Текст книги "Сладостный вызов"
Автор книги: Лайза Бингхем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Как же это могло случиться?
Все считали Брэма погибшим. В первые несколько месяцев она верила, что информация, полученная ею в посольстве, была ошибочной, но годы молчания подтвердили ее. Она никогда не говорила с членами его семьи, которые могли сообщить ей обратное, или с человеком, который сражался с ним на войне.
Если бы она знала, что Брэм был жив, но позволял ей верить в его смерть, ей было бы еще больнее. Маргарита верила в то, что на самом деле было неправдой, и когда она наконец нашла для себя какую-то цель в жизни, он вернулся, чтобы отнять ее.
Зачем он здесь? Он не должен быть перед ней с непривычно длинными волосами, широкоплечий, с гордой осанкой. Он не должен стоять здесь, в церкви, обутый в грязные сапоги, испачканные серые брюки и шерстяную куртку, пережившую саму себя – явные реликвии времен Конфедерации.
Маргарита почувствовала горечь. Он продолжал носить эту одежду спустя месяцы после окончания войны – так, словно это было делом чести.
– Пойдем, Маргарет. Ты и так потратила достаточно времени на всякую чепуху. Пойдем со мной домой.
– У нас с тобой нет дома, – только и смогла проговорить она, задыхаясь от слабости.
– Неужели? – ее сопротивление, казалось, удивило его, и он сделал еще один шаг по направлению к ней, а его сапог оставил грязный след на шелковой дорожке.
В этот момент она ненавидела Брэма. Ненавидела его за то, что он испортил этот день, унизив ее таким образом. Но более всего она ненавидела его за то, что он однажды заставил ее полюбить – и она любила его всем сердцем, всей душой. Он не мог найти для своего появления более веской причины. Война. Война, которую Маргарита не понимала, в которую она не верила. Он никогда бы не осознал, насколько ее ужасала сама идея войны. Настолько, что, оставив саму мысль о том, будто когда-нибудь они окажутся снова вместе, она почувствовала внутри лишь боль и пустоту, глядя на его имя, напечатанное в списке погибших.
– Маргарита, – Элджи взял ее за запястье. – Сделай же что-нибудь.
Она высвободила руку.
– Тише, Элджи, – холодно ответила она. – Предоставь это мне.
– Тут нечего предоставлять, – губы Брэма иронически выгнулись. – Жена должна принадлежать своему мужу.
– Я не твоя жена.
– Мы обвенчаны.
– Это была ошибка.
– Ошибка или нет, но смысл в том, что мы принадлежим друг другу по закону.
– Этот брак может быть аннулирован – что я и собиралась сделать раньше. Думаю, что есть специальный пункт, который предусматривает развод в случае, если муж бросил жену.
– Я тебя не бросал.
– Здесь не время и не место обсуждать это. Я приму во внимание твои доводы, как только в этом будет необходимость.
– Почему же ты раньше этого не делала?
Развод – это не то, что она хотела обсуждать в церкви, наполненной людьми, но он не позволял ей избежать этого разговора.
– Не стоит торопиться в таких делах, во-первых. Даже когда нас разделял океан, я знала, что ты не станешь беспокоить меня. Но когда я со временем стала трезво оценивать ситуацию, то поняла, что, поскольку твое имя значилось в списке погибших, никаких вариантов здесь быть не может. – Она свирепо взглянула на сапог, застывший на шелковой дорожке. Я обещаю тебе, что попытаюсь войти в твое положение. Ты можешь быть уверен, что на этот раз я доведу это дело до конца.
– Нет, Маргарет. Не доведешь. И никакого аннулирования не будет, – последняя фраза была произнесена тоном, не допускающим возражений. – Я не допущу этого, покуда сердце бьется в моей груди.
С этими словами он достал нож из голенища своего сапога. Собравшихся охватила паника.
Регина, которая начала было подавать какие-то признаки жизни, снова потеряла сознание.
– Ты моя жена, – заявил он. – Нужно трезво оценивать ситуацию.
– Ситуацию! Я не скамеечка для ног, которую переставляют с места на место, используя то для одних целей, то для других. Я женщина из кости и мяса, и у меня есть своя голова на плечах!
– Хватит! – Челюсть его задрожала, а суставы пальцев, сжимавших нож, побелели, заставив ее осознать, что не только у нее сдали нервы. Брэм обыкновенно хорошо контролировал себя, но на этот раз он был в бешенстве.
Он сделал еще несколько шагов, лезвие ножа окрасилось бликами, отбрасываемыми витражами на окнах. Лицо Элджи побагровело, руки сжались в кулаки, но Маргарита стояла, как вкопанная.
– Уходи, Брэм. Тебя не приглашали на церемонию.
– Церемония, как ты это называешь, закончилась.
Он выхватил нож и мгновенно отсек добрую часть ее свадебного шлейфа. Маргарита вскрикнула, инстинктивно заслоняясь от него рукой, но он не обратил на ее жест никакого внимания. Брэм с силой дернул за фату, освободив ее из прически, и бросил ее на пол. Взяв ее за руку, другой рукой он крепко обхватил ее за талию.
– Ты моя. Я не делюсь ни с кем тем, что принадлежит мне.
Она открыла рот, чтобы сделать едкое замечание, но у нее перехватило дыхание, когда он поднял ее и перекинул через плечо.
Брэм направился к выходу семимильными шагами.
– Стой! Оставь меня в покое!
Но он не слушал ее воплей, и, наконец, никто из находящихся в церкви не смел помочь ей. Как только дверь за ними захлопнулась, последнее, что услышала Маргарита, был возглас Нанни Эдны:
– Все уже? Какое облегчение! Теперь выпустите нас отсюда, и пусть все едут по домам.
Брэм не обращал внимания на давку, царившую возле церкви. Швырнув Маргариту на сидение свадебной кареты, он прыгнул рядом с ней, и они сорвались с места. Его собственная лошадь, впряженная в карету сзади, понеслась рысью у них за спиной.
Спустя пятнадцать минут, прибыв в гостиницу, Брэм толкнул на кровать свою жену – женщину, которую он однажды поклялся любить, защищать и уважать.
Если бы только ее собственные обещания что-то значили для нее! Но она ничего не могла бы предложить ему, кроме тщетных надежд и пустого сердца. Она все больше и больше чувствовала себя обманщицей. В маске прекрасной принцессы.
Маргарита запрокинула назад голову, убирая волосы с глаз – длинные, темные блестящие волосы, дотронуться до которых он мечтал во время войны бессчетное множество раз. Снова и снова он представлял себе эти пряди, обвивавшие его по ночам. Как ему порой хотелось обернуть их вокруг запястья и заставить ее смотреть на него, чтобы она увидела, что она делала с ним, заставляя его забыть обо всем своими ласками, избаловав его. Как же долго он спорил с ней! Он и не предполагал, что сможет перенести ее ледяной тон.
Маргарита смотрела на своего мужа, ее ярко-синие глаза потемнели от гнева, но он не чувствовал раскаяния при мысли о том, во что он превратил ее тщательно разработанные планы. Она заслужила подобное обращение. Ведь именно она чуть было не пошла на двоемужие.
– Как ты посмел? – спросила она тихо. – Как ты посмел превратить мою свадьбу в такой бардак?
Брэм зло посмотрел на нее и стал снимать куртку.
– Видимо, ты не в состоянии реально смотреть на вещи, сколько раз я уже говорил тебе, что мы женаты!
– То, что произошло между нами, было ошибкой молодости, и мы бы допустили еще большую ошибку, пытаясь это продлить.
– Теперь все изменилось. – Он снял с себя рубаху – серую с темными полосками, чтобы, наверное, показать ей оставшиеся на теле следы войны. – Как ты помнишь, ты едва могла дождаться нашей церемонии. Или я должен напомнить тебе о всех наших ночах? Ты когда-то говорила, что тебе будет приятней заниматься любовью, если ты перестанешь волноваться, будто кто-то застанет нас в нашем домике.
Ее припадок возмущения не помешал ему продолжить, и он стал расстегивать жилет.
– Поэтому мы и решили тайно обвенчаться. Мы уже не могли друг без друга. Ты очень боялась, что нас застанут и твой отец изобьет тебя за то, что тебя лишил девственности простой американец.
– Ты лжешь!
– Перестань, Маргарет. Кто из нас лжет? Позволь, я освежу твою память. Было лето, – его голос стал тише. – Твой отец приехал в Солитьюд, чтобы заключить со мной сделку, и привез тебя вместе с собой. Ты ехала в открытом экипаже, твои волосы были разбросаны по плечам, на тебе было простое хлопковое платье. И ты, появившись, первым делом взглянула на меня.
– Ты ошибаешься!
– Неправда.
Кровь ударила ей в голову, ее щеки зарделись.
– На второй день мы поцеловались. Спустя неделю мы уже дошли до конца в наших отношениях.
Маргарита открыла рот, но он знал, что она не сможет отрицать все это. Воспоминания об их страсти были настолько сильны, что они оба теперь чувствовали, как комната словно наполнилась какими-то любовными флюидами.
Брэм дотронулся до ее щеки, вспоминая каждую деталь.
– Ты должна была понимать, что меня легко покорить. Я никогда раньше не встречал такой красивой женщины. Твои глаза, твое лицо, твоя кожа.
Он нежно гладил ее по щеке.
– Мы знали друг друга лишь в течение нескольких недель, когда мы бегали в домик, чтобы хотя бы поцеловать друг друга или обняться. Ты продолжаешь настаивать, что хочешь аннулировать наш брак, но ты должна знать, что это будет трудно, потому что мы с тобой вступали в интимные отношения.
Маргарита в замешательстве поджала губы, и это немного усмирило его гнев. Она все помнила. Это читалось по ее лицу, по ее губам.
– Дождавшись, пока последний человек в Солитьюде не отойдет ко сну, – он остановился, чтобы посмотреть, как румянец вновь покрывает ее щеки, – ты сбежала по черной лестнице и вырвалась наружу. – Его голос под воздействием воспоминаний слегка охрип. – Я видел как ты бежала босая по траве, твои волосы развевались, обнаженные икры были видны сквозь складки тонкой ткани.
Слова затихли, его собственная память была слишком сильна. Он словно бы ощущал ее тело, она обвивала его шею руками и покрывала его поцелуями. Он так любил ее.
Он так ей верил.
Так по-дурацки был очарован ею.
Внезапно он понял, что ее любовь была ненастоящей. Если бы она действительно любила его, она бы не смогла так легко это забыть.
Эти размышления привели Брэма в чувство. Гнев с новой силой охватил его. Маргарита лгала ему. Она предала свою любовь. Затем она вернулась домой во Францию вместе с отцом, уехав в тот самый день, когда поклялась вечно принадлежать ему.
– Пара месяцев страсти, – горько добавил он. – Это все, что было у нас до твоего отъезда. Ты не должна быть в претензии на меня за то, что я нашел тебя. Помнишь, как ты смотрела на меня, когда мы были вместе, словно в тебе просыпался зверский голод? Это было самым важным моим опытом с женщиной. Раньше у меня тоже бывали женщины…
– Много женщин!
– Три, и ты это знаешь.
Она молчала.
– Я рассказывал тебе о них. Я отдал свое сердце тебе, строил планы на будущее, и все, что я говорил тебе, лишь разжигало твою страсть ко мне.
Маргарита положила руки на колени и уставилась в пол. Конечно, она не могла все это отрицать. Но также она не могла отрицать, что они давно уже не вместе.
Брэм выпрямился, внимательно глядя на нее, пытаясь увидеть в ней черты той женщины, которую он знал – когда-то такой беззаботной, наполнявшей его жизнь смыслом. Но он не находил ее. Она даже внешне слегка изменилась.
– Ты потеряла свою девственность со мной задолго до свадьбы, Маргарет.
Она не спорила.
– Затем, спустя несколько часов после того, как мы поженились, ты уехала.
– Я никогда бы…
– Что бы ты никогда не сделала? – прервал он ее. – Не признала бы правды? Что ты не любила меня, никогда не любила меня? Черт возьми, Маргарет, почему же ты вышла за меня? Я спрашивал себя об этом миллион раз. Почему?
Она молчала.
– Вряд ли это было из-за секса…
Она сидела, потрясенная его цинизмом.
– Мы достаточно много занимались этим, чтобы ты хотела большего. – Он покачал головой. – Может, из-за Солитьюда? Наверное, мысль о том, что ты будешь жить в имении, среди богатых плантаций, и каждый твой каприз будет немедленно исполнен… Так?
– Нет.
Но его грубый шепот не прерывался.
– Тогда почему? – Он наклонился над ней, заставив ее посмотреть ему прямо в глаза. – Может, потому, что моя семья была богата? Поэтому? Жизнь дочери дипломата не была настолько комфортной… Ты увидела богатства моей семьи и решила найти возможность присвоить их?
– Неправда! – выдохнула она в шоке. Кажется, он был готов поверить ей.
– Не играй со мной в невинность, Маргарет. Это тебе не идет. – У нее от обиды перехватило дыхание, он это заметил. Ее грудь вздымалась, она судорожно глотала воздух.
Его жена по-прежнему была очень красива. Даже еще красивее, чем раньше. Ее внешность раньше была немного детской, теперь же она стала более женственной.
– Ты знал, как свести меня с ума. Я умирала от желания при виде тебя.
– Я думал, мы любим друг друга, Маргарет.
Он взял ее лицо в ладони и повернул его к себе. Ее кожа была такой же бархатистой и нежной, как и когда-то. Даже, может, еще нежнее.
– Ты согласилась стать моей невестой.
Он провел по ее губам большим пальцем, думая о том, что они созданы для поцелуев.
Но как же эти губы могли столько лгать ему?
Какой-то древний гнев разгорался глубоко в его груди. Он сжал ее подбородок, заставив снова посмотреть на него.
– Затем ты предала меня. Ты приказала высечь меня.
– Нет!
Она отрицала все уже чисто автоматически, но он не слушал ее.
– Для свадьбы мы выбрали очень теплый день. На рассвете мы покинули Солитьюд, сев на двух лошадей. Четыре часа езды между моим домом в Вирджинии и Мэрилендом, но мы проехали это расстояние за три с чем-то. Мы выбрали тихий маленький городок на границе…
– И ты оставил меня!
– Я оставил тебя одну на пару часов, чтобы ты могла отдохнуть и переодеться.
Ее лицо исказилось.
– Теперь ты пришел, чтобы напомнить мне весь этот кошмар. На пути к гостинице мы продирались сквозь толпу, глазевшую на учения местной милицейской части. Ты был в восторге. По тебе нельзя было сказать, что скоро наступит наша первая брачная ночь. Твое внимание рассеялось, казалось, ты потерял ко всему интерес.
– Это была часть политических выступлений по поводу недавней победы Авраама Линкольна!
– Да, но и одновременно это был первый раз – первый раз, когда ты показал, что твои политические взгляды очень много значат для тебя – настолько, что ты готов был пойти в армию добровольцем.
– Я рассказывал тебе о моих убеждениях и раньше.
– Да, но я считала, что ты был за дипломатическое решение вопросов, а не за войну! В день нашей свадьбы ты хотел остановиться возле пункта вербовки солдат. Ты действительно решил, что я поверила тебе, когда ты сказал, что дал мне так много времени только на то, чтобы переодеться и отдохнуть? Я знала: ты вернешься на пункт и запишешься в армию.
– Поэтому, спустя минуту после моего ухода, ты направилась в гостиничный вестибюль дать телеграмму твоему отцу, чтобы он приехал и забрал тебя.
– Потому, что я знала, что ты вернешься с бумагой, подтверждающей твое зачисление в войска.
– Я настоял на том, чтобы они мне дали несколько недель прежде, чем призвать меня.
– Замечательно! Очень романтично! Короткий медовый месяц перед многими годами вдовства. – Она была сильно раздражена. – А ты ведь обещал любить и беречь меня.
– Так бы я и сделал.
– Прямо на поле битвы? Ты был готов променять меня на твою гадкую войну и ждал нашей первой брачной ночи, чтобы признаться мне! Почему ты не поделился со мной своими планами до церемонии?
– Я не думал, что это так важно. Я собирался обсудить с тобой это по возвращении с пункта вербовки…
– …Когда уже было бы поздно…
– …Но твой отец уже приехал, чтобы забрать тебя.
– Тебя не было целых шесть часов! Когда приехал папа, ты вскоре вернулся в гостиницу, и я понимала, что абсолютно безнадежно пытаться говорить с тобой. Я не собиралась стоять и смотреть на ваши тела: вас убили бы во имя страны, в которой я провела только три месяца!
– Это жалкие отговорки, мы оба знаем это. Твоя мать была американка, и она растила из тебя американку, а не француженку.
– Но я выросла во Франции. Франция! Моя мать умерла за год до того, как я познакомилась с твоей семьей. Я не разделяла твои взгляды на политику.
Брэм придвинулся ближе к ней.
– Ты была моей женой. Это должно было что-то значить для тебя. У тебя ведь были какие-то обязательства передо мной.
– Конечно! Такие же, какие и у тебя. Я хотела забрать тебя в Европу, подальше от этой чертовой войны. Я хотела заботиться о тебе!
Он придвинулся еще ближе, так, что ей пришлось откинуться назад, опершись на руки.
– У тебя была возможность показать это. Но ты ушла из комнаты в отеле, даже не оглянувшись. – Слова отозвались эхом в комнате. Обвинение, которое он мечтал вынести уже несколько лет. – Ты послала за ним. Мы не были женаты еще и дня, а ты уже позвала его. Хотя еще утром поклялась, что любишь меня. Ведь так?
Маргарита не отвечала, ее глаза были широко открыты.
– Ты любила меня?
– Я боялась…
– Ты любила меня?
– Ты имеешь в виду, думала ли я о тебе, несмотря на все соображения о благополучии и безопасности… Нет, – выпалила она. – Ты мне нравился потому, что ты остроумный, привлекательный, с тобой всегда было легко. – Ее голос дрогнул. В ее тоне сквозила какая-то слабость, которую он раньше не слышал и которая давала ему повод подозревать ее во лжи, но ее слова были именно такими, каких он и ожидал, когда заранее в мыслях прокручивал эту сцену.
– Тогда почему же ты вышла за меня?
Она тяжело вздохнула и медленно произнесла:
– Потому что ты лишил меня девственности.
– Лишил? Ты пошла на это по доброй воле. Почему же ты покинула меня, как только мы поженились?
– Я не собиралась остаться брошенной.
– Брошенной? Но как? Я записался в армию, а не ушел к другой женщине!
– Ты оставил меня наедине с собой – один Бог знает насколько. Поэтому я сделала то, что мне казалось самым лучшим в данной ситуации. Я вернулась во Францию. И наконец, у меня было время понять, что наш брак – ошибка. Это то, о чем я потом очень долго жалела. Я не принадлежала твоей стране. Я не принадлежала тебе.
Ее глаза как-то странно заблестели, и ему показалось, что она сейчас заплачет.
– Понятно. – Это было единственное слово, которое он смог выдавить из себя: его горло свело от злости.
В комнате стояла мертвая тишина. Затем Брэм спросил:
– Скажи мне, причины, побудившие тебя выйти замуж за Болингбрука, были более вескими? Ты собиралась стать женой американца. Ты вынуждена была бы жить там, где ты не хотела бы жить, в стране с по-прежнему неустойчивой политической ситуацией. Или его деньги сумели разогнать твои страхи? Неужели это действительно то, из-за чего ты оставила меня? Ты боялась, что, будучи вторым ребенком в семье, я не унаследую достаточного состояния, чтобы удовлетворить твои запросы?
Она не отвечала, но он и не ждал от нее ответа. Она чувствовала себя виноватой. Деньги. Неужели ее всегда беспокоили только деньги?
Он почти уже расстегнул рубашку.
– Что ты делаешь? – прошептала Маргарита, глядя на его уже почти обнаженное тело.
– Раздеваюсь.
– Зачем?
– Чтобы завершить то, что мы не успели.
– Но у нас больше нет общих интересов, я совершенно в этом уверена. – Она стала переползать на другой край кровати.
– Нет, есть. То, чему помешал твой отец. Наша брачная ночь. Насколько я помню, именно она и послужила причиной его появления в последний раз. Ты, конечно, уже далеко не девственница, но я все же сделаю то, что должен, и с большим удовольствием.
– Мой отец…
– Уже умер. Я знаю. Все мельчайшие подробности твоей частной жизни постоянно мелькали на страницах газет.
Он замер, снимая рубашку, его движения вдруг стали спокойнее.
– Я очень сожалею о его смерти, но не оплакиваю его. Он ошибся, помогая тебе сбежать от меня. – Брэм немного помедлил, зная, что она внимательно слушает его. – Однако на этот раз нам никто не помешает.
Глаза Маргариты вспыхнули.
– Но ты ведь не думаешь, что мы, что я, что я разрешу тебе, что…
– Я твой муж.
– Чепуха. Мы никогда не были женаты по-настоящему.
– Мы повторили наши клятвы перед судьей. У меня есть бумага, подтверждающая это.
– Но тебя считали погибшим! У меня есть документы, подтверждающие твою смерть. Мне сказали, что я овдовела. Я совершенно изменила свою жизнь и не желаю повторять старых ошибок.
– У тебя нет выбора. Если ты думала, что меня убили, то это твои проблемы. Все эти свидетельства о смерти ошибочны. Ты и я женаты и будем мужем и женой – «пока смерть не разлучит нас», – добавил он. – Моя настоящая смерть.
– Я ничего не знаю.
– Я попробую исправить это.
Его руки скользнули к застежке на брюках.
– Но я не хочу быть твоей женой. Мои чувства к тебе никогда не были настолько сильны, чтобы они сохранились так надолго.
– Ты должна была думать об этом тогда, когда попросила меня жениться на тебе.
– Этого не было!
– Было. Ты взяла мою руку, положила ее себе на грудь и…
– Я была тогда еще девчонкой. Я не могу сейчас отвечать за свою тогдашнюю глупость.
– Можешь и будешь. – Он содрал через голову с себя шерстяное нижнее белье и швырнул его на пол. – Я думаю, пришло время проверить, горит ли до сих пор та искра, которую мы однажды высекли вместе с тобой.
– Нет.
– Обычно ты начинала таять, как только я прикасался к тебе.
Она быстро вытянула руку и схватила керамический кувшин, стоявший у нее за головой.
– Не подходи ко мне. Если ты попытаешься…
– Тогда что? Ударишь меня? Твой папочка не придет на этот раз, так что тебе это придется сделать самой, Маргарет. Может, тебе нужен арапник?
Она вздрогнула, кувшин упал и разбился вдребезги.
– Ты не сделаешь мне ничего дурного. Ты никогда не обижал меня.
– Этого ты не должна была говорить.
– Я не хочу заниматься с тобой любовью, Брэм.
Не отвечая, он упал в кресло и начал стягивать сапоги.
– Прекрати, Брэм.
Она заговорила быстро, стараясь смягчить свой голос – из дипломатических соображений.
– Я не видела тебя несколько лет. Если ты хотел быть моим мужем все это время, то почему ты не попытался встретиться со мной?
– Я был на войне, ты забыла? Я не мог вернуться тогда, когда мне этого хотелось. Я не мог приехать к тебе и вернуть тебя. Однако если бы ты жила здесь, в Америке, я мог бы обговорить с тобой наши дела, и мы бы не расстались.
– Я и раньше говорила тебе, что не хочу принимать участия в твоей войне. Я не желала оставаться здесь и подвергать себя такой опасности.
– Опасности! Ты никогда не была в реальной опасности. Как моя жена, ты могла бы жить в Солитьюде под охраной. Ты была бы в целости и сохранности, пока я бы не вернулся к тебе.
Он встал и направился к ней, заставив Маргариту снова откинуться назад.
– Но ты не слушала, когда я говорил тебе об этом. Ты без умолку болтала о своем идиотском французском гражданстве. Но что ты никак не могла принять во внимание, так это то, что ты вышла замуж за меня. Этот факт мог бы заставить тебя хотя бы относиться с уважением к тому, что волновало меня.
– Мне было только шестнадцать. Я была молода, очень импульсивна и эгоцентрична.
– Да, но ты была достаточно взрослой, чтобы нести ответственность за свои действия. Твой отец должен был бы обратить на этот факт внимание и смириться с этим. – Он подходил все ближе и ближе, тесня ее. – Ты вела себя бесстыдно, Маргарет. Ты очаровала меня. Ты завладела моим сердцем и заставила меня плясать вокруг тебя. И я был рад. Я женился на тебе. Затем, спустя несколько часов, ты предала свою любовь и уехала. И теперь ты заплатишь за это.
Маргарита пыталась выскользнуть из-под него, но его руки держали ее крепко. Прижатая к спинке кровати, она была абсолютно беспомощна.
– Мне было шестнадцать, – повторила она, слабея. – Я лишь потом осознала, как я была глупа, когда сбежала от тебя.
– Ты могла вернуться ко мне. Ты могла написать.
– Мне сказали, что ты погиб! – ее голос сорвался.
– Но ведь это не так.
Брэм схватил ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
– Я выжил. Больше половины моих товарищей погибло за то время, пока я был на войне, но я выстоял. Знаешь ли ты, что заставило меня остаться в живых? – Она не могла ни говорить, ни думать. Он был слишком тяжел и слишком страшен во гневе. – Ты, – прошептал он, но слово это не было похоже на комплимент. – В день, когда ты бросила меня, я поклялся, что снова найду тебя. И как только закончится война, ты опять будешь моей женой.
Его губы были придвинуты почти вплотную к ее лицу, и это заставило Маргариту задрожать.
– Я поклялся, что совершу обряд первой брачной ночи, и каждая следующая ночь с этих пор вселяла в меня надежду.
ГЛАВА 3
– Раздевайся, Маргарет.
Его жена дрожала. Брэм мог разглядеть, как ее дыхание мелкими толчками заставляло трепетать ткань ее платья. Настолько тугого, что грудь выглядела небольшой. Лишь шнуровка на лифе не позволяла полам платья распахнуться.
Она была так красива!
Брэм забыл – нет, не забыл, он просто не принимал во внимание тот факт, что, словно шедевр искусства, она с годами становилась только прекрасней, ее краски – ярче, волосы темнее – глаза – еще более манящими.
– Давай, Маргарет. Неужели мое общество тебе настолько неприятно? – Его палец дотронулся до ее груди, скользнув по нежным веснушкам на открытом участке тела. Брэм с восторгом смотрел, как ее голую шею и лицо заливает розовый румянец.
– Я не смущаю тебя? – спросил он сухо.
– Ты смущаешь сам себя, – попыталась сыронизировать она.
– Думаю, что мое поведение легко объясняется обстоятельствами, о которых мы оба знаем.
– Ты прервал мою свадьбу!
– Я был вынужден это сделать. Представь себе, в каком я был шоке, когда узнал, что моя жена собирается выйти замуж во второй раз!
– Ты мог встретиться и поговорить со мной лично.
– Я хотел огласки.
– Огласки?
– Я хотел, чтобы все в Балтиморе знали, что ты моя. И теперь у тебя нет возможности вернуться к этому человеку, Маргарет.
– Я хочу развода, – сказала она упрямо.
– Я его не дам тебе.
– Ты сможешь жить с женщиной, которая ненавидит тебя?
Палец у нее на груди настойчиво отогнул край ее декольте и стал проникать глубже.
– Ты не ненавидишь меня, Маргарет.
– Как ты можешь так ошибаться?
Его рот растянулся в усмешке. Она почувствовала себя слабой женщиной, в разорванном платье, запертой в ужасном гостиничном номере, ссорящейся со своим давно потерянным мужем.
– Ты не ненавидишь меня, Маргарет. Ты даже слишком далека от этого. Я вижу, что глубоко в твоих глазах теплится искорка былой страсти. Возможно, в этом мы схожи с тобой.
– Ты можешь разглядеть там лишь ненависть.
– Удовольствие.
– Нет!
– Неужели? Тогда почему ты так странно тяжело дышишь? – Он положил ладонь на ее левую грудь. – Почему твое сердце так сильно бьется?
– Ты мне противен.
– М-м. Возможно, но совсем чуть-чуть. Под маской гнева ты скрываешь бурю другого сорта. Поцелуй меня, моя девочка.
Это была фраза, которой Брэм приглашал ее к любовной игре. Много лет назад. Он знал, что она помнит даже такие мелкие, интимные детали их отношений. Он снова схватил ее за подбородок.
– Поцелуй меня.
– Нет.
Это был очень слабый отказ, он воспользовался этим и наклонил голову, с каждой секундой сокращая расстояние между их губами.
– Нет.
Брэм улыбнулся. Маргарита сама не знала, что говорит. Он видел, что она инстинктивно тянется к нему, а не отталкивает его. Ее губы были раскрыты, глаза стали темней и влекли его своим таинственным блеском. Он так часто раньше видел ее такой, но тогда она была совсем еще девочкой, а не зрелой женщиной.
Ему с трудом удалось заставить себя отпустить ее.
– Ты права. Я не должен целовать тебя. Не сейчас. Мы не станем этого делать, пока снова не узнаем друг друга.
Выражение ее лица комично сочетало в себе недоверие и разочарование.
– Может быть, позже. После ужина.
– Ужина?
– Ты, наверное, голодна?
– Если бы не ты, я бы сейчас пировала у Ротшильда.
Брэм остановился.
– Если хочешь, мы можем поехать туда.
– Нет.
Он быстро оделся и стал застегивать рубашку, но она взяла его руку.
– Я не могу вернуться туда.
– Почему?
– Будет скандал, – ответила Маргарита, поджав губы.
Он подошел вплотную к ней.
– Тебя никогда не волновали скандалы. Ты, наоборот, любила быть в центре внимания.
– Если это приносило какие-то хорошие результаты. Но я не хочу говорить…
– Ты не хочешь, чтобы на тебя смотрели с жалостью, а не с завистью.
Она собралась было ответить ему, но не нашлась.
– Ты не очень-то изменилась с тех пор. Ты немного жестока, но все так же привлекательна.
– Я совсем не это имела в виду.
Он пожал плечами.
– Жаль, что ничем уже нельзя помочь.
– Помочь?
Брэм не слушал ее.
– Я распоряжусь насчет еды. И еще, Маргарет, – добавил он, зная, что стоит ему уйти, как его жена попытается сбежать. – Чтобы быть уверенным, что ты никуда не денешься… – С сумасшедшей быстротой он вытащил откуда-то наручники и, прежде чем она успела опомниться, защелкнул одно кольцо на ее запястье, а другое – на ножке кровати. – Это подарок. От моего брата Мики.
– О! – ее вопль отчаяния был слышен, вероятно, во всем коридоре.
– Я знаю, что это не очень вежливо, но ты видишь: я не доверяю тебе.
Прежде чем уйти, он страстно поцеловал ее и добавил:
– Ты все так же хороша на вкус, Маргарет. Пожалуй, даже лучше, чем когда-либо.
Дверь под напором чуть было не слетела с петель, когда, изрыгая проклятия, в комнате появился проворный джентльмен.
Услышав шум, Маргарита приготовилась к следующему этапу борьбы, но это был не Брэм. Вместо него перед ней возникла фигура Франсуа Жоли.
– Франсуа!
– Mon Dieu![1] Я почти час дожидался, когда этот людоед уберется отсюда, – проворчал он, снимая пиджак и поправляя цепочку от часов. – Человек в моем возрасте не должен скрываться и красться в тени, как обыкновенный вор. – Он поучительно поднял вверх палец. – Я прятался в ужасно грязной отвратительной нише с пугающей статуей этого… в общем, черт его знает, кто это был… слишком долго.
Маргарита вскочила с кровати, чтобы радостно обнять его, но тут же упала обратно, так как ее не пускали наручники.
Глаза Жоли негодующе вспыхнули.
– Sacre bleu![2] В какие игры играет этот человек?
Она почувствовала, как ее затопляет волна жара, и поспешила объяснить:
– Он пытается таким образом удержать меня здесь.
– Ах, это страшно неприятно. Как же я испугался, когда услышал крик в холле.
– Ты слышал нас снаружи?
– Mais oui[3]. Вам обоим следует поучиться хорошим манерам, но… Это не та причина, по которой я здесь. – Его серые глаза потускнели. – У меня есть срочное дело, которое я должен обсудить с тобой, и я поспешу это сделать. Разумеется, после того спектакля, который твой муж разыграл в церкви, он будет посылать кого-нибудь сторожить тебя, когда соберется уйти.
Она нахмурилась, но Жоли улыбнулся.
– Что случилось, cherie[4]? Неужели ты думала, что дорогая Эгги не расскажет все по порядку после возвращения из церкви?
– Я думала, это займет больше времени. – Она взглянула на дверь, ее охватила тревога. Если вернется Брэм и увидит здесь Франсуа…
