Текст книги "Сказители"

Автор книги: Лао Шэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

После ухода Мэн Ляна Баоцин долго сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Потерян еще один близкий ему человек. Сначала умер брат, а за ним ушел самый хороший, самый уважаемый и дорогой друг. Мэн Лян. Талант и одаренность его были так высоки, он был таким приветливым и радушным, таким задушевным. Почему ему нужно уезжать? Этого Баоцин уразуметь не мог и потому огорчался. Создавалось впечатление, что Мэн Лян только приоткрыл маленькую щелку в двери, дал ему взглянуть одним глазом на мир и снова быстро захлопнул ее. И снова мрак.

Чем же все-таки отличался он от Мэн Ляна? Помимо воли он стал' тщательно сравнивать себя с учителем Сюлянь. Баоцин обладал житейской мудростью, часто думал одно, а говорил другое, был человеком себе на уме, любил -заискивать перед людьми, мог и пуститься на уловки.' Сейчас это выглядело очень пошло. А Мэн Лян был таким смелым и откровенным. Говорил без обиняков, прямо* без всяких вывертов, никогда не мямлил. Теперь Баоцин сам себе казался слабым и чрезмерно угодливым.

Ой– вскочил, сунул в карман письмо, которое ему дал Мэн Лян, и вышел. Нельзя больше осторожничать. Он сейчас отправится в школу и поглядит. Если она придется по душе, он немедленно отправит туда Сюлянь. Нельзя дольше тянуть. Мэн Лян прав, дела нужно доводить до конца. Надо приложить все силы, чтобы помочь Сюлянь получить знания и стать взрослой. Если же из нее толку не выйдет, пусть пеняет на себя. Он ускорил шаг, лицо его сияло, от возбуждения сердце стучало так, будто он сам тоже собирался начать новую жизнь.

Школа располагалась в большом доме на горе. В ней было всего три классных комнаты. Директором оказалась старая женщина, организовавшая эту среднюю школу специально для взрослых женщин, пожелавших учиться, а также для беженцев, которые запустили свои занятия.

Она изысканно-вежливо, с почтением выслушала его. Баоцин ничего не скрывал. Он подробно рассказал ей, чем занимается и почему хочет прислать Сюлянь учиться, особо подчеркнув при этом недостойную профессию дочери. Старый педагог тут же сообщила ему, что на этот счет у нее нет предвзятого мнения. Любой человек имеет право учиться в школе, и она готова принять Сюлянь. Лучше всего, если она сначала будет изучать три предмета: язык, историю и арифметику. Всего три часа в день. В дальнейшем, если Сюлянь понравится, можно будет еще изучать кулинарию, шитье и домоводство. Это очень пригодится для того, чтобы найти хорошего мужа. Время обучения программе произвольно. Учитель объясняет, а учащиеся могут делать задание и дома.

По ее словам, большая часть девушек посещают не только основные занятия, но занимаются еще и домоводством именно с целью, получив образование, найти себе хорошего мужа.

– Времена меняются, – она слегка улыбнулась, – даже самой красивой девушке, если она неграмотна, нелегко будет выйти замуж. Не сможет она найти мужа по душе.

Она говорила не так, как Мэн Лян, но смысл сказанного совпадал. Времена меняются. Если у девушки нет культуры, она станет убыточным товаром, который никому не нужен. Если хочешь выйти замуж за приличного человека, нужно быть грамотным.

Высокая плата за обучение ужаснула его. Это было неслыханно дорого, но тем не менее он с радостью заплатил деньги. Сюлянь в конечном итоге получила возможность стать образованной, подружиться с приличными людьми. Он чуть не забыл про письмо, которое ему дал Мэн Лян, вспомнил о нем в конце разговора, вынул и отдал директрисе. Та очень обрадовалась.

– Господин Мэн – человек образованный, дальновидный, не то что мы. Двадцать лет назад я была такой же, как он, теперь я отстала.

На следующий день Баоцин отправил Сюлянь в школу.

Она надела скромный длинный халат, отказавшись от пудры и губной помады. Под мышкой она зажала маленький белый матерчатый сверток, в котором были книги и кисть.

Когда они вышли из дома, Баоцин предложил:

– Может, наймем рикшу?

Сюлянь гордо вскинула голову, глаза ее блестели. Она улыбнулась.

– Не нужно, папа. Мне хочется пройтись пешком. Пусть чунцинцы увидят, что я стала трудолюбивой и усердной ученицей.

Баоцин ничего не сказал. Он был очень доволен, видя ее радость.

Пройдя немного, Сюлянь опустила голову.

– Папа, все же найми рикшу. Не знаю почему, но что-то ноги подкашиваются.

Баоцин только хотел подозвать рикшу, как она снова подняла голову и, передумав, сказала:

– Не нужно, папа, я не поеду, я должна тренироваться ходить пешком. Мне не хочется тратить деньги на рикшу. Я не сяду, даже если пойдет дождь.

– А если будет гром? – спросил Баоцин.

– Тогда я зажму уши, – ответила она лукаво.

Сюлянь в голову лезли всякие мысли, и она говорила не переставая.

– Папа, ты ведь говорил, что собираешься организовать школу для изучения искусства сказа? Подожди меня, папа. Вот я окончу школу и буду помогать тебе преподавать. Кто знает, может быть, я в дальнейшем тоже смогу писать новые сказы не хуже, чем учитель Мэн.

– Ты-то? – Баоцин нарочно решил подшутить над ней. Он был безмерно счастлив.

– Именно я, – сказала Сюлянь, выпятив грудь. – У меня хорошая память. Я исполнительница сказов, но я хочу стать ученицей. Среди тех, кто пост сказы под большой барабан, я буду выдающейся.

Они дошли до подножия горы, и Баоцин собрался проводить ее до самого верха, но она остановила его.

– Папа, ты стой здесь и смотри, как я буду подниматься. Я хочу одна войти в новый мир. – Она стала быстро и легко подниматься по ступенькам.

Через несколько шагов она повернулась и, улыбнувшись ему, похлопала рукой по свертку с книгами.

– Папа, иди домой. Как кончатся занятия, я сразу же вернусь, я послушная.

– Посмотрю, как ты поднимешься. – Баоцину не хотелось уходить.

Она медленно добралась до входа в школу, постояла немного, разглядывая высокие сосны за зданием школы, затем повернулась и помахала отцу рукой.

Баоцин, задрав голову, смотрел на гору. Издали Сюлянь была похожа на маленькую девочку. Он отчетливо видел белый сверток у нее под мышкой. Баоцин вспомнил тот день, когда впервые привел ее в дом. Тогда она была такой маленькой и жалкой. Он помахал ей рукой н тихо произнес:

– Хорошо, теперь-то уж можно считать, что свой долг перед тобой и учителем Мэном я выполнил. – Он повернулся и пошел домой.

Сюлянь смотрела вслед отцу, пока он не исчез из виду. Затем она одернула одежду, поправила прическу и вошла в школу.

Переступив порог, она позабыла о своем социальном положении. Она была лишь Сюлянь.

Да, она – Сюлянь. Прошлая Сюлянь уже никогда не вернется, ныне есть новая Сюлянь. Чистая, благоухающая, уходящая корнями в тину, но не запачканная ею, настоящий цветок лотоса – Сюлянь.

Директор выделяла ей стол и стул. Вместе с Сюлянь в классе сидело еще двадцать с лишним учениц. Некоторые из них уже приближались к среднему возрасту, но были и совсем девочки, немногим старше десяти. Сюлянь обратила внимание на то, что часть учениц отличалась весьма изысканной одеждой, однако большинство, как и она, были одеты достаточно скромно. Одни писали, другие читали, несколько человек занимались вышиванием. В комнате сидел классный воспитатель – невысокая полная женщина лет сорока.

Сюлянь с удовлетворением отметила, что здесь нет девиц, подобных Циньчжу. Она была в приподнятом настроении, и ей хотелось просто находиться среди этих девушек, дружить с ними, разговаривать свободно, как и они. Возможно, они говорят о том же, о чем рассказывал учитель Мэн.

Однако вскоре она почувствовала, что ее пристально разглядывают. Как актриса, она привыкла к подобному, поэтому не придала этому значения. Сюлянь поглядела на сидевшую рядом девушку и улыбнулась ей. Та не обратила на нее никакого внимания. Сюлянь покраснела и продолжала писать иероглифы. Внезапно ей пришла на ум

тревожная мысль: как быть, если девушки узнают ее. Да, обязательно узнают. Кому-нибудь из них наверняка приходилось слушать сказы. Но тут уж ничего не поделаешь. В Чунцине было всего две исполнительницы пекинских сказов под большой барабан – она да Циньчжу.

Ей показалось, что кто-то громко шепнул: «Это она». Наступила небольшая тишина, потом послышалось шушуканье. И вдруг все разом загоготали, будто буря пронеслась. Через некоторое время снова наступила тишина, которую нарушил неприятный визгливый голос:

– Хм, времена меняются. Не думала, что нам придется учиться вместе с потаскушкой.

Тут же другой голос подхватил:

– Что же это за школа такая, велят порядочным людям сидеть рядом с певичкой?

Говорившей было лет тридцать. Холодные и злые глаза с ненавистью глядели на Сюлянь, которая узнала в ней любовницу одного из военачальников. А другая девушка была дочерью торговца на черном рынке.

Одна из девушек скомкала бумагу и бросила ее в Сюлянь. Еще кто-то крикнул:

– Выгнать ее, выгнать эту вонючую потаскушку!

Учительница постучала по столу.

– Внимание! Тише!

Но гул не утихал. Девушки с гневом смотрели на Сюлянь и продолжали шуметь.

Сюлянь побледнела. Она сидела не шевелясь, как каменная. Что это за люди, почему они ее ругают? Она повернулась и посмотрела на них. Одна из девиц зажала нос пальцами, другая скорчила гримасу. Сюлянь охватил гнев.

Классный воспитатель подошла к двери и позвала директора. Дочь торговца, воспользовавшись моментом, громко крикнула:

– Если потаскушка будет ходить в нашу школу, я уйду из нее! Я не могу находиться вместе с людишками такого сорта!

– Совершенно верно, – крикнула любовница военачальника и бросила на пол недовязанный свитер. – Выгнать эту вонючую потаскушку!

Сюлянь поднялась и дрожащими руками стала рвать на мелкие кусочки свои учебники. Затем она вышла, как будто сходила со сцены после представления. Она слышала, как девочки за ее спиной покатывались со смеху. Злобные реплики летели в нее подобно острым стрелам.

У нее на глаза навернулись слезы. Когда подоспела директор, Сюлянь уже дошла до ворот. Пожилая женщина привела ее к себе в кабинет и вытерла слезы.

– Прошу прощения, я и подумать не могла, что может такое случиться. Ответственность за происшедшее лежит на мне. Я послушалась совета господина Мэна и решила принять некоторое число девушек из низших слоев общества, которые не имеют возможности получить образование. Но я и предположить не могла, что может произойти такое. Ты такая смирная, они обидели тебя. Мне очень неловко.

Сюлянь сидела, закусив губу.

– Не переживай, я все улажу. Я с ними хорошенько поговорю. – Директор продолжала: – Ты хорошая девушка, нельзя с тобой так обращаться.

Сюлянь промолчала. Директор велела ей обязательно прийти на следующий день. Она кивнула головой и медленно пошла домой.

Спустившись с горы, Сюлянь обернулась и посмотрела на здание школы. Голова у нее кружилась и словно раскалывалась от негодования. Неужели нужно будет гуда вернуться? Возвращаться каждый день в этот мир проституток, наложниц и грязных денег? Она ни за что больше не поднимется на эту гору, где над ней издевались! Никогда!

Сюлянь шла домой с тяжелым сердцем. От переживания у нее ныло все тело. Мать все же была права: «Став однажды актером, будешь им всю жизнь. И не выйти тебе в люди! Исполнителей сказов под барабан презирают все». Она больше не винила Циньчжу. Жизнь Циньчжу была очень несчастной; чтобы смягчить свое горе, она искала радость. Все же Циньчжу умница, она никогда не рассчитывала встать на ноги, и никто над ней не издевался. Она была довольна, жила сегодняшним днем, веселилась с мужчинами, и ладно. Дафэн тоже права, замужество намного лучше, чем ходить в школу. Внутренний голос ей твердил: «Сюлянь, катись вниз, иди по пути Циньчжу и Дафэн. Э тот путь легкий, на нем не тесно, у тебя лишь он один. Спускайся скорей, не переоценивай своих возможностей. Ты глупая потаскушка».

Ей не хотелось идти домой, она села на большой камень у дороги и стала разглядывать проезжавший мимо нее транспорт. Нет теперь у нее никого. Брошенная всеми, она занимается такой низкой профессией, и будущее ее весьма туманно. Сегодня она собиралась войти в новый мир, а ее выгнали. Больше идти некуда!

В одном квартале отсюда текла река Цзялинцзян, мимо Сюлянь навстречу с Янцзы неслись мутно-желтые потоки воды. Вот она! Вот здесь и закончить свою

бессмысленную жизнь! Но она вовсе не хотела умирать. Она посмотрела на свои ноги, такие красивые ступни, крепкие и здоровые. И чтобы их так рано не стало? Она потрогала лицо. Гладкая кожа, без единой морщинки. Это ее лицо, и его нельзя просто так уничтожить. Она пощупала свои груди, они были нежными и упругими. Нельзя их уничтожить.

Жизнь еще впереди. Сейчас она хочет умереть, как глупо! Можно жить и не посещая школы. Живут же так множество девушек-актрис и тех, кто стал наложницами и проститутками. Зачем же из-за этого терять свою жизнь?

Она зашагала вперед, кровь ее кипела, ей снова хотелось жить. При каждом удобном случае она теперь будет ходить в кино в свое удовольствие. Если Циньчжу может быть весело, почему не может быть весело ей?

Сюлянь ускорила шаг, косички раскачивались от легкого ветерка. Она заметила, что люди смотрят ей вслед, но ее это не трогало. Ее звали Сюлянь. Сюлянь хочет пойти в кино. Смотреть фильмы гораздо интереснее, чем ходить в школу.

Потом она вернулась домой и собралась было рассказать о случившемся отцу и матери, но, увидев тетушкино лицо, передумала. Что толку говорить ей об этом. Сочувствия не дождаться, а стать посмешищем не хотелось. В ушах как будто звучал голос матери: «Собака надела туфли – выкаблучивается. Ха-ха!» Не годится, матери нельзя говорить. А отец? Тот, если узнает, будет сердиться. Нельзя, чтобы он потерял лицо1. Она любила отца, нельзя ему говорить об этом, никому нельзя говорить. Буду делать вид, что хожу в школу.

В комнате Сюлянь лежало несколько книг и кистей для письма. Она взяла одну книгу, прочитала несколько иероглифов, но вдруг во внезапном порыве разорвала книгу на кусочки и выбросила в окно. Ну их! Книги, прощайте навсегда. Мать не знала грамоты, как не знает ее Циньчжу, Дафэн и тетушка Тан. Но все они живут прекрасно. Сюлянь сломала о колено кисть, выдернула из нее один за другим все волоски, положила их на ладошку и разом сдула с руки.

Глава 22

С тех пор как японцы совершили налет на Пирл– Харбор, вражеские самолеты в Чунцин не прилетали. Воздушная тревога объявлялась по-прежнему, но налетов не было. После того как города Чэнду, Куньмин, Гуйлинь стали базой 14-го соединения американских военно-воздушных сил, Чунцин потерял свое военно-стратегическое значение.

Обманчиво мирный облик Чунцина и возраставшее с каждым днем чувство безопасности привели к тому, что семья Фан провела лето в Чунцине. В городе стояла страшная жара, но жилья хватало для всех, да и дела сценические шли хорошо.

В один прекрасный день Баоцин снова столкнулся с обстоятельством, которое глубоко потрясло его и огорчило. Он отправился в школу справиться об успехах дочери. Облачившись во все самое лучшее, он прихватил с собой подарок для учительницы и в приподнятом настроении под палящими лучами солнца с трудом вскарабкался на гору.

Директор была очень откровенна и рассказала ему о том, что произошло, и почему Сюлянь больше не хочет ходить в школу. Она предложила возвратить Баоцину уплаченную им солидную сумму за обучение, на что он не обратил никакого внимания. Он был подавлен. Понятно, ее оскорбили. Баоцин представил себе, какой это был удар по чувствительному сердцу. Ведь то же самое пережил когда-то и он. Если уж стал актером-сказителем, то и ты сам и вся твоя семья обречены нести бремя дурной славы и всю жизнь маяться. Однако жизнь продолжается, и нужно думать, как изменить ситуацию к лучшему. Иначе издевательствам не будет конца.

Домой Баоцин вернулся в подавленном состоянии. Он был очень сердит на Сюлянь, но в то же время не мог не сочувствовать ей. Как быть? Ведь сам он вел себя не хуже других, в актерской среде считался человеком незаурядным. И послужил неплохо делу сопротивления. Разве все это никак не учитывается? Он много раз выступал с благотворительными концертами и никогда не просил денег на транспорт, никогда не делал ничего во вред государству, во вред обществу. Почему же тогда людн всегда так презирали его? Печать огромных трудностей и горестей лежала на его лице, он тяжело вздохнул.

Баоцин вспомнил слова Мэн Ляна. Он действительно не мог понять современную эпоху и признавал это. Эпоха, о которой говорил Мэн Лян, совсем не уничтожила дурные привычки прошлых времен. Уже столько лет существует республика, зачем же губить людей искусства и рассматривать актеров так, будто они не идут в сравнение даже с грязью, прилипшей к подошве ботинка?

Сюлянь сидела на корточках в холле и раскладывала карты. Баоцин подумал, какой смысл корить ее в чем-то, лучше уж по-хорошему.

– Так, – сказал он, улыбаясь, – обезьянка, на этот раз ты попалась. Папа истратил столько денег, чтобы отправить тебя в школу, а ты ищешь развлечений. Разве это правильно?

Сюлянь покраснела. Она подняла голову, посмотрела на Баоцина и не произнесла ни звука. Закусив тонкую губу, она с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться.

Баоцин продолжал в шутливом тоне:

– Молодая госпожа, куда вы ходили? Надеюсь, ваши новые друзья – порядочные люди. Я так за вас беспокоюсь.

Сюлянь поняла шутку и засмеялась.

– О, я всего лишь ходила в кино, люблю смотреть фильмы. Если девушка ходит в кино, в этом нет ничего дурного. В кинотеатре темно, никто меня не видит. Там можно узнать немало интересного, как в школе. Мне хочется вдохнуть немного свежего воздуха, погулять по улицам, но люди пялят на меня глаза. Вот мне и остается смотреть фильмы.

Баоцин нахмурил брови.

– Куда девались твои книги?

– Порвала. Я больше не буду учиться.

– Ты говоришь это всерьез?

– Да. Зачем все это? Не учишься, тебя в грош не ставят, учишься – та же картина. Зачем попусту время тратить, да еще столько энергии? Мне хочется немного развлечься. – Сюлянь побледнела, в ее голосе чувствовались боль и тоска.

– Значит, ты поверила матери, что люди искусства плохо кончат?

– Сюлянь молчала.

– Ты подумай, – продолжал Баоцин. – Вот мы прибыли в Чунцин, никого и ничего не знали. Сколько же пришлось хлебнуть горя, сколько потратить сил, чтобы создать нам доброе имя. Если бы мы не поступали так, чтобы мы имели сегодня? Почему люди смотрят на нас свысока? Мы же не семья Тан. Ты забыла, что говорила госпожа командующего Вана?

Сюлянь покачала головой:

– Не забыла, – сказала она с ехидством, как бы поддразнивая отца. – Если ты не будешь сам себя презирать, то никто нс сможет тебя презирать.

Слезы брызнули из ее глаз. Баоцин хотел нагнуться и утешить ее, похлопать по плечу, но, сам не зная почему, не сделал этого.

 – Папа, – сказала она наконец с горечью, – пусть все остается как есть. Так все же полегче. Дни будут незаметно идти, ни о чем не надо думать, это намного приятней.

Получалось, что она, как и другие девушки-актрисы, махнула на себя рукой. Люди их презирали, и им оставалось лишь опускаться все ниже и ниже. В душе у них уже не было завтрашнего дня, порядочная жизнь отошла в сторону. Сначала поиски увеселений, затем дурные привычки и в конце – падение. В молодости такие люди – игрушка, а в старости – выброшенный хлам. От одной этой мысли его сердце от страха сжалось в комок. Цветочек ты мой хороший! Теперь и ты ступила на этот путь.

– Я найму тебе учителя, будет приходить к нам домой и заниматься с тобой, – сказал он наконец.

Сюлянь молчала.

– Сюлянь, добрая девочка, – умолял Баоцин. – Подумай хорошенько, некоторые школьные предметы можно изучать и дома.

Она молчала. Он разозлился. Это уж слишком. Она,видите ли, молчит, эта бессовестная... Он сдержался и в отчаянии развел руками.

– Сюлянь, – он снова стал ее умолять. – Сюлянь, у меня тоже есть характер, терпению тоже приходит конец. Сейчас еще не поздно, послушайся меня, сделай, как я говорю. Если ты пойдешь по пути, о котором твердит твоя мать... – он помедлил, губы его побелели, и у него сорвалось с языка; – Если доведешь меня до такого состояния, что я не смогу поступить иначе, чем предлагает мать... будет уже поздно.

Сюлянь вскочила и бросилась к нему. Лицо ее стало серым, в глазах появился злой огонек. Густые черные волосы растрепались, гибкое молодое тело напряглось струной, как у маленького зверька.

– Хорошо, как тебе угодно. Я теперь уже выросла, мне восемнадцать, могу сама себя обслуживать. Кто посмеет меня продать?

Он перебил ее строгим, с нотками раскаяния голосом:

– Я не продам тебя, Сюлянь, ты что, этого не знаешь? – Он стал заикаться и не смог продолжать. – Не... эх... не... не заставляй меня переживать. Жизнь и так горька, нужно стараться войти в положение друг друга.

Она, не проронив ни слова, ушла к себе в комнату, легла на кровать и глубоко задумалась. Может, не нужно возражать против приглашения учителя? Но интерес к книгам уже потерян. Все-таки другие вещи гораздо интереснее, более важны. Она поняла это сама, без помощи Мэн Ляна и Циньчжу. Не нужно ждать, когда тебе дадут добро на то, чтобы держаться за руку с мужчиной. Ей этого было мало, она хотела значительно большего. Любовь отличается от книг, музыки. Она спрятана внутри человека, существует между мужчиной и женщиной. Она теплая, страстная, сочная. Тело Сюлянь горело желанием.

Она лежала в задумчивости на кровати, мышцы ее онемели, руки были крепко сцеплены. Вдруг ударил гром, она соскочила с кровати. Ой, как громыхнуло, как страшно! Она стремглав бросилась в гостиную. Отец, склонив голову, неподвижно сидел на прежнем месте. Казалось, что он постарел на несколько лет, на лице резко обозначились морщины. Она села на стул возле двери, надеясь, что отец ее не заметит. Снова загремел гром, она задрожала. Баоцин вдруг поднял голову.

– Не бойся, Сюлянь. Гром не приносит вреда человеку. Помнишь, господин Мэн говорил, культурные люди не боятся грома, они понимают, что это такое.

Вернувшись в комнату, она разделась и тихо легла. В теплом темном ночном небе полыхали молнии.

Ждать, чего ждать? Мэн Лян хотел, чтобы она ждала. Другие тоже говорили, что нужно подождать. Чего она должна ждать? Когда отец ей подыщет мужа или подвыпившая мать ее продаст? Как глупо! Герои фильмов никогда не ждут. Чего хотят, к тому и стремятся, всегда добиваются своего. И при этом не ходят в школу. Она тоже не будет учиться и не хочет ждать. Ей хочется поиграть с огнем, даже обжечь руки, что тут такого? Будет больно, ну и пусть. Любовь может разрешить любые проблемы.

Сюлянь вспомнила Ли Юаня, и сердце ее учащенно забилось. Она познакомилась с ним в кинотеатре. Это был красивый парень, ее тайный друг. Ему было лет двадцать пять, высокого роста, мощного телосложения, с открытым и честным лицом. Правильные черты лица дополняли небольшие выразительные черные глаза, такие теплые и чуть влажные. Среди тех, с кем ей приходилось общаться, он отличался хорошими манерами. Когда он смеялся, обнажая два ряда ровных и красивых зубов, у нее неизвестно отчего замирало сердце.

Ли Юань служил секретарем у жены какого-то чиновника. Эта служба не требовала особых знаний, тем не менее он умел читать, мог писать, бегать по делам, вести финансы, в общем – делать все. Если кто-нибудь дарил госпоже подарки, он это фиксировал. Надо куда сбегать – он бежал.

Госпожа не числилась на государственной службе, но жалованье ее секретаря оплачивалось правительством. Им всегда были довольны, работа была относительно спокойной, и он очень дорожил таким местом. Ложкой дегтя во всем этом был маленький оклад. Однако все же он находился в должности секретаря, а это кое-что ему давало.

Однажды в кинотеатре он встретил Сюлянь, увязался за ней и познакомился. Сюлянь нравилось, что в темноте рядом с ней сидит мужчина, а Ли Юань был чрезвычайно рад тому, что встречается с самой знаменитой в Чунцине исполнительницей сказов под большой барабан.

Когда он впервые с ней заговорил, она покраснела. Однако вскоре оба они чинно сидели вместе и смотрели фильм.

Первоначально их отношения развивались медленно. И он, и она были очень осторожны. В темном зале их лица порой были почти рядом, Сюлянь всегда отодвигалась первой. Однако его лицо все равно было близко, отчего ее

бросало в жар и дрожь. Иногда щека Ли Юаня почти касалась ее лица, и она чувствовала, что все ее тело горит.

Их отношения становились все теснее и теснее. Она мечтала о том, чтобы он перед концом фильма поцеловал ее, как это делает герой фильма, но у Ли Юаня и в мыслях не было ничего подобного. Она начинала нервничать, не поворачивая головы, косо поглядывала на него, он сидел прямо и смотрел перед собой. Как-то раз она рассердилась; встала и ушла, даже не попрощавшись. Разве он не понимает, что на душе у его девушки? Когда она встала, он успел бросить:

– До завтра, в то же время.

Она вернулась домой, а он продолжал сидеть и смотреть фильм.

На следующий день ей не захотелось идти в кино. Зачем смотреть фильм рядом с таким бесчувственным человеком? Он никогда не изъявлял желания пройтись с ней вместе по улице. Зачем же так унижать себя, встречаться с ним? Почему он никогда не– пригласит ее куда-нибудь поужинать? Она была сердита, но, когда наступило два часа, она все-таки поспешила в кинотеатр. Что бы зам ни было, а он был первым человеком, к которому она проявила интерес. Он хоть и сидел как истукан, но все-гаки был очень красив.

Ли Юань ждал ее в фойе, они вошли в зал и сели на свои обычные места. В темноте Ли Юань казался симпатичнее. На этот раз он пододвинулся к ней ближе, чем обычно. Когда они разговаривали, его губы были так близко к се уху, что она чувствовала его горячее дыхание. Сердце Сюлянь учащенно забилось.

Он придвинулся и взял ее за руку. Она оказалась зажатой в его ладони, как пойманная белая птица – мягкая, нежная, трепетная. Рука его была хоть и большая, но очень ласковая. Сюлянь боялась шевельнуться, ее ладошка даже вспотела.

Она тихонько отняла руку и вытерла платком ладонь. Зачем он это сделал? Нельзя быть такой легкомысленной.

После фильма губы Ли Юаня почти коснулись ее уха и тихо заговорили. Как насчет того, чтобы пойти с ним пообедать? Сердце ее громко стучало. Намечался сдвиг, он хочет ее пригласить в ресторан. Пообедать с Ли Юанем, конечно, хочу, вот здорово!

Они пришли в малюсенький и грязный ресторанчик с отдельными кабинетами. Ли Юань пригласил ее сюда, чтобы показать, что и он повидал свет. Однако его старания были напрасны, потому что Сюлянь и не подозревала, что такие небольшие ресторанчики с отдельными кабинетами были самыми дорогими в Чунцине.

Он заказал вино. Она поперхнулась от первого же глотка, но продолжала улыбаться, делая вид, что ей это нравится. Сюлянь пила впервые в жизни, можно немножко и попробовать, она мечтала постичь настоящую жизнь на практике.

Ли Юань как-то странно молчал. Она почувствовала, что он внимательно ее рассматривает. Его взгляд ощупывал ее сверху донизу, руки, шею, лицо.

– Зачем ты так на меня смотришь? – спросила она, не без удовольствия, впрочем, воспринимая его взгляды.

Он покраснел, не зная, что ответить.

Вино возбудило ее. Она думала спеть ему что-нибудь, да не хватало смелости. Хотелось многое сказать. Для этого, конечно, можно было использовать сказы про красавиц и молодых героев. Но выразить то, что было на душе, не было никакой возможности. Он тоже не мог найти подходящих слов. Так и сидели, наслаждаясь молчанием.

С этих пор их встречи участились. Они ни о чем особенном не говорили, сердца их были переполнены чувствами, и они прекрасно понимали друг друга без слов. Иногда Сюлянь обижалась, что он не хотел идти с ней рядом, не желая, чтобы их видели вместе в общественных местах,

– Ты меня за кого принимаешь? Я тебе не нравлюсь? В чем я тебе уступаю?

В ответ он только смеялся, и его выразительные глаза с обожанием смотрели на Сюлянь.

Получив очередную нахлобучку, он покупал ей что-нибудь в подарок. Коробку конфет или платочек, Сюлянь нравилось, когда он делал подарки, но она всякий раз колебалась и боялась их принимать. Отец говорил, что нельзя принимать подарки от мужчин. Как же можно не взять того, что преподносит Ли Юань? Нельзя его обижать. Однажды она, поколебавшись, не решилась взять подарка. Он очень огорчился.

Спустя два месяца Ли Юань по-прежнему осмеливался лишь взять Сюлянь за руку. Тут были свои трудности. Конечно, он хотел овладеть ею, но все это было не так просто. У него не было денег, и ему не на что было жениться. Его немного беспокоила и сама Сюлянь. А что, если она проститутка? Нет, кажется, это не так. Что ни говори, а на обычных девушек она не похожа. Впрочем, так это или нет – неважно, а хлопот все равно не мало. Ли Юань был без ума от Сюлянь и не хотел с ней расставаться. Но он всего остерегался, не смея ни овладеть ею, ни даже поцеловать. Каждый раз в нужный момент он покрывался испариной, томясь в нерешительности.

Его поведение сердило Сюлянь. У нее появился кавалер, который может ходить с ней за руку, болтать. Где же его смелость, которой так наделены герои серебряного экрана? Где же? Где?

Снова наступило лето. В Чунцине люди страдали от жары. Однажды Баоцин по пояс голый сидел у себя дома. Вдруг пришел посыльный с приглашением посетить небольшую частную резиденцию. Он отправился со спокойной душой, предполагая, что речь пойдет о домашнем концерте.

Его провели в гостиную. И тут он почувствовал что-то неладное. Напротив него сидела очень модно одетая женщина. Он знал ее. Однако она явно не желала вспоминать прошлое.

– Ты и есть Баоцин, который исполняет сказы? – закричала она сердито.

Он кивнул головой, не улавливая, к чему она клонит,

– У тебя есть дочь по имени Сюлянь?

Он снова с тревогой кивнул головой, перепуганный насмерть.

– А, старая тварь, слушай, что я тебе сейчас выдам. Твоя дочь продает... пусть поищет богатого, нечего заманивать бедных служащих! – Женщина вела себя очень странно. Одежда и украшения ее были изысканными, волосы – в локонах, ногти тщательно ухожены и покрыты лаком. Но, о небо! Как вульгарно она выражалась! Простые люди и то никогда не произносят таких грязных слов. Да и он сам так не разговаривал. Эта женщина пользовалась только низкопробными словечками на уровне профессионального жаргона публичного дома.

Когда она закончила, он, улыбаясь, сказал:

– Расскажите мне толком, я ничего не понимаю.

– А чего тут говорить, ты, старый... – заорала она. – Мой секретарь потратил на твою дочь, потаскушку, пятьдесят тысяч юаней. – Она смачно сплюнула на пол. Баоцин еле увернулся и поспешил отодвинуться в сторону, на почтительное расстояние.

– Это действительно так? – спросил он.