Текст книги "Никогда не говори мне «нет». Книга 4"

Автор книги: Лариса Чурикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Лариса Чурикова
Никогда не говори мне «нет». Книга 4
Всё будет хорошо

© ЭИ «@элита» 2014

Всё будет хорошо

 
Каждому своё, в своём направлении.
Кто за любовь – тому и прозрение.
Кто на войну – тому и флаг.
И если есть друг, значит, будет и враг.
Может, не стоит об этом петь?
Если ты прав – придётся терпеть.
И шаг за шагом, удар в удар, —
Ты будешь жить, мой Генерал!
 

(Из репертуара группы 7Б)

Пролог. Москва. Сентябрь 2013 год

Высокий широкоплечий мужчина сорока с лишним лет задумчиво сидел в своём кабинете, устало откинувшись на спинку кожаного кресла. Генерал в отставке Мельников Александр Григорьевич не замечал глубокой ночи вовсе не потому, что в помещении отсутствовали окна и одинаково ровный в любое время суток свет притуплял ощущение времени. Его терзало беспокойство, шедшее откуда-то изнутри, казалось, без видимых причин, сродни звериному инстинкту, подсказывающему опасность или перемены. Нехорошие перемены. Многолетний опыт не позволял игнорировать это чувство. Он знал: лично ему и его семье ничто не угрожает. Но были ещё ребята. Его ребята. Его команда. Несмотря на то, что он официально в отставке, так просто отойти от той работы, которой посвящена вся жизнь, оставить команду – выше его сил. Поэтому до сих пор, закрывая глаза на официальный статус пенсионера, зная его отношение к работе, руководство из ГРУ держало связь с отрядом специального назначения именно через него. До сих пор он чувствовал ответственность за каждую операцию, за каждый промах, переживал за каждого из шести ребят своей группы. Ведь, в сущности, он и собрал эту команду. Волевым характером добился слаженности в работе, научил доверять и чувствовать плечо друга, как своё собственное. С кем-то из этих ребят он прошёл огневые рубежи, породнившись через боль, кровь и смерть, кто-то пришёл позже; к ним он относился скорее как к детям, стараясь научить, показать, подтолкнуть и защитить, если нужно.

Сейчас он ждал одного из ребят. Глебов Данила Сергеевич – он одним из первых вошёл в группу. Познакомились на Северном Кавказе. Александр был в чине майора, а Данила молодым лейтенантом пришёл в отряд. После одной из операций, когда перед лицом смерти открываются все тайные и явные стороны человека, они перестали чувствовать разницу в возрасте и в званиях. «Сработаемся», – сказал Данила на предложение Александра. Они сработались. Острый аналитический ум и профессионализм делали парня незаменимым в группе. Но иногда Александру казалось, что, несмотря на жёсткость и хладнокровие, где-то глубоко внутри друга сидит тот, кто тщательно ухаживает за каждой могилой на собственном кладбище, причиняя невыносимые муки, когда к покосившемуся кресту или надгробию добавляется ещё одно.

На входе в комнату отдыха громыхнула дверь. Войти сюда могут только свои. Поэтому Александр не пошевелился, а только взглянул на часы. Три часа ночи. Хватило несколько часов, чтобы добраться из Копенгагена. Пунктуален, иначе и быть не может.

Дверь в кабинет открылась. Вошёл невысокий коренастый парень. Чёрные коротко подстриженные волосы, усталый взгляд тёмно-карих, почти чёрных глаз. Немного искривлённая переносица не портит мужественное лицо.

Не говоря ни слова, расстегнул длинное элегантное пальто, брезгливым жестом швырнул на спинку дивана. Тяжело опустился в кресло напротив.

– Как добрался? – риторический вопрос в устах Александра.

– Как видишь, – раздражённо бросил Данила. – Что за спешка? До конца операции неделя. Я оставил Олега без прикрытия в самый ответственный момент!

– Да что с ним может случиться в благополучной Дании?

– Ну, если ты не втираешься в доверие к главарю наркоконцерна, прикидываясь охраной, а всего лишь посещаешь музеи – то ничего.

– Не переживай. Утром я сам вылетаю туда. По делам своей фирмы. Пора налаживать новые связи. Заодно прикрою вместо тебя.

– Неужели всё настолько серьёзно? Ты ведь не обязан теперь рисковать.

– Да какой риск! Тем более для меня. А вот у тебя задача сложнее той, что была в Европе.

– Справлюсь.

– Не сомневаюсь. Мне только не нравится, что придётся лететь одному. Ты знаешь, как я отношусь к работе без прикрытия. Единственное успокаивает: это почти семейная поездка. Даже в легенде нет нужды.

– Что-то неладно с той стороны? Мне казалось, мы надолго восстановили связи. А тут не прошло и года.

– Там то ли поменялись люди на таможне, то ли наши осведомители решили подзаработать. Нам сливают какую-то ерунду, а крупные партии наркоты и оружия проходят мимо. В чём дело, неясно. Придётся ехать разбираться на месте. Поверь, никто лучше с этим не справится. Поэтому принято решение снять тебя со спецоперации в Дании.

– Да оно и к лучшему! Достали меня эти манерные чаепития, театры и выставки. Дела хочу!

– Но-но! Тебя туда не стрелять и взрывать посылают. Разберись с обстановкой, выясни, кто там сучит – и никаких действенных мер до особого распоряжения. Всё должно пройти тихо и незаметно.

– Так точно, товарищ генерал, тихо и незаметно! Когда вылетать, Саш?

– Вчера.

– Ясно.

– Вот билеты. У тебя два часа на сон. Самолёт в семь утра. Отдыхай пока.

– Вот в самолёте и высплюсь. Всё будет хорошо. Не переживай.

* * *

Город Белгород. Россия. Октябрь 2011 год

Я несусь по университетскому коридору с папкой, в которую сложила листы с рефератом, с сумкой через плечо и с пакетом книг. Спешу встретиться с Аркадием Петровичем, пока он не покинул кафедру. Единственное желание на этот момент – получить консультацию по теме, а единственная цель – застать на кафедре преподавателя. Судя по непростому началу, третий курс не обещает быть лёгким. И в моей жизни пока ничего нет, кроме учёбы и мелких проблем, свойственных двадцатилетней девушке.

Всё меняется в один миг, когда я налетаю на этого студента. Он внезапно открыл дверь, выходящую из аудитории в коридор, и я со всего маху врезалась в него, почти сбивая с ног. Выскользнула из рук папка, посыпались листы реферата, устилая пол коридора. Я дёргаюсь, пытаясь остановить листопад. От резкого движения ручки пакета рвутся, и книги грохаются на пол. Вскрикиваю, кидаюсь собирать, парень решает мне помочь. Нагибаясь одновременно, мы со звоном в голове сталкиваемся лбами. От неожиданности охаю и сажусь на пол. А парень резко выпрямляется и хватается за голову. Мы смотрим друг на друга и смеёмся.

Из-за нас образовался солидный затор в коридоре, потому что студентам приходилось обходить не только меня, сидящую на полу, но и мой реферат, разлетевшийся во все стороны. А мы только и делаем, что хохочем. Наконец он протягивает мне руку, помогает подняться. Пока прихожу в себя, прижавшись к стене коридора, он быстро собирает мои труды, засовывает обратно в папку, подаёт мне. Сам подхватывает мой пакет с оборванными ручками:

– Привет, я Рустам. Пойдём, помогу донести. Куда ты так спешила?

Я думала, он будет сейчас кричать, ругаться, обзовёт дурой безмозглой. А он снисходительно смотрит на меня и продолжает улыбаться. Он высокий, худощавый, подтянутый. Чёрные длинные волосы, откинутые назад, обрамляют красивое смуглое лицо. Чувственные полные губы, широкие немного выпирающие скулы, тёмный с лукавыми смешинками взгляд. Едва заметный азиатский разрез глаз придаёт лицу необыкновенную привлекательность.

– Привет. Меня Даша зовут. Извини, я не хотела налетать на тебя.

– Ты же не специально. Так куда идём?

– Наверное, уже никуда. Аркадий Петрович должен быть на кафедре до четырёх часов, а уже десять минут пятого, – разочарованно говорю я, посматривая на часы.

– Пойдём, посмотрим. Может, он задержался, – предлагает новый знакомый.

– Мне бы не хотелось тебя отвлекать. Я сама.

– Я уже освободился. И ты пыталась сама, – намекает он на мой неподъёмный груз.

Аркадия Петровича в кабинете, конечно, не оказалось. Я на это и не надеялась. Раньше уйти он мог, а вот задержаться – вряд ли.

Видя моё разочарование, Рустам решил меня поддержать:

– Ничего страшного. Завтра застанешь. Пойдём, в кафешке посидим. Ты обедала?

Сначала я не поверила своим глазам, когда поняла, что такой красивый парень собрался меня сопровождать. Теперь не верю ушам. Он предлагает вместе пообедать? Мне? Обычной провинциальной простушке? Нет, на меня, конечно, обращали внимание парни, но все они выглядели совсем непривлекательно для меня. И почти всех я отшивала в свойственной мне ироничной манере, так что после моих подколок не решались снова подступиться. Зачем я это делала? Даже не знаю. Я вовсе не ждала принца, к тому же реально оценивала свои данные: не модель. И всё-таки где-то в глубине души надеялась, что когда-нибудь обязательно встречу того, кого не захочу уколоть язвительным словом. Того, от которого, как сейчас, у меня перехватит дыхание. И вот я стою перед этим обалденным красавцем и не могу вымолвить ни слова.

– Ну, так что? Составишь мне компанию за обедом? – настойчиво повторяет парень, улыбаясь очаровательной улыбкой, открывающей идеальной белизны зубы.

Я выхожу их ступора, догадываюсь, что смотрюсь глупо, стоя перед ним с вытаращенными глазами и открытым ртом. Собираю все свои растрёпанные чувства в кулак и невозмутимым тоном произношу:

– Пошли!

Дёргаю плечиком, уверенно двигаюсь вперёд, зная, что он последует за мной, ведь у него мои книги. Словом, веду себя так, будто приглашения на обед от таких парней мне поступают чуть ли не каждый день.

Парень, обладающий такой внешностью, должен быть, как минимум, заносчивым и высокомерным. В нём же этого нет ни на грамм. По крайне мере в отношении ко мне он очень вежливый, предупредительный и скромный.

За столиком в студенческой столовой он больше интересуется мной, чем рассказывает о себе. Я узнала только, что он учится на пятом курсе филологического факультета. Будет учителем русского языка и литературы! Ох, сколько же в нём необычного! Он тоже живёт в общежитии, только в третьем корпусе.

После обеда он провожает меня до ступенек моего первого корпуса, отдаёт книги, которые не позволил нести, и со словами «как-нибудь увидимся» исчезает за поворотом тенистой аллеи, соединяющей общежитские здания.

Под впечатлением этой встречи нахожусь несколько дней. Понимаю, «как-нибудь встретиться» – это вежливый отказ. Но так хочется его снова увидеть, почувствовать хотя бы на миг одуряющее счастье от того, как он смотрит на меня удивительными чёрными глазами с лукавым прищуром! Моя соседка по комнате Светка заметила мечтательный взгляд, но я ничего ей не рассказываю. Никого не хочу впускать в свой секрет. Я уверена: мы обязательно как-нибудь встретимся, ведь учимся в одном универе, хотя не факт, что он меня вспомнит.

И это действительно происходит через четыре дня.

Некоторые группы согнали в актовый зал для прослушивания предвыборной агитации какого-то депутата. Мой третий курс экономического факультета в том числе. Первой мыслью было – потихоньку слинять с нудного мероприятия. Но куратор грудью встала на выходе. Как я благодарна ей за это! Потому что когда стояла в толпе в проходе между креслами, ожидая возможности где-нибудь сесть, меня кто-то взял за руку:

– Даша, привет!

Поднимаю глаза – передо мной Рустам:

– Я вижу свободное место.

Он идёт в дальний угол зала, продираясь сквозь толпу, а я, не раздумывая, следую за ним. Мы усаживаемся на соседние кресла. И агитация депутата для двоих человек проходит абсолютно мимо. Я слышу только Рустама, я чувствую его дыхание, когда он наклоняется, чтобы мне было слышно, о чём он говорит, я вдыхаю приятный аромат его туалетной воды.

– Как твой реферат? Ты встретилась с преподавателем? Тут недалеко открылась выставка современного искусства, ты была там? А ты смотрела фильм «Фантом»? Я посмотрел недавно. Обалдеть! А мы в этом зале готовим с ребятами выступление университетской команды КВН, я немного сочиняю для них. Приходи, посмотришь, обхохочешься.

Я стараюсь отвечать связно и обдуманно, хотя из-за тумана в голове плохо получается. Хочу, чтобы агитация депутата не заканчивалась. Но вот он благодарит всех за внимание, и мы встаём, чтобы выйти из зала.

– Даша, у меня входит в привычку, увидев тебя, думать о еде. Пойдём, перекусим, – предлагает Рустам.

– Идём, я тоже не обедала, – вру я, так как недавно перекусила с подругой в кафешке.

Рустам улыбается своей голливудской улыбкой, берет меня под локоть, и мы идём по коридору. А моё сердце начинает биться в рваном ритме от его дружеского прикосновения.

После этой случайной встречи мы встречаемся снова, теперь уже не случайно. Выходя как-то из аудитории после шестой пары, я вижу его возле окна в коридоре.

– Рустам? Что ты здесь делаешь? – удивлению нет предела.

– Тебя жду. Пойдём в кино? Приглашаю. У тебя ведь закончились лекции?

– Да, – растерянно отвечаю на все вопросы сразу, замечая, что с головы до пят меня окатывает непонятная дрожь.

– Прекрасно. Сеанс в девять, я буду ждать на скамейке перед общагой. Тебе ведь нужно отнести книги и переодеться?

– Да, – снова бормочу я, не в силах выдавить что-то более вразумительное.

Мы встречаемся уже месяц. Общаемся, как друзья. Наши физические взаимоотношения не выходят за рамки взяться за руки или придержать меня за локоть на входе-выходе. Может, я была бы и не против более близких отношений, но пока меня и это устраивает. Он великолепный собеседник. Эрудированный, остроумный. Он интересуется живописью, литературой, театром, кино и, наверно, многим чем ещё, но пока я посвящена только в эти сферы его интересов. Почти каждый день он ненавязчиво приглашает меня куда-нибудь. Стараюсь не отказываться, хотя загружена сейчас больше, чем он. С ним очень интересно. Как зачарованная, слушаю его обсуждение игры актёров после посещения театра. Или как он пытается понять идею классического американского боевика, или объяснить общие мотивы в портретах эпохи Возрождения.

Первое время в основном молчу, только поддакиваю и смотрю на него влюблёнными, как мне кажется, глазами. Недели через две привыкаю к обществу, моя эйфория только от одного его присутствия уже не мешает дышать и связно мыслить, и я потихоньку начинаю участвовать в обсуждениях и даже спорю в каких-то вопросах. Его монологи переходят в диалоги, и нам обоим это нравится. Мои подруги, видя, что я часто глупо и без причины улыбаюсь, а также пропадаю где-то почти каждый вечер, сделали соответствующие выводы. А когда увидели Рустама, поджидающего меня возле ступенек общаги, уже не сомневались: я нашла парня. Наконец-то! И, сколько я ни убеждала, что он просто друг, понимающе качали головой. Но он действительно только друг! И между нами ничего нет, кроме общения!

Действительно, между нами ничего не было, кроме общения, целый месяц. Тогда мы возвращались поздно вечером после театра. Пока ехали в маршрутке, начался дождь. Выйдя на остановке, поняли, что ливень спустился не на шутку. На мне осеннее пальто, он в кожаной куртке.

– Подождём? Может, перестанет. Иначе вымокнем за минуту, – предлагает Рустам.

– Подождём, – я прохожу вглубь остановки, чтобы капли не доставали.

Он следует за мной. Несмотря на то, что стоим под крышей, как-то холодно, промозгло, неуютно. Я зябко ёжусь, обхватываю себя руками.

– Замёрзла? – участливо спрашивает Рустам и, подойдя ко мне, одной рукой обнимает за плечи.

– Замёрзла, – признаюсь я, приникая к нему.

Он обхватывает меня обеими руками, моё лицо прижато к его груди. Я вдыхаю его запах, мне сразу становится тепло и уютно в этом маленьком мире – он и я, в окружении темноты и шума дождя.

– Скоро дождь перестанет, – слышу его голос.

Поднимаю голову, чтобы взглянуть на него и внезапно чувствую его губы на своих губах. Для меня это полная неожиданность: уже давно убедила себя – он просто друг. Ведь поводов и мест для поцелуев у нас было достаточно, но он не пользовался ими. Что же изменилось здесь, на безлюдной тёмной остановке? Его губы нежные, мягкие, легко и невесомо касаются уголка моих губ, центр, другой уголок. Я чувствую, что начинаю дрожать, но не от холода. Меня бросает в жар. Я забываю, что нужно дышать, потом приоткрываю рот, пытаюсь вдохнуть, но он словно выпивает мой воздух. Его поцелуй настойчивей, его губы твёрже и уверенней, они словно просят что-то, требуют. Я не понимаю, словно оцепенела, и думаю только о том, как бы не упасть. Единственная возможность устоять на ногах – ухватиться за него. Что и делаю. Мои руки обхватывают его шею. Его губы сминают мои, его руки сжимают меня так, что становится больно. И я понимаю: он хочет, чтобы я отвечала. Или хотя бы не стояла, как мраморный истукан. И я отвечаю. По крайне мере, стараюсь, учитывая нулевой опыт. Я пытаюсь делать так, как делает он. Мои губы приоткрываются, движутся в такт его губам. Мои руки гладят его плечи и затылок – так, как делает он.

Это безумство заканчивается вместе с дождём. Точнее, он замечает, что дождь закончился, и легонько отстраняется от меня. По мне так пусть бы дождь шёл до утра.

– Пойдём, а то общага скоро закроется, – глухо говорит он, и, продолжая обнимать меня за плечи, движется по тротуару.

Я повинуюсь. Мы молча подходим к зданию. Привычное «спокойной ночи» у крыльца – и он быстро исчезает за поворотом. А я полночи не могу уснуть, гадая, что это было. Новый виток в наших отношениях или мимолётная несдержанность, о которой он завтра и не вспомнит?

На следующий день я очень нервничаю, когда иду на встречу с ним. Он позвонил и сказал, что приглашает меня после лекций прогуляться по парку.

Я вижу его сидящим на скамейке. Как он встретит меня? Сделает вид, что вчера ничего не было? Или начнёт извиняться за то, что было? Заметив меня, он встаёт. Идёт навстречу, улыбается. Я подхожу, как всегда, останавливаюсь в шаге от него. Он преодолевает этот шаг, обнимает меня за плечи и быстро целует в губы. В напряжении оглядывается по сторонам, понимает, что за нами никто не наблюдает, выдыхает и серьёзно смотрит мне в глаза.

– Дашка, ты мне очень нравишься, – вдруг произносит он.

Ух, ты! Я уже слышала от него «ты клёвая девчонка», «с тобой не соскучишься», «с тобой так интересно». Но ни от одного из тех признаний у меня не перехватывало дыхание, как от этого, сказанного таким проникновенным голосом.

– Ты мне тоже нравишься, – искренне признаюсь я.

– Правда?

Он так рад моему признанию, как будто сомневался, что такой парень, как он, может кому-то не нравиться.

– Знаешь, ты мне показалась сначала такой холодной, недоступной, отчуждённой. Страшно было к тебе подходить.

Ну, ничего себе! Неужели моя внешность настолько обманчива, а мой трепет он воспринял как недоступность? Впрочем, это и к лучшему. Парням вредно знать, что на самом деле думают о них девушки. Я не развенчиваю миф о себе, а самодовольно улыбаюсь.

– А тут ещё о тебе рассказали такое… – продолжает он.

– Ты что, собирал обо мне сведения? – возмущаюсь я.

– Нет, не специально. Когда ждал тебя в коридоре, ко мне подошли парни из твоей группы, и предупредили, что вообще-то ты строишь из себя недотрогу. А если я попытаюсь тебя поцеловать, можешь так двинуть по… в общем, двинуть, что мало не покажется.

Я хихикаю. Легенды о моём остром язычке и не менее острых коленках несколько преувеличены, но они играют хорошую службу, когда нужно избежать неприятных приставаний.

– Всё, что обо мне говорят, тебя не касается. Ты ведь не такой бесцеремонный грубиян, как Серёга, и не подкарауливал меня в арке, как Матвей, который и получил по яйцам за то, что напугал меня и хотел… хотел…

– Хочешь, я поговорю с ним? – нахмурившись, спрашивает Рустам, – Покажи только, кто тебя обижает!

– Нет, не нужно! Это было давно, сейчас меня никто не обижает. Пусть только попробуют!

Я вообще не могу представить интеллигентного утончённого Рустама в драке с верзилой Матвеем или общающегося с нагловатым Сергеем, у которого через каждое слово обязателен мат. Нет, только не это! Но что представить мне ещё труднее, так это то, что у Рустама нет девушки, и он выбрал меня. Особенно когда увидела, какая девушка у него была!

Мы договорились встретиться с ним после занятий во дворе универа у главного входа. Выйдя на ступеньки, я привычно окидываю взглядом площадку, отыскивая Рустама, и замечаю его рядом с высокой блондинкой. Они почти одного роста. Она выглядит так… так, как всегда мечтала выглядеть я.

Заметила: человеку всегда хочется иметь то, что ему не дано. Вот и я тем же грешу. Я невысокая – так, чуть выше среднего роста. У меня нет модных пепельно-белых длинных волос. Мои волосы тёмно-русые, какие-то неопределённые – не чёрные и не светлые. Да, они густые и блестящие, они послушно укладываются в любую причёску, но это и все их достоинства. А фигура у меня совсем не модельная: грудь третьего размера, широкие бёдра, хорошо хоть талия тонкая – песочные часы – я где-то вычитала, это так называется. Глаза у меня тоже неопределённые, кто-то говорит – они у меня необычные, фиалковые, а кто-то считает, что странные – фиолетовые. Я вообще не встречала людей с похожим цветом глаз, и упрямо доказываю всем сомневающимся, что они у меня тёмно-синие. Вот бы они были такими же небесно-голубыми, как у той блондинки!

Что-то я размечталась, застыв в нескольких шагах от Рустама и его собеседницы. И совсем не ревную. Несмотря на сногсшибательную привлекательность, блондинка Рустама совсем не привлекает. Напротив, по выражению его лица понимаю: она его злит, если не бесит. Он не знает, как от неё отвязаться, постоянно сбрасывая её руку, когда она в порыве пытается коснуться его плеча.

Я подхожу ближе, Рустам замечает меня, улыбается и, не дослушав девушку, резко отворачивается. Схватив меня за руку, быстро идёт от неё.

– Рустам, не беги так, я не успеваю. У меня же каблуки! – пытаюсь остановить его.

Он резко тормозит, проводит руками по волосам, откидывая назад. Это нервный, импульсивный жест, волосы у него и так лежат послушными волнами, словно только что из салона красоты.

– Прости, мой цветочек. Эта б… нехорошая девушка вывела меня из себя.

– А кто она такая? Твоя знакомая?

– Можно сказать, моя бывшая девушка.

– И что она хотела?

– Остаться настоящей.

– Но ты против? Почему? Она такая красивая, – в моём голосе сомнение.

– При чём здесь красота! У женщины должен быть один мужчина! Зачем смотреть на других! А эта недостойна даже называться женщиной! Она просто б**дь!

В его голосе столько злости, столько едва сдерживаемой ярости, что я невольно отступаю назад. Он, видимо, замечает страх в моих глазах. Сдержанно улыбается, протягивает мне руку:

– Забудем о ней. Зачем мне Наташа, если у меня есть ты!

От этих слов светлеет на душе. Я порываюсь его обнять, но он легонько задерживает меня на полпути, берет за руку и ведёт по дорожке.

– Никогда не делай так больше, – тихо говорит он, наклонившись ко мне, – Наши отношения касаются только нас, и не стоит их показывать посторонним.

Я смущаюсь. Мой порыв обнять его был первым в моей жизни. И такая отповедь! Понимаю, что за месяц общения, о нём, как о личности, я мало что узнала, а сегодня сразу два открытия. Он хронически не переносит измену и не любит показывать свои чувства посторонним. Восточный мужчина, что тут скажешь! Я рада, что узнала об этих его особенностях. Меня они не беспокоят. Я не собираюсь ему изменять, и мне тоже не нравятся поцелуи-обнималки на публику.

Вот только остаться наедине бедным студентам практически не удаётся. Рустам живёт в общежитии ещё с тремя ребятами в комнате, поэтому у него мы почти не имеем возможности уединиться. У меня легче: понимающая Светка иногда предупреждает, что на час-другой задержится, и мы можем посидеть в комнате. Мы этим с удовольствием пользуемся, но дальше поцелуев до боли в губах не идёт. Я не проявляю инициативу и не форсирую события. Если он так хочет, значит, так тому и быть. Главное, чувствую себя любимой.

А потом наступают новогодние праздники. Я, как всегда, еду домой, к тётке, а Рустам остаётся в общежитии. Говорит, что родители живут далеко и лететь к ним на несколько дней – роскошь. Мы созваниваемся каждый день. Второго января он говорит, что скучает, что жить без меня не может, что хочет увидеть.

– Если хочешь, я сейчас приеду, – проговариваю в трубку, молюсь, чтобы его слова были искренними.

– Хочу.

Не вдаваясь в объяснения, я говорю тёте Вале, что мне нужно ехать, и отправляюсь на автовокзал. Тётка не очень-то и расстроилась моим скорым отъездом, у неё без меня забот хватает. Тётя Валя – родная сестра моей матери. Когда родители погибли в автомобильной аварии, она сказала, что не позволит, чтобы её трёхлетняя племянница воспитывалась в детском доме, и оформила опекунство, несмотря на то, что у неё своих трое детей, и муж – алкоголик. Он умер через пять лет. С тех пор моя мужественная тётка сама тянула на себе детей, как могла. Я всегда знала и чувствовала, что неродная, хотя меня не обижали и не выделяли особо. Но тётка часто повторяла, что я должна вырасти и устраивать свою судьбу сама. Больше всего она боялась, что выйду замуж и приведу мужа и своих детей в её маленький деревенский домик, как сделала старшая дочь. Вышла замуж за такого же лентяя и пьяницу, каким был её отец, родила двоих детей, разошлась. И теперь в доме у тёти Вали жила моя старшая сестра с двумя сыновьями-погодками, средняя сестра – девка на выданье, и младший брат – подросток. Мне в этом доме, естественно, места не находилось. Да не очень-то хотелось искать, и я без тётки понимала, что должна дальше сама устраивать свою судьбу. Была очень благодарна тёте Вале хотя бы за то, что дала мне возможность хорошо выучиться в школе и поступить в университет на бюджетное отделение. «Иди на финансово-экономический, – наставляла тётка, – Будешь ближе к деньгам, не пропадёшь! Бухгалтеры везде нужны!» Благодарна за то, что всю мою пенсию до копейки она тратила на меня, не позволяя выглядеть «бедной сироткой». Я мечтала, что выучусь, устроюсь на работу в городе, и ни за что не вернусь в наш убогий посёлок. И вот в мои мечты внезапно врывается черноглазый красавец с обаятельной улыбкой. И учёба, работа, и устройство в городе отходят на второй план.

Он встречает меня на автовокзале. Как всегда, улыбчив и сдержан. Берет мою сумку в одну руку, другой подхватывает под локоть. Так хочется прыгнуть ему на шею, как показывают в романтических фильмах, но я его уже знаю, держу себя в руках.

– Какая тяжёлая сумка! Что ты везёшь?

– Тётка деревенских деликатесов наложила. Сегодня будем пировать, – сообщаю я.

– Поедем ко мне. В моём блоке никого нет, все на каникулы разъехались.

– В моём, наверное, тоже никого нет. Светка до четырнадцатого дома будет.

– Так у нас жилплощадь на выбор! – шутит Рустам.

Мы решили сначала отнести тяжёлые сумки в мою комнату, а потом пойти к нему. Но в тот день ничего не получилось. Я не успела поставить сумку и раздеться, как очутилась в его объятьях.

– Красавица моя, как я скучал без тебя, как мне было тоскливо и одиноко, словно солнце исчезло из моей жизни, будто луна спряталась за тучи, – горячо шепчет он, прерываясь между поцелуями.

– Я тоже скучала, Рустам, очень, – я со своим экономическим образованием не могу говорить так красиво и витиевато, как он, а мне так хочется выразить всю глубину моих чувств. И, не находя для него слов, я покорно отдаю себя.

– Я хочу, чтобы ты стала моей, слышишь, Даша, только моей!

Он отрывается от меня, смотрит в глаза, удерживая лицо в ладонях.

– Да, – проговариваю я, нервно сглатывая.

– Ты ведь понимаешь, о чём я говорю? Я знаю, у тебя никого не было до меня. Я обещаю быть нежным и чутким, я хочу любить тебя.

Вместо ответа дрожащими руками расстёгиваю кофточку.

Я, любительница женских романов и слезливых мелодрам, примерно представляла, что и как происходит между мужчиной и женщиной. Если обобщить всё, мной прочитанное, увиденное и услышанное от подруг, я должна была ощутить фейерверк восхитительных эмоций.

Я не ощутила ничего, подобного ожиданиям. Точнее, моё тело не испытало никакого фейерверка, как я ни прислушивалась к нему. Была боль, вполне терпимая, было ощущение тяжёлого мужского тела. Всё. Ничего, похожего на то, что подруги называли «разрядка, оргазм, кончить», я не испытала. Не испытало моё тело. Потому что душа обрела положительных эмоций сполна. Я получала удовольствие только от того, что смогла подарить наслаждение ему. То, что я это сделала, для меня не было сомнений, и это было главное для меня. Зачарованно наблюдала, как меняется его лицо, замирала от восторга, слушая его порывистое дыхание, а его слова «я люблю тебя», произнесённые хриплым шёпотом, позволяли испытать нечто подобное так называемому «оргазму».

Разбудить мою чувственность ему удалось примерно через месяц. Я перестала ощущать себя скованной, моё тело научилось не только доставлять, но и получать удовольствия. «Какая же ты страстная и несдержанная, тебе нужно научиться держать себя в руках» – теперь часто повторял Рустам, хотя ничего не имел против моей несдержанности. У нас словно снесло крышу. Хотелось быть вместе в любую минуту. Это подогревалось тем, что мы не могли быть вместе так часто, как хотелось. Но если это происходило, благодаря моей всё понимающей соседке, мы забывали обо всём на свете. Иногда даже о предохранении. И через три месяца такого общения, в апреле, я поняла, что беременна. Если быть точной, первой поняла Светка.

– Ты ему уже сказала? – прозвучал её неожиданный вопрос, когда я вышла из ванной, куда убежала от запаха яичницы.

– Не поняла: кому и что я должна сказать? – я уставилась на подругу, прижимая к лицу мокрое полотенце.

– И что же тебе непонятно? Ты должна сказать Рустаму, что беременна, – спокойно поясняет Света.

– Я?! Я беременна?!

– Ну не я же! Ты что, сомневаешься? Тогда вот, – она протягивает мне какой-то пакетик, который вытащила из своей аптечки, – Он уже, наверное, просроченный. Но если тебе мало доказательств, сама сходи в аптеку, купи новый.

Я дрожащими руками беру у неё тест на беременность и снова скрываюсь в ванной. Ещё до того, как появились две полоски, я всё понимаю.

– Я сегодня снова ночую у Татьяны, – сообщает Светка, – Можешь устроить романтический вечер и преподнести своему Ромео новость. Интересно, как он отреагирует? Расскажешь завтра?

– Хорошо. Спасибо, Света, – рассеянно говорю я.

Мне и самой интересно, как он отреагирует. Мы не говорили о будущем, не строили планы. Он всегда пользовался презервативами, которые, правда, то соскакивали, то рвались, то, в порыве страсти, забывались на тумбочке. Но, тем не менее, если он ими пользовался, значит, не планировал детей. А я? О чём думала я? Что, если он скажет: мне не нужны дети? Что мне делать? Ехать к тётке со своим ребёнком? Восьмой человек на её пятидесяти квадратных метрах – это перебор.