Текст книги "Сказители"

Автор книги: Лао Шэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Сюлянь появилась в розовом халате с букетом полевых цветов. Она шла с гордо поднятой головой и трогательно улыбалась, а когда стала подниматься к церемониальному возвышению, некоторые из присутствующих зааплодировали. В толпе пестро и вульгарно разодетых людей она была похожа на скромный полевой цветок.

Жених и невеста шли позади всех. Циньчжу виляла задом, и бренчала браслетами, а жених гордо вышагивал радом, демонстрируя всем свои сапоги со шпорами.

С их появлением люди в зале оживились. Золотой Зуб заранее договорился, чтобы друзья кричали ему здравицы, и те действительно постарались. Одни аплодировали, другие бросали в них горох и разноцветные ленты серпантина. После завершения церемонии жених и невеста поклонились друг другу, и народ дружно закричал: «Поцелуйтесь!» Они поцеловались. Все это должно было означать, что их любовь, после такого представления при всем честном народе, полностью искупила прошлые грехи.

Жених вручил невесте кольцо, два браслета, инкрустированных бриллиантами, и вдобавок ко всему американскую золотую авторучку лучшего качества.

Свидетелем с его стороны выступал некий бывший соратник, который и произнес речь. Слова такого оратора, конечно, нельзя было отнести к высокому стилю, но слушатели долго аплодировали. А затем начались всевозможные скабрезности и непристойности. Гости орали во всю глотку, требуя от жениха доложить историю своей любви.

Сюлянь нездоровилось, ребенок в животе непрерывно толкался. В помещении было полно народу и ужасно душно, ей не хватало воздуха. Циньчжу с самыми добрыми намерениями пригласила ее быть свидетельницей, поэтому нужно было во что бы то ни стало поддержать ее, продержаться хотя бы до конца церемониала. На лбу у нее выступили крупные бусинки пота. Сюлянь стояла вытянувшись, не смея пошевелиться и не позволяя себе проронить ни звука. Вдруг в глазах у нее потемнело, и она упала на пол, потеряв сознание.

Очнулась Сюлянь у себя в комнате, на кровати. Рядом сидел отец, бледный, весь разом осунувшийся, со странным блеском в глазах.

Он долго не мог произнести ни слова. Наконец облизал пересохшие губы.

– Кто это? – спросил он, с трудом превозмогая себя. – Кто?

Сюлянь безучастно в двух словах рассказала все как было. Она сразу успокоилась. Открыв свою тайну, она почувствовала облегчение. Теперь ребенок, который толкался у нее в животе, не так мозолил людям глаза.

Баоцин не стал корить ее. Он только покивал головой, похлопал ее по плечу и ушел. Но на душе у него все кипело. Ну и подлая тварь этот Чжан Вэнь! От злости он готов был живьем содрать с него шкуру. У него и в мыслях не было, что этот тип воспользуется моментом и опозорит его дочь!

Он встретил Чжан Вэня в чайной, куда тот часто ходил после обеда. Завидев его, Баоцин понял, что все рассказанное Сюлянь – чистейшая правда. Чжан Вэнь встретил его с улыбкой, но не осмелился посмотреть ему прямо в глаза.

– Как ты собираешься поступить? – спросил Баоцин без обиняков.

– Как поступить? – переспросил Чжан Вэнь. Баоцин больше не мог себя сдерживать и размахнулся, чтобы ударить этого типа с напомаженной головой. Чжан Вэнь стремительно увернулся в сторону и сунул руку в карман. На Баоцина было направлено дуло пистолета. От злости и от страха на его лице появился нервный тик.

– Ты, старое барахло, если еще раз посмеешь потревожить меня, – Чжан Вэнь медленно цедил слова сквозь зубы, – я тебя прикончу, как крысу.

Баоцин подумал секунду, глубоко вздохнул и тотчас же принял решение. С улыбкой на лице он сказал громко, так, чтобы все в чайной могли услышать:

– Стреляй, я и так уже стар. Когда ты еще находился в утробе матери, я уже скитался по стране, зарабатывая, как умел, себе на хлеб. – Он медленно подошел к бандиту, его черные глаза уставились прямо в лицо Чжан Вэня. – Стрелой, подлец, стреляй.

Чжан Вэнь опешил. Такого отпора никто еще ему не давал. Когда он прежде пугал кого-нибудь пистолетом, большинство терялись от страха. Обычно, не раздумывая ни секунды, он тут же и расправлялся с жертвой. Баоцин же открыто бросил ему вызов. Чжан Вэнь убил немало людей, однако не хотел даже по злобе убивать при таком количестве свидетелей.

Он опустил пистолет, наклонил голову и засмеялся Баоцину прямо в лицо.

– Как же я могу убить своего тестя? Я не такой человек.

– Как ты собираешься поступить? – строго спросил Баоцин.

– Слушаю ваши указания, хозяин Фан.

– Ты собираешься жениться на ней?

– Я, конечно, хочу, но не могу.

– Почему?

– Это уже мое дело, старый. – Чжан Вэнь, покачав головой, сделал шаг в сторону выхода. – Не могу, и все. Находясь на службе у правительства, нельзя жениться. Ты что, не знаешь этого?

– Не смей больше переступать порог моего дома.

– Чжан Вэнь засмеялся. Он щелкнул пальцем и сплюнул на пол.

– Когда захочу, тогда и приду.

Баоцин вспомнил, что Чжан Вэнь больше всего любил деньги. Может быть.

– Сколько хочешь? – спросил он, не отрывая взгляда от подонка. – Сколько хочешь, у меня есть деньги.

– Деньги мне нужны, старый, – сказал, смеясь, Чжан Вэнь. – Но человек мне тоже нужен. Теперь она моя, она меня любит. Я ее муж, не веришь, можешь спросить ее.

У Баоцина от злости помутился рассудок.

– Сволочь, – закричал он. – Разрази тебя гром, чтоб ты подох не своей смертью.

Чжан Вэня это стало забавлять.

– Нехорошо ругаться, старый. Осторожность никогда не помешает, когда дело имеешь с властями. Твой хороший друг Мэн Лян уже успел вкусить всю прелесть этого. Он думал, что сможет скрыться, но попался. Ну как? Раскинь мозгами. Ребенок в животе Сюлянь мой. Как я с ней поступлю, дело мое и тебя не касается. Не беспокойся. Я не буду относиться к ней плохо. Если все это возьмешь в толк, то и к тебе я буду относиться неплохо. – Он потрогал свою напомаженную, гладко уложенную прическу, закурил сигарету и не торопясь вышел.

Баоцин, сам не свой, словно лунатик, еле добрался до дому и прямиком направился в комнату Сюлянь. Ей не хотелось разговаривать. Что бы он ни спрашивал, она только улыбалась и отрицательно качала головой.

– Как же это ты? Эх, как же ты позволила ему себя опозорить? – доискивался Баоцин. Он чуть не сошел с ума. Лоб его горел, ныло сердце. – Скажи мне, как... как это случилось? – умолял он. Баоцин протянул руку, чтобы погладить ее, но передумал. Все это время она продолжала смотреть на отца с еле заметной улыбкой.

Баоцин не обратил внимания, как вошли тетушка и Дафэн. Он видел лишь лицо Сюлянь, ее тонкие губы были плотно сжаты, в глазах таилась какая-то трудно уловимая безысходность. Шлеп! В лицо Сюлянь попал огромный липкий плевок. Баоциы вскочил. Он схватил двумя руками жену и вывалок ее из комнаты. За дверью он отвесил ей оплеуху и вернулся обратно. Дочь хоть и забеременела, но плевать в нее непозволительно.

Дафэн вынула платок и вытерла Сюлянь лицо.

– Скажи-ка мне, – сказала она с мольбой.– – Почему бы не рассказать о своей беде? Тогда станет легче.

Сюлянь закрыла лицо руками и заплакала.

– Что ты собираешься делать? – снова спросила Дафэн. – Пойдешь с ним? Ты в самом деле его любишь?

– А что я еще могу поделать? – сказала Сюлянь, совсем убитая. – Как я могу дальше здесь оставаться, если мать вот-так ко мне относится?

– А он женится на тебе? А если да, то сможет ли тебя содержать? Он вообще-то надежен?

– Не знаю, откуда я могу знать? Я увидела его и совершенно потеряла голову. Как он хочет, пусть так и будет. Может, это и есть любовь? Очень печально, но ничего не поделаешь.

– Он в самом деле тебя любит? Я не понимаю, что значит любовь, не понимаю ту любовь, о которой ты говоришь. Он относится к тебе так же, как ты к нему?

– Я не знаю, не знаю. – Сюлянь сжала кулаки и застучала ими по кровати. – Я ничего не знаю. У меня и тяжело на душе, и вроде бы нет. Не пойду к нему, куда еще идти? Не пойти – значит стать низкой тварью и опозорить всю семью. Пойти – ждать хорошего не придется.

Немного погодя Дафэн сказала Баоцину, что Сюлянь думает отправиться к своему возлюбленному. Баоцину ничего не оставалось, как согласиться. Он подумал о своей работе. Все кончено. Кто может заменить Сюлянь? Циньчжу вышла замуж и тоже ушла! Он вспомнил, что может на пару с Сяо Лю выступать с сатирическими диалогами, как конферансье. Может быть, это выход?

Он спустился вниз и вошел в зал. В тот же вечер они попробовали себя в новом жанре, однако успеха не имели.

После представления Баоцин тут же у входа нанял сторожа с пистолетом и велел ему ни под каким видом не пускать Чжан Вэня. Он купил замок и запер Сюлянь. Чжан Вэня он не боялся. Еще посмотрим кто кого, даже если тот станет в него стрелять.

Глава 25

Через неделю к Баоцину ввалилось шестеро вооруженных парней. Они поднялись на второй этаж и взяли его под стражу. Потом пришел Чжан Вэнь, свернул замок с двери комнаты Сюлянь и велел ей идти вместе с ним.

Сюлянь при виде Чжан Вэня и плакала, и смеялась. Но, увидев пистолет и свору его людей, она осталась сидеть на кровати, не в силах двинуться с места.

– Сюлянь, пойдешь со мной, – сказал Чжан Вэнь в приказном тоне. Лицо его было мертвенно-бледным.

Она не шелохнулась.

– Пошли, возьми с собой все свои вещи и украшения. – Он говорил приказным тоном. Его резкий голос резал слух.

Она по-прежнему не двигалась.

Он занервничал.

– В чем дело? Что с тобой?

– Я должна попрощаться с отцом, ты не должен пугать его пистолетом, – сказала Сюлянь. Она уже приняла решение.

– Ты ведь мой человек. – Чжан Вэнь встревожился.

– Я твой человек, и ребенок твой. – Сюлянь показала на живот. – Только я не могу просто так уйти, я должна сказать об этом отцу. Он... он мой... – Она закусила губу.

– Пошли, – торопил Чжан Вэнь, – нечего болтать ерунду! Тратим время зря! Забирай свои украшения.

– Я пойду с тобой, и украшения не забуду. Но я обязательно должна сказать об этом отцу. Ты можешь пугать его пистолетом, я не могу.

– Отдай мне сначала украшения, – нервничал Чжан Вэнь.

– Нет. Я сначала должна увидеться с отцом.

– Ладно, иди.

Сюлянь не помнила, как она вошла в комнату отца.

Баоцин был предельно спокоен, как будто ничего не произошло. Он сидел на стуле. Двое парней стояли напротив, наставив на него пистолеты. Он безучастно посмотрел на Сюлянь, лицо его не выражало никаких чувств, будто то, что случилось, не имело к нему никакого отношения.

Она сделала несколько шагов, а потом, уже не контролируя себя, бросилась к отцу. Сюлянь многое хотела бы ему поведать, да не могла вымолвить ни слова. Она стала перед ним на колени и заплакала. Наконец, не переставая всхлипывать, она с большим трудом выговорила:

– Папа, напрасно ты меня любил. Отпусти меня, я не могу не пойти.

Баоцин не мог ничего сказать. Его руки крепко сжимали стул и дрожали. Неожиданно он холодно усмехнулся и сказал:

– Иди, иди, иди. Когда девушка вырастает, ее не удержишь. Иди.

Подошел Чжан Вэнь. Не посмотрев на Баоцина, он схватил Сюлянь за руку:

– Пошли.

Она взяла одежду, украшения и, опустив голову, вышла вместе с Чжан Вэнем. Уже за воротами она глянула на небо. Там, в вышине, летела птица. И Сюлянь подумала: как ни говори, а я все же стала свободной, как та птица.

Чжан Вэнь привел ее в маленький переулок, где все дома были разрушены бомбежками. Тем не менее кое-где в развалинах еще ютились люди. У одних домов отвалилась стена, у других снесло крышу. В небольшой развалюхе нашлась маленькая комнатка, похожая на спичечный коробок. Одна стена от взрыва покосилась и отошла от потолка, отчего в комнате было удивительно светло. В ней стояла бамбуковая кровать, два бамбуковых стула и бамбуковый стол.

– Вот это и есть наш дом, – сказал Чжан Вэнь.

Сюлянь пришла в ужас. Уж очень страшной выглядела эта комнатка, всюду бегали крысы, ползали клопы. Однако ей не хотелось, чтобы он заметил ее душевное состояние.

– Наш дом не так уж плох, – сказала она. Сюлянь надеялась, что Чжан Вэнь будет относиться к ней хорошо и скрасит горечь разлуки с отцом.

На кровати лежал сверток, который она принесла с собой. В основном это были чулки да туфли. Вспомнив, что в кармане есть кое-какие драгоценности, она их вынула и положила на ладонь.

– Возьми, мне они ни к чему.

При виде золота его глаза загорелись. В знак благодарности он обнял ее.

Они обсудили, как убрать комнату. Сюлянь высказала множество всяких идей. Комнатка маленькая, как игрушечная. Надо хорошенько ее прибрать на тот случай, если придут знакомые н нужно будет угостить людей чаем. Сюлянь собиралась начать новую жизнь. Когда будет комната побольше, переедем туда. Эти мысли радовали ее, и печаль на ее лице постепенно рассеялась. Даже в комнате, похожей на коробок, где отсутствует часть стены, тоже можно жить.

Они пошли пообедать в маленький ресторанчик, после чего Чжан Вэнь поделался с ней своими планами. Лучше всего каждый день питаться вне дома, сказал он. На это денег должно хватить. Комната уж больно мала; если в ией еще и готовить, то вообще негде будет повернуться. Чжан Вэню не хотелось, чтобы в комнате, где они спят, пахло кухней. Сюлянь в душе одобряла это, поскольку не умела готовить. Хорошо бы всегда питаться на стороне. А драгоценности пусть продаст, вот и будут деньги. Совсем не дурно. Сюлянь обрадовалась.

Они отправились за покупками и приобрели комплект толстых одеял с сычуаньской вышивкой и две подушки. Теперь комната стала выглядеть немного приличней. Новые одеяла были очень красивы. На лице Сюлянь появилась улыбка, стало как-то веселей на душе.

Дни бежали очень быстро. Жизнь текла как маленький чистый ручеек, берега которого были покрыты полевыми цветами. Журча, она протекала мимо. В маленьком царстве Сюлянь тоже светило солнце и веял легкий ветерок. Она не обращала внимания на ужасающий запах плесени, смрад от помоев и трупов, на шнырянье огромных крыс. Когда Чжан Вэня не было дома, Сюлянь вязала одежду для будущего ребенка, прибирала комнату. Она напевала мелодии из сказов, которые когда-то исполняла, гладила увеличивавшийся день ото дня живот и испытывала несказанную радость. Будет ребенок, какое счастье!

Чжан Вэнь был доволен своей пленницей, его друзья часто приходили посмотреть на нее. В подобных случаях невеста, которая не была официально замужем, оказывалась в довольно затруднительном и щекотливом положении. Отец никогда прежде не разрешал ей с кем-либо общаться, поэтому она не знала, как принимать гостей. В маленькую комнатку разом набивалась целая ватага мужчин, она была среди них единственной женщиной. Они считали, что все исполнительницы сказов под барабан – девицы дурного поведения, и, естественно, не могли относиться к ней как к порядочной женщине. Как только они приходили, Сюлянь охватывал страх, она боялась и слово вымолвить. Если проявить вежливость, но отнестись к гостям прохладно, они будут недовольны, и Чжан Вэнь устроит ей скандал. Если оказать им теплый прием, Чжан Вэнь с ума сойдет от ревности и все равно обрушится на нее с бранью. Публика приходила большей частью распущенная. Достаточно было Чжан Вэню отвернуться, как они пускали в ход руки. Тесная комнатенка, полно народу, как тут увернешься?

В тот же день, когда Чжан Вэнь увел Сюлянь, тетушка Фан перевезла Дафэн и Сяо Лю к себе. Она хотела, чтобы внук находился при ней, это ее тешило. Что же до Сюлянь, то пусть живет как хочет, ее это не волновало. Тетушка всегда считалась с реальностью. Если с девушкой случилась некрасивая история, ничего особенного в этом нет. Может, ей самой так хочется. Муж болван, сам виноват, что так получилось. У нее появился внук, есть и вино, а остальное – пропади оно пропадом.

В последнее время Баоцин был молчалив и замкнут. Его охватила тоска. Он перестал огрызаться, когда его ругала жена. Если кто-нибудь спрашивал про Сюлянь, он говорил, что она нездорова, или переводил разговор на другую тему, нахваливал внука. Друзья щадили его и никогда не вели ненужных расспросов. Однако встречались и бестактные люди, которых раздирало любопытство.

Баоцин по ночам ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. С уходом Сюлянь в доме стало как-то пусто. Как она его огорчила! Когда его обманывали другие, он еще мирился с этим, но как могла Сюлянь, его любимая дочь, так поступить? Этого он вынести не мог. При одной мысли о ней сердце у него болело, будто его кололи ножом.

Он не относился к числу тех, кто сгибается под

ударами судьбы. Баоцин понимал, что, может быть, всю жизнь будет страдать, но от ответственности за судьбу дочери не откажется. В любой момент он готов отдать все свои силы, чтобы помочь ей. Рано или поздно Чжан Вэнь если не бросит ее, так продаст. Он должен найти Сюлянь, знать каждый ее шаг и, если потребуется, спасти ее. У Баоцина не хватало сил идти против Чжан Вэня и его банды напролом, но он мог в нужный момент подать своей дочери руку помощи. Пришлось потратить известную сумму, чтобы разузнать, где они поселились. Приходившие с донесением люди подробно рассказывали о сложившейся ситуации и даже весьма красочно описали, как выглядит их дом, как Сюлянь там устроилась и прибралась, как к ней липнут дружки Чжан Вэня.

Баоцин представил, как Сюлянь сидит в своей развалюхе, и у него защемило сердце. Чтобы снять нормальное жилье, деньги были, но перспектива вновь вести переговоры с Чжан Вэнем – этим негодяем и подонком – отбивала всякую охоту что-либо предпринимать даже ради дочери.

Лучше было бы все забыть. Но как? Сюлянь была частицей его самого. Баоцин ненавидел Чжан Вэня, но, когда ему было особенно тошно, он не мог выкинуть из головы выросшую у него на руках дочь. Он хотел все свои надежды и чувства перенести на внука. Но каждый раз, нянча на руках толстопузого мальчугана, он невольно начинал нервничать, вспоминая, что Сюлянь беременна и вскоре у него появится еще один внук – ребенок Чжан Вэня!

Он всячески пытался забыть Сюлянь и ее кавалера. Были неотложные дела и поважнее. Предстояло продумать, как вызволить Мэн Ляна. С этими мыслями он обычно вставал, и в нем сразу же вспыхивала ненависть. Даже если у него останется всего лишь один фынь, последний вдох, последнее усилие, он все равно будет думать, как спасти друга – настоящего друга Мэн Ляна. Он давно предупреждал Баоцина о Сюлянь, теперь остается лишь пенять на себя. Жаль, что не понял тогда ничего. Мэн Лян во многом ему помог, вдохновлял его, предоставил возможность послужить отечеству.

Теперь мысль о спасении Мэн Ляна зажгла в душе Баоцина новое пламя. Он перестал чувствовать себя беспомощным, уже не печалился, как раньше, а всей душой, всеми помыслами обратился к новой цели своей жизни. Он всюду ходил, разузнавал, обращался к чиновникам, тайным агентам, везде платил, выясняя, куда, в конце концов, могли упрятать Мэн Ляна.

От вопросов Баоцина чиновники невольно вздрагивали, испытывая явный страх.

– Лучше в это дело не вмешиваться, – предупреждали они.

По их поведению можно было понять, что он напрасно тратит силы.

Некоторые прямо ему говорили, что бегать по поводу этого странного писателя может только сумасшедший. Только теперь он понял, что даже его близкие друзья и соратники ничем ему помочь не могли. Вопрос упирался в местную власть. Чиновники преподали ему урок, не осмеливаясь называть вещи своими именами. Они крутили вокруг да около, напуская туман так, что трудно было в чем-либо разобраться. Один человек ему сказал:

– В военное время только те, у кого есть оружие, имеют власть. Когда гремят выстрелы, гражданские чиновники перестают быть в почете.

Баоцин, приняв все это к сведению, отправился искать тех, у кого было оружие. Он нередко выступал с частными концертами в кругу офицеров и со многими из них был знаком. Они были весьма обходительны, отмечали его талант. Вот теперь-то они могут пригодиться, нужно только поискать. Услыхав просьбу Баоцина, эти люди, как правило, ссылались на занятость или, в лучшем случае, для переговоров с ним посылали вместо себя своего секретаря. Вскоре Баоцин у не нужно было даже раскрывать рта, поскольку их ответы стали уже стереотипными: «Драматурги, писатели – люди ненадежные. Вообще-то пора с ними разделаться, чтобы меньше было хлопот». Как-то раз один офицер в высоком чине с любопытством посмотрел на Баоцина и зло спросил.

– Тебе что, жить надоело, смерти решил поискать? Пой-ка лучше свои сказы, старик! Драматургом больше не занимайся. Пусть он лучше будет в тюрьме.

Баоцин поклонился и вышел. Он ничего не мог поделать. Правы в мире так изменились. Китайцы с древнейших времен уважали письменное слово, даже танский император Сюаньцзун не смел обижать поэта Ли Бо. А ныне военные осмеливаются хватать ученых и сажать их в тюрьму. Не исключено, что Мэн Ляна уже нет в живых. Его внезапно охватил страх. Баоцин остановился. Что же это за правительство? Разве у нынешнего вождя меньше мудрости, чем у Мэн Ляна? Он торопливо оглянулся по сторонам, боясь, что кто-нибудь сможет прочитать его мысли, и ускорил шаг.

В тот же день, вечером, Баоцин отправился на поиски тех друзей Мэн Ляна, что бывали в театре. Они поведали ему что тоже разыскивают Мэн Ляна, в надежде вызволить его, но пока так и не могут узнать, где его держат. Считали, что он еще жив. Большего они и сами не знали. Возникла идея дать объявление в газете о розыске и подождать, не откликнутся ли те, кто знает его местонахождение. Но цензура такого объявления не пропустила. Однако они не падали духом, нужно было продолжать поиски. Один молодой человек отвел Баоцина в сторону и сказал:

– Не следует действовать слишком откровенно, иначе все будут знать, что мы хотим его спасти, а тогда агентура, вполне возможно, захочет с ним покончить. С другой стороны, если мы не мобилизуем в его защиту массы, надежд на его спасение не будет никаких. Сейчас необходимо быть крайне осторожным.

Баоцин мало что из этого понял. Он лишь усвоил, что этот молодой человек хочет, чтобы он, Баоцин, не лез напролом, боясь, что это может повредить Мэн Ляну.

Ночью он лежал на кровати и не переставал думать. Дело было и в самом деле сложным. Прежде ему казалось, что для того, чтобы воевать, нужно обязательно иметь силу. Если бы в Китае каждый человек был сильным и крепким, то наверняка можно было бы победить Японию, после чего в Поднебесной воцарился бы покой, и все бы зажили в свое удовольствие. Он потер бритую голову. Но все, очевидно, значительно сложнее. Японию еще не победили, а сами-то до чего докатились! И в каком положении оказался Мэн Лян! Мэн Лян всем сердцем призывал людей любить свою страну, всем сердцем хотел, чтобы страна была богатой и могучей, а власти запрятали его в тюрьму, А Чжан Вэнь, этот негодяй, гуляет на свободе. Что же это за мораль?

Он лежал ничком, уткнувшись лицом в подушку. Чего ради, собственно говоря, тратить усилия и думать об этом. Ему хотелось заснуть и забыть обо всем. И так голова раскалывается, зачем еще растрачивать свои душевные сипы? Лучше всего, как жена, быть с придурью и целыми днями ходить пьяным. Только она могла в такие времена чувствовать себя легко и свободно. Вот уж кто действительно жил без печали и забот.

Баоцин находился в полном изнеможении, и у него просто не было сил волноваться и о чем-либо думать.

На следующий день, утром, он поднялся очень рано. Настроение у него улучшилось, да и бодрость восстановилась. Удивительным свойством все-таки обладает сон. Он жив, с ним осталась его способность работать. Жизнь стала казаться ему не такой уж плохой. Он взял на руки внука. Малыш расплылся в улыбке я от удовольствия затукал.

Баоцин посмотрел на жену, она сидела на стуле, рядом с ней стояла бутылка вина.

– Бабушка, – сказал Баоцин с горькой усмешкой, – до чего же ты счастливая!

– Я-то? – переспросила жена, лузгая семечки. – Если бы я действительно была счастлива, то не родилась бы в такие годы.

Баоцин совершенно не ожидал услышать такое. Ого, оказывается, н она иногда шевелит мозгами.