Текст книги "Наследство в глухой провинции"

Автор книги: Лариса Кондрашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава пятнадцатая

Федор теперь будто усиленно решал какую–то мысленную задачу. Что–то он пытался мне сказать, даже морщины на лбу собрал от натуги. Так что пришла наконец и моя пора его допрашивать.

– Ты не ответил, как на это посмотрит твоя дочь? Или ты считаешь, мне лучше спать в ее комнате?

– Еще чего, пора ей привыкать.

– К чему?

– Черт, никак у меня не получается формулировка, чтобы сказать четко и ясно, как говорится, языком протокола…

– Короче, Склифосовский!

– Ты права: как аукнется, так и откликнется. А мне всегда казалось, что отвечать на вопросы совсем просто. Дело в том, что я прекрасно понимаю: ты не захочешь переехать из краевого центра в районный…

– А в связи с чем может возникнуть такая необходимость?

Федор смотрел на меня жалостливым взглядом, но я не собиралась облегчать ему задачу. Этот путь он должен пройти самостоятельно.

– В связи с переменой общественного статуса.

Вот это закрутил!

– Ты имеешь в виду, что я стану баллотироваться в местное законодательное собрание?

– Издеваешься!

– Понятно. Ты имел в виду теткин дом. Получив его, я стала домовладелицей, да? Так если ты помнишь, я его в основном продала.

Оказывается, этим напоминанием я дала ему передышку.

– Как ты уже догадалась, человек, который заплатил за дом, больше в нем не нуждается.

– Значит, Далматова убили?

– Убили. Вместе с верным другом Вирусом, тремя казаками, исполнявшими при нем роль телохранителей, и каким–то парнем в малиновом пиджаке с бабочкой.

Вроде официантов в малиновых пиджаках было двое, но второй, наверное, уцелел. Или успел уйти до заварушки.

– Это был его официант. А может, по совместительству и повар. Меня на кухню не проводили.

– Понятно, красиво жить не запретишь… Ну да ребята выяснят его личность…

– Какой–то ты сегодня странный. Может, потому что не выспался?

– А в чем ты видишь странность?

– Начинаешь с одного, перескакиваешь на другое. Явно резинку тянешь.

– Это потому, что я боюсь.

– Неужели бесстрашный супермент умеет бояться? Непохоже.

– Ага, тебя бы на мое место. Представь, решается твоя жизнь, а ты не знаешь, как отнесется к этому человек, на которого все надежды возлагаются. Вдруг то, что ты считаешь судьбой, для него так, семечки…

– Чего же тогда с ненадежным человеком о таких вещах разговаривать? Да еще пособником бандитов.

– Я не сказал ненадежный, – запротестовал он.

– Михайловский, вы меня удивляете! – сказала я тоном строгой учительницы. – Сказали «а», говорите и «б».

Он набрал побольше воздуха, будто собирался нырять, и сказал:

– Ларка, пойдешь за меня замуж?

Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Такое на его лице проявилось облегчение, будто он сбросил с плеч тяжеленный груз.

Не то чтобы я его предложению удивилась, но как–то не вязалось оно ни с нашим предшествующим разговором, ни с настроением… Совсем недавно, казалось, я его откровенно раздражала. Этот его лед во взгляде… Мы с ним провели всего одну ночь!

– Федя, ты застал меня врасплох, – медленно проговорила я.

При том моя женская суть чуть ли не вопила: «Соглашайся! Такой мужик – красавец! Все бабы обзавидуются!»

– А женщин врасплох брать и надо, – самоуверенно сказал он, – еще тепленьких и расслабленных.

– Я бы хотела немного подумать.

– Но хотя бы в принципе: как ты считаешь, из нас получится хорошая пара?

– Если постараться, – сказала я неопределенно.

Но все–таки что–то мне мешало радоваться его предложению. Может, то, что слишком многим мне в таком случае придется поступиться? Любимой работой, любимой подругой, близостью родителей, которых я в таком случае смогу видеть хорошо, если раз в год… Неужели я не способна на безоглядность ради любви? Или я не уверена в том, что она есть? Слишком много вопросов.

– Большинство знакомых мне женщин сочли бы лестным такое предложение, – сказала я в ответ на его тревожное ожидание.

– Я не говорю о многих. Как к моему предложению относишься ты?

– Думаю, ты будешь хорошим мужем.

А про себя усмехнулась, смотря какой смысл вкладывать в это определение. Интересно, опера вообще бывают хорошими мужьями в житейском смысле этого слова? Приходят домой вовремя, выходные проводят с семьей…

– Вместо определенного ответа – дипломатические увертки.

– Но, Федя, – взмолилась я, – ты представь себе, сколько трудностей нам придется преодолеть…

– Нам! Ты сказала – нам!

Он схватил меня в охапку и закрутил по комнате.

– Значит, ты меня хоть немножко любишь?

Странно, такой красивый, на мой взгляд, мужчина и сомневается в том, что женщина может его любить. Я всегда считала, что красавцы безмерно самоуверенны. Но главное, мне кое–что мешало… Отсутствие, нет, не легкости, а единения, понимания, общности интересов – тут можно было бы долго подбирать синонимы – словом, то, что объединяет мужчину и женщину тогда, когда они не лежат в постели…

Да, несомненно, Михайловский был куда основательнее того же Дольского, надежнее, даже величественнее… Но не могу же я всю жизнь заниматься тем, что разъяснять ему свои порывы, желания, интересы, которые он – как мне кажется – будет сравнивать с неким шаблоном, им же самим изготовленным.

Для того чтобы в этой ситуации определиться, мне и вправду нужно было время, а Федор этого не понимал. Он ждал, что я с сияющими глазами брошусь ему на грудь, орошая ее счастливыми слезами.

Но поскольку Федор стоял и выжидающе смотрел на меня, мне пришлось играть. Итак, он спросил: люблю ли я его хоть немножко?

– А ты меня?

– Я первый спросил.

– Разве что самую малость.

Но он взглянул в мои глаза и решил, что все обстоит несколько иначе, и откровенно этому обрадовался.

– Вот обида, а мне нужно уехать.

– Прямо сейчас?

Я подшучивала, но Федор огорчался всерьез.

– Меня будут ждать у дома через семь минут.

– Семь минут? Тогда не буду себя и растравливать. За семь минут мы явно не управимся.

Может, напрасно я меряю его по себе? Он просто серьезный, в отличие от меня. И думаю, на мое счастье, не слишком уверен в своей мужской неотразимости. Мне бы не хотелось сомневаться в его верности. Понятное дело, каждая женщина этого хочет, но вдруг мне повезет?!

В какой–то момент меня захлестнула эйфория, но разумной частью сознания я понимала, что на самом деле не так–то все просто.

– Федя, но сейчас я не могу остаться. У меня ведь тоже есть дело и обязанности перед подругой и партнером. То есть я не могу все бросить и ни о чем больше не думать, хотя бы мне очень этого хотелось.

В самом деле я не могла. Если он по–настоящему любит меня, то должен это понять. И почему–то некстати выплыла мысль: а зачем тогда я отправила домой в контейнере теткины вещи?

– И у меня по времени совпали две важнейшие операции: одна – по линии работы, другая – по линии жизни… Лара, завтра все равно пятница. Побудь у нас хотя бы до воскресенья. В воскресенье утром выедешь… Но прямо сейчас ты не сбежишь? Смотри, а то я запру тебя в квартире.

– Не сбегу. Разве что в магазин ненадолго выйду.

– Зачем тебе понадобился магазин?

– А ты уверен, что в вашем холодильнике я найду все необходимое для приготовления ужина?

– Не уверен.

– То–то же.

– Неужели ты будешь готовить ужин?

Непонятно, что странного в том, что женщина собирается готовить ужин? Неужели до сих пор его дамы сердца не пытались завлечь Федора своей кухней?

Мои знакомые женщины первым делом угощают своих избранников чем–нибудь вкусненьким, обычно своим фирменным блюдом. Ведь даже маленьким девочкам известно: путь к сердцу мужчины… и так далее. Значит, ни одна из них не стала близка Федору настолько, чтобы могла с подобными намерениями подойти к плите.

Я все никак не могла поверить, что он произнес слова любви после одной–единственной ночи. Неужели так бывает? И не надо встречаться годами, чтобы получше узнать друг друга?

– Буду. А что в этом необычного?

– Тебе не понять. – На лице его появилось мечтательное выражение. – Чтобы в этой квартире, на обычной «брестской» плите, просто взяли и приготовили ужин… Нет, Лерка, конечно, пытается готовить, но чтобы взрослая женщина–хозяйка… А меню уже напечатали?

– Меню до срока не оглашается.

Он в показной задумчивости покачал головой:

– Придется ждать и надеяться.

– На что? – Пришла пора мне удивляться.

– На то, что ты не пересолишь, доваришь…

– Ах, ты… Федя съел медведя!

Я замахнулась на него кухонным полотенцем.

– Не сожжешь. – Он ловко увернулся, схватил меня и прижал к себе, целуя.

– Федя… Насчет отправки меня ведь никто и не спрашивал, понимаешь? Я пришла домой, а там уже стоит контейнеровоз, куча мужиков и пустых ящиков…

Сообщать мужчине такое во время поцелуя… Хорошо, что и он путает личное с общественным, а то мог бы обидеться.

– Я уже и сам понял, что налетел на тебя зазря. Скорее всего Бойко лишь хотел побыстрее отправить тебя отсюда, чтобы тебя его дела никаким концом не коснулись. Ну, дорогая, я побежал, а ты смотри, дальше магазина – ни ногой!

– Есть, товарищ майор! Разрешите идти к плите?

– А поцелуй на дорожку? На поцелуй еще немного времени оставалось.

В девять часов вечера Федора все еще не было. Торжественный ужин, задуманный мной, похоже, откладывался на неопределенное время.

Валерия ничуть не удивилась, когда я сказала, что пару дней мне придется пожить у них в квартире.

– А что, класс, – сказала она. – Я хоть смогу представить себе, что такое настоящая семья. Правда, мама у меня чересчур молода…

– Так уж и чересчур!

– Думаешь, ты могла бы родить дочь в девять лет? – хмыкнула Лера.

Она пришла недавно и открыла дверь своим ключом, а я как раз на кухне заканчивала готовить праздничный ужин.

– Ой, как пахнет! – восторженно взвизгнула она. – Наверное, у меня руки не из того места растут. То, что я готовлю, есть можно, но оно никогда так не пахнет.

– Тогда давай садись, я тебя покормлю.

– А ты сама уже поела?

– Нет, я подожду пана майора.

– Подождешь? Да ты за это время два раза успеешь проголодаться!

– Ну представь, папа придет, а я ему в тарелку все положу, а сама есть не стану.

– Подумаешь, его аппетиту это ничуть не повредит. Слушай, Лар, у меня идея: давай с тобой выпьем немножко. Все–таки ты у нас в гостях. Впервые останешься ночевать…

– Ах ты, вредина!

– Кроме того, я думаю, стоит отметить еще кое–что.

– А папа ругаться не будет?

– По праздникам он и сам мне рюмку наливает. Маленькую. А потом, ты разве забыла, я в валютный бар ходила.

– Как же, помню! – кивнула я. – Папе рассказала?

– Не все, – призналась она.

– Ну хорошо. Мы в четыре руки накрыли на стол, поставили три прибора. На всякий случай, вдруг Федор сможет освободиться пораньше. Валерия принесла початую бутылку красного сухого вина.

– Борщ будешь? – спросила я.

– Ты приготовила борщ? Настоящий? – восторженно крикнула Лера.

– Можно подумать, у вас его не готовят, – недоверчиво улыбнулась я.

– У нас в основном варят щи, а борщ настоящий я ела только на Кубани. Вкуснотища!

– Ты бывала в наших краях?

– Папа меня с собой брал, когда у него была какая–то научно–практическая конференция в Краснодаре. У нас в станице Стародерево… Стародеревянковской живет дальняя родственница.

Лера съела борщ, потом тефтели – с зеленью в ивлевских магазинах была напряженка, так что я ничего другого придумать не могла. Хорошо хоть консервы у них имелись в изобилии, как и сухие приправы.

– Класс! – наконец восторженно проговорила она, слегка откидываясь назад. – Женитесь, я согласна.

– Ты откуда знаешь? – смутилась я. – Папа рассказал?

– А мне и рассказывать не надо. Раз ты осталась днем, да еще и к плите встала, значит, папа наконец выбрал мне мачеху.

– Все–таки какое противное слово, – пожаловалась я.

– А давай мы этим словом не будем пользоваться. Я буду звать тебя: маленькая мама.

– Ни фига себе, маленькая. У меня рост сто семьдесят.

– А у меня – сто семьдесят три! – торжествующе провозгласила девчонка.

Это правда, она была повыше меня. Особенно это стало заметным, когда я сняла туфли на каблуках.

Я взглянула на часы: десять часов вечера. За окном давно стемнело.

– Не расстраивайся, у него так не каждый день бывает.

Это хорошо, что не каждый. Я и не расстраивалась, а просто отметила, машинально. Сама–то я сбежала, едва заслышав выстрелы, а он всегда должен находиться в гуще событий. И участвовать в перестрелках. Одному Богу известно, как это опасно.

Лера ушла в свою комнату – ей завтра надо было сдать сочинение, а я оказалась предоставленной самой себе и своим мыслям.

Первый вечер я в доме Федора и уже жду его. А ведь он только сделал мне предложение. Значит, брось все, включая любимую работу, чтобы вот так в ожидании проводить жизнь?

Не успела я приехать в эти края, как события потащили меня за собой. Даже вопрос о замужестве, кажется, решили за меня. Но я же согласна?

Нет, не предполагаемое одиночество меня пугало, а то, что я осталась бы не у дел. Мне никогда не хотелось просто сидеть дома, как некоторым моим знакомым девушкам. Моя бывшая одноклассница Аня Рогова вообще ни одного дня нигде не работала.

Быть просто домохозяйкой, наверное, несложно. Главное, в таком случае себя чем–нибудь занять. Чтобы не сидеть вот так в кресле с книжкой в руках, когда глаза скользят по строчкам, которым взбудораженный мозг не может придать смысла, а в голове будто включается шумоуловитель.

Поэтесса Вероника Тушнова писала: «Каждый шелест, каждый шорох громом рушится в ушах. Ждешь, и ни конца ни края дню такому не видать…»

Как я себя ни уговариваю, а на этот рефрен все сбиваюсь: одиночество и ожидание.

Другие женщины вяжут. Правда, голова в таком случае все равно остается незанятой, но если она вяжет какой–нибудь сложный узор и все время ей приходится считать петли…

Из стенных часов на кухне выскочила кукушка. Одиннадцать. А ко мне на кухню опять пришла Лера.

– Все, дописала, – сообщила она, зевнула и сладко потянулась. – Ложиться не хочешь? Будешь ждать?

Я кивнула. Мне тоже хотелось спать, но Федора я собиралась дождаться. Когда бы он ни пришел. Так сказать, порепетировать свою будущую роль. Пока меня на ней не утвердили, надо все как следует обдумать.

Лера подошла и села на подлокотник моего кресла – стояло тут одинокое, возле батареи, я его себе тоже облюбовала.

– Не каждая женщина согласится вот так жить, да? Все время. А папа свою работу не бросит, это точно.

Права, маленькая, ох, как права! Но она еще не знает свою будущую мачеху: уж если я чего решу!.. Бравый солдат Киреева ничего не боится! Но Лера ничего не должна знать о моих сомнениях. Может быть, потом, когда все наладится? Если наладится.

И я сказала не только себе, но и девчонке:

– И правильно сделает. Для мужчины любимая работа еще важнее, чем для женщины. Мы можем найти себя в доме, в детях…

Странно, что у меня этого ничего не было, и я вполне себя находила. Любят взрослые вешать лапшу на уши доверчивым подросткам. А Лера вдруг хихикнула:

– Мне, как ни странно, это нравится. Ну то, что папа сделал тебе предложение. Я слышала, обычно дочери выступают против, ревнуют своих отцов к другим женщинам. Я думаю, это глупо. Он же нормальный мужик. Ему…

– Баба нужна! – досказала я.

Теперь мы обе засмеялись.

– Видишь, у тебя ко всему прочему чувство юмора есть, а то встречаются мымры… – Кто такие эти мымры, она продолжать не стала. – Главное, чтобы ты его пилить не начала.

– За что же мне его пилить–то?

– За то, что поздно приходит, – вздохнула она.

Я обняла девочку, и она замерла, боясь пошевелиться, словно брошенный котенок под доброй рукой прохожего. Что же это я делаю, я же еще ничего не решила! Получается, я не только плыву по течению, но и морочу голову окружающим.

Почему–то я представила себя птицей, которая по ошибке влетела в комнату к людям, а они теперь кормят ее с руки, но форточку на всякий случай закрыли… Лера неловко высвободилась:

– Ты не обидишься, если я пойду спать? Сегодня на теннисе так напрыгалась…

Ничего я и о Валерии не знаю. Вообразила себе, что того, в машине, общения вполне хватит, чтобы установить доверительные отношения с девочкой. С девушкой…

– Мне боязно обмануть твое доверие, – шутливо проговорила я. – А вдруг твоя мачеха окажется скандалисткой. Или драться начнет…

– Дерись, – неожиданно серьезно согласилась она, – только папу не бросай. Мужчине нельзя так долго жить одному.

Вот тебе и ребенок! Маленькая женщина, которая все понимает. И, как женщина, в первую очередь заботится о мужчине. Пусть пока об отце.

А я осталась сидеть в кресле, не зная, что делать. Чувствовала себя я словно заторможенной. Как наркоманка, которой пытаются устроить экзамен на внимательность, а она никак не может собрать в кучу свои плавающие вразнобой мозги.

Валерия ушла в ванную, и я слышала, как она принимает душ, чтобы потом пройти к себе в комнату. В квартире Михайловских удобная планировка – вход в каждую комнату отдельный, по обе стороны от кухни. И ванная комната с туалетом в стороне.

Я поднялась из кресла и, постучав, вошла к Лере. Она уже лежала в постели и что–то читала, но спрятала книгу под одеяло.

– Любовный роман? – подмигнула я ей.

– Аманда Квик, – сказала она и показала мне обложку.

– Я зашла пожелать тебе спокойной ночи.

– Желай. – Она посмотрела на меня синими, как у отца, глазами.

Я подошла к кровати, поцеловала девчонку и поправила ей одеяло. Так всегда делала наша мама, и у меня это получилось машинально. Я сама себе удивилась и пошла к двери.

– Спокойной ночи! – сказала мне вслед Лера; интересно, как раз эти слова я и не произнесла.

Половина двенадцатого. Кукушка выглянула и буркнула: «Ку–ку?»

И туг я вдруг подумала: сейчас Федор придет. И уже больше не удивлялась, что в этих краях так обострились все мои чувства.

Я поставила разогревать борщ, тефтели, покрасивее порезала пиццу – Лера, попробовав ее, попросила добавки. Свечи я решила не ставить, раз уж праздничный ужин отложился до лучших времен.

Впервые я с таким удовольствием готовила ужин. Дома мне приходилось это делать не так уж часто – обычно на кухне царствовала мама, но те, кто пробовал мои кулинарные изыски, отзывались о них одобрительно.

Стол я накрыла скатертью. На виду у Михайловских ничего похожего не лежало, видимо, они обходились клеенкой, потому я купила ее сегодня в магазине, отметив про себя, что, если бы Бойко не поторопил меня с отправкой вещей, я бы взяла самую красивую скатерть из шкафа тети Липы.

Вообще–то обычно я не плыву по течению и меня трудно заставить делать то, что я не хочу, но в какой–то момент я просто не смогла самостоятельно управлять событиями. Они обрушились на меня словно лавина, и я, как собака, попавшая в колесо, могла только скулить, но бежать.

А вот в замке заворочался ключ. Наверное, по вечерам Федор никогда не звонит в дверь, чтобы не будить заснувшую дочь. Замок как следует смазан, так что разбудить таким звуком он никого не сможет.

Так же почти бесшумно он вошел в прихожую. Я услышала лишь звяканье дверной цепочки да легкий стук ботинка, который он сбросил.

Из–за косяка я наблюдала, как Федор с усталой гримасой расшнуровывает второй ботинок, а потом просто присела перед ним и надела на ноги домашние тапки. Он выпрямился и удивленно произнес:

– Ты не спишь? Наверное, сердишься на меня?

– За что?

– Я не пришел к ужину.

– Ты был в ресторане? Кутил с женщинами?

Он ошарашенно уставился на меня:

– Нет!

– Тогда на что мне сердиться? Иди мой руки.

– Если не возражаешь, я заодно приму и душ. От меня прямо–таки несет криминалом!

– Не возражаю и против душа.

– Если ты всегда будешь такой покладистой, я подумаю, что выиграл по трамвайному билету.

Мы шутили, обменивались колкостями, но я чувствовала, что и в самом деле небезразлична Федору. Более серьезным словом обозначить его чувства я отчего–то побоялась. В таком случае мне пришлось бы сплюнуть и постучать по дереву, а это было бы уж слишком явно.

– Ладно, шутник, скандала захотелось? Будет тебе скандал!

– О нет, я ошибся, милая леди, простите, бес попутал, затмение нашло, смиренно прошу прощения… А чем это так вкусно пахнет?

– Тебе скажи – тебе захочется.

– Бегу в душ. Я понял, здесь кормят только чистых телом ментов.

Он вышел из ванной выбритый, благоухающий дорогой туалетной водой. Красивый, у меня даже дух захватило. Вот только усталость из глаз, видно, не смывалась.

– Боже мой! – Он остановился в дверях кухни, будто не веря своим глазам.

– Первое будешь?

– Канэшна, – сказал он с грузинским акцентом. – Я все буду.

Он поставил на стол бутылку водки и бутылку кока–колы.

– Не отметить наш первый семейный ужин нельзя, но в круглосуточном магазине как назло ни хорошего вина, ни шампанского. Я еще подумал: тоже мне жених, с водкой домой прется, точно в гости к боевому товарищу. Зато эта водка мягкая, легкая и с колой прямо–таки проскакивает в желудок!

Он посмотрел мне в глаза.

– Ты тоже не ужинала?

– С Лерой я немного поела – составила девочке компанию. Но для хорошей закуски место, конечно, оставила.

– Меня ждала?

– Нет, Александра Бойко.

– Боюсь, в таком случае тебе бы пришлось умереть с голоду.

– Что, он тоже убит?

– Врачи на все вопросы головами качают: вряд ли выживет.

Он разлил водку по рюмкам.

– За что выпьем?

– Ты же сказал: за наш первый день.

– Пусть он будет не хуже остальных.

Позже, в постели, лежа на его плече, я спросила:

– А ты наконец надумал мне рассказать, что сегодня произошло между Далматовым и Бойко?

– Обязательно, – заверил он и тут же заснул.

Что еще оставалось делать, как не последовать его примеру.