Текст книги "Знак даосов (СИ)"
Автор книги: Лариса Шубникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Елисеев побродил по палатке взад-вперед, потом все же нашел себе место у небольшого оконца, выходящего на плац военной базы. Смотрел на серую землю, на синее небо и ругал себя, то идиотом, то героем хреновым, то гордым индюком. Он собственными руками загубил единственную возможность сделать Нору своей.
– Что, майор, хреново тебе? – голос Мелехова прозвучал внезапно, заставил Елисеева вздрогнуть, и удивиться проницательности русского «терминатора».
– Уж лучше, чем тебе, капитан. Интересно, вот с таким лицом улыбаться не больно?
Улыбка Мелехова напоминала оскал, шрам на щеке вспух и был страшен своим интересным рисунком – трезубец Посейдона? Десертная вилка?
– А тебе с твоей новой мордашкой нормально живется? Щечки прямо как попка у младенца, – Игорь ехидствовал, но Елисеев прекрасно видел, чего ему это стоило: бледный до синевы, черные круги под глазами, но взгляд острый и ясный.
– Вот и узнаешь, как мне живется с таким лицом, Мелехов. Если кони не двинешь. – В ответ на слова майора Игорь хмыкнул.
Повисло молчание: оба смотрели друг на друга, понимая, что каждому из них есть, что сказать.
– Паш… Спасибо, – глаза Игоря сверкнули. – Вытащил.
Елисеев молча кивнул, а Мелехов продолжил:
– Как ты здесь оказался?
– Перевелся к Жарову. Теперь будем служить в одном отделе, капитан.
– С фига ли? – бровь Мелехова изогнулась удивленно. – Это только первый вопрос, майор. А второй поинтереснее будет. Зачем ты сюда сунулся? Понимаю, что по протоколу бюро должно было убедиться, что я не в плену. Жив, мертв – неважно. Главное, не в плену. Но я сильно сомневаюсь, что Жаров стал бы рисковать ребятами ради меня. Он знает, что живым я бы не дался ни при каких обстоятельствах.
– В бюро перспективы обширные. А поехал потому, что выслуживаюсь перед новым руководством. Все просто, – Елисеев разумно умолчал о настоящей причине своего безнадежного геройства. Однако он плохо знал Мелехова.
– Паш, это вряд ли, – Игорь сморщился, аппарат на стене пискнул громче, – Давай начистоту, ладно? Сам бы ты не потащился за мной, знаю точно. Кто тебя просил? Не Жаров, точно. Больше никто не стал бы заботиться обо мне, кроме…
Елисеев отвернулся и опять уставился в окошко.
– Так, ясно. Нора просила. – Мелехов злился, судя по голосу, но имя «Нора» произнес нежнее, и все это Елисеев услышал.
– Она не просила ехать, Игорь. Она просила узнать, что с тобой, – Елисеев вызверился отчего-то. – Ты бы видел ее! Маленькая, бледная! Одни глазищи остались! А ты тут валяешься….урод! Как ее угораздило связаться с тобой?! Это же чёрт знает что!
– Ты чего орешь-то, Паш? Ты сам теперь кто? Такой же, как и я. «Рэмбо»* из бюро! – Мелехов психанул в ответ. – Без тебя знаю, что ей непросто со мной! И не хер тут мне нотации читать, крокодил жопощекий!
Медицинский аппарат залился веселенькой трелью, придав всей ситуации комичности и ненормальности.
– На себя посмотри! Такой рожей только детишек пугать!
– А я не комплексую, Паш. И тебе не советую, ясно?
– Пошёл ты!
– Да и пошёл бы, только встать не могу. Но встану, Паш. А когда встану, вернусь в Москву. А там я доползу до ближайшего ларька, куплю сивухи позабористее и приду к тебе бухать. Не выгонишь?
Елисеев завершил скандал резким выдохом-вдохом. Прогулялся по палате в задумчивости и выдал итог своих размышлений:
– Не рассказывай Норе о том, что я тут был. Не надо ей знать.
– Я расскажу ей все. Она узнает.
– Тебе-то это зачем? А если она станет гордиться мной больше, чем тобой? – против воли в словах Елисеева прозвучала надежда.
– И будет права, – слова Игоря прозвучали просто и искренне. – Только тебе это никак не поможет, поверь.
Елисеев вздрогнул, уже понимая, что Игорь совершенно прав, но, все еще отказываясь верить.
– Ты так думаешь? А если поможет, а, Гарик?
– Я понимаю, что ты ее любишь, майор. Еще лучше понимаю, что сунулся ты сюда ради нее, а не ради меня. Но все равно считаю тебя героем, млин. Кроме шуток, – Игорь поднял вверх большой палец, салютуя храбрости Елисеева. – Если ты хотел таким вот способом сделать ее своей, то сразу говорю – не получится.
– С фига ли? – Елисеев нахмурился, но ждал ответа с некоторым трепетом.
– Она любит меня. Только меня и никого больше. Нора родилась специально, чтобы быть моей. Вот как-то так. Прости.
– Со мной она была бы счастливее, Гарик. – Игорь не стал возражать, и тем бесконечно изумил Елисеева.
– Знаю. Я ей не пара. Но это неважно, – Игорь улыбался, – Любовь, Пашка, она такая – неразборчивая. Хочешь, смейся. Я сам охреневаю. Где я и где любовь? Ну, в смысле, люб-о-о-вь. С большой такой буквы. Я пока полз, пока в землянке валялся, понял – живу только ради нее. Реально, я бы уже издох. Но, Нора ждет, понимаешь? И я не хочу оставлять ее, отдавать кому-то вроде тебя. Без обид. Паш. Ты оказался неплохим парнем, но …
«Больно», – именно так и подумал Елисеев, когда выслушал до конца речь Игоря. Но и полегчало, как ни странно. Точка поставлена, надежда «издохла», как выразился Мелехов.
– Я бы на твоем месте не был так сильно уверен. Гарик, давай логически, а? Ты вот тут валяешься труп трупом, а я бодр, полон сил. Еще и герой, как ты сказал – млин. Тебе тут еще с месяц бока отлеживать, а я отправлюсь в Москву, а там Нора. Явлюсь с букетом, напою ей в уши о себе печальном, – высказал и с некоторым удовольствием пронаблюдал за изменившимся взглядом Мелехова : тот помрачнел, а потом заискрился ревностью и яростью.
– Ага, разбежался. Месяц слишком долго! – Мелехов психанул, но взял себя в руки. – Будешь в Москве, сообщи Норе, что я жив. Вряд ли мне позволят звонить ей отсюда. Чего ты лыбишься, скотина? Я найду способ поговорить с ней.
– Гопник, – Елисеев уже смеялся, не обращая внимания на треснувшее свое сердце. – Лечись, Гарик. А мне пора. Самолет через час. И, кстати, сивуху я не пью.
– Неженка, – Игорь пытался улыбнуться, но мешала рана на щеке. – Ладно, куплю тебе какао.
– Ну, разумеется, если не сивуха, то сразу какао. Примитивный ты, Гарик. Инфузория.
– Да без проблем. По этому поводу я тоже не собираюсь комплексовать.
– Ну, тогда бывай, Гарик, – Елисеев кивнул и двинулся на выход.
– Спасибо, Паш. Я тебе аукнусь еще за этот рейд.
– Вот только не надо аукаться. Совершенно ни к чему, – майор сморщился, но был рад слышать эти простые слова, как ни странно.
Вышел из палатки, вдохнул ароматного воздуха, прищурился на синее небо и улыбнулся. Наступила ясность: в мыслях, на душе, в сердце. Елисеев сей момент понял – этот рейд был нужен ему самому больше, чем хотелось бы думать.
– Да я рыцарь, млин, без страха и упрека, – пробубнил себе под нос, посмеялся и отправился собирать свою группу и ждать самолета на «большую землю».
Глава 27
Нору разбудил телефонный звонок. Она открыла глаза, резко поднялась и потянулась за трубкой мобильного телефона, уже понимая – что-то стряслось. На дисплее отразился номер Елисеева, и Нора вздрогнула, заранее пугаясь. Однако бояться передумала и ответила на вызов:
– Да. Да, я слушаю, Павел, – голос ее невольно дрогнул.
– Все в порядке, Нора. Успокойся, – его уверенный тон унял Норино волнение. – Он жив, он в ьезопасности. Скоро будет в Москве. Нора, я не очень много знаю о твоем муже, но и этого достаточно, чтобы сказать – он вскоре позвонит тебе. Вот не спрашивай, как он это сделает, ладно? Этот твой Рэмбо найдет способ.
– Паша! – и слезы рекой, и смех дурацкий … – Спасибо. Ты не представляешь… Спасибо, миленький!
– Какие страсти. – Нора, даже в своем полубезумном состоянии, услышала смех Елисеева. – Теперь ты должна мне.
Она промолчала, утирая слезы уголком простыни. Задумалась о том, что не давало ей покоя со дня последней встречи с Елисеевым. Нора понимала, что майор влюблен, готов на многое ради нее и воспользовалась этим. Она проклинала себя за корысть, но все же была уверена, что так нужно и можно. Тяжело, почти невыносимо жить, не зная ничего о любимом человеке. Многое можно простить себе самому, лишь бы избавиться от отчаяния и безнадежности. Он выполнил свое обещание и теперь просил награды. Нора запретила себе думать о том, каким будет этот приз.
– Я понимаю, Павел. Я обещала тебе и… – он прервал ее на полуслове.
– Я хочу, чтобы ты никогда больше не плакала. Только от счастья, вот как сейчас. Я хочу, чтобы ты спала, ела, гуляла и думала только о хорошем. Я хочу, чтобы ты бросила Мелехова и ушла ко мне, но мне так не повезет, верно? Я все это прекрасно понимаю, и только по этой причине я не у тебя сейчас и не докладываю лично. Нора, я хочу, чтобы ты дала мне обещание.
– Какое? – она чувствовала, что никаких слов сейчас говорить не нужно, и только поэтому ограничилась простым вопросом.
– Не звони мне, не пиши сообщений, даже самых коротких. Не интересуйся тем, как я, что я и где я. Просто помни, что есть такой Павел, – голос его, твердый, жесткий, убеждал, но и просил. – И еще одно, Нора…
– Что? Что, Паша? – она испугалась, его долгого молчания. – Ты слышишь?
– Да, слышу. Нора, если ты напишешь или позвонишь, я пойму, что Мелехов уже не так дорог тебе, как казалось. Ты поняла меня?
Теперь замолчала Нора. Долгую минуту она осмысливала его слова, понимая, если даст обещание, то будет обязана его сдержать. Хуже того, опасаться в момент даже самого маленького разочарования поддаться соблазну и позвонить этому человеку.
У нее не было выбора. Судьба не дала ей возможности решать самой – кого любить, а кого нет. Для нее всегда существовал только один мужчина – Игорь. Все остальное не в счет, все пустое, напускное и нереальное.
– Я обещаю, Паша. Я обещаю тебе. Ты слышишь меня? – она снова плакала, теперь уж не об Игоре, а о другом – нелюбимом, но замечательном.
– Слышу. Прости, что замолчал… Просто подумал, что вот и он, поцелуй смерти, конец призрачным надеждам. Нора, и все же не стану говорить тебе прощай. До свидания, чудо. Не мое, но все таки чудо.
Он прервал разговор первым. Дисплей телефона погас. А Норе подумалось, что в жизни ее тоже что-то погасло, выключилось, но не оставило по себе дурного, неприятного. Только нежность, понимание и благодарность – огромную, как умытый слон.
Личное счастье очень невнимательно к чужим бедам, особенно то, которое так долго блуждало где-то, а потом явилось, обрушилось и ослепило. Вот и Нора уже через минуту была счастлива, как птичка! Позволила себе целую кучу разных дурачеств – от глупых детских, до девичьих, но тоже легкомысленных.
С громким восторженным визгом она попрыгала на постели, потом побежала в кухню за шоколадкой, но передумала и съела огромный бутерброд с колбасой. Откусывая мягкий белый хлеб, поняла, как проголодалась за эти несколько месяцев, как долго она не понимала, не ощущала вкуса еды. И вкуса жизни…
– Что я вижу, Нора Юрьевна? Вы с утра того? Закусываете? А Гирша, как всегда, не пригласили, – Хаим Львович возник на пороге кухни с небольшим букетом из роз в руках. – Я таки понял, что счастье вас не миновало? Едет наш дикарь?
– Хаим Львович! – Нора кинула недоеденный бутерброд, бросилась к соседу и крепко его обняла. – Он жив! Скоро будет!
– Деточка, ви меня задушите! Но продолжайте, я не против такой смерти, – Гирш хохотнул и аккуратно обнял Нору. – Наконец-то улыбка.
Нора выпустила соседа, отошла на шаг.
– Хаим Львович, спасибо. Вы все время меня поддерживали. Даже не знаю, как бы я справилась без вас.
– Прекрасно, детка. Благодарность шикарная вещь! Вот вижу у вас там колбаска. Она, к примеру, кошерная*?
От автора: Кошерный – это термин, используемый для описания пищи, которая соответствует строгим диетическим стандартам традиционного еврейского права (упрощенно).
– Я не знаю, – смеялась Нора.
– Значит, кошерная. Знаете, деточка, я уже в таких летах, что запросто могу лишиться части памяти и на минуточку не вспомнить о диете, – Гирш протянул Норе букетик. – Возьмите эти цветы, а мне дайте колбасы и чашку чаю. Таки я не буду против вашей компании за завтраком.
– Спасибо. Хаим Львович какая же я счастливая! – Нора уткнулась носом в цветы.
– Ви не счастливая, ви глупенькая. Нашли таки чему радоваться? Приезду дикаря? – Гирш уже удобно устроился за столом.
– Как вам не совестно? Вы же все время твердили мне, какой Игорь замечательный. Какой он умный и сильный, – Нора достала керамический кувшин и поставила в него цветы.
– Что только не наплетешь плаксивой девочке? – Гирш шутил, но глаза его блеснули, предали, выболтали все о том, как сильно он волновался о «дикаре». – Нора, ви чудесная, однако копаетесь, как я не знаю где. Режьте уже эту колбасу и потолще. Поверьте, Гирш не постесняется открыть рот чуточку шире, чтобы откусить кусочек. Да, да! Вот так. И кусочек моно побольше!
Завтракали долго, со вкусом и не замечали времени. Хаим Львович развеселился и пригласил Нору в театр «в вечеру». Она не отказала, и было решено смотреть спектакль, а Гирш вдобавок ко всему, посулился купить Норе бокал шампанского в антракте.
Гирш сдержал свое обещание, и они выпили игристого в буфете. Спектакль, к слову, не удался, но вояж в театр – очень даже. Иной раз просто приятно оказаться в красивом месте, среди симпатичных людей, под огоньками большого города, уже принарядившегося ради праздника.
– Нора Юрьевна, согласитесь, Новый Год в столице стал приятнее. Не знаю, кому пришло в голову тратить столько электричества на украшения, но шельмец небезнадежен. – Нора и Гирш неспешно брели по празднично сияющему скверу. – Ви только посмотрите, какой безобразный гном! Но как чудовищно мил в своей этой красношапочной пошлости.
– Хаим Львович, чем вы недовольны? У гнома приятное лицо. И глазки такие… – Нора замялась, не зная как назвать жутковатенький взгляд новогоднего персонажа.
– Что? Что ви замолчали? Называйте вещи своими именами. Гном безобразен, как и тот спектакль, который мы видели, но мы с вами совершенно очарованы. Был со мной случай: я и мой друг, Яков Ашкенази, решили отправиться в экскурсию по небольшому подмосковному городку. Автобус показался нам комфортабельным, а фляжка с коньяком достаточно большой, чтобы ввязаться в эту авантюру. Гид заливался соловьем, всё местные красоты расписывал. Вот, честное слово, не знаю, откуда он вытаскивал слова, чтобы рассказать о том сером городишке. Я даже поверил ему на минуточку. Так вот после того, как меня и Яшу вернули в Москву на том автобусе, мой мудрый друг сказал то, о чем я только подумывал: «Хаим, экскурсия говно, а поездка шикарная!». И не смотрите ви на меня так, детка. Да, Хаим Львович прекрасно умеет сквернословить.
– И не думала смотреть так, – Нора захохотала, вслед за ней Гирш.
Так и шли – весело, неспешно – по скверу, наслаждаясь легким тихим снежком, что укрывал Москву и готовил ее к новому году по всем зимним правилам. Домой добрались к полуночи и расстались у ворот – приятно и трогательно.
***
Утро встретило Нору легким морозцем, обрадовало ярким зимним солнышком и прекрасным настроением. Вероятно, потому она решила быть красивой и модной. Нора принарядилась: узкое длинное шерстяное платье бежевого цвета, крупные серьги и локоны. Затем легкий завтрак и приятное путешествие до института.
Лекции стали интересными, друзья милыми. Даже хмурый Боря Ильвес улыбался, глядя на повеселевшую Нору. А она, сияя счастьем, серьгами и красотой, щебетала с подругами о новогодних праздниках, подарках и вечеринках.
Все это – веселая болтовня, легкий морозец, солнце и ёлка на площади – вселило в Нору ощущение праздника и было принято решение: очень простое, очень женское. Она распрощалась с друзьями и своим альма-матер и прекрасно провела время в большом столичном универмаге, делая покупки совершенно ненужные, но такие приятные.
После продажи квартиры – очень быстрой, к слову – ее банковский счет приобрел достаточное количество нулей, а сама Нора солидный ежемесячный доход. С одной стороны событие отрадное, а с другой… Норе было непривычно и странно тратить деньги без оглядки, швыряя их на безделушки. Но сегодняшний день – такой воодушевляющий – продиктовал свои условия и девушка отдалась греху транжирства не без удовольствия.
В ее тележке прекрасно устроились блескучие гирлянды, две коробки новогодних игрушек: колокольцы, шарики, шишки. Вечно краснеющая пуансеттия, чудовищных размеров блюдо с изображением деда Мороза, льняная скатерть – белая, праздничная. Вслед за этим Нора купила новое платье с вырезом чуть более глубоким, чем позволяла себе раньше. Слегка покраснела, когда примеряла роскошный наряд. Она думала об Игоре….
Следующим днем она, Гирш и очумевший от радости Проня, вешали гирлянды на крыши своих домов. Хаим Львович ворчал, пёс носился по белому снегу, а Нора занималась делом. Собственно, все были довольны.
В радостном ожидании прошел еще один день, а потом еще, за ними неделя и другая…
Радость меркла, Игорь не приезжал и не звонил, не смотря на пророчества Елисеева, а потому Нора вновь погрузилась в полуотчаянное состояние и была уже близка к тому, чтобы нарушить данное майору обещание, позвонить ему и узнать – нет ли еще каких-нибудь новостей об Игоре.
Утром – хмурым и снежным – она вышла в сад, побродила немного и достала телефон. Долго разглядывала темный дисплей, а он, вероятно почувствовав ее призыв, вдруг ожил, налился светом. Телефон разразился громкой трелью, а на экране высветился номер незнакомый и странный.
– Да, я слушаю, – произнесла строго, но взволнованно.
– Нора! Норка! Я тебя люблю! – далекий голос Игоря заставил Нору пискнуть, а вслед за этим задохнуться от счастья.
– Игорь! Я здесь! Здесь! Я тебя жду! – она вовсе не ожидала услышать в ответ поток брани, не лишенной, однако, изящества.
– Отвали. Сказал, отвали, – речь Игоря прервал странный звук, похожий на удар жесткого о мягкое. – На, подавись ты своим телефоном, козлина!
– Игорь! Игорь…Ты здесь? – увы, долгий зуммер в трубке дал понять – она больше не услышит его голоса.
Нора улыбнулась, уселась прямо в сугробец и впала в приятную мечтательность. Правда, до тех пор, пока не замерзла. Забежала в дом, немножечко поплакала, но радость вернулась, надежда улыбнулась, судьба смилостивилась. Он жив, он ее любит… И она его будет ждать!
Глава 28
– Капитан, еще раз говорю тебе – отстань по-хорошему! У меня приказ, понимаешь? Приказ! Ты только на ноги встал. Меня Жаров лишит невинности в одном укромном месте, – армейский доктор ускорил шаг, пытаясь убежать от Мелехова.
– Слушай, Баскаков, у тебя приказ вылечить меня, а я уже здоров. Дышу, хожу, ем и сплю. Ты меня всего уже иголками истыкал. Выдай хоть комок*, я тут всех кальсонами пугаю. Слышь, начмед*? – Игорь настиг доктора и грозно навис над ним.
– Отстань, сгинь! Я рапорт напишу!
– О чем? Что я до тебя домогался? Слушай, ты просто выпиши меня и одной проблемой станет меньше, а? – Мелехов подмигнул иронично. – Давай, решай.
– Я составлю рапорт о том, что капитан Мелехов третьего дня подался в самоход*, напал на местного жителя, отнял у него телефон и сделал звонок неизвестному. Это запрещено уставом части. Вы не забыли, где мы находимся, нет? – Баскаков попытался сделать суровое лицо, но это было довольно сложно – Игорь был огромен и здоров ровно настолько, чтобы оставить без зубов.
От автора: Комок – армейский костюм из куртки и брюк камуфляжной расцветки, который надевается поверх нижнего белья; Начмед – начальник медицинской части в подразделении; Самоход – выход за пределы части без разрешения, не имеющий цели дезертировать. Как правило, целью «самохода» может быть покупка продуктов, посещение девушки и т. д.
– Я здоров. Давай так – я пробегу десять кэмэ в полной боевой выкладке*, а ты после этого меня отправишь на большую землю, – Мелехов буквально прижал бедолагу к стене.
– Я поражаюсь тебе, капитан. Две недели тому назад ты чуть не подох, а уже скачешь, как не знаю кто. На тебе, как на собаке все. Ты упырь что ли? Ускоренная регенерация?
– Договорились? – Мелехов пропустил мимо ушей слова несчастной жертвы своей и ждал утвердительного кивка. Дождался!
– Все, не могу больше, – простонал Баскаков, – беги, и я дам тебе пропуск. С Жаровым сам будешь объясняться, понял?!
– Понял, понял, – Игорь поднял руки, «сдаваясь», и отступил на шаг. – Давай через час и побежим, ага? Очень надо домой, начмед, позарез надо.
– Посмотрим, как пробежишь, капитан. Зайди в каптерку*, скажи от меня. Выпишу только после обследования. Все, все! Сгинь ты нелюдь! – доктор, честное слово, сбежал, а Мелехов – довольный и счастливый – отправился искать хозчасть.
От автора: Полная боевая выкладка – обмундирование и снаряжение. Вес может достигать 60 кг. Каптерка (в армии) – помещение для хранения обмундирования и снаряжения.
Ровно через час оба – Баскаков и Мелехов – стояли на улице, вдыхали свежий воздух, любовались туманом, что никак не мог развеяться уже который день.
– Капитан, все бы ничего, но я скучаю по снегу. Новый год через пять дней, а тут, как будто осень ранняя. Эх…
– Долго тебе еще? – Мелехов поправлял на себе ремни, подпрыгивал, чтобы понять – ничего мешать не будет.
– Два года еще, – Баскаков смачно сплюнул под ноги. – Ты беги, а я за тобой на велике. Станет плохо – сразу ложись на землю. Если увижу, что ты задыхаешься, я командую и ты встаешь, как вкопанный, понял? И никаких подвигов. Ты пациент. Умрешь – я сяду.
– Принято. Ну, я стартанул. Пока, начмед! Педали крути, не филонь.
Игорь взял нормальный темп, дышал ровно, стараясь рассчитать собственные силы до финиша. Как ни странно, бежалось легко. Быть может потому, что он представлял себе Нору? Что ждет она его там, где кончается его забег, за той большой палаткой, где располагался пищеблок части.
Мелехов рвался домой. Впервые в жизни он скучал, да так сильно, что готов был нарушить личное распоряжение Жарова и покинуть госпиталь самовольно. Тянуло к Норе…. Сам Игорь знал, понимал и чувствовал, что она тоже тянется к нему: часто видел ее во сне, слышал ее голос, и что самое ужасное – знал, что плачет.
– Еще и Елисей, мать его, – выдохнул Игорь вслух.
Не то, чтобы Игорь боялся, но ревность покусывала. Оттого бесился, рвался и любовь его превращалась в отчаянно-идиотскую.
– Млин, как пацан… – пробубнил, но дыхания не сбил.
– Ты чего там, а? Все путём, камикадзе? – Велосипед Баскакова жалобно тренькал на ухабах, а сам доктор чертыхался то и дело.
– Норм! – и Игорь припустился еще быстрее, будто и не было на нем тех кэгэ экипировки.
К финишу пришли одновременно, но с разным эффектом: Мелехов дышал глубоко, а Баскаков хрипел.
– Капитан, глаза бы мои тебя не видели, понял?! Ну и рожа у тебя… Чёрт натуральный. Вон и шрам, как бесов трезубец. Идем, проведу тесты. Ты только не падай.
– Сам не упади, начмед. А то еще и тебя тащить, – Игорь бодро зашагал в сторону медицинской палатки.
Еще два дня Баскаков наблюдал неугомонного своего пациента. Хотел продолжить свои изыскания и третьим днем, но Мелехов внятно объяснил доктору, кто он есть и что с ним случиться. Баскаков счел за благо подписать пропуск, и Игорь отбыл из пограничной части на коробочке*, договорившись с мазутой*.
От автора: Коробочка (слэнг) – танк или бронетранспортер. Мазут (слэнг) – шофер.
Вечером того же дня, Мелехов уже был на военном аэродроме и дожидался транспорта. Чтобы унять нетерпение, не рваться в Москву и не пугать своей бесноватостью людей, Игорь отправился в местную парикмахерскую. Там, сидя в кресле, он долго разглядывал в зеркале свое «новое» лицо.
Шрам на щеке – еще темный, довольно большой – выглядел не слишком симпатично. Привлекал внимание не только фактом своего существования, но и поразительной формой – трезубец.
– Ты давай, височки покороче! – сорвался Мелехов на армейского парикмахера.
– Так точно, – проворчал солдат, и сделал свою работу.
– Есть связь?
– Не-а. Завтра может и будет. Новый Год же. Дадут семьям звякнуть.
– Тьфу, б…дь, – Мелехов вышел на улицу, злобно оглядел взлетную полосу, и ушел подальше.
Ждать самолета пришлось всю ночь и утро, Игорь, не смотря на свои психозы, прекрасно уснул на каких-то тюках, и едва не проворонил отлёт.
– Ты что ль, на большую землю? Аллё! – рыжий пилот толкал Мелехова.
– Я. Связь есть? – Игорь подскочил.
– Хрена лысого тебе, а не связь. Так нам и дали. Идем, пора.
– Иду.
Через несколько часов Игорь был в Москве. Служебная машина уже встречала его.
– Игорёк! – Жаров выскочил из салона авто и бодро шел навстречу. – Живой, чёрт. Ну и рожа у тебя! Красавец!
Генерал крепко обнял Мелехова, не скрывая радости своей, да и грусти тоже. Игорь ответил крепким объятием и тут же заговорил о наболевшем.
– Аркадий Борисович, дайте телефон.
– Уймись. Сейчас рапорт мне состряпаешь, а потом вали куда хочешь. Хоть обзвонись весь.
– Аркадий Борисович!
– Не ори! Исполняй!
Пришлось маяться за столом служебного помещения военного аэродрома и писать подробный рапорт. Жаров сидел напротив и угощал крепким чаем с бутербродами. Игорь жевал, пил и при этом успевал писать и «плеваться ядом».
– Вот именно сегодня и нужен мой рапорт. Вот прямо в Новый Год. Товарищ генерал, да Елисеев уже простыню накатал вам, я уверен!
– Жуй и пиши. Нору я предупредил, что будешь сегодня. Чего уставился? Пиши быстрее. Меня тоже ждут дома. Для тебя же стараюсь. Сначала рапортуй, а потом катись не все четыре. Явишься после праздников, женатик. – Генерал ухохотался, глядя на довольное лицо Мелехова.
– А сразу нельзя было сказать? – Мелехов стал писать быстрее. – До бюро подкинете?
– Разбежался. На генеральской машине раскатывать. Твою пригнали. Ключи выдам в обмен на рапорт.
– Аркадий Борисович, спасибо. Вы – человек!
– Начало-о-о-сь. Подхалим, – Жаров смеялся, вместе с ним и Игорь.
Через половину часа, когда рапорт был составлен по всей форме, вычитан придирчивым Жаровым, дополнен обозлённым Игорем, оба вышли из здания.
– Игорёк, приезжайте с Норой к нам в гости. Настасья моя уже давно пеняет тебе на невнимание. Любит ведь.
– Анастасии Петровне привет передайте. Скажите, приедем, – Игорь протянул руку генералу, тот пожал ее крепко. – Так я поехал?
– Катись. И да, Мелехов, после отпуска к врачу и полное обследование. Без этого допуска не дам. И еще… Игорь, спасибо, выручил. Чёрт, главное забыл! Похоже, тебе майор светит.
– Ого. Здорово! Я знаю, теперь Елисеев у нас?
– Павел мужчина грамотный. Что высверкиваешь глазом своим нахальным? Рад, что будешь с ним в одном чине? Предупреждаю – никаких боданий на службе!
– Слушаюсь! – Игорь козырнул, улыбнулся и убежал.
В машине обнаружил свой мобильный: разряженный и бесполезный. Выдал громкую матерную тираду и решил, что не судьба позвонить Норе. Потому просто прибавил скорости и помчался по шоссе.
До дома добрался уже в темноте. По дороге заскочил в магазин и купил для Норы огромный букет ромашек. С подарком к Новому Году замялся и решил оставить на потом.
Очень быстро закатил машину в гараж, ворвался бешенным ветром в калитку и помчался к дому. Пока бежал, удивлялся: нарядные огоньки на крыше, теплый свет в окнах.
– Нора! – влетел в прихожую, на ходу скидывая куртку и обувь. – Нора, я дома!
Игоря внесло в гостиную с букетом в руках, словно торнадо. Он понял, что Норы нет! Огляделся…
Ёлка, сияющая огоньками, огонь в камине. Уютный свет ламп. Домашние пледы на диване и пухлые подушки в креслах. На полках шкафов фотографии и….книги. Запах корицы. На столе белая скатерть, на ней кувшин и в нем несколько веточек ели – душистых, зеленых. Две тарелки, два бокала, два ножа и … четыре вилки.
Дом, настоящий, не придуманный. Его дом. Тут его ждут, тут его любят, тут о нем помнят и волнуются.
Игорь сам не понял, что его так подкосило, но опустился на диван, уронив ромашковый букет на пол.
– Я дома… – он сидел довольно долго, осматривая все по десятому разу, не упуская ни одной детали, ни одной фотографии, ни одной книги.
Впервые за всю его взрослую жизнь он был тронут и раздавлен настолько, что пришлось сдерживать слезы. Он знал наверняка, что будет помнить вот эту ёлку до конца жизни, как и то, что именно в этот день почувствовал свое неодиночество очень ярко и навсегда. Нора! Все только из-за нее. Только ей он мог доверить свой Дом, себя.
– Как баба! – с силой провел рукой по лицу, ощутив ладонью шрам.
Тут же пришла тревога, и вовсе не напрасная. Одно дело быть симпатягой Игорьком и совсем другое – подраненным Мелеховым. А если ей будет неприятно?
Игоря швырнуло с дивана и кинуло в спальню. Там он влетел в ванную и принялся, уже в который раз, разглядывать себя в зеркале.
– Ну и рожа… Твою ж мать! Небритый. Грязный. Явился, скотина, домой к жене.
Включил режим форсажа и минут через пятнадцать был вполне свеж, выбрит и даже причесан. Все время прислушивался – не пришла ли Нора. Боялся пропустить тот самый момент, когда она войдет в дом и поймет, что он уже тут.
Потом скакал по комнате, пытаясь всунуть ногу в брючину. В спешке застегнул пуговицы на рубашке неправильно, пропустив одну, и ругаясь, побежал в гостиную. В тот момент, когда Игорь справился с петлями, в дом вошла Нора.
Она торопливо прикрыла за собой дверь, скинула пальто и стянула сапожки. Взяла в руки бумажный кулёк и только после этого увидела Игоря. Выронила свою ношу и по полу покатились рыжие мандарины.
– Игорь… – застыла, примерзла к месту, но в глазах рождалось счастье – большое, огромное, мощное. – Игорь!
– Где ты была? – он никогда не умел быть нежным, всегда прятал свои чувства за грубыми, подчас суровыми словами. – Муж дома, а ты бродишь где-то.
А голос дрогнул, выдал все.
– Я за мандаринами…Как же без мандаринов? Праздник же… – она принялась оправдываться: глупо, нелепо.
Оба поняли, что несут чушь. Нора бросилась к Игорю, но тот оказался проворнее, и через мгновение она оказалась в его руках.
Она что-то щебетала ему в ухо, а он не мог сдержать глупой, облегченной улыбки. Какие шрамы, о чем он думал, идиот. Это же его Нора, его любимая козявка, малявка, мелкая, маленькая.
– Что же ты не ехал? Не ехал и не ехал, – она выговаривала Игорю счастливым, дрожащим голоском, щекотала губами его ухо.
– Я очень ехал, маленькая. Прямо совсем ехал. Прости, не мог раньше. Ты…Нор… – Игорь отпустил ее на секунду только для того, чтобы прижать к себе крепче и поцеловать.
Тишина не наступила. Сердце его грохотало на весь дом, а может быть и на весь поселок. Он точно не знал. Просто чувствовал в своих руках ее – свою любовь. Впитывал огонь ее поцелуя, отвечал и мечтал только об одном – пусть это никогда не кончается.
Не кончилось, завихрилось сильнее, мощнее. Он услышал ее глубокий вздох, ощутил ее слабость, трепет и забыл обо всем, кроме Норы, ее горячего тела в своих руках.
