Текст книги "Как избавиться от герцога за 10 дней"
Автор книги: Лаура Ли Гурк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Эди, посмотрите на меня.
Не желая повиноваться, она покачала головой, хотя прекрасно знала: до тех пор пока не сбежит отсюда, ей придется смотреть на него. Даже если сбежать на край земли, ей все равно никогда не избавиться от случившегося.
Эди заставила себя поднять глаза, и в тот момент, когда увидела его лицо, что-то сломалось внутри. Резко повернувшись, она бросилась к двери. Она бежала не из-за страха, а от шока: лицо Стюарта – это было больше, чем она могла вынести.
Глава 12
За свою жизнь Стюарт испытал немало сильных эмоций: сходил с ума от первой любви, опускался в самые темные глубины от горя, испытывал благоговение, наблюдая красивейшие африканские закаты, а однажды даже впал в ступор при виде веснушек на женском лице; познал он и вожделение, и голод, и радость, и боль, и отчаяние.
Как он считал, гнев ему был тоже знаком. Считал до сих пор.
Стюарт стоял в спальне Эди и думал, что злость, которую испытывал прежде, ничто по сравнению с тем, что чувствовал сейчас. Гнев – это другое. Гнев – это когда кровь закипает в жилах и бежит подобно лаве, когда ты чувствуешь, будто тебя раздирают на части, темнота застилает глаза и поглощает все… И этот гнев он ощущал, наблюдая, как тонкая рука Эди пытается сомкнуть порванное кружево.
В этом неловком движении истина открылась ему молниеносно, шокируя и парализуя, когда Эди выбежала из спальни. Он не мог следовать за ней, не мог двинуться с места или трезво размышлять, чувствуя, как внутри закипает гнев, а мог только чувствовать. И стоя в этой красивой уютной английской спальне, с бледно-сиреневым шелком и бархатом, он чувствовал первобытную ярость дикого зверя, с которыми ему приходилось сталкиваться в африканском буше.
Руки чесались убить того сукина сына, который сотворил с ней такое. Стюарт с великой радостью порвал бы его на куски, а потом нашел бы ее отца и потребовал ответа, почему тот ничего не сделал, чтобы отомстить за нее. Он костерил себя за то, что был слеп и не замечал очевидного, и это вызывало желание напиться, предпринять какие-то действия, пробить стену – сделать хоть что-нибудь…
Стюарт глубоко вздохнул и закрыл лицо руками, стараясь подавить бушевавший в нем гнев, понимая, что это плохой советчик.
Некоторое время спустя он взял трость, надел туфли и вернулся в свою комнату переодеться к обеду. Облачившись в накрахмаленную рубашку, белый жилет, черный вечерний сюртук и брюки, Стюарт почувствовал, что это, как ни странно, помогло спрятать гнев поглубже. А когда повязал белый шелковый галстук, застегнул пуговицы рубашки и вдел запонки в манжеты, вложил в карман белый платок, он уже был в состоянии заглушить в душе разъяренного зверя и снова стать цивилизованным человеком.
Теперь можно отправляться и на поиски жены.
Эди он нашел в Римском саду, на той же самой скамье, где они сидели днем раньше, но, едва завидев его за живой изгородью, она вскочила на ноги.
– Что вам нужно?
Он остановился, не желая причинять ей боль и обдумывая, как поступить. Он пришел успокоить ее, но, как видно, это ей нужно сейчас не больше прошлогоднего снега.
С глубоким вздохом он произнес:
– Значит, ваше сердце не было разбито?
По ее лицу пробежала дрожь, и Стюарт показалось, что в грудь ему вонзился острый нож.
– Он… – Боже, как трудно это выговорить! – Он изнасиловал вас.
Она не издала ни звука. Она не могла говорить – просто смотрела на него, и никакого ответа не требовалось. Ее боль застыла в воздухе между ними, и гнев Стюарта стал еще глубже, захватывал все его существо.
С самого начала он чувствовал ее боль, но не понимал истинной причины. А может, не хотел понимать? Оказалось, что проблема вовсе не в разбитом сердце или естественном страхе девственницы – все гораздо сложнее. И теперь, когда он знает правду, какой бы ужасной она ни была, пути назад нет. Вопрос в том, что теперь делать с этой правдой.
– Мне хочется его убить, – сказал Стюарт, поддавшись первому импульсу. – Я готов ближайшим пароходом отправиться в Нью-Йорк.
– Нет, вы не можете, – проговорила Эди, качая головой. – Я ценю этот жест, но нет. В Англии герцогу, возможно, убийство и сошло бы с рук, но в Америке законы гораздо жестче – вас повесят. Кроме того, неужели вы думаете, что мне не приходило это в голову? Сколько бесконечных ночей я провела, обдумывая это! Это стало смыслом жизни. Но есть Джоанна, ее будущее, и я не должна забывать об этом.
– Хорошо, пусть я не могу его убить, но есть и другие возможности.
– Какие? Дуэль из-за моей оскверненной чести? – Она рассмеялась, и этот смех заставил его вздрогнуть. – Мы виделись… после, и он отказался жениться на мне. И согласно мнению света я превратилась в ловкую маленькую нахалку, которая старалась заманить благородного джентльмена в свои сети и обманом затащить под венец. Где тут честь, ради которой стоит стреляться? Особенно когда прошло шесть лет.
– Согласен, дуэль подразумевает временные границы, но это не то, что я имел в виду.
Она покачала головой.
– Он богат, известен, имеет вес в обществе – в общем, недосягаем.
«Таких людей не существует, – подумал Стюарт, – у каждого есть своя ахиллесова пята», – но вслух этого не сказал. Напомнив себе о более важном на данный момент, он постарался унять свой гнев: для этого еще будет время.
– Не могу даже вообразить, что вам пришлось перенести, и не жду, что вы расскажете мне об этом, но…
– Хорошо. – Слово прозвучало как выстрел.
– Но если вы когда-нибудь захотите…
– Не захочу. А теперь, пожалуйста, уйдите.
Она похожа на раненое животное, подумал он, глядя на нее. Страх и боль присутствовали в каждом ее движении, в напряженности позы, в настороженном взгляде. Ей хотелось в одиночестве зализать раны, чем она и занималась все время, но он не мог позволить ей продолжать в том же духе.
Более, чем когда-либо, она сейчас напоминала испуганную газель, и он решил, что есть только единственный способ к ней подступиться. Медленно, двигаясь с максимальной осторожностью, он сделал шаг в ее сторону и тут же остановился, увидев, как она подхватила юбки. После второго шага она в панике принялась оглядываться, пытаясь сообразить, куда бежать. Путь ей преграждали заросли кустарника, и когда он сделал третий шаг, она, должно быть, решила, что не стоит сквозь них продираться, а вместо этого вскинула подбородок и обдала его холодом зеленых глаз.
– Я бы хотела побыть одна, если не возражаете.
– Разумеется, возражаю. – Он медленно обошел фонтан, подходя к ней все ближе. – По моим расчетам, у меня еще осталось полчаса вашего времени.
– Вы что, шутите? – В ее глазах промелькнул страх. – Сейчас, после того как все узнали, вы не можете продолжать…
– Могу и буду. – Он видел, как ее лицо еще больше побледнело, но отступить не мог, не мог уйти и оставить ее наедине со своей болью. Она его жена, черт побери… – Для меня ничего не изменилось. И впереди еще восемь дней. Или вы решили сдаться?
Она в нерешительности переступила с ноги на ногу и вновь огляделась.
– Вы, конечно, можете, но тогда вам придется бежать.
Он медленно поднялся по ступеням и остановился перед ней. Между тем на землю спустились сумерки – время, когда все краски кажутся ярче, а запахи – сильнее. Он видел золотые искры в ее зеленых глазах и медный блеск светло-рыжих волос, а вдыхая ароматы сада, ощущал запах ее страха.
– Только имейте в виду: бегство будет означать поражение.
– Вы не можете этого понять, – процедила она сквозь сомкнутые зубы. – Вам не дано.
– Возможно, но я хорошо знаю, что такое страх: не раз встречался лицом к лицу, – и умею с ним справляться. Единственный способ – встретить его с открытым забралом и преодолеть, потому что все равно от него не убежишь.
Едва сдерживаемые рыдания вырвались из ее горла, но она справилась с ними, закусив губу.
– И боль мне знакома тоже. Кому, как не мне, знать это? Но, Эди, раны можно залечить, даже самые глубокие, – нужно только проявить настойчивость. Пройдет время, и все забудется как страшный сон.
Она подняла голову, и золотистые искорки в ее глазах вспыхнули с новой силой.
– Вы так думаете? Вы столь самонадеянны, если решили, что можете излечить меня?
– Скорее надеюсь, что мы можем излечить друг друга.
– Мы оба прекрасно знаем, что вы можете нанять нового камердинера, который прекрасно справится с теми обязанностями, которые вы возложили на меня, или обратиться к местному доктору. Я вам абсолютно не нужна.
Теперь пришла его очередь отвести глаза. Глядя на причудливое кованое украшение на стене, он воскресил в памяти ту ночь, когда едва не умер.
– Вы ошибаетесь, Эди. Вы нужны мне больше, чем способны вообразить.
– Не понимаю почему.
– Не имеет значения… – Он заставил себя снова взглянуть на нее. – Я пришел для того, чтобы успокоить вас, но… иначе.
Уставившись невидящим взором на фонтан, она сказала:
– Вы очень добры, но мне это не нужно.
Лицо ее не выражало никаких эмоций, ее познабливало.
– Нам пора возвращаться, – скоро обед.
– Еще нет. Мне нужно кое-что вам сказать. – Подняв руку, он хотел погладить ее по щеке, но она отстранилась. Тогда он протянул ей руку, но и этот жест был проигнорирован.
– Вы не желаете подать мне руку, не желаете поцеловать меня или разделить со мной постель – вы ничего не хотите. Что ж, пусть так. Но все-таки кое о чем я попрошу вас.
Она продолжала смотреть на его ладонь.
– И что же это? – не глядя на него, прошептала Эди.
– Дайте мне шанс. – Стюарт склонил голову так, чтобы заглянуть ей в глаза. – Уверяю: это нужно нам обоим.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она заговорила.
– Завтра утром мы встречаемся с мистером Робсоном, чтобы просмотреть бухгалтерские книги. В десять часов. – Она обошла его, но на верхней ступени задержалась. – Что касается остального, я постараюсь, Стюарт: все эти восемь дней я буду стараться, – и пока это все, что я могу вам обещать.
Глядя ей вслед, он подумал, что за восемь дней вполне можно отвоевать себе право жить так, как бы он хотел, но применять силу или давить на нее он не считал возможным.
Представляя порой тот ужасный момент, когда Стюарт все узнает, Эди думала о множестве эмоций, которые ее охватят, но чувство облечения никак не входило в их число. Нет, Эди даже не рассчитывала на это и тем не менее, открывшись ему, именно облегчение и испытала. Только избавившись от ноши, которая давила ей на плечи, она оценила всю ее тяжесть. И все же облегчение не сделало ее менее ранимой и уязвимой, а предстоящий обед казался ей настоящим испытанием.
Слава богу, присутствие Джоанны сглаживало ситуацию. Она расспрашивала Стюарта об Африке, и весь обед они беседовали об экзотических животных и жизни в буше. Джоанна и миссис Симмонс слушали затаив дыхание, и хотя в другое время и Эди была бы захвачена его рассказами, сегодня была слишком переполнена впечатлениями, чтобы вникать в смысл его историй о носорогах и слонах.
Он все еще продолжал удивлять ее: сейчас, узнав правду, разве он не понимает, что теперь все бесполезно? И даже когда задавала себе этот вопрос, она чувствовала беспокойство и неуверенность. Неужели все действительно ни к чему?
Оторвав взгляд от десерта, она посмотрела через стол на Стюарта. Столовая была единственной комнатой в доме, где по-прежнему стояли канделябры со свечами. И в этом призрачном мерцании отблески африканского солнца играли на его темно-каштановых волосах и бронзовой коже. Лучики морщинок разбегались от уголков его глаз и рта, когда он смеялся, рассказывая Джоанне какую-то забавную историю о щегольски одетом итальянском графе, который упросил Стюарта взять его на сафари. Он был очень красив сейчас, в этой белоснежной рубашке и смокинге, как, впрочем, и всегда – она знала это.
«Если бы я был, как вы описали – пяти футов ростом, с животом и гнилыми зубами, – то не думаю, что такое предложение пришло бы вам в голову. Я думаю, вы были все-таки немного увлечены мной. Что касается меня – то это несомненно».
Эти его слова в апартаментах «Савоя» всплыли в памяти, и впервые Эди подумала, что они были не лишены смысла. Пришла бы ей в голову идея выйти за него замуж, не будь он столь привлекателен?
Словно почувствовав ее взгляд, Стюарт посмотрел на нее через стол. И опять эти красивые серые глаза вызвали в ней то же странное трепетное чувство, что ощутила, когда он взглянул на нее впервые, тогда на балу в Хандфорд-Хаусе. О, она отчаянно не хотела возвращаться в Нью-Йорк, но до встречи со Стюартом не могла придумать способ, как этого избежать. И потом он посмотрел на нее, чуть нахмурив брови и улыбнувшись, и она почувствовала, что ее тянет к нему как магнитом. Переполненная другими эмоциями, занимавшими ее в ту ночь, она не обратила на это внимания, а может, даже все понимая, подумала, что это просто легкое помешательство и ничего больше. Но сейчас, глядя на него через стол, она наконец призналась себе, что помимо ее страхов и паники, несомненно, присутствовало влечение, скрытое, сдерживаемое и непризнаваемое.
И совсем как девушка в лабиринте Хандфорд-Хауса, она смотрела на него и думала, как бы сложилась ее жизнь, если бы не было Саратоги, если бы встретила его, когда была чиста и невинна.
Эди внезапно показалось, что в комнате страшно душно, она отвела глаза и, положив вилку, поднялась:
– Извините, но, если не возражаете, я пойду к себе. Немножко болит голова.
– Хотите принять порошок от головной боли? У меня есть.
– Нет, благодарю, не беспокойтесь. Спокойной ночи.
Она вышла из столовой и поднялась наверх, но даже спальня перестала быть ей убежищем, с тех пор как он побывал здесь. Прислонившись к закрытой двери, Эди смотрела на пол, туда, где он прикасался к ее лицу и говорил, как она прекрасна, когда улыбается, где он узнал ее секрет и ее позор.
«Для меня ничего не изменилось, Эди».
Но разве такое возможно? Как он мог хотеть ее сейчас? Но ведь хотел! Хотел, потому что думал, что она нормальная женщина, которой свойственны нормальные желания.
Она подняла руку, коснувшись пальцами лица, как касался Стюарт, и на мгновение подумала, что это возможно, но стоило представить, что последует дальше, как его тело вторгнется в нее, и надежда погасла, как гаснет зыбкое пламя свечи.
Саратога была. И ничто не может этого изменить.
На следующее утро они встретились с мистером Робсоном, как и планировали. По мнению Стюарта, эта встреча вовсе не была обязательной, так как его управляющий посылал ежеквартальные отчеты о состоянии дел в герцогстве на его имя в клуб в Найроби в течение всех пяти лет его отсутствия, но спорить с Эди не стал. После вчерашнего потрясения ей определенно нужен был кто-то еще, кто сыграл бы роль буфера, и сухой деловитый Робсон, как никто другой, подходил для этой роли.
Когда она попросила Робсона проинформировать герцога о текущем состоянии поместий, Стюарт проигнорировал удивление на лице управляющего и кивнул. Робсон принялся перечислять все работы, произведенные во время реконструкции герцогских поместий, и он слушал все, что уже знал, с повышенным вниманием.
Они закончили встречу, которая продлилась меньше оговоренных двух часов. Она что-то твердила о ленче с другими членами благотворительного комитета и о том, что надо нанести визиты дамам графства, и удалилась.
Он понял, что она пытается сохранить дистанцию между ними, и, по правде говоря, ему это тоже было нужно.
С самого начала Стюарт знал, что Эди не похожа ни на одну их тех женщин, которых ему довелось встречать прежде. И когда вернулся из Африки, понимал, что она не поддержит идею превращения их брака в реальный. И заключая пари, он был уверен, что завоевать ее поцелуй не так-то не просто. Он так же думал, что понимает причину ее упрямства, но, как выяснилось, ошибался.
Истина повергла его в шок и разгневала. Сейчас, когда буря внутри немного улеглась, ему предстояло куда более трудное дело, где весь его прежний опыт не мог пригодиться.
Ему нужно разбудить желание в женщине, весь опыт которой в любовных утехах был не что иное, как боль, унижение и вероломство. Ему нужно пробудить в ней страсть, после того как другой мужчина все уничтожил. И когда он спрашивал себя, как это сделать, то ощущал полную безнадежность. Пожалуй, впервые в его взрослой жизни он не знал, какой ключ подобрать к женщине, чтобы соблазнить.
Это сводило его с ума.
Что, если у него ничего не получится? Что, если того, что он делает, недостаточно? Каждая женщина заслуживает удовольствия в любви. Не только физического удовлетворения, но и нежности, интимности и радости, и мужчина должен позаботиться о том, чтобы она получила все это сполна. Если он не справится, Эди так никогда и не узнает всех прелестей плотской любви.
Все, что ему нужно для начала, это заслужить ее поцелуй, но Стюарт знал: если будет давить на нее или торопить, она ускользнет, и их пари не состоится. А если он выиграет пари, то где гарантия, что она потом сдержит слово? И мог ли он винить ее в этом случае? Даже если она останется, сможет ли он сделать ее счастливой? Та ужасная история, которая с ней приключилась, стояла между ними как невидимая стена. Что, если ему не удастся разрушить ее? Что, если однажды она решит, что не в силах выдержать это, и оставит его?
Стюарт заставил свой мозг уйти от гипотетического развития событий и вернуться к реальности. Он должен заслужить ее поцелуй. Это его единственная цель. А что касается остальных проблем, он будет решать их по мере поступления.
Глава 13
Если Эди думала, что ей удастся избавиться от Стюарта хотя бы на день, покинув Хайклиф, то горько ошибалась.
Все женское общество графства было под впечатлением от возвращения герцога. Тут и там только и твердили, как, должно быть, она счастлива: больше ей не придется заниматься хозяйственными делами. И теперь, когда герцог вернулся домой, не за горами то время, когда в доме появится сын, то есть наследник, и все свое внимание она сосредоточит на нем.
Эди, чувствуя давление со всех сторон, наконец сдалась и сделала несколько визитов. А когда вернулась домой, посчитала жизненно важным отказаться от чая и вместо этого принялась разбираться в комнатах и на чердаке вместе с миссис Гейтс.
Но не могла же она постоянно избегать Стюарта. В пять часов одна из горничных поднялась к ней и сказала, что его светлость закончил пить чай и ждет ее на террасе, чтобы отправиться на вечернюю прогулку.
Она спустилась вниз с ощущением страха, но, к ее радости, он не возвращался к драматичным событиям минувшего дня. Они взяли с собой Нюхлика, и она завела разговор на нейтральные темы: какая чудесная стоит погода, что нового в деревне и каково состояние цветочных бордюров, – и он, казалось, был доволен этим будничным разговором.
Потом она прошла в свою комнату и переоделась в свободное платье, которое было на ней днем раньше, и так же, как в тот день, надела корсет. Возможно, Стюарт прав и без корсета было бы намного удобнее, но для нее это был еще один барьер, который их разделял.
И хотя для нее не было неожиданностью, когда он постучал в дверь несколькими минутами позже, она подскочила как кошка на раскаленной крыше. Эди открыла дверь, и его вид в темном свободном жакете тотчас напомнил интимность прошлого дня и болезненные откровения, которые последовали. Притворив дверь, он повернул ключ в замке, и ее отбросило в дальнюю часть комнаты. Пока он снимал туфли и жакет, она занялась бутылочками на туалетном столике, но это еще более усугубило ее волнение, потому что среди них был и зеленый пузырек с жидкой лечебной мазью, и она не представляла, что, когда дойдет до этого, сможет выполнить просьбу Стюарта. Когда он спросил, готова ли она начать, Эди, не поднимая глаз, подошла к нему.
Он сразу же заметил ее состояние.
– Эди, не нужно нервничать.
– Я не нервничаю, – солгала она и поморщилась, услышав, как неискренне прозвучали ее слова, и призналась: – Хорошо, нервничаю.
– И я тоже, если вам от этого будет легче. – Он лег на пол, перевернулся на спину и поднял ногу перпендикулярно полу. – Кроме того, – добавил Стюарт, когда она обхватила ее руками, – вы можете направить сюда все свое недовольство. Я целиком и полностью в вашей власти.
Как раз этого Эди и не чувствовала, особенно сейчас, когда его нога прижимается к ее телу.
– Каким образом?
Он широко раскинул руки.
– Да, я в вашей власти, а если буду дурно себя вести, можете мне за это отплатить.
И все же она не понимала как, поскольку оба знали, что он гораздо сильнее ее, но не стала развивать эту мысль и они выполняли все упражнения молча. На сей раз все было еще интимнее, и она вздохнула с облегчением, когда закончили.
– Вы чувствуете, что вам это помогает? – поднимаясь, спросила Эди. – Прогулки и массаж?
– Думаю, да. – Сначала он продемонстрировал, как сгибается нога, потом поднялся и чуть-чуть перенес на нее вес. – Да, действительно помогает. Еще немного болит, но, думаю, мазь доктора Кейхилла дает свой результат. Куда вы ее поставили?
Эди будто окаменела, вся горечь и обида вчерашнего дня вернулась с десятикратной силой.
– Я не могу, Стюарт, – едва выдавила она, теребя складки платья. – У меня нет сил…
Совершенно не удивившись, он кивнул.
– Если не хотите, я не намерен вас заставлять.
Его спокойное согласие побудило ее объяснить причину.
– Я очень хочу помочь вам. – Эди подошла к туалетному столику пузырьком. – Но после вчерашнего… поймите, есть вещи, которые я не в силах вынести.
Она передала ему склянку и добавила, покраснев до корней волос:
– Я знаю: вы хотите, чтобы это делала я. Более того, знаю почему – я все же не совсем наивна. Но это слишком рискованный шаг. Это слишком… слишком… интимно.
– Эди, стоп. – Убрав пузырек в карман, шагнул к ней и обхватил за плечи. – Вы ничего не должны мне объяснять. – Чуть поразмыслив, он улыбнулся и добавил: – Знаете, то, что вы сейчас сказали, вселяет надежду, что я смогу добиться того, чего хочу.
Она подняла на него взгляд, в котором застыл вопрос.
– Мне нужно вам кое-что сказать, но не знаю пока как… Прежде чем я уйду, чтобы вы могли переодеться к обеду, давайте присядем и поговорим?
Эди предпочла бы обойтись без этого, но… Неохотно кивнув, она присела в глубокое бархатное кресло у камина, указав на второе, но он взял стул у ее туалетного столика и уселся перед ней. Их колени соприкасались, но было бы глупо возражать: только что они были в куда более интимной позиции.
Стоило подумать об этом, как ее окатило жаром, дыхание участилось и захотелось распахнуть окна, чтобы впустить свежий воздух.
Чуть отодвинувшись и сложив руки на коленях, Эди спросила:
– Что вы хотите обсудить?
– Когда между людьми возникает непонимание, потом всегда появляется неловкость. – Он вытянул правую ногу вдоль ее кресла, отставил в сторону трость и, наклонившись вперед, уперся локтями в левое колено. – Пожалуйста, поверьте, я не хочу усугублять ситуацию, вызывать у вас замешательство или причинять боль, но вчера я кое-что понял и не могу оставить это без внимания.
Ее глаза были полны отчаяния.
– Я бы не хотела…
– Уверяю вас: я не стал бы начинать этот разговор, если бы не чувствовал, что это необходимо, хотя и чертовски трудно… – Он замолчал, прижав кулак к губам, и пару минут смотрел в пространство.
Она ждала – напряженная как струна, со стиснутыми руками – и молилась об одном: чтобы это скорее закончилось.
В конце концов он опустил руку и снова посмотрел на нее.
– Эди, у меня сложилось впечатление, что вы были абсолютно невинны, когда все это случилось, у вас не было никакого опыта. Я прав?
О господи! Судорожно сжав подлокотники кресла, она прошептала, отворачивая лицо:
– Зачем вы спрашиваете?
– Потому что если это так, значит, есть кое-что, о чем вы не знаете, но должны знать. – Он вздохнул. – Не только среди людей, но и среди животных существуют неписаные правила. Не важно, то ли это прайд львов или колония обезьян, то ли мужчина и женщина, одно из основополагающих правил любого социума состоит в том, что женщина всегда может отказать мужским притязаниям.
Эди сжалась на кресле так, что едва могла дышать.
– Я правда не хочу обсуждать это. Прошу вас…
– Я знаю, что не хотите, и прошу прощения, что доставляю вам неприятные минуты, но важно, чтобы мы прояснили это. Эди, пожалуйста, посмотрите на меня.
Она заставила себя выполнить его просьбу. Его лицо было хмурым и сосредоточенным, но когда она взглянула в его глаза, там не было гнева – только сочувствие и… боль.
– Смею сказать, вы не верите, что подобные правила существуют. Нередко мужчины их нарушают, но я хочу, чтобы вы знали: между нами такое невозможно.
– Мужчине легко принимать решения.
– Согласен, – ответил он мягко. – Но мы оба знаем о моем намерении соблазнить вас, и, несмотря на то что я узнал вчера, ничего не изменилось. Единственное, о чем я должен вас предупредить, что и дальше буду предпринимать соответствующие попытки. Например, могу взять вас за руку.
Он подвинулся ближе и потянулся за ее рукой: медленно, давая время убрать ее, если хочет, – но она не шевельнулась. Тогда он взял ее ладонь и нежно сжал пальцы.
– Вы можете отстраниться, если хотите. – Подушечка большого пальца поглаживала косточки на внешней стороне ее ладони. – Хотите?
Ласка была такой невесомой и все равно вызывала дрожь, рождая страх и какое-то предчувствие.
– Вы же просто держите мою руку, – тихо отозвалась Эди, стараясь придать своему тону безразличие. – Это довольно безобидно.
– Правильно, а теперь я сделаю вот так. – Он медленно перевернул ее ладонь и принялся поглаживать.
Было щекотно, она чуть дернулась, и он остановился, предоставляя ей выбор, но она не шелохнулась.
– А еще я могу… – Он замолчал и поднес ее руку к своей щеке. Их взгляды встретились. – Я могу поцеловать ее.
Стюарт наклонил голову, все еще удерживая ее взгляд, и прижался губами к ладони. Все ее тело пронзило странное ощущение, совсем не похожее на страх. Звук удивления слетел с ее губ, и она отдернула руку, но все равно продолжала чувствовать тепло его губ на своей ладони.
Едва удержавшись, чтобы не спрятать руки за спину, Эди с трудом выдавила, стараясь сдержать дрожь в голосе:
– Как я понимаю… вы не собираетесь отказываться от задуманного и будете продолжать искушение?
– Боюсь, что нет, – ответил он, стараясь сохранить серьезность, хотя уголки губ дрогнули от едва сдерживаемой улыбки.
Она тем не менее разозлилась, в глазах полыхнуло пламя.
– Я затеял эту игру, чтобы победить, но если сочтете, что, по вашему мнению, выхожу за рамки дозволенного, вам следует лишь сказать «нет».
Это уже слишком!
– Я говорила «нет»! – выкрикнула Эди, сжав кулаки, едва сдерживаясь. – Я говорила это вам, говорила ему – снова, снова и снова!..
Стюарт напрягся, губы его превратились в жесткую линию, и на какой-то момент она увидела свою боль на его лице… боль и гнев – гнев на обвинение, прозвучавшее в ее словах.
– Запомните: я не он.
Он коснулся ее щеки, убрал завиток, упавший на щеку, и отвернулся, бросив взгляд на часы на каминной полке.
– Простите, что уже использовал больше отведенного мне времени на целых пятнадцать минут. – Стюарт поднялся, отнес стул на место и взял трость. – Вы можете компенсировать это завтра, если захотите, а я на это очень надеюсь. Уверен: вы придумали что-то интересное.
Глубоко вздохнув, она поднялась с кресла, мысленно поблагодарив его за шутку, которая помогла ей взять себя в руки.
– Да, разумеется, вам понравится.
– Несколько раундов виста в компании старых дев графства? Или посещение вечерней службы?
– Ни то ни другое. По крайней мере не завтра. Мы поедем в деревню: нам с Джоанной надо заглянуть к мисс Мэй.
– Модистка? – Он издал стон. – Скажите, что вы пошутили.
– Разве не вы установили такие правила?
– Но все имеет свои границы… – проворчал Стюарт. – Викарий, мистер Робсон, а теперь еще и заведены мисс Мэй.
– Мы можем остановиться на магазине тканей.
– Еще хуже! Эти несносные попытки держать меня на расстоянии способны довести до смерти, но все равно обречены на провал. Что бы вы ни предприняли, мне с вами не скучно, я наслаждаюсь вашей компанией, даже если это посещение модистки или магазина тканей. А кроме того, по пути можно урвать у вас поцелуй, пока никто не видит.
Сердце Эди тревожно забилось при одном лишь упоминании об этом, но в ужасе она поняла, что рядом с ним тоже чувствует пусть крохотный, но безошибочный трепет предвкушения. Эта мысль: что она хочет, чтобы он поцеловал ее, – была пугающей, но вместе с тем и пьянящей.
– Даже если вам это удастся, – сказала она с достоинством, – поцелуй не будет засчитан.
– Верно. – Он задержался в дверях и, оглянувшись, улыбнулся. – Пока вы не поцелуете меня сами.
Как всегда, последнее слово осталось за ним.
Стюарт рассмеялся и вышел, закрыв за собой дверь.
На следующий день они посетили магазин дамских шляп мисс Мэй и провели там мучительных для Стюарта двадцать минут, пока Эди выбирала перья. После того как они покинули этот магазин, Джоанна принялась канючить, что хотела бы посмотреть принадлежности для живописи в большой художественной гостиной Фрейзьера, и Эди не возражала, попросив мисс Симмонс сопровождать ее.
– Джоанне нравится живопись, да? – спросил Стюарт, когда девушка и гувернантка скрылись в магазине.
– Она обожает рисовать, хорошо пишет маслом. Когда мы бываем в Лондоне, она стремится посетить музеи и художественные галереи. Королевская выставка открывается незадолго до ее дня рождения, и мы всегда туда ходим.
– Правда? – Он нахмурился, задумчиво глядя в окно художественной гостиной Фрейзьера. – Это может пригодиться.
– Для чего?
– Подарки на Рождество, день рождения. – Он снова повернулся к ней и указал на дверь. – Не хотите войти?
– Нет-нет. Мне нужно в другой магазин, а их мы заберем на обратном пути.
– Уайтскомб? – догадался Стюарт, когда они продолжили путь по Хай-стрит. – Вы ведь туда направляетесь?
Эди рассмеялась:
– Магазин тканей? Нет-нет, не хочу подвергать вас этому испытанию, особенно после посещения заведения мисс Мэй.
– Тогда нам обоим повезло: уж коль вы не заставляете меня созерцать пуговицы и булавки, я не буду строить планы для реванша.
– А вы строили?
– Конечно, но не ждите, что я признаюсь, какие именно. Оставлю их про запас, на случай если вы решите затащить меня на собрание комитета вашего благотворительного общества.
– Я никогда не решилась бы на это. – Она состроила гримасу, вспоминая визиты, которые сделала днем раньше: дамы буквально взахлеб выражали свои восторги по поводу его возвращения из Африки. – Вас на нашем собрании женщины разорвут на кусочки.
– А, так вы ревнуете?
– Не обольщайтесь: в нашем комитете я единственная моложе шестидесяти.