Текст книги "Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв."

Автор книги: Лариса Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Глава IV.
Социальные устремления, ценностные ориентиры и частная жизнь деловых людей

§1. Купцы-джентльмены Лондона

По наблюдению С. О'Коннора, «одним из общепризнанных фактов английской социальной истории является традиционно претенциозное желание успешных купцов стать джентльменами»^{1048}, повысив, таким образом, свой социальный статус, определявшийся в XIV в. и в последующие столетия совокупностью факторов. К их числу относятся: уровень годового дохода и владение землей; непосредственное участие в местном самоуправлении (в том числе в качестве шерифа), что обеспечивало человеку достойную репутацию в определенном локальном сообществе; происхождение из соответствующей фамилии (дворянство «по рождению», «по крови»)^{1049}. Отметим, что последний критерий не был определяющим даже в условиях английских реалий XIV в., не говоря уже о XV–XVI вв., когда на первый план вышли, во-первых, обладание земельной собственностью (значение этого фактора резко повышается, особенно в XVI столетии) и высокий уровень годовых доходов (получаемых не только и не столько от эксплуатации земли, сколько от торгово-предпринимательской деятельности); во-вторых, гражданская и судебно-юридическая служба^{1050}.

Как следует из ранее рассмотренного материала, все перечисленные критерии в полной мере применимы к столичным деловым людям. Соприкасаясь с с феодальными кругами, включая королей, церковных иерархов и дворян разных титулов и званий, богатейшие купцы-олдермены, осознававшие свою финансово-экономическую и общественно-политическую значимость, стремились стать на один уровень с дворянством. Ярчайшие примеры – Адам Фрэнси, торговец предметами роскоши XIV в., олдермен 1352–1375 гг., дважды избиравшийся мэром Лондона, представлявший интересы столицы на шести парламентских сессиях^{1051}, и олдермен 1547–1554 гг., преуспевающий суконщик и купец-авантюрист Джон Лэмбард.

Адам потратил около 12 лет (1358–1369 гг.) на приобретение манора Эдмонтон в Миддлсексе у лорда Джеффри де Сей и его наследников. В 1369 г. этот манор и, что крайне важно, титул лорда были переданы Адаму Фрэнси^{1052}. Получение титула лорда стало для Фрэнси общественно значимым событием и реализацией социальных амбиций лондонского купца и олдермена в обществе, в котором традиционно высоко ценились знатность происхождения и обладание землями^{1053}. Показательно, что его сын и наследник, которого звали тоже Адам, торговец предметами роскоши, большую часть времени проводил во владениях в Эдмонтоне, предпочитая вести образ жизни сельского джентльмена^{1054}.

Джон Лэмбард за несколько лет (1540–1548 гг.) истратил 1900 ф. на приобретение земли и недвижимости в Лондоне и в графствах Англии, «продемонстрировав окружающим свою материальную состоятельность и социальные амбиции»^{1055}. Последняя покупка (это был манор Уэсткомб в Восточном Гринвиче, графство Кент) дала ему право подать на Высочайшее имя прошение о получении дворянского титула. И, заметим, он сделал это, заплатив совсем немалые деньги: по разным оценкам, 300 или 500 ф.[127]127
  Прошение олдермена было удовлетворено в 1553 г., за год до его кончины (Ibid. Р. 4–5).


[Закрыть]

Фактически приведенные выше примеры подтверждают тот факт, что в Англии XIV–XVI вв. наблюдалось пополнение локальных сообществ джентри выходцами из богатого купечества, и позволяет отметить четко обозначившуюся тенденцию к аноблированию в среде лондонских купцов.

Богатые и влиятельные лондонские купцы и в повседневной жизни стремились подражать дворянству. Прежде всего, это проявляется в одежде, которой, так же как еде и жилищу, придавалось социальное значение^{1056}, и в некоторых развлечениях. Вопрос о том, как и во что одеваться, был непосредственно связан с проблемами социального статуса и морали: каждый человек должен был носить одежду, соответствующую его положению и не оскорбляющую общественную нравственность. Вид и объем ткани, расцветка, разнообразие узоров и аксессуаров, количество деталей костюма – все свидетельствовало о положении личности внутри определенной группы и о месте этой группы в обществе. Таким образом, платье не только согревало и украшало человека, но и показывало положение человека на социальной лестнице, а также степень его достатка. Отсюда стремление средневекового человека, и горожанина в том числе, «выразить себя» через костюм, не считаясь с затратами. Костюм, кроме того, многое мог поведать о своем хозяине – о его склонности производить впечатление или о его гордыне и спеси. Будучи неотъемлемым компонентом повседневной жизни человека – его быта, окружающего его мира вещей, – одежда вместе с тем запечатлевает в себе явления более высокого уровня, принадлежащие сфере сознания и поведенческих форм^{1057}.

Из завещаний купцов можно составить примерное представление о том, какую одежду носили богатые горожане Лондона. Генри Бартон оставил «роскошное одеяние из черного бархата с золотой вышивкой и украшенное перьями и жакет из красного бархата»^{1058}. Уильям Грегори носил одежды, «отделанные мехом и на подкладочном материале»^{1059}. В описи имущества Джона Оливера упоминаются чулки, чепцы, камзол из черного вельвета, меховые шкурки^{1060}.

И купцы Сели в своей переписке немало внимания уделяют вопросам пополнения и обновления гардероба. Роберт Рэдклиф в письме Джорджу Сели в Кале от 11 декабря 1478 г. высказывает просьбу: «… если Вы сможете найти меховую подкладку с остриженными хвостами для длинной одежды, я прошу Вас купить ее для меня…»^{1061}. Р. Колдуэйл в письме к Джорджу Сели, написанном 21 сентября 1479 г., просит: «Милостивый кузен, я обращаюсь к Вам с просьбой послать мне <…> каракулевый мех для моей жены, а беличий – для меня…»^{1062} А далее – любопытное уточнение, явно свидетельствующее об интересе к женской моде: «прошу Вас купить цветной каракуль <…> для моей жены»^{1063}. И Томас Грейнджер в письме к Джорджу Сели, отправленном из Кале в Брюгге 20 октября 1479 г., просит: «…сэр, Вы должны получить <…> Вашу одежду, отделанную лисьим мехом…»^{1064}.

Одежда, видимо, была очень ярких цветов. Не случайно ведь купец настоятельно просит приобрести именно цветной каракуль для супруги. Об этом можно судить также по цвету и отделке плащей, которые украшали по-разному: вышивали, подбивали мехом или другим цветным сукном. Горожане стремились не отстать от феодалов в роскоши своей одежды, и украшали ее дорогими мехами, драгоценными камнями, золотом и серебром. Страсть к роскоши дошла до того, что во времена Эдуарда IV, в 1463 г., был принят закон, регулировавший расходы на одежду. По этому закону мэрам, шерифам и олдерменам разрешалось носить только мех куницы и белки, а их слугам – ливреи, подбитые недорогим мехом. При этом мэр должен был тратить в год не более 6 ф. 13 ш. 4 п., шериф – 5 ф., рикордер и городской клерк – не более 6 ш. 8 п., оруженосец мэра – 4ш.^{1065}

Популярностью в богатой купеческой среде, судя по переписке Сели, пользовалась охота – традиционно дворянское занятие. Видимо, членам этого семейства не чуждо было стремление уподобить свой образ жизни дворянскому. Благо, что возможности для этого имелись. Особенно большими любителями и ценителями охоты были братья Джордж и Ричард Сели. Именно им предназначены письма, в которых речь идет об этом пристрастии: о конях, гончих собаках, оленях, фазанах и соколах. Так, Ричард Сели-мл. сообщает Джорджу в Кале 26 марта 1478 г.: «…Сэр, твоя лошадь в хорошей форме <…> 22 марта я видел в нашей пшенице трех больших оленей, каких никогда в жизни не встречал, и вечером этого же дня я слышал фазаний крик. Наши щенки хорошо растут, и Экстер догоняет гончую. У него хороший нюх…»^{1066}. И Уильям Марион 8 ноября 1478 г. известил именно Джорджа и Ричарда Сели-мл., находившихся в то время в Кале, о том, что «…сокол Ричарда Сели <…> погиб из-за плохой кормежки <…> Поэтому, мой господин, Ваш отец хотел бы, чтобы Ричард Сели привез другого сокола, если Вы можете купить в Кале за 8 или 9 шиллингов…»^{1067}. Письма Ричарда Сели-мл. Джорджу Сели в Кале, отправленные из Лондона 9 апреля 1479 г. и 5 ноября 1481 г., напротив, исполнены радости и надежд на успешную охоту: «…Твоя лошадь в хорошей форме, до твоего отъезда она прихрамывала, но мы ее полечили, и она здорова и игрива…»; «…Я узнал, что у тебя хороший сокол. Я рад этому, поскольку надеюсь, что Бог даст нам с тобой хорошую охоту…»^{1068}.

Попытаемся, насколько это позволяют наши источники, выяснить, в каких формах и масштабах происходило аноблирование богатейшего купечества Лондона.

Знакомство с опубликованными архивными материалами дает возможность отметить любопытное явление, отражающее процесс проникновения купечества в дворянское сословие, – посвящение в рыцари. Уже в ноябре 1282 г. уровень годового рентного дохода, в том числе для представителей купечества, наличие которого обязывало принять звание рыцаря, составлял 20 ф.; при Эдуарде II он вырос до 50 ф., а затем, при Генрихе IV, был установлен в 40 ф.<sup>{1069},[128]128
  Уже в 1295 г. размер дохода, получаемого с земель и в виде рент, был повышен до 40 ф., в 1297 г. королевская власть вновь вернулась к прежним 20 ф., видимо, столкнувшим с острой нехваткой желающих и имевших соответствующую материальную возможность вступить в ряды рыцарства. В 1300 г. размер земельного дохода был увеличен до 40 ф., а в 1316 г. – до 50 ф. (см.: Coss P. Knight in Medieval England 1000–1400. P. 103).


[Закрыть]</sup> Каждый собственник земли и рент, каково бы ни было его социальное происхождение, при наличии такого годового дохода был обязан получить, а точнее – приобрести за деньги, звание рыцаря и войти в состав дворянства^{1070}.

В реальной жизни это предписание не всегда воспринималось как высокая честь, но зачастую – как весьма обременительная обязанность. Ведь за получение рыцарского звания нужно было платить (и немалые деньги!), а это дополнительные расходы, на которые шли далеко не все, кому это было положено, и далеко не всегда. Королевская же власть была заинтересована в привлечении в ряды рыцарства как можно большего числа зажиточных людей, поскольку это способствовало увеличению денежных поступлений в казну за счет продажи дворянского звания. Необходимо учитывать и то, что особенно во второй половине XV в. и в XVI в. постоянно возникала потребность в восполнении дворянства, в том числе высшего, за счет «денежных мешков» города вследствие частичного истребления рыцарства и аристократии в ходе Войн Роз[129]129
  В связи с этим представляется небезынтересным вывод, к которому пришел А.Г. Румянцев, исследовавший английскую титулованную знать XV в. в контексте темпов и характера перемен в ее персональном составе. Можно уверенно утверждать, пишет автор, – что в целом «тезис о вымирании старой знати, так прочно вошедший в историографию и используемый чуть ли не как главное доказательство радикальности перемен в верхах английского позднесредневекового общества, на деле порожден мифом» (Румянцев А.Г. Английская социальная элита в XV веке. Демографические проблемы: автореф. дисс….канд. ист. наук. СПб., 2003. С. 16). В подтверждение данного вывода исследователь приводит следующие данные, которые, как нам кажется, лишь подтверждают устоявшийся в историографии тезис. С 1399 по 1485 гг. вследствие гибели в войнах и смутах XV в. число семей старой знати сократилось с 87 до 40 (на 53%). Из 335 вовлеченных им в подсчеты титулоносителей погибли 88 человек (из них 50 – в период Войн Роз). Однако обрыв по мужской линии или полное вымирание рода по причине насильственной смерти аристократа произошли в 23 семьях, т.е. в каждой четвертой из всех 88 вымерших семей. Убыль в среде высшей знати составила 50% (с 18 до 9 семей). Что касается старых баронских семей, то в течение 1399–1485 гг. их число сократилось с 71 до 29, т.е. на 59%. Из 33 новых баронских фамилий до 1486 г. дожили 16, а из 21 новой семьи грандов (герцогов, маркизов, графов, виконтов) уцелело 13 (Там же. С. 12–15). Все эти цифры являются ярким подтверждением острой необходимости в восполнении английского дворянства на протяжении драматичного XV в.


[Закрыть], Реформации и попыток реставрации католицизма.

В этой связи О.В. Дмитриева отмечает, что если в прежние времена молодого человека благородного происхождения по достижении зрелости мог посвятить в рыцари отец или непосредственный командир на поле битвы, то к XVI в. – это прерогатива короны, которая жестко контролировала общее количество рыцарей. Пожалование звания удостоверялось королевской грамотой с государственной печатью, а новый герб утверждался и регистрировался в герольдии^{1071}.

О постоянном внимании короны к данному вопросу свидетельствуют многочисленные королевские указы и прокламации, появлявшиеся на протяжении XIV–XVI вв. В наших источниках удалось обнаружить 10 таких документов: четыре относятся ко времени правления Эдуарда III Плантагенета (1327–1377), один – Генриха IV Ланкастера (1399–1413), один – Генриха VI Ланкастера (1422–1461) и четыре – Генриха VII Тюдора (1485–1509)^{1072}. Согласно королевским предписаниям, все, кто располагал годовым доходом в 40 ф., обязаны были явиться в суд лорда-канцлера Англии и получить титул рыцаря. Однако сам факт неоднократного появления практически одинаковых по содержанию указов говорит о том, что они оставались без должного внимания, королевские требования зачастую не выполнялись. Видимо, поэтому королевская власть вынуждена была специально предписывать шерифам «сообщать имена людей», доходы которых позволяют им стать рыцарями. Причем, от указа к указу меняется сама тональность обращения короля: если Эдуард III «уговаривал», то Генрих VII уже открыто угрожал, предписывая всем, кому надлежит это сделать, стать рыцарями «под угрозой риска для жизни» и уплаты весьма внушительного штрафа в 200 ф.^{1073}

И все же купцы, по всей видимости, не спешили вступать в ряды рыцарства. Материальные затраты на приобретение рыцарского звания, очевидно, не были популярны среди богатейших представителей лондонского общества. Как не получили распространения в олдерменской среде, по крайней мере в XIV в., рыцарские турниры и рыцарственная культура^{1074}. В этой связи небезынтересен отчет шерифов Лондона, представленный Эдуарду III в июле 1344 г.: «В результате расследования, проведенного под присягой среди добрых людей, как будто бы обязанных принять рыцарское достоинство, установлено, что все строения и ренты в Сити, находящиеся в собственности короля, являются свободным городским держанием; но нет здесь никого, кто имел бы постоянный доход в 40 ф. от земли и рент. Причиной тому являются следующие обстоятельства: строения в Сити иногда сдаются в наем, иногда стоят неиспользуемые, а зачастую нуждаются в ремонте. В силу этого, а также вследствие пожаров и прочих бедствий невозможно установить их реальную стоимость и доходность. Что касается земель, которыми горожане владеют за пределами нашей юрисдикции, то присяжные не могут получить информацию об их ежегодной доходности»^{1075}. Выискивались любые причины для того, чтобы не нанести урона материальному благополучию «добрых людей» Лондона. Да и трудно представить, чтобы не использовались помещения в самом центре столицы, которые должны были приносить солидные доходы своим владельцам.

С другой стороны, звание рыцаря обеспечивало высокую степень почета и уважения в обществе. Этого не могли не осознавать богатейшие купцы. Ведь благодаря институту рыцарства многие купеческие фамилии продвигались в верхние ряды джентри, занимали более высокое место в социальной иерархии. Это обстоятельство представляется необычайно важным в силу иерархичности средневекового общества. Иерархизм наряду с символизмом составляют своеобразную формулу средневекового мировоззрения и всей средневековой культуры. По выражению П.М. Бицилли, «…Средневековье создало иерархическое общество, иерархию чинов духовных и светских, иерархию общественных союзов, корпораций, “университетов”, образующих вместе общую universitas, христианско-феодальный мир. Иерархизмом проникнут весь социальный уклад средневековья…»^{1076}. Иерархичность общественного устройства в Средние века проявлялась многопланово и многогранно. Во-первых, эта иерархия была всеобщей, включала каждого человека; во-вторых, выражалась в виде системы сословно-правовых структур и страт; в-третьих, она была политико-юридически оформлена, закреплена в виде комплекса этикоправовых норм и привилегий; в-четвертых, меж– и внутрисословные отношения выступали в персонифицированной форме^{1077}.

Становясь рыцарями, наиболее богатые и влиятельные горожане пополняли ряды «нового дворянства», что отчасти способствовало количественному росту и качественному изменению данной общественной группы, а также повышению социального статуса представителей купечества. Безусловно, это обстоятельство должно было привлекать деловых людей, которые стремились смягчить сословные перегородки, отделявшие их от знати. Не случайно и показательно, что представители городской элиты всячески подчеркивали благородство своего рода, обзаводились фамильными гербами: почти каждое завещание лондонских олдерменов XIV–XVI вв. содержит подробное описание семейного герба, изображение которого помещали на щитах, одежде, особо ценных кубках, блюдах и чашах.

Интересные сведения, характеризующие английское рыцарство, позволяющие проследить тенденции развития этой социальной группы и возможности для взаимодействия с недворянскими сообществами, можно почерпнуть из исследований британских авторов. По данным П. Косса, в списках, составленных в 1324 г. шерифами графств и предназначенных для короны, значилось 1150 рыцарей и 950 оруженосцев^{1078}. Н. Денхольм-Юнг полагает, что в конце XIII в. в Англии насчитывалось 1,5 тыс. рыцарей и 3 тыс. лиц, равных им по доходам, но не имевших этого звания; в 1570–1580-е гг. таких людей насчитывалось уже 5 тыс., но главное – ниже них находился многочисленный слой нетитулованных сельских джентльменов^{1079}.[130]130
  В течение XIV в. происходила дальнейшая иерархизация структуры земельных собственников, стоявших ниже магнатов. Именно в это время профессионально-военное определение «оруженосец» превратилось в почетный титул «эсквайр», свидетельствовавший о благородном происхождении и богатстве его обладателя и дававший ему право на свой герб. А в XV в. в Коллегии герольдов и джентльмены получили право на титул и герб (см.: Mingay G.E. The Gentry: The Rise and Fall of Ruling Class. P. 4–5).


[Закрыть]

Таким образом, социальная иерархия внутри дворянства заметно усложнилась к XVI в. Вместо двух основных ступеней – баронов и рыцарей – теперь насчитывалось, по меньшей мере пять: ниже крупной знати стояли высшие рыцари, затем – просто рыцари, эсквайры и джентльмены^{1080}. На протяжении XIV–XV вв. происходило все более интенсивное «облагораживание» двух низших ступеней иерархии, что постепенно закреплялось в юридическом и сословном плане: строго определялось место каждого из ее рангов в обществе в зависимости от размеров земли и получаемых доходов. Количественный рост дворянства в рассматриваемый период сопровождался увеличением богатства и социального престижа рыцарей, эсквайров и джентльменов, ряды которых в основном и дополняли деловые люди Лондона, включая олдерменов. Отсутствие резкой оппозиции и неприятия между мелким и средним дворянством – джентри и неблагородными сословиями, общность экономических, а зачастую и политических интересов создавали благоприятные условия для развития предприимчивости самого дворянства и пополнения его наиболее жизнеспособными, городскими, элементами. Постоянно обновляясь благодаря притоку сильных и честолюбивых представителей других социальных групп, прежде всего, верхушки горожан и фригольдеров, английское дворянство отличалось особой мощью, гибкостью и способностью приспосабливаться к меняющимся условиям. По мнению Е.А. Косминского, и горожане, и рыцари представляли в феодальном обществе «элементы буржуазного брожения, зародыши капиталистического развития»^{1081}. Союз этих двух социальных сил во многом определил последующее интенсивное развитие раннего капитализма в Англии.

Существовал еще один способ получения рыцарского звания, не связанный с его покупкой. Это посвящения в рыцари, осуществлявшиеся короной. Именно так становились рыцарями известные нам лондонские олдермены. В XIV в. рыцарское звание получили 10, в XV в. – 30, а в XVI в. – 98 олдерменов^{1082}. Распределение их по ливрейным компаниям представлено в таблице 9.^{1083}

Таблица 9.

Лондонские олдермены – рыцари

Профессиональная принадлежность	Количество олдерменов
	XIV в	XV в.	XVI в.
бакалейщики	2	5	11
галантерейщики	—	1	15
купцы – сукноделы	—	—	6
меховщики	—	1	6
суконщики	2	7	15
торговцы вином	—	—	2
торговцы готовым платьем	—	2	9
торговцы железными изделиями	—	—	5
торговцы предметами роскоши	2	8	19
торговцы рыбой	1	1	2
торговцы солью	—	—	3
ювелиры	2	3	5
прочие	1	2	—
Всего:	10	30	98

Как видно из таблицы, число олдерменов, ставших рыцарями, возрастало из века в век. Во многом это связано с ростом их богатства и влияния, с соображениями престижа, со стремлением королевской власти пополнить казну и увеличить социальную опору своей власти. Немаловажно, что в рыцарскую среду в наибольшем количестве входили олдермены из самых могущественных и влиятельных ливрейных компаний: торговцев предметами роскоши, суконщиков, бакалейщиков, галантерейщиков, торговцев готовым платьем. Именно эти наиболее богатые компании были полнее всего представлены в лондонском муниципалитете.

Важно выяснить, за какие заслуги некоторые олдермены получали рыцарское звание. Сведений на этот счет чрезвычайно мало, тем большую ценность они представляют. Известно, что бакалейщики Джон Филпот, с 1371 г. поверенный в делах сэра Ричарда, герцога Арундела, его коммерческий агент в Лондоне и финансовый советник^{1084}, и олдермен 1372–1388 гг. Николас Брембр, один из крупнейших кредиторов короля, активный участник политических событий в столице 70-х – первой половины 80-х гг. XIV в.^{1085}, были посвящены в рыцари в 1381 г. за участие в подавлении восстания Уота Тайлера. В том же году рыцарского звания удостоились: бакалейщик Уильям Уолворт, ювелиры Николас Твайфорд и Роберт де ля Лаунд. Суконщики сэр Томас Кук, олдермен 1456–1471 гг., лидер йоркистов в Сити, и Ральф Джосселин, олдермен 1456–1478 гг., также сторонник Йорка, получили звание рыцарей от Эдуарда IV на коронации в 1465 г.^{1086}

Аналогичные посвящения в рыцари происходили в 1306, 1340, 1439, 1461, 1471, 1473, 1482, 1483, 1485, 1487, 1489, 1494, 1497, 1503 гг. и, очевидно, были связаны с важными событиями в социально-политической жизни страны, в том числе со сменой династий и королей. Новый монарх был заинтересован в поддержке со стороны могущественной лондонской элиты в лице олдерменов.

Среди олдерменов, посвященных в рыцари, встречаются хорошо известные имена – торговец предметами роскоши Джон ле Бланд, получивший рыцарское звание в 1306 г., суконщик Джон Палтни, торговцы рыбой Роберт Элейн и Джон Уот, торговец пряностями Джон Джизорс, знаменитый финансист Ричард де ля Поль, ставшие рыцарями по воле Эдуарда III, и многие другие. Познакомимся поближе с некоторыми олдерменами, возведенными в рыцарское достоинство. В марте 1337 г. Эдуард III посвятил в рыцари двух суконщиков: Джона де Палтни и Саймона де Свонлэнда. Джон де Палтни имел собственность в графствах Лестершир, Уорикшир, Миддлсекс, Кент, Суффолк, Кембриджшир; трижды избирался мэром Лондона. Саймонд Свонлэнд владел собственностью в Хартфордшире и тоже был мэром столицы^{1087}. Как справедливо отмечает П. Косе, возведением в рыцарское звание крупнейших лондонских купцов, от финансовой помощи которых он реально зависел, Эдуард III подчеркивал особую их значимость для него лично и для всего королевства^{1088}. Рыцарем стал и торговец предметами роскоши, мэр 1352–1354 гг. Адам Фрэнси, имевший несколько маноров в Миддлсексе и Эссексе и обладавший «огромной денежной рентой» в Лондоне. Лондонская собственность уже упоминавшегося Николаса Брембра, посвященного в рыцари в ибне 1381 г., приносила 60 ф. годового дохода, кроме того, он владел манорами в Кенте и Миддлсексе. В мае 1471 г. был возведен в рыцарское достоинство бакалейщик Ричард Ли, дважды избиравшийся лондонским мэром, собственность которого находилась в Кенте, Эссексе, Суррее, Сассексе. Торговец предметами роскоши Генри Колет, посвященный в рыцари в январе 1487 г., дважды избирался мэром Лондона, имел собственность в Норфолке, Хантингдоншире и Бакингемшире. В том же году стал рыцарем и суконщик Уильям Кэпел, породнившийся с первым маркизом Уинчестерским и владевший собственностью в Эссексе, Суффолке, Хартфордшире, дважды исполнявший обязанности мэра Лондона. Удостоился рыцарского титула и ювелир Бартоломью Рэд – мэр с собственностью в Миддлсексе, Суррее, Хартфордшире, Уилтшире, Беркшире. Галантерейщик и лондонский олдермен сэр Джордж Барн был посвящен в рыцари 11 апреля 1553 г. Это был активный участник Московской компании, импортировавший вина из Испании, экспортировавший сукно, готовивший экспедиции в Гвинею в 1553 и 1554 гг., покупавший недвижимость в Лондоне и Хартфордшире. Сэр Уильям Честер, суконщик и олдермен, стал рыцарем 7 февраля 1557 г. Известно, что он торговал с Московией, Персией, Францией и Северной Африкой, был купцом Стапля и купцом-авантюристом, экспортировал шерсть и сукно. Его богатство в 1559 г. оценивалось суммами от 7 тыс. до 15 тыс. ф. Посвященный в рыцари 14 марта 1568 г. торговец предметами роскоши Роджер Мартин, купец Стапля и купец-авантюрист, экспортировавший сукно и ввозивший шелк из Гамбурга, покупал недвижимость и предоставлял займы короне. Его движимое имущество оценивалось в 8340 ф. Сэр Джон Риверс, бакалейщик, купец-авантюрист, участник Московской и Испанской компаний, экспортировавший сукно, покупавший бывшие церковные земли в Кенте, предоставлявший займы короне, стал рыцарем 2 мая 1574 г.^{1089}

Помимо посвящения в рыцари, наши источники сообщают об олдерменах XIV–XVI вв., ставших кавалерами рыцарских орденов: Подвязки и Бани^{1090}. Кавалерами первого были два олдермена – это бакалейщик Джон Уэллес, олдермен 1420–1436 гг., шериф, мэр Лондона, и ювелир Джон Саттон, олдермен 1436–1450 г., шериф и родственник олдермена Ричарда де ля Поля (брата Уильяма де ля Поля, могущественного кредитора короля). На коронации Эдуарда IV и королевы в 1465 и 1485 гг. шесть лондонских олдерменов стали кавалерами ордена Бани: ювелир Хью Брайс, суконщики Томас Кук, Ральф Джосселин, Джон Пломер и Генри Уэйвер^{1091}. Именно эти олдермены оказались «самыми почтенными» во всей столице.

По мнению А.А. Кирилловой, если учесть количество олдерменов, непосредственно посвященных в рыцари, к ним присоединить их детей, ставших дворянами, можно прийти к выводу, что проникновение в дворянское сословие захватило в XIV–XVI вв. значительное число горожан, принадлежавших к социально-политической элите^{1092}. Представляется, однако, что абсолютизировать степень аноблирования столичного купечества не следует. Далеко не все олдермены и их потомки, получая дворянские титулы и основывая дворянские фамилии, полностью порывая с городскими занятиями. Думается, что реальность была значительно сложнее и многообразнее. Не следует забывать также, какие процессы происходили в английской деревне, переживавшей интенсивное влияние товарной экономики. Очевидно, в таком динамичном обществе, как лондонское, границы между различными сословиями становились наиболее подвижными и неопределенными, а одни и те же фамилии неоднократно имели возможности переходить из одного сословия в другое[131]131
  Аналогичную картину можно было наблюдать и во Флоренции XIV–XV вв. (см.: Краснова И.А. Деловые люди Флоренции. Ч. 2. Гл. III. § 1).


[Закрыть]. Купеческая среда Лондона отличалась значительной мобильностью, при которой имел место разрыв традиционных связей. И тогда образ жизни сыновей мог существенно отличаться от поприща их отцов. Возвысившийся в городе в течение нескольких столетий (или даже десятилетий) вчерашний мелкий землевладелец или его потомки могли покинуть город и вновь появиться на сельской сцене, но уже в качестве представителей титулованного дворянства.

В реализации социальных устремлений деловых людей Лондона важную роль играла матримониальная политика. Многие семьи купеческой элиты Лондона были связаны брачными узами с представителями английского дворянства. К. Платт в своем исследовании пришел к выводу, что уже в первой половине XIII в. из 95 олдерменов не менее 64 принадлежали к так называемым «смешанным» фамилиям – купеческо-дворянским^{1093}. Богатый материал по этому вопросу, относящийся к периоду XIV–XVI вв., содержится в доступных нам источниках.

Часть лондонских олдерменов вступала в брак с представительницами семей нетитулованного английского дворянства, составившего основу джентри. При этом можно заметить, что в сферу матримониальных интересов немалого числа олдерменов попадали дочери и вдовы эсквайров. В частности, суконщик и олдермен 1403–1434 гг. Уильям Кроумер сочетался браком с дочерью эсквайра сэра Уэствика из графства Кембриджшир^{1094}. Правда, стоит отметить, что это был второй брак лондонского олдермена, первый раз он женился на дочери столичного английского купца. То же можно сказать и в отношении суконщика и олдермена XV в. Ральфа Джосселина, который вторым браком был связан с дочерью эсквайра^{1095}. Видимо, для олдерменов Лондона изначально важно было найти подходящую брачную партию в купеческой среде города, что позволило бы укорениться в городском социуме, занять более прочные позиции в деловом мире Лондона. Обретя же богатство и влияние в купеческой среде, обзаведясь необходимыми связями, можно было думать о реализации социальных амбиций за счет брака с наследницами дворянских фамилий, пусть и не слишком знатных. Но так было не всегда. Например, торговец предметами роскоши и олдермен 1426–1446 гг. Томас Уэндесфорд первым браком сочетался с дочерью эсквайра^{1096}. А дочь норфолкского эсквайра сэра Джона Кнайвета была выдана за торговца предметами роскоши и лондонского олдермена 1476–1505 гг. Генри Колета^{1097} (кстати, отца известного английского гуманиста Джона Колета). И сэр Джордж Барн, бакалейщик и олдермен 1542–1558 гг., женился на Элис Брук, дочери эсквайра из Шропшира^{1098}.

Отдельные олдермены брали себе в жены вдов эсквайров. Так, меховщик и олдермен второй половины XIV в. Джон Роут был женат на вдове эсквайра, о чем свидетельствует завещание этого купца^{1099}. Суконщик и олдермен первой половины XV в. Уильям Мэлрес сочетался браком с вдовой эсквайра сэра Реджинальда Кокэйна^{1100}.

Стремление некоторых олдерменов к установлению брачно-семейных отношений с семьями эсквайров из графств Англии весьма показательно. На наш взгляд, оно свидетельствует о значительном интересе этих олдерменов к социально иному сообществу – джентри, о желании проникнуть в него посредством заключения брачных союзов. Через такого рода браки происходило частичное пополнение состава джентри. И не только за счет богатых лондонцев, но и представителей делового мира других английских городов – Йорка, Кембриджа, Лестера, Линкольна, Ньюкасла, Оксфорда, Саутгемптона и др.^{1101}. Необходимо принять во внимание и встречный интерес, безусловно присутствовавший у эсквайров, что может служить еще одним доказательством близости хозяйственных и социально-политических позиций купечества и «нового дворянства» в рассматриваемый период.

Источники позволяют выявить и ряд случаев заключения брачных союзов между лондонскими купцами-олдерменами и представительницами семей английских рыцарей. Известно, в частности, что торговец пряностями и олдермен 1327–1338 гг. Бенедикт де Фолшем был женат на вдове рыцаря сэра Бернарда де Брайе^{1102}. Торговец рыбой и олдермен 1346–1358 гг. Адам Брабазон состоял в браке с сестрой и наследницей сэра Роберта де Додингтона, рыцаря, находившегося на королевской службе и имевшего земельное держание на острове Уайт^{1103}. Суконщик и олдермен второй половины XIV в. Джон Хинд женился дважды: первый раз – на Екатерине, вдове рыцаря из числа суффолкских землевладельцев; второй – на Елизавете, дочери сэра Джона Норбари, рыцаря^{1104} (впоследствии, в результате повторного брака она стала женой барона Садлея).

Некоторые олдермены Лондона заключали браки с наследницами титулованного дворянства. Самый известный среди таковых – Джеффри Болейн, торговец предметами роскоши и олдермен XV в., который состоял в браке с дочерью и наследницей лорда Гастингса^{1105}. Именно его правнучка Анна (по линии внука Томаса Болейна, графа Уилтширского) стала супругой короля Генриха VIII и матерью королевы Елизаветы I.

Браки с представительницами дворянства заключали не только сами лондонские купцы-олдермены. Их сыновья и внуки тоже женились на дворянках, а дочери и внучки выходили замуж за дворян. Торговец рыбой и олдермен 1420–1433 гг. Николас Джеймс выдал свою дочь за эсквайра из Суррея^{1106}. И две дочери упоминавшегося выше Джеффри Болейна вышли замуж за эсквайров^{1107}. Сын олдермена и меховщика XV в. Джона Кроука женился на дочери эсквайра из Уорикшира^{1108}. Сын бакалейщика и олдермена второй половины XV в. Томаса Блэдлоу женился на дочери эсквайра сэра Хэмфри Старки^{1109}.[132]132
  Возможно, именно из какого-то ответвления этой незнатной дворянской семьи Хэмфри Старки произошел Томас Старки (1499–1538) – один из наиболее известных английских гуманистов.


[Закрыть] Таким образом, сыновья лондонских олдерменов находили себе брачные партии среди дочерей эсквайров, а олдерменские дочери – среди их сыновей.