Текст книги "Природа жестокости (ЛП)"

Автор книги: Л Х Косвей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Интерлюдия 2

Роберт.

Сентябрь 2004

После каникул первый день в школе всегда захватывающий. Я только что вернулся домой от отца, где проводил лето. Оказывается, жизнь в Ирландии не настолько ужасна, как я ожидал. Безусловно, она отличалась, но не обязательно в плохую сторону. Например, в Лондоне мы бы украли выпивку из бара наших родителей и отправились пить в подворотню. В Ирландии мы заставляли какого-нибудь старшего брата или сестру купить нам выпивку и шли пить на пляж или посреди фермерского поля, а после чего угоняли машину и ехали кататься по сельской местности.

В принципе, я – лидер парней в своём классе. Они все смотрели на меня, будто я какой-то крутой бог. По-моему, акцент работал в мою пользу. Здесь он делал меня неординарным для ребят и предметом для подражания.

Сегодняшний день волнующий не только из-за того, что это первый день после каникул, а потому, что и первый учебный день Ланы. Саша и я старше её на два года, поэтому раньше мы никогда вместе не посещали школу.

Это своего рода грандиозное событие, когда новая девушка начинала учиться здесь, ведь это заведение ещё несколько лет тому назад было школой-интернатом только для мальчиков, поэтому тут явный недостаток женщин. Я не видел свою маленькую рыжеволосую девочку всё лето и сейчас с нетерпением ожидал встретить её в коридорах или на обеде.

Моя первоначальная ненависть стихла. Я больше не винил её за то, что она подруга Саши, когда мне нужно было, чтобы моя сестра была одинока. Теперь у меня развилось к ней новое чувство. Это что-то более порочное, что я не могу его объяснить. Мне нравилось делать её несчастной... и видеть тень вспышки боли в красивых голубых глазах.

Это своего рода садизм, но, чёрт возьми, возможно, я – садист. Всё, что мне известно, я жил для того, чтобы быть возле неё и смочь эмоционально причинить девочке боль. Это было похоже на словесную прелюдию. Должно быть, что-то деформировано в моей психике, ведь если передо мной будет кнопка, я нажму на неё. И если кто-то являлся человеческим эквивалентом кнопки для меня, это – Лана.

Иногда она казалась такой непосредственной, но всё же мог сказать, что я добирался до неё на более глубоком уровне. Она никогда не позволяла этому показаться на поверхности. Как маленький стоик-воин, она не давала мне тот всплеск эмоций, который я так жаждал. Возможно, это то, что заводило меня. Я должен был продолжать делать это, пока она, в конце концов, не сломается.

Эти признаки такие крохотные, но после двух лет я научился распознавать их. И когда я бил по больному месту, её глаза становились огромными и ноздри подергивались. Это восхитительно!

Плохо то, что, по-моему, возможно, я влюбился в неё.

Я знаю, знаю. Какое было право у шестнадцатилетнего говорить о любви? Возможно, это просто наваждение. Мама говорила, что я слишком пылкий для своего возраста. Имею в виду, если у меня такое отношение к людям, которых я люблю, тогда как же я буду обращаться с людьми, которых ненавижу? Когда ты живешь у чёрта на куличках, у тебя есть много времени, чтобы подумать.

Как ни странно, мама тоже говорила, что я слишком много думаю.

Когда дело доходит до этого, хотя это просто всё о Лане. Как-то наши отношения запутались в этом нездоровом круговороте, где я – мудак, а она соглашалась с этим.

Я жаждал нашего общения, как наркотика.

Поскольку мы были не вместе целых три месяца, мне отчаянно нужна доза.

Урок начнётся через пятнадцать минут, а я сидел на траве с моими друзьями Дином и Лиамом, ослабив галстук, который мама заставила меня надеть сегодня утром. О, да, есть ещё одна разница между моей школой и той, куда я ходил в Лондоне – мы должны носить форму. Тьфу.

Увидев, как Саша и Лана приближались к школьным воротам, моё сердце забилось быстрее. Саша на седьмом небе от счастья из-за того, что с ней опять её лучшая подруга после нашей летней поездки. Она положила свой локоть на плечо Ланы, рассказывая какую-то большую историю, возможно, о том, какой ублюдок наш отец и как она ненавидила его.

Этим летом они скандалили больше, чем когда-либо. Не могу сосчитать то количество раз, когда он говорил что-нибудь, чтобы взбесить её, и у сестры портилось настроение. Много раз она топала ногами вверх по лестнице и с грохотом закрывала дверь спальни. Сейчас у Саши период «готов» – чёрная краска для волос, соответствующий лак для ногтей и её новые любимые вещи.

Я чертовски завидовал своей сестре, аж мурашки по коже от этого. Она не понимала, насколько ей повезло. Мне ненавистно, что у неё была возможность проводить каждую свободную минутку с Ланой. Ненавистно, что она могла прикасаться к ней, заставлять её улыбаться и утешать после меня, засранца.

Я вскочил на ноги.

– Ты куда? – окликнул меня Дин.

– Нужно поговорить с сестрой, – ответил я. – Скоро вернусь.

– О, в этом случае скажи ей, что я хочу минет, – сказал он, хлопая Лиама по ладони.

– У тебя больше шансов сделать его себе самому, – даю я ему отпор.

Саша и Лана просто прогуливались у стены школы, когда я приблизился.

– Тампон! Добро пожаловать! Входите в мой кабинет, – с радостью сказал я.

– Отвали, ты не владеешь школой, – прошипела Саша, показывая мне средний палец, и медленно прошла мимо.

Глаза Ланы округлились, и она быстро отвела от меня взгляд, изучая свои ноги. В этот момент я понял, как страшно скучал по ней. Я хотел подхватить её и крепко прижать к своей груди. Вдохнуть её запах. Целовать. Это было бы нормально сделать с девушкой, которая тебе нравится. К сожалению, я никогда не был нормальным.

Она такая застенчивая, и явно никогда не целовалась в своей жизни – это радовало меня ещё больше, чем нужно. Я подошёл прямо к ней. Несколько девушек подбежали к Саше, расспрашивая её о лете и новом имидже, поэтому в этот момент, её внимание отвлечено.

Лана остановилась и глубоко задышала. Она напряжена, но смиренна и ждала моего удара. Можно подумать, она ожидала его и в полной мере, была готова проявить силу духа.

Я ненавидел себя за то, что мне это было нужно. Почему я не мог просто сказать ей, что уже два года влюблён в неё? Почему я должен так выражать себя, ведь это полностью противоречило моим истинным чувствам? Возможно, я эмоционально недоразвит. Ребёнок разведенных родителей и всё такое.

– Смотрю, у тебя форма большой девочки, – ухмыльнувшись, я дёрнул её за рукав. – Она даже не подходит тебе.

На секунду девочка подняла взгляд, и я поглощал эту связь.

– Мама специально купила размер побольше, – почти прошептала Лана. – Она сказала, что я дорасту, и это избавит нас покупать новую форму на следующий год.

У неё округлились глаза, будто она была удивлена тем, что рассказала мне. Боже, её мама полная дура. Я имею в виду, кто так обращается со своим ребёнком? Заставлять его целый год носить форму на несколько размеров больше, чтобы просто сэкономить деньги.

– Это крохоборство, чёрт побери, – сказал я.

Я не имел в виду ничего плохого, лишь подразумевал сочувствие. Жаль, что сочувствие потерялось в интерпретации.

Она сглотнула и попыталась пройти мимо. Я сделал шаг в её сторону, чтобы она не смогла уйти.

– Итак, ты понимаешь, что мальчики превосходят численностью, и девушек здесь практически одна к десяти.

– Я знаю это, – тихо ответила она.

– Ну, ты готова поставить на этом крест? Недостаток девушек означает, что вероятно, даже ты получишь немного внимания.

Я одарил её своей самой лучшей улыбкой.

– Поставить крест на чём?

Она наморщила лоб в очаровательном замешательстве. Боже, она такая невинная.

Прошлым летом я потерял свою девственность и с тех пор увидел девушек в совершенно новом свете. Они больше не были неизвестностью. И то, что я узнал о них, постоянно вертелось у меня голове и мне хотелось сделать это с Ланой.

Я настолько близко наклонился к ней, что мои губы оказались около неё. У девочки участилось дыхание, а щёки покраснели.

– Твоя девственность, – соблазнительно сказал я.

Она практически отскочила от меня.

– Мне четырнадцать лет, – сказала Лана с возмущением и страхом.

– В этой школе возраст не защитит тебя от извращенцев. По крайней мере, тебе лучше быть готовой к групповушке и оргии, если ты любишь приключения.

Это официально. Я – ублюдок.

Она прищурила глаза.

– Ты лжешь.

– Жаль, но я не лгал.

У неё на лице появилось недоверие.

– Это школа. Оргии не устраивают в школах.

Я снисходительно засмеялся.

– Школы – это основное место, где устраивают оргии. – Помедлив, я скрестил руки и изучал её взглядом. – Вот, что скажу – я прослежу, чтобы парни знали, что ты неприкосновенна. Назовём это радушным подарком.

Она пристально посмотрела на меня, пытаясь выяснить, не играю ли я с ней.

– Ты сделаешь это для меня?

– Ну, будет одно или два условия, – заявил я.

– Какие?

Я сделал два шага вперёд для того, чтобы посмотреть на неё сверху вниз.

– Типа позволять мне прикасаться к тебе везде, когда я захочу.

Она быстро заморгала, а ее в глазах появились слезы, но Лана упрямая. Она не позволит слезам вырваться на свободу.

– Я ненавижу тебя, – сказала она дрожащим голосом с негодованием.

«Я люблю тебя», – подумал я, но не озвучил эту мысль, а вместо этого выдал сарказм.

– Конечно, ненавидишь.

– Лана, ты идёшь? – позвала её Саша, находясь с группой своих подружек.

– Да, – ответила она, оживлённая возможностью сбежать от меня, и устремилась в сторону моей сестры.

Саша послала мне злобный взгляд через газон, зная, что я дразнил Лану. Я комично корчил рожи и пошёл к зданию школы, когда прозвенел звонок.

Прошли утренние занятия и время обеда, а я больше не встречал Лану. Я осматривал каждый угол, пытаясь обнаружить её, но девочки нигде нет. Возможно, она избегала меня. Чёрт, она имела полное право так делать. Я возбудился от нашей короткой встречи, но, тем не менее, я хотел большего.

В конце дня я стоял с группой своих друзей у шкафчиков, когда придурок по имени Ойсин с пятого курса хвастался, как он переспал с какой-то блондинкой по имени Ленни, с которой, видимо, хотел сблизиться каждый парень в школе.

Я встречал девушку, но не увидел ничего привлекательного. На ней так много косметики, что всегда на воротнике её формы это коричневое пятно. Мой бич – замечать в людях мелочи, которые либо очаровывали меня, либо вызывали отвращение. Всякий раз, когда Ленни проходила мимо меня, я просто зацикливался на этом коричневом пятне косметики. По данным Ойсина, у неё классные буфера, но всё, что я видел – это то пятно.

Не думаю, что другие люди так же одержимы мелочами, как я. Например, я знал, что у Ланы ровно двенадцать крошечных веснушек, которые обсыпали её нос и щеки. Знал, что её верхняя губа изгибалась в идеальный лук Купидона, который я когда-либо видел. Знал, что она ковыряла свои ногти, когда нервничала в кругу людей. Я знал... чёрт, я так много знал о ней.

Наконец, я заметил её.

У неё за спиной рюкзак, и она шла по коридору в моём направлении, уставившись в пол. Жаль, что Лана всегда выглядела так затравлено. Что ещё более важно, жаль, что я получал удовольствие от того, чтобы быть охотником.

Я подтолкнул Дина, который стоял возле меня.

– Что? – спросил он, жуя огромный комок жвачки.

– Видишь ту рыжеволосую девушку?

– Да.

– Поставь ей подножку, когда она будет проходить мимо.

– А зачем?

– Просто заткнись и сделай.

Он посмотрел на меня, будто я ненормальный, но всё равно согласился.

– Ладно.

Просто как по маслу, он сделал ей подножку, когда она дошла до нас, а я вмешался, чтобы спасти ситуацию. Я поймал её в свои объятия, прежде чем она упала, и крепко держал маленькое тело в своих руках. Она моргала ресницами, озираясь вокруг и пытаясь выяснить, как споткнулась. Я позволил своим рукам продвигаться вверх по её предплечьям и плечам, остановившись на обнаженной шее.

– Это ты поставил мне подножку, Роберт? – спросила она тихим голосом, все еще оглядываясь вокруг.

Лана так взволнованна, не думаю, что она даже понимала, насколько интимно я прикасался к ней.

– Нет, это был один из тех придурков, – ответил я, указывая на парней, стоящих рядом с нами.

– Эй, а как насчёт поцелуя за то, что поймал тебя? – спросил я, подталкивая мою удачу.

– Отпусти меня, – спокойно попросила она, её дыхание медленное и глубокое, будто она пыталась держать себя в руках.

– Думал, мы заключили соглашение. Я сдерживаю похотливых подростков подальше от тебя, а ты позволяешь мне прикасаться к тебе, когда захочу.

– Не было никакого соглашения. Я никогда не соглашалась на это, – пробормотала она, теряя свою невозмутимость.

Я упивался её вернувшимся волнением.

Я вздохнул, медленно и сексуально, нажимая пальцами на мягкую кожу её шеи.

– О, да, верно, ты не соглашалась. Моя ошибка.

Я решил отпустить её сейчас. У меня была своя мера, и не было никакого смысла подталкивать её слишком далеко. Это будет лишь то, что она расскажет своей маме, её мама расскажет моей, и меня накажут.

– Моя бабушка говорит, что люди могут заставить тебя думать о себе плохо, если ты разрешишь им. А я не разрешаю тебе, Роберт, – сказала она, высоко держа свой подбородок.

В то время, когда я думал, что она не может быть милее, Лана пришла и ушла с чем-то подобным. Но как только я опустил свои руки с её шеи, она унеслась прочь, а я повернулся, наблюдая за тем, как она уходила.

Всё, на что я мог надеяться – что однажды я буду тем парнем, который сможет заставить её остаться.

Часть третья

Жестокость – признак более глубокой причины

Глава 9

Это самая долгая неделя в моей жизни. С тех пор, как я удалила те фотографии, Роберт дуется на меня. Когда я вхожу в комнату, где сидит он, то просто хочу выбежать оттуда. Моя копия «Орестеи», которую я швырнула в него, всё ещё лежит на траве в саду за домом – молчаливый и неподвижный след того, что произошло.

По некоторым причинам я не могу заставить себя выйти и поднять её. Не хочу вспоминать то чувство, когда я обнаружила, что Роберт зациклился на мне, и это слишком не похоже на его прошлые издевательства. Моё сердце трепещет, но желудок выворачивает.

Дома я постоянно пытаюсь находиться с Сашей, по крайней мере, её болтовня скрывает напряжение, возникшее между мной и Робертом. По-моему, она это заметила, но ничего не говорит.

В четверг утром я готовлюсь к своему последнему рабочему дню на неделе в Алистере. Мне нужно прийти туда после обеда, поэтому я провожу своё свободное утро, просматривая телевизор и складывая чистое бельё.

На экране Молли Уиллис поёт чувственную песню, и я не могу оторвать своего взгляда от певицы. Песня заканчивается, и камера возвращается к ведущему Филлипу Шофилду. У него такое выражение лица, будто он из-за всех сил пытается сдержать смех.

Жаль, что Филлип Шофилд не мой отец. Он был бы идеальным сочетанием заботы и радости. Если в твоей жизни нет отца, то ты склонен фантазировать, что было бы, если случайная знаменитость оказалась твоим отцом.

Он берёт у Молли короткое интервью, спрашивая: «Правдивы ли слухи о вашей беременности?» На девушке надеты большие фиолетовые солнечные очки, поэтому лица не видно.

– О, Филлип, – говорит она, – на прошлой неделе я съела за обедом ростбиф – это и стало причиной этих слухов. Действительно, девушек иногда раздувает, ты же знаешь.

Не знаю, возможно, из-за строения рта она кажется довольно грустной, несмотря на то, что улыбается.

Филлип смеётся и сворачивает интервью, похвалив её за самый лучший сингл и музыкальный клип, который с невероятной скоростью распространяется в интернете. Также он отмечает, что она совершенно не выглядит раздутой сегодня, показывая её подтянутый животик поверх чёрных сексуальных штанов.

Закончив сворачивать бельё, я беру свои вещи для работы, закрываю дом и направляюсь на станцию метро. Когда я добираюсь до ресторана, то попадаю в час-пик. Данни отпросилась на два часа раньше, поэтому не хватает людей. Я верчусь, как белка в колесе, поскольку бегаю от столика к столику, принимая заказы, доставляя еду, и интересуюсь, нужно ли клиентам что-то ещё и т.д.

К концу смены, в 7.30, моя униформа официантки практически прилипает ко мне. Со стороны Алистера, несправедливо заставлять свой штат носить такие узкие чёрные юбки в летнюю жару. С другой стороны, ресторан, вероятно, имеет слишком высокий уровень для футболок и шорт.

Я так рада закончить работу, что просто выбегаю из этого места, полностью готовая к хорошему ужину и пораньше лечь спать. Но добравшись до станции метро, я понимаю, что вышла из ресторана без своей сумочки. Я запускаю руку в карман своей юбки и с облегчением обнаруживаю, что, по крайней мере, мой проездной и мобильник со мной. Слишком уставшая, чтобы возвращаться в ресторан за сумочкой, я решаю просто оставить её там до понедельника и иду на платформу. Но пока я жду поезда, меня поражает ещё одна неудачная мысль. В ресторане было настолько оживлённо, что я совершенно забыла принять инсулин и перекусить. И от этого у меня появляется ощущение тошноты.

Обычно я нахожу где-нибудь ванную для того, чтобы принять своё лекарство, но поскольку дорожный набор находится в сумочке, которую я забыла в ресторане, этот вариант не работает. Ощущение болезни накатывает на меня так быстро, что мне не хватает сил вернуться за лекарством, но дома лежит мой основной запас, поэтому я решаю сесть на метро. Ведь я смогу продержаться час, надеюсь.

Грохот приближающегося поезда только усиливает моё беспокойство. Через секунду кто-то близко подходит ко мне. Я поворачиваю голову и вижу, что это Роберт, возвращающийся с работы.

– Лана, – говорит он низким голосом, кивая головой.

Встреча с ним приносит мне облегчение, и я моментально забываю, что мы не разговариваем.

– О, Роберт, слава Богу, – вздыхаю я, обвивая его руками.

Он перемещает лицо к моим волосам, и я чувствую, как мужчина резко вдыхает.

– Ну, не то, чтобы я жалуюсь, или что-то ещё, но ты в порядке? – осторожно спрашивает он, захваченный врасплох моим объятием.

Я отстраняюсь.

– Да нет, я имею в виду, что просто рада видеть тебя.

На какой-то миг у него на лице появляется выражение сильного желания, но быстро исчезает. Рассмотрев меня, он говорит:

– Ты не очень хорошо выглядишь.

Роб прижимает руку к моей пояснице, и мы входим в вагон.

Свободных мест нет, и едва хватает места стоять, поэтому я упираюсь плечом в грудь Роберта, а он держится за поручень.

– Со мной всё будет в порядке, как только я доберусь до дома. Сегодня в ресторане было очень многолюдно, и я не приняла свой инсулин. Затем я ушла и забыла взять сумочку, поэтому сейчас мне действительно нужно добраться до дома, где я приму лекарство и что-нибудь поем. В принципе, чувствую себя дерьмово.

Все мои слова выскакивают слишком быстро.

Его выражение лица смягчается, и он притягивает меня так, что я основательно прислоняюсь к нему, переместив на него всю тяжесть своего тела.

– Господи Иисусе, ты уверена, что с тобой всё будет в порядке? Ты сильно потеешь.

Он проводит большим пальцем по моему виску.

Я дарю ему нерешительную улыбку.

– Возможно, это просто из-за жары.

– Да, – соглашается Роб, обводя глазами мои черты лица. – Такое часто случается?

– Никогда. Я никогда не забываю свой инсулин. Быть уверенной, что сахар в моей крови в норме – главное для меня. Это была слишком утомительная неделя.

Я поворачиваю своё лицо так, что оно располагается на изгибе его шеи. Чувствую себя слишком плохо, чтобы нервничать о том, что нахожусь близко к нему, нуждаясь в комфорте сильного тела Роба больше, чем злиться из-за тех фотографий, которые он сделал. Мужчина напрягается, а затем расслабляется, обнимая меня руками.

– Это моя вина? – спрашивает он у моих волос.

– Частично, – честно говорю ему.

– Сожалею, – шепчет Роб.

– Я тоже сожалею. Мне не надо было удалять твои фотографии. Это было ужасно. Просто я была так смущена ими и шокирована.

Также где-то очень-очень глубоко в душе я польщена сверх меры, но никогда вслух в этом не признаюсь.

– Успокойся, – говорит Роберт, и нежно проводит по моим волосам. – Мы можем поговорить об этом позже. Просто давай сосредоточимся на том, чтобы ты добралась до дома.

Закрыв глаза, я позволяю ему держать себя и использую близость, чтобы вдохнуть запах Роба. Я почти уверена, что он делает то же самое. Одна его рука на моём плече, другая – на талии, и почти касается моей задницы, но не совсем. Я провожу носом по его шее, и он ближе притягивает меня, обвивая рукой, вокруг талии, как тисками. Я тоже обвиваю его руками, и мужчина рычит.

По-моему, я чувствую касание его губ на своих волосах, но не уверена. Кажется, поездка длится вечность не только потому, что мне плохо, а из-за того, что я вполне осознаю те моменты, когда Роберт двигает своим телом, вызывая новые ощущения от наших объятий. Он касается бедром моего бедра, щекой – моей щеки. Думаю, мы делаем вид, что приспосабливаемся, а на самом деле, просто так мы можем робко касаться новых мест.

На каждой остановке люди входят и выходят, но я чувствую себя так тщательно окруженной ими, что едва ли замечаю это. Мы делаем пересадку на «Кингс Кросс», а Роберт всё время поддерживает меня, обнимая рукой. Нам остаётся несколько остановок до Финчли, когда поезд неожиданно останавливается посередине чёрного тоннеля. У меня расширяются глаза от страха, и я смотрю на Роберта. Очевидно, какая-то задержка. Просто надеюсь, что не долгая. Подняв мой подбородок, он заставляет меня заглянуть в его глаза и потирает мою поясницу, успокаивая, и в этот момент из динамика разносится голос машиниста:

– Можете уделить мне ваше внимание, пожалуйста? Произошёл временный сбой сигнала на линии. Я бы хотел извиниться за задержку. Надеемся, что всё будет в порядке, как только возможно.

– Вот, дерьмо, – бормочу я.

– Всё будет хорошо, Лана. Просто расслабься, – говорит мне Роб, и его низкий голос делает что-то с моей подложечной ямкой.

Мне нужно почаще болеть, лишь бы вызывать заботливую сторону Роберта, подобную этой.

– Господи, я так рада, что ты был на станции, – шепчу я ему. – Это был бы ад, если бы я была одна.

– Ну, ты не одна, и вскоре будешь дома, – ласково говорит он.

Наступает минута молчания с ворчащими по поводу задержки пассажирами вокруг нас. Мы находимся там, где невозможно поймать сигнал телефона, и это сильнее ухудшает ситуацию. Никто не может позвонить и сказать, что задерживается.

– Мне очень нравится, как ты пахнешь, – говорит Роберт, нарушая тишину.

Повернув голову, он немного наклоняется и проводит носом по моей шее. Это так приятно, что я даже не могу сопротивляться.

Всё, что я делаю – бормочу: «Ммм—хммм», закрыв глаза, будто это развеет моё смущение.

В конце концов, через пятнадцать минут поезд снова едет. Выйдя на остановке, Роберт немедленно ловит такси и нас быстро доставляют домой. Расплатившись с водителем, он помогает мне добраться до входной двери и удивляет меня тем, что подхватывает на руки и несёт наверх в мою комнату.

Осторожно положив меня на кровать, он спрашивает:

– Где ты хранишь своё лекарство?

На меня накатывает волна головокружения, и я откидываюсь на подушку.

– Первый ящик, – вяло отвечаю я, указывая на тумбочку.

Открыв его, он роется и находит мой набор, пока я стаскиваю туфли и расстёгиваю сбоку молнию юбки-карандаша с высокой талией.

Роберт сидит рядом со мной на кровати и выглядит таким потерянным, всматриваясь в инсулиновый шприц.

– Я не знаю, что делать, – говорит он, будто впервые в своей жизни чувствует себя растерянно.

– Я могу это сделать, – устало успокаиваю я его. – Пожалуйста, просто помоги мне избавиться от этой юбки.

Когда поражает болезнь, то в мозгу не остается места для скромности. Я просто хочу чувствовать себя лучше, и если это значит, что Роберт увидит меня в нижнем белье, так тому и быть.

Он покусывает нижнюю губу.

– О, да, конечно.

Наклонившись вперёд, мужчина обнимает меня рукой за талию, легко приподнимает, стягивает тугую юбку по моим бёдрам и снимает. Сидя в одних трусиках, которые, к счастью, являются милой чёрной парой, я расстёгиваю последние пуговицы своей блузки и стягиваю её со своего живота. Затем я приступаю к работе над тестированием сахара в крови.

Роберт внимательно наблюдает; когда я прокалываю палец, вытекает капля крови. Его взгляд время от времени скользит по моему нижнему белью и голой коже, а дыхание Роба прерывается. Чёрт побери, неужели его заводит этот холодный и клинический процесс? Я сижу здесь больная, уставшая и потная в своей постели? Если так, тогда я не понимаю влечение.

Я поднимаю на него взгляд, пока готовлю инсулиновый шприц, а взгляд Роба сконцентрирован на старых следах от игл на моём животе. Заметив, что я смотрю на него, взгляд Роберта становится мягким, и он протягивает руку, нежно проводя горячей ладонью по шрамам. На какой-то момент мы соединяемся – он касается моих шрамов, а я наблюдаю за ним. Прежде меня никто так не ласкал. Мужчина кажется таким полным благоговения.

– Сейчас я должна принять инсулин, – шепчу я, разрушая то, что мы делаем.

Он кивает, убирая руку с моего живота.

По-моему, Роб немного морщится, когда я, наконец, нахожу место и ввожу иглу. Закончив, я всё прибираю и снова падаю на подушку.

– Тебе нужно поесть? – спрашивает Роберт, помолчав пару минут.

– Да, – мягко отвечаю я. – Не мог бы ты что-нибудь приготовить мне? Это не должно быть слишком вычурным...

Он обрывает меня.

– Я приготовлю нам ужин. А ты не шевелись – просто оставайся здесь и отдыхай.

Роберт встаёт и наклоняется, чтобы запечатлеть поцелуй на моей макушке. Когда он уходит, моё сердце сходит с ума от тех переживаний в метро, от нашего нерешительного, но отчаянного стремления коснуться друг друга. Мой временный недуг помогает нам стать ближе. Боже, что же мы творим.

Несколько минут спустя я чувствую запах курицы и чеснока, доносящийся из кухни. Выбравшись из постели, я иду в ванную, одеваю ночнушку и умываюсь холодной водой с мылом. Затем возвращаюсь в постель и заползаю под одеяло.

– Непослушная! Я же сказал тебе не двигаться, – говорит Роберт, возвращаясь в комнату в футболке и джинсах.

Он несёт две тарелки, на которых лежит что-то, похожее на куриное жаркое.

– Мне нужно было освежиться, – отвечаю я, добавляя: – Выглядит и пахнет очень вкусно, Роберт. Я не знала, что ты умеешь готовить.

Пожав плечами, он усмехается.

– Я справляюсь. Вот, ешь.

Он вручает мне тарелку и вилку и располагается возле меня на кровати со своей порцией.

Я медленно ем, всё ещё дрожа от своей оплошности, ведь я редко забываю инсулин, если это вообще когда-либо было. Моя мама всегда вбивала в меня режим и велела придерживаться его. Я имею в виду, она звонит мне каждый вечер с тех пор, как я здесь, и наш разговор заканчивается её вопросом: «Забочусь ли я о себе и правильно ли питаюсь?».

Мне нужно узнать способ быть рядом с Робертом, который не приведёт в беспорядок мой рассудок, заставляя забыть о себе, потому что, Боже, помоги мне, я очень хочу быть рядом с ним. Всё вокруг замедляется, когда я с ним, и иной раз это становится совершенно эйфорическим. Я буду следить за движением его руки, предвкушая, попытается ли он коснуться меня. Или буду наблюдать, как Роб продвигает всё ближе свое тело ко мне, пока совсем не приблизиться.

Роберт звякает вилкой о тарелку, прерывая мои мысли. Он уже доедает свой ужин, а я – только наполовину.

– Ты лучше себя чувствуешь? – спрашивает Роб, нежно убирая мои взлохмаченные волосы от моего лица.

– Да, просто мне нужно немного времени, чтобы восстановиться после такой паники, – отвечаю я.

Роб кивает, поглощая меня взглядом своих карих глаз. Подвинувшись поближе, он кладёт свои руки мне на плечи и нежно сжимает их.

– Естественно, ты напугала меня. Мне не нравится видеть тебя больной.

– Это естественно для такой ситуации, – говорю ему я. – Мне нужно быть всё время очень осторожной. Это утомительно.

– Ты не можешь давать слабину, – добавляет он.

– Точно, – говорю я, съедая ещё одну вилку жаркого, и откладываю её в сторону.

– Моё поведение на этой неделе ничем не помогло, – продолжает Роб

– Точно, но я тоже виновата. Мне не следовало удалять те фотографии. Даже если мне не нравится быть в центре внимания или способ, который ты использовал, чтобы сделать их, они были твои, а я уничтожила их.

Роб задумчиво улыбается потере и поворачивает голову.

– Ну, я всегда могу сделать ещё.

Он проводит большим пальцем взад-вперёд по крошечному пятнышку на коже моего плеча, и моё сердце ускоряет темп.

– Так или иначе, зачем тебе подобные фотографии? В них нет никакого смысла.

– Для меня в них есть смысл. Большие сцены – это хорошо и здорово, но я человек деталей. Это небольшие вещи, которые завораживают меня.

– Это очень... профессионально. Я никогда не думала, что ты – художник, но сейчас, когда думаю об этом, отчасти, да. То, как ты используешь камеру – это необычно и уникально. Ты не делаешь снимки, как большинство людей, просто и прямолинейно. Твой материал всегда под определённым углом, с которого другой человек и не подумает, что его снимают, – я делаю паузу, чтобы увидеть, как он впитывает мои слова, будто они смысл его жизни. – Как я сказала, они профессиональные, – заканчиваю я, смущаясь.

Роб широко улыбается мне и крепче сжимает мои плечи.

– Ах, ты понимаешь меня, Красная Шапочка. Я не был уверен, понимаешь ли ты, но ты понимаешь.

Мой телефон гудит на тумбочке с именем Саши, вспыхивающим на экране. Я отстраняюсь от Роберта и отвечаю на звонок.

– Привет, Саша, что случилось?

На заднем плане шум и музыка. Похоже, она в пабе или ресторане.

– Привет, малыш, ты дома, в целости и сохранности?

– Да, на самом деле, я уже в постели. У меня был тяжёлый день, поэтому здоровья ради, я легла спать пораньше.

При этом Роберт издаёт громкое мурлыканье, потирая моё плечо. Я толкаю его локтем, чтобы он заткнулся.

– Что это? – спрашивает Саша.

– Ммм, просто фильм на моём ноутбуке.

– О, хорошо. Ну, а с тобой всё в порядке? Тебе не нужно, чтобы я вернулась домой, верно?

– Нет, со мной всё хорошо. Ночной сон, и я буду в полном порядке.

Роберт хихикает и снова мурлычет. Я сильнее толкаю его локтем. Он начинает целовать мою ключицу, и я таю.

– Круто. Прости, я не сказала об этом раньше, но парни с работы устроили импровизированную вечеринку, и меня заставили пойти на неё. Я буду дома поздно, если в конечном итоге, не усну у кого-то на диване.

– Ладно, Саша, веселись, – говорю я.

– Спи спокойно, малыш, – говорит она, заканчивая разговор.

Я хмурюсь на Роберта.

– Ты – дьявол. Если бы она узнала, что это был ты... что бы ты тогда делал?

Выпрямившись, он отстраняется и смотрит на меня.

– Кого это волнует? Чем раньше она узнает о нас, тем лучше.

– Нас? – спрашиваю я.