Текст книги "Ночь святого Вацлава"

Автор книги: Лайонел Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

3

Когда я пошел назад, к Вацлавске Намести, с неба слегка закапало, и часы пробили шесть. Перед этим я выпил в «Славии» две рюмки водки – пока обдумывал, как лучше поступить. Из трамвая я выскочил в дикой панике, но потом быстро пришел в себя и еще побродил немножко, не зная, что предпринять. «Он вроде бы обязан впустить меня в посольство, – думал я. – Как он сможет выбросить меня вон после того, что я ему расскажу?» Но рассказы – вещь бездоказательная. И потом, чего греха таить, я ввязался в контрабанду. Меня и с паспортом-то в посольстве не слишком обласкают. А если я появлюсь без оного, они уж точно умоют руки.

Я видел это как наяву, пока стоял, обливаясь потом, под липами, прикидывая и так и эдак. Совершенно ясно – без паспорта я в посольство идти не моху! И опять же ясно, что не могу пойти за ним в отель. А часики-то все отстукивали…

Потом водка произвела благодатное действие. И я впервые смог четко проанализировать эту ситуацию. Ясно как божий день, что меня кругом облапошили. Эта скользкая мокрица, этот Канлиф, который наврал мне про наследство, наврал еще и про формулу. Просто не понимаю, как я поверил в его сказки! Но, тогда в этом была своя дурная логика. Теперь-то, задним числом, легко быть умником!

Им нужен был тип, у которого могли быть свои ничтожные причины для поездки за «железный занавес». И Чехословакия была самой удобной точкой, потому что она вела торговлю с Западом, имела развитую стекольную промышленность. Значит, требовался какой-то тип, связанный с этой промышленностью. И какая-то версия, способная убедить его в том, что он должен что-то оттуда вывезти. Тип вроде меня, который бы не удосужился проверить, что же такое он вывозит…

Представляю себе, как были ошарашены на стекольном заводе, обнаружив, что в «Норстранде» пусто! Ничего удивительного, что они так тянули с его возвращением! Они, наверно, исполосовали всю книжку. Наверно, в отель поступил срочный приказ произвести обыск в моем номере. Подсыпать мне чего-нибудь, а когда я приду в себя, вдобавок еще и допросить.

Но зачем им нужно было что-то мне подсыпать? Почему бы просто не арестовать меня? С какой стати такая деликатность?

«А потому, – после долгих размышлении решил я, – что они, наверно, не были уверены, действительно ли я что-то с собой привез». Они могли предположить какую-то неувязку, какие-то внезапные изменения в планах Лондона. В конце концов, не всякая миссия проходит так гладко, как прошла первая.

Я стал думать, что, возможно, поспешил, выскочив из отеля в такой панике. Может, они дали бы мне вернуться домой. Ведь в тот раз курьер доказал свою полезность! Зачем же терять полезного человека – он может пригодиться и в будущем!

А сделав такой вывод, я припомнил тысячу мелких деталей, подтверждающих эту мысль. Коротышка Влачек довольно охотно высадил меня у отеля и не стал дожидаться, пока я туда войду. За мной не было слежки, когда я шел в кафе «Ман», и когда я вернулся, тоже не произошло никаких инцидентов. Бели не считать небольшой заминки с пивом, Джозеф ни разу не пытался меня задержать, и потом я тоже действовал совершенно беспрепятственно. Да и теперь, насколько я мог судить, никто за мной не следил.

И я решил, что пора возвращаться. Хотя на часах было только шесть с хвостиком, из-за низких туч сгустились ранние сумерки. Трамваи уже были освещены, а когда я завернул за угол, к Вацлавске Намести, вся улица вдруг вспыхнула огнями. Друг за другом пробудились к жизни портреты и транспаранты. Толпа охнула, люди гроздьями высыпали из контор и магазинов, и когда я подошел к гостинице, выход из нее был буквально запружен разношерстными «руками и умами», жаждущими выйти наружу.

Отличная возможность незаметно проскользнуть внутрь!

Но что делать дальше – этого я еще не приду, мал. Если никто не поднял тревоги, лучше всего отсидеться в отеле, всячески демонстрируя полную беззаботность. В то же время следует быть начеку, чтобы успеть смыться, если будет что-то подозрительное. Только вот что считать подозрительным? Этого я не знал. А также не знал, дадут ли мне смыться. Так или иначе, пожалуй, подниматься стоило по лестнице, а не в лифте.

Ключ от номера был у меня с собой, и, поднявшись на третий этаж, я уже держал его наготове. Джозеф, изменив своему обыкновению, не разгуливал по коридору, его сюртучный зад торчал где-то там, вдалеке, – высунувшись из окна, он глазел на иллюминацию. Заслышав мои шаги, он тут же повернул голову.

Сердце у меня снова застучало как барабан.

– А, пан Вистлер! Ну как, получше себя чувствуете?

– Гораздо лучше. Спасибо.

– Выходили пройтись? – А улыбка такая сердечная.

– Да. Глотнуть свежего воздуха. Иллюминация просто потрясающая!

– Говорят, что в Граде еще шикарнее. Вам бы стоило пойти посмотреть. – Он добродушно потирал руки, явно желая почесать языком. Ну еще бы! Обшарил мой номер, ничего не нашел. Труд-то какой!

Я вдруг понял, что был ужасным болваном, когда поддался панике и так перетрусил. С другой стороны, ну и что с того! Допустим, я такой вот простачок, возомнивший, что он вывозит из страны нечто секретное. Совсем не мудрено психануть, повести себя как-то не так.

Я весело пожелал Джозефу доброго вечера и открыл дверь в свой номер. Голова у меня была ясная и работала так четко впервые после приезда из Лондона. Все шло как надо.

И тут меня пригвоздило к порогу, как загнанного зверя. Во-первых – оба «Норстранда» лежали рядышком на столе вместе с моим паспортом и бумажником. И во-вторых – на балконе стояли двое. Я остолбенел, а они повернулись и вошли в комнату. А сзади Джозеф плотно прикрыл за мной дверь.

4

Оба были в длинных расстегнутых бежевых плащах, у обоих на головах – шляпы. Перед этим они, видимо, разговаривали на балконе и, входя в комнату, все еще улыбались. Один из них, тот, что пониже ростом, спросил непринужденно:

– Вистлер, Николас?

– Да, – ответил я и облизнул губы.

– Нам нужно задать вам несколько вопросов. Садитесь, пожалуйста.

– Кто вы такие? – спросил я.

– Мы из СНБ.

Тот, что повыше, вытащил из нагрудного кармана бумажник и раскрыл его перед моим носом. В бумажнике было прозрачное окошечко. А в нем – удостоверение с его фотокарточкой и словами: STATNI NARODNI BEZPECHNOST.

Я, кажется, совсем перестал дышать. Грудь мне сдавило, я задыхался. Мои руки, ноги, кожа головы, губы – все-все начало дрожать. Я вряд ли смог бы добраться до стула, на который он мне указал. И потому тяжело плюхнулся на подлокотник кресла.

– Мы вас очень долго дожидались, пан Вистлер. Не могли понять, куда вы подевались.

– Я вышел пройтись. Выпить рюмочку.

Голос у меня звучал на несколько октав, выше, чем обычно.

– Куда?

– Куда-то туда…

Думать я не мог. У меня все выскочило из головы. «Два "Норстранда"! – проносилось у меня в мозгу. – Значит, они раскопали цветочный ящик! Значит, они знали, что я его туда спрятал! Теперь им известно, что произошло!»

– Я не знаю, как называется то место, – ответил я.

– Вы там раньше бывали?

– Вроде бы да.

– Это кафе «Ман»?

– Нет, нет.

– Вы заходили в кафе «Ман», не так ли, пан Вистлер? Вы сегодня уже там были.

– Нет, не туда. Не могу сообразить, где это. Где-то возле Национального театра. А зачем вам это знать?

– Это была «Славия»?

– Да, верно. «Славия».

– И сколько вы там просидели?

– Понятия не имею. Выпил пару рюмок.

– Когда вы были там, вы с кем-нибудь разговаривали?

– Ну, с официантом. С официантом, конечно.

– Как он выглядит?

– Не помню. Ах да, это была женщина, – забормотал я, будто если я это припомню, все обойдется, – Я не помню, как она выглядела. А почему, собственно, я должен это помнить?

Дышать не стало легче ни на грамм…

– Зачем вам все это надо знать?

– Вы с кем-нибудь встречались во время прогулки?

– Нет.

– Просто прошлись туда и обратно?

– Да. Впрочем, нет, – смешавшись, сказал я. – Туда я ехал на трамвае.

– А зачем же вы поехали, пан Вистлер?

– Не знаю. Так мне захотелось.

– Но ведь, по вашим словам, вы пошли прогуляться?

– Верно. Но когда я вышел, оказалось, что идти пешком слишком жарко. И я сел в трамвай.

– Вы знали, куда едете?

– Никуда я не ехал. Просто решил, что сойду где-нибудь по дороге.

– И вышли у «Славии»?

– Да.

– И ни с кем там не разговаривали?

– Я вам уже сказал.

Тот, что пониже ростом, взглянул на напарника, который уже спрятал свой бумажник и что-то строчил в блокноте. Он (тот, что повыше) отложил блокнот и задумчиво на меня посмотрел.

– Вы нас не боитесь, пан Вистлер?

– А чего мне вас бояться? – спросил я и облизнул губы.

– Не знаю, – ответил он.

И вдруг ударил меня прямо в лицо. Этот удар буквально сшиб меня с кресла. Я свалился, как мешок, и стукнулся башкой о шкаф. И посмотрел на них со страхом и болью. Мой нос будто размазали по всему лицу. От жуткой боли на глазах выступили слезы. Я был так потрясен, что не мог произнести ни звука.

– Вставайте, – сказал тот, что повыше.

Я медленно поднялся, держась рукой за нос. Он снова ударил меня по лицу. Сбоку, очень сильно – голова моя хряпнула о костяшки его пальцев и опять стукнулась о шкаф. Я согнулся пополам, отчаянно пытаясь защитить голову и лицо, и все думал: «О господи! Вот оно и случилось! И это только начало… И этому не будет конца…»

Но больше ударов не последовало. Второй тип сказал спокойно, как ни в чем не бывало:

– Вы, пан Вистлер, говорили про то, что где-то были. Вы сказали, что поехали на трамвае к «Славин». Расскажите подробно, что там было.

Я медленно выпрямился, голова и лицо у меня гудели от боли. Тот, что повыше, все еще глядел на меня задумчиво, потирая костяшки пальцев. Челюсть у меня дрожала.

– Наш друг напугал вас, не так ли?

Я кивнул.

– Он только хотел помочь. Если вы расскажете всю правду, ему больше нечего будет делать. С кем вы встречались в «Славии»?

– Ни с кем. Я говорю правду! – быстро пробормотал я. – Вы сами можете проверить. Наверняка кто-нибудь меня там видел. Я готов рассказать все, что вы хотите. Но я не знаю, чего вы хотите.

Я думал, что эта скотина тут же снова мне вмажет. Никогда нельзя знать наперед. Я вот не догадался. А он взял да и врезал без всякого предупреждения.

– Нет, пан Вистлер, вы знаете, – сказал тот, что пониже. И поднял, а потом бросил оба «Норстранда». На одном из них еще был песок, и он медленно его стряхнул. – Прекрасно знаете. Вы просто сейчас обдумываете, как бы так солгать, чтобы нас успокоить. Но скоро вы поймете, что успокоить нас может только правда. Мы знаем, зачем вы сюда приехали. И почему внезапно покинули отель. Знаем, что вы отсутствовали около полутора часов. Мы уверены, что вы с кем-то встречались и что-то ему передали. Мы не знаем – видите, я говорю с вами честно, – кто этот человек. Но это тоже можно выяснить. И мы собираемся это сделать. Единственный вопрос к вам – расскажете ли вы это неохотно прямо сейчас или же сделаете это очень охотно, но несколько позже? Без всякого сомнения, потом вы это сделаете очень охотно!Вы меня поняли?

С нижней губы у меня стекала струйка крови. Все мое лицо, казалось, так опухло, что, должно быть, напоминало свиную голову. Вдруг на улице снова заработали громкоговорители и грянули бодрый марш. Окна все еще были открыты.

– Я вам клянусь, что никому ничего не передавал! – воскликнул я.

– Почему же тогда вы выскочили из отеля?

– Я испугался.

– Чего?

– Я увидел, как коридорный обыскивает номер. И подумал, что он найдет… найдет ту вещь, которую я хотел спрятать.

– Но вы же сами ее нашли, не так ли?

– Нет.

На сей раз это произошло уже не так молниеносно. Высокий протянул руку, чтобы меня поддержать, а другой изо всей силы ударил. Я согнулся пополам, задыхаясь и давясь рвотой, а он отступил назад, позволяя мне свалиться на пол. Меня мутило.

– Встаньте, пан Вистлер, – сказал тот, что пониже.

Я попытался и не смог. Он помог мне подняться на ноги.

– Садитесь, если хотите.

Я сел на подлокотник кресла.

– Если бы вы сами сказали нам правду, ничего этого не случилось бы. Лгать глупо. Все равно вы откроете нам правду, вы же знаете. Нам известно, что вы обнаружили эту бумажку. Согласитесь, что это так.

Я кивнул.

– И решили поскорее от нее избавиться, чтобы ее при вас не нашли. Не так ли?

Я снова кивнул – из-за тошноты я все еще не мог говорить, И тут, как ни странно, в эту минуту физического ужаса мой мозг снова заработал. Они не могли знать наверняка, что я нашел эту бумажку. Они вывели это из того, что я слинял из отеля. Но с чего же они взяли, что я ее кому-то передал? Ведь сам-то я раньше думал, что вывожу из этой страны секрет изготовления стекла, а не ввожу в нее ядерный секрет. Очевидно, увидев эту бумажку, я должен, был реагировать однозначно – в панике ее уничтожить.

Тогда почему они считают, что я ее кому-то передал?

И вдруг, по какому-то наитию, я сообразил. Они не знают, понял ли я, о чем речь. Есть такой вариант – я не рублю, что к чему. Вот почему меня допрашивают! Они не думают, что я ее кому-то передал, а просто пытаются вызвать меня на разговор. Какого черта мне было ее кому-то передаваться ее уничтожил, спустил в унитаз.Тогда они поймут, что я знаю, о чем речь. И замочат меня.

– Можно мне стакан воды? – попросил я.

Тот, что пониже, пошел в ванную за водой, а второй сел на кровать и все потирал костяшки пальцев и глядел на меня без злобы, словно выбирая на мне новое место для удара. Потом появился коротышка со стаканом, дал его мне и тоже сел на кровать, рядом с задумчивым коллегой.

– Итак, пан Вистлер, – через минуту сказал он, – попробуем все сначала. Даю вам последний шанс. Мне не нужно вам объяснять, насколько это серьезно. Мы прекрасно знаем, чтовы везли с собой. Есть еще одна вероятность. Что это по какой-то причине не вывезено из страны. Если будет установлено, что это так, ваши дела не так уж безнадежны. Если же нет, я вам гарантирую высшую меру наказания. Итак, в ваших интересах признаться, что вы с этим сделали.

– Могу ли я вам верить, – медленно сказал я, – что мне будет лучше, если вы получите это обратно?

– Безусловно.

– Я только надеюсь, что вам удастся это сделать, – сказал я. – Яотослал его по почте.

Эта идея пришла мне в голову, пока он говорил. И я сказал это так легко, без тени колебания. Конечно, меня это не спасет. Но даст пару часов отсрочки.

Они явно обалдели. Стали переглядываться между собой.

– Когда вы это отослали?

– Как только вышел из отеля. Я пошел прямиком на почтамт. Думаю, оно ушло с пятичасовой почтой.

– И кому ж вы это послали?

– Человеку по фамилии Канлиф, тому, что прислал меня из Лондона.

– Вы решили, что оно пройдет по почте без проверки?

– Я сам не знал, что думать. Я был в панике.

С минуту стояло молчание. За окном гремели громкоговорители. И шел проливной дождь. Я слышал, как струи воды стекают с маркиз балкона. На минуту позабыв про боль, я весь дрожал от волнения.

– А вам не пришло в голову, – медленно сказал коротышка, – что эту бумажку стоит уничтожить? Это ведь самый быстрый и верный способ.

«Думай. Крепко думай».

– Эх, если бы я это сделал! – воскликнул я. – Но я так намучился, пока ее раздобыл! И решил, что это все же какой-то шанс ее переправить. А я в этом никак не буду замешан. Сунул в конверт – и привет.

Новая пауза.

– Ну что ж, прекрасно! – наконец сказал он грозно. – Это мы проверим, пан Вистлер! Для вашего же блага желаю, чтобы это оказалось правдой. Берите свой плащ.

С колотящимся сердцем я повернулся к шкафу. Я знал, что терять мне нечего. «О господи, больше никогда в жизни я такого не сделаю!»– думал я.

Я снял с плечиков свой плащ и, держа его в руке, повернулся к ним. Они сидели рядышком на кровати и задумчиво на меня смотрели. Плащ был весь жеваный после утреннего дождя. Я стал его отряхивать. И тряс, наверно, часа два, все было как в замедленной съемке – последние мгновенья перед прыжком. И вдруг решил: давай! Сейчас или никогда! И сделал то, что сделал.

Я кинул на них свой плащ. С треском сшиб их головами. Выключил свет, открыл дверь из номера и заорал дурным голосом. Потом проскакал обратно через комнату на балкон. На пути стоял этот чертов цветочный ящик, и, споткнувшись о него, я упал. Поднявшись, отпихнул его ногой в другой угол и тихо влез в ванную через окошко, а потом задвинул его за собой.

Не знаю, сколько секунд все это заняло. Меня колотило.

Я притулился внизу, за ванной, в промежутке между нею и стеной. И сидел там, согнувшись в три погибели, прижимая руки к избитому животу и пытаясь удержаться от рвоты.

Из номера слышался неясный шум, возня. Потом снова включили свет. И раздался голос Джозефа:

– Он здесь не пробегал! Я все время был в коридоре!

И тогда они кинулись на балкон.

– Сюда! Смотри! Тут он наткнулся на цветочный ящик!

Шаги удалились в противоположном направлении. На слух не определить, добрались ли они до пожарной лестницы, что в другом конце коридора. Громкоговорители заглушали все на свете. Но так или иначе, они прибегут обратно. У меня было, может, полминуты, чтобы проскочить через комнату. Но я не знал, с ними ли Джозеф.

Живот у меня разрывался от боли. Я с трудом отлип от пола в узком простенке и тут обнаружил кое-что возле ванны. Кусок трубы, который я приметил еще давно – недели, годы назад… Я его поднял, выбрался из своего убежища, очень тихо, чтобы не наделать шума. И на цыпочках подкрался к полуоткрытой двери, ведущей в номер. Вроде бы никого. Я вошел внутрь.

И тут же с балкона вошел Джозеф.

С секунду он стоял как истукан, от удивления раскрыв рот. А я с трубой в руках бросился к нему через весь номер.

– Нет, нет! – крикнул он, схватив меня за плечо и наполовину развернув обратно. Но я изловчился, поднял эту штуку и изо всей силы обрушил ее на него. Удар пришелся куда-то возле уха. Глаза у него закатились, он испустил один-единственный тяжкий вздох и рухнул прямо на меня. Я отступил назад, и он свалился на пол. Убил я его или нет – этого я не знал. Потому что бил человека впервые в жизни.

– О боже! – крикнул я громко, задыхаясь, чуть не плача. Потом быстро оглядел комнату, увидел свой паспорт и бумажник и сунул их в карман. Как выйти из гостиницы, я не знал, так как был уверен, что все оцепили их люди и у них есть описание моей внешности.

Я недолго колебался, ощущая бессмысленность и неизбежность происходящего. Потом стал стаскивать с Джозефа его сюртук. Тот был тяжелым, как мешок, набитый свинцом, и голова его стукалась об пол. Снимая с него одежду, я дернул и разорвал швы на плече. Рубахи снизу не было, только широкая манишка, пристегнутая спереди и сзади, и еще – бабочка. Я сгреб все это в кучу, потом стянул с него брюки, дергая их в бешеной спешке – они в любую минуту могли выскочить с балкона. Я подумал, что, может, стоит переложить Джозефа в какой-то другой номер, но тащить его по коридору не рискнул.

Он был шире и короче меня. За полминуты я влез в его брюки. А с манишкой справиться не мог и решил: ладно, пусть себе болтается. На прилаживание бабочки перед зеркалом времени не было. Я сунул ее под кровать, туда же запихнул остальную одежду, переложил к себе деньги и паспорт и выскочил в коридор. В открытое окно хлестал дождь. Я подумал, что надо бы взять плащ – без плаща можно вызвать подозрения. Но взять свой плащ я не мог. Здешние плащи выглядели иначе – они были длинные, тонкие, бесцветные. Я постучал в первую попавшуюся дзерь. Номер был пустой, незаселенный. Тогда я без стука вошел в следующий. Блондинка, которую я перед этим видел на балконе, сидела перед трюмо в чем мать родила и внимательно изучала одну из грудей.

– Просим, – пробормотал я, быстро захлопнул дверь и заглянул в другой номер.

Там на кровати валялась одежда, на багажном столике лежал раскрытый чемодан, а из ванной доносился плеск воды. Я распахнул шкаф, увидел мужской плащ и прихватил его с собой.

Еще раньше я заметил, что в другом конце коридора есть лестница, и, помнится, подумал, что, наверно, эта лестница служебная. Неслышно ступая по ковру, я быстро вернулся назад, кожей ощущая, как из номера вот-вот выскочит погоня. Но вокруг не было ни души. Лестница была узкая и плохо освещенная. На первой площадке был темный закуток, в нем сидела на трехногой табуретке старая горничная и жевала хлеб. Когда я проходил мимо, она взглянула на меня с любопытством. И вежливо сказала:

– Добри вечер.

Я пожелал ей того же и быстро скатился по лестнице.

Она выходила в длинный, тускло освещенный коридор с бетонным полом. Там было обитое зеленым сукном регистрационное табло и стенные часы. Двое парней в сюртуках, должно быть, учеников, гогоча толкали и задирали друг дружку. Увидев меня, они замерли и подобострастно пробормотали:

– Добри вечер.

В конце была вращающаяся дверь, а за ней – еще одна двойная, и, миновав их, я выскочил наружу. Там стоял человек в плаще и шляпе, укрываясь от дождя под козырьком двери.

– Прошу прощения, – сказал он, преграждая мне путь рукой, – выход запрещен.

– Знаю, товарищ, знаю, – ответил я. – Но его уже схватили. Он там, наверху. Я дежурный по этажу.

– И куда же вы собрались? – спросил он, с кислым видом глядя на то, как я надеваю плащ.

– В аптеку, – ответил я, а в животе так и закрутило. – Им срочно кое-что нужно. Позвоните, проверьте, если хотите. Только бога ради, не задерживайте меня! Он очень слаб, вот-вот помрет! И вас тогда не похвалят!

– Подождите здесь, – сказал он и через двойную дверь вошел внутрь.

Я услышал, как заскрипела вращающаяся дверь, и сиганул в проулок. Он был неосвещенный, темный-претемный, просто ад – черное ущелье среди домов. Я попытался сообразить, есть ли отсюда выход на какую-нибудь улочку, ведущую к Прикопу, но, увы, это был тупик, и я, сделав крюк, задыхаясь побежал назад. Тут проулок свернул в сторону, и я увидел свет.

Никто меня не задержал, и я вышел на Вацлавске Намести.