Текст книги "Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв."

Автор книги: Лариса Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

С. Трапп подсчитала деньги, вложенные в земельную собственность некоторыми лондонскими купцами, не разграничивая владений в городе и в графствах, из расчета в среднем 6–8% годовых на вложенный капитал в XIV в. и 5% в XV в.^{990} Следовательно, приблизительные оценки размеров инвестиций в недвижимость упомянутых выше олдерменов составили: у Роберта Ларга 300 ф., у других 42 купцов – по 800 ф., у Джеффри Болейна – 900 фунтов. При этом ко времени своей кончины Джеффри Болейн имел более 2 тыс. ф. наличными^{991}.

Для XVI в. доходность недвижимости оценивается исследователями в среднем в 10% на вложенный капитал^{992}. Тогда инвестиции в земельные владения Ричарда Грэшема составляли приблизительно 8 тыс. ф., Эндрю Джадда – свыше 1540 ф., Томаса Куртса – около 120 ф. При этом движимость сэра Эндрю Джадда, по самым скромным подсчетам, оценивалась более чем в 6 тыс. ф.^{993} К сожалению, наши источники не содержат сведений о размерах капиталовложений в торговлю Ричарда Грэшема и Томаса Куртса. Однако картину могут дополнить данные о других олдерменах XVI столетия. Известно, что стоимость движимого имущества бакалейщика Эдуарда Джекмена составляла на момент его смерти в сентябре 1569 г., по меньшей мере, 8 тыс. ф.; богатство суконщика Уильяма Честера в 1559 г. оценивалось суммами от 7 до 15 тыс. ф.^{994} А самый богатый елизаветинский купец Джон Спенсер имел 300 тыс. ф.^{995}

В то же время сохранившиеся данные о доходности земель торговца предметами роскоши и купца-авантюриста Грегори Ишема заставляют скорректировать оценки П. Рэмси. На момент кончины в 1558 г. доход от земель этого купца составлял 400 ф. ежегодно при вложенном капитале в 8 тыс. ф.^{996}. Следовательно, в этом случае можем говорить о доходности земель в 5%. При этом, что важно, в той же описи зафиксировано кредитов на 6 тыс. ф. и товаров на 15 тыс. ф.^{997}. Очевидно, что инвестиции в торговлю и доходы, получаемые в этой сфере, значительно превосходили по объему инвестиции и доходы с недвижимости[124]124
  По оценке В.И. Рутенбурга, общая для Европы того времени среднегодовая прибыль от торговой деятельности составляла 17,4%, тогда как прибыль от эксплуатации Земель – от 8 до 15% в год (см.: Рутенбург В.И. Очерк из истории раннего капитализма в Италии. С. 71–72). Но инвестиции в рискованную сферу внешней торговли и финансов, с чем, прежде всего, и были связаны лондонские олдермены, позволяли при благоприятно сложившейся конъюнктуре получить до 65–69% годовых, а в отдельных случаях даже гораздо больше – 200–300% (см.: Краснова И.А. Деловые люди Флоренции. Ч. 1. С. 49). Пайщики предприятия Ф. Дрейка в 1577–1580 гг. получили 4700% (!) на вложенный капитал (см.: Малаховский К.В. Кругосветный бег «Золотой лани». М., 1980. С. 105).


[Закрыть]. Надежда на удачное стечение обстоятельств в опасной стихии рынка заставляла купцов пускаться в рискованные торговые предприятия. Выгода была очевидной: успех сулил приумножение богатств, прираставших в торговых оборотах. Яркий тому пример – суконщик Фрэнси Банэм, олдермен 1568–1576 гг.: своему младшему сыну Бенедикту он оставил по завещанию 2 тыс. 200 ф.; Бенедикт же, продолжая дело отца, столь активно и удачно торговал, что сумел увеличить наследство до 14614 ф., т.е. почти в 7 раз^{998}.

Л.П. Репина, изучая лондонских землевладельцев начала XV в., обратила внимание на то, что, по крайней мере, половина членов ливрейных компаний, верхушку которых составляли олдермены, вообще не имела никаких земельных владений^{999}. С. Трапп такое явление казалось парадоксальным. Но, может быть, в условиях лондонской действительности XIV–XVI вв. с бурным развитием товарных отношений, особенно в XVI столетии, вложение денежных средств в земельную собственность не было насущной необходимостью и потребностью для значительной части богатейших горожан? С другой стороны, чем руководствовались те олдермены, которые приобретали земли?

Чтобы ответить на поставленный вопрос и ярче высветить интересы в сфере землевладения и способы их реализации деловыми людьми Лондона, обратимся к деятельности в данной сфере торговцев предметами роскоши и олдерменов второй половины XIV в. Адама Фрэнси и Джона Пайела.

Первые внегородские приобретения Фрэнси относятся ко времени «Черной смерти», что объясняется и колоссальными людскими потерями, приведшими к падению цены на землю, и желанием покинуть пределы тесного города. При этом, в отличие от большинства «коллег», Адам не вернулся в свое родное, но весьма отдаленное от Лондона графство, чтобы купить земли. Земельные приобретения Фрэнси концентрируются в основном в северном Миддлсексе и на юго-западе Эссекса, т.е. в графствах, которые традиционно «кормили» Лондон, а Эссекс (наряду с Кентом, Сурреем, Эссексом и Норфолком) всегда был житницей Англии и основным поставщиком зерна. Не случайно, что среди причин, побуждавших влиятельных и богатых горожан вкладывать деньги в земельную собственность, Е.В. Тушина называет стремление обеспечить себя продуктами питания. Особое значение данный фактор приобрел в результате «аграрного кризиса» середины XIV в., неурожаев, эпидемий, военных столкновений этого столетия^{1000}. Необходимо принять во внимание и еще один фактор, облегчавший проникновение богатых горожан в аграрную сферу: с XIV в. скупка земель происходила по всей Англии, но наибольшее распространение получила на юге и востоке страны, что показывает, насколько эти области уже были втянуты в товарные отношения^{1001}.

Первого февраля 1349 г. Фрэнси приобрел, совместно с Томасом Лэнгтоном, манор Уайк у Джона Костона, лондонского торговца предметами роскоши, олдермена, шерифа 1324–1325 гг.^{1002}, и его жены Евы. Манор состоял из двух усадеб, 149 акров земли, водяной мельницы и рент на сумму 11 ф. 15 ш. 20 п.^{1003} В последующие 10 лет Фрэнси увеличил приобретенные владения за счет участков земли и прочей недвижимости, действуя самостоятельно или через агентов – Николаса атте Уайка и Саймона де Хемптона. В Олд Форде Адам купил усадьбу с садом и огородом, 8 акров земли, 3 акра и 6 рудов (1,5 акра) лугов с прудами, еще один небольшой сад и 3 торговые лавки с комнатами в верхних этажах, располагавшиеся напротив усадьбы^{1004}. Владения в Хекни состояли из усадьбы, 82,5 акров и одного руда (0,25 акра) пахотных земель, сада, 63 акров лугов и водяной мельницы^{1005}; в Степни – из усадьбы, 53,5 акров и 8 рудов (2 акра) пахотной земли, 3 акров лугов и арендуемых хозяйственных и торговых помещений^{1006}; в Тоттенхэме – из 12 акров земли^{1007}. Большую часть земель в Хекни, Степни и Тоттенхэме, как и в случае с манором Уайк, Адам приобрел у богатого и влиятельного лондонца – Уолтера Тарка, торговца рыбой, мэра и шерифа Лондона^{1008}.

Затем Фрэнси переключился на восток, за реку Ли до Уэст Хэма и Литона. Уместно отметить, что все основные владения Фрэнси, включая маноры в Эдмонтоне и Энфилде, находились на плодородных лугах долины реки Ли. Эти земли были исключительно привлекательны для Фрэнси в силу того, что служили важнейшими поставщиками продовольствия. В 1357 г. он приобрел манор Хобхэмс у его последнего владельца – сэра Томаса де Хобхэма. Манор состоял из земель в Ист Хэме, Уэст Хэме и Баркине (2 усадьбы, 89,5 акров и один руд пахотной земли, 29 акров и один руд лугов, 40 акров пастбищ, половина акра земли с ветряной мельницей, 7 акров земель с ивняком и болотами, 12 ш. 6 п. ренты, арендованные помещения^{1009}) и небольшого участка земли (половина гайды) с постройками и пастбищами в Стрэтфорде^{1010}. Как и Уайк, манор Хобхэмс был сформирован в начале века лондонцем Джоном Престоном, богатым канатчиком, олдерменом, мэром Лондона в 1332–1333 гг.^{1011}

Упомянутые сделки представляют для нас интерес по нескольким причинам. Во-первых, из-за использования клириков в качестве поверенных (доверителей), во-вторых, благодаря совместным приобретениям и через агентов. Самым востребованным из них был Томас де Лэнгтон, деловой партнер и друг Адама Фрэнси, а также привлекались священнослужители Николас атте Уайк, Томас Пейтшалл и Джон Пити. Именно клирики благодаря своему статусу и репутации часто использовались для сопровождения сделок по передаче собственности и выполнения обязанностей доверителей. Они к тому же, как правило, не имели собственных прямых наследников, что лишь усиливало доверие к ним.

Приобретения Фрэнси также показывают преобладание лондонцев среди людей, скупавших земли в предместьях Лондона. Адам покупал землю там, где до него это делали многие бюргеры. За исключением Ракхолт, эти маноры основывались горожанами задолго до того, как они оказывались у Фрэнси, и передавались они уже как компактные наделы, которые он расширял впоследствии. Графства в целом, и Миддлсекс в особенности, были любимыми местами, где лондонцы предпочитали селиться, а купцы при этом имели возможность вести дела в столице. И поскольку земля в Миддлсексе покупалась и продавалась лондонцами продолжительное время, земельный рынок рос по всему графству, а земельный фонд постепенно распределялся среди богатых купцов, становясь все более их «вотчиной».

Земли в Миддлсексе Адам Фрэнси начинает приобретать с 1351 г. Сначала он совместно с Питером Фэйвлором купил 18,5 акров лугов и 13 акров леса в Эдмонтоне и 4 акра лугов Энфилде^{1012}. С этих пор все земли в Эдмонтоне, Тоттенхэме и Энфилде покупались в партнерстве с Фэйвлором, вплоть до его смерти в 1360 г. В марте 1355 г. при участии Фэйвлора было куплено значительное владение в Эдмонтоне, состоявшее из 236 акров пахотной земли, 63 акров лугов, 21 акра пастбищ, трех усадеб и 50 ш. рент^{1013}. В июле 1360 г. к этим землям добавились пастбище и ферма^{1014}.

Все эти приобретения ранее принадлежали торговцу предметами роскоши Уильяму де Костону, шерифу Лондона и графства Миддлсекс в 1316–1317 гг., одному из самых известных скупщиков земли в данном регионе. Костон покупал землю, часто очень мелкие участки, у разных людей, но чаще у представителей старых местных фамилий, таких как Энсти, Марши и Форды, которые с большим трудом и серьезными издержками приспосабливаясь к новым условиям.

Еще одним крупным землевладельцем, у которого Фрэнси покупал земли в Эдмонтоне, был Роджер де Дефам, лондонский купец, олдермен 1338–1359 гг. В декабре 1358 г.^{1015} Роджер, как и Уильям Костон не имевший прямого наследника, продал все земли в Эдмонтоне Томасу де Лэнгтону и Джону Пити, которые в мае-июне 1359 г. передали их Фрэнси и Фэйвлору в пожизненное пользование^{1016}. 31 мая 1359 г. у Адама Фрэнси оказалась также часть манора Эдмонтон, в которую входили 2 усадьбы и 320 акров земли с рентами. Эта часть манора была передана в управление Томасу де Лэнгтону и Джону Пити, доверителям Адама, в июне 1359 г., незадолго до смерти его хозяина, Джеффри де Сей. 31 мая 1359 г. доверители «подарили» означенные земли Адаму Фрэнси в пожизненное пользование с последующей их передачей его сыновьям: сначала Адаму-мл., затем Роберту. Дарение было подтверждено наследником Джеффри, Уильямом де Сей, достигшим совершеннолетия в 1361 г. Второго октября 1361 г. Уильям выдал Адаму закладную на манор на 22 года взамен на получение суммы в 1000 фунтов. В период между 1362 и 1369 гг. манор и титул лорда были навсегда переданы Адаму Фрэнси^{1017}.

Приобретение манора Эдмонтон явилось своеобразным механизмом, при помощи которого Адам Фрэнси, этот богатый и влиятельный горожанин, заявил о своих социальных устремлениях.

По самым приблизительным подсчетам, в 1349–1371 гг. Адам Фрэнси приобрел 12 усадеб, 1056 акров пахотной земли, 189 акров лугов, 61 акр пастбищ, 13 акров леса, 4 сада и огород, пруды, две водяные и одну ветряную мельницы, ренты на сумму 11 ф. 77 ш. 26 п., лавки, а также ферму, земли с ивняком, болотами и пастбищами, арендованные хозяйственные и торговые помещения. Сама структура владений Фрэнси позволяет причислить его к ранним джентри XIV в. – «новому дворянству», которое умело приспосабливалось к менявшимся условиям, стремилось всячески повысить доходность своих владений.

Обратимся к Джону Пайелу. В 1348 г. умер Джон Пайел-ст., оставивший своему сыну участок земли в Итлинборо^{1018}. Это было первое земельное владение Джона Пайела-мл. К сожалению, какие-либо подробности относительно получения данной земли, как, впрочем, и других сделок, картулярий не содержит. Можно лишь констатировать, что в том же году Пайел-мл. совершил ряд незначительных покупок недвижимости в соседних селениях. Он купил 9 акров пахоты, луг, голубятню и пахотную землю в Малом Аддингтоне^{1019}, расположенном всего лишь в двух милях к северо-востоку от Итлинборо. Довольно бессистемные приобретения отмечены в последующие годы. Прежде всего, это покупка 2,5 виргат земли в 1351 г.^{1020}, 7,5 акров в 1352 г.^{1021} и усадьбы с еще одной дополнительной виргатой земли в 1354 г.^{1022} Джон также купил совсем небольшие земельные участки в Великом Аддингтоне и деревушках Слиптон и Твайвелл^{1023}. Все эти разрозненные покупки, однако, резко контрастируют с его главным приобретением 1348 г. – покупкой манора Крэнсли.

Крэнсли находился на некотором удалении от основного ядра земель Пайела, которые, словно гроздья, были рассыпаны вокруг Итлинборо. Владельцем этого манора, благодаря женитьбе на Элизабет, дочери Хью Крэнсли, был сэр Томас Уэйк, сокольничий короля, участвовавший во Французской кампании (в Креси), во время которой (между 15 марта и 23 октября 1346 г.) он, возможно, скончался. Спустя 2 года, согласно картулярию, эпидемия чумы сразила четырех прямых наследников манориальных владений Крэнсли, и манор вернулся к Элизабет Уэйк. Именно она передала его Джону Пайелу, что подтверждено двумя грамотами, датированными 26 июня и 1 июля 1348 г. соответственно^{1024}.

Истинные мотивы продажи манора Крэнсли выявить очень сложно. Можно довериться источнику и признать, что наследники действительно скончались в 1348 г., т.е. фактически до пика Черной смерти, которая всей своей мощью обрушилась на Восточный Мидленд ранней весной 1349 года. Но что заставило Элизабет столь стремительно расстаться с наследством своих сыновей? Очевидно, что продажа манора связана с участием сэра Томаса Уэйка-ст. в военной кампании во Франции, подготовка к которой была чрезвычайно дорогостоящей. К сожалению, нет никаких документальных свидетельств, позволяющих оценить состояние экономики манора Крэнсли в интересующий нас период. Однако хорошо известно, что десятилетие перед Черной смертью стало периодом дефляции, падения цен и, соответственно, доходов^{1025}. Нет оснований сомневаться, что в таких условиях необходимость экипироваться для участия в военной кампании за собственный счет становилась крайне обременительной обязанностью для столь мелкого землевладельца, каковым был сэр Томас, и имела губительные последствия из-за изъятия значительной части средств из манориального хозяйства. Совершенно очевидно, что Уэйк-ст. вынужден был искать деньги, чтобы сохранить земли в Крэнсли. Одним из его кредиторов стал Джон Пайел: в частности, в июле 1345 г. он предоставил сэру Томасу 40 ф.^{1026} Можем предположить, что приобретение манора Крэнсли отчасти связано с необходимостью покрытия долговых обязательств Уэйка-ст. перед Джоном Пайелом.

Помимо Крэнсли Пайел продолжал скупать земли вокруг своего родного селения. В августе 1350 г. он приобрел для себя и своего друга и компаньона Адама Фрэнси земли и строения, включая водяную мельницу, принадлежавшие сэру Роберту Моли, маршалу Ирландии. Вся эта недвижимость находилась в Уэллинборо, расположенном всего в 4 милях к юго-западу от Итлинборо^{1027}. В сентябре того же года Пайел вместе с местным францисканцем Джоном де Кетерингом купили крупную собственность в Итлинборо и соседнем с ним приходе Файндон. Эта собственность состояла из 16 жилых домов с хозяйственными постройками и земельными участками, 2 усадеб, 224 акров пахотной земли, луга и пастбища, а также рент на сумму 30 ш.<sup>{1028},[125]125
  Сын Кетеринга 17 февраля 1367 г. передал Пайелу свои права на эту собственность в обмен на некие строения в Нортхемптоне.


[Закрыть]</sup>

В том же 1350 г. Джон Пайел и некий Уильям Фримен купили 80 акров земли в Эствике, на самом юго-востоке Нортхемптоншира^{1029}. Данный земельный участок был полностью изолирован от других земель Пайела, и, скорее всего, его приобретение можно рассматривать как спекулятивное вложение средств с целью последующей перепродажи.

В 1353 г. Джон Пайел приобрел свой второй манор Итлинборо. Аббатство Питерборо держало этот манор от сэра Саймона де Драйтона, представителя старинной рыцарской фамилии Нортхемптоншира. Драйтоны владели здесь одним из трех фьефов манора – фьефом Бэтейл, история которого началась в середине XII в. Тогда он насчитывал 3,5 гайды земли, что в XIII в. соответствовало 1,5 рыцарского фьефа^{1030}. Сэр Саймон приобрел этот фьеф в 1317 г. за 100 ф. и 10 февраля 1353 г. продал его Джону Пайелу, Адаму Фрэнси и брату Джона, Генри Пайелу. Хотя любопытно, что 24 февраля он предоставил расписку в передаче имущества только Джону Пайелу, который заплатил 200 ф. и дополнительно отдал большую бочку (252 галлона) вина стоимостью 5 ф.^{1031}

Второй фьеф, оформившийся в XII в., в XIV в. являлся держанием фамилии Сеймур. В 1359 г. Николас Сеймур, лорд замка Кэри в Сомерсете, передал Джону Пайелу в пожизненное владение земли, ²/₃ большого, но пришедшего в запустение, с обветшалой крышей, старого жилого дома с хозяйственными постройками и земельным участком и три участка, которые прежде были застроены, а к моменту заключения сделки оказались свободными. Очевидно, что значительная часть фьефа была заброшенной вследствие серьезных трудностей, переживаемых домениальным хозяйством, и нехватки рабочих рук в связи с последствиями Черной смерти. Сеймур, очевидно не располагая необходимыми для восстановления построек средствами, благоразумно предпочел передать эти земли Пайелу.

В 1354 г. Джон Пайел получил права на значительную часть манора Уодфорд. 22 апреля 1354 г. Джон де Бойз, один из владельцев манора, передал его Пайелу в пожизненное владение. Исключение составили земли бенефиция Уодфордской церкви. Спустя 10 дней, 1 мая, де Бойз передал Джону Пайелу и Адаму Фрэнси ежегодную ренту в 20 ф. от земель в Линкольншире в счет покрытия своего долга в 200 ф. Пайелу^{1032}. В ноябре 1363 г. Пайел получил от де Бойза часть бенефиция Уодфордской церкви и дополнительно половину акра земли^{1033}. И вновь перед нами знакомая ситуация: долги представителя дворянства, за которые он вынужден отдавать землю предприимчивому купцу.

Кроме того, в ноябре 1359 г. сэр Томас Босаун, второй владелец манора Уодфорд, передал Адаму Фрэнси и Джону Пайелу ежегодную ренту в 20 ф., которая позже была заменена на ежегодные платежи в 5 ф. или единовременно выплачиваемую сумму в 50 марок, а также право опеки над его сыном и наследником Генри Босауном. Все эти платежи и право опеки были ничем иным как компенсацией сэром Томасом долга в 100 ф. Адаму Фрэнси. Необходимо также учесть, что сэр Томас Босаун готовился отправиться в паломничество в Иерусалим. По этой причине ему, безусловно, нужны были денежные средства, которые он получил от лондонского купца.,Но не менее важно было оставить имущество и сына на попечение надежным людям. 4 декабря 1359 г. Пайел получил права на все товары Босауна в графстве и доверенность на его часть бенефиция Уодфордской церкви^{1034}.

Затем, в 1365 г. Джон Пайел купил у королевского доверенного право опеки над малолетним Джоном де ла Хэй, которому принадлежала еще четверть манора Уодфорд[126]126
  Джону де ла Хэй исполнился всего месяц, когда в 1361 г. умер его отец.


[Закрыть]. Джон получил это манориальное владение, состоявшее из двух запашек земли и того, что описано как «четверть доли Уодфордской церкви», в крайне разоренном состоянии. Даже центральный жилой дом и голубятня нуждались в капитальном ремонте^{1035}. Очевидно, что собственность де ла Хэя, как и владение Сеймура в Итлинборо, тоже находилась в запустении.

Возможно, Джон Пайел со свойственной ему предприимчивостью использовал продуманную политику – покупать земли, которые мало или совсем не использовались собственниками, обветшали и соответственно могли быть приобретены по относительно низкой цене. Еще одной его уловкой Пайела, о которой упоминалось выше, было использование долговых обязательств землевладельцев.

20 октября 1357 г. Джон, сын Джона Дандлина, передал Джону Пайелу и его жене Джоан в пожизненное пользование ренту в 10 ф. от земель в Крэнфорде и Ливдене в Нортхемптоншире. На следующий день он и его отец предъявили обязательство в Стапль в Вестминстере, согласно которому они задолжали Джону Пайелу 100 марок. В ноябре 1357 г. Джон Дандлин-ст. передал Адаму Фрэнси и Генри Пайелу различные ренты от земель и небольших домов в Крэнфорде и Малом Аддингтоне вместе с 10 акрами луга и пастбища. В июле 1360 г., после длительной и сложной процедуры многократных трансферов, Джон Пайел получил в полное владение манор Крэнфорд^{1036}. Спустя несколько дней, 25 июля 1360 г., Ричард Брайан и Уильям Фримен, держатели Джона Дандлина, передали остальные земли в Крэнфорде и Ринстеде Джону Пайелу. В сентябре 1360 г. Пайел сдал этот манор в аренду все тому же Джону Дандлину и его супруге на условии выплаты ренты в 18 ф. в первый год и 5 ф. ежегодно в последующее время^{1037}.

Как следует из картулярия, Джон Дандлин был оштрафован на 100 ф. в 1352 г. за некое преступление, был вынужден выплачивать по 10 марок в год и к 1358 г. еще имел задолженность. Также он был вынужден выплатить в полном объеме свой взнос в трехгодовой субсидии, предоставленной в 1352 г. Кроме того, Дандлин задолжал 20 ф. аббату Питерборо, который выплатил в течение трех лет 10 марок штрафа от его имени. Второго декабря 1359 г. Пайел предоставил в суд по делам казначейства две расписки о погашении долга на 20 ф. каждая, чем сократил оставшуюся часть штрафа Дандлина за преступление с 73 ф. 6 ш. 8 п. до 33 ф. 6 ш. 8 п. Аббат Питерборо переслал Пайелу на Рождество 1359 г. долговой счет Дандлина, и на Пасху 1360 г. Пайел выплатил 10 ф. аббату от имени Дандлина^{1038}. К июлю Пайел получил манор в полную собственность.

Вскоре, в 1361 г., Пайел приобрел свой последний манор – Садборо. В отличие от других маноров, являвшихся, за исключением Крэнсли, владением Питерборо, Садборо принадлежал Вестминстерскому аббатству, которое получило его еще от Эдуарда Исповедника. Как и большинство других маноров, о которых уже шла речь, Садборо состоял из нескольких владений. В конце XIII в. этот манор был держанием сэра Реджинальда Уотермила, который разделил его среди трех своих дочерей. Но две части манора были воссоединены в середине XIV в. Саймоном де Драйтоном, который в 1350 г. стал доверительным собственником^{1039}.

В январе 1358 г. манор Садборо, а точнее его ²/₃, которые держал Драйтон, перешли к Уильяму Мэлори^{1040}, представителю одной из знатнейших фамилий Нортхемптоншира. Очевидно, что Мэлори испытывали серьезные финансовые затруднения. В июне 1358 г. Уильям и Анкетин Мэлори признали долг Пайелу в 200 ф., в погашение которого Уильям был вынужден выплачивать ежегодно по 20 ф. из доходов с земель в Садборо и с других владений в Нортхемптоншире^{1041}. Кроме того, Уз манора, которая не принадлежала Саймону де Драйтону, была унаследована Уильямом ле Zouche, архиепископом Йоркским, и от него перешла к Анкетину Мэлори, который в картулярии назван «братом архиепископа»^{1042}. Казалось, что Пайел не проявляет никакого активного интереса к этой части манора. Так или иначе, Уильям Мэлори, который был в состоянии осуществлять платежи, передал Садборо Джону Пайелу в апреле 1361 г., а в 1362 г. Пайел приобрел остальные земли и ренты этого манора^{1043}.

За исключением небольших покупок земли, главным образом в Итлинборо, последняя из которых была совершена в 1374 г., приобретение манора Садборо завершило формирование всей конструкции недвижимости Пайела. Можем отметить, что он приобрел помещения в Хайем Феррерс, земли в Ринстеде и Раундсе^{1044}. Все эти три прихода непосредственно примыкали к Итлинборо, при этом Раунде и Хайем составляли часть родовых владений герцога Ланкастерского.

Таким образом, очевиден интерес богатого лондонского купца Джона Пайела к земельной собственности в его родном графстве Нортхемптоншир. Отчасти это можно объяснить особой привязанностью к своей малой родине: даже добившись общественного признания, высокого социально статуса в столичном сообществе, Пайел сохранял теснейшую связь с местом, где родился, где жили его предки. Но не менее важное значение имели соображения престижа: скупка земельных участков являлась одним из способов приобрести влияние и власть, произвести впечатление на общество, в котором традиционно высоко ценились знатность происхождения и обладание землями^{1045}.

Необходимо учитывать также, что развитие города происходило в условиях общества, где возможности вложения значительных средств в ремесло, торговлю и кредит были ограничены рамками мелкого производства, узостью рынка. Земля оставалась главной формой общественного богатства. В таких условиях избыточные средства вынуждены были постоянно перетекать в сферу землевладения, которое в городе превращалось во владение домами. Земля в XIV–XVI столетиях оставалась наиболее устойчивым видом собственности, объектом наиболее надежного помещения капитала, позволявшим получать регулярный доход. Как отмечает И.А. Краснова применительно к реалиям Флоренции XIV–XV вв., земельные фонды в большинстве случаев играли роль не столько источника наживы, сколько гарантии капитала, вложенного в торговлю и производство: на земельном имуществе основывался принцип ответственности в компаниях, оно выступало в качестве залога, под который брали кредит, и средства возмещения долгов, создавало материальную базу репутации, необходимой для получения кредита^{1046}. Можно утверждать, что все это применимо и к реалиям Лондона XIV–XVI столетий. Экономический и социальный риск профессии заставлял даже самых богатых купцов помещать деньги в более обеспеченную и стабильную сферу землевладения.

В XVI в. действовал еще один фактор, стимулировавший приобретение земли купечеством, – увеличение ценности земельной собственности, вызванное несколькими причинами. Во-первых, следует учитывать устойчивый рост численности населения Англии на протяжении всего столетия: если в начале века она составляла приблизительно 2,5–3 млн. человек, то в конце – 4,1 млн., причем пятая часть проживала в городах^{1047}. Во-вторых, сказывалось влияние роста цен в течение всего XVI столетия: в начале века он был следствием финансовой политики государства и порчи монеты, а с середины века в Англии, как и всюду в Европе, стало ощущаться влияние «революции цен», которая вызвала подорожание продуктов питания и сельскохозяйственного сырья. В-третьих, напомнили о себе многолетние неурожаи, породившие нехватку продовольствия в стране: голод и дороговизна охватили почти все графства Англии, что устраивало предпринимателей, поставлявших на рынок зерно, мясо, молоко и другие продукты. Во многих случаях земля являлась гарантией выживания в условиях часто случавшихся неурожаев. В совокупности перечисленных факторов заключается причина интереса богатых лондонцев к земельной собственности.

Таким образом, признавая первостепенную роль торгово-финансовой деятельности в структуре хозяйственных занятий деловых людей Лондона, необходимо отметить, что многие из них были также земельными собственниками и владельцами разнообразной недвижимости в городе и различных графствах Англии. Есть все основания говорить о том, что применительно к городу речь должна идти, скорее, о домовладении, преимущественно коммерческом по своему характеру.

Можно выделить три категории владельческих прав купцов на недвижимость: феод (об особенностях которого говорилось выше), аренда и частная собственность (при безусловном укреплении двух последних на протяжении XIV–XVI вв.). Основными путями приобретения недвижимости лондонскими деловыми людьми и в городе, и за его пределами в течение всего рассматриваемого периода были покупка, наследование и женитьба на богатых наследницах.

Социальное поле для взаимодействия столичных купцов-олдерменов в сфере землевладения было достаточно широким, включая представителей различных категорий горожан (купцы, мелкие торговцы, ремесленные мастера), дворянства, церкви и монастырей. При этом хотелось бы отметить, что олдермены отчасти сами создавали для себя довольно опасных конкурентов, особенно в лице церкви и монастырей. Ведь они сами, осуществляя многопрофильную и масштабную торговлю в городе и далеко за его пределами, выступая в роли кредиторов, остро нуждались в денежных средствах, им самим были крайне необходимы верфи, товарные склады, многочисленные лавки, винные погреба, жилые помещения и прочие имущества. Отсюда, на наш взгляд, проистекают причины неизбежного конфликта между церковниками, монахами и столичными олдерменами. И конфликт этот в значительной мере проявил себя уже со второй трети XVI в., когда богатейшие купцы, кредиторы и собственники Лондона активно включились в широкомасштабные мероприятия королевской власти по распродаже секуляризованных церковных и монастырских владений. Для олдерменов важнее было получить дополнительные ресурсы и возможности для увеличения богатств, для расширения торговли. В любом случае на первый план вышли именно профессиональные интересы богатейшего столичного купечества.

Важное значение при определении социального облика деловых людей, в том числе лондонских олдерменов как представителей городской правящей элиты, имеет вопрос о соотношении активных форм коммерции и владения землей, о преобладании той или иной деятельности.

В конечном счете, именно «городские» занятия, связанные с торговлей, кредитованием, коммерческим использованием недвижимости, в первую очередь определяют социальный портрет деловых людей Лондона и основу их экономического могущества, а лишь затем – связь с землей (тем более что многие из олдерменов, по крайней мере, в XV в., вообще ее не имели).

Безусловно, полностью игнорировать значение земельной собственности и определенные тенденции к аноблированию при характеристике лондонской деловой среды невозможно. Купцы-олдермены были склонны подчеркнуть свое богатство и возросшую социальную значимость, встать на один уровень с дворянством, что является предметом специального исследования.