Текст книги "Навеки Элис"

Автор книги: Лайза Дженова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Май 2005 года

Они подошли к стойке после того, как долго стояли в длинной очереди.

– Ну вот, Элис, ты какое будешь? – спросил Джон.

– То же, что и ты.

– Я буду ванильное.

– Замечательно, я тоже.

– Ты не хочешь ванильное, ты хочешь шоколадное с какой-нибудь добавкой.

– Ладно, я буду шоколадное с добавкой.

Для нее это было просто и легко, а вот его этот диалог заметно напрягал.

– Мне ванильное в рожке, а ей фуджи брауни в рожке, большие порции.

Вдали от магазинов и очередей, они сидели на покрытой граффити скамейке на берегу реки и ели мороженое. Всего в нескольких футах щипали травку гуси. Птицы были увлечены своим делом, и присутствие Элис и Джона их совершенно не беспокоило. Элис хихикнула, представив, что гуси то же самое думают о них с Джоном.

– Элис, ты знаешь, какой сейчас месяц?

Недавно прошел дождь, но небо уже было чистое, солнце высушило скамейку и согревало ей кости. Тепло было таким приятным. Белые и розовые цветки с дикой яблони, что росла неподалеку, рассыпались по земле, как конфетти на вечеринке.

– Сейчас весна.

– А какой месяц весны?

Элис лизнула мороженое и старательно обдумала вопрос. Она не помнила, когда последний раз заглядывала в календарь. Ей уже так давно не надо было думать о том, чтобы оказаться в определенном месте в определенное время. Или если и надо было оказаться где-то в определенный день и в определенное время, Джон знал об этом за нее и доставлял в нужное место в нужное время. Она не пользовалась устройством для записи назначенных встреч и больше не носила часы.

«Что ж, посмотрим. Месяцы года».

– Я не знаю, а какой?

– Май.

– О!

– Ты знаешь, когда день рождения Анны?

– В мае?

– Нет.

– А я думаю, у Энн день рождения весной.

– Нет, не у Энн, у Анны.

Желтый грузовик с ревом проехал по мосту недалеко от того места, где они сидели, и напугал ее. Один из гусей расправил крылья и загоготал на грузовик, защищая своих сородичей. Элис стало интересно: он такой смелый или просто горячий и не раздумывая лезет в драку. Она посмеивалась, размышляя об этом гусе. Лизала свое шоколадное с какой-то там начинкой мороженое и разглядывала здание из красного кирпича на противоположном берегу реки. В здании было много окон, а на золотом куполе – часы со старинным циферблатом. Оно казалось значимым и знакомым.

– Что это за здание, вон там? – спросила Элис.

– Это Школа бизнеса – часть Гарварда.

– О! А я преподавала в этом здании?

– Нет, ты преподавала в разных зданиях на этом берегу реки.

– О!

– Элис, где твой офис?

– Мой офис? В Гарварде.

– Да, но где в Гарварде?

– В холле, я думаю. Знаешь, я туда больше не хожу.

– Я знаю.

– Значит, не имеет никакого значения, где он находится. Почему мы не обращаем внимания на то, что действительно важно?

– Я пытаюсь.

Он взял ее за руку. Его рука была теплее. Ее руке было уютно в его руке. Два гуся вразвалку подошли к воде. Люди в реке не плавали. Наверное, она слишком холодная для людей.

– Элис, ты все еще хочешь быть здесь?

Его брови изогнулись, морщинки возле глаз стали глубже. Этот вопрос для него важен. Она улыбнулась, обрадовавшись, что может наконец дать ему точный и определенный ответ.

– Да, я сижу здесь, с тобой. И я еще не закончила.

И она, чтобы он лучше рассмотрел, подняла повыше свой рожок с шоколадным с какими-то там добавками мороженым. Мороженое начало таять и стекало по рожку на ее руку.

– А что? Нам пора уходить? – спросила она.

– Нет. Не торопись.

Июнь 2005 года

Элис сидела за своим компьютером и ждала, когда оживет экран. Только что звонила Кэти, проверяла, как дела, была взволнована. Она сказала, что Элис уже давно не отвечает на ее электронные письма, что она неделями не появлялась в чате «деменция» и что вчера она пропустила собрание группы поддержки. О ком так беспокоится Кэти, Элис поняла, только когда она упомянула о группе поддержки. Кэти сказала, что к группе присоединились два новых человека и что им порекомендовали группу люди, которые присутствовали на конференции по деменции и слышали речь Элис. Элис сказала, что это замечательные новости. Она извинилась перед Кэти за то, что заставила ее волноваться, и попросила передать всем, что у нее все в порядке.

Но если говорить правду, она была далеко не в порядке. Она еще могла читать и понимать небольшие отрывки текста, но клавиатура компьютера превратилась для нее в неподдающийся расшифровке набор букв. В действительности она утратила способность складывать слова из выложенного на клавиатуре алфавита. Ее способность использовать язык, которая отличает человека от животного, покидала ее, и, теряя эту способность, она все меньше и меньше ощущала себя человеком. Она уже давно со слезами попрощалась с ответом «Я в порядке».

Она кликнула свой почтовый ящик. Семьдесят три новых письма. Раздавленная этим количеством и бессильная ответить, она закрыла почту, так и не открыв ни одного. Она смотрела на монитор, перед которым провела большую часть своей жизни. На рабочем столе вертикально выстроились ярлыки от трех папок: «Жесткий диск», «Элис», «Бабочка». Она кликнула папку «Элис».

Внутри были еще папки с разными именами: «Административный», «Дом», «Джон», «Дети», «Доклады», «Конспекты», «Ланч-семинары», «Молекулы и разум», «Предложение грантов», «Презентации», «Студенты». Вся ее жизнь была в этих аккуратных маленьких иконках. У нее не хватило смелости заглянуть хотя бы в одну из них, она боялась, что не сможет вспомнить и понять собственную жизнь. Вместо этого она кликнула файл «Бабочка».

Дорогая Элис.

Ты написала это письмо сама себе, когда была в здравом уме. Если ты читаешь его и не можешь ответить на один или несколько следующих вопросов, значит, ты больше не в здравом уме.

Какой сейчас месяц?

Где ты живешь?

Где находится твой офис?

Когда день рождения Анны?

Сколько у тебя детей?

У тебя болезнь Альцгеймера. Ты потеряла большую часть себя, большую часть того, что ты любишь, и ты не живешь жизнью, которой хотела бы жить. У этой болезни нет хорошего конца, но ты должна сделать выбор, который будет достойным и справедливым и не будет унизительным для тебя и твоей семьи. Ты больше не можешь доверять собственным суждениям, но ты можешь доверять мне. Я – это ты, до того как Альцгеймер забрал большую часть тебя.

Ты прожила выдающуюся, наполненную жизнь. У вас с Джоном трое здоровых, замечательных детей. Они любимы и успешны. Ты сделала превосходную карьеру в Гарварде. В ней были вызовы, творчество, страсть, достижения.

Эта последняя часть твоей жизни, жизнь с Альцгеймером, и этот конец, который ты тщательно обдумала, трагичны, но твоя жизнь не была трагична. Я люблю тебя, горжусь тобой и всем, что ты делала, пока у тебя были силы.

А сейчас иди в свою спальню. Подойди к черной тумбочке возле кровати, к той, на которой стоит синяя лампа. Выдвини ящик этой тумбочки. В глубине его лежит пузырек с таблетками. На пузырьке белая этикетка, на этикетке черными буквами написано: «ДЛЯ ЭЛИС». В этом пузырьке много таблеток. Проглоти их все и запей большим стаканом воды. Убедись в том, что ты выпила все таблетки. Потом ложись в постель и спи.

Иди прямо сейчас, пока ты не забыла. И никому не говори о том, что ты делаешь. Пожалуйста, верь мне.

С любовью,

Элис Хауленд.

Она снова перечитала весь текст. Она не помнила, чтобы писала это. Она не знала ответа ни на один вопрос, кроме одного – о количестве детей. Но скорее всего, она знала ответ, потому что он был в тексте письма. Имена она не могла назвать точно. Анна и Чарли, наверное. Третье она не смогла вспомнить.

Она еще раз перечитала письмо. Теперь медленнее, если такое вообще возможно. Читать текст на мониторе компьютера было трудно, гораздо труднее, чем напечатанный на бумаге. Читая написанное на бумаге, она могла использовать ручку и маркер. И лист бумаги она могла бы взять с собой в спальню и прочитать письмо там. Она хотела распечатать его на принтере, но не могла сообразить, как это делается. Она пожалела о том, что та Элис из прошлого, которая еще оставалась собой, несмотря на болезнь Альцгеймера, не оставила инструкции для распечатки текста.

Она еще раз перечитала письмо. Это было удивительно и нереально, как будто она читала дневник, который вела в тринадцать лет. Сокровенные, идущие от сердца мысли девочки, которую она едва помнила. Ей было жаль, что она так мало написала. Это письмо наполнило ее печалью и гордостью, придало сил и освободило. Она сделала глубокий вдох, потом выдох и пошла на второй этаж.

Поднявшись на последнюю ступеньку, она забыла, зачем поднималась. Осталось только ощущение важности и необходимости сделать что-то. Больше ничего. Она спустилась вниз, чтобы определить, где была до последнего момента. Обнаружила, что компьютер включен, на мониторе – письмо. Она прочитала письмо и вернулась на второй этаж.

Выдвинула ящик в тумбочке, которая стояла возле ее кровати. Вытащила из ящика упаковки салфеток, ручки, пачку бумаги для записок, бутылочку с лосьоном, два леденца от кашля, зубную нитку и несколько монеток. Рассыпала все это по кровати и коснулась каждого предмета по одному разу. Салфетки, ручка, ручка, ручка, бумага для записок, монеты, леденец, леденец, нитка, лосьон.

– Элис?

– Что?

Она оглянулась. В дверях стоял Джон.

– Что ты там делаешь? – спросил он.

Она посмотрела на рассыпанные по кровати вещи.

– Ищу что-то.

– Мне надо вернуться в офис, я забыл кое-какие бумаги. Я поеду на машине, так что меня не будет всего несколько минут.

– Хорошо.

– Вот, пора, прими, пока я не забыл.

Он подал ей стакан воды и горсть таблеток. Она проглотила все до единой.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Всегда пожалуйста. Я скоро вернусь.

Он взял у нее пустой стакан и вышел из комнаты. Она легла на кровать рядом с высыпанными из ящика мелочами и закрыла глаза. Печаль, гордость, сила, освобождение. Она ждала.

– Элис, пожалуйста, надень свою мантию, капюшон и конфедератку. Нам уже надо идти.

– А куда мы идем? – спросила Элис.

– На Актовый день в Гарварде.

Она снова оглядела свой наряд. Она еще его не надела.

– А что означает Актовый день?

– Это выпускной в Гарварде. Актовый день означает начало.

Актовый день. Выпускной в Гарварде. Начало. Она прокручивала в голове это слово. Выпуск из Гарварда означает начало, начало взрослой жизни, начало профессиональной жизни, начало жизни после Гарварда. Ей нравилось это слово, она хотела его запомнить.

Они шли по людному тротуару. На них были темно-розовые мантии и черные бархатные шапочки. Первые минуты она чувствовала себя глупо в этом наряде и абсолютно не доверяла выбору Джона. А потом вдруг они стали окружать ее со всех сторон. Множество людей в точно таких же, только разной расцветки мантиях и шапочках шли вместе с ними по тротуару. И вскоре это было уже многоцветное костюмированное шествие.

Под заунывные церемониальные звуки волынки они вышли на окруженный старинными зданиями травянистый двор с большими старыми деревьями. Элис поежилась.

«Я через это уже проходила».

Процессия вывела их к ряду стульев, там они заняли свои места.

– Это выпускной в Гарварде, – сказала Элис.

– Да, – поддержал Джон.

– Актовый день.

– Да.

Через некоторое время дело дошло до речей. На выпускном в Гарварде выступали знаменитые и влиятельные люди, большей частью политики.

– Как-то здесь выступал король Испании, – сказала Элис.

– Да, – согласился Джон и тихо рассмеялся, как будто его что-то позабавило.

– А кто этот человек? – спросила Элис, имея в виду выступавшего в этот момент мужчину.

– Актер, – ответил Джон.

Теперь рассмеялась Элис, это ее позабавило.

– Видно, в этом году короля им не удалось заполучить.

– Ты знаешь, твоя дочь – актриса. Возможно, придет день и она тоже будет здесь выступать.

Элис слушала актера. Он говорил легко. Говорил о плутовском романе.

– Что такое плутовской роман? – спросила Элис.

– Это долгое приключение, которое преподносит герою жизненные уроки.

Актер говорил о своем жизненном приключении. Он говорил, что выступает в Актовый день в Гарварде, чтобы поделиться с выпускниками, которые стоят в начале пути, чему его научила жизнь. Он дал им пять советов: творчески относиться к делу, приносить пользу, быть практичными, быть щедрыми и закончить в высшей лиге.

«Думаю, я обладала всеми этими качествами. Только еще не закончила. Я не закончила в высшей лиге».

– Это хороший ответ, – сказала Элис.

– Да, хороший, – согласился Джон.

Они сидели, слушали и аплодировали, снова слушали и снова аплодировали, Элис даже не задумывалась о том, сколько это длилось. Потом все встали и медленно, уже не такой стройной процессией, ушли со двора. Элис и Джон в компании еще нескольких людей вошли в одно из ближайших зданий. Оказавшись в невероятной красоты вестибюле, она почувствовала благоговейный трепет. Ее потрясли высокие потолки из темного дерева и уходящие вверх залитые солнечным светом витражи. С потолка свисали огромные старинные канделябры.

– Где мы? – спросила Элис.

– Это Мемориал-Холл, часть Гарварда.

К ее большому разочарованию, они не стали задерживаться в прекрасном вестибюле и сразу прошли в зал, который уступал вестибюлю и в размерах, и в красоте.

– А теперь что происходит? – спросила Элис.

– Здесь выпускникам факультета искусств и наук вручают диплом доктора философии. Мы пришли сюда, чтобы увидеть, как Дэн получает свой диплом. Дэн – твой студент.

Она оглядела сидящих в зале людей в темно-розовых мантиях. Она не знала, кто из них Дэн. Вообще-то ей никто не показался знакомым, но эмоции были знакомы. Эти люди счастливы и полны надежд, они гордятся собой и чувствуют себя свободными. Они открыты для новых вызовов, их ждут поиски и открытия, они будут творить и преподавать, чтобы стать героями своего жизненного приключения.

Она узнавала в них себя. Все было ей знакомо – это место, возбуждение, стремления, начало. Когда-то это было началом ее приключения, и хоть она и не помнила всех деталей, но где-то внутри знала, что ее приключение было ярким и многого стоило.

– Вот и он, выходит на сцену, – сказал Джон.

– Кто?

– Дэн, твой студент.

– Который из них?

– Блондин.

Кто-то объявил:

– Даниель Мэлони.

Дэн шагнул вперед и пожал руку мужчине, который вручил ему красную папку. Потом Дэн поднял над головой эту красную папку и торжествующе улыбнулся. Элис аплодировала его радости, его достижениям, благодаря которым он стоял на этой сцене, аплодировала приключению, которое ждало его впереди, аплодировала студенту, о котором не могла ничего вспомнить.

Элис и Джон стояли во дворе под большим белым тентом, вокруг были студенты в темно-розовых мантиях и люди, которые были счастливы за них. К Элис подошел молодой светловолосый человек. Он широко улыбался. Без малейших колебаний обнял ее и поцеловал в щеку.

– Я Дэн Мэлони, ваш студент.

– Поздравляю, Дэн, я счастлива за тебя, – сказала Элис.

– Большое вам спасибо. Я так рад, что вы смогли прийти и увидеть, как я получаю диплом. Мне очень повезло, что я был вашим студентом. Хочу, чтобы вы знали: вы были причиной того, что я выбрал своей специализацией лингвистику. Ваша страсть, с которой вы стремились понять, как устроен язык, ваш скрупулезный и комплексный подход к исследованиям, ваша любовь к преподаванию – все это вдохновляло меня. Я благодарен вам за то, что вы направляли меня, за вашу мудрость, за то, что вы устанавливали планку выше, чем мне казалось возможным, и за то, что вы всегда оставляли мне свободу для собственных идей. Вы были моим лучшим учителем. Если я в своей жизни достигну хотя бы малой части того, чего достигли вы, буду считать, что моя жизнь удалась.

– Спасибо за теплые слова. Знаешь, я не так уж хорошо помню эти дни. Но рада, что ты помнишь обо мне все эти вещи.

Он подал ей белый конверт.

– Вот, я написал это для вас, все, что я только что сказал, так что вы при желании всегда сможете прочитать это и узнать, что вы сделали для меня, даже если не сможете об этом вспомнить.

– Спасибо.

Они с гордостью держали в руках свои конверты: он – красный, она – белый.

Мужчина постарше и поплотнее Дэна и две женщины, одна намного старше другой, присоединились к ним. Мужчина держал поднос с тонкими бокалами, в которых было шипучее белое вино. Молодая женщина подала каждому по бокалу.

– За Дэна, – сказал мужчина и поднял бокал.

– За Дэна, – хором поддержали остальные, чокнулись и пригубили вино.

– За удачное начало, – добавила Элис, – и финиш в высшей лиге.

Они ушли от тентов, от старых зданий из кирпича, от людей в мантиях и бархатных шапочках туда, где было тише и не так людно. Какой-то человек в черной мантии с радостным криком налетел на Джона. Тот остановился и отпустил Элис, чтобы пожать ему руку. Элис по инерции продолжала движение вперед.

В какую-то растянувшуюся во времени секунду она притормозила и встретилась глазами с женщиной. Она была уверена, что не знакома с ней, но в том, что их взгляды встретились, был какой-то смысл. У женщины были светлые волосы, телефон возле уха и большие голубые испуганные глаза за стеклами очков. Женщина была за рулем автомобиля.

А потом капюшон вдруг сдавил Элис горло, и ее отбросило назад. Она упала на спину и ударилась головой о тротуар. Падение было неожиданным и болезненным, мантия и бархатная шапочка немного смягчили удар.

Рядом с ней опустился на колени мужчина в темно-розовой мантии.

– Извини, Эли, ты в порядке? – спросил он.

– Нет, – ответила она, села и потерла затылок рукой.

Она ожидала увидеть на ладони кровь, но крови не было.

– Прости меня, ты вышла прямо на дорогу. Эта машина чуть не сбила тебя.

– С ней все в порядке?

Это была женщина из машины, у нее все еще были большие от страха глаза.

– Думаю, да, – сказал мужчина.

– О господи, я могла убить ее. Если бы вы не выдернули ее с дороги, я бы наверняка ее сбила.

– Все в порядке, вы никого не убили, думаю, с ней все в порядке.

Мужчина помог Элис встать. Он ощупал и осмотрел ее голову.

– Думаю, ничего страшного. Может быть, болеть будет. Ты можешь идти? – спросил он.

– Да.

– Я могу вас куда-нибудь подвезти? – спросила женщина.

– Нет-нет, спасибо, все хорошо, не надо, – сказал мужчина.

Одной рукой он обнял Элис за талию, а второй взял под локоть. Она шла домой с добрым человеком, который спас ей жизнь.

Лето 2005 года

Элис сидела в большом и удобном белом кресле и ломала голову, разглядывая настенные часы. В таких часах, со стрелками и цифрами, было гораздо труднее разобраться, чем в тех, где были только цифры.

– Который сейчас час? – спросила она мужчину, который сидел в другом кресле.

– Почти три тридцать.

– Думаю, мне пора домой.

– Ты дома. Это твой дом на Кейп-Код.

Она оглядела комнату: белая мебель, на стенах пейзажи с маяками и пляжами, огромные окна, за окнами маленькие, похожие на веретено деревца.

– Нет, это не мой дом. Я не здесь живу. Я хочу пойти домой.

– Мы вернемся в Кембридж через пару недель. Мы здесь отдыхаем. Тебе здесь нравится.

Мужчина в кресле продолжил читать книгу и пить свой напиток. Книга была толстая, напиток – со льдом, золотисто-коричневый, как ее глаза. Он получал удовольствие, поглощая и то и другое – книгу и напиток.

Белая мебель, пейзажи с маяками и пляжами на стенах, огромные окна, за окнами маленькие, похожие на веретено деревца – все это было чужим для нее. И звуки она тоже не узнавала. Она слышала птиц, такие птицы живут у океана; слышала, как стукаются кусочки льда о стекло, когда мужчина в кресле пьет свой напиток; слышала, как он сопит, когда читает, и как тикают часы.

– Мне кажется, я здесь уже достаточно погостила. Я хочу поехать домой сейчас.

– Ты дома. Это твой дом для отпуска. Сюда мы приезжаем, чтобы отдохнуть и снять напряжение.

Это место не выглядело как ее дом, и звуки здесь были не такие, как дома, и она не чувствовала себя на отдыхе. Мужчина, который читал и пил в большом белом кресле, сам не знал, что говорит. Вероятно, он был пьян.

Мужчина сопел, читал и пил, а часы тикали. Элис сидела в большом белом кресле, слушала, как уходит время, и мечтала о том, чтобы кто-нибудь забрал ее домой.

Она сидела в одном из белых деревянных кресел на веранде, пила холодный чай и слушала отрывистые крики невидимых лягушек и трескотню ночных букашек.

– Эй, Элис, я нашел твое колье с бабочкой, – сказал мужчина, которому принадлежал дом.

У него в руках была бабочка на серебряной цепочке. Он покачивал ее перед Элис.

– Это не мое, это мамино колье. И оно особенное, лучше положи его на место, нам нельзя с ним играть.

– Я разговаривал с твоей мамой, она сказала, что ты можешь взять его себе. Она его тебе подарила.

Она смотрела ему в глаза, наблюдала, как движутся губы, изучала язык тела и пыталась понять, что им движет. Но послушание отступило перед красотой, и сверкающая голубая бабочка соблазнила ее до того, как она успела убедиться в искренности мужчины.

– Она сказала, что я могу взять ее себе?

– Угу.

Он перегнулся через нее и застегнул колье на ее шее. Она пробежала пальцами по драгоценным камням на крыльях бабочки, по серебряному тельцу, коснулась бриллиантов на кончиках усиков. Радостная дрожь пробежала по всему ее телу.

«Энн умрет от зависти».

Она сидела на полу в спальне, где ее укладывали спать, и разглядывала свое отражение в высоком, от пола до потолка, зеркале. У девочки в зеркале были темные круги под запавшими глазами, кожа на лице обвисла и была вся в пятнах, в уголках глаз и поперек лба – морщины. Широкие неаккуратные брови надо было подщипать. Густые волнистые волосы были черными, но и седина бросалась в глаза. Девочка в зеркале была страшной и старой.

Она пробежала пальцами по щекам, по лбу, ощупывая пальцами лицо и лицом – кончики пальцев.

«Это не могу быть я. Что случилось с моим лицом?»

Она отыскала ванную комнату и щелкнула выключателем. В зеркале над раковиной она увидела тот же образ. Ее золотисто-коричневые глаза, ее строгий нос, ее губы сердечком, но вот все остальное было гротескно и неправильно. Она провела пальцами по гладкой холодной поверхности зеркала.

«Что случилось с этими зеркалами?»

Запах в ванной тоже был неправильным. У нее за спиной на застеленном газетами полу стояли стремянка и ведерко с кистью. Она села на корточки и принюхалась. Потом сняла крышку с ведерка, обмакнула туда кисть и смотрела, как густая белая краска капает со щетины.

Она начала с тех, которые, как она уже убедилась, были дефектными. Одно – в ванной комнате, второе – в спальне, где она спала. Закончила она, только когда нашла еще четыре и закрасила их все белой краской.

Она сидела в большом белом кресле, а мужчина, которому принадлежал дом, сидел в другом таком же. Он читал книгу и пил напиток. Книга была толстая, а напиток – золотисто-коричневого цвета со льдом.

Она взяла с кофейного столика книгу, которая была даже толще, чем та, которую читал мужчина, и начала ее листать. Ее глаза останавливались на схемах из слов и букв, которые стрелками, пунктирами и маленькими предупреждающими знаками были связаны с другими словами и буквами. Она листала страницу за страницей и проговаривала отдельные слова – растормаживание, фосфорилирование, гены, ацетилхолин, первичный, быстротечность, морфемы, фонологический.

– Кажется, я уже читала эту книгу раньше, – сказала Элис.

Мужчина взглянул на книгу, которую она держала в руках, потом на нее.

– Ты не только ее читала. Ты ее написала. Ты и я, мы вместе написали эту книгу.

Она не знала, верить ли ему на слово, поэтому закрыла книгу и посмотрела на блестящую синюю обложку. «От молекул к разуму». Джон Хауленд, Элис Хауленд. Она посмотрела на мужчину в кресле.

«Джон».

Она открыла первую страницу. «Оглавление: Настроение и эмоции; Мотивация; Возбуждение и внимание; Память; Язык». Язык.

Она открыла книгу на последних страницах. «Бесконечные возможности речевых оборотов; инстинктивное заучивание; семасиология; ролевая грамматика; неправильные глаголы; легкость и автоматизм; универсальный». Слова, которые она читала, проталкивались сквозь сорняки и грязь, засорившие ее мозг, туда, где еще осталось чистое, нетронутое пространство.

– Джон, – сказала она.

– Да.

Он отложил свою книгу и передвинулся на краешек кресла.

– Я написала эту книгу вместе с тобой, – сказала она.

– Да.

– Я помню. Я помню тебя. Я помню, что была очень умной.

– Да, ты была самым умным человеком из всех, кого я встречал в своей жизни.

Эта толстая книга в блестящей синей обложке свидетельствовала о том, какой она когда-то была.

«Я знала, как разум работает с речью, я могла выразить то, что знаю. Я была тем, кто много знает. Больше никого не интересует мое мнение, никто не спрашивает у меня совета. У меня этого нет. Я была любознательной, независимой и уверенной в себе. Я больше ни в чем не уверена. Нельзя обрести покой, когда постоянно испытываешь неуверенность во всем. Мне не хватает легкости в поступках. Я больше не участвую в том, что происходит вокруг. Я больше не чувствую, что нужна кому-то. Я потеряла свою жизнь и свою семью. Я любила свою жизнь и свою семью».

Она хотела рассказать ему все, о чем вспомнила, о чем подумала. Но все эти воспоминания и мысли состояли из такого большого количества слов, фраз и предложений, а сорняки и мусор в ее мозгу не давали выразить их вслух. Она сжала их до минимума и приложила все свои силы, чтобы высказать то, что было самым важным. Остальное будет храниться в нетронутой части ее сознания.

– Я скучаю по себе.

– Я тоже скучаю по тебе, Эли, очень скучаю.

– Я никогда не думала, что стану такой.

– Я знаю.