Текст книги "Сказители"

Автор книги: Лао Шэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Первые несколько дней все было очень неплохо, – начала Дафэн, – Муж относился ко мне хорошо, а потом командующий Ван узнал, что мы поженились, н стал ревновать. Он его вызвал к себе и сказал: «Хорошо же! Когда я хотел ту певичку, ты мне не смог ее раздобыть, а сам себе все-таки нашел жену! Сволочь! Ладно же, я тебя проучу». Когда он входил в раж, становилось страшно. Все, кто находился в его резиденции, старались не попадаться ему на глаза. В такие минуты даже госпожа Ван и та его боялась. Потом, увидев меня, командующий заявил, что меня нужно поделить между ним и мужем. Раз я из актерской семьи – а там нет ни одной порядочной девицы, – то ему это, мол, даже понравится. – Дафэн заплакала. – Он так и сказал, что я от рождения потаскушка и наверняка буду рада, если у меня будут двое мужчин.

Тетушка заохала от злости.

– Говори дальше, что еще было, все говори.

Дафэн вытерла слезы и продолжала. Она просто вся измучилась, не зная, что делать. Ей казалось иногда, будто муж добровольно хочет отдать ее старику. С другой стороны, сам муж порой начинал ужасно ревновать. Оказывается, командующий припугнул его, обещав вместо сладкой жизни в резиденции вернуть его в армию на военный паек и назначить командиром взвода. Однажды командующий, воспользовавшись тем, что мужа не было дома, пришел к ней домой и стал было к ней приставать, но она ему ничего не позволила.

Когда муж вернулся домой, он решил, что старик сумел овладеть ею. Дафэн убеждала, что между ними ничего не произошло, но он не поверил, обозвал ее проституткой, обвинив в том, что она готова спать с любым. Чем больше она пыталась объяснить ему происшедшее, тем больше он распалялся. Каждый день командующий Ван посылал своего адъютанта куда-нибудь по делам, а сам спешил к Дафэн. Дальше становилось все хуже и хуже. Дафэн продолжала:

– А что я могла поделать? Обмануть мужа – значит потом маяться всю жизнь. Быть ему верной – он потеряет место. В общем, в любом случае муж во всем обвинил бы меня.

Каждый вечер, когда адъютант Тао возвращался домой, он жестоко ее избивал. Что бы она ни говорила, все было без толку. Офицер Тао ничему не хотел верить.

Не добившись своей цели, командующий Ван потерял терпение. Он лишил адъютанта Тао его должности и велел ему немедленно отправляться в действующую армию.

Однако Тао не собирался возвращаться в армию. Тем же вечером, собрав кое-какие вещи, он задумал бежать, Дафэн тоже стала собираться. Она заявила, что поедет с ним куда угодно. Ведь у мужа и жены должно быть именно так. Как говорят, вышла за петуха – иди за петухом, вышла за собаку – иди за собакой. Адъютант Тао, услыхав ее слова, рассмеялся и с размаху так сильно ударил ее по заду, что она упала на кровать. Тут он ей и сказал все как есть. Он давно уже женат, и у него есть дети. Их же женитьба вообще ничего не стоила. Ей лучше всего возвратиться домой к матери. И лучше начисто забыть обо всем, что между ними произошло.

– Вот собачий выродок, выкормыш проститутки... – кричала тетушка. Остальные молчали. Дафэн снова заплакала. Всхлипывая, она сказала, что адъютант Тао продал ее драгоценности и все дорогие вещи. Все, что она принесла с собой обратно, это ребеночек, который шевелится у нее в животе.

Баоцнн лишь теперь окончательно пришел в себя.

– Старший брат говорил верно, – сказал он медленно, – актеры добром не кончают.

Сюлянь взяла Дафэн за локоть.

– Пошли ко мне в комнату, вытрешь лицо. – Она быстро добавила: – Попудришься, накрасишь губы – и станет легче.

Дафэн робко улыбнулась в ответ, и в ее глазах появилось тепло.

– Правильно говоришь, сестрица. Что толку плакать о том, чего уж не вернешь?

Глава 18

Семейство Тан спешило воспользоваться болезнью Баоцина и урвать побольше денег. Они рассчитали, что со смертью Тюфяка Баоцин и Сюлянь лишились аккомпаниатора. Если они не думают сменить профессию, то должны попроситься к ним в труппу и прибегнуть к помощи Сяо Лю. В этом случае семья Тан запросит приличную сумму. Если же семейство Фан решит сменить профессию, то лучше и быть не может. Таны смогут единолично захватить Поднебесную, у них исчезнет основной конкурент. Они были беспредельно рады такому положению вещей и торопились как можно быстрее вернуться в Чунцин, чувствуя себя так, будто их карманы уже были отягощены тугими пачками денег.

Обстановка в Чунцине изменилась. Страна вела упорную борьбу с агрессором. Бремя войны оказалось чрезвычайно тяжелым. Кошелек у простолюдинов давно опустел. Кучка аферистов и спекулянтов сколачивала себе капитал на бедствиях страны. Стоимость жизни неимоверно возросла. У простых людей если и были на руках бумажные купюры, то на них все равно мало что можно было купить. В этих условиях некоторые продолжали вести праздный и разгульный образ жизни. Народ роптал.

Чтобы ограничить развлечения, власти издали указ сог ласно которому В Чунцине разрешалось функционировать т ольк о пяти театрам, четырем кинотеатрам и одному залу народных сказов.

У Баоцина была хорошая репутация в городе, исполнял он сказы о войне сопротивления, и свой театр ему в конечном итоге удалось сохранить. В это время он еще находился в Наньвэньцюане, соблюдая траур по брату.

Для семьи Тан удар оказался роковым. Свой театр сказов, бывший почти в руках, уплыл у них из-под носа. Они решили, что Баоцин где-то их обошел, и потому их театр прикрыли. Тан Сые с женой примчались в Наньвэньцюань, чтобы свести счеты с Баоцином, который все еще был нездоров.

Когда они ввалились в дом и разом заговорили, он, полузакрыв глаза, лежал в постели, подложив под спину подушку. Температура еще не спала, и не было сил слушать незваных гостей. Тан Сые, размахивая руками, устроил целый спектакль. Баоцин, бледный, глядел на них, грустно покачивая головой.

– Эх, – он с трудом выговаривал каждое слово. – Я больной человек. С тех пор как умер брат, я не вставал с постели. Как я мог навредить вам? Поставьте себя на мое место и подумайте. Брат скончался, дочь ушла от мужа, столько печальных дел, я думаю больше не заниматься искусством. Зачем мне еще с вами скандалить, чего делить?

Тан Сые, вытаращив глаза, смотрел на жену. Мясистое же лицо тетушки Тан таило злорадство под фальшивой улыбкой. Она глянула в сторону мужа и едва заметно кивнула головой, что служило сигналом к смене тактики.

Тан Сые тут же заговорил вкрадчивым, елейным голосом:

– Старый друг, если вы не будете выступать, как же быть остальным? Сяо Лю мечтает аккомпанировать вам на трехструнке. Целыми днями он только и думает об этом. Вы должны подумать о нем и моей дочери. Вы не можете хладнокровно смотреть, как они голодают.

– Есть еще и мы двое, – заголосила тетушка Тан. – Жить как-то надо. Денег больше нет, цены снова поднялись, вы не мажете бросить нас на произвол судьбы.

– Ладно. Когда я поправлюсь, я к вам зайду.

Тан Сые и тетушка вышли, повесив головы. Не успели они выйти за порог, как Баоцин заплакал. «Ты был прав, брат, – сказал он про себя, – такая у актеров несчастная судьба, не стоит ломаного гроша».

В сумерках он заметил Дафэн, которая с печальным

видом занималась домашними делами. Почему бы не решиться сменить профессию, найти более достойную работу? Подумать только, собственная дочь лишь из-за того, что отец – актер, попалась на удочку негодяю и была вышвырнута вон как сломанная игрушка. Человек не может так жить, слишком несправедливы эти нравы и обычаи. Тем не менее такова реальность, такова награда за его труд. Баоцин вздохнул. Он никогда не совершал сделок со своей совестью, всегда был осторожным и осмотрительным, всегда знал свое место, всегда мечтал создать свою школу и обучить группу настоящих исполнителей сказов. Теперь все было кончено. Все деньги ушли на похороны Тюфяка. Замужество дочери, его болезнь также потребовали больших затрат. Было истрачено все, до последнего гроша, включая последние сбережения. Стоимость жизни была настолько высока, что не работать означало голодать.

С такими мыслями Баоцин с трудом встал с постели, чувствуя, что ему стало лучше. Раз уж полегчало, нельзя сидеть сложа руки. Он уже мог стоять, ходить и принимать решения. Болеть больше нельзя. Через неделю он съездил в Чунцин и обнаружил, что все еще больше подорожало. Никто уже не мог прожить на одно только жалованье. Каждый стремился прихватить что-нибудь на стороне. Ничего бесплатно не делалось. Бойкий язык и улыбки Баоцину уже не помогали. Без солидных затрат дела не делались.

Народ понимал, что деньги ничего не стоили, и, как только они попадали в руки, их немедленно тратили. Никто не хотел делать сбережения.

Баоцин тоже изменился. Он всей душой и помыслами отдавался исполнению сказов, заботам по театру, но былое благодушие его покинуло. Как только выдавалась свободная минутка, он сразу же вспоминал смерть брата, считая, что принес ему несчастье. Тюфяк не хотел заниматься искусством, это он его заставил. Да еще несчастная, брошенная мужем дочь. С утра до вечера она, пасмурная, бродила без дела, когда же было совсем невмоготу, отправлялась к матери, но та постоянно была пьяна."

Баоцин считал, что обязан помочь Дафэн. Он придумывал, как ей угодить, что ей сделать приятное. Случилось несчастье, и положение ее стало хуже вдовьего. Как быть дальше? Эти мысли просто вгоняли его в пот. Только вышла замуж – и такое несчастье. Как тут снова найти мужа? Все эти проблемы спутались у него в голове в один клубок, который невозможно было распутать. Оставалось купить ей что-нибудь для утешения – конфеты, всякие безделушки.

Семья Тан не показывалась. Циньчжу ежедневно приходила на работу и после исполнения своего номера сразу же уходила, никогда не упоминая о родителях. Сяо Лю, как и раньше, аккомпанировал на трехструнке. После представления он, также не проронив ни звука, возвращался домой. Баоцина это настораживало. Семья Тан наверняка что-нибудь затеяла. Он настолько устал, что не было сил даже думать о том, что они в конечном итоге намеревались сделать. Пусть будет, как они хотят, думал он с неприязнью, нет от них покоя! Так проходили дни за днями. Иногда он, чтобы снять волнение, вспоминал пословицу: «Снял сегодня туфли да носки, кто знает, наденешь ли их завтра».

Однажды после обеда Сяо Лю пригласил Баоцина в чайную. Баоцин пошел. Что это сегодня с Сяо Лю? Его лицо, обычно болезненно бледное, покраснело от возбуждения. В последнее время он часто пил вино. Эх, право же, это лучше, чем курить опиум.

Баоцин ждал, когда Сяо Лю первым раскроет рот. Но тот молча уставился на красную бумажную полоску на стене, на которой было написано: «Не обсуждать дела государства», и попивал себе чай. Баоцина это стало раздражать. От напряжения лицо Сяо Лю стало еще краснее.

Братец, – в конце концов заговорил Баоцин первым. – Что у тебя за дело?

В глазах Сяо Лю сквозило отчаяние. Худое лицо стало совсем красным, уголки чувственного рта опустились. На него жалко было смотреть.

– Я так больше не могу, – решился он наконец и с трудом повторил: – Я больше так не могу.

Баоцин не понял.

– О чем это ты, братец? Я не понимаю.

Глаза Сяо Лю покраснели, голос его дрожал.

Я хоть и актер, но у меня есть свое человеческое достоинство. Я больше не могу быть с Циньчжу, она спит с кем попало. Я сначала думал, что это не так важно, но я ошибался. Мне казалось, что мы сможем жить счастливо. Поженимся. Я буду играть, она петь. И жили бы мы неплохо. Я был уверен, что, выйдя замуж, она не будет больше путаться с мужчинами. Вы знаете, какие были соображения у ее родителей? Они ей велели быть со мной и одновременно с другими мужчинами. Этого я вынести не могу. Как я заговорю о свадьбе, они начинают смеяться и спрашивают, смогу ли я ее содержать. Чтобы заручиться ее добрым отношением, я большую часть заработанных денег отдавал им, отчего же я не смогу ее содержать? Я хотел, чтобы Циньчжу была только моей, а она смотрит на меня и говорит: «Чего это ты ревнуешь, все мужчины одинаковы». Как мне быть? – Сяо Лю опустил голову и тихо произнес: – Я сначала думал, что она так поступает потому, что ее вынуждают к этому родители. На самом деле это не так. Мне кажется, что ей нравится так поступать, она прирожденная потаскушка.

– Женщинам стоит только начать – и тогда конец, – сказал Баоцин, не придумав ничего лучшего.

Сяо Лю откашлялся и наконец решился.

– В прошлый раз они с помощью Циньчжу не позволили мне аккомпанировать вам. Они настаивали, и я им поддался. Вы так хорошо ко мне относились, я виноват перед вами. Теперь они снова затеяли недоброе. Они хотят бросить вас и уехать в Куньмин. Говорят, там неплохо идут дела. В городе много народу и нет театров. Они хотят, чтобы я ехал с ними, а я не хочу. Не поеду я!

– Если ты не поедешь, Циньчжу не сможет выступать, – сказал Баоцин. Он сказал не то, что хотел. – Они обязательно придумают что-нибудь, чтобы ты поехал.

– Старший брат, в том-то и дело. Я и пришел к вам, чтобы просить совета. Умоляю, помогите мне. Дело обстоит так. Мы с Циньчжу официально не зарегистрированы, я могу прекратить с ней всякие отношения. – Он еще крепче сжал свои тонкие пальцы. – Когда я с ней порву, семья Тан ничего мне не сможет сделать. Они не будут больше помыкать мной, как хотят. Вот что я придумал. – Сяо Лю, выговорившись, ждал в нерешительности, лицо его стало пунцовым.

– Говори, что ты придумал?

– Только вы на меня не сердитесь.

– Каким образом? Я ведь не знаю, что ты надумал.

– Старший брат, – Сяо Лю не мог оторвать глаз от чайной чашки. – Если бы я нашел другого человека и женился на нем, то мог бы больше не жить вместе с семьей Тан, и они не могли бы ничего со мной сделать.

– Верно, неплохо придумано.

– Спасибо вам большое. Если бы я...

– Что?

– Мне не сказать.

– Говори, мы с тобой ведь названые братья, опять– таки у нас старая дружба.

– Э... я... Я хочу жениться на вашей старшей дочери.

Баоцин опешил. Будто на голову ему вылили ушат холодной воды.

– Мы ведь с тобой названые братья, Сяо Лю. Как же это возможно?

– Я младше вас на десять с лишним лет, – возразил Сяо Лю. – К тому же я так уважаю вас. Я уже думал обо всем этом. Ваша старшая дочь покладиста и очень скромна. Я ни за что ее не обижу. Я люблю ее. Говоря откровенно, я давно хотел на ней жениться, но не смел н заикнуться об этом. Я чувствовал, что вам не хочется выдавать ее за актера, тем более актера на вторых ролях. Я по-прежнему хочу на ней жениться. Она столкнулась с несчастьем, и я буду относиться к ней по-доброму. Я брошу курить опиум н стану приличным человеком. Старший брат, как ни говори, но мы коллеги. Так лучше... Я хочу сказать, что если она выйдет за меня, то это все Ное лучше, чем за незнакомого человека.

Баоцин некоторое время вообще не мог вымолвить ни слова. Заколдованный круг. Актер берет в жены дочь актера, и рождается целая орава неудачников. Этот тип столько времени водился с Циньчжу. Она играла им, обманывала его, а теперь он решил жениться на Дафэн. Можно ли позволить Дафэн выйти за него замуж? Он покачал головой, вспомнив слова, которые говорил Тюфяк: «Век заниматься сказительством – три века маяться».

Сам того не желая, Баоцин произнес эти слова вслух. Сяо Лю уставился на него. Он походил на собачонку, которая ждет, чтобы хозяин бросил ей косточку.

– Я должен посоветоваться с домашними, – сказал Баоцин.

Сяо Лю улыбнулся.

– Лучше побыстрее. Семья Тан хочет, чтобы я уехал с ними на этой же неделе.

Баоцин про себя выругался. Этот ублюдок еще думает что-то у меня вымогать. Что там у него еще припасено, пусть уж -выкладывает все сразу. Он как раз соображал, как бы отделаться от Сяо Лю, когда тот опрометчиво произнес:

– Если вы не согласитесь, я ведь с ними отправлюсь в Куньмин.

Баоцин разозлился и хотел накричать на него. Не понимает доброго к себе отношения, никакой благодарности. Отношения между людьми напоминают игру в шахматы. Ты рассчитываешь обыграть меня, а я – тебя. Чем я виноват перед Сяо Лю? Что за нравы? Остались ли еще честные и благородные люди?

Он придал своему лицу выражение полного равнодушия. Зачем Сяо Лю видеть, как ему не по себе? Если аккомпаниатор уедет, произойдет катастрофа.

В тот же день вечером он обсудил этот вопрос с женой. Хорошо ли выдавать Дафэн замуж за Сяо Лю? Конечно, с ее позиции ничего плохого тут не было. Если что и произойдет потом, она все равно окажется ни при чем. Под предлогом обсуждения серьезного вопроса она отпила несколько глотков.

Баоцин решил поговорить обо всем с Дафэн. Она холодно выслушала его. Сказанное нисколечко ее не тронуло. Лицо ее оставалось бледным, глаза тусклыми. Баоцину показалось, что все ее интересы сводились к одному – найти какого-нибудь мужчину, и дело с концом.

– Но он со мной не развелся, – сказала она.

– Разводиться не нужно. Он уже был женат до тебя. Если посмеет вернуться, я пойду и обвиню его в двоеженстве, – сказал со злостью Баоцин.

– Хорошо, отец. Как ты считаешь лучше, так и поступай. Я сделаю так, как ты скажешь.

Баоцину было противно от такой покорности. Хватит одной только папиной фразы, чтобы она с ребенком в утробе пошла делить постель с другим человеком. Ему было стыдно до ужаса. Видимо, лишь его горячая любовь к старшему брату была хоть как-то оправдана. Во всей семье лишь у него была какая-то мечта. Все остальные находились во власти денег. Дафэн не возражала выйти замуж за Сяо Лю, потому что это могло помочь родителям зарабатывать деньги на жизнь. Он засмеялся.

– Ты смеешься надо мной? – спросила Дафэн.

– Я не смеюсь над тобой, – ответил он полушутя. – Ты хорошая девочка, любишь отца. И все понимаешь.

Так была определена свадьба.

Сюлянь окончательно все надоело. С тех пор как Дафэн вернулась домой, она все время думала о том, как утешить сестру и стать ее хорошим другом. Теперь же она вся сжалась н опечалилась. Если сестра не любит Сяо Лю и тем не менее выходит за него замуж, значит, их отношения почти такие же, как и с Циньчжу, как с потаскушкой? Как это отец мог такое допустить? Его авторитет в ее глазах сильно пошатнулся. Отец хоть и не продал дочь, но все же обменял ее на музыканта– аккомпаниатора. Чтобы получить выгоду, он использовал Дафэн. Чем это отличается от обыкновенной продажи?

– Сестра, – сказала Сюлянь, – какая ты спокойная. Вот так запросто позволяешь отцу распоряжаться своей судьбой?

– А что остается делать?

Сюлянь неодобрительно покачала головой. Она была рассержена, глаза ее горели.

 Уж лучше бы меня украли, чем просто так отдали мужчине. Ты похожа на деревянного человечка – любой как хочет, так тобой и вертит.

– Не говори так. – Дафэн начала злиться. – Красть люден, вот уж не стала бы заниматься такими неприличными делами. Ты думаешь, что я слабая и никчемная. На самом деле это вовсе не так. У меня есть свое собственное мнение, иначе я не дала бы согласия выйти за него замуж. Я хочу, чтобы папа любил меня. Если папа не будет меня любить, тогда мне конец. Выйти замуж за Сяо Лю – значит прикрыть мой позор.

Теперь Сюлянь нечего было сказать. Она удивлялась, что у людей могут быть такие различные взгляды. Как были отличны друг от друга сестра и Мэн Лян. Спустя некоторое время она сказала:

– Сестра, если Сяо Лю посмеет тебя ударить, скажи мне, я помогу тебе с ним справиться.

Семья Тан совершенно взбесилась. Циньчжу ходила просто черная от негодования. В душе она любила Сяо Лю. Ради денег не так уж плохо было побаловаться с мужчинами. Но дома ей нужен был спутник жизни, который был бы с ней всегда вместе. По крайней мере,– его отличали опрятность и добродушие. Другие же мужчины были толстые и злые, грязные и уродливые, всякие. Лишь бы они готовы были платить, и она проводила с ними часок-другой. Все это время она рассчитывала, что они с Сяо Лю рано или поздно будут жить хорошо. Она относилась к нему по-матерински, любила потешить его, проявить заботу в каких-то мелочах, сделать что-нибудь приятное. Ей доставляло радость, когда он был рядом. Конечно, они и ссорились, но в конце концов Циньчжу всегда уступала и отправляла его спать, приговаривая:

– «Пойдем, лапушка, не сердись, мамочка с тобой поиграет».

Но ее прекрасным планам не суждено было сбыться. Цинь чжу решила устроить грандиозный скандал. Она намеревалась сражаться с Дафэн до конца, ей было уже все равно, будь что будет.

Когда Циньчжу влетела в комнату, вся семья Фанов сидела за обеденным столом. Ее распущенные волосы волнами падали с плеч, мрачное лицо осунулось. Увидев Баоцина, она забыла, что – собралась устроить скандал Дафэн, стала размахивать перед ним кулаками и пронзительно кричать:

– Фан Баоцин, выходи, я хочу с тобой рассчитаться, да, да, вот с тобой!

Баоцин продолжал обедать. Дафэн догадалась, зачем пришла Циньчжу, и вообще не смотрела в ее сторону. Баоцин же решил, что незачем скандалить с Циньчжу. Она женщина, да еще и сварливая. Пусть с женщиной дело имеет женщина. Он посмотрел на жену. Тетушка, естественно, начала реагировать на ситуацию. Она не торопясь встала из-за стола и, переваливаясь с ноги на ногу, направилась к Циньчжу. Усиленно размахивая руками, тетушка как будто хотела дать бой Циньчжу. Глаза у нее округлились и блестели, а по лицу блуждала улыбка, не предвещавшая ничего хорошего.

– Циньчжу, что ты хочешь? – спросила она, остановившись перед кипящей от злости девушкой. Устрашенная ее видом, Циньчжу несколько отступила и прикрыла рукой грудь. Но не успела она и рта раскрыть, а тетушка уже начала. Циньчжу предполагала, что она начнет ругаться грязными словами, и приготовилась было отвечать в том же духе, но тетушка не стала метать громы и молнии и не поперла напролом. – Ты знаешь, Циньчжу, – тетушка говорила ласково, но достаточно твердо. – Если ты думаешь работать и дальше вместе с нами, то будь осторожна. Чего это ты беснуешься, как помешанная? Поговорим по-хорошему. Мы не вынуждаем тебя работать с нами. Можем и без тебя обойтись, но, если желаешь, можем и с тобой. Как думаешь?

Циньчжу вообще-то намеревалась устроить семье Фан скандал и не предполагала, что тетушка начнет говорить про выступления. Ясно, что она не вернет домой Сяо Лю, но остальное оставалось по-старому. К словам тетушки трудно было придраться, но Циньчжу все же нужно было сохранить лицо. И она начала ругаться. Она обругала грязными словами Баоцина, Дафэн и Сяо Лю. Тетушка вполне достойно ответила ей тем же, причем так, что Циньчжу решила повторить все сначала, чтобы одержать верх. Выговорившись, она повернулась и собралась уходить. Перед тем как уйти, она сказала тетушке, что по-прежнему будет работать в труппе, а после представления Сяо Лю может заниматься чем хочет, ее это не касается.

Сюлянь была в смятении. Ей не приходилось слышать так много ужасных слов, какие употребляли Циньчжу и мать во время перепалки. Что же это такое? Она всегда думала, что любовь – это что-то чистое, романтичное. Но Циньчжу и мама так грязно ругались, а папа ни словом не обмолвился. Будто для него все это было чем-то вполне обыденным, и он против этого не возражает.

Она посмотрела на отца, потом на сестру, они выглядели такими несчастными. Они надеялись, что эта женитьба принесет пользу общему делу семейства Фан. Кроме того, Дафэн нужен был муж. Ради этого можно было решиться на все. Вот в чем и состоит житейская мудрость. Сестра не. актриса, она на своем месте, выйдет замуж, и все станет превосходно. Сюлянь казалось, что Дафэн похожа на несчастную собачонку, посаженную на цепь. Можно ее и пинать, и плевать на нее. Но люди все же считают ее порядочной, потому что она вышла замуж по воле родителей. Она нахмурила брови. Какая же уготована судьба ей самой? От одной только мысли ее бросало в дрожь. Она вбежала к себе в комнату и горько заплакала.

Тетушка налила себе полный бокал. Одержана победа, лицо ее раскраснелось, она испытывала удовольствие. Ей давно хотелось хорошенько проучить эту заразу, потаскушку Циньчжу. Теперь, можно сказать, она полностью напила свой гнев, употребив все ругательства и грязные слова, которые знала. Она сидела в кресле и, бормоча себе под нос, смаковала некоторые особенно выразительные словечки. Вот уж отвела душу на этой потаскушке! Если посмеет прийти еще и эта старая тварь из семейства Тан, она получит сполна то же самое!