего клиента! Стрем, черт возьми, почему ты не пригласил меня на допрос Киммо? Еще раз, и я напишу на тебя официальную жалобу!

– А он и не требовал адвоката. Ты уверена, что не тратишь сейчас совершенно бездарно свое время?

– Ты имеешь в виду защиту Киммо?

– Я имею в виду работу адвоката вообще. Ты что, действительно хочешь просидеть тридцать лет за письменным столом, перекладывая бумажки и выступая в суде с идеями, с которыми совершенно не согласна? Это же не твое. Тебе нужна активная деятельность, это видно невооруженным глазом. И кроме того, аморально представлять преступника и убийцу невинной овечкой.

– А по-моему, гораздо более аморально стремиться посадить невиновного в тюрьму, вместо того чтобы приложить все усилия и найти настоящего убийцу! Черт возьми, ты даже не проверил все возможности! – Несмотря на хмель, я поняла, что сболтнула лишнее. Ведь это я должна была все проверить, прежде чем намекать Перцу на связь случившегося со смертью Санны.

– Послушай, Каллио! Если ты скрываешь от меня какую-то информацию, то быстро окажешься рядом с Киммо.

– Ничего я не скрываю, и не надо меня пугать! Останови машину, я выйду!

Нарушая все правила, Перец резко затормозил. Отсюда до моего дома было не более десяти минут пешком, но Перцу об этом говорить не стоило. Я сняла обувь и пошла босиком. И по дороге размышляла о том, что, если бы меньше пила и по-другому строила разговор с людьми, мне, возможно, удалось бы узнать намного больше. Хотя ничего страшного: надеюсь, запись на диктофоне даст мне необходимую пищу для размышлений. К тому же я очень неплохо провела время!

Глава 9
Как и та, другая, девушка

– Даже если я что-то и перепугала, ты не можешь меня ни в чем обвинить! – злобно огрызнулась по телефону Маллу. Было утро четверга, и я решила еще раз уточнить ее передвижения на момент смерти Арми.

– Кроме того, я уже ответила на все вопросы полицейских, а ты, насколько мне известно, вовсе не работаешь в полиции.

– Маллу, послушай, давай все-таки еще раз встретимся. – Мне было трудно возразить – официально я действительно не имела права ее допрашивать.

Весь день в среду я мучилась головной болью. Днем кое-как расправилась с рутинными вопросами в офисе, а вечер провела в компании телевизора и большой пачки сливочного мороженого, забившись в угол дивана. Зато утром в четверг я проснулась совершенно свежая, радостно ощущая себя в привычном бодром состоянии.

В конце концов мне удалось уговорить Маллу прийти вечером ко мне в офис. В середине дня я отправилась в центр Тапиола что-нибудь перекусить до прихода очередного клиента.

– Привет! Как поживает твой велосипед? – Маке стоял с сигаретой в дверях своего магазина. Я вздрогнула. В его голосе мне послышалась ирония…

– Что ты имеешь в виду? У тебя в магазине есть ручные тормоза? – И я кивнула на оборванные струны ручного тормоза, который мы с Антти тщательно скрутили в узел и прикрепили к раме.

– А что с ним случилось? – Вопрос прозвучал совершенно невинно.

– Руль отвалился, когда ехала по волнорезу, и я упала в воду. Похоже, кто-то его открутил.

– Открутил руль?.. Обычно воришки откручивают заднее колесо. Хотя не думаю, что кто-то может польститься на этот хлам. Может, конечно, какие-нибудь щенки так развлекались…

– Возможно. Послушай, а вы с Санной долго были знакомы?

Маке растерянно взглянул на меня, удивленный резкой сменой темы разговора.

– Да нет… Санна погибла… в марте… А мы с ней познакомились в декабре. Вот здесь, в ресторане за утлом… – Хотя Маке и старался сохранять беззаботный тон, его голос дрогнул.

– Четыре месяца… Не так долго… А ты до сих пор по ней убиваешься.

Маке затоптал окурок и снова повернулся ко мне:

– Ты, наверное, не очень хорошо понимаешь, что чувствует человек, когда его любви оказывается недостаточно. Когда человек, которого любишь больше жизни, убивает себя и ему плевать на твои чувства… А ты находишься рядом и ничего не можешь поделать…

– Если человек твердо решил что-то сделать, его никто не остановит, – сказала я тоном проповедника. – Каждый должен постараться сам справиться со своей ситуацией. – Надо бы запомнить эти слова, чтобы процитировать, когда Антти в очередной раз впадет в депрессию из-за своей диссертации.

– Санна была потрясающим человеком… Гораздо умнее меня… Все время рассуждала о литературе и философии. Она была слишком хороша для этого мира… – грустно произнес Маке.

– Ты знал ее бывшего друга? С кем она общалась, до того как познакомилась с тобой?

– С одним уродом. Я знаю, он даже поднимал на нее руку. Его потом посадили в тюрьму за торговлю наркотиками. Не помню точно – Хаканен или Хакала…

– Оде Хакала, – подсказала я ему.

– Да, точно. Санна показывала мне его фотографии – такой страшный черный мужик Она даже навещала его пару раз в тюрьме, а я ревновал ее… А в чем, собственно, дело? Почему ты все время про нее спрашиваешь?

– Меня интересует ее личность. И мне досадно, что я так и не познакомилась с ней поближе. Я тоже ощущаю какую-то вину…

Маке просиял.

– Теперь я понял. И Санна хорошо о тебе отзывалась. Знаешь, вы чем-то похожи. Может, именно поэтому…

– Что «поэтому»? – спросила я, хотя догадывалась, что он мне ответит.

– Я надеялся, что ты свободна. – Маке покраснел и отодвинулся в глубь магазина.

В центре города было многолюдно. Хозяйки готовились к выходным и покупали продукты для пикника, школьники выбирали себе на лето спортивный инвентарь, группа студентов толпилась у витрины книжного магазина, предлагавшего весенние скидки на учебную литературу. Я так привыкла, что у меня никогда не бывает летом отпуска, что даже мысль об этом показалась странной.

Мои родители – школьные учителя – всегда с нетерпением ждали лета. Родители… Надо бы съездить как-нибудь в выходные и навестить их, следовало бы также заехать к сестре, у нее вскоре должен родиться первенец. Забавно, скоро я стану тетей. Интересно, что это за чувство, когда внутри у тебя сидит ребенок, двигается, пинает ножками?

Мимо меня прошла женщина с коляской. В коляске сидел годовалый малыш и громко повторял «мама» и «кака», сосредоточенно ковыряя что-то лопаткой. Я подумала о ребенке, которого потеряла Маллу. Когда-нибудь у меня тоже будет ребенок. Эта мысль меня озадачила. Ребенок у меня? От Антти? Наверняка вырастет капризным эгоистом.

Хотя, с другой стороны, не такая уж плохая мысль. Наверное, пора уже. Мои биологические часы неумолимо тикали, скоро мне исполнится тридцать. К тому же сейчас у нас с Антти, кажется, сложились устойчивые отношения. Ну и выражение – «устойчивые отношения»; достойно выступления в зале суда.

По дороге в офис я перехватила гамбургер, хотя терпеть не могла фаст-фуд, и на работе успела до прихода клиента позвонить в полицию своему старому коллеге Койву.

– Привет, это Мария! Скажи, ты можешь проверить для меня кое-какую информацию? С меня пиво! Слушай: Отсо Хакала, год рождения не знаю, но, должно быть, ему чуть больше тридцати, сидит за торговлю наркотиками. И Санна Хяннинен, родилась второго марта шестьдесят второго года. Если Хакала еще сидит, можешь выяснить, отпускали ли его на побывку второго марта год назад и в прошлую субботу? Как дела в конторе?

– Да все так же. Киннунен вчера напился, шеф придирается по мелочам. Знаешь, я начал задумываться о том, что пора мне заканчивать с полицейской карьерой. Совсем тяжко стало, особенно после того как ты ушла, – вздохнул Койву.

Я совсем не скучала по своей старой работе в отделе тяжких преступлений криминальной полиции Хельсинки. Перец ошибался – мне гораздо больше нравилась работа юриста.

Мысли были заняты предстоящей встречей с Маллу. Но когда она пришла – худая, бледная, вся в черном, – я почувствовала, как трудно начать разговор. Я заказала кофе, и мне пришел на память эпизод из детектива Агаты Кристи, в котором скульптор ваяет образ Печали. Из Маллу получилась бы идеальная модель – осунувшаяся, в трауре, с глубокими морщинами на лице. Кажется, с момента нашей последней встречи в воскресенье она похудела еще сильнее.

– Ты, случайно, не в курсе, где находится твой бывший муж Теему? Никак не могу до него дозвониться.

– Понятия не имею, – равнодушно ответила она.

– Разве ты не пыталась с ним связаться, чтобы сообщить о смерти сестры? Неужели он не пытался с тобой связаться, после того как в газетах написали о смерти Арми?

У нее было совершенно безучастное, почти сонное лицо и взгляд, словно обращенный внутрь.

– Ты считаешь, его это как-то касается?.. Нас больше ничто не связывает…

Несчастье, в результате которого она потеряла ребенка, произошло в марте, почти три месяца назад. Удивительно: неужели этого времени достаточно, чтобы разрушить многолетнюю близость двух людей? Или у них и раньше были проблемы?

– Почему ты обманула меня, когда мы разговаривали в субботу? Ты ведь тогда не сидела весь день дома, а ходила на рынок в Тапиола.

– Мария! Позавчера убили мою сестру. Я до сих пор не могу прийти в себя. В воскресенье я приняла пару успокоительных таблеток, чтобы справится с шоком. Я не обманывала тебя, я ошиблась. Я рассказала полиции, что была на рынке, где купила замороженную рыбу со скидкой, но на самом деле мне хотелось грибов.

– Арми собиралась позвонить тебе до двух. Она успела, прежде чем все случилось?

– Позвонить? – В голосе Маллу послышалось изумление. – Нет, я с ней не разговаривала. Может, конечно, она мне и звонила, но я была на рынке.

– В субботу, когда мы с тобой разговаривали, ты обмолвилась, что, как тебе кажется, кто-то из родственников «помог Санне умереть». Арми тоже считала, что ее убили. Ты знала об этом?

Маллу прикрыла лицо ладонью. Она не заплакала, а, похоже, глубоко задумалась. Солнечный луч, проникший сквозь оконное стекло, упал на склоненную голову, высветив похожие на новогоднюю серебристую мишуру седые прядки.

– Ты хочешь сказать, Арми убили, потому что она знала, что Санну… – пробормотала она, прижав руку к губам.

– Возможная альтернатива. Ты со мной согласна?

– Может быть. – Маллу подняла глаза и в упор посмотрела на меня. – Я легко могу представить, как Арми выпалила в лицо убийце, что все знает, даже не подозревая, в какой опасности сама находится. Нет, это был не шантаж. Просто так она наслаждалась своей властью над людьми.

– Как ты считаешь, кто мог убить Санну?

– Мне кажется, это мог сделать ее отец. Он очень странный тип.

– В каком смысле странный? Я видела его всего один раз и плохо понимаю, что ты имеешь в виду.

Я вспомнила высокого сутулого мужчину с широкими, как у Мауно Койвисто, бровями. У него был большой рот, такой же, как у Санны, и во всем его облике сквозила какая-то непонятная жестокость.

– Он будто пришелец из другого мира, – продолжила Маллу. – В нем есть что-то холодное и злое; мне кажется, он похож на наемного убийцу из старого детективного фильма. Может, это из-за его бровей?.. Но к случаю с Арми этот человек не имеет отношения – ведь он сейчас где-то в Южной Америке. С другой стороны, если он убил Санну, а потом кто-нибудь другой, например Киммо, убил Арми, чтобы защитить отца…

Или Аннамари. Или Ристо. Ох как мне хотелось, чтобы убийцей оказался Оде Хакала, с которым я не была знакома.

– Кстати, ты не обратила внимания, там у входа стоит мой велосипед? – задала я намеренно неуклюжий вопрос, когда Маллу собралась уходить.

– Твой велосипед? Не знаю. У двери стоит какой-то ярко-зеленый – это твой?

Упоминание о велосипеде не смутило Маллу, поэтому я решила, что она не причастна к моей аварии.

Телефонный звонок от Койву разрушил мои надежды на виновность Оде Хакала. Он уже полтора года плотно сидел в тюрьме и должен был отсидеть еще столько же. Мы договорились с Койву встретиться в каком-нибудь баре и выпить пива, а заодно обсудить весь послужной список Санны и Оде, который Койву удалось раскопать в архивах. Я вспомнила, как при нашей последней встрече, когда мы обмывали мой университетский диплом, Койву так страстно меня поцеловал, что Антти даже немного приревновал к нему. Кстати, совершенно безосновательно.

Снова зазвонил телефон.

– Это Мария Каллио? – вежливо спросил пожилой мужчина. Я ответила утвердительно, и голос поинтересовался, не теряла ли я проездной на автобус.

– Да, в понедельник вечером, где-то на берегу в районе Топпелунда.

– Там я его и нашел, и сейчас ваш проездной у меня.

– Прекрасно! Смогу сэкономить сто пятьдесят марок и не покупать новый проездной. Спасибо большое!

Мы договорились, что встретимся вечером и я заберу свой билет. Мне это показалось добрым знаком. Как знать: может, и во всех делах наметится перелом к лучшему… Может, и в бумагах Санны найдется какой-нибудь намек на убийцу… Жаль, все ее дневники сожгли…

Я вспомнила, что Эки был адвокатом Санны. Значит, у нас в офисе должны быть какие-то документы, касающиеся ее жизни. Не медля ни минуты, я направилась в архив, где Эки хранил старые дела и документы по всем своим клиентам. Казалось, в комнате никогда не убирались, пылинки кружили в солнечных лучах, проникавших сквозь полузакрытые жалюзи. Красная папка с надписью «Хяннинен Санна» стояла на своем месте согласно алфавитному порядку. Надеюсь, никто не заметит, если я тихонько заберу ее на выходные? Но только я потянула папку с полки, как послышались шаги и кто-то вошел в комнату.

Сама не знаю, почему я решила тихо нырнуть за полки и там спрятаться. Выглянув в щелочку, я увидела знакомые светло-серые замшевые ботинки. Эки.

Я прекрасно понимала: мне следует выйти и сказать что-нибудь типа того, что у меня потерялась здесь сережка и теперь я пытаюсь ее найти, но вместо этого я лишь сильнее вжалась в стену. Шеф остановился около шкафа, заставленного различными сувенирами морской тематики, и что-то принялся искать там. Меня трясло, мое прерывистое дыхание, казалось, разносилось по всей комнате. А когда Эки направился в мою сторону, я вообще перестала дышать.

Шеф остановился почти напротив моего убежища. Он снял с полки какую-то папку – я не могла разглядеть какую – и стоял, торопливо перелистывая ее. Вокруг кружилась пыль, хотелось чихнуть. Я увидела, как шеф вытащил какую-то бумагу и сунул в карман. Затем он поставил папку на место и быстро вышел из комнаты.

Прошло несколько минут, прежде чем я собралась с духом и вылезла из укрытия. Подойдя к полке, я увидела, что папку с документами Санны только что двигали – на полке перед ней была вытертая от пыли дорожка. Какую бумагу вытащил мой шеф из документов Санны? Мне было досадно, что я не зашла в архив на пять минут раньше. А когда я посмотрела на себя в зеркало, настроение упало окончательно – мне не придется придумывать себе занятие на вечер, я буду занята стиркой.

С работы я возвращалась в плохом настроении. На автоответчике меня ждала просьба позвонить матери, и, набрав номер, я минут двадцать выслушивала ее «могла бы уже к нам наконец приехать» и «я так волнуюсь из-за беременности Эвы».

Действительно, мне уже давно следовало позвонить младшей сестре Хелене и поинтересоваться, как у нее дела.

– Послушай, ведь у вас с Антти довольно большой дом, да? – спросила Хелена сразу после приветствия. А когда я ответила утвердительно, тут же сообщила, что они с Эвой и мужьями отправляются в небольшой круиз в Стокгольм и им негде переночевать в ночь с понедельника на вторник. – К тому же мы так давно с тобой не виделись…

Пришлось пригласить, хотя в понедельник вечером я договорилась пойти в кино со старой университетской подругой. Я отменила поход в кино. Уж очень хотелось взглянуть на огромный живот Эвы. Мне было не привыкать к тому, что родители и сестры обращаются ко мне лишь тогда, когда им надо переночевать в Хельсинки по дороге в отпуск или просят что-нибудь купить на распродаже в «Стокманне».

Я предчувствовала, какой пыткой для меня будет вечер в компании сестер и их глупых мужей. Некоторым утешением служило лишь то, что нас с Антти не пригласили составить им компанию в круизе. У Эвы с Хеленой были гораздо более близкие отношения, чем со мной. Они родились друг за другом, я же была старше средней сестры на два года. Представляю, как доставалось нашей маме, когда у нее на руках был один младенец ясельного возраста и двое в памперсах. И все трое, к великому сожалению родителей, девочки.

Из нас троих я всегда была самой шустрой и самостоятельной; родители считали, что мне следовало родиться мальчиком. А когда стала взрослой, во мне еще сильнее проявились мужские черты характера – я жила за сотни километров от семьи, мы редко встречались, и родители были в курсе только внешних событий моей жизни. Мне казалось, что я чужая и они обо мне почти ничего не знают. Но с другой стороны, что я сама могла сказать, например, о том, как себя чувствовала Эва, вынашивая своего первенца, или что думали о будущем внуке мои родители.

Наверное, я просто не умела пускать людей в свою душу. Вот и Антти заявил, что хочет немного отдохнуть от меня. Вернувшись с работы, он сказал, что решил немного один побродить с палаткой по лесам, собрал рюкзак и уехал на автобусе в Инкоо.

– Хочу забрести подальше в глубь острова и переночевать в палатке.

– A-а. Понятно, – разочарованно протянула я. – А я-то думала, что мы с тобой куда-нибудь пойдем в пятницу вечером, ведь в прошлые выходные нам так и не удалось никуда выбраться вдвоем…

Антти предложил присоединиться к нему в субботу вечером и вместе провести романтическую ночь в палатке. Он убедил меня, что Эйнштейн вполне проживет сутки без хозяев, и я согласилась. В самом начале наших отношений мы с Антти договорились, что не будем препятствовать друг другу в стремлении иногда провести время по своему усмотрению, но иногда меня безумно раздражала его установка: «Я поступаю как хочу, а ты вольна делать то, что тебе нравится».

Настроение только ухудшилось, когда под колеса моего велосипеда чуть не попала пятнистая собака неопределенной породы. Хозяин держал ее на поводке, она металась вдоль тропинки, и я чуть не врезалась, безуспешно пытаясь ее объехать, маневрируя на велосипеде. Я нервно трезвонила в звонок, стараясь привлечь внимание хозяина. Наконец он обернулся – гинеколог Хельстрем, шеф Арми. Странно: когда я приходила к нему домой, то не заметила у него никакой собаки.

– Добрый день, барышня Каллио. – Похоже, он был настроен поболтать со мной. – Что, за убийство Арми задержали ее жениха? – Он закурил трубку, с трудом удерживая на поводке собаку, которая рвалась поймать ворону, сидевшую на нижней ветке дерева. Ворона взлетела наверх, и нам на головы посыпались прошлогодние сосновые иголки. Собака истерично лаяла, натягивая поводок как струну. – Никак не могу справиться с этой тварью, – пожаловался Хельстрем. – Это собака моей сестры. Она уехала на пару дней и попросила меня присмотреть за ней.

На улице было тепло, но на докторе была теплая куртка и замотанный чуть ли не до ушей шарф. Наверное, простыл. «Что, доктор, сам себя не можешь вылечить?» – ехидно подумала я, но вслух сдержанно сказала:

– Да, возможно, Киммо сядет в тюрьму.

– Печально. К тому же жаль Аннамари. Сначала смерть Санны, теперь это…

– Да, ей сейчас трудно приходится… У Арми были хорошие отношения с будущей свекровью?

Хельстрем усмехнулся.

– У Арми со всеми были хорошие отношения. Возможно, с Аннамари у нее не слишком ладилось, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Для той любая невестка была плохой по определению. Она слишком опекала Киммо, но ей было совершенно безразлично, чем занимается Санна.

– Санна Хяннинен была вашей пациенткой? – Я вспомнила, как Эки говорил что-то об абортах, и подумала, что Хельстрем, возможно, знает что-то интересное.

– Да, она была моей клиенткой. А что?

Внезапно я поняла, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать частную жизнь Санны с этим человеком. К счастью, его собака ввязалась в драку с каким-то лабрадором, и мне удалось быстро и без объяснений уйти.

Аннамари металась по дому, как мотылек в круге лампы. На ней был какой-то легкий желтый балахон, который развевался от ее нервных движений. Она навестила Киммо в тюрьме, и это свидание, судя по всему, нанесло сокрушительный удар по ее неустойчивой психике.

– Не хочу ничего слышать про бумаги Санны, – быстро заговорила она. – Наверное, их вообще лучше уничтожить, как и ее дневник Зачем тебе в них рыться? Оставь бедняжку в покое! У нее была сложная жизнь, что сейчас об этом говорить.

– Здесь все, что осталось от Санны? Может, какие-то вещи есть в ее комнате? Одежда, книги, сувениры?

– Мы переделали комнату Санны под гостиную. Когда к нам приезжают Матти и Микко, то иногда спят там. Все вещи Санны Хенрик отнес на блошиный рынок. Ты же понимаешь, мы бы просто не смогли ими пользоваться. Не знаю, может, Киммо сохранил какие-то пластинки или книги. Посмотри в его комнате.

– Давай сначала разберемся с бумагами. – Я взяла с собой рюкзаки и две большие сумки. Какое счастье, что в понедельник я решила их не брать, – после купания в море они были бы совершенно испорчены. Может, Аннамари этого хотела?

– Мария, ты всерьез считаешь, что с помощью этих бумаг сможешь вытащить Киммо из тюрьмы? Да никто Санну не убивал. Ах, Мария, ты не понимаешь, как тяжела материнская доля. Ведь я воспитывала детей совсем одна – Хенрик постоянно был в командировках. И вырастила двух своих и ребенка Хенрика. Знаешь, как тяжело все время бояться, что с детьми что-нибудь произойдет. Что они попадут под машину или в дурную компанию. Или вырастут преступниками. А потом понимаешь, что ты ничего не можешь поделать, и случается самое плохое. Как с Санной. Конечно, я хочу все забыть, – причитала Аннамари, пока я упаковывала бумаги.

Я открыла дверь в комнату Киммо. Там не убирались со времени полицейского обыска. Кровать смята, платяной шкаф выворочен, на полу валялись непонятные предметы, которые при ближайшем рассмотрении оказались игрушками из секс-шопа, – наручники, резиновые коврики, плетка. Подчиненные Перца без стеснения вывалили наружу все маленькие тайны хозяина комнаты.

– Полицейские не разрешили здесь ничего трогать? – спросила я у Аннамари, которая, вытягивая шею, пыталась рассмотреть, что валяется на полу.

– Не-ет… Просто мне не хотелось заходить внутрь. Я не хочу знать, чем занимался здесь Киммо.

В остальном комната Киммо была совершенно такая же, как жилище обычного современного студента, – на столе компьютер, рядом принтер, на стене пара картин с пейзажами и большой портрет улыбающейся Арми, одетой в платье с цветочным рисунком. В углу – телевизор и видеоплейер, на полке – учебники, книги по математике и несколько бестселлеров. Было легко узнать среди них книги Санны – сборник произведений Сильвии Плат, Вирджиния Вулф, несколько томиков английской лирики. Книги Сильвии Плат исчерканы заметками на полях. Я тоже прихватила их с собой. Сбоку на полке ухмылялся череп.

– Откуда он взялся? – спросила я у хозяйки, уныло стоявшей в дверях.

– Санна купила его где-то и все время держала у себя на письменном столе. Фу, он такой отвратительный, забери его!

Сказано – сделано. Я запихнула череп в рюкзак и осмотрелась. Мне захотелось немного прибраться, но я не могла этого сделать в присутствии Аннамари.

Не успела я открыть рот, чтобы сказать, когда верну бумаги, как Аннамари испуганно замахала на меня рукой:

– Не надо, лучше сожги. Не хочу держать их в доме. Да, Санна была талантливой девочкой, но почему она не могла, как все нормальные дети, учиться и пристойно себя вести? Зачем надо было пить и водить дружбу с ужасными мужиками? Иногда она казалась мне совершенно чужим человеком. Я даже как-то раз сказала Хенрику: может, ее подменили в роддоме? Хотя она была похожа на него как две капли воды.

– Хенрик собирается приехать в Финляндию?

Я заметила, как ее снова начало трясти.

– Может, на следующей неделе. Он так кричал на меня по телефону… Что это я виновата, не умею растить детей… Но может, ему удастся вытащить Киммо из тюрьмы?..

Было очевидно, что Аннамари очень боится мужа. Мне пришли в голову подозрения Маллу о том, что Хенрик как-то замешан в смерти Санны. Этот человек интересовал меня все больше и больше – мрачная, загадочная тень семейной истории Хянниненов.

Рюкзак оттягивал плечи, когда я ехала на велосипеде за потерянным проездным к господину Герману Линдгрену. Он жил недалеко от волнореза. Я позвонила, за дверью громко залаяла собака. Прошло немало времени, прежде чем мне открыли.

Казалось, старик появился на свет несколько веков назад. Стоявший рядом пес тоже мог претендовать на место в собачьем доме престарелых. Тем не менее он сразу перестал лаять и с интересом обнюхал мои брюки, от которых наверняка пахло Эйнштейном и собакой Хельстрема. Старик внимательно взглянул мне в лицо, сравнивая с фотографией на проездном, потом улыбнулся и протянул мне документ.

– Да, та же самая девушка.

– Большое спасибо, – произнесла я. – Вам было не так просто меня найти, ведь в телефонном справочнике указан мой старый номер.

– Ничего страшного, – галантно ответил он. – Мне помогли на телефонной станции. У меня достаточно времени, чтобы помочь симпатичной молодой женщине. Я нашел его на берегу, еще немного – и он бы упал в море, – сообщил старик, вопросительно глядя на меня, и я почувствовала, что должна немного пояснить ему ситуацию.

– Я мчалась на велосипеде, сильно разогналась и случайно упала в море. Видимо, тогда проездной и выпал.

– В море? К счастью, все обошлось и вы не утонули, как та, другая, девушка.

– Какая девушка? – Я почувствовала, как у меня забилось сердце.

– Девушка, которая утонула прошлой весной у волнореза. Я хорошо помню, было второе марта, моя жена умерла вечером того же дня.

Старик внимательно посмотрел на меня и пустился в воспоминания.

– Был холодный дождливый вечер, стемнело рано, словно осенью. Но снега не было, и лед на море уже растаял. В районе семи я вывел Карлсона на прогулку, он побежал на берег и стал там что-то обнюхивать. Я подошел посмотреть и увидел, что на берегу лежит светловолосый парень. Сначала мне показалось, что он мертвый или с ним что-то случилось, но парень громко храпел да вдобавок от него несло водкой, и я быстро сообразил, что он просто пьян. Нельзя же было бросить его на берегу, но как я, слабый старик, мог один дотащить его? На волнорезе я увидел двух человек и крикнул им: «Эй, здесь лежит пьяный, помогите его отнести!»

Там была женщина, она подбежала поближе и крикнула мне в ответ, что этот пьяный – ее друг, что мне не надо волноваться, она позаботится о нем. Когда я вернулся домой, то увидел, что жена лежит в кухне на полу. Как сказал врач, у нее остановилось сердце и она совсем не мучилась. И все же плохо, что меня не было рядом, когда она умерла.

Лабрадор вилял хвостом, глядя на хозяина, и тот наклонился, чтобы его погладить.

– Потом я и сам угодил в больницу, мой мотор тоже забарахлил, – пояснил он, прикладывая руку к груди. – А после целый месяц жил у сына. Лишь много времени спустя я узнал, что в тот же вечер здесь утонула девушка. Покончила с собой. И это была та самая девушка, которую я видел на волнорезе.

– Я знала эту девушку, – сказала я, не в силах сдержать напряжение, – но понятия не имела, что с ней тогда был кто-то еще, кроме того пьяного парня. Кто это был? Женщина или мужчина? Как выглядел этот человек?

Но старик лишь печально покачал головой:

– Ох, ничего я не разглядел в том тумане. Тот второй был в длинном черном плаще и с зонтом. Сложно сказать, был ли то мужчина или женщина.

Он помолчал и вдруг неожиданно острым и внимательным взглядом посмотрел мне прямо в глаза и продолжил:

– Зато я точно знаю: это был не человек. Это была Смерть. Она пришла за моей женой и заодно забрала ту девушку. Может, вы думаете, это старческий бред? Знаете, хотя я раза в три старше вас, но еще в своем уме. Я видел: там, на волнорезе, кто-то стоял рядом с девушкой, которая потом утонула.

– Я вам верю, – произнесла я, пытаясь немного успокоить его. – А почему вы не рассказали об этом полиции?

– Какой смысл было снова поднимать всю эту историю в мае? Соседи рассказали, что девушка покончила с собой и дело уже закрыто. Она оставила посмертную записку?

– А вы готовы, если потребуется, рассказать об этом в полиции? Похоже, это не было самоубийством. И в этой ситуации вы ключевой свидетель…

– Ну прямо как в американских сериалах – ключевой свидетель… Ладно, времени у меня теперь предостаточно, да, Карлсон? – Старик ласково потрепал собаку по шее, и пес преданно заглянул ему в глаза.

Мне было сложно говорить Линдгрену горячие слова благодарности, и я решила просто отправить ему утром букет цветов. И я была с ним согласна – в тот мартовский вечер на волнорезе действительно стояла Смерть. Но это была не мифическая старуха с косой, а реальный человек – убийца Санны и Арми.