Текст книги "Сладостный вызов"
Автор книги: Лайза Бингхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Но мы совсем не знаем друг друга.
Он уже ласкал ее под коленом.
– Нет, мы знаем, – он ничего не желал слушать. Мы знаем друг друга лучше, чем большинство молодоженов.
– Но мы не молодожены.
– Это не значит, что мы не можем в них играть. Однажды я увидел своего отца, бегавшего за мамой по саду. Они смеялись и целовались. Не важно, что они были женаты уже двадцать лет и у них было три сына. И я поклялся тогда, что у меня будет такая же семья, – он помолчал, а затем продолжил, внезапно ледяным тоном: – Я думал, что сделал правильный выбор. Теперь я понимаю, что буду вынужден сам взять нечто лучшее из того, что мне было дано.
– Неужели ты ждешь, что после подобных заявлений я паду к твоим ногам, сгорая от страсти?
– Я ничего не жду, – сказал он, подбираясь к ее бедру. – Я научился принимать все таким, какое есть.
Одним движением он оказался рядом с ней, скинув одеяло на пол. На Маргарите были лишь панталончики, нижняя юбка и корсет.
– Довольно изобретательно, но совершенно бесполезно, – заметил Брэм.
Она обхватила себя руками.
– Я ничего не сниму.
– Отлично. Если ты помнишь, я мог пробраться сквозь большее количество тряпок, чем сейчас, – он поцеловал ее в плечо, затем в шею. – Ты помнишь первый раз, когда ты дрожала в моих объятиях, но твоя кожа была обжигающей. Мы сидели в беседке. Стемнело. На тебе было белое платье с огромным количеством сборок из тафты – не самый лучший наряд, если принять во внимание шум, который он издавал при каждом движении, – его голос стал гуще, он немного охрип. – Ты теперь не носишь тафту.
Ее глаза потемнели от грусти.
– Этого шума никто не слышал, кроме тебя.
Брэм обнял ее, целуя, его язык проникал в глубину ее рта.
Маргарита попыталась сопротивляться, упираясь ему в грудь кулаками, но он не отодвинулся. Он ждал этого годы. Жизнь. Он хотел погрузиться в нее, вкусить ее сладость, раствориться в ее вздохе, почувствовав ее обжигающие прикосновения. Он хотел, чтобы тяжелые воспоминания о войне растворились и дух юности вновь пропитал его. Он желал эту женщину.
Маргарита.
Ее имя слетело с его губ как нежный шелест, и она вдруг обмякла под ним, ее взгляд наполнился страстью.
– Ты тоже хочешь этого, моя девочка. Ты знаешь, что я прав.
Если бы она попыталась опровергнуть это, она бы солгала.
– Мы уже больше не дети.
Он дотрагивался до ее щеки, до подбородка.
– Мы никогда ими не были. То, что мы испытывали друг к другу, не было юношеской фантазией. Это было реальностью.
Он крепче прижал ее к себе и снова стал целовать. Ее руки обвились вокруг его шеи, нежно, страстно, и она больше уже не хотела обдумывать свои действия. Для нее уже не существовало ничего, кроме их страсти.
Брэм годы не прикасался к женщине. И теперь он держал в объятиях свою мечту. Он был опьянен запахом ее волос, еще не утративших аромат мыла, благоуханием женской свежести. Он не контролировал себя. Он так изголодался по ней, по ее прикосновениям, по ее любви, что стал отчаянным человеком, боящимся отпустить ее и не овладеть ею немедленно.
Перевернувшись на спину, он положил ее на себя, надеясь, что это даст ему на несколько минут возможность пережить бурю восторга, охватившего его. Но ее грудь соприкасалась с его, а ее губы целовали его губы, и он окончательно потерял голову. Он сходил с ума от того, что она была так близко.
Он нащупал широкую ленту, спадавшую ей на плечо, желая развязать ее. Пальцы судорожно схватили узел и развязали, освобождая прекрасные темные волосы, тут же упавшие ему на лицо. Как он мечтал об этом!
Ее глаза заволокла нежная дымка, они потемнели от страсти.
– Это то, что ты чувствовал? То, что я делала с тобой? – ее руки скользили по его груди, его ребрам, его бедрам. – Да?
Он знал, о чем она спрашивала, и он попытался скрыть от нее правду, сдерживая рвущееся дыхание.
– Нет.
Маргарита наклонила голову и прижалась к его плечам, затем стала целовать его, опускаясь все ниже, захватив его сосок своими губами и лаская его языком.
Он обхватил ее, зная, что не может более сдерживаться. Это было слишком долго.
Трясясь, он перевернул ее на спину, пристроившись сверху, пытаясь пробраться к ней сквозь одежду. Наконец, не выдержав, он разорвал шелк, скрывавший ее тело.
Она была так прекрасна.
Слишком прекрасна.
Он лег на нее и овладел ею.
– Любимая моя, прости меня, но я не могу больше ждать.
Брэм чувствовал, как проникает внутрь нее, и сжал зубы, пытаясь сдержаться, стараясь доставить ей хоть каплю удовольствия. Но было слишком поздно. Его тело сладостно содрогнулось. Его наслаждение росло, пока не достигло своего апогея. Он закрыл глаза и проник в самые ее недра, его пальцы впились в подушку, и горячий поток устремился в ее лоно. Снова и снова.
Наконец он мог снова мыслить, дышать, он откинулся назад, нежно убирая волосы с ее лица.
– Маргарита!
Она не отвечала, тихо смотря на него темными глазами цвета морской пучины. Затем она отодвинулась от него и перекатилась на другой край кровати. Прикрывшись одеялом, она прошептала:
– Спокойной ночи, Брэм.
– Но…
– Спокойной ночи.
Он хотел что-то сказать, прижаться к ее спине, но она не разрешила бы ему поцеловать ее и обнять, пока они снова не займутся любовью. Не сегодня. Лежа на подушках, он положил ладонь себе на лоб и вздохнул.
Черт возьми.
Почему жизнь так сложна?
ГЛАВА 7
Он ушел.
Маргарита, щурясь, взглянула на утреннее солнце, светившее в окна гостиницы, и обернулась на дверь, подрагивающую на петлях. Она знала, что это ребячество, но сделала вид, будто спит, пока Брэм не покинул комнату. Она не хотела с ним говорить. Во всяком случае до тех пор, пока она не попытается вновь возвести вокруг себя крепостные стены, разрушенные прошлой ночью.
Откинув одеяла, она встала на ноги и, увидев разбросанные по полу остатки своего нижнего белья, поморщилась. Брэм овладел ею вчера так грубо, но более всего она стыдилась того, что ей это не было неприятно.
Стоя, Маргарита разглядывала свое отражение в зеркале: у нее были румяные щеки и растрепанные волосы. Она походила на распутницу, бесстыдную гадкую девчонку. Но это ей было безразлично.
Эта мысль поражала ее. Ей следовало разозлиться на него за то, что он был так невежлив с ней; ей следовало ненавидеть его за все, что он сделал, за то, как он неоднократно портил ей жизнь. Но она не могла. Ощутив слабость, она снова направилась к кровати.
Нет. Нет!
Она не может испытывать нежные чувства к этому человеку. Он должен был убить их уже очень давно. Она сердилась, да, она умирала от злости. Она не могла любить его.
А может быть, она его любила?
Она закрыла лицо руками, стараясь скрыть от самой себя свою тягу к нему, но это ей не помогло. В глубине души – там, где лжи не было места, – она знала, что продолжает отвечать на чувства Брэма Сент-Чарльза.
Что теперь ей было делать? Маргарита не хотела сдаваться, превращаясь в безропотное существо, подарившее ему свою душу. Она не могла лишиться своей индивидуальности, силы, которую она приобрела за годы разлуки с ним.
И Джеффри. Как бы она могла объяснить, почему она скрывала его существование уже после возвращения Брэма?
Маргарита не желала об этом думать. На нее навалилась бесконечная усталость. Если бы ей удалось выспаться за ночь и у нее было бы время подумать, она бы посмеялась над своей собственной слабостью. Она бы просто не заметила ее.
– Здесь.
Она обернулась на густой мужской голос, и увидела Брэма, бесшумно входящего в комнату. Она инстинктивно сдернула простыню с кровати и прикрылась ею, зная, что в этом уже нет необходимости. Ее муж смотрел на нее так, что она поняла: он помнил, как она выглядела безо всяких покрывал.
Он кинул ей платье, Маргарита поймала его, и простыня упала на пол.
– Надень это. Я подожду тебя в холле.
Она с благодарностью посмотрела на него, его слова позволили ей собраться с мыслями, не замечая его взгляда и не вспоминая о том, что произошло между ними прошлой ночью.
– Что это?
Он насмешливо приподнял бровь.
– Платье.
– Я знаю, что платье, – раздраженно ответила она. – Но ведь ты его где-то взял? Оно, наверное, принадлежит кому-то другому. Откуда ты его принес?
– Это тебя не касается.
Маргарита гордо вздернула подбородок:
– Думаю, что касается. Я имею право знать, у кого ты его украл, прежде чем пойти в нем прогуливаться по городу. – Она вытряхнула его из чехла, в котором, видимо, оно довольно долго хранилось. – Сразу видно, что ты не купил его в магазине, – заметила она, проверяя этикетки и пуговицы.
Брэм никак не отреагировал на ее реплику.
– В чем дело, ты считаешь себя слишком важной персоной, чтобы носить набивной ситец?
– Спасибо тебе, – процедила она сквозь зубы.
– Тогда надень его. Прямо сейчас.
– Я просто…
– Одевайся, Маргарита! Нам пора ехать.
Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Чувствуя, что его терпение на исходе, что злится он больше на себя, чем на нее, она вздохнула и стала умываться. Надев на себя панталончики, кофту и два корсета, она отшвырнула свою разорванную нижнюю юбку на кровать и взялась за платье.
На ней оно смотрелось просто ужасно. Носившая его раньше женщина была более крупной. Выше, толще, руки у нее были длиннее. Ей пришлось подвернуть рукава и использовать свою ленту для волос как пояс. Глядя в зеркало, она заключила, что стала похожа на беженку – или, на худой конец, на американку.
Когда Маргарита открыла дверь, Брэм уже ждал ее. Он посмотрел на свадебное платье, которое она несла в руках, и приказал:
– Оставь его здесь.
– Не оставлю.
Он быстро подошел к ней и сделал попытку выхватить платье у нее из рук.
– Черт возьми, Маргарита. Ты теперь моя жена. Моя.
– Разве это значит, что я должна быть расточительной? Ткань платья еще цела, его можно еще носить. Нет смысла его выкидывать.
– Я не позволю тебе снова его надеть.
– Отлично. Но я хочу, несмотря ни на что, его сохранить.
Его губы дрожали, но он решил не продолжать этот спор.
– Пойдем, – сказал он, беря ее под локоть и выводя из холла. – Мы уже потеряли пол утра.
Когда Маргарита вышла, никакого ожидающего их экипажа не было. Словно перемена одежды означала перемену всей жизни, и повозка, в которой они должны были продолжать свой путь, превратилась в крытый фургон, набитый сундуками и каким-то хламом.
– Что это? – спросила она, показывая на вещи.
– Нам нужно отвезти в Солитьюд некоторые вещи.
Маргарита хотела узнать, зачем им нужны стол и стулья, ведь в Солитьюде всего этого предостаточно, но, посмотрев на Брэма, она решила промолчать. Позже. Она спросит об этом, когда у него изменится настроение.
– Поехали.
Брэм повел ее к фургону. Вздохнув, она решила подчиниться. Брэм, судя по всему, находился в отвратительном настроении, словно то, что произошло между ними ночью, его страшно огорчило.
Это вполне естественно, думала она. Он овладел ею, совершенно не считаясь с ее желаниями. Он схватил ее, целовал ее, ласкал, погружаясь в пучину страсти, и…
Хватит!
Маргарита молила Бога, чтобы по ее лицу нельзя было догадаться, о чем она думает. Брэм не должен знать, что она вспоминает прошлый вечер. Приятную тяжесть и теплоту его тела, проникающую внутрь нее. Его руки, грубые и нежные одновременно, сладость его дерзких прикосновений.
Маргарита! Остановись! Она должна думать о чем-нибудь другом. Например, о Джеффри. О сыне. Их сыне. Если вдруг она решит остаться с этим человеком, придется его поставить перед фактом, что у них есть сын.
И это время уже близко. Когда они приедут в Солитьюд, его настроение исправится, она это знала.
– Брэм!
– Что?
– Как долго нам еще ехать?
– Верхом можно было бы доехать за час, но в этом фургоне, после починки – два, а то и три или четыре часа, все зависит еще от дорог.
Три часа. Может ли она так долго терпеть отвратительное настроение Брэма?
Время тянулось очень медленно. Большую часть дороги Маргарита сидела напряженно и гордо на скамье в фургоне, рядом со своим мужем, окруженная с разных сторон какими-то вещами: лестницей, металлическим лотком и вешалкой для одежды.
Вздыхая, она сидела, опершись локтем о ступень лестницы, и смотрела на проезжающий мимо пейзаж, вспоминая день, когда несколько лет назад они с отцом направлялись по этой же дороге в Солитьюд. Тогда было лето. Аромат свежескошенной травы и сена стоял в воздухе.
Оглядываясь назад, Маргарита не могла понять, как такая маленькая девочка, такая безрассудная, такая… глупая могла так измениться со временем, стать такой умудренной опытом дамой. Она пала жертвой любви и тирании собственного отца.
– Как долго еще? – быстро спросила она. Ландшафт, казалось, был знаком ей, но явно очень изменился, она не была уверена, что память ее не подводит. Большей частью дорога была неровной, кое-где она превратилась просто в сплошное грязное месиво. Часть леса с одной стороны дороги была выжжена.
– Несколько миль.
Ей стало не по себе. Это путешествие было нелегким опытом для нее, и она не забудет его никогда. Ее взгляд упал на супружескую чету, тащившуюся по обочине дороги, на спинах у обоих было по огромному узлу с вещами и корзины, прикрытые мешковиной. Беженцы. Черные, белые, поодиночке и целыми группами. Она видела их все чаще и чаще с тех пор, как они покинули Мэриленд и продвигались на юг, к Вирджинии. Но никто из них не произвел на нее такого впечатления, как эта пара, которую они встретили сегодня.
Она не ожидала увидеть так явно следы войны, встретить людей, бродящих в поисках жилища, спустя несколько месяцев после заключения мира. Но она вглядывалась в лица этих измученных людей, перенесших горе и нужду, – им теперь понадобятся годы, чтобы поправить свою жизнь.
– Ты и не предполагала, что все будет так, правда?
Маргарита вздрогнула, когда Брэм заговорил. Глядя на него, она заметила, как он сжал челюсти, смотря прямо перед собой, на мулов, везущих их домой.
– Нет.
– Ты ведь вернулась во Францию, чтобы избежать всего этого, не так ли?
– Да.
Однако, воображая себе наихудшее, представляя себя вдовой, она не могла реально оценить масштабы бедствия. Она всегда верила, что места вокруг Солитьюда благословенны, и потому всяческие несчастья минуют эту землю. Когда ее заставили поверить в то, что Брэм убит и что она уже никогда не вернется сюда, она почувствовала тоску по этому месту, по зеленым холмам и ароматным лугам. Земля обетованная.
Фургон остановился на вершине холма, и она взглянула на Брэма и на долину внизу.
– Вот мы и дома, Маргарита. Это и есть Солитьюд.
– Господи Боже, – прошептала она, ужас охватил ее при виде развалин, оставшихся от поместья.
Ее пальцы вцепились в ткань ее юбок, словно бы в поисках доказательства, что все это – реальность, а не сон. Образ, который она хранила в памяти эти годы, был совсем иным. Ей вспоминался кирпичный дом с белыми террасами, пышные сады и изгороди, конюшни, амбары и загоны, наполненные чистокровными скакунами.
Теперь все исчезло.
Дом съехал со своего фундамента и погрузился в кучу гальки, лежавшую неподалеку. Так же, как и амбар, перекосившийся на один бок, другие постройки были неузнаваемы, сады – сожжены дотла.
– Но как? – она с трудом выговорила эти два слова, во рту у нее пересохло.
Брэм посмотрел на нее, казалось, его взгляд потеплел.
– Неужели ты думала, что Солитьюд избежит подобной участи? Здесь же не было никого, кто смог бы защитить его от этого.
Маргарита не отвечала, зная, что, скажи она хоть слово, оно будет неправильно истолковано. Чем можно было объяснить ее уверенность, что каким-то мистическим образом Солитьюд все-таки устоит? Увидеть, в каком он состоянии, было для нее сильным ударом.
– Пошли! – Брэм погнал мулов с холма туда, где виднелась воронка от разорвавшегося снаряда, через горы кирпича, которые когда-то были воротами Солитьюда.
Ощущение, что Маргарита потеряла кого-то очень дорогого, стало расти, и она положила себе руку на грудь, желая справиться с подступившей дурнотой.
Так много воспоминаний для нее было связано с этим местом, так много образов, которые калейдоскопически сменялись в ее мозгу… Вот эта яма теперь на месте бывшей террасы. Она помнила, как однажды вечером она вышла сюда, чтобы глотнуть свежего воздуха, а за ней последовал Брэм. Он был так высок, так строен, так красив. И она совсем не сопротивлялась, когда он ее поцеловал.
Фургон остановился, и после секундного колебания Брэм спрыгнул на землю, протянув руки, чтобы помочь ей спуститься.
Маргарита заметила, как он нежно смотрел на нее. Как только ее ноги коснулись земли, она расправила свои слишком длинные юбки. Раньше эта земля была покрыта роскошной травой, теперь на ней нет ничего, кроме камней и пепла.
Она переводила взгляд с одних развалин на другие. Конюшни, где Брэм ей показывал жеребят, впервые дотрагиваясь до ее руки. Небольшая заводь реки, на берегу которой они как-то устроили пикник и он поцеловал ее в шею. Лужайки, на которых обычно паслась дюжина лошадей. Забор, за который она ухватилась, когда Брэм стоял за ней, лаская ее грудь. Беседка, где она подарила ему свою невинность и зачала сына. Все исчезло.
– Теперь мы будем жить здесь.
Прошло несколько минут, прежде чем до нее дошел смысл сказанного им. Она обернулась и недоверчиво посмотрела на своего мужа.
– Что?
– Мы будем жить здесь. В Солитьюде.
Она в смятении огляделась.
– Но где же?
– В амбаре.
Он начал вытаскивать из фургона вещи, и тогда только Маргарита поняла, что он не шутит.
– Ты хочешь, чтобы мы спали в амбаре? – Она посмотрела туда, где виднелся остов амбара, единственного уцелевшего здания, жить в нем было невозможно. Казалось, легчайшее дуновение ветерка способно превратить все сооружение в пыль.
– В амбаре? – переспросила она с сомнением в голосе.
– В амбаре.
Она зашагала рядом с ним.
– Но послушай, я не желаю спать в амбаре. Тем более если он в любой момент может упасть мне на голову.
Он, не останавливаясь, продолжал выгружать вещи, его взгляд теперь был полон раздражения. Однако она почувствовала, что он злится больше не на нее, а на ситуацию, в которой они оказались. Когда он заговорил, его голос стал таким низким, что почти превратился в шепот.
– Ты будешь спать там, где я укажу тебе. Дом и все постройки будут восстановлены. Мы станем жить здесь, это наша собственность, и я не позволю кому бы то ни было снова здесь все уничтожить.
– Это Мика приказал тебе так поступить? – спросила она. – Может быть, об этом шла речь в телеграмме, которую ты получил?
Брэм рассказывал ей, что его брат переселился в Огайо. Она считала, что он не имеет права требовать от Брэма заботиться в его отсутствие о поместье.
– Мика отдал мне дом и все наследство.
– Что? – выдохнула она. Мика Сент-Чарльз, который, как она знала, никогда бы не бросил свой дом. Он обожал свою семью и свое жилище. – Почему же он так поступил?
Брэм сощурился.
– Слишком много вопросов на сегодня.
– Но ведь ты не желаешь мне сам рассказывать.
– Я говорил тебе, что Мика влюбился. Он женился второй раз на женщине, которую встретил в Огайо. Он весьма доволен и хочет жить там, где ее дом, поэтому он подарил мне Солитьюд.
Она прикрыла глаза рукой, чтобы осознать то, что только что услышала.
– А Мика знает о… – она махнула рукой в сторону развалин.
– Да. Он первым обнаружил это.
– Бедный Мика, – сказала она с подлинным сочувствием в голосе, зная, насколько ужасно было для него видеть Солитьюд в таком разорении. – А как же Джексон?
Губы Брэма дрогнули.
– Он пока не вернулся домой. Мы ничего… не знаем о нем. Некоторое время здесь был сторож, но потом он состарился и переселился к своей дочери.
Она вздохнула.
– Так много изменилось – в твоем доме, в твоей семье. Трудно поверить, что это не страшный сон, а реальность.
– Страшный сон, который стал реальностью, – поправил Брэм, глядя ей в глаза. – С нами много всего произошло с тех пор, как ты уехала. Если бы ты осталась, то хоть как-нибудь помогла бы. Это случилось потому, что Солитьюд пустовал, а если бы ты жила здесь, я бы нанял сторожа и охранников для тебя. Люди, которых мы просили позаботиться о доме, рано или поздно уходили воевать.
Она сжала губы.
– Ты не можешь винить меня во всех своих несчастьях.
– Могу.
Она вздрогнула, услышав в его голосе откровенную злость.
– Если бы ты была здесь, сторож и охранники никуда бы не делись. Люди, которые это сделали, быстро унесли бы отсюда ноги, если бы Солитьюд был обитаем.
– Но они бы и со мной могли обойтись не менее гнусно!
Он посмотрел на Маргариту так, словно эта идея раньше ему не приходила в голову.
– Мне кажется, что ты должен за все это упрекать только себя, – сказала она страстно. – И повстанцев, которые вели себя, как дикари.
– Армия Конфедерации ничего не могла с этим поделать. Все было разорено группой фанатиков под руководством Эзры Бина.
– Бина? – тихо переспросила она, силясь вспомнить кажущееся ей знакомым имя.
– Микиного тестя, – он вытащил очередной сундук из фургона и понес его в амбар. – Ты должна была остаться, Маргарита, должна была.
Маргарита прикрыла глаза, вслушиваясь в звук его шагов, и дурнота вновь начала подступать к ее горлу. В конце концов она узнала достаточно всего, чтобы очередной раз прийти к выводу, что была права, оставив Брэма и вернувшись во Францию. Ее обожаемый Джеффри не выжил бы здесь, без медицинской помощи. А если бы она была одна… Она вздрогнула, ее решение окрепло. Она правильно сделала, что вернулась во Францию.
Но как она могла объяснить ему свою правоту?
Некоторое время они распаковывали вещи, затем появился другой фургон, груженный мешками с зерном и строительными материалами, в нем ехали Кейси и остальные мужчины.
Фургон остановился рядом с Брэмом.
– Куда ты хотел все это деть? В амбар?
Он проследил за взглядом Кейси. Маргарита вошла внутрь уже минут десять назад, ей было явно не по себе от того, что придется жить в полуразрушенном сооружении. Брэм не собирался ее успокаивать и обещать, что скоро все изменится. Примерно через год дом будет перестроен. Она должна понять, что в жизни постоянно приходится чем-то жертвовать.
Но в тот момент, когда он собирался сделать нужные распоряжения для Кейси, он вдруг передумал. У него с женой не все ладно, но не нужно впутывать ее в свою работу.
– Сложите все это у амбара.
– Снаружи?
– Погода вполне сносная. Это может так полежать, пока не будет построен навес. Я уже все перетащил, кроме сундуков, оставшихся внутри. – Брэм направился к фургону, набитому золотом Союза.
Кейси пожал плечами.
– Отлично. Я позабочусь об этом.
– Нет, – сказал Брэм. Он решил позволить Кейси все-таки дотронуться до богатства, поиграть с ним и разоблачить себя, если он виновен. Но внезапно он ощутил усталость от мыслей о том, каковы могут быть последствия всех этих игр.
– Нет, Эриксон и Джеймс вытащат их. Другие могут разгрузить этот фургон и установить палатку, где вы будете спать. Кейси, ты мне нужен. Мы должны вернуться в Кейлсборо и договориться с рабочими.
Если Кейси и разозлили подобные распоряжения, то он не подал виду.
– Отлично. Я пойду оседлаю лошадей.
На протяжении всего времени, которое они провели вместе, Брэм пытался понять, изменилось ли что-нибудь в поведении Кейси, но тот вел себя как всегда, интересовался, как обычно, женщинами, оружием и лошадьми.
В городе они ходили по различным магазинам, салунам и пансионам, договариваясь насчет работ в Солитьюде.
– Сэр!
Брэм уже собирался покинуть постоялый двор, оставив рукописное объявление на специальной доске.
Толстый низкорослый человек, подошедший к нему, тяжело опирался на костыль.
– Мистер Сент-Чарльз?
Тон вопрошавшего был настолько неуверенным, что Брэм стал его внимательно разглядывать.
– Льюис?
Старик улыбнулся.
– Да, сэр. Вы наняли меня и моего племянника Чарли сторожить Солитьюд во время войны.
Брэм пожал ему руку.
– Рад вас видеть.
Льюис кивнул.
– Удивительно, что вы еще говорите со мной после того, что случилось в Солитьюде. – Его глаза зажглись подозрением. – Мне так жаль, сэр. Так жаль. Чарли сбежал, а я постарался остаться, но однажды пришли эти дезертиры и разрушили… – Он откашлялся. – Я благодарю Бога за то, что там никто не жил в этот момент. Это было ужасно. Ужасно.
Брэм почувствовал себя неловко. Он настаивал на том, что, живи там Маргарита, Солитьюд остался бы цел. Теперь он вынужден был согласиться, что для нее безопаснее было уехать во Францию.
Безопасней.
Прежде чем он смог продолжить свои размышления, Льюис вытащил маленький помятый кусок бумаги из кармана.
– Это принесли для вас утром. От кого-то из Огайо.
Брэм взял телеграмму, развернул ее и прочитал.
«Встретимся на семейном кладбище.
Сегодня в семь часов вечера. Мика».
– Что-нибудь не так, мистер Сент-Чарльз?
Брэм в задумчивости покачал головой.
– Нет, Льюис. Спасибо.
Остаток дня он провел в поисках рабочих, которые могли бы помочь восстановить Солитьюд, но мысли его постоянно крутились вокруг телеграммы.
Хотя на улицах было много людей, ищущих работу, Брэму потребовалось достаточное количество времени, чтобы собрать бригаду. К вечеру он опросил трех строителей и несколько дюжин рабочих.
– Мне понравилось у тебя, Брэм.
Краткое замечание Кейси заставило Брэма почувствовать себя низким и подлым. Эти слова значили бы что-то, если бы их произнес друг, а не предатель.
Он не знал, как ответить на это, и пробормотал:
– Я все восстановлю.
– Со временем.
– Это время пройдет быстро – по сравнению с тем, как я жил последние несколько лет. Я устал от лжи, Кейси. Устал от того, что изображаю ветерана Конфедерации, в то время как я связан с секретной службой. Если бы я знал, что я делаю, я бы хотел, чтобы мои дела были правыми.
Кейси пристально посмотрел на него.
– Я знаю, что ты имеешь в виду. – Он вытащил из кармана огрызок сигары. Затянувшись, он остановил свою лошадь и разрешил ей отдышаться на вершине холма.
Брэм последовал его примеру, зная, что ни одно животное как следует не отдохнуло за последние несколько дней. Война и лошадей сделала изможденными и больными.
– Ты знаешь, я всегда хотел жить в подобном месте, – сказал Кейси, указывая на долину, раскинувшуюся внизу.
– А какая у тебя была ферма в Индиане?
– Крошечный клочок земли, с одной стороны огороженный забором, с другой – прижатый соседским участком.
– Ты можешь вернуться, ты знаешь это, – сказал Брэм. – Когда мы закончим наше последнее задание для Шеффилда, – ночные тени сгустились, и он уже не мог различить выражение лица своего друга, но услышал внезапный ностальгический оттенок в его голосе.
– Да нет. Там уже нет для меня места, – ответил Кейси. – Война меня научила одной вещи. Вокруг нас огромный мир, а двадцать акров земли слишком малы для одного человека.
– Что ты будешь делать?
Кейси хмыкнул.
– Я немного побуду здесь, помогу тебе восстановить твой дом. Затем я отправлюсь путешествовать. Поеду на запад.
Эти слова не мог сказать человек, рассчитывавший вернуть золото, которое он когда-то украл. Но Брэм не доверял уже никому.
– Поехали, – предложил Кейси, пришпоривая лошадь.
Брэм проводил Кейси к палатке, которую поставили на дальнем конце двора.
– Почему ты не зайдешь и не выпьешь с нами, прежде чем отправляться в амбар? – предложил Кейси после того, как они привязали своих лошадей вместе с другими под большим дубом.
Брэм взглянул на амбар, думая о своей жене. Интересно, чем она там занималась, пока его не было? Затем он последовал совету Кейси. Пожалуй, только на минутку. Он направился внутрь, заметив про себя, что жизнь не очень-то изменилась. Он мог по-прежнему проводить время с ребятами, одновременно занимаясь своими собственными делами.
Войдя в палатку, он увидел остальных мужчин, ждущих его и Кейси. Последний тут же уселся на койку, вытащил какую-то снедь из своего сундука и начал открывать бочонок с каким-то напитком. Эриксон, Уилкинс и Джеймс играли в карты на другой койке, но, казалось, они не очень-то следили за игрой.
– Ну? – спросил Брэм, беря бутылку, которую Уилкинс протянул ему. Виски в ней осталось на три дюйма, и он отхлебнул немного. – Как тут шли дела, пока нас не было?
Первым заговорил Эриксон.
– Мы выгрузили вещи, как ты просил. – Он покачал головой. – Святой Моисей! Что твоя жена положила в эти сундуки? Они стучали и гремели, как полупустой магазин, но весили при этом пару сотен фунтов каждый.
Брэм не отвечал.
– Хватит об этом, боюсь, что у нас есть нечто более важное для обсуждения.
Эриксон положил локти на колени, выжидательно глядя на Брэма.
– Мы слышали, у Шеффилда было еще одно задание для нас. Расскажи, о чем шла речь.
Брэм заколебался, прекрасно зная, что следующим пунктом плана было повысить ставки и спровоцировать Кейси или кого-либо другого, кто мог бы быть предателем, украсть золото. Ему не хотелось заниматься этим, но у него не было выбора.
– Да, между прочим, я получил задание перед тем, как мы покинули Балтимор, – он вытащил несколько бумаг из внутреннего кармана своей куртки. – Но вам вряд ли это понравится.
Уилкинс чертыхнулся.
– Воинский долг. Черт возьми, не говори мне только о воинском долге!
– Это…
– Воинский долг! Я так и знал. Какая-то шишка решила прогуляться на юг, и нас отправляют охранять ее! Уилкинс сплюнул на землю. – Я так и знал, что Шеффилд решил поручить нам что-нибудь такое в качестве последнего задания. Ведь я прав, не так ли, сэр?
Брэм кивнул, прекрасно зная, что их задание намного важнее.
– Пакет с жалованьем и деньги на расходы будут доставлены в гостиницу в Кейлсборо, в пятый номер, к десяти утра завтра. Уилкинс, Джеймс, я хочу, чтобы вы за час до этого оказались в этой комнате и после задержались там на весь день. Когда вы поедете, то возьмете с собой сундуки, которые вы любезно помогали перетаскивать для моей жены. Как вы догадались, они не были наполнены женскими побрякушками, но несколькими тысячами долларов золотом.
– Господи Боже! – выдохнул Джеймс. Уилкинс вытянулся:
– Да, сэр!
Наблюдая за их реакцией, Брэм засомневался в искренности их удивления.
– Эриксон, ты проверишь их завтра вечером в девять. После этого каждый из вас – кроме Кейси – будет нести караул в течение восьми часов.
Мужчины кивнули.
Кейси неуверенно спросил:
– А что должен делать я?
– Ты будешь эскортировать нашего… гостя в город, затем ты будешь его телохранителем до конца его визита – с теми, кто будет сторожить комнату, конечно.
Кейси окинул взглядом каждого из своих товарищей, затем снова обратился к Брэму.
– А кого мы должны будем охранять?
Брэм медленно поднял глаза на него, стараясь разглядеть, было ли это обыкновенное любопытство или что-то другое. Он не заметил ничего, кроме профессионального интереса.
– Шеффилд связывался с бывшим генералом войск Конфедерации, сбежавшим во Францию прямо в середине войны. Этот человек очень болен и хочет вернуться на родину, чтобы здесь и умереть, но проблема заключается в том, что за его голову назначена довольно большая сумма. За него просят двадцать тысяч долларов, дюжину ружей и амуницию, а также продуктов на месяц.
