Текст книги "Наследство в глухой провинции"

Автор книги: Лариса Кондрашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Странно, что именно сейчас… – удивилась Олька, – на кухне…

Кажется, она растерялась.

– Ничего странного нет, – спохватилась я, – ты в этом белом костюме, как никогда, похожа на невесту.

Красивые Олины волосы струились по плечам, падая с них водопадом. Глаза казались огромными, а счастье делало выражение ее лица юным и невинным.

– Мы говорим: «Да», – сказала я.

– Кто это – мы? – по привычке было вскинулась Ольга.

– Ты – любимая женщина и я – подружка невесты.

– Скажи, что тебе просто хочется погулять на свадьбе, – пробурчала она.

– Очень хочется. Потому сейчас я предлагаю вам начать тренироваться. Горько.

Глаза Оли от удивления стали еще больше, но Алексей не дал ей времени на раздумье. Притянул к себе и стал целовать.

Я под шумок сгребла в сумку свои доллары, документы на магазин и потихоньку побрела к выходу.

– Лара, куда ты? – с трудом оторвавшись, крикнула мне вслед Ольга.

– Мама поручила мне купить торт, – сказала я с порога. – Сегодня приезжает брат – у него командировка в родной город.

– А как же рассказ о твоих похождениях?

– Завтра, – отмахнулась я, – вечер вопросов и ответов – завтра днем!

– Вечер – днем? Что ты говоришь.

– Ничего не поделаешь, вся эта неделя у меня так и проходила: завтрак в обед, обед – в ужин, обычный пикник превратился в киднепинг, а поездка домой – в гонки с преследованием…

– Красиво жить не запретишь.

– До завтра, – сказала я им обоим и добавила: – День и время свадьбы сообщите мне на мобильник.

Ольга закрыла за мной дверь с несколько виноватым выражением лица. Что поделаешь, все не могут быть счастливы одновременно.

Однако все мы эгоисты. Одни явные, другие тайные. Но это и правильно. Если мы не станем о себе заботиться, то исчезнем как индивидуумы.

Говорят, некоторые с эгоизмом успешно борются. Начинают жить для других. Но и это тоже своего рода эгоизм, ибо человек осознает, что в таком качестве он не похож на остальных, и понимание своей избранности его греет…

Вот в какие дебри я залезла под настроение.

Никакой торт мама купить мне не поручала, но сегодня воскресенье, я приехала ночью. Кстати, ничего ни маме, ни папе не купила – вот ведь в магазине у Бойко я купила одежду для себя и для Ольги, а о родителях и не вспомнила. Теперь я собиралась исправить это упущение.

Кроме того, я решила сделать еще кое–что: зайти в фирму по продаже недвижимости, что работает без выходных, и заказать, чтобы они подобрали для меня квартиру. Трехкомнатную.

Ольга удивится. Она внесла деньги на двухкомнатную, а я – на трех. Но она теперь не одна. Наверное, и Алексей с чем–нибудь придет. Отчего–то я была уверена, что он не такой нищий, как Коля Дольский. Впрочем, о чем это я. Совершенно точно, Ольга приняла бы его любого…

Увы, в нашем городе рядовые журналисты много не получают и живут, как большинство граждан, у той самой красной черты. Я ни за что бы не стала предпочитать Коле, например, банкира Леву, только потому что тот много получает. Мои рассуждения всего лишь констатация факта… Я и не знаю, чем занимается Ушастый. И возможно, те десять лет, что он прожил вдали от Ольги, искривили его характер так же, как и ее…

– Ларочка, тебе звонил из Ивлева какой–то Михайловский, – сказала мама.

– И что сказал? – пробормотала я, стараясь унять охватившую меня дрожь.

– Спросил, как ты доехала. Я сказала, что ты была измучена, не стала нам с папой ничего рассказывать и даже ужинать отказалась. Легла спать, а сегодня в десять часов только проснулась. Говорю ему, наверное, к Ольге поехала. Это ее лучшая подруга…

– Чего это ты так разоткровенничалась с незнакомым человеком?

– Мне–то он, может, и незнаком, но не тебе, иначе откуда он знает такие подробности, а ко мне обратился по имени–отчеству?.. Кстати, очень воспитанный молодой человек. Кто он?

– Так, один майор. Работник угрозыска, – отозвалась я, вся еще во власти нахлынувших на меня чувств: интересно, Федор догадался, что я уехала не по своей воле?

– Погоди, – всполошилась мама, – ты хочешь сказать, что тебе пришлось иметь дело с милицией?

«И с бандитами!» – могла бы сказать я. Но промолчать – будет еще хуже. Страсть к домысливанию у меня как раз от мамы. Если я сейчас объясню ей все понятнее и проще, может, и обойдется.

– Я всего лишь подвезла по пути в Костромино его дочь, – объяснила я и подумала, что уж об этом–то я вполне могу рассказать маме. Она с удовольствием послушает. Да и папа тоже. – В краях, где жила тетя Липа, со мной и в самом деле кое–что произошло, – сказала я своим родителям – к тому времени из спальни вышел и папа, – но сначала вы меряете обновки, которые я вам принесла, потом мы обедаем, потому что я уже проголодалась, а затем я буду вам рассказывать. Но при одном условии.

– Каком? – в один голос спросили мои родители. – Телевизор на это время должен быть выключен!

И усмехнулась про себя: папа усиленно соображал, какие передачи он может пропустить и стоит ли этого мой рассказ.

– Если вы заняты, могу и не рассказывать.

– Нет–нет! – опять в один голос вскричали они и, переглянувшись, расхохотались.

Родителям я тоже угодила. В смысле одежды. Моему папе, как и маме, пятьдесят два года. Оба удивительно моложавы. Наверное, от того, что они много лет живут в счастливом браке и не мотают друг другу нервы, не пьют без нужды и охотно выезжают на природу. В последнее время к своим друзьям, которые купили участок в предгорье, возле небольшой речушки, и где прямо за сетчатой оградой их владения растет огромная груша–дичка, а чуть подальше – целая кизиловая роща.

Я отчего–то подумала, как понравилось бы это место Лере. И как бы хорошо она могла отдохнуть там нынешним летом. С виду она девочка здоровая, но такая бледненькая…

Ах да, так вот, я купила папе белые джинсы. Конечно, фирменные. Сам себе он их никогда не купит, потому что считает глупостью выбрасывать такие деньги на тряпки. Но зато каким молодцом он в них смотрелся! Как и мама в своем кружевном летнем платье. Очень модном. Но скажи я ей, сколько оно стоит, мама тотчас подскочит и будет ходить в нем по комнате, расставив руки, словно платье хрустальное и может разбиться от слишком свободного с ним обращения.

Может, я слишком примитивно представляю себе папу с мамой? В любом случае о подлинной стоимости моих подарков они не узнают. Пусть спят спокойно. Мама хочет поменять холодильник и не представляет, что это ее платье стоит, как раз его половину…

– Мы ждем, – напомнила мама.

Только что наше семейство допило чай, каждый съел по куску торта, и теперь мои родители терпеливо ждали, когда еще одна Шахерезада начнет свой рассказ.

Вчера на вопрос мамы, как дела, я успела лишь ответить: «Все в порядке».

А утром, едва проснулась, попила кофе и опять на вопросительный взгляд матери ничего не ответила. Вернее, пробурчала:

– Я только узнаю у Лельки, что нового в фирме, и домой. А уж тогда в тихой семейной обстановке я расскажу вам с папой все, что со мной в этом Костромино случилось.

– Значит, все–таки случилось, – упавшим голосом проговорила мама.

– Но я ведь жива–здорова, правда же? Значит, ничего страшного не произошло. Подробности письмом!

Свинство, конечно, что родители у меня всегда на втором месте. Да еще шуточки мои дурацкие.

Но теперь… теперь я смотрела на них повлажневшими от чувств глазами. Как хорош мой папа в белых джинсах. Какая красивая мама в белом платье.

– Как я вас люблю! – сказала я. На что мама ответила:

– Мы тебя тоже, доченька, очень любим.

А папа проворчал:

– Ты давай зубы нам не заговаривай.

– С чего начать: с хорошего или с плохого?

– С тобой случилось и что–то плохое? – опять испугалась мама.

– Со мной – ничего, не волнуйся. А вот с тетей Липой…

– Ее убили, – предположил папа.

– Ты прав, – кивнула я.

– Какой ужас! – Мама схватилась за горло, словно ей вдруг стало трудно дышать. – Я как чувствовала, что не надо тебя отпускать одну в такую глухомань! Недаром мне накануне сон приснился…

– Погоди, мать, со своими снами, – остановил ее папа. – Пусть уж Лариса рассказывает.

Теперь я испугалась за маму – она так нервничает, даже задним числом, что, пожалуй, не стоит рассказывать про то, как я вынуждена была уехать из Ивлева и что было в салоне моей машины. Как и про то, кто именно купил у меня дом… И по какой цене… И про магазин… И про то, что мне сделал предложение человек, у которого почти взрослая дочь…

И в это время, спасая меня чуть ли не от паники, прозвенел телефонный звонок.

– Благослови меня, мама, – грустно сказала я и поплелась к телефону в полной уверенности, что звонит не кто иной, как мой друг Федя.

И не ошиблась.

– Лариса Сергеевна, – сказал он тоном, от которого у меня заледенел даже желудок, – вам звонят из районного отдела милиции города Ивлева. Завтра я вышлю вам повестку – вы приглашаетесь в качестве свидетеля по делу о нанесении тяжких телесных повреждений гражданину Маркевичу Герману Вениаминовичу.

– Не нужна мне ваша повестка! – возмутилась я. – Можете и не стараться присылать, я все равно не приеду.

– Как это?

– Так это! – передразнила я. – Я его сразу предупредила, что киднепинг ему с рук не сойдет…

– Подожди, – Федор сразу понизил голос, – ты хочешь сказать, что Герман тебя украл?!

– А ты думал, я просто сбежала со своим любовником?!

– А почему ты мне сразу не позвонила?

– Чтобы не оправдываться, как сейчас! – сказала я. – Как представила, что ты орешь на меня в трубку, а я после всей этой нервотрепки и так еле на ногах стою… Тебе трудно понять, что человек может быть слабым, уязвимым и потому не таким правильным, каким ты видишь для себя все человечество: сильные, честные, принципиальные, шаг влево, шаг вправо – побег, или как там у вас!

– Ты зря на меня кричишь, Лара, я ничего тебе такого и не собирался говорить…

– Так я тебе и поверила! Небось ты сразу решил, что я все это устроила заранее и нарочно повезла вас к озеру, чтобы потом самой сбежать…

– Все не совсем так…

– Совсем не так! – рассвирепела я. – Извини, мне некогда.

– Лар, ты только скажи, кто это Германа так разделал? Он сейчас лежит под капельницей в реанимации, и врачи не разрешают его допрашивать.

– Хорошо, хоть в одно место тебе нет доступа!.. Не знаю, кто его, как ты говоришь, разделал. Могу только предполагать. Наверное, те ребята, у которых он пытался украсть три миллиона долларов.

– Ты это брось, – со смешком сказал Федор, – ни у кого в Ивлеве не могло быть такой наличности.

– Даже в кассе группы «Антитеррор»?

– О Боже! – простонал он.

– Впрочем, могу дать тебе наколку. Нас преследовал бежевый «форд–скорпио», – сказала я. – Больше у тебя нет ко мне вопросов?

– Есть. – Он покашлял и твердо сказал: – Я тебе делал предложение, но ты мне так ничего и не сказала.

– Как, разве этот вопрос все еще стоит на повестке дня?

– И даже актуален как никогда.

– Ты целеустремленный человек, да?

– Еще какой!

– Ты звонишь с работы или из дома?

– Из дома.

– Тогда клади трубку. Ты и так уже рублей на сто наговорил.

– Не понял, ты согласна или нет?

– Я думаю.

– Понимаешь, Ларчик, у меня такое чувство, что я будто попал в паутину и барахтаюсь в ней, не в силах освободиться.

– Хочешь сказать, я эту паутину сплела?

Я даже слегка обиделась.

– Нет, не ты. Никто конкретный. Обстоятельства так сложились, что я ими не могу больше управлять.

– У тебя никогда так прежде не было?

– Вот именно. Было всего один раз, и я со всеми заморочками справился, но больше не хочу этого повторять. Я уже много лет живу просто и ясно и во всем, что не касается работы и ее редких сюрпризов, вполне способен свою жизнь прогнозировать. Но с тех пор, как мы с тобой встретились, у меня все пошло наперекосяк.

Я слушала его и чувствовала, как холод из желудка опустился до кончиков пальцев на ногах.

– Кажется, я уже подумала, – сказала я, некорректно оборвав его яркую речь. – Мы с тобой слишком разные, чтобы связать свою жизнь. Потому давай скажем друг другу «спасибо» за некоторые приятные мгновения и расстанемся с тихой грустью…

– Я не понял, – заикнулся было он, но я не дала ему продолжить:

– Передавай мой привет Валерии. Она мне очень понравилась. Скажи, если она не захочет поступать в институт в Петербурге, пусть приезжает ко мне, я с удовольствием ей помогу, и с жильем не будет проблем. Прощай.

Я положила трубку, не ожидая, что Федор мне ответит.

Только теперь я поняла: ему вовсе не нужна была современная, самостоятельная жена. И он был уверен, что я соглашусь на его предложение и брошу все, чем жила до сих пор, чтобы жить вместе с ним так же, как с рождения жила Валерия, беспрекословно ему подчиняясь.

Кому и что Федор хотел доказать, я не знала, но он не собирался уезжать из Ивлева вовсе не потому, что ему там ужасно нравилось, а потому, что был упрям и зол на весь свет, как бы он ни пытался меня в том разубедить.

– Ларуся, ты чем–то расстроена? – спросила мама, погладив меня по голове, как маленькую.

– Нет, это пустяки, – улыбнулась я. – Тебе понравилось платье?

– Очень.

– А папе джинсы?

– Думаю, понравились, но он стесняется в этом признаваться.

– А ты скажи, что они ему очень идут и что молодят его…

Я почувствовала некоторое сопротивление со стороны мамы.

– Ты не хочешь, чтобы он выглядел моложавым? – удивилась я.

Мама вздохнула:

– Ох, доченька! Седина в бороду – бес в ребро, люди недаром говорят.

– И ты боишься, что какая–нибудь молоденькая его от тебя уведет?

Мама отвела глаза:

– Ты этого не поймешь.

– Послушай, мама, можно, я впервые в жизни дам тебе совет?

Я всегда хотела с мамой на эту тему поговорить, но из деликатности предпочитала молчать. А после разговора с Федором вдруг решила, это он пусть живет как хочет. Мои же родители слишком мне дороги, чтобы я подобные мысли держала при себе.

– Говори, – удивилась мама; может, она и не хотела продолжать наш разговор, но любопытство взяло верх.

– Только ты меня не перебивай, ладно?

– Хорошо–хорошо, я выслушаю тебя.

– Мама, принято считать, что женщины больше всех боятся старости.

– А на самом деле не так? – Она снисходительно улыбнулась: мол, что ты–то об этом можешь знать!

– Не так. На самом деле старости больше всех боятся мужчины.

– Ой, не смеши меня. – Мама до этого сидела на тахте в моей комнате, а теперь поднялась, намереваясь уйти.

– Мама, ну ты же обещала…

Она все еще стояла передо мной, словно ждала, когда я скажу и вовсе сущую ерунду, после чего она с чистой совестью уйдет к себе.

– Как ты думаешь, почему мужчины частенько уходят от стареющих жен к совсем молодым девчонкам?

– Что ж тут непонятного – кобели. Тянет их на свеженькое. Старая–то жена надоела…

– Это общепринятое заблуждение!

– Интересно. Все, выходит, ошибаются, а одна Лариса Киреева истину знает.

– Может, и не одна. Только те женщины, которые знают, не спешат этой истине следовать.

– В чем же она заключается?

Мама наконец присела рядом со мной и обратила на меня недоверчивый взгляд.

– Да, мужчины боятся старости. Потому что стареющая женщина, как старости ни боится, все же имеет куда больше средств для борьбы с ней. Особенно сейчас. Она и живот подтянет. И морщины уберет, и грудь сделает как у девушки, а у мужчины?

– Он может спортом заняться, бег, плавание, то да сё… – неуверенно предположила мама.

– Вот именно, то да сё! – фыркнула я. – Потому что у мужчин ослабевает и дает сбой тот инструмент, который прежде не подводил. Что он делает?

– Понятное дело, к молоденькой бежит. Думает, благодаря подъему духа, который она в нем вызывает, поднимется вообще все.

Сказала и смутилась. Недаром. Я заметила в последнее время моя всегда спокойная мама несколько раздражена.

– А что должна делать умная жена?

– Лара, ты меня пугаешь. Тебе всего двадцать пять лет, откуда такие мудрствования.

– Мне уже двадцать пять, а думаю я так по привычке искать выход из трудных положений. Сначала, я считаю, нужно как следует приглядеться к обстановке. Что делают большинство женщин в такой ситуации?

– Смиряются.

– Делают вид, что смирились. На самом деле они начинают убеждать своего мужа в том, что он старый. Дед. Они так и называют его теперь: дед! Это смешно слышать от женщины, которая и сама не молода.

– Я тебя не понимаю, – чуть ли не простонала мама. А вот я понимала, что залезла в такие дебри, из которых не выберешься ни за пять минут, ни за десять.

– А ты не должна говорить папе, что он старый. И дедом его не должна называть. И в ласке не отказывать. Наоборот, все время его поддерживать, покупать ему красивую одежду, обращать внимание на то, как он хорошо выглядит. Конечно, не забывая о своей внешности…

– А почему ты вдруг стала рассуждать о мужчинах в возрасте? Вроде тебе еще рано. Уж не влюбилась ты в какого–нибудь старика?

– Мама, и какой возраст подразумеваешь ты под этим словом – старик?

– Намного старше тебя! – отрезала мама и ушла, ничуть не проникнувшись моей теорией.

Я легла на тахту поверх покрывала и задумалась. Что я натворила? Отказалась от красивого мужчины. Лера… Она сказала, что будет меня ждать… Михайловский. Он и так не был в себе уверен, а тут еще я добавила… Что же делать: позвонить и извиниться? А если он мне просто нагрубит и повесит трубку…

Ольга в таких вот случаях обычно говорила: «Основной показатель – твои ощущения и настроения. Прежде всего задай себе вопрос: я хочу этого? Если нет, то о чем и говорить».

Я постаралась представить себе Федора, его властное холодное лицо. Каждый раз, чтобы вызвать на нем улыбку, добиться не таяния, а хотя бы подтаивания этой ледяной глыбы, мне придется прилагать титанические усилия…

Но из памяти вдруг выплыло совсем другое лицо. Причем если прежде я отмечала просто поток эмоций, который вызывал во мне этот образ, то теперь мне стали видеться детали. Усталые серые глаза. Горькие морщинки по обеим сторонам твердого рта, слегка запавшие щеки.

Он ничего мне не говорил о своих чувствах. Тогда отчего же во мне появилась уверенность, что я ему небезразлична? Нет, он сказал: «Значит, я сам невольно подтолкнул вас к нему».

Недаром меня так потянуло к Шувалову, грустно подумалось мне. Как я ни боролась, как ни объясняла себе влечение чуть ли не помрачением разума, а оно никуда не ушло. Чувство это. Я влюбилась в Сергея, и никуда от этого не денешься.

Он женат. Живет черт–те где. И вряд ли чувствует ко мне то же, что и я к нему. Вот, оказывается, чем любовь зла. Она заставляет влюбляться в того, в кого нельзя.

И ведь никому не скажешь об этом. Олька вся занята своим Ушастым. Мама… Я уже догадывалась, что она скажет в ответ на мои откровения. Влюбиться в женатого мужчину! Можно подумать, нет достойных холостяков…

Мне стало так жалко себя, что я заплакала.

– Лара, – крикнула у двери мама, – тебя Оля зовет к телефону.

Она заглянула и увидела мое зареванное лицо.

– Что случилось?

– Голова болит, – соврала я и взяла трубку.

– Ларка! – закричала моя подруга так громко, что я чуть не выронила трубку. – Кажется, мы с тобой приплыли.

– В каком смысле? – удивилась я.

– Мы себе такого врага приобрели!

– Имеешь в виду в лице Левы?

– Ну да, понимаешь, он с Лешкой подрался. А когда уходил, сказал: «Я твою фирму уничтожу!»

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Надо ее срочно продать.

– Кому?

– Профессору, – сказала она.

Есть у нас в городе один криминальный тип, который страшно любит разыгрывать из себя интеллигента. Я вообще–то не слышала, чтобы он зарился на нашу фирму. Неужели вокруг бизнеса всегда толкутся подобные ему люди?

– А мы с тобой что будем делать?

Она явственно замялась, из чего я поняла, что свою часть проблемы она уже решила, а мою – мне придется решать самой.

– Мы с Кононовым поженимся и уедем в Австрию. Его туда работать приглашают. Он ведь тоже программист, только на ступень выше, чем мы с тобой. Но я вполне смогу ему помогать… Ты чего молчишь?

– Думаю. Не успела я на недельку уехать, как ты уже и до Профессора добралась.

– Мы с тобой просто не знали, какой он из себя. Это же он с товарищем подходил к нам тогда в ресторане.

– И это ты говоришь мне при своем Кононове?

– Нет, он домой ушел. У него тоже есть дела…

– День свадьбы уже назначен?

– Пока нет. Во вторник узнаем, что к чему. Ушастый обещал договориться, чтобы нас побыстрее зарегистрировали.

– Ты счастлива?

– Очень. И чувствую себя виноватой перед тобой. Получилось, что дружба дружбой, а счастье врозь.

– А ты хотела бы, чтобы мы были втроем?

– Нет, но… Ты не обижаешься?

– Конечно, нет, глупая! Радуюсь за тебя – ты свое счастье выстрадала.

– А ты?

– Ну, у меня еще три года форы, – пошутила я.

– И все–таки ты расстроена. Из–за меня?

– Нет, – поневоле тяжко вздохнула я, – ты здесь ни при чем. Но просьба у меня к тебе имеется.

– Так говори, что же ты молчишь!

– Не спеши искать встречи со своим Профессором, – сказала я, – еще не вечер. Я ведь тоже имею право голоса, не правда ли?

– Само собой. Просто мне показалось, что даже две, но слабые женщины с таким крутым мэном, как Лева, не справятся.

Увы, полюбив, Олька опять почувствовала себя всего лишь слабой женщиной. А ведь совсем недавно она бросалась в бой, не обращая внимания на то, кто ей противостоит и как его звать. Оказывается, любовь, давая нам силы в одном, лишает их в другом. Закон сохранения энергии. Я говорю, естественно, о счастливой любви.

С чего я взяла, что судьба моя тоже решится сейчас. Прошла всего неделя. Просто она так много в себя вместила, что мне показалось вдруг: пора, пора бы моей судьбе подсуетиться и чего–нибудь мне предложить…

«А Михайловский?» – попытался пискнуть мой внутренний голос.

«Я имею в виду кого–нибудь, кроме Михайловского».

На другой день я отправилась к Леве на переговоры. И говорила с ним без обиняков:

– Хочешь ты этого или не хочешь, но Ольга выходит замуж и уезжает с мужем в Австрию. Фирма ее больше не волнует. Но я–то остаюсь. Если ты считаешь себя обиженным, фирма «Каола» может компенсировать тебе моральный ущерб. В разумных пределах, конечно.

Он, по–моему, слегка обалдел, но сказал коротко:

– Я подумаю.

А это уже, как ни крути, вселяет кое–какую надежду в единоличного теперь главу фирмы «Каола». Надо будет взять мне помощника. Или референта. И конечно, секретаря. У меня уже есть кое–кто на примете.

Как заметили классики, судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Определенно этот Ушастый испортил мою подругу. Никакой крутой вумен Ольги Кривенко больше не существовало. Была лишь красавица невеста, чуткая и нежная. Словно кто–то разломил грубую скорлупу, хранившую совсем другую суть.

Временами мне казалось, что любовь не только возвышает, но и делает людей идиотами.

Организацию свадьбы взял на себя жених. Он заказал ресторан, дал нужную сумму.

Правда, меню обговаривала с хозяином ресторана, который в оформлении крупных заказов принимал непосредственное участие, я и, надо сказать, существенно уменьшила цифру, которую заломил за предстоящий банкет этот представитель частного бизнеса.

Ушастый попытался открыть рот, но я попросту выпроводила его под надуманным предлогом. Зачем же бросать деньги на ветер, даже если они у него и есть. Еще пригодятся в свадебном путешествии. Уж в чем, в чем, а в умении торговаться за время существования своей фирмы я поднаторела.

– Вы меня разорите, Лариса Сергеевна! – кричал ресторатор. Точно так же вопил обычно Серджио, который всегда имел «люфт» в цене, чтобы при необходимости все–таки уступить. Мы познакомились, я подарила ему свою визитку, и теперь хозяин хоть и упирался, но уже не так крепко.

Странно, насколько ослабела Ольга, настолько увереннее чувствовала себя я. Словно за эту неделю я стала старше на десять лет и на столько же опытнее.

В день свадьбы Алексей познакомил меня со своим другом, свидетелем со стороны жениха и, предполагалось, распорядителем свадьбы. Но я сразу поняла, что против меня ему не сдюжить. Слишком интеллигентен и не бит.

«Можно подумать, ты бита!» – буркнул мой внутренний голос.

Даже не бита, а убита. Поражена несчастной любовью в самое сердце. И оно теперь кровоточит, как бы я ни улыбалась направо и налево, доказывая неизвестно кому, как мне хорошо и радостно.

Оркестр играл. Приглашенный тамада носился по залу, организовывая тосты и речи, распаленные гости кричали «горько», а по–настоящему горько было только мне.

Нет, на самом деле я радовалась за Ольку, которая казалась мне самой красивой невестой на свете, но ноющая, «фантомная» боль в сердце никак не отпускала меня.

В какой–то момент свадьбы, когда гости достаточно расслабились, и все были при деле, и все шло своим чередом, я решила, что мне следует немного подышать свежим воздухом на крыльце, и незаметно ускользнула из зала.

Какие–то мужчины курили недалеко от входа и помахали мне пачкой «Мальборо»:

– Девушка, присоединяйтесь!

– Спасибо, я не курю.

И чтобы не отвлекать их, я спустилась вниз по двум широким ступеням, решив, что я немного пройдусь взад–вперед по прилегающей улице, как в эту минуту кто–то тронул меня за плечо:

– Лариса!

Все еще не веря себе, я медленно повернулась. Передо мной стоял Сергей Шувалов.

– Как ты… здесь оказался? – выговорила я в момент пересохшим ртом.

– Я разошелся с женой, – сказал он как будто невпопад.

– И что?

– Я уже забыл, когда в последний раз был на юге.

– И что?

Я как заведенная повторяла свой дурацкий вопрос, потому что смотрела на него во все глаза и ничего не соображала.

– Твоя мама сказала, где тебя искать. И вот я все стою здесь, собираюсь с духом, чтобы войти в зал. Но видишь, ты как чувствовала, сама вышла… – Сергей потянул меня за руку в сторону: – Давай отойдем.

И мы встали в тени огромного платана – восемь часов вечера, а солнце еще жарило вовсю.

Трудно сказать, то ли он качнулся ко мне, то ли я потянулась к нему, но мы просто упали друг другу в объятия и слились в поцелуе. Нет, слились – это не образ и не штамп, это два тела так вдавились друг в друга, так соединились, словно стали одним существом, на центральной улице, ясным вечером! Казалось, нас невозможно оттащить друг от друга, разве что разодрать. Наконец мы оторвались друг от друга.

– Ты здесь случайно?

– Вот еще! – хмыкнул он, все еще обнимая меня за плечи. – Я купил тетку из нотариальной конторы, взял у нее все твои данные, включая паспортные, нашел дом… Не мог понять, где ты бываешь, тебя невозможно застать дома. Спасибо твоей маме…

– Я свидетельница на свадьбе моей лучшей подруги. У меня была куча дел.

– Я тебя люблю, – сказал он.

– И я тебя люблю.

– Я хочу жениться на тебе.

И мы опять поцеловались.

Я покормила сына, а нянечка пришла и забрала его.

– Пойдем взвешиваться, богатырь, – шутливо сказала она, принимая от меня белый сверток.

Лежала я, лежала и не заметила, как задремала, чтобы, впрочем, тут же подхватиться от Танькиного крика:

– Шувалова, тебе цветы спускаются!

Она все время торчит у окна и все первой замечает.

– Спускаются?

Это что–то новенькое.

Я тоже выглянула в окно и прямо перед глазами увидела огромный букет, опущенный на веревке. И лицо моего мужа, сосредоточенно придерживающего эту веревку.

В какой, интересно, кабинет прорвался этот счастливый отец? Уж не в ординаторскую ли? Ага, и его там застукали. Мне видно, как чьи–то руки оттаскивают его от окна.

– Ларчонок! Спасибо за сына.

Он мог ведь передать мне цветы через нянечку или медсестру, но возжелал сделать это лично.

Все–таки его увели, а я едва успела схватить букет, который, не удерживаемый более рукой мужа, уже падал вниз.

Угодило меня родить аккурат на майские праздники. Наверное, в связи с праздником внимание дежурных врачей было ослаблено, и мой неистовый супруг прорвался к окну.

Я сунула нос в букет сирени – мои любимые цветы. И засмеялась. Самое большое счастье, оказывается, быть счастливым не только самому, но и подарить счастье близкому человеку.

КОНЕЦ