Текст книги "Солнце для холодного неба (СИ)"
Автор книги: Лайт Ани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Такой режим плохо сказывался на моем здоровье: я похудела, побледнела, синие мешки под глазами придавали вид женщины-работяги, а никак не шестилетнего ребенка. Подобные изменения не остались незамеченными со стороны родителей. Я не рассказала им про то, что на меня и Тсуну напала собака, иначе они Саваду старшего живьем съедят и не посмотрят, что он шахтер или важная шишка в мафии.
Но про кошмар рассказала все честно и подробно. Я думала, что меня поведут к психологу, но мама решила просто заварить успокаивающие травы, и давала их каждый вечер. Немного помогало, но этого было мало.
На Тсуну случившийся инцидент, кажется, не повлиял никак. Он не жаловался ни на бессонницу, не шарахался от собак, как это делала я. Как будто ничего не было. Мы общались, я старалась всячески скрыть свою проблему, но Тсунаеши может и был ребенком, но точно не дураком и не слепцом.
В один вечер, когда мы обсуждали, что лучше "Шевроле" или "Хонда", Тсуна задержался у меня, поэтому был свидетелем того, что мама давала мне отвар и предупредила, что если опять будет сниться кошмар, чтобы я приходила к ней. Но я к ней не приходила. Наверное, стеснялась или просто не доверяла.
И в этот вечер, когда пришло время спать, Тсуна ушел, не прощаясь, а потом вернулся. С подушкой и одеялом. Осчастливил всех, что этой ночью он спит со мной. В этот момент я, наверное, по красноте обогнала бы рака. Как-то двусмысленно это звучало. Только спокойная реакция родителей и возраст хоть немного уняли смущение. Мы спокойно поместились в одной кровати, даже второе одеяло не потребовалось. В ту ночь кошмар не снился.
Последние несколько дней Тсуна периодически ночевал у меня. Я была не против, мои родители тоже, а по поводу родителей Тсуны не знаю, но могу сказать точно, что раз он ночует, значит и они тоже не против. Кошмар стал все реже и реже сниться, но боязнь собак еще не ушла.
Я пыталась выяснить что-то про пламя у Тсунаеши, но он сказал мне молчать. Когда придет время, сам все объяснит, а пока "делай вид, будто ничего не видела". Наверное, это как-то после связано с Иемицу, иначе он бы мне рассказал, ничего не скрывая.
После выпуска из садика, у нас появилась новая проблема – в какую школу идти. С одной стороны хотелось, чтобы эта школа была приличной, с другой – чтобы находилась недалеко. Решали этот вопрос мы с Тсуной и наши родители, сидящие за одним столом в доме Савады. Иемицу почему-то решил, что этот важный вопрос должны обсудить все вместе.
С Савадой младшим вопрос был решен быстро: родители решили отправить его в Младшую школу Намимори. Она находилась недалеко, репутацию имела неплохую. Что еще надо? А вот со мной дело было посложнее: мама хотела отдать меня в школу для девочек, Мидори.
– Рикана-сан, Тсуна с Саэ очень сдружились, почему бы им не учится вместе? – возмутился Внешний Советник.
Я очень хотела бы учится с Тсуной, но вот мама...
– Я не против, но вы просто не понимаете. Саэ пока ребенок, а потом она начнет расти, станет настоящей красавицей. Я переживаю, как бы с ней ничего не сделали, – Рикана привела доказательства своего выбора.
Мама как всегда в своем репертуаре.
Мы сидели с Тсуной и наблюдали за спором родителей. Даже Нана подключилась и вместе с мужем пыталась уговорить отдать меня в Намимори. Мой отец в разговор не встревал, его позиция была ясна: ему все равно в какую школу меня отдать, лишь бы мне там хорошо было.
Меня спрашивать никто не собирался. Ну да, я же маленькая девочка, всего не понимаю.
– Им не надоело? – Тсуна наклоняется ко мне и тихо спрашивает. – Уже два часа спорят.
– Спорить будут долго, – отвечаю и тут же задумчиво добавляю, – очень долго.
Часы уже показывали семь вечера. Я уже замучилась пить вторую кружку чая и слушать эти доводы. Одно и то же. Сколько можно?
– Давайте лучше у Саэ-чан спросим, куда она хочет! – крикнул Иемицу и хлопнул по столу.
На меня уставились сразу пять пар глаз. Мама очень хочет Мидори, и если я откажусь, то обижу ее, покажу, что не уважаю ее выбор. Если скажу, что Намимори, то смогу учиться с Тсуной вместе. Выбрать сложно. Хотелось бы иметь на новом месте своего человека, но и портить отношения с мамой не очень хотелось.
– Я... -замолчала, опустив глаза вниз.
Мне не хочется никого обидеть, но и в Мидори тоже не хочу.Ладно, отвечу честно, будь что будет.
– Я хочу учится вместе с Тсуной! – выпалила я, боясь посмотреть на лица взрослых.
Наступившая тишина была нарушена радостным возгласом отца Тсуны:
– Молодец, моя девочка! Ты сделала хороший выбор!
Моя девочка? С каких это пор я стала твоей девочкой?
Я поднимаю голову и встречаюсь с разочарованными синими глазами мамы. Пожалуйста, не надо так смотреть. Я понимала, что дома меня ждет серьезный разговор, и сжалась от напряжения.
Я сейчас не в том возрасте, когда родители уважают мнения детей, когда можно, как подросток, закатить истерику. Мне всего шесть лет, я должна слушаться маму, а не идти против нее, ведь я просто несмышленый ребенок. Злит! Этот факт меня очень злит, но я ничего не могу поделать!
Дальше находиться в этом доме было невыносимо: мама по-прежнему улыбалась, я сама строила фальшивую улыбку, но взгляд то и дело обращался именно на Рикану. Не нужно слов, чтобы понять, что она чувствует – все можно прочесть в ее глазах. От того, что я видела, становилось страшно.
Домой мы пришли в тишине. Отец сразу ушел в спальню, а я за мамой поднимаюсь в свою комнату.
– Почему ты пошла против меня? – я падаю и хватаюсь за горящую щеку.
Из глаз вырываются слезы и я всхлипываю, прикусывая губу. Больно!
– Думаешь, эти люди, – она показала пальцем в сторону, – лучше знают, что тебе нужно? Они заботятся о тебе?
Снова удар, но уже по другой щеке. Я уже не могла сдержать завывания. Больно! Почему она меня бьет? Что я сделала не так? Я просто сказала свою точку зрения!
– Бестолковая неблагодарная девчонка! Если они тебе так нравятся, так давай, иди к ним, – меня больно хватают за плечо, рывком поднимают и толкают в сторону двери.
Я не произношу ни слова, только держу ладони на своих щеках. Мама была зла, нет, не так, она была в бешенстве.
– С Тсуной захотела учится? Друг важнее матери? – она схватила меня за плечи и сильно встряхнула. – Отвечай!
– Н-нет.
Меня отталкивают, и я падаю на пол.
– Ты будешь учится в Мидори, ясно?
Я киваю, чтобы еще больше не провоцировать женщину.
– Чтобы ноги твоей не было рядом с этими людьми! – от крика я вздрагиваю, но глаза не поднимаю. – Даже после всего, что с тобой случилось!
Я непонимающе посмотрела на маму. О чем она говорит?
– Думаешь, я не поняла, что на тебя напала собака? – словно прочитав мой мысленный вопрос, ответила она. – Именно после той прогулки у тебя появились кошмары. И ты все равно общаешься с ними? Ишь какая...
Мама не заканчивает мысль, лишь выходит из комнаты и хлопает дверью. Ошибка. Я допустила ошибку. Расслабилась. Знала ведь, что будет недовольна, и все равно ответила по-своему.
Поднимаюсь с пола и иду в ванную. Щеки немного опухли от ударов и покраснели. Умываюсь холодной водой и, наклонившись, смотрю, как из-под крана течет струя воды. Действительно расслабилась. Не подумала, что мама сможет связать кошмар с прогулкой.
Но почему мама так против общения с семьей Савад? Разве это плохо идти учится вместе с другом? Или все дело в моей внешности? Я посмотрела на себя в зеркале. Красивая, но не настолько, чтобы из-за этого идти в школу для девочек. Я же не смогу с ними общаться! На первый же день прибью какую-нибудь, а потом дома влетит!
С девочками начала общаться лет в четырнадцать-пятнадцать. Именно они меня оскорбляли и унижали, поэтому я не хотела с ними общаться. Слабые, бесчувственные, высокомерные – до двенадцати лет я только так о них и думала. Потом начался подростковый период – с мальчиками как обычно уже не пообщаешься, но вот проблема в том, что с девочками я не умела общаться. Мне чужды обсуждение модных журналов, каких-то актеров, мальчиков. Я хорошо разбиралась в машинах, в компьютерных играх, например "Stalker" или "Tomb Raider".
Бью рукой по раковине. Как сложно! Не объяснишь же ей свое тяжелое детство! Она мне мать, но ей никогда не понять меня. Да, я всего лишь шестилетний ребенок. С шестнадцатилетним сознанием. Моя жизнь зависит сейчас полностью от родителей, без них мне не выжить. Придется смирятся с выбором родителей лет до одиннадцати, а там уже все будет по-другому. Как же непривычно!
Следующее утро проходило в напряженном молчании. Мама лишь сухо сказала, что мы идем по магазинам собираться к школе и все. В ее глазах я видела огорчение, но уже не было той вчерашней злости. Я не стремилась извиняться – не видела своей ошибки, но и мама то же не видела своей вины. Ударила? Для воспитания, чтобы лучше понимала непутевая дочь. Сколько мы сможем продержаться в таких натянутых отношениях?
На улице мы снова встретились с Иемицу и Тсуной, которые собирались, судя по всему, тоже пройтись по магазинам. Я вежливо поздоровалась, и мама, крепко сжав мою ладонь, отодвинула меня, прикрывая собой. Тсунаеши хотел было что-то сказать, но заметив действия моей матери, остановился. Пришлось просто покачать головой и плотней сжать губы.
Не знаю, как маме удалось отбиться от Савады старшего, но факт оставался фактом – в магазин мы шли сами. Спустя час после походов женщина немного оттаяла, но лишь немного. На людях она была приветливой, улыбалась, общалась со мной, но меня не проведешь. Я достаточно научилась читать по глазам, чтобы понять, что до прощения еще далеко.
Мы купили пару юбок синего цвета, четыре белые рубашки с коротким рукавом и бежевую жилетку. Именно такая форма должна быть по правилам Мидори. Школьных брюк для девочек и девушек не существовало – зимой и летом только юбка.
Спасибо хоть за то, что ее длина была чуть выше колена, а не как у старшеклассниц, чуть прикрывая пятую точку. Неудивительно, что мама хочет отдать в школу Мидори – в такой-то одежде и мне стремно будет ходить.
Без пятнадцати час мы вышли из торгового центра и направились в школу Мидори, подавать документы. Желающих попасть в нее много, поэтому и отправились пораньше. Элитная школа для девочек выглядела впечатляющей. Большие светлые коридоры с хрустальными люстрами, большим парком с фонтанчиком и скамейками. Здесь все было настолько ярко и красиво, что я уже немного пожалела о своих словах, что хочу в Намимори. Намимори – школа попроще, значит и вид будет похуже, а тут прям чувствуешь, что являешься частью элиты.
Возле кабинета под номером восемнадцать была огромная очередь, но поскольку туда заходили три женщины и выходило столько же, то очередь будет двигаться быстро. Ну, должна по идее, а там не знаю. Я пристроилась на краешке скамейки, пока мама стояла вместе с другими женщинами и о чем-то с ними переговаривалась.
Где-то через полчаса подошла наша очередь. Я встала со скамейки и вместе с мамой зашла в светлый просторный кабинет. Возле окна сидели три женщины и смотрели документы. Мы подошли к женщине, сидящей с краю, и мама протянула документы.
– Акияма Саэ, – представила меня Рикана.
– Акияма Саэ? Хм, – женщина пролистала бумаги. – К сожалению, мы не можем принять вашу дочь.
– Что? – единогласно удивились мы.
Почему это меня не могут принять? По документам все нормально же. Мамы, стоящие рядом, злорадно улыбнулись. Еще бы не радоваться несчастьям других!
– Понимаете, ваша дочь недавно потеряла память, – начала пояснять причину отказа. – Это может плохо сказать на обучении, ведь ей придется многое вспоминать.
– Но это было месяц назад! – возмутилась мама. – Месяц! За это время она уже подстроилась под ритм, многое восстановила в памяти. В детском саду у нее нормальные оценки, никто не говорил, что она умственно отсталая.
– Это был детский сад, а здесь элитная школа. К сожалению, мы вынуждены вам отказать. Нам нужны сильные ученики, а гарантии того, что она будет быстро усваивать школьную программу на должном уровне я не вижу.
Слышь ты, женщина, я тебе могу рассказать три закона Ньютона, написать все формулы по тригонометрии, уравнения по химии, а ты говоришь, что я не усвою школьную программу? Я прямо сейчас могу идти в одиннадцатый класс. Но придется молчать. Ни к чему демонстрировать такие знания, потом много ненужных вопросов будет.
– Вы... – мама хотела уже сказать много "лестных" слов, но была вежливо выпровожена вместе со мной за дверь.
Нам ничего не оставалось делать, как покинуть территорию школы.
– Амнезия видите ли у нее. Гарантии нет, – бубнила женщина под нос.
Я шла рядом и молчала. Что я скажу? Мне жаль? А кто был за поступление в Намимори? Нет, лучше пока просто молчать. Но я уже не могу больше находиться в ссоре! Самой противно! Лучше извинюсь, к чему эта гордость, если ничего от нее не получаю?
– Мама, – тихо обратилась к Рикане. – Прости, пожалуйста.
Женщина остановилась, потом повернулась ко мне и присела на корточки.
– Это ты меня прости, – она погладила меня по голове, а потом провела по щеке. – Сильно болит?
Я замотала головой.
– Прости меня, доченька, – она крепко прижала к себе и уткнулась носом в плечо.
– Мамочка, я люблю тебя, – обняла ее в ответ. – Это я была неправа. Ты же моя мама, значит лучше знаешь, что мне нужно.
Как хорошо, что мы помирились! Даже дышать стало легче! Мама купила шоколадку и обрадовала, что мы пойдем подавать документы в Намимори. Это единственная школа, которая находилась поблизости, и до нее можно было дойти пешком.
По сравнению с Мидори Младшая школа Намимори выглядела бедней. Она находилась через дорогу от Средней школы. Зачем они так сделали? Без понятия. Наверное, чтобы старшие не обижали младших или места мало. По небольшому дворику гоняла малышня. Родители либо общались между собой, либо разбирали документы, но за детьми наблюдали.
Как я и думала, в Намимори поступила без проблем. Никто даже не заикнулся про амнезию – пролистали документы и сказали приходить первого апреля. То есть через три дня.
Если бы мне кто-то сказал, что я второй раз пойду в первый класс, то покрутила бы у виска. Вроде рада, что пошла в школу, вроде нет. Куча домашней работы, крики учителей, да еще бы одноклассники нормальные попались. Мне вот интересно, а когда у нас появится Дисциплинарный комитет во главе Хибари Кеи? Он же вроде на три года старше? Не хотелось бы, чтобы такие как он были здесь. Школьные правила нарушать не собираюсь, но это не значит, что я буду прям досконально их знать и соблюдать.
Три дня пролетели незаметно. И вот я, бывшая одиннадцатиклассница, иду в первый класс. Синенькая юбочка, белая рубашка и два высоких хвостика. На линейку мы шли вшестером: я, Тсуна и наши родители. Тсунаеши был одет в черные брюки, белую рубашку, поверх которой был завязан черный галстук.
Мама хоть и оттаяла в отношении семьи Савад, но это не значит, что она готова встречать их в своем доме с распростертыми объятиями. Я с Савадой младшим хоть и шла впереди взрослых, но краем уха слышала, как Иемицу часто говорил, что не может поверить, что его сын уже такой взрослый, в первый класс идет. Это было сказано таким тоном, что казалось, что вот-вот он расплачется. Тсунаеши лишь закатывал глаза и иногда хлопал по спине, когда я совсем уже давилась от смеха.
Линейка проходила торжественно: школа была украшена шариками, звучал гимн школы и директор поздравлял нас с началом учебного года и желал успехов. Дальше объявляли список учеников и кто в каком кабинете будет учится. Этот момент был самым волнительным для всех. Сюда многие дети пришли с друзьями и никому не хотелось расставаться. Я тоже переживала, что могу быть не в одном классе с Тсуной.
– Акияма Саэ, – прозвучали моя фамилия и имя.
Хоть бы быть в одном классе с Савадой, хоть бы быть в одном классе с Савадой.
– Савада Тсунаеши, – ура! Ура! Мы в одном классе!
Я с трудом сдержала себя, чтобы не запрыгать на месте и не повиснуть на шее у мальчика! Мы в одном классе! Тсуна, глядя на счастливую меня, улыбнулся и потрепал по голове.
– Класс 1-В.
Мы вторая параллель. Нас забрал учитель, высокий черноволосый мужчина средних лет с заостренными черными глазами. Настоящий японец. Нас повели не сразу в кабинет: показали немного школу, рассказали, что где находится и только потом повели в класс с табличкой 1-В.
Здесь был огромный спортзал, много отдельных кабинетов с кружками. Рисование, каллиграфия, икебана, музыка – в общем почти все, что хочешь. Даже были кружки по боевым искусствам. Мама, я уже туда записываюсь сразу. Первые три года дети выбирают кружки сами, но на занятия нужны согласия родителей. Посещение кружков являлось обязательным в этой школе, к счастью, нам дали время подумать до начала второго семестра, то есть до сентября. Обязательно пойду на боевые искусства!
Наш кабинет был большим и уютным. Три больших окна, на подоконниках стояли цветы. К сожалению, парты были одиночными. Это плохо, трудно будет списывать, но приспособлюсь. Тсунаеши сел на четвертом ряду возле второго окна, а я рядом. Возле окна сидеть будет трудно – солнце будет мешать. На стене висели портреты каких-то японских людей, среди которых узнала только Конфуция и то не уверена.
Усаживался класс минут пятнадцать, если не больше. Кто-то не мог выбрать место, а кто-то хотел сесть там, где уже сидел другой, из-за чего начинались споры. Особенно девочки были самыми капризными: то они тут хотят сидеть, а потом через минуту в совершенно другом месте. В итоге учителю пришлось всех самому рассаживать.
Меня с Тсуной тоже пытались убрать с нашего места, но всего один взгляд Савады и вопросы решались как-то сами собой. Я тоже так хочу. Раз, посмотрел искоса и все, человек ушел.
Кацу-сенсей, так звали нашего учителя и классного руководителя, попросил каждого из нас представиться. Оказывается в нашем классе учится Сасагава Киоко! Не узнала бы в этой миленькой девочке с большими карими глазами и высоким хвостиком возлюбленную Тсуны. Интересно, а со скольки лет Савада начал засматриваться на Киоко?
Посмотрела на друга. Оказывается, пока я внимательно рассматривала каждого, он просто смотрел в окно, подперев подбородок рукой. Даже когда Киоко представилась, он не обратил на нее никакого внимания! Ладно, сегодня только первый день, все еще впереди.
Глава 5. Дождь и странности.
Сасагава Киоко была таким маленьким и хрупким ангелочком, что, казалось, от одного неосторожного движения или слова она разобьется подобно хрустальной вазе. У нее была широкая светлая улыбка, большие карие глаза светились чистотой, а плавность движений делали ее принцессой. Она быстро смогла завоевать сердца одноклассников и учителя. С кем бы она не общалась, в ее компании всегда слышался смех.
Я завидовала Киоко, завидовала тому, как она с легкостью общается с другими. Ей все это было дано от природы, когда мне приходилось пахать, чтобы всего этого добиться. Раньше такие как она вызывали только злость, а когда повзрослела, поняла, что нужно меняться самой.
С одноклассниками я не особо общалась, в основном, стояла в сторонке и слушала. Изредка вступала в разговор, когда тема заходила о сладостях и животных. С мальчишками было проще: многие залипали в телефоны, играя в игры, поэтому стоило заметить такого человека, как сразу переходила к нему.
С Тсунаеши через три недели поругалась. Этот глупый мальчишка упорно не хотел ни с кем общаться, только читал свои журналы. В последнее время начал увлекаться ядами и змеями, поэтому в его портфеле можно было помимо нескольких учебников заметить подобной тематике книги.
Как-то один раз Кацу-сенсей поймал его за чтением на уроке, после чего Нану вызвали к директору. Вызвать-то они вызвали, только толку никакого – Тсуна все равно продолжал читать на уроке.
Я понимаю, что в детском саду его особо не жаловали, но это не значит, что надо замыкаться в себе. Я молчу уже о дружбе, но просто общаться надо же?! К нему даже мальчишки сами подходили, но были, грубо говоря, посланы. Тсуна нарочно задавал такие вопросы, что от некоторых просто волосы дыбом становились.
После того, как он в четвертый раз подобным образом отвадил от себя одноклассников, я не выдержала и пояснила ему, что не стоит так себя вести. Савада только зло на меня зыркнул и ответил: "Тебе надо, ты и общайся". Я обиделась. Хотела просто помочь ему, рассказать плюсы общения, а он... послал. Пусть теперь страдает, хотя чего ему страдать? Теперь никто доставать не будет, можно спокойно почитать.
Кацу-сенсей тоже беспокоился, что Тсуна почти ни с кем не общается и попросил меня поговорить с ним. Ответила, что это бесполезно. Через некоторое время я заметила, как Кацу-сенсей сам разговаривал с Тсунаеши, но эффекта никакого не было. Дурак ты, Тсуна, дурак.
Извиняться я не спешила. Еще чего, после того, каким тоном он ответил, я буду еще извиняться. Сам виноват, мог бы просто ответить, что ему неинтересно.
Сегодня первый раз шла домой сама. Мама поехала в поликлинику за бумажками для школы. Принести нужно сегодня, а сказали об этом вчера. Оказывается, что-то в жизни не меняется: все самые важные вещи в школе говорятся в самый последний момент. Мама хотела меня забрать, но сидеть три часа не хотелось. Пришлось уверять Рикану, что я взрослая девочка и могу прийти домой сама, мол, Тсуна сам ходит и ничего. Вроде согласилась.
Я не спеша шла по улице и смотрела на тучи над головой. Где-то вдалеке прогремел гром, но дождя пока не было. Идти самой было немного страшно, если в своем городе мне приходилось иногда пользоваться навигатором, то что говорить про Намимори? Но дорогу домой за месяц выучить смогла, поэтому без переживаний шла вдоль знакомых заборов и магазинов.
Когда над головой снова прогремел гром, я вздрогнула. Не то, чтобы боялась, но было просто неприятно. Хотелось скорей придти домой и спрятаться под столом или одеялом. Я так всегда делала в детстве.
Стоило сделать несколько шагов, как полил ливень. Через десять секунд я уже была вымокшая до нитки. Но прятаться не хотелось. Остановилась и подставила дождю лицо. Капли стремительно стекали по щекам, и губы непроизвольно растянулись в улыбке.
Дождь. Я люблю дождь. Люблю вот так просто стоять и чувствовать, как по тебе стекают капли. Рядом суетились взрослые, послышались звуки открываемых зонтов. Не хотят мокнуть, а зря.
Раньше я всегда, как только появлялась возможность, просто стояла под дождем. Мне было плевать на мокрую одежду, на мокрый портфель. Только я и дождь. В груди неприятно сжалось от воспоминаний, и к горлу подкатил ком. Но вскоре по телу разлилось тепло. Нет, не жар, как при простуде, а просто тепло. Такое непривычное и родное чувство.Ностальгия.
" Как бы ни было тебе плохо, представь, что все плохое – дождь. Он полезен всем: полезен и растениям, и животным, и людям. Представь, что все плохое, что происходит в жизни, делает тебя сильнее, смывает слабость, дарит новые ощущения. И не забывай, после дождя всегда выглядывает солнце" – теплые слова мамы прозвучали в голове.
Мамочка, как же мне тебя не хватает. Как я хочу вернуться к тебе и рассказать, какой странный сон мне снился! Я хочу вернуться домой, я устала. Устала быть сильной, устала притворяться и делать вид, будто не понимаю, что происходит. Мне так не хватает твоего совета.
Знаешь, у меня здесь появился друг. Его зовут Тсуна. И мы поругались, и я не знаю, что теперь делать. Вроде сама виновата, но и вина Тсунаеши тоже здесь есть. Как ты думаешь, что мне делать? Ответа не было. Откуда ему взяться?
Ливень не прекращался, а я по-прежнему стояла, подняв лицо к небу и прикрыв глаза. Прохладные капли щекотали кожу и не давали расплакаться. А так хотелось, ведь под дождем мои слезы никто не увидит.
– Негоже солнцу находиться под дождем, – услышала я рядом и открыла глаза.
Рядом стоял мальчик, чуть выше меня, с черными, как ночь, волосами и пронзительными зелеными глазами. Белая кожа и немного заостренная форма глаз придавали ему вид аристократа.
– Что? – переспросила я.
В мальчике с трудом могла узнать своего одноклассника, Кэйташи Такада. Его невозможно не заметить, слишком красив для своих шести лет. Но в школе не так бросается в глаза его аристократичность и серьезность. Сейчас, одетый в строгий черный костюм, Кэйташи почему-то казался мне самураем, но никак не бизнесменом.
Мальчик покачал головой, а потом вежливо повторил:
– Чего стоишь под дождем? Не боишься заболеть?
– Не боюсь, – отвечаю, но, несмотря на мои слова, он все равно встал рядом, пряча меня под зонтом. – Я люблю дождь, и мне нравится вот так просто стоять.
Странно, что Кэйташи здесь забыл? Впереди заметила черную машину, но за тонированными стеклами никого не заметила. Уверена, в любой момент, сидящие там люди готовы выскочить и стрелять.
– Но здоровье беречь надо, – тоном, не терпящим возражений, ответил он. – Ты одна здесь?
Я киваю, отчего Кэйташи хмурится.
– Родители заняты, мама не может забрать, так как поехала в поликлинику за бумажками, – поясняю я и вздрагиваю от холода.
Все-таки дождик не теплый, да и на улице стало прохладнее.
– А друг твой где? Разве вы не рядом живете?
– Не знаю, он ушел раньше меня, – настроение при упоминании Савады начало портиться.
– Мириться, значит, не собираетесь? – с толикой насмешки спросил Такада, чем заслужил мой удивленный взгляд.
Что-то темнит парень. Прям прицепился ко мне и Тсуне. Да еще и про солнце что-то сказал. То, что я переспросила, не значит, что не услышала. Этот вопрос оставила без ответа. Специально. Незачем чужому человеку знать о моих личных проблемах.
– Может, тогда подкинуть тебя до дома? – Кэйташи кивает на машину.
– Нет, спасибо, – резко отказываю я.
Знаю, чем заканчиваются подобные приглашения. Одно дело, когда хорошо знаешь человека, а другое – садиться в незнакомую машину, пусть и с одноклассником.
– Знаешь, ты сейчас на испуганного котенка похожа, – неожиданно произнес он, слегка наклонив голову вбок.
От такого сравнения я даже дар речи потеряла. Говорит, как будто ему двадцать лет.
– Сам котенок, – огрызаюсь я, но мои слова вызывают смех.
– Хорошо, хорошо, – Кэйташи поднял ладонь вверх. – Хомячок.
– Ты! – чуть не задохнулась от возмущения. – Издеваться понравилось?
В голову из кличек лезли только щенок и козел, но ни то, ни другое не подходило. Слишком красив, слишком воспитан, слишком аристократичен. Можно было обозвать орленком или волчонком, но это не оскорбление.
Пришлось локтем слегка толкнуть в бок почти смеющегося одноклассника, чтобы весело так не было.
– Ладно, извини, – начал успокаиваться мальчик. – Хоть грустить перестала.
Его зеленые глаза радостно лучились даже в такую погоду. Это было так странно. Сам Такада был странным: вроде серьезный, а иногда начинает дурачиться, как сейчас.
– Вот держи, – он сунул мне в руку зонт, – я пошел, уже пора. И с Тсунаеши все же помирись, а то от него такой холодной и жуткой аурой веет за километр, что даже подходить страшно.
Кэйташи помахал мне рукой и побежал к машине. Я стояла с врученным зонтом и махала в ответ. После встречи с ним как-то легко на душе стало, приятно. Я сорвалась с места и со счастливой улыбкой на губах помчалась домой.
На подходе к родной калитке я встретила Тсуну, который стоял с зонтом, прислонившись к забору. Счастливая улыбка начала медленно сползать с лица. Я достаю ключи и подхожу к калитке. Надо произнести хоть что-то, но в голову ничего не лезет. Игнорирование начало порядком надоедать.
– Ты сегодня долго, – Тсунаеши первым нарушил молчание.
– Так получилось, – пожала плечами. – Люблю под дождем стоять.
Мы замолчали. Вроде шаг сделан, но еще недостаточно.
– Ты долго здесь стоишь? – все же решилась спросить.
Может, дойдет дело само до мира?
– Минут двадцать, если не больше, – темные карамельные глаза смотрят вперед.
– Не замерз? – я знаю, что это не то, что надо говорить.
Взгляд с дома перевели на меня. Я видела в них нерешимость и вину, но никакого холода не чувствовала. Может, Кэйташи не это имел в виду?
– Саэ, я не могу так больше! – Савада закрывает зонт и вплотную подходит ко мне. – Прости, пожалуйста, за то, что нагрубил тебе. Просто день не задался, да еще и одноклассники прицепились...
Договорить ему не дала. Просто обняла его. Меня в ответ обнимают и утыкаются носом в плечо.
– И ты меня прости, Тсунаеши, я не должна была лезть не в свое дело, – шепчу ему на ухо.
– Нет, ты права, я слишком зачитался и не замечаю ничего вокруг.
Я смотрю в посветлевшие глаза друга и улыбаюсь. На душе сразу стало легко, словно камень с плеч свалился.
Дома я угостила Саваду чаем с печеньем и клубничным вареньем, подсушила ему волосы и одежду. Про встречу с Кэйташи ничего не говорила, да и не до нее было. После того, как Тсуна ушел, пришла мама. Без зонта, промокшая до нитки и нервная. Очереди в поликлинике никого не оставят равнодушным.
– Саэ, извини, что не дала зонт, – извинилась мама и поцеловала меня в макушку. – О, а это откуда?
Чем больше мама осматривала зонт, тем больше у нее округлялись глаза.
– Одноклассник дал, я его встретила по пути, – невозмутимо отвечаю. – А что такое?
– А как зовут твоего одноклассника? – серьезно поинтересовалась женщина.
– Кэйташи Такада, а что? – мне было любопытно узнать, что вызвало такое удивление.
– Нет, ничего, просто зонт такой качественный, – поясняет она, и чуть тише добавляет. – Хоть бы он не стоил, как наш дом.
Усиленно делаю вид, что не расслышала последнюю фразу. Стоит как дом?! Да ну, бред это. С чего тогда такому богачу как он ходить в Младшую школу Намимори, а не учиться где-нибудь заграницей?
Папа от вида зонта тоже был в шоке, но благодаря пояснениям мамы быстро отошел. Зонт меня не волнует, а вот первая фраза Кэйташи не выходит из мыслей. Негоже солнцу находиться под дождем? Что это значит? Да и про Тсуну он упомянул не случайно – интуиции стоит доверять. Была ли случайностью наша встреча под дождем? Не знаю, но что-то внутри подсказывает, что нет.
Следующее утро в школе началось с того, что я отдала зонт Кэйташи. Тсуна недоверчиво посверлил меня взглядом, на что я лишь махнула рукой, мол, потом расскажу, на перемене. После объяснения, Савада успокоился и уселся читать свои журналы. Я вздохнула и положила голову на парту. Ругайся-не ругайся, все равно он не изменится.
– Саэ-чан, у тебя есть запасная ручка? – спросила девочка, в которой сразу узнала Киоко.
– Конечно, Киоко-чан, – достаю из пенала ручку и протягиваю ей, – держи.
Девочка поблагодарила меня и села за свой стол. Тсунаеши влюбится в Киоко, но любовь с бухты-барахты не приходит. Сначала человек просто нравится, ты испытываешь симпатию, а потом уже в зависимости от ситуации превращается в светлое чувство. Посмотрела на невозмутимо читающего друга. Он должен, как другие мальчишки, иногда смотреть на нее.








