Текст книги "Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв."

Автор книги: Лариса Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Во многих отношениях оба картулярия уникальны. Прежде всего, ценно то, что они позволяют выявить структуру и масштабы земельных комплексов двух лондонских олдерменов, имена и статус их деловых партнеров и, что особенно важно, детализируют представления о способах приобретения, а иногда и методах использования земель могущественными лондонцами XIV в. Кроме того, картулярии предоставляют редкую возможность воссоздать и сопоставить социальные портреты и историю жизни двух лондонских современников, теснейшим образом связанных друг с другом деловыми узами, а также реконструировать этапы их карьерного роста и социальные устремления.

Некоторые сведения о семействе Фрэнси удалось обнаружить в публикации архивных материалов Йоркского собора, осуществленной в 1993 г. Н.Дж. Трингэмом. Это, прежде всего, грамоты, фиксирующие сделки с недвижимостью между клириками и горожанами, в числе которых нами обнаружены шесть представителей фамилии Фрэнси: в 1274–1395 гг. они владели в Йорке и его предместьях землями, усадьбами и разнообразными строениями^{64}.

Дополнительную информацию о деятельности Джона Пайела и Адама Фрэнси, как и о компании торговцев предметами роскоши в целом, позволяют извлечь деловые книги этой ливрейной компании Лондона в интересующий нас период^{65}.

Некоторые чрезвычайно полезные для нас сведения содержатся в королевских хартиях, законодательных актах и правительственных распоряжениях. Прежде всего, необходимо отметить изданный в 1810 г. в Лондоне свод статутов парламента, включающий обширный законодательный материал в области финансов, торговли, суда, администрации, военной службы и т.д.^{66}. По содержанию к данному источнику примыкают ранние Тюдоровские прокламации^{67}.

Хартии, пожалованные Лондону королевской властью на протяжении XIV–XVI вв.^{68}, позволяют проследить расширение прав и полномочий городской общины в сфере финансов, налогообложения, администрации и самоуправления в целом; выявить динамику взаимоотношений города и монархии, а также характер и специфику политики короны в отношении столичного центра Англии.

Интересный материал по разнообразным вопросам, связанным с городской историей, содержит официальная переписка мэров и городского Совета Лондона с муниципальными властями других английских и ряда континентальных городов^{69}. Послания направлялись после судебных разбирательств о долговых обязательствах, нарушениях контрактов для урегулирования отношений между отдельными купцами или же группами купцов. «Письма» позволяют определить районы и сферы проникновения столичного купеческого капитала, степень влияние лондонских купцов, масштабы их деятельности. Немаловажно, что «Письма» дают возможность оценить политику лондонской мэрии и магистрата в отношении торгово-кредитной деятельности столичного купечества, в том числе олдерменов, за период 1350–1370 гг.

Полезную информацию по разным интересующим нас аспектам жизнедеятельности деловых людей Лондона можно извлечь из источников личного происхождения. В данном случае это относящаяся ко второй половине XV в. семейная переписка Сели – лондонских купцов, входивших в состав компании стапелыциков Кале^{70}. Данный комплекс документов состоит преимущественно из писем членов семейного объединения (большинство принадлежит перу Ричарда-ст., отца семейства) и их корреспондентов из числа лиц, теснейшим образом связанных с этой семьей.

Как замечает М.М. Яброва, подготовившая публикацию на русском языке значительной части данного источника, эти письма весьма неординарны как по содержанию, так и по их количеству – 247 писем^{71}. Их тщательный анализ может дать представление не только об основных направлениях торговли, ее объеме, финансовых операциях, внешних связях семейного объединения, но и позволяет выявить особенности повседневной жизни, внутрисемейных и дружеских отношений^{72}.

Анализ семейной переписки Сели позволяет предположить, что начало складывания такого вида источников, как частная переписка, в Англии может быть отнесено к XV в. В письмах семейной компании Сели есть ряд черт, благодаря которым их можно отнести к данному виду источников, но присутствует и ряд особенностей, характерных, скорее, для официальных документов[5]5
  Прежде всего, следует упомянуть о том, что дошедшие до нас письма еще не могут быть названы частной перепиской в полном смысле этого слова, поскольку они не обладают всеми отличительными особенностями данного вида источников. В современном российском источниковедении существует мнение о том, что источники личного происхождения как особый тип сформировались в Европе в XVI–XVII вв. (см.: Данилевский И.Н., Кабанов В.В., Медушевская О.М., Румянцева М.Ф. Источниковедение: Теория. История. Метод. М., 1998. С. 319). Ряд черт сближает письма Сели с официальными документами. В данный период письма, за редким исключением, писали не просто из желания общения; поводом для написания письма была необходимость сообщить корреспонденту информацию, имеющую существенное значение для автора письма или его адресата, либо для них обоих. Основными темами писем Сели были перипетии, связанные с торговлей, финансовыми операциями, хозяйственными вопросами, брачными отношениями или политическими катаклизмами. Корреспонденты, как правило, выделяют те вопросы, которые, по их мнению, заслуживают особого внимания. Необходимо также подчеркнуть, что сведения, предоставляемые перепиской, по достоверности зачастую превосходят документальный материал. Не случайно, когда после смерти Ричарда-ст. между братьями Сели началась тяжба из-за наследства, именно данная переписка явилась основным документом для юристов и тяжущихся сторон (см.: Яброва М.М. Введение // Купцы-складчики Кале. С. 11). С другой стороны, письма Сели отличает ряд черт, присущих частной переписке. То обстоятельство, что они писали письма, как правило, по существенным поводам, не мешало им добавить к основному содержанию письма личную информацию. В письмах Сели встречаются упоминания о состоянии здоровья корреспондентов, их опасениях, надеждах, переживаниях и т.д. От официальных документов эти письма отличает также их стиль. Практически он представляет собой зафиксированную на бумаге устную речь, со всеми ее повторами и междометиями. Необходимо также отметить, что Сели, как правило, не утруждали себя изложением известных им деталей, поэтому их письма изобилуют намеками и недомолвками. Следует указать также на ту особенность писем Сели, которая значительно увеличивает ценность указанных источников, – они сами и их корреспонденты зачастую не скрывали своего отношения к событиям, о которых упоминали. Оценочный момент в этом эпистолярном комплексе выражен достаточно ярко, но о полной откровенности в данном случае речь идти все же не может.


[Закрыть].

Специфика эпистолярного наследия Сели позволяет предложить следующий подход к этим источникам. Переписка семейного объединения купцов Сели может рассматриваться как своего рода автопортрет элитарного купечества. Как уже было сказано выше, в своих письмах Сели и их корреспонденты сообщали друг другу лишь ту информацию, те сведения и оценки, которые они сами были готовы обнародовать. Мы имеем дело с дошедшим до нас в текстовом выражении представлением социальной группы о самой себе и современном ей обществе.

Еще одним очень интересным и содержательным нарративным источником являются опубликованные в 1962 г. Дж. Рэмси деловые книги лондонского купца Джона Ишема^{73}. Они предоставляют возможность охарактеризовать структуру и специфику торговли купцов елизаветинской эпохи, входивших в состав компании купцов-авантюристов. Первая книга охватывает период с января 1558 г. до июля 1571 г.^{74}; вторая – с июля 1571 г. до мая 1580 г.^{75} В качестве «Приложений» здесь помещены «Опись имущества Грегори Ишема, 1558 г.»^{76} и «Жизнеописание Джона Ишема»^{77}, составленное либо непосредственно его сыном Томасом, либо по распоряжению последнего. Обе книги написаны на английском языке XVI – начала XVII в. с вкраплением французских и латинских слов.

Для воссоздания политических событий общенационального масштаба, к которым непосредственное отношение имели деловые люди, среди которых – олдермены, был привлечен ряд наиболее известных лондонских хроник, содержащих материалы, относящиеся к XIV–XV вв.^{78} Эти источники предоставляют обширный, прежде всего, фактический материал, позволяющий воссоздать реалии социально-политической жизни Лондона, участниками которых были интересующие нас персонажи. Эти сведения важны как для воссоздания событий, имевших место непосредственно в столице, где позиции олдерменов, их политические симпатии проявлялись особо выпукло и наглядно, так и для характеристики взаимоотношений представителей правящей элиты Лондона и королевской власти на разных этапах политической истории Англии. Исключительно ценным является то, что хроники «оживляют» историю, наполняя ее персоналиями, помогают приблизить эпоху, отделенную от нас несколькими веками. В результате многие купцы-олдермены, имена которых упоминаются в хрониках, воспринимаются не только как абстрактные представители правящей верхушки, но и как реально действующие люди, со своими интересами, симпатиями и страстями, что помогает лучше понять мотивацию тех или иных их поступков.

Разнообразный материал, включающий королевские распоряжения по самым разным вопросам, в том числе, касающимся городов и горожан, фрагменты городских хартий, обычаев и постановлений муниципалитетов, хроник, преимущественно общеанглийских, находится в многотомном издании «Английских исторических документов»^{79}, а также в публикации «Документов, иллюстрирующих историю цивилизации средневековой Англии»^{80}.

Для воссоздания социально-хозяйственного облика средневекового Лондона были привлечены его «Описания», относящиеся к XII, XV–XVI вв.^{81}

Каждый из используемых нами источников представляет ценность сам по себе, но значительно важнее, что они дополняют друг друга и дают возможность для комплексного исследования. Весь круг источников охватывает довольно длительный период – XIV–XVI вв., что позволяет исследовать общность деловых людей Лондона не только в статике, что, безусловно, важно, но и в динамике, определяя основные тенденции в ее эволюции на протяжении трех столетий.

Глава I.
Лондон: от римского муниципия к городу раннего Нового времени

Крупнейший город современной Англии – Лондон – имеет длительную историю, насчитывающую около 2000 лет. И чем глубже хронологически залегает исторический пласт, тем сложнее его изучать по причине полного или почти полного отсутствия письменных источников. В такой ситуации неоспоримо важное значение приобретает использование историками и археологами уже на протяжении десятилетий археологических методов. В рамках так называемой «городской археологии» история поселения восстанавливается буквально по крупицам археологических сведений, полученных благодаря новым наработкам в методах исследования. В 1946–1962 гг. Совет по раскопкам римского и средневекового периодов в Лондоне проводил первые столь продолжительные обследования в английской столице. Наибольший интерес представляли остатки римских зданий, но обращалось внимание и на находки более поздних эпох. Практически одновременно, в 50-е гг. XX в., началось изучение средневековой городской топографии, продолжающееся и сегодня. Археология существенно повлияла на изучение городов, наполнив конкретным содержанием их раннюю историю (до 1100 г.) и во многом изменив её восприятие^{82}.

Принято считать, что Лондон был основан в 43 г. н.э., во время вторжения в Британию римлян во главе с императором Клавдием. Ранний Лондиниум занимал очень маленькую площадь: в XIX в. археологами было установлено, что длина города с востока на запад составляла около 1,6 км, а с севера на юг около 0,8 км^{83}. Но, скорее всего, город возник за много лет до отмеченного события. Его истоки обнаруживаются в глубине юго-восточного побережья Англии, на двух холмах высотой примерно 15 м, с плоской вершиной из гравия. Они располагались между тремя небольшими южными притоками Темзы – Флитом, Уолбруком и Хаундздичем. Исходя из материалов археологических раскопок[6]6
  На месте возникновения центральной части Лондона были найдены металлические предметы (шлемы, щиты) и кости, свидетельствующие о том, что к концу железного века и накануне прихода римлян в долине Темзы совершались какие-то ритуальные обряды. В окрестностях Лондона находились участки обрабатываемой земли – например, на холмах Хитроу, в 20 км к западу от будущего Лондиниума, или на островах у южного берега Темзы. Сельскохозяйственная продукция включала в себя зерновые культуры, овощи, мясо, молоко, шерсть и кожу. Уже в то время Темза была главным торговым путем, связывавшим остров с европейским континентом, и эта ее функция в ходе исторического развития лишь упрочится (см.: Клаут X. История Лондона / Пер. с фр. Е.Д. Мурашкинцевой. М., 2002. С. 15–16). Впрочем, необходимо отметить, что комплексные археологические раскопки на большей части исторического Лондона еще не проводились.


[Закрыть], можно предположить, что на месте нынешнего города существовали, скорее всего, кельтские поселения. Остатки кельтских свайных построек, найденные археологами в устье притока реки Флит, свидетельствуют о том, что это удобное возвышенное место среди болот на берегу большой реки очень рано привлекло первых поселенцев[7]7
  По мнению некоторых ученых, плотность населения в долине Темзы накануне римского завоевания была почти такой же, как в сельской местности эпохи Высокого Средневековья (см., напр.: Репина Л.П. Лондон – столица и мегаполис // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 1. С. 341).


[Закрыть]. Весьма вероятно, что будущий Лондон имел древнекельтское происхождение, а Лондиниум – это лишь видоизмененное на римский лад название “Llyn Din”, которое можно перевести с кельтского приблизительно как «укрепление», «озерная крепость»^{84}.[8]8
  Действительно, место, где возник город, было болотистым. Во время прилива воды Темзы покрывали его целиком, образуя огромное озеро, над которым поднимался невысокий глинистый холм и несколько небольших островов. Последовательные изменения уровня моря привели к образованию серии террас. Расположенные уступами участки и разнообразие¹ почв создали благоприятные условия для земледелия, которым воспользовались еще до прихода римлян. На тяжелых и влажных глинистых почвах Лондона произрастали густые леса: деревья служили материалом для строительства и производства угля, необходимого в числе прочих кузнецам. Болота в поймах Темзы и ее притоки изобиловали рыбой, а также могли служить пастбищем (см.: Клаут X. История Лондона. С. 13–14).


[Закрыть]

В 55 г. до н.э. Юлий Цезарь высадился в Кенте во главе 10-тыс. войска, однако, после встречи с местными жителями римскому флоту пришлось отступить в Галлию. В следующем году римляне вернулись с более многочисленной армией – около 25 тыс. – и продвинулись вглубь острова, к северу от Темзы. Вожди бриттов покорились и дали согласие выплачивать Риму ежегодную дань. Весной 43 г. н.э. римская армия вновь появилась в Кенте и начала завоевание острова. Легионеры высадились в Ричбороу, на восточном побережье Кента; главной их резиденцией стал Колчестер, в восточной части будущего Эссекса. Между этими пунктами находилась естественная преграда – устье Темзы, где римлянами был выстроен мост, вошедший в историю как Лондонский мост.

Колчестер и другие гавани на побережье оказались удобными плацдармами для захвата низин, но нужны были и другие опорные пункты, позволявшие контролировать внутренние территории и главные реки. Новая провинция должна была иметь столицу: всем требованиям удовлетворяло лишь одно место на берегу Темзы – у крайней границы прилива и морской навигации.

Римляне создали Лондиниум по образу и подобию своих городов[9]9
  Устройство римлянами своих лагерей и муниципиев на месте бывших кельтских племенных и региональных центров и просто укрепленных пунктов было обычной практикой; впоследствии некоторые из них стали англосаксонскими бургами: сквозь цепь преобразований прошли, в частности, Йорк, Уинчествер, Линкольн, Кентербери, Глостер, Сомбери, Колчестер, Сент-Олбанс и другие английские города. См.: Репина Л.П. Английский средневековый город // Город в средневековой цивилизации Западной Европы: в 4 т. / Отв. ред. А.А. Сванидзе. М., 1999. Т. 1. С. 92–93.


[Закрыть]. Они начали с того, что построили крепость, рядом с которой возник жилой квартал: уже в 50-е гг. н.э. появилось довольно много деревянных домов, которые вскоре были заменены на каменные. С 90 по 130 гг. здесь проводились крупные общественные работы по строительству форта (который служил, скорее, казармой, чем крепостью, и располагался на пяти гектарах к северо-западу от древней городской зоны) и крепостных стен: камень для них доставляли на баржах из Кента. Поблизости возвели амфитеатр (обнаруженный только в 1988 г.^{85}), а также базилику длиной 160 м; на берегу реки построили дворец и несколько общественных бань (при широком распространении частных). На обоих берегах Темзы появились набережные и гавани^{86}. С. Инвуд, говоря о римском Лондоне, характеризует этот период как «жизнь в богатстве», подчеркивая обилие каменных домов с крытыми черепицей крышами, мозаичными полами, множеством разнообразной домашней утвари и ювелирных украшений^{87}.

Судя по раскопкам, можно предположить, что в то время Лондиниум занимал территорию, по меньшей мере, в 25 гектаров^{88}. Этому поселению суждено было стать главным опорным пунктом продвигавшейся вперед римской армии. Когда около 200 г. н.э. Британия в административном отношении была разделена на две части, Лондиниум стал центром Верхней Британии (Upper Britain) (Йорк – центром Нижней (Lower) Британии) и получил статус главной столицы^{89}.

Лондиниум превратился и в важный, если не доминирующий, экономический центр новой римской провинции^{90}. Первое упоминание о Лондоне как о процветающем торговом городе встречается уже у Тацита: к 60-м гг. н.э. он «был славен торговлей и наводнен торговцами»^{91}. С этого времени Лондон, римский Лондиниум или Аугуста, куда приходили корабли, груженные людьми и продовольствием, отправляемыми во внутренние районы Британии, стал превращаться в главный порт. Большую роль сыграли и проложенные римлянами дороги, которые, как лучи, расходились во все стороны: в Ричбороу и Дувр, в Сент-Олбанс и Честер, в Колчестер, Линкольн, Чичестер, Брэнтфорд, Чисвик^{92}. Эта система дорог связывала многие отдаленные пункты, обеспечивала если не постоянное, то, по крайней мере, регулярное сообщение между ними. И Лондон занял центральное положение на разветвленной сети дорог, что во многом определило его последующую историю как важнейшего города Британии[10]10
  Интересным напоминанием о Лондоне римского времени служит так называемый «Лондонский камень» (London Stone), вделанный в стену церкви св. Суизина на Кэнон-стрит в Сити. Предполагается, что это был римский верстовой столб, аналогичный «Золотому столбу», стоявшему на форуме в Риме, от которого расходились дороги и велся счет расстояниям. Такие пограничные камни стояли вдоль дорог и отмечали расстояние до Сити.


[Закрыть].

Лондон приобрел центральное место в торговле между римской Британией и континентом: сюда везли в основном средиземноморские товары (вино, маслины, оливковое масло, гончарные изделия), а также стекло, изделия из серебра и бронзы из Галлии, Испании и долины Рейна. И хотя Лондон был вовлечен в торговлю со всеми частями Римской империи, некоторая, не последняя по значимости, продукция имела местное происхождение. Соль, зерно, кожи, олово, свинец добывали и обрабатывали непосредственно вдоль побережья Темзы и на прилегающей территории не только для внутреннего потребления, но и на вывоз^{93}.

Точно определить численность населения Лондиниума невозможно (вполне вероятно, что она достигала 20 тыс. человек^{94}), но, несомненно, это был самый большой город римской Британии и пятый по величине римский город к северу от Альп^{95}. Уже тогда сочетание хороших сухопутных дорог и крупной водной артерии – Темзы – сделало Лондон важнейшим торговым центром не только Британии, но и всей Северной Европы.

Между 190 и 210 гг. со стороны суши была возведена каменная стена для защиты города, охватывавшая площадь в 125 гектаров. Это сооружение определило облик Лондона на тысячу лет вперед и стало неотъемлемым элементом его административного устройства вплоть до нынешнего времени. Никаких укреплений вдоль реки не существовало: видимо, достаточной защитой считалась сама Темза с ее плотно застроенными набережными. Стена начиналась от того места, где теперь стоит Тауэр, и тянулась почти до реки Флит, поглотив древний форт: северная и западная стороны превратились в часть крепостной ограды^{96}. Скорее всего, она простиралась за пределы жилой зоны и включала в себя огородные земли. В целом длина стены превышала 3 км, а высота – 7 метров. Во время раскопок обнаружили, что снаружи и изнутри римская стена была облицована квадратными плитами, обтесанными и пригнанными очень искусными каменщиками, тогда как внутренняя часть состояла из щебенки, залитой известковым раствором. С внешней стороны шел ров шириной примерно в пять метров и глубиной в один или два метра^{97}. На всем протяжении стену украшали каменные венцы; в ней были пробиты ворота – Ньюгейт (Newgate – Новые ворота) на западе, Олдгейт (Oldgate – Старые ворота) на востоке, Бишопсгейт (Bishopsgate – Епископские ворота) на севере, Крипплгейт (Cripplgate – Хлебные ворота), Даугейт (Dawgate – Ленивые ворота), (Billingsgate – Рыбные ворота).

Этой римской стене, которую подновляли в течение почти тысячи лет, суждено было остаться единственной в истории города. В отличие от многих европейских столиц развитие Лондона не было ограничено строгой городской чертой, здесь отсутствовала (по крайней мере, до XVII в.) сколько-нибудь систематическая градостроительная планировка. Лондон – это «город-созвездие», образовавшийся в результате срастания отдельных городков и деревень (на протяжении веков Лондон «поглотил» около 32 деревень), обязанных своим возникновением Темзе.

В 408 г. римские войска, размещенные в Британии, были вызваны в Галлию для восстановления порядка на рейнской границе и назад уже не вернулись. Провинция была предоставлена самой себе, ее связи с континентом стали быстро свертываться. В этих условиях участились разбойные нападения скоттов и пиктов, населявших, соответственно, Ирландию и Шотландию. На просьбы о помощи слабеющий Рим не отзывался. А с середины V в. началось англосаксонское завоевание Британии, растянувшееся на несколько столетий. К середине VI в. южные, центральные и северо-восточные области острова оказались занятыми племенами англов, саксов, ютов и фризов; кельтское население вытеснялось в труднодоступные части Уэльса, Корнуэлла; множество бриттов переселилось на континент, в Арморику[11]11
  По данным археологических раскопок, картина расселения германских народов в Британии была чрезвычайно сложной. См.: Зверева В.В. Христианизация Британии в сочинениях Беды Достопочтенного // Средние века. 2002. Вып. 63. С. 222.


[Закрыть].

Судьба Лондона после ухода римлян порождает множество вопросов. Как замечает А.Г. Глебов, «традиционно принято считать, что эпоха раннего Средневековья начинается с устойчивого регресса экономической жизни, который характеризовался упадком производства, сокращением торговли и, как следствие, стагнацией городской жизни. На фоне упадка поздних римских городов вследствие варварских вторжений городская жизнь Европы на время (IV–VII вв.) замирает»^{98}.[12]12
  Действительно, после англосаксонского завоевания значительная часть римских городских поселений сильно сократилась в размерах и частично аграризировалась (см.: The Peopling of Britain. The Shaping of a Human Landscape / Ed. by P. Slack and R. Ward. Oxford, 2002. P. 146; Глебов А.Г. Некоторые проблемы городского развития Англии в ранний англосаксонский период (VII–IX вв.) // Средневековый город. Межвузовский сборник научных трудов. Саратов, 2002. Вып. 15. С. 16). Я.А. Левицкий даже писал в свое время, что за исключением нескольких поселений, наиболее крупных и удобно расположенных на торговых путях, римские города в большинстве своем превратились в населенные пункты, которые либо вообще ничем не отличались от деревни по своей хозяйственно-экономической сущности, либо сохраняли лишь внешние отличия от аграрных поселений: стены, остатки былой планировки и застройки и т.п. Подробнее см.: Левицкий Я.А. Английский средневековый город. Лекция 1. Возникновение английского средневекового города // Левицкий Я.А. Город и феодализм в Англии. С. 243.


[Закрыть] Ситуация меняется лишь к началу VIII в., когда в Северной и Северо-западной Европе идет процесс активного возникновения раннегородских центров, характер которых во многом определили потребности аристократии. В результате, вики и эмпории англосаксонской Британии (а также франкской Галлии и Скандинавии того времени) «интерпретируются как королевские и аристократические творения, порты для торговли престижными товарами, пользовавшиеся поддержкой королевской или сеньориальной власти»^{99}. Однако, как замечает А.Г. Глебов, последние археологические исследования позволяют иначе взглянуть на отдельные моменты обозначенной историко-экономической модели. Во-первых, понятно, что возникновение раннесредневековых виков и эмпориев Севера и Северо-запада Европы не было случайным процессом. Во-вторых, очевидно, что степень преемственности первых городских поселений раннесредневековой Европы с римскими городскими традициями была значительно выше, чем это допускалось ранее. В-третьих, и это очень важно, Европа раннего Средневековья отчасти унаследовала не только «дух» позднеримской городской экономики, но и те социальные силы, которые были его носителями: ремесленников и торговцев. «Именно они, а не аристократы и королевская власть, сохранили и заново сформулировали старые античные городские традиции в новых условиях. Жизнеспособность этих социальных сил, выдерживавших экономический и политический нажим со стороны королевской власти и феодализировавшейся знати, стала главным залогом возникновения и в целом успешного развития городских центров раннего Средневековья»^{100}.

Англосаксонское завоевание само по себе не привело к полному исчезновению римского города и самих традиций городской жизни^{101}. Из фрагментарных сведений, проливающих довольно тусклый свет на судьбы англосаксонских королевств, становится ясно, что, пусть и не все, но города римской Британии все же сумели относительно благополучно пережить опустошения варварских завоеваний и продолжили свое существование – это Лондон (он был включен в состав королевства англов – Мерсии), Йорк, Линкольн, Уинчествер, Эксетер, Честер, Глостер. Многие из них, по наблюдению А.Г. Глебова, играли заметную роль в политической и духовной жизни, особенно в процессе христианизации: миссионерская и прочая религиозно-церковная деятельность в V–VI вв. концентрировалась именно в старых римских городских центрах – Кентербери, Рочестере, Лондоне, Уинчестере, Йорке^{102}.

Прямых доказательств того, что Лондон все время был заселен, история не сохранила, но уже само положение этого крупного узлового пункта в системе дорог и торговых путей не могло не сказаться благотворно на его судьбе. И хотя первоначальное англосаксонское поселение в Лондоне до сих пор не подвергалось интенсивным археологическим исследованиям^{103}, сохранились ранние свидетельства письменных источников, позволяющие говорить о том, что традиции городской жизни здесь не замирали с позднеримского времени. Наиболее ценную информацию содержит «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного. В частности, Беда упоминает о том, что вскоре после восшествия на папский престол Григорий I направил в Британию (597 г.) римского миссионера Августина, который, воспользовавшись приглашением короля Кента Этельберта, избрал центром для своей деятельности Кентербери и обратил в христианство жителей Кента. А в 604 г. Лондон стал центром епископского диоцеза, созданного для обращения в христианскую веру жителей Эссекса. Известно, что в 604 г. Августин посвятил в сан епископа своего ученика Меллитуса, для которого король Этельберт выстроил церковь, посвященную св. Павлу^{104}, считавшемуся покровителем и заступником Лондона. Беда Достопочтенный сообщает и о том, что с середины VII в. здесь располагался королевский монетный двор^{105}. Д. Кин отмечает, что уже к 700 г. Лондон вновь, как и в римский период, стал главным экономическим центром, концентрировавшим и внутреннюю, и заморскую торговлю^{106}.

Немало споров в английской научной среде породила проблема соотнесения раннего англосаксонского поселения в Лондоне с городом в границах римских укреплений. Поскольку история Лондона обнаруживает непрерывность существования еще с эпохи римлян, логично было бы отождествить эти два очага. Открытое в 2008 г. англосаксонское кладбище в Ковент-Гарден показало, что пришельцы начали селиться там с начала VI в.^{107} При этом основная часть поселения, известного как Люнденвик (суффикс -вик здесь означает торговое поселение), находилась за пределами старых городских стен, в лондонских районах Олдвич и Стренд^{108}. Дальнейшее расширение этого раннего поселения в VII–VIII вв. происходило с запада на восток по оси, идущей вдоль современной улицы Стренд, соединяющей Уэст-Энд и Сити. Именно с первыми англосаксами связано появление в первой половине VII в. достаточно большого погребального комплекса близ церкви св. Мартина на полях (Трафальгарская площадь) и рынка Ковент-Гарден[13]13
  В течение второй половины IX в. это раннее поселение, уже достаточно разросшееся, было заброшено, а население перебралось под защиту стен старого римского города.


[Закрыть]. Археологические материалы показывают наличие в поселении ремесленных отраслей – выплавки железа и меди, кузнечного дела, резьбы, ткачества. Что касается обмена, найдены свидетельства (керамика, такие экзотические продукты, как фиги и виноград) торговых связей с континентальной Европой, а именно Северной Францией, территорией современных Бельгии и Люксембурга и Рейнской областью^{109}. Зафиксированы и внутрианглийские контакты. В этот период Лондон был местом рыночного обмена. Именно здесь, согласно судебникам, в частности, «Законам Хлотхере (Хлотаря) и Эдрика (Эадрика)», еще в VII в. заключались торговые сделки как между жителями Кента («Если какой-либо человек из Кента покупает в Люнденвике имущество…»^{110}), так и с чужаками («Если кто-то примет гостя на три дня в своем собственном имении – купца или другого, который придет из-за пределов [Кента]…»^{111}). По сведениям Беды Достопочтенного, в первой трети VIII в. Лондон служил торговым центром для кентцев, эссекцев, торговцев из других англосаксонских королевств и для приезжавших из-за моря купцов: «для многих народов, приходящих с суши и с моря»^{112}. По мнению А.Г. Глебова, о важности торговой функции Лондона вполне определенно свидетельствует и ряд грамот королей Мерсии и Кента, относящихся к 30–40-м гг. VIII в.: они предоставляют освобождение от пошлин и других королевских податей кораблям, в основном принадлежащим различным монастырям, заходящим в Лондонский порт^{113}.

С конца IX в. значение города резко возрастает благодаря оборонному потенциалу его фортификационных сооружений: именно в это время были обновлены городские стены. Этот факт уже сам по себе позволяет говорить о росте экономики и населения Лондона.

В XI в. столица объединенного англосаксонского королевства переносится из Уинчестера в Лондон, что отражает реальную политическую значимость города, его экономический потенциал. К XI в. Лондон был значительно богаче всех других английских городов: при выплате «датских денег» королю Кнуту Великому в 1018 г. на него пришлась сумма в 105 тыс. ф., то есть более одной восьмой всей суммы, выплачиваемой Англией^{114}.

Новый этап в истории Лондона начинается после Нормандского завоевания 1066 г., когда значение его как важнейшего политического и экономического центра становится очевидным^{115}. Вильгельм Завоеватель (1066–1087) нашел Лондон цветущим торгово-ремесленным городом с многочисленным населением[14]14
  К 1066 г. только пять городов Англии имели население в тысячу человек. На этом фоне Лондон с его почти 20 тыс. жителей производил колоссальное впечатление. Хотя оценки общего уровня урбанизации Британии этого периода неодинаковы. X. Свэнсон полагает, что в лучшем случае 5% населения проживало в городах (см.: Swanson X. Medieval British Towns. P. 1). X. Херк считает, что в городах концентрировалось 7 и даже 10% населения (см.: Harke X. Kings and Warriors. Population and Landscape from Post-Roman to Norman Britain // The Peopling of Britain. The Shaping of a Human Landscape. P. 157).


[Закрыть] и обширными связями по другую сторону Ла-Манша и Северному морю^{116}. Это обстоятельство, видимо, способствовало тому, что Вильгельм предпочел не брать Лондон штурмом, а добивался признания своих прав на английский престол в качестве законного наследника Эдуарда Исповедника, гарантировав лондонцам сохранение их старых вольностей и обычаев особой королевской хартией: «Вильгельм, король, дружески приветствует Уильяма, епископа, и Годфри, портрива, и всех горожан (burgesses) Лондона, как французов, так и англичан. И я провозглашаю, что жалую вам все законы и обычаи, которые вы имели во времена короля Эдуарда»^{117}. Одновременно Завоеватель предусмотрительно взломал городскую стену и встроил на восточных границах Лондона королевскую крепость – Тауэр во многом для того, чтобы в случае необходимости оказывать давление на горожан.

Как показывает история Лондона, важнейшей основой его процветания и жизнеспособности всегда служила торговля. Центром коммерческой активности и после Нормандского завоевания оставалась Темза. Это был жизненно важный путь, связывавший Лондон с постоянно расширявшейся сферой торговых интересов. Благодаря реке Лондон, лежащий довольно далеко, в 80 км от Северного моря, был связан не только с морем, но и с океаном – со всем тогдашним миром. Необходимо отметить и в целом его очень удачное географическое положение с доступным и удобным выходом к морю: от Лондона было ближе до французского берега, чем до Бристоля, до Фландрии ближе, чем до Йоркшира^{118}. Ла-Манш не столько отделял Англию от континента, сколько связывал с ним, и главная роль в этом принадлежала Лондону, расположенному на большом перекрестке, где сходились торговые пути из Скандинавии, Прибалтики, Северного моря, Атлантического побережья. Не случайно Уильям Фиц-Стефен, автор «Жития» архиепископа Фомы Бекета, писал в 1173–1174 гг., что в Лондоне «купцы всех народов, живущих под небесами и плавающих по морям, рады вести торговлю. Золото шлют арабы, специи и ладан – сабеи, оружие – скифы; пальмовое масло из богатых лесов – тучная земля Вавилона; драгоценные камни – Нил; Китай – пурпурные ткани; галлы – свои вина, норвеги и русы – беличьи меха и соболей…»^{119}.

В начале XII в. сфера торговых интересов Лондона включала в себя Северную Германию, Скандинавию, Испанию, Францию и Нормандию.

Во времена Уильяма Фиц-Стефена особенно частыми гостями в Лондоне были французские и нормандские купцы[15]15
  Данные, которые приводит в своём исследовании Эквелл, позволяют предположить, что количество жителей Лондона, говоривших по-французски, исчислялось многими сотнями. См.: Ekwall E. Studies on the Population of Medieval London. P. XXXI–XXXIII.


[Закрыть]. Важную роль в торговле играли также купцы из Нижней Лотарингии. Они привозили в Лондон изделия из золота, драгоценные камни, одежду из Константинополя и Регенсбурга, тонкое полотно и доспехи из Майнца, вино^{120}. Торговля перцем, специями и воском находилась также в их руках. Датские и норвежские купцы имели право жить в городе по году: очевидно, как и позднее, они привозили лесоматериалы и парусину. Возможно, что через них поддерживалась связь с Русью[16]16
  Существование англо-русских связей подтверждается данными археологии. Так, монетный состав кладов Новгородской земли с конца X в. позволяет считать Англию одним из главных поставщиков западноевропейского серебра. К XII–XIV вв. относятся найденные при раскопках английские сукна. См.: Матузова В.И. Английские средневековые источники IX–XIII вв. М., 1979. С. 47.


[Закрыть] и далее – с Востоком. После бракосочетания Генриха II и Алиеноры Аквитанской в середине XII в. и особенно после потери Нормандии в начале XIII в. у Лондона установились тесные связи с винодельческой провинцией Бордо[17]17
  Впоследствии события Столетней войны привели к сокращению экспорта бордосских вин в Англию (см. подробно: Kowalski M. Warfare, Shipping, and Crown Patronage: The Economic Impact of the Hundred Years War on the English Port Towns // Money, Markets and Trade in Late Medieval Europe: Essays in Honour of John H.A. Munro / Ed. by L. Armstrong, I. Elbl, M. Elbl. Leiden, 2007. P. 233–256.


[Закрыть]. К 20-м гг. XIII в. основной поток иностранцев составляли ганзейские купцы из Северной Германии и итальянцы^{121}. Последние сумели укрепить свои позиции после изгнания в 1290 г. евреев, заполнив освободившуюся нишу в тех сферах, где те доминировали. Итальянцы создали множество независимых контор, расположенных, в частности, вокруг Ломбард-стрит. Немецким купцам удалось приобрести участок земли поблизости от Темзы, получивший известность под названием «Стальной двор»: здесь, за высокой стеной, хранили зерно, древесину, ткани, краски, меха и другие товары[18]18
  Итальянские и ганзейские торговцы оказались временными гостями, жившими обособленными колониями, тогда как приезжавшие во множестве фламандцы и валлонцы сумели интегрироваться в лондонскую жизнь. Больше всего их привлекали восточные предместья, поскольку там они могли действовать самостоятельно, не попадая под юрисдикцию Сити или торговых гильдий. Среди них было немало искусных мастеров, и лондонские ремесленники многому у них научились. Это относится в первую очередь к ткацкому делу, пивоварению, выделке кожи, обработке металла, производству кирпича и стекла. См.: Keene D. London From the Post-Roman Period to 1300. P. 197–198; Knaym X. История Лондона. С. 36–37.


[Закрыть].

В XIV в. английские города – и Лондон в их числе – переживали один из важнейших этапов своей истории. Именно в это время консолидация городского сословия в Англии на основе роста товарного производства и повышения роли города достигла наибольших успехов, но одновременно шел процесс его имущественной и социальной дифференциации^{122}. Крупный купеческий капитал активизировался как внутри города и страны, так и во внешней торговле, охватывающей фландрские города (Ипр, Дуа, Брюгге), Байону, Сент-Омер, Геную, Флоренцию, Лукку и пр.^{123} Уже в начале XIV в. треть всех товаров, экспортируемых из Англии, погружалась на корабли с набережных Лондона. К середине XIV в. английские купцы смогли захватить большую часть торговли шерстью, потеснив итальянцев^{124}.[19]19
  Заметим, что столкновение экономических интересов лондонских и итальянских купцов еще долго давало о себе знать, приводя подчас к острым конфликтам. Приведем лишь один пример. 8 октября 1359 г. мэром Лондона, шерифами и 12 присяжными было проведено расследование относительно «преступников и нарушителей мира, которые с завистливой дерзостью и злобой злонамеренно совершили ужасную драку…». Как выяснилось, три торговца тканями (Генри Форестер, Томас де Мелдоун и Джон Мелевард) совершили «по умышленной злобе силой оружия» нападение на Франческо Боучело и Раймунда Флэми, ломбардцев, в районе Коулман-стрит, «ранили, избили и навредили им…» // Memorials of London and London Life in the ХIII^th, XIV^th, XV^th centuries / Ed. by H. Riley. L., 1868. P. 302–303. URL: http://www.british-history. ac.uk/no-series/memorials-london-life (дата обращения: 23.03.2015)).


[Закрыть] Если в 1273 г. на долю английских купцов приходилось немногим более Уз экспорта шерсти, то в 1362–1368 гг. – в среднем ежегодно до 71%. Шерсть (45 различных сортов) вывозилась из всех ведущих портов королевства: Лондона, Бостона, Халла, Саутгемптона, Ярмута, Ньюкасла и Линкольна. Но при этом в 1332 г. через порт Лондона проходило уже более 32% всего экспорта, и почти половина его находилась непосредственно в руках лондонских купцов^{125}.

На протяжении второй половины XIV в. экспорт шерсти из Англии сократился почти вдвое, что связано с развитием местной суконной промышленности. Этому во многом способствовала экономическая политика Эдуарда III (1327–1377): ввоз сукна из-за границы был запрещен, поощрялось производство английского сукна на родине^{126}. В результате быстрыми темпами рос вывоз готовых сукон: в 1350–1360 гг. из Англии экспортировалось 32 тыс. тюков шерсти в год (каждый тюк официально содержал 364 фунта шерсти), экспорт сукна в год составлял в этот период 5 тыс. тюков; к концу правления Генриха VII (1509 г.) ежегодно вывозилось 5 тыс. тюков шерсти и 82 тыс. тюков сукна^{127}. Причем доля Лондона в этой отрасли торговли постоянно увеличивалась: если в 1356–1358 гг. она составляла 12%, то в 1392–1395 гг. – 32%[20]20
  Крупнейшим экспортёром сукна в этот период был Бристоль: в 1355–60 гг. его доля в ежегодном экспорте английского сукна составляла 30%, а в 1365–70 гг. выросла до 40% (см.: Мосолкина Т.В. Город Бристоль в XIV–XV веках. Экономика, общественные отношения, социальная психология. С. 58).


[Закрыть]; в первые шесть лет правления Генриха VII (1485–1490) через Лондон проходило 70% английского экспорта сукна, а к концу правления Генриха VIII (к 1547 г.) – более 88%^{128}.