Текст книги "Сказители"

Автор книги: Лао Шэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 14

Сюлянь тоже хочет учиться! Тетушке еще никогда не приходилось слышать такую дикую несуразицу. У нее был свой взгляд на эти вещи: когда девушки подрастают, дурному они могут научиться и без обучения; а если будут учиться, то испортятся еще быстрее, да и позору будет больше.

 – Девушкам рано или поздно следует выходить замуж, незачем им учиться грамоте! – кричала она громко, – Если Сюлянь будет слишком грамотной, одно небо знает, чего она сможет натворить.

Мэн Лян не принимал всерьез всего, что она говорила. Он твердо решил приехать в Наньвэньцюань обучать Сюлянь грамоте. Несмотря на слабое здоровье, он обладал сильной волей. Если потребовалось бы прокопать в горе несколько туннелей, он сделал бы н это.

Сюлянь ждала Мэн Ляна с нетерпением и готова была немедленно приступить к занятиям. В тот раз в театре зрители не слушали ее, она была очень огорчена, но прекрасно понимала, что ей недостает опыта. Она преклонялась перед этими молодыми актрисами. Они держались так свободно и естественно, просто зависть брала! Сюлянь предполагала, что эти актрисы уж наверняка учатся. И хотя сама она, как говорится, продает искусство, стань она культурней, положение ее не было бы таким унизительным, как сейчас. Поэтому Сюлянь рею ила как следует учиться у господина Мэна. Вряд ли в жизни выпадет случай пойти в школу, однако если выучиться читать и писать, то она будет мало отличаться от ученицы. А время для учебы она всегда найдет.

Баоцин и Тюфяк были рады тому, что у Сюлянь появилась возможность учиться. Она была талантлива, и при наличии образования ее способности смогли бы получить дальнейшее развитие.

Тетушка так и не могла взять в толк что к чему. Она опасалась, что ей больше не удастся держать в узде Сюлянь. Только подумайте, она будет уметь читать н писать! Будет на что взглянуть. У грамотных принята свободная любовь. У них «купить» девушку ничего не стоит, надо только, чтобы она запросто, ни за что, ни про что отдала себя другому. От одной такой мысли ее мороз подирал по коже. Иногда на улицах городка ей попадались мужчины и женщины, державшиеся за руки, и ей становилось противно.

Когда Мэн Лян впервые пришел проводить занятия, в семье Фанов заварили самый хороший чай и выставили множество вкусных вещей. Баоцин предложил Мэн Ляну сначала позаниматься самому, но тот решил иначе: сначала он часок позанимается с Сюлянь, а уж потом его урок с Тюфяком. По его словам, на одном дыхании он мог работать часов пять и более.

Тюфяк обрадовался.

– Вы можете полностью распоряжаться моим временем, – сказал он, – хоть до ночи.

В ожидании урока Сюлянь принарядилась, чтобы быть похожей на ученицу. Она надела белую курточку, но не стала краситься. Ее окликнул отец, и она заторопилась в гостиную.

Однако мать опередила их. Она выскочила из комнаты, оттолкнула дочь и не позволила ей выйти.

– Сначала я выйду, – сказала она решительно. – Ты подожди здесь! – Сюлянь оставалось только подчиниться.

При виде жены Баоцину стало не по себе. Что она собирается сказать господину Мэну? Они с братом так уважают этого образованного человека. Лицо Баоцина напряглось и посерело, когда он увидел, что она решительно направляется к ним.

Чего ему не хватало в жизни, так это умения читать и писать. В свое время, если ему приходили в Голову какие-то идеи для нового сказа, он должен был изрядно потратиться и устроить прием с угощением для переписчика. И тут пришел человек и согласился бесплатно сочинять для него тексты. Добрых людей и так днем с огнем не сыщешь, а тут жена собирается обидеть такого человека.

Кое-как он представил свою супругу и поспешил спросить:

– А где же Сюлянь? Господин Мэн ожидает ее.

Тетушка не обратила никакого внимания на его слова.

Она уставилась на господина Мэна и начала:

– Господин, мы всего лишь актеры, нам не к чему знать грамоту. Быть неграмотным даже лучше. Дочка не глупа, а начнет учиться, хлопот с ней не оберешься. Я Мйогое повидала на своем веку, вижу, что и вы – человек понимающий, посоветуйте нам что-нибудь.

Тюфяк побледнел. Он переживал, что не может отколотить жену брата и устроить скандал в присутствии этого достойного писателя. Баоцина же охватил ужас.

Однако господин Мэн поступил очень мудро и естественно. С улыбкой во все лицо он приветливо сказал ей:

– Добрая сестрица, прошу, садитесь.

Тетушка, не ожидая такого благосклонного внимания, села. В глубине души она боялась образованных людей, взгляды у них другие, да и понимали они гораздо больше. Потому она всячески стремилась держаться в стороне от них. Сегодня же пришел человек, стал с ней вести радушный разговор, улыбается ей. Писатель, а называет ее «сестрицей».

Мэн Лян знал, как поступить.

– Добрая сестрица, вы любите выпить рюмочку, я это знаю. Чего же не выпить? Сегодня мы с вами встречаемся впервые, и это событие надо отметить. Как гласит пословица: пьешь вино – и становишься друзьями, играешь на деньги – и становишься врагами. Давайте выпьем по глоточку. – Он посмотрел на Баоцина. – Брат, принеси– ка бутылку хорошего вина, выпьем все по рюмке.

Баоцин готов был пасть ниц. Господин не только знаменитый драматург, но к тому же дипломат и волшебник. Он понимал, что объясняться с тетушкой – это пустой номер, а вот если влить в нее несколько рюмок, то дело можно и уладить.

Господин Мэн наполнил три бокала вина. Один для тетушки, другой для Тюфяка, третий оставил себе. Он не налил Баоцину – тому нужно было беречь голос.

– До дна! – воскликнул он, обратившись к тетушке, и поднял бокал. – До дна!

Он одним глотком осушил бокал. Тюфяк, не желая отставать, тоже выпил до дна. Тетушка конфузливо стала возражать:

– Я должна потихонечку, куда мне тягаться с вами, мужчинами.

– Как вам будет угодно, сестрица, – засмеялся господин Мэн. – Как вам будет угодно. Мы будем пить по– своему. – Он снова налил себе рюмку и выпил до дна. Заложил руки в карманы и вдруг скорчил хитрую гримасу. – Ой, сестрица, в моем кармане, оказывается, дырка, может, зашьете ее. Эх, тяжела жизнь холостяка.

Тетушка, выпив вина, взялась за его куртку.

– Господин Мэн. – Она засмеялась. – Покладистый вы человек. – У нее возникла симпатия к драматургу. Но заниматься Сюлянь она все же не позволила. Господин Мэн, чтобы не ставить тетушку в неловкое положение, решил прийти в другой раз. Перед уходом он обещал в следующий раз сыграть с тетушкой в карты, а если ей захочется, то и в мацзян, попросив при этом не слишком жестоко его обыгрывать. Тетушка была в неописуемом восторге.

На следующий день состоялся первый урок. Сюлянь была прилежной ученицей и усердно выполняла предписание выучивать к каждому уроку по двадцать иероглифов. Писала она их криво, но зато мелко и аккуратно. Господин Мэн был очень доволен. Сам он с большим энтузиазмом учился исполнять сказы. Тюфяк не только учил его петь, но и без конца рассказывал о различных крылатых выражениях, используемых при исполнении сказов. Господин Мэн слушал его развесив уши. Через несколько занятий он уже мог вслед за трехстрункой пропеть мелодию сказа. Голос его был как-то скован, но об этом Тюфяк не стал говорить. Важно, чтобы у ученика наблюдался прогресс.

Однажды, когда господин Мэн Лян выводил мелодию сказа, ворвался хозяин гостиницы. – Он был взбешен, размахивал руками и, надрывая глотку, кричал Тюфяку:

– Катись отсюда! Устроили базар! Жильцам от вас покоя нет. Я этого больше не потерплю!

Мэн Лян смущенно заулыбался.

– Что случилось? А мы как раз собирались к вам. Знаете, я особенно наслаждаюсь вашим местным сычуаньским выговором. Давайте, спойте нам что-нибудь из сычуаньского песенного сказа, а? Я готов поспорить, что с вашим голосом стоит только начать – и успех обеспечен.

Его слова прямо-таки огорошили хозяина гостиницы. Он вообще-то не умел петь, но господин Мэн так неотступно его просил:

 – Давайте, друг, спойте что-нибудь.

Хозяин расплылся в улыбке. Он обратил внимание на то, что специалисты, когда репетируют лвои арии, всегда обращаются лицом к стене, поэтому он тоже повернулся к стене и изо всей мочи, надсаживая глотку, стал кричать в полный голос. Через несколько фраз он остановился, лицо его стало багровым от напряжения. Мэн Лян и Тюфяк, не дожидаясь, когда он снова раскроет рот, зааплодировали. Мэн Лян похлопал его по плечу, а Тюфяк сложил руки в почтении, да еще и поклонился.

После того как хозяин гостиницы ушел, они сели, посмотрели друг на друга, весело рассмеялись и начали все сначала. Немного поработав, господин Мэн составил тетушке компанию в карты. Тут уж они нашли общий язык. То, что он говорил, она понимала лишь наполовину. А он? Он с ней и не спорил. Она слушала, он говорил. Все, что она говорила, он слушал очень внимательно, иногда удачно вставляя комплименты по поводу ее способностей.

Если же она начинала проявлять норов, он не уходил тут же, а придумывал способы отвлечь ее внимание на другое, как делают с капризным ребенком.

Каждый раз, когда приходили гости, Баоцин больше всего боялся, что жена что-нибудь выкинет и провалит дело. Поэтому стоило появиться гостю, как он становился образцом заботливости, внимания и уступчивости. Даже если он и не мог поступить так, как ей хочется, он все равно продолжал говорить приятные слова и улыбаться.

Приемы Мэн Ляна были еще совершеннее. Он нашел такие подходы, что тетушка у него была как шелковая. Таким образом, и Баоцину стало спокойней. Уже только за это Баоцин был ему бесконечно благодарен. И друг настоящий, и человек образованный. У Баоцина были свои проблемы. Вообще он был человеком недоверчивым. Почему Мэн Лян так бескорыстен и почему у него такая добрая душа? Чего он добивается? По собственному жизненному опыту Баоцин знал, что те, кто необыкновенно вежлив и готов помогать, преследуют какие-то корыстные цели. Что же нужно Мэн Ляну? Баоцин не мог этого взять в толк и потому злился и ненавидел себя за то, что сомневается в таком хорошем друге.

И все же Баоцин всегда помнил, что Мэн Лян – его счастливая звезда. Он сейчас пишет новый текст сказа под барабан для известного исполнителя Фан Баоцина. С такими текстами их положение с Сюлянь станет намного выше, чем у других исполнителей сказов. Одно знакомство с Мэн Ляном уже было редкой удачей, которая выпадает раз в несколько лет. Однако сомнения все-таки ее покидали его.

Почему Мэн Лян не несет тексты сказов? Два месяца прошло, а о текстах ни слуху, ни духу. Однажды утром Баоцин соображал, как бы заговорить на эту тему, как вдруг вошел Мэн Лян. Глаза его горели, с бледного лица капал пот, длинные согнутые руки раскачивались, как у богомола.

– Слушай, брат, – он ухватил Баоцина за рукав, – найдем-ка тихое место, поговорим.

Они быстро вышли за дверь. Баоцин еле поспевал за писателем, отставая на несколько шагов. Наконец они добрались до большого дерева, которое стояло на заросшем зеленой травой холмике. Листья на нем уже стали желтеть. Мэн Лян тут же уселся, прислонившись к стволу спиной.

Он вынул из кармана кипу бумажек различного размера.

– Глядите, – сказал он, – это три новых сказа, написанных специально для вас.

Баоцин взял их дрожащими руками. Он хотел что-то сказать, но язык его не слушался. Ему казалось, что солнце в самом деле встало с запада. Три новых текста! Специально для него! В* прежние времена, если бы он задумал пригласить уважаемого человека написать для него сказ, пришлось бы не только сразу же раскошелиться наличными, но еще и долго ждать, целые месяцы, а то и годы. Автор в этом случае дал бы сначала полное свое согласие, а потом ободрал бы его как липку, забыв при этом взяться за кисть. А этот человек пообещал и сделал. Да не один сказ, а целых три! Вот это друг, талант, большой человек!

– Вы должны понять, брат, – сказал скромно Мэн Лян, – я никогда не писал тексты сказов под барабан, поэтому и не пойму, хороши они или нет. Ничего. Если вам покажется, что они не годятся, я их выброшу и буду писать все заново. Если же в целом они подойдут, неудачные места можно подправить. Однако главное все-таки в том, готовы ли вы их исполнять?

Только теперь Баоцин заговорил:

– Конечно, согласен. Сколько лет я мечтал встретить такого человека, как вы. Я хочу послужить своей стране. Немало людей гибнет на фронте, и, раз у меня есть силы, я с радостью готов их отдать. О чем тут говорить? Я с удовольствием буду исполнять сказы о войне с врагом и отдам этому все свои способности. – Он был очень взволнован, на его глаза навернулись слезы.

– Я понимаю– – Мэн Лян нисколько не был смущен чувствами, охватившими его друга, и продолжал говорить дальше: – Однако вам должно быть ясно, что если вы и Сюлянь станете петь новые сказы под барабан, то публика будет ожидать бесплатного исполнения. Все будут слушать с удовольствием, но вы не сможете на этом заработать. Как, впрочем, и я. Ныне в театр публика валом валит. Зрителей, которые приходят на мои спектакли, стало намного больше, чем в прошлом, но мы терпим убытки. Благотворительных спектаклей стало больше. Конечно, мы хотим внести свой вклад, но одними патриотическими чувствами долги не покроешь. Того, чем можно было бы наполнить желудок, становится все меньше и меньше.

Баоцин отмахнулся от этих слов.

– Мелкие дорожные расходы. Это не то, что держать целый театр.

– Хорошо. Я преклоняюсь перед вашим решением. Я бы хотел здесь сказать еще вот о чем. Очень трудно бороться с силой привычки. Люди любят слушать старые сказы. Им кажется, что если они послушают старые, знакомые им вещи, то и денег на это не жалко. Но если вы будете в чайной исполнять сказы нового типа, публики поубавится.

– Коли есть желание сделать что-то новое, нужно набраться смелости, – сказал Баоцин уверенно.

Мэн Лян расхохотался.

– Раз так, я могу не беспокоиться. Лишь бы вы были готовы к этому морально. Давайте-ка я вам почитаю. Первый сказ совсем коротенький. Про жизнь в тылу. Это будет петь Сюлянь. Два других сказа подлиннее, написаны специально для вас. Они не только длинные, но и требуют максимальной выразительности, текст должен быть отработан до совершенства. Только настоящие мастера с большим опытом сценического искусства могут справиться с таким текстом. Вот вам, брат, с вашим опытом и нужно исполнять сказы на тему о войне.

Вслед за этим Мэн Лян на одном дыхании прочитал все три текста.

– Ну, как? – спросил он с нетерпением.

– Прекрасно! Боюсь, что несколько слов надо будет подправить, правда, всего лишь несколько. Я покорен. Теперь мы сможем показать всему миру, что и у нас – исполнителей сказов – имеется свой патриотизм.

– Великолепно. Возьмите, попробуйте спеть с братом. Если потребуются изменения, посоветуйтесь со мной. Я хотел бы сам править свое сочинение. Не меняйте без моего ведома ни одного иероглифа.

– Конечно, – согласился Баоцин, собирая по листочку рукопись, разбросанную Мэн Ляном по траве. – Пошли домой, выпьем по бокальчику. – Он сложил рукопись и осторожно, как драгоценный дар, положил в карман.

Мэн Лян покачал головой.

– Сегодня уж не пойду. Я ужасно устал. Не спал всю ночь, торопился закончить. Заварил кашу, теперь расхлебывай! Я здесь посплю, а вы идите.

Баоцин простился с ним. Он шел, гордо подняв голову, глаза его светились. Если Мэн Лян может работать с утра до ночи, почему же он не может? Да и Тюфяк, пожалуй. Они будут разучивать новые тексты днем и ночью.

Глава 15

В Чунцине снова наступал сезон туманов. Повсюду был слышен стук молотков, люди заново отстраивали дома. Работали быстро. Через каких-то несколько месяцев раны войны уже были еле заметны. По крайней мере, на главных улицах следов разрушений не осталось. Лишь на отдаленных окраинах сохранялись еще черные пепелища – печальное зрелище. Облик Чунцина изменился. Дома из трехэтажных превратились в двухэтажные – все из бамбуковых дранок и жердей, отчего город стал как бы шире и просторнее.

Баоцин помогал хозяину ремонтировать помещение. Он с трудом раздобыл рабочих, сам таскал материалы, со всеми вместе строил крышу. В конце концов сценической площадкой уже можно было пользоваться. Нельзя сказать, чтобы выглядела она вполне пристойно, однако это все-таки уже была площадка, и можно было хоть сейчас начинать представление.

В день премьеры исполнялись сказы о войне сопротивления. Сначала спела свой отрывок Сюлянь, Баоцин сидел в стороне от сцены и наблюдал. Ему всегда казалось очень занятным смотреть на дочь со стороны. На этот раз он обратил внимание на некоторые новые приемы, которыми она овладела. Голос ее остался прежним, однако он наполнился болью и слезами – она стала понимать глубокий смысл текста сказа, теперь каждое ее слово достигало зрителя. Сначала он даже опешил, а потом все понял. Конечно, это результат занятий. Девушка впервые в жизни по-настоящему поняла, о чем она поет. Мэн Лян слово за словом разъяснял ей текст сказа, подробно расшифровывал ей каждую строку. Для лучшего запоминания он придумал целую серию картинок, иллюстрирующих текст, который она должна была исполнять. Результат превзошел ожидания. Она отдавала пению всю себя.

Слушатели тоже заметили эти изменения. Они наслаждались новым сказом и радовались успехам исполнительницы. Как только она закончила, раздался гром аплодисментов. Сюлянь никогда прежде так не хлопали.

Она стремительно убежала за кулисы, только косички запрыгали.

– Папа, – кричала она, чуть не столкнувшись с отцом. – Не пойму, что случилось. Когда вышла на сцену, все слова забыла, а потом они вдруг сами стали вылетать из моей души. Я пела, чувствуя размер и ритм, и нигде не ошиблась. – Ее юное личико раскраснелось. – А почему не пришел господин Мэн? Я так надеялась, что он придет послушать.

Баоцин тоже был удивлен. Мэн Лян так и не появился. Подошла Циньчжу. Лицо ее было натянуто, брови нахмурены. Она сначала хотела поздравить Сюлянь с успехом, но потом передумала, встала в сторонке и стала слушать, о чем они говорят. Циньчжу никогда не ревновала к Сюлянь и не считала ее своей соперницей. А тут пришлось задуматься. Вот новости, стоит так аплодировать этой девчонке за какой-то новый текст! Она должна сделать все возможное, чтобы опередить ее. Если Сюлянь удастся выдвинуться, она сможет перетянуть на свою сторону богатых господ, которые приходят специально поаплодировать Циньчжу.

Она закусила пухлую нижнюю губу и так простояла довольно долго. Потом мотнула головой, повернулась и ушла.

Наступил ее черед выходить на сцену. Циньчжу спела какую-то вульгарную песенку. Однако, как она ни старалась жестикулировать и заигрывать со зрителем, бульварные мелодии успеха не имели. Публика ждала другого. Для Циньчжу это было равносильно поражению. Впервые к ней отнеслись так холодно. Понурившись, она вошла в комнату Сюлянь, упала прямо в кресло и сказала хрипловатым голосом:

– Здравствуй, образованная госпожа! Где это ты раздобыла новый текст? Кто научил? Его текст?.. То-то ты ноешь с таким чувством.

Сюлянь резко повернулась, лицо ее стало пунцовым. Она еще не успела раскрыть рот, как влетела Дафэн.

– Циньчжу, как понимать твои слова?

Циньчжу с полным безразличием расхохоталась.

– А что я такого сказала? Не нравится, можешь заткнуть уши.

Дафэн готова была расплакаться от обиды.

– Если ты еще будешь говорить такие слова, я пойду и расскажу матери, – сказала она сердито и встала. Увидев, что дело принимает такой оборот, Циньчжу вышла. Перед дверью она повернулась и грязно выругалась.

Сюлянь беспомощно смотрела на Дафэн.

– Почему многие так любят говорить грязные слова? Смотри, мама тоже их произносит.

Дафэн покачала головой.

– Не обращай внимания, – сказала она спокойно. – Ну и пусть, подумаешь!

Сюлянь было стыдно и горько. Она поглядела в зеркало и произнесла ругательство. Ну и что? Какую выгоду она для себя извлекла? Почему некоторые люди говорят гадости так легко и непринужденно, даже с удовольствием? Вот господин Мэн таких слов не произносит, и она не должна произносить. Она преклонялась перед господином Мэном. Он умел развязывать узелки, которые были у нее на душе. Рядом с ним она никогда не чувствовала себя ущербной.

Баоцин тоже исполнил новый сказ. Слушатели шумно аплодировали. Тем не менее некоторые замечали, что пришли послушать сказы, чтобы отвлечься от военной действительности, поэтому лучше бы послушать что-нибудь старенькое. Баоцин лишь посмеялся, сказав:

– Иногда человек должен попробовать свои силы в новом деле.

Сюлянь рассказала отцу о том, что говорила Циньчжу. Баоцин улыбнулся, потом сказал:

– Она ленивая, ей неохота разучивать новые вещи, да и завидует тебе. – Сюлянь поинтересовалась, почему Циньчжу, когда ругается, становится такой же, как мама. Баоцин промолчал.

Он поднялся в свою комнату на втором этаже с таким чувством, будто сегодня был праздник. Теперь и Сюлянь кое-что может. Если семья Тан начнет строить козни, пусть катится вон со своей потаскушкой. Какой же сегодня день!

С месяц дела шли успешно. Между представлениями Баоцин и Сюлянь бесплатно выступали в пользу Организации по сопротивлению Японии, собирали пожертвования для раненных на фронте солдат. В газетах вскоре появилась информация о благотворительных концертах. Их имена каждый день появлялись в газетах. Баоцин почувствовал, что и в самом деле стал известным и уважаемым человеком и что может на равных держаться с актерами нового театра.

Однажды вечером, взяв с собой Сюлянь, он зашел в маленький ресторанчик и стад рассказывать ей, каким образом думает в ближайшее время добиться успехов. Он подчеркнул:

– Год назад в это время ты еще ничего собой не представляла. А теперь ты тоже стала знаменитостью, и твое положение стало намного выше, чем у Циньчжу. Ты должна радоваться этому.

Она промолчала.

– Ну как? – спросил он. – Что ты думаешь по этому поводу?

Она с трудом выдавила улыбку.

– Тебе кажется, если я и дальше буду разучивать новые сказы, то смогу стать такой же уважаемой, как н те актеры? – Она мечтала вырваться из своего унизительного положения актрисы, чтобы не становиться больше на колени перед госпожой командующего Вана и не быть проданной кому-нибудь в качестве наложницы.

– Конечно, – сказал Баоцин. – Чем образованней ты будешь, тем больше люди будут тебя уважать. – Он почувствовал, что не следовало так говорить.

Больше он ничего не добавил. Почти до самого дома Сюлянь также не проронила ни слова и сразу же отправилась спать. Это очень огорчило Баоцина. В последние дни она была замкнута, немногословна и чем-то озабочена.

На следующий день утром явился Тан Сые. Баоцин, едва глянув на его вороватый вид, сразу понял, что тот пришел по делу.

– Баоцин, – начал Тан Сые. – Я пришел по поручению дочери просить у вас длительный отпуск для нее.

Баоцин засмеялся:

– Появилась другая высокая должность?

Тан Сые буквально сиял от радости, он готов был пуститься в пляс.

 – Да, у меня теперь образовалась собственная труппа.

Я нашел несколько девушек, которые умеют петь, и думаю их подрядить.

Теперь Баоцин был готов подпрыгнуть от радости. В последнее время из Шанхая и Нанкина прибыло немало рассказчиков. Каждый день к нему приходили одна-две девушки и упрашивали взять их в труппу. Он этого не хотел, потому что большинство из них нелегально занимались проституцией. Да пой они лучше волшебных фей, он все равно не согласился бы выходить с ними на одну сцену. Пусть Тан Сые берет их к себе, пусть и Циньчжу катится подальше.

– Поздравляю, – сказал он, – и желаю успехов.

Тан Сые был крайне щедр и великодушен.

– Добрый Баоцин, – сказал он. – Когда мы только прибыли в Чунцин, вы нам помогали, и я этого никогда не забуду. Вы меня знаете, я человек широкой натуры, понимаю и ценю благородство. И если я кому-то обязан, то не могу не воздать ему должное. Я говорил своей половине: что бы ни случилось, мы прежде всего должны иметь в виду нашего большого друга – хозяина Фана. Поэтому я решил вот как поступить. – Он помедлил, его передние, как у зайца, зубы выступали наружу, а маленькие черные глазки внимательно уставились на Баоцина. – Мы приглашаем вас и Сюлянь выступать вместе с нами. Ну как? Конечно, среди актеров-мужчин вы идете первым номером. Что же до Сюлянь – э, голос у нее слабоват, она пойдет четвертой.

Какая наглость! Баоцин попытался выдавить улыбку, но у него ничего не получилось.

– Не пойдет, – отпарировал он. – У меня своя труппа, у вас – своя.

Тан Сые поднял брови:

– Но вы должны понимать, добрый брат, отныне Сяо Лю уже не сможет вам аккомпанировать. Он будет нужен мне самому.

Баоцин готов был избить Тан Сые, дать ему оплеуху, пнуть ногой. Старая дрянь! Проходимец!

– Сые, – руки его чесались, он злился, что не может тут же надавать ему тумаков. Но, сдержав себя, он спокойно сказал: – Вы понапрасну тратите усилия. Наши представления и ваши – это не одно и то же. Опять-таки, найти аккомпаниатора на трехструнке не так уж и трудно.

Тан Сые опустил глаза, поморгал и удалился.

Вслед за ним появилась тетушка Тан. Баоцин знал, что предстоит хорошая перепалка. В руках она держала жухлый цветок, похоже, подобранный на помойке. Она подала его Сюлянь и затрещала:

– Милая Сюлянь, я так торопилась, хочу попросить тебя о помощи. Ты сможешь помочь, ты девушка с добрым сердцем.

Баоцин тоже был на высоте. Он тепло встретил тетушку и непрерывно складывал руки в почтении, будто принимал знаменитость.

– Тетушка, поздравляю, поздравляю! Я обязательно пришлю вам в подарок красивый свиток на прекрасном шелке с пожеланиями счастья. Сегодня поистине наш общий большой праздник.

Тетушка Тан внезапно разразилась громоподобным смехом, как будто в животе у нее разорвалась огромная хлопушка.

– Я буду очень рада, если это произойдет именно так. Главное впереди! Как вы не догадываетесь? Цнньчжу и Сяо Лю собираются пожениться. Конечно, пора уже! Теперь он привязан, верно? Мы, люди, занимающиеся искусством, придаем этому большое значение. – Она кудахтала как курица, раскачивала полное лицо перед Баоцином, который испытывал чувство бедняка, случайно нашедшего на улице деньги.

– Прекрасно. – Он с трудом изобразил на лице мученическую улыбку. – Поистине двойное счастье у ворот! Наступит день, и вся наша семья обязательно придет вас поздравить.

После ухода старой ведьмы хлопоты Баоцина еще не кончились. Следующую сцену задала ему жена. У тетушки был свой взгляд на то, как нужно управлять труппой. Она попрекала Баоцина, считая, что теперь все кончено. Во всем виноват он. Ему ни в коем случае не надо было разучивать эти новые сказы. Опять-таки, почему он не нанял новых девиц-сказительниц? Почему дал их перехватить семье Тан? Вот ненормальный!

Баоцин, кипя от злости, вышел из дома и отравился на поиски Сяо Лю. Принимая поздравления, Сяо Лю краснел как рак.

– Извините, старший брат, – бормотал он, смутившись. – Я так перед вами виноват.

– Чего же тут извиняться? – спросил Баоцин ласково. – Мы с тобой стали назваными братьями, поклонившись небу и земле, поклялись трудиться вместе всю жизнь. Твоя свадьба с Цнньчжу никак не касается наших с тобой театральных дел.

На Сяо Лю было жалко смотреть.

– Но я обещал семье Тан, что после свадьбы не буду больше вам аккомпанировать. Так записано в свадебном договоре, старший брат.

Баоцину очень хотелось плюнуть ему в лицо, но он ответил слабой улыбкой.

– Ладно, брат, Я не обижаюсь, не переживай.

Баоцин летел обратно в Наньвэньцюань, будто за ним гнались черти. Он нашел Тюфяка.

– Послушай, брат, – сказал Тюфяк. – Еще получили два новых текста. Написал господин Мэн. Послушай!

– Отложи-ка их в сторону, – сказал Баоцин. – На этот раз, кажется, нам несдобровать. – Он подробно рассказал обо всем случившемся Тюфяку. Потом спросил: – Как быть, брат? Ты должен помочь нам бороться с семьей Тан.

– Ив самом деле проблемка, – ответил Тюфяк. Он понял, что, скорее всего, ему придется работать. И его охватил озноб.

– Что за твари, – зло произнес Баоцин. – Когда это я был к ним несправедлив? Даже Сяо Лю из-за этой вонючей потаскушки не желает теперь знаться с нами. Вот потаскуха! Чтоб ей всю жизнь прожить черепахой! – Видя, что Тюфяк прикидывается, будто дело это его не касается, он строго произнес: – Столько лет ты был на моем иждивении, мог бы хоть доброе слово сказать, а не стоять пнем и играть в молчанку!

Тюфяк вздохнул. На его глаза навернулись слезы. Он покачал головой и сказал:

– Не печалься, Баоцин, я с тобой – вот и ладно. Я ведь твой старший брат. Я буду аккомпанировать тебе не хуже этого маленького ублюдка. Однако ты должен мне создать рекламу. Должно быть написано: «Специально приглашенный музыкант господин Баосэн». Я не желаю быть простым аккомпаниатором, который зарабатывает на хлеб игрой на трехструнке.

Баоцин согласился. Он был так возбужден, что у него из глаз текли слезы. Он любил своего старшего брата, знал, что Тюфяк и в самом деле жертвует собой ради него.

– Брат, – у Баоцина срывался голос, – ты мой настоящий родной брат. Люди называют тебя Тюфяком, это так обидно. Всякий раз, когда я сталкиваюсь с трудностями, ты меня выручаешь. Все-таки мы с тобой как нельзя лучше понимаем друг друга и готовы действовать совместно.

Тюфяк сказал, что господин Мэн хочет съездить с ним разок в город. Он тут же достал деньги и попросил купить билет. Господин Мэн – это счастливая его звезда, не так ли?

На обратном пути Баоцин ехал в автобусе и подводил баланс: ушла эта потаскушка Циньчжу и ублюдок Сяо Лю; появилась новая труппа, конкурирующая с ним; потеряно несколько важных посетителей, которым стало лень ходить на его представления. Зато старший брат стал аккомпаниатором, Сюлянь стала знаменитой, ну и, конечно, у него появилось доброе имя. Теперь и у него появилось доброе имя! От радости он запел, на ходу сочиняя слова: «Брат играет, брат поет. Сюлянь, ты скорей вставай, вставай, вставай, скорее вставай».

Пассажиры с интересом наблюдали за ним, но ничего не говорили. Они думали: «Ну и странные же эти люди, прибывшие из-за реки!»

Сюлянь была очень довольна новостями. Следующей задачей было рассказать обо всем тетушке. Баоцин решил скопировать Мэн Ляна. Послал Дафэн купить вина, попросил налепить пельменей и приготовить лапшу под особым острым соусом.

На следующий день, вечером, к Баоцину явились гости. Первым прибежал Сяо Лю. Он влетел в комнату как ошалелый и встал в сторонке, вздрагивая. За ним как побитая собака проследовал подавленный Тан Сые. Оба молчали.

– Что случилось? – спросил Баоцин.

Тан Сые чуть не рыдал.

– Да, да. Сейчас. Вы обязательно должны помочь. Только вы это можете сделать.

Баоцин с удивлением поднял брови.

– Что, в конце концов, случилось? Я ничего не понимаю. Как помочь? – Подумав, он поспешил добавить: – Если деньги, то у меня их нет.