Текст книги "Отзвуки сердца (ЛП)"

Автор книги: Л.А. Кейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Глава 26

Риск.

Восемь дней спустя…

– Так не может больше продолжаться, шеф.

Я выдохнул белое облако дыма. Оно заполнило пространство между мной и Мэем.

– Кто сказал?

– Я, сказал, козел.

Я хмыкнул в ответ.

– Хочешь помочь мне остановиться?

– Хочу и по пути выбью из тебя всё дерьмо.

Я протянул косяк Эйнджелу. Мэй смотрел на него, пока тот делал затяжку.

– Ты поощряешь его.

– Я курю с ним траву. – Закатил глаза Эйнджел. – Делаю это уже много лет. И предпочел бы, чтобы он курил ее, а не принимал кокаин или кололся.

При мысли о героине мои глаза закрылись. Я принял однажды. Всего один раз. Во время случайной передозировки, но хорошо помнил, как себя чувствовал. Хотелось, чтобы блаженство и онемение снова охватили мои тело и разум. Эти ощущения спасли бы меня от мук. Я желал ничего больше не чувствовать и не замечать в своей жизни ни хорошего, ни плохого.

– Прошла неделя с тех пор, как всё дерьмо свалилось на наших фанатов на «Уэмбли», – сказал Мэй. – Мы, почти, справились с двумя другими концертами. Нолан с целой командой публицистов всё ещё стараются минимизировать ущерб. Все знают, что у Риска был рецидив и говорят, бл*дь, только об этом.

Открыв глаза, я рассмеялся.

– Всем на меня насрать, это просто…

– Нам не насрать, puta! – огрызнулся Энджел. – Я должен быть сейчас в Лос-Анджелесе, праздновать восемнадцатый день рождения младшей сестренки, но я здесь с твоей тупой задницей. Потому что знаю – если ты пройдешь через Мэя и Хейса, то сразу перейдешь к тяжелым наркотикам.

Не говоря ни слова, я уставился на стену.

– Ты должен признать, что у тебя рецидив. – Мэй прислонился к стене и сложил руки на груди. – Ты нюхал кокаин, выпил чертову тонну алкоголя. Просил одного из парней достать тебе таблеток, чтобы заснуть. Когда узнаю кого – уволю его.

Я снова промолчал.

– Мы возвращаемся в ЛА.

– Я, бл*дь никуда не поеду.

Эйнджел что-то прорычал по-испански. Не понимая слов, я предположил, что он красочно назвал меня мудаком. Он демонстративно раздавил косяк в пепельнице, когда я снова потянулся к нему, глядя при этом мне в глаза.

– Риск, – Мэй перехватил мое внимание. – Реабилитационный Центр в Лос-Анджелесе помог тебе раньше, поможет и сейчас.

При упоминании о реабилитации мои пальцы поднялись к монетке на шее, но не нащупали ничего, кроме кожи. Я вспомнил, как сорвал ее и бросил во Фрэнки. Ее широко раскрытые глаза и слезы на щеках – терзали память. Мысли и образы постоянно крутились в голове. Хотелось блевать от силы той боли, что сконцентрировалась в сердце. Необходимо заблокировать этот бесконечный поток в сознании. Нужно найти способ остановить мысли. Надо найти выход.

– Я не могу уехать из Саутволда.

– Мы не долдны были возвращаться сюда, – заявил Эйнджел. – Ты просто уговорил нас. Нужно было остаться в Лондоне. Это место и эта женщина… она, бл*дь, управляет тобой. Посмотри на себя и все это из-за неё.

– Не перекладывай его действия на Фрэнки, – предупредил Эйнджела Мэй. – Он причинил ей столько же боли, сколько она ему. Единственная разница, – он перевел взгляд на меня, – в том, что она никогда не желала разбить ему сердце. Именно он поступил с ней так.

Когда Мэй с выражением отвращения и разочарования посмотрел в мою сторону, я почувствовал себя совсем крошечным. Он и раньше смотрел на меня, как на ничтожество, но никогда с таким безразличием. Мой лучший друг. Он постоянно прикрывал меня, даже когда я этого не заслуживал. Похоже, больше этого не будет.

– Вам, ребята, лучше вернуться в Лос-Анджелес, – сказал я. – Я останусь здесь, что бы разобраться в себе.

Оба мужчины усмехнулись, не поверив мне.

– Эгоистичный мудак, – усмехнулся Эйнджел. – Единственное, что ты будешь делать, если мы уйдем – употреблять. Тебе плевать на нас. Достало уже. Все крутится вокруг драгоценного малыша Риска, правда? Если ты страдаешь, нам всем плохо. Понял? Всем, мать твою!

Я вскочил с кровати.

– Заткнись, бл*дь.

– Нет, сука, – Эйнджел тоже вскочил на ноги. – Думаешь, ты крутой парень? Думаешь, я не выбью из тебя всё дерьмо только потому, что люблю?

Мой голос звенел от эмоций.

– Пошел ты, – прорычал я. – Не люби меня. Ненавидь и тогда всё будет чертовски проще.

– Кому проще? – огрызнулся Эйнджел. – Тебе? Думаешь, если мы тебя возненавидим, то тебе будет легче жить? Почему? Дай угадаю – потому что тогда не сможем причинить боль… так что ли?

Так и было.

– Мне это не нужно, – я покачал головой, чувствуя, как комната смыкается вокруг. – Я не грёбаный ребенок. Больше никто не заставит меня делать то, что я не хочу. Не надо меня ломать, как он.

Эйнджел посмотрел на Мэя, а Мэй уставился на меня широко раскрытыми глазами.

– Мы не Оуэн и Фрида, – грубо сказал Рейс. – Мы слышали всё, что ты сказал тому жирному ублюдку на пирсе… они издевались над тобой, старались сломать, но мы не они. Мы любим тебя, идиот.

Я ощутил, как дрожь сотрясла мое тело.

– Почему ты не сказал мне, шеф? Я же твой Лучший Друг.

Мэй выглядел обиженным.

– Потому что ты бы всё рассказал маме и папе, Хейс тоже. Они бы забрали меня. А вы, ребята, были единственными хорошими людьми, которые у меня были.

– Ты должен был кому-то рассказать, Риск. Чёрт, мужик… Я не знал. Помню, у тебя всегда были синяки и ушибы, но я думал, что ты просто чертовски неуклюжий. Мне так жаль.

– Не стоит. – Я провёл рукой по лицу. – Фрэнки знала.

– Что? – сказали парни в унисон.

– Она что узнала, когда мы были детьми? – запротестовал Мэй. – Ты случайно ей проговорился?

– Нет, она знает уже много лет. Когда нам было по тринадцать, я пришел в школу с синяками по всему лицу. Сказал, что с полки упала сковорода и ударила меня. – Я поднял руки к глазам. – Она не поверила. Выкрикнула это, а ведь была ещё ниже ростом, чем сейчас, и не приняла ту чушь. Я заставил её пообещать держать все в секрете. Она ненавидела это, но сделала ради меня. С тех пор Фрэнки заботилась обо мне, понимаете? Всегда заботилась. И посмотри, что я с ней сделал, Мэй? Она моя девочка, а я её уничтожил.

Бл*дь. Слезы готовы были пролиться из глаз. Я прижал кулаки к глазам и прохрипел:

– Это так хреново. Думал, она врет. Она сказала, что слышала наши записи. Я не подумал, что она имела в виду инструменталки. Не знал, что она не может слышать меня без боли… Верил, что прогнала меня потому, что так хотела. Я все неправильно понял.

Парни ничего не сказали и я опустил руки.

– Я вытащил её на сцену к сотней тысяч людей и унизил, оскорбил… а всё потому, что мои чувства были задеты. Снова. Ребята, я так облажался. Чертовски сильно. Она попрощалась со мной на пирсе. – Потряс головой. – Даже когда мы расстались, она не говорила «прощай».

Мэй и Эйнджел подошли ко мне и хлопнули по спине. Только они собрались произнести речь о том, что первым шагом к исправлению ситуации будет возвращение в реабилитационный центр, в комнату вошёл Хейс. Его лицо было бесстрастным.

– Риск.

Я пристально посмотрел на него.

– Что?

– Только что звонила Энда Петерсон.

Я моргнул. Медленно.

– Кто?

– Миссис Петерсон? – Хейс нахмурился. – Друг семьи Фултон.

Понятия не имел, зачем мне эта информация.

– И что она хотела?

– Она думает, что один из нас должен пойти и побыть с Фрэнки.

Моё тело было как провод под напряжением только при упоминании её имени.

– Зачем? – потребовал я. – Она не хочет меня видеть. Она ушла от меня тогда на пирсе. Зачем ей кто-то из нас?

– Потому что мы её друзья и нужны ей.

– Зачем ты ей нужен? – огрызнулся я. – Зачем?

– Потому что миссис Петерсон сообщила плохие новости, эгоистичный ублюдок! Вот почему!

Потребовалось мгновение, чтобы его слова дошли до сознания.

– Какие плохие новости?

Хейс посмотрел вниз. Моё нутро сжалось.

– Хейс, – я шагнул вперёд. – Что за плохие новости?

– Это о маме Фрэнки, – он поднял руку и потер лицо. – Сегодня… она умерла, Риск. Умерла на глазах у Фрэнки и девушка разбита. Энда очень переживает за неё.

В течение нескольких секунд я ощутил весь спектр возможных эмоций. Позади раздались крики друзей, когда стремительно выбежал из комнаты и понёсся вниз по лестнице. Я не мог остановиться и послушать, что они хотели сказать. Добраться до Фрэнки – единственное, что имело значение.

Глава 27

Фрэнки

Просто продолжай дышать.

Эти три слова помогли мне пережить, возможно, худшую неделю в моей жизни. Девять лет назад, неделя, когда я узнала диагноз мамы и рассталась с Риском, была чудовищной. Не думала, что какие-то еще события могут быть хуже. Однако жизнь может порой удивлять. По крайней мере, тогда я горевала наедине с собой, о потере отношений и любимого парня. У меня была тишина собственного дома и покой, который могла обеспечить только мама. На этот раз все не так. Никакой личной жизни не осталось. Родная мама уже не была прежней и даже не узнавала меня, поэтому искать утешения у нее я не могла.

Единственное, что точно предсказал Риск: первые четыре дня после концерта папарацци осаждали мой дом, но начиная с пятого, казалось, просто исчезли. Я следовала своему обычному графику: ходила на работу, потом в больницу и ничего более. Полагаю, моя рутина была не достаточно захватывающей для СМИ, поэтому они отправились искать рыбу покрупнее. Если журналисты задавали мне вопросы, я на них не отвечала. Игнорировала всех, как будто их там просто не было. Пару раз, когда папарацци мешали моей работе, вваливаясь в закусочную, за меня заступались несколько клиентов и Джо. Три очень дорогие камеры были сломаны в ходе одной из таких ссор.

Была вызвана полиция, но все в закусочной высказались против журналистов, которые утверждали, что на них напали. В результате неприятности с полицией расхлебывали папарацци, а дорогие камеры были разбиты вдребезги. Джо также забрал карты памяти из фотоаппаратов и сломал их, так что все мои фотографии, которые там имелись исчезли. Я оценила поддержку. Приятно осознавать, что есть люди прикрывающие мою спину.

В среду, пришлось уйти с работы пораньше, чтобы поехать в больницу. У Майкла была назначена проверка зрения. Ему нужен был новый рецепт для очков. Он откладывал несколько месяцев и наконец решил разобраться с этим вопросом. Никому из нас не нравилось, что мама оставалась одна в больницы, потому что её состояние ухудшалось с каждым часом. Как только он позвонил и сказал, что задерживается, я с разрешения Джо, отправилась с работы прямиком в больницу. Едва переступила порог, когда в дверях появилась Эрика, одна из замечательных медсестёр хосписа.

– Фрэнки. – Она улыбнулась, увидев меня. – Как дела, милая?

– В порядке, – солгала я.

Дела были плохи. Все наши с Риском проблемы находились в плачевном состоянии. Мы не разговаривали с того вечера на пирсе, после концерта. Я выдвинула ультиматум и понятия не имела, о его решении. Он не выходил на связь. Основываясь на этом молчании я пришла к выводу: Риск сделал свой выбор и, вероятно, решил не возвращаться в реабилитационный центр. Больно думать, что такое возможно, но тем не менее я продолжала жить. Жизнь не остановилась и продолжала свой бег, независимо от того, как сильно мне хотелось сделать паузу.

После беседы с Эрикой я направилась по коридору в сторону маминой комнаты, когда зазвонил телефон. Я ответила, когда прочитала кто звонит.

– Только приехала, – сказала Майклу. – Встретила Эрику, по ее словам мама сегодня немного не в себе.

– Я уже в пути, – сказал он. – Чёртова машина дала сбой, но сейчас все хорошо. Заберу новые очки в следующую среду.

– Можешь не торопиться. – Я открыла дверь в мамину комнату. – Она спит.

– Ладно, скоро увидимся, милая.

Я повесила трубку и закрыла за собой дверь. Мамино тело вздрогнуло, глаза внезапно открылись. На мгновение мне показалось, что ей больно, но когда она опустила руку и вздохнула, то успокоилась.

– Приветик, – ласково улыбнулась я, подходя к ней и снимая сумку и пальто. – Ты знаешь, кто я, красотка?

Мама уставилась на меня, слегка наклонив голову, в попытке осмыслить мой вопрос.

– Ничего страшного, если нет, – заверила её. – Хочешь расскажу тебе историю о том, как мы познакомились? Это интересно.

– Не нужно… этого делать, – покачала головой мама через мгновение. – Я знаю, кто ты.

Говорила она невнятно, но я поняла.

– О! Да? – Забавляясь, я повесила пальто и поинтересовалась: – Кто я?

– Моя малышка.

Я почувствовала, как губы на мгновение разошлись, когда шок прошил мое тело. Поспешно присела на край маминой кровати, взяв её руку, поднесла к своим губам и нежно поцеловала. Хотелось продлить это мгновение на бесконечность.

– Ты знаешь, как меня зовут, мам?

– Ага, – усмехнулась она, хотя голос оставался едва слышным. – Моя Фрэнки.

Сердце подпрыгнуло.

– Да, мама, – Меня била дрожь. – Да, это я – Фрэнки. Я Фрэнки!

– Я знаю, кто ты, – проговорила она про себя, хрипло дыша. – Никогда не забуду тебя…ты моя девочка.

Невозможно поверить. Она узнала меня. Вспомнила! Хотелось прыгать, кричать и плакать навзрыд. Моя мама знала, кто я такая!

– Я люблю тебя, мам. – Слёзы навернулись мне на глаза. – Я так сильно тебя люблю. Ты самая лучшая! Ты дала мне всю любовь мира. Сегодня во мне живет женщина, способная любить и все благодаря твоему воспитанию. Люблю тебя. Всегда помни об этом, хорошо? Фрэнки очень тебя любит.

– Я тоже тебя л-люблю, моя крошка.

Услышав это ласковое обращение и признания в любви, я невольно начала всхлипывать. Мама нахмурилась, глядя на меня. В глазах у неё было замешательство, так не хотелось, чтобы этот момент, когда она вспомнила меня, закончился. Я начала осыпать мамино лицо поцелуями, нежно обнимая. Она ответила на объятия, но когда слезы потекли по моим щекам, усмехнулась и погладила по спине. Мы отстранились, её взгляд остановился на мне.

– Тебя обидел мальчик, с-солнышко? – Она разочарованно цокнула языком. – Расскажи мне всё… об этом.

Я вытерла слёзы.

– Всё хорошо, мам.

Она кивнула, зевнула и слегка подвинулась в постели, занялась своим одеялом, и к тому времени, когда вновь глянула на меня, знакомый прищур замешательства снова захватил её в свои объятия.

– Кто ты, милая?

На этот раз вопрос не принес боли. Я точно знала, что в глубине ее дивного сознания и любящего сердца я все еще существую. Пусть даже она не всегда узнавала меня.

– Меня зовут Фрэнки, – улыбнулась я, вытирая щёки. – Хочу немного посидеть с тобой, если ты не против?

– С удовольствием, – засияла мама. – Как тебя зовут?

– Фрэнки, – повторила я.

– О, мне нравится это… имя для девушки… кр-красивое.

Я улыбнулась в ответ.

– Мне тоже нравится.

Взяв мамино вязание, протянула ей. Она забрала его. Затем размотала пряжу, правильно расположила спицы в руке и начала вязать. Я невольно задумалась: сколько времени пройдет, прежде чем она забудет, как вязать или потеряет подвижность рук, чтобы заниматься этим. Сейчас она держала спицы так, как будто не знала что делает. Всякий раз рядом с ней, я думала именно о таких вещах. Интересно, сколько времени пройдет прежде чем она забудет как что-то делать вообще? Каждая из этих мыслей пугала до смерти.

– Эта шерсть красивого цвета, – сказала я маме, пока она вязала. – Тебе нравится?

– Всё нормально, – ответила мама, пожав плечами. – Это… любимый цвет моей дочери, понимаете? Она совсем малышка. Я вяжу ей… кардиган.

Она говорила с трудом, и чтобы услышать слова, приходилось прислушиваться. Когда, спустя несколько мгновений, я поняла сказанное – сердце сжалось. То, что вязала мама, было не более чем беспорядочные петли. Она не могла следовать схеме, каждый раз конечный результат отличался от ожидаемого. Впрочем, все это не имело значения. Главное – ей нравилось то чем она занималась. Подвижность её тела и суставов ухудшалась. Скоро мама не сможет и этого. Сейчас даже просто держать их в руках было для неё, своего рода, победой.

– Это будет прекрасно смотреться на ней.

– Знаю.

Я пересела на стул рядом с маминой кроватью и достала книгу в мягкой обложке, которую читала, нашла место, где остановилась и продолжила чтение. Прошло десять или пятнадцать минут, когда мама тяжело вздохнула. Я оставила закладку на странице и вернула книгу в сумку.

– Что случилось?

– Энда, – улыбнулась мне мама. – Когда… ты приехала?

– Только что, – сказала я. – Как ты себя чувствуешь?

– Устала. В груди… тяжело.

Я поднялась и взяла кислородную маску. Повернула вентиль баллона на нужный уровень, как всегда делал Майкл, и надела ее маме на лицо. Она при этом, не оттолкнула мои руки и не стала со мной спорить, за что ей огромное спасибо.

Я подвернула ей одеяло.

– Пойду сделаю тебе чашечку чая, хорошо? Это поможет расслабиться.

Она потянулась и коснулась моей руки.

– Два кубика сахара.

Я засмеялась, подняла её руку и поцеловала.

– Будет сделано.

Вышла из комнаты и почувствовала – словно груз свалился с плеч. Пока подпирала стену в коридоре, от облегчения, поняла что произошло. Она узнала меня. Она знает кто я. Сморгнула слезы радости и направилась к чайно-кофейной зоне. Пока готовила чай, снова и снова прокручивала в голове, как мама произносила мое имя и называла своей крошкой. Такая мелочь принесла столько счастья. Пока жива – никогда этого не забуду.

С двумя картонными стаканчиками чая в руках, повернулась и пошла обратно по коридору в мамину палату. Пройдя половину пути, остановилась на месте. На секунду показалось, что она спит, но что-то было не так. Появилась неприятная тяжесть в животе.

– Мама? – Я подошла ближе. – Мама, ты в порядке?

Она не отвечала. Я поспешила к ней и только через несколько секунд поняла, что она не дышит. Оба стаканчика упали на пол. Я замерла, как статуя. Внутри всё сжалось от боли. Страх начал затягивать меня в темную пропасть, едва позволяя дышать. Спотыкаясь, добралась до двери маминой комнаты, когда Эрика проходила мимо и увидела меня.

– Думаю, она умерла.

Услышав, как произношу эти слова, я тут же их отвергла. Это было не по-настоящему. Слишком рано. Слишком быстро.

Эрика что-то крикнула и поспешила в комнату мимо меня. Я тоже каким-то образом оказалась у края кровати. В палату вошли ещё две медсестры и полностью сосредоточились на маме.

– Слишком рано, Эрика. Доктор сказал шесть месяцев, а она здесь только два.

Мой голос звучал так спокойно и отстраненно, что это сбивало с толку, потому что внутри я кричала, как сумасшедшая.

– Ты должна помочь ей, Эрика. – Чувствовала, как дрожат руки. – Я не готова к тому, что она оставит меня. Пожалуйста. У нас должно быть больше времени.

Эрика и другие медсестры совсем не помогали маме. Я знала почему. Было принято решение не реанимировать её, когда она… умрет. Срок её жизни подошёл к концу. Она уходила и помощь ей была не нужна.

– Мне так жаль, дорогая, – сказала Эрика. – Время смерти – 2:06 вечера.

– Нет. Это неправда. Нереально. – Я взяла теплую мамину руку в свою. – Не оставляй меня.

Ответа не было и я не могла с этим смириться.

– Господи, – Почувствовала, как сердце колотится в грудной клетке. – Пожалуйста, не поступай так со мной. Не забирай ее, умоляю.

Приступ астмы настиг меня и сделать вдох стало невозможно. Я положила руку на грудь, казалось что-то очень тяжелое расположилось на ней. Зрение исказилось, в голове раздался громкий звон. Почувствовала на себе чьи-то руки и даже слышала голоса, но ни один из них не был отчётливым. Все расплывалось. Только когда рот приоткрылся и почувствовала знакомый наконечник ингалятора, заставила себя вдохнуть. Привычный вкус химикатов покрыл язык. Странно, но мне всегда нравился этот вкус, потому что ассоциировался с возможностью дышать. Я думала об этом, когда сделала ещё несколько затяжек.

Медленно моргая, вернула себя в палату.

– Вот так. – В поле зрения появилось лицо Эрики. – Медленный и ровный вдох, Фрэнки. Сделай это ради меня. Вот так, моя девочка.

Я не сводила глаз с Эрики, следуя инструкциям. Минуту или две спустя осознала, что сижу на полу – не знаю сколько я так просидела. Ничего не болело, что говорило бы о моём падении. Мозг подсказывал, что Эрика и обслуживающий персонал, вероятно, усадили меня, чтобы я не упала и не поранилась.

– Мамочка, – прохрипела я. – Мама.

– Просто дыши, милая. Сделай это для меня. Дыши.

Теперь я могла вдыхать и выдыхать воздух без усилий, но внутри было ощущение удушья. Игнорируя женщин, поднялась на ноги, повернулась и, спотыкаясь, подошла к маминой кровати. Протянула руки и положила ладони ей на лицо. Спокойствие и отстраненность, улетучились, а дикая паника охватила меня, когда разум начал осмысливать произошедшее. Я закричала и начала плакать.

Мне казалось, я знаю что такое боль. Но все меркло по сравнению с пустотой и кричащей тьмой, что накрыла мое сознание, как только погас свет жизни моей мамы.