Текст книги "Котел"

Автор книги: Ларри Бонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 55 страниц)

И именно это слабое место собирался в полной мере использовать Алекс Банич.

Детство, проведенное с дедушкой и бабушкой – эмигрантами с Украины и годы обучения языку по интенсивной программе в школе ЦРУ позволяли ему быстро и легко переходить с английского к разговорному русскому или безукоризненному украинскому – и все это в одном предложении. Он мог выдать себя за кого угодно – от жадного деляги-мошенника до строгого и сдержанного, сознающего свою значимость солдата или полицейского. Десять лет успешного выполнения заданий в Восточной Европе отточили до толщины лезвия бритвы как актерские, так и языковые способности Банича. Бывали случаи, когда ему даже снились сны на русском языке. И все это было подготовкой к тому, что должно было стать вершиной его служебной карьеры – назначению главным оперативным агентом штаб-квартиры ЦРУ в Москве.

Улыбка Банича сделалась вдруг невеселой, даже мрачной, когда он подумал о крахе собственных амбиций. Движимый непреодолимым желанием всегда и во всем быть лучшим, он много лет усердно работал, добиваясь всего кровью и потом, он разрушил свой брак, чтобы попасть в Москву. И для чего?

Твердолобые, жестокие коммунисты, в ненависти к которым он был взращен, были кто в тюрьме, кто мертв, а кто усердно учился быть хорошим капиталистом. Когда-то могущественный Советский Союз был практически мертв. А его наследники казались слишком занятыми попытками выжить, чтобы причинять неприятности всему остальному миру. А к московской штаб-квартире, которую когда-то считали одной из самых горячих точек и одним из самых ответственных постов, теперь относились почти что как к грязному стоячему болоту.

Настоящие события происходили где-то еще – на Западе и на Востоке – в европейских столицах или в шумном, суматошном Токио. Те, кто курировал ЦРУ в конгрессе, все чаще требовали больше информации о французах, немцах, японцах, но не о русских. Для вашингтонской политической элиты прошло время интереса к ядерному оружию и танковых дивизий и настало время торговых балансов и уровней субсидий.

Последствия этого сказывались в особенности при распределении годового бюджета и назначении новых сотрудников. На долю московской штаб-квартиры приходилось все меньше и меньше и того, и другого. Год от года московское отделение все сокращалось.

Банич покачал головой. Невозможно было предсказать, до каких пределов может Управление сократить свою деятельность в этой стране. И при этом ожидать, что его сеть по-прежнему сможет добывать достаточное количество важной информации. Саморазвал Советского Союза, возможно, сделал шпионаж на его бывших территориях легче, но безусловно не сделал его дешевле. Теперь русские не передавали военные и политические секреты Америке потому, что они ненавидели коммунизм. Коммунизм был мертв. Теперь они продавали их – продавали за деньги, чтобы купить побольше еды, побольше тепла, или же расплатиться с карточными долгами и покрыть потери от игры на бирже.

Недальновидность конгресса, урезавшего ассигнования на его отделение, как никогда становилась очевидной для Банича, когда он рисковал потерять ценный источник информации из-за того, что вынужден был отчаянно торговаться насчет цены. Несмотря на все внутренние проблемы, Россия и республики-партнеры все еще обладали изрядными запасами ядерных боеголовок, межконтинентальных баллистических ракет и огромным арсеналом обычного вооружения. И за спинами беспорядочно сменяющих друг друга парламентов и президентов все еще стояли достаточно опасные люди, занимавшие достаточно высокие посты, по-прежнему одержимые имперскими амбициями своих наций. За такими людьми надо было наблюдать, а не игнорировать их.

К сожалению, большинство творцов вашингтонской политики были от природы близоруки. Нации, которые не казались им способными стать угрозой для Америки в ближайшее время, и события, которые не угрожали их предвыборным перспективам, просто не попадали в их поле зрения. Их главным правилом было: "С глаз конгресса долой – из бюджета вон".

Голос Хеннеси вернул Банича к более актуальным проблемам.

– Я просмотрел пришедшие для вас сообщения, пока вы обрабатывали Сорокина.

– Ну? – Банич наклонился вперед. – Есть что-нибудь для прессы?

Молодой человек вздрогнул. Его босс редко шутил, но когда он пытался это делать, каламбуры выходили крайне неудачными.

– Извини.

– Хм, – Хеннеси крутанул руль, и "мерседес" молнией пронесся через забитый машинами перекресток прямо перед потоком транспорта. – Я серьезно. Катнер желает видеть вас в посольстве, причем уже сегодня, а не завтра, если вы поняли, на что я намекаю.

– Да, – пробормотал Банич в наступившей тишине. Лен Катнер, шеф Московского отделения, редко вмешивался в незавершенные операции. Он только назначал сотрудников для их проведения и следил за тем, чтобы их действия соответствовали инструкциям госдепартамента. Так что, наверное, назревало что-то серьезное. И Банич чувствовал, что это "что-то" вряд ли ему понравится.

* * *

ПОСОЛЬСТВО США, РАЙОН ПРЕСНИ, МОСКВА

Два русских милиционера в форме старались держаться поближе к главному входу на территорию посольства вовсе не из чувства долга. Они просто пытались хоть как-то согреться рядом с раскаленным докрасна служебным помещением охраны посольства, стоявшим прямо за воротами. Мороз был чудовищный даже в те моменты, когда на небе проглядывало солнце. Сейчас же, когда наступала ночь и на востоке собирались черные тучи, температура воздуха приближалась к точке замерзания всего живого. А согласно пессимистичным прогнозам некоторых синоптиков, к утру можно было ожидать первого в этом году короткого снегопада.

Банич не успел еще ступить на тротуар, когда один из морских пехотинцев, охранявших вход в посольство, узнал его и открыл ворота.

Один из двух русских копов, тот, что повыше, перестал дуть на руки и, дыша паром, произнес:

– Здравствуйте, мистер Банич.

Он довольно прилично говорил по-английски.

– Привет, Петр. Что такого сделали вы с Мишей, что вас послали на ночное дежурство так близко к реке, на таком ветру? Изнасиловали бабушку вашего сержанта?

Оба мужчины рассмеялись. Они были в специальном наряде, патрулировавшем улицы около посольства. Российская столица отчаянно нуждалась в помощи американцев, необходимо было привлечь как можно больше капиталовложений, и никому в Москве не казалось, что нападения с целью ограбления на американских дипломатов могли послужить хорошей рекламой, раскрывающей перед иностранцами очарование старого города.

Банич прошел в ворота и направился к огромному красному кирпичному зданию посольства.

– Эй, мистер Банич! Посоветуете нам что-нибудь по поводу инвестиций?

Банич на секунду замялся, делая вид, что пытается подобрать и выговорить труднопроизносимые русские слова:

– Конечно. Покупайте подешевле... и продавайте подороже.

Когда Банич подошел к зданию, милиционеры все еще хихикали у него за спиной.

Конечно, весь их разговор записывался на пленку. Наверное, маленьким магнитофоном, которым управляли из какого-нибудь жилого дома, стоящего через дорогу от посольства. Российская Федеральная служба контрразведки конечно не имела такого богатого арсенала, как старый КГБ, но все же существовала, чтобы защитить новое государство от иностранных шпионов. А шпионы иногда имели привычку работать в иностранных посольствах.

Слежка Федеральной службы была одной из причин, по которой Банич всегда старался изменить свой внешний вид, когда возвращался с заданий, выполняемых под именем Николая Юшенко. Для этого требовалось всего-навсего заглянуть ненадолго в квартиру на одной из окраин, которую он снимал под именем Юшенко. Отделанная мехом куртка, коричневый свитер и джинсы украинца уступали место синему английскому плащу, темно-серому костюму, белой рубашке и красному шелковому галстуку. Пара модных очков в черепаховой оправе, немного одеколона после бритья, глоток вина или "Джека Дэниэлза", завершали превращение невежественного хитрого пройдохи в ленивого дипломата средних лет, любящего поразвлечься.

Сразу по прибытии в Москву Банич провел примерно месяц, старательно играя роль весьма посредственного заместителя помощника атташе по экономическим вопросам, твердо решившего для себя выполнять как можно меньше действительно нужной работы. Делая вид, что изучает возможности торговли и капиталовложений американских фирм в России, он водил агентов ФСК на скучнейшие деловые конференции, заставляя помотаться за собой по фабрикам и заводам, а также совершать поистине марафонские заплывы по местам всевозможных развлечений. И это с лихвой окупило себя. День за днем толпа следивших за ним агентов редела, по мере того как одних перебрасывали следить за более перспективными объектами, а другие отправлялись домой отходить от затянувшихся запоев. А к настоящему моменту они вообще как будто бы перестали им интересоваться.

Шесть-семь лет назад такая техника ни за что не сработала бы. КГБ ни за что не позволил бы иностранному служащему, к тому же американцу, рыскать где ему заблагорассудится по Москве и области. Но КГБ разодрали на части в августе девяносто первого года, посчитав структуру организации слишком сложной. А тот небольшой осколок когда-то могущественной организации, который должен был заниматься контршпионажем, Федеральная служба контрразведки, тратил большую часть времени и ресурсов на внутренний шпионаж, причем преимущественно в собственных рядах, стараясь унюхать даже малейший намек на новую угрозу законно избранному российскому правительству. Ходили слухи, что боеспособность этого осколка Комитета госбезопасности из-за царящих в нем настроений оставалась неизменно низкой.

Конечно, этот факт как бы лишал работу самого Банича возможности бросить вызов сильному противнику, которая всегда привлекала Алекса. Он прогнал от себя эту мысль. Он должен радоваться всему, что облегчало сбор информации в этой сумасшедшей стране.

Лен Катнер ждал его на шестом этаже в довольно тесной канцелярии Московского отделения. Шеф никогда не увлекался демонстрацией атрибутов своего могущества, в частности, не настаивал на том, чтобы беседы с сотрудниками проходили на его территории. Это была одна из черт, которые импонировали Баничу в этом высоком лысеющем мужчине.

– Алекс, – произнес Лен. – Извини за то, что пришлось выдернуть тебя сюда вот так. Все в порядке?

Банич пожал протянутую руку Катнера и кивнул:

– Замечательно. Как раз сейчас Хеннеси шлет в Киев факсы, чтобы начинали отгрузку. И вот что еще перепало мне за беспокойство. – Он протянул шефу пачку документов Министерства обороны.

Катнер быстро пробежал по ним глазами, напряженно хмуря лоб, когда ему попадались технические термины.

– Они перебрасывают полностью три дивизии? Довольно дорого, не правда ли?

– Конечно. – Банич показал на последние страницы документа, которые держал в руках шеф. – К тому же они перебрасывают их обратно в Белоруссию из Санкт-Петербургского военного округа.

– Поближе к польской границе? Это кажется все более и более любопытным. – Катнер поднял глаза от бумаг. – Вы слышали что-нибудь еще об этом? Например, из ваших парламентских источников?

Банич покачал головой.

– Ни шепота. И именно это кажется мне весьма странным.

– Действительно. А может быть, кто-нибудь из генералов решил вернуться к старым дурным привычкам, а?

– Именно так, мне кажется.

– Хорошо. Уделите время этому вопросу, Алекс. – Катнер сделал паузу, вид у него при этом был встревоженный. – По крайней мере, столько времени, сколько вы можете себе позволить. Мы получили кое-какие новые приказы из Вашингтона, через Лэнгли.

Банич молча ждал, когда его собеседник объяснит, что имелось в виду. Они как раз подходили вплотную к тому, почему Банича вызвали в посольство прямо с задания.

Катнер положил документы на заваленный папками стол и посмотрел Алексу прямо в глаза.

– Кажется, на нас опять поступили претензии от какой-то там чертовой посреднической группы. Объединенные силы решения экономических проблем. Одному богу известно, что стоит за этим названием. Как бы то ни было, они жалуются на то, что мы фокусируем внимание на военных и политических вопросах... и поставляем недостаточно информации о торговле и коммерции. На том, что они называют "истинным мерилом могущества нации".

– Господи Иисусе!

Катнер кивнул и продолжал:

– Что бы мы с вами ни думали по этому поводу, Алекс, но эти ребята прямо-таки атаковали конгресс. И внутри Управления их тоже кто-то поддерживает. – Катнер передал Алексу листочек с сообщением. – Это передали сегодня утром по спутниковой связи. Тут наши задачи расставлены по степени важности в соответствии с новыми приоритетами.

Банич просматривал листок, отказываясь верить собственным глазам. Объем продажи и цены на французские и немецкие станки и лекарства? На японские автомобили? Доказательства платежеспособности российских покупателей и правительства? И все это было поделено на десять или пятнадцать более мелких задач, которые выглядели настолько расплывчато, что едва можно было понять, о чем идет речь. Банич поднял глаза. Он был сердит не на шутку.

– Не может быть, чтобы эти ослы писали всерьез! Мы пытаемся контролировать дюжину республик, раскинувшихся в одиннадцати часовых поясах, а они хотят, чтобы тратили время на подобную чушь?

Катнер выставил вперед ладонь, останавливая поток негодования.

– Да, именно это они и делают. Я попытаюсь использовать любую возможность, чтобы переиграть это или хотя бы сгладить острые углы. Но на сегодняшний день это твои новые задачи.

– Потрясающе! – Алекс тщетно пытался бороться со злостью и горечью, звучащими в его голосе. Не могли бы вы также сказать, от каких из моих контактов мне следует отказаться, пока я буду копаться в этом мусоре? В Министерстве обороны? Или в Министерстве иностранных дел?

Катнер покачал головой.

– Просто сделайте то, что сможете. Никто не ждет от вас чудес, Алекс.

– Что ж, это хорошо, потому что я не чудотворец. – Банич глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Не стоит злить Катнера. Ему необходима была любая поддержка представителей высших эшелонов власти. – Послушайте, Лен. Я не могу сейчас отследить даже половины всей этой белиберды. По крайней мере, не с теми средствами, которые имеются в нашем распоряжении. Нам потребуется больше народу, чтобы заниматься всякими разъездами и беготней.

– Договорились. Я посмотрю, что я могу для вас сделать. – Катнер доброжелательно похлопал собеседника по плечу, протискиваясь мимо его стула, и направился к узкой двери кабинета.

Банич сидел за заваленным бумагами столом далеко за полночь, размышляя над тем, как переориентировать хорошо организованный разведывательный аппарат на решение новых задач и при этом постараться не разрушить его окончательно и бесповоротно.

Он все еще сидел, погруженный в свои мысли, когда первые хрупкие снежные хлопья начали тихо падать на пустынные улицы Москвы.

Глава 4
Водопад

21 СЕНТЯБРЯ, ОКРЕСТНОСТИ РЮ ДЕ ФЛАНДР, ПАРИЖ

Париж лежал, окутанный тьмой, словно саваном. Во всем городе не было света в результате несанкционированной суточной забастовки, парализовавшей электростанции города. И только некоторые правительственные учреждения и здания корпораций, где имелись свои генераторы, были освещены.

Остальные жители затемненной столицы пользовались более старыми и более примитивными средствами. Небо над Девятнадцатым муниципальным округом Парижа освещали языки пламени, зловеще мелькавшие среди обшарпанных бараков и рушащихся домов. В свете разложенных прямо на улицах костров видны были силуэты выкрикивающих что-то женщин и мужчин, толпами слоняющихся по улицам, заваленным телами, заставленным разбитыми машинами и дымящимися баррикадами. Некоторые размахивали над головами окровавленными ножами и самодельными дубинками. Многие были пьяны, возбуждены до предела смертельным коктейлем из дешевого вина и вырвавшегося на свободу насилия. Все были бедны, все были безработными, и все были готовы свести счеты с теми, кого они считали виновными в своих бедах.

А обвиняли они les arabes. "Арабов". Алжирцев, тунисцев, сингалезов и всех остальных больных дурными болезнями, крадущих у них работу африканских иммигрантов, которыми были набиты грязные, дурно пахнущие квартирки северных и восточных районов города.

Никто уже не помнил, с чего именно начались волнения, после того как погас свет. Может, с потасовки на Рю де Фландр. Или со скандирования расистских лозунгов на Пляс дю Марок. Теперь это не имело значения. Теперь было гораздо важнее, что беспорядки распространялись волной поджогов, убийств и грабежей по трущобам, где обитали иммигранты.

В южном конце квартала две боевые машины, специально оборудованные для борьбы с массовыми беспорядками, и тонкая линия солдат в зеленой маскировочной форме и респираторах перекрывали поворот на Пляс де Сталинград и на эскалаторы станции метро. Солдаты были бойцами специального подвижного отряда по борьбе с массовыми беспорядками. Их вооружение как бы подтверждало репутацию этого подразделения – высокая боеготовность и жестокие способы борьбы. Некоторые были вооружены только пластиковыми щитами и дубинками, но другие сжимали в руках заряженные ручные пулеметы и винтовки. А в башнях их машин сидели люди, готовые бросать в неуправляемую толпу осколочные гранаты и распылять слезоточивый газ.

Однако пока солдатам еще не пришлось применять свое оружие. Толпа, бушевавшая в пылающих трущобах к северу от площади, даже не пыталась пробиться мимо них в более фешенебельные районы города. Они были слишком заняты кровавой расправой с каждым, кто казался им похожим на "араба", и разграблением винных магазинов, бакалейных лавок и аптек.

Полиция безопасности, в свою очередь, была слишком занята выстраиванием подобающей линии обороны. Но теперь обстановка, похоже начинала меняться.

– Да, сэр, я понял. – Лейтенант Чарльз Гуайон тихонько выругался, опуская руку с переговорным устройством. Он повернулся к коротышке-сержанту, с кислым видом стоящему рядом с ним. – Мы получили новый приказ. Мы должны перейти в наступление и очистить улицы.

Из темноты раздался громкий голос, отражавший его собственные невысказанные мысли.

– Но это же чертовски глупо! Нас всех перебьют там!

Гуайон быстро поднял глаза.

– Кто это сказал? – Он подождал ответа, вглядываясь в ставшие мгновенно непроницаемыми лица.

Никто не ответил.

Лейтенант еще несколько минут разглядывал своих людей, прежде чем снова перевести взгляд на сержанта.

– Выступаем через пять минут. Остальные отряды будут двигаться параллельно вдоль канала и Рю де Танжер. Нам предоставлена полная свобода использовать все необходимые средства. Вопросы?

Сержант медленно покачал головой.

– Хорошо. Всем приготовиться. Надеть респираторы и зарядить оружие. – Он сделал паузу, как бы желая убедиться, что его голос слышен каждому солдату. – Но никто, я повторяю – никто не должен открывать огонь без моего прямого приказа. Всем понятно?

– Понятно. – Сержант как будто выплюнул эти слова, явно сожалея, что не может сказать всего, что думает по этому поводу.

Гуайон повернулся на каблуках и направился к боевым машинам. Он хотел лично убедиться в том, что машины находятся в полной боевой готовности и готовы двинуться вслед за его войсками в лежащие перед ними залитые пламенем улицы. Их мощные пушки и стальные корпуса были просто необходимы на тот случай, если толпа вздумает отбиваться.

Когда он вернулся, отряд уже стоял в боевом построении – солдаты со щитами и дубинками – впереди, их товарищи с пулеметами и винтовками – сзади. Форма, респираторы и каски, казалось, лишали людей индивидуальности.

Лейтенант прошелся вдоль строя. Его собственный респиратор так и болтался на шее Неудобные резиновые маски хотя и предохраняли от слезоточивого газа, но одновременно делали человека практически слепым, особенно ночью. А ему необходимо будет видеть все, что происходит вокруг, на возможно большем расстоянии.

Близилось время выступления. Гуайон облизал губы, неожиданно оказавшиеся сухими и потрескавшимися. Он смотрел на лежащие перед глазами улицы. Над площадью стелился дым, поднимавшийся от десятков горящих домов и автомобилей. Теперь, когда ветер успокоился, дым становился все гуще и гуще. В гуще дыма видны были фигуры мародеров, уносивших домой украденные телевизоры, стереосистемы и мебель или же просто рыскающих в поисках новых жертв. Вдоль ближайшей улицы валялись несколько трупов. Еще два тела свисали с фонарей.

Лейтенант закусил нижнюю губу. Это действительно было сумасшествием. Водоворот насилия просто-напросто поглотит и его, и его людей. Подавлять мирные политические демонстрации – это одно. А бороться на улицах города с очумевшей от огня и крови толпой – совсем другое. Он начинал сожалеть о том, что вообще перевелся в подразделение по борьбе с беспорядками. Все дополнительные выплаты и привилегии, которыми он так гордился, вовсе не стоили того, чтобы расстаться ради них с жизнью.

Снова щелкнуло переговорное устройство.

– Всем отрядам начать наступление.

О, господи. Гуайон проглотил стоящий в горле ком. Он расстегнул висящую на поясе кобуру и вынул пистолет.

– Все. Пора. Взвод, за мной!

Он двинулся вперед довольно медленно, от души надеясь, что его походка выражает решительность, а не охвативший его страх.

Однако никто не последовал за ним.

Лейтенант обернулся, не веря своим глазам. Его отряд по-прежнему стоял цепью вдоль края площади. Ни один солдат не сдвинулся с места.

– Черт побери! Вы слышали приказ?! Я приказываю вам выступать! Немедленно!

Тишина. В неподвижном ночном воздухе слышны были крики, поднимавшиеся из трущоб за его спиной. О, боже! Лейтенант почувствовал, как рука, сжимающая пистолет, начинает дрожать.

– Сержант Пезан!

Сержант с недовольным лицом сделал шаг вперед и внимательно посмотрел на своего командира. Гуайон понизил голос.

– Хорошо. Чего вы, идиоты, черт возьми, добиваетесь?

– Ребята не пойдут туда... – прорычал сержант, кивая в сторону иммигрантских кварталов. – Не станем мы спасать этих чернозадых оборванцев.

Со стороны строя донеслось одобрительное бормотание. Солдаты явно выражали согласие с тем что только что сказал их сержант.

Гуайон попытался воззвать к их здравому смыслу.

– Послушайте, парни, мне все это нравится не больше чем вам, но отказ подчиняться приказам – уголовное преступление. Ситуация очень серьезная, сержант.

– Умирают тоже всерьез... лейтенант.

Гуайон подошел ближе и понизил голос почти до шепота.

– Вы ведь знаете, Пезан, я мог бы заставить вас подчиняться моим приказам. – Он снял с предохранителя пистолет.

Сержант, не мигая, встретил его взгляд.

– Возможно, – он пожал плечами. – Но потом вам, возможно, стоит подумать о том, как опасны бывают боевые действия на улицах города. И никогда не знаешь, откуда прилетит следующая пуля... лейтенант.

Кровь, казалось, застыла у Гуайона в жилах Смысл угрозы, так спокойно высказанной сержантом, был предельно ясен. Он мог заставить своих людей вступить в боевые действия против толпы, но сам он, скорее всего, не вернется живым с этого задания. Руки задрожали еще сильнее.

Черт! Во время специальной подготовки их не учили ничему подобному И к перспективе быть застреленными своими собственными людьми тоже не готовили. И за что, собственно? Ради кучки никому не нужных иностранцев? Этих вонючих арабов и африканцев. Лейтенант покачал головой. Рисковать для них своей жизнью? Только не он. И только не сейчас. И вообще никогда.

Лейтенант снова передернул предохранитель пистолета и вздохнул.

– Очень хорошо Я свяжусь с командным пунктом и сообщу о нашей неготовности выступать... в сложившихся обстоятельствах. – Он сердито взглянул в ничего не выражающие глаза своего сержанта. – Вы удовлетворены?

– Да, лейтенант.

– Тогда снова перестройте людей для обороны по периметру. – Гуайон спрятал оружие. – Раз уж мы не можем положить конец этому сумасшествию, мы должны по крайней мере помешать ему распространиться дальше.

Пезан отдал честь и направился к ожидавшим его солдатам. В ответ на команды, которые выкрикивал сержант, строй рассыпался и стал перестраиваться на площади.

Гуайон понаблюдал за ними несколько секунд, снова выругался про себя и поднял руку с рацией. Еще несколько секунд он колебался – не очень-то приятно делать сообщение, которое несомненно положит конец его карьере в полиции. Службам безопасности не нужны офицеры, не способные справиться с собственными солдатами. Большой палец правой руки уже потянулся было к кнопке передачи, как вдруг замер. Из динамика доносилось множество других голосов, переговаривающихся по рации:

– Я повторяю, "Браво-2", вам приказано выступать. Двигайтесь!

– Не могу выполнять, "Фокстрот Эхо", мои люди и с места не сдвинутся. Я прошу подкрепление.

– "Фокстрот Эхо", это "Браво-4" Мы не можем продвигаться дальше на юг. Пожар в этом сектор вышел из-под контроля. Я выстраиваю полицейское заграждение и пожарную службу в церкви...

Гуайон слышал, как все новые и новые его коллеги выходили в эфир с подобными историями. Его взвод был не единственным, стоящим на грани бунта. Остальные подразделения специальных войск, кажется, тоже собирались позволить продолжаться этим диким, кровавым беспорядкам.

* * *

22 СЕНТЯБРЯ, «БИ-БИ-СИ УОРЛД СЕРВИС»

Космические спутники и мощные наземные ретрансляторы передали по всему миру вечерний выпуск "Би-би-си":

"Добрый вечер, в эфире новости.

В Париже, Франция, полицейские и пожарные команды продолжают спасательные работы, направленные на ликвидацию последствий вчерашних массовых беспорядков. По сообщениям официальных представителей Министерства внутренних дел, количество убитых достигло двухсот человек, имеются также сотни раненых, помещенных в местные больницы. Врачи сообщают, что практически все убитые и раненые – иммигранты из Алжира или Северной Африки.

Тысячи иммигрантов остались без жилья в результате пожаров, сравнявших с землей пятнадцать городских кварталов. В настоящий момент их разместили в близлежащих школах и пустующих складских помещениях. По непроверенным данным, полученным, однако, из весьма авторитетных источников, их собираются переместить в "лагеря беженцев" за пределами Парижа.

В заявлении аппарата президента в событиях, которые характеризуются как "достойный сожаления инцидент", обвиняют "хулиганские и преступные элементы". Один из правительственных чиновников пошел дальше, заявив, что эта вспышка жестокости и насилия лишний раз указывает на то, как важно очистить Францию от тех, кого он назвал "причиняющими беспокойство чуждыми элементами". В то же время французские правительственные источники продолжают опровергать настойчивые сообщения о том, что полицейские подразделения отказались подчиняться приказам выступить на подавление уличных беспорядков. То, что было принято наблюдателями за отсрочку выступления, согласно комментариям авторитетных источников, было продиктовано тактическими соображениями".

Диктор "Би-би-си" сделал паузу, переходя от главного сообщения вечернего выпуска к остальным новостям:

"Согласно другим сообщениям из Европы, в неонацистском марше в Дрездене, Восточная Германия, по предварительным оценками приняло участие около семи тысяч человек. Несколько полицейских, контролировавших проведение демонстрации, были жестоко избиты при попытке помешать развернуть флаги со свастикой..."

* * *

25 СЕНТЯБРЯ, РОССИ, МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ШАРЛЯ ДЕ ГОЛЛЯ, ПАРИЖ

Первыми почуяли беду электронные устройства.

Видеоэкраны, показывающие отправление и прибытие рейсов, начали постепенно меркнуть, пока через несколько минут не погасли вообще Пассажиры, суетящиеся внутри сверкающего ультрасовременного здания аэропорта, собрались небольшими группками, которые, ничего не понимая, обескураженно смотрели на погасшие мониторы. Большинство были уверены, что это всего-навсего какие-нибудь незначительные перебои с питанием или короткое замыкание – результат активности профсоюза технических рабочих, борющегося за увеличение заработной платы.

Но они ошибались.

Из динамиков службы объявлений раздался оглушительный треск, затем голос:

– Леди и джентльмены, прошу внимания. Мы с сожалением вынуждены сообщить вам, что все рейсы отменяются. Это неприятное решение нас вынудила принять двадцатичетырехчасовая забастовка, только что объявленная Национальным профсоюзом авиадиспетчеров. Все самолеты, находящиеся в воздухе, будут либо возвращены в пункт вылета, либо направлены в ближайшие открытые аэропорты.

В течение часа авиационные перевозки пассажиров, эта своеобразная эмблема нашего времени, были полностью прекращены на всей территории Франции.

* * *

29 СЕНТЯБРЯ, УНТЕР ДЕР ЛИНДЕН, БЕРЛИН, ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИЯ

Десять тысяч одетых во все кожаное "бритоголовых" и фанатиков в коричневых рубашках заполняли широкую центральную улицу Берлина. Черные, красные и белые флаги со свастикой парили над толпой, хриплые, грубые голоса сливались в ритме почти гипнотического марша – "Хорст Вессел".

Под неодобрительные взгляды нескольких сотен вооруженных до зубов полицейских часть немецких безработных и невежественных молодых людей обращались к старым идолам за новым вдохновением. В трехстах метрах выше по улице стоял, наблюдая за маршем неонацистов, маленький темноволосый человек Его светло-голубые глаза были полуприкрыты, он был сосредоточен. Трудно было точно определить расстояние, когда объект находится так далеко.

Но Иоахим Спех, вожак берлинской команды Красной Армии, был большим мастером в этом деле. Одна рука его скользнула в карман пальто, нежно поглаживая крошечный радиопередатчик. "Скоро, – хладнокровно думал он. – Очень скоро"

Марширующая колонна пересекла Шарлоттен-штрассе, пройдя мимо ржавеющего покореженного "трабанта", припаркованного у тротуара. Некоторые из колонны "бритоголовых" прерывали пение и лупили кулаками по капоту и крыше машины, вопя и хохоча. Контролирующие демонстрацию полицейские неловко переминались с ноги на ногу, им было явно неприятно видеть, как подобный акт явного вандализма остается безнаказанным.

Пора. Спех включил передатчик, спрятанный в кармане пальто.

Бомба, которую он закрепил под бензобаком "трабанта", немедленно сработала – взорвалась огненным красно-оранжевым шаром, клубами дыма и множеством острых, как бритва, стальных осколков. Те, кто стоял ближе всех к машине, были либо сразу разорваны на куски, либо вспыхнули от струй горящего бензина. А тех, кто оказался за пределами огненного шара, осыпало раскаленной добела шрапнелью или же с силой отбросило на тротуар взрывной волной.