Текст книги "Мятежный"
Автор книги: Л. Дж. Шэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Тогда поверьте мне, когда я говорю, что мне лучше с ним не встречаться. Я еще не готов. Уважайте мое решение. Отпустите ситуацию.
Чувствуя себя дерьмово – я вел себя как маленький – я поднялся по лестнице в свою старую комнату, готовясь принять душ. Зазвонил мой телефон. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, но я все равно заглянул.
Р ози: Мне нужно, чтобы ты меня забрал. Нет машины + уж ин в аду = отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Пытаясь поднять свою гребаную челюсть с пола, я усмехнулся. О, момент настал.
Дин: Буду через 10 минут.
Р ози: Обещай не приставать ко мне.
Дин: Ну уж … Нет
Я дал ей секунду, чтобы обдумать это, прежде чем отправить еще одно сообщение.
Дин: Я обязательно приеду. Зайду . И одержу победу (и тогда приду снова).
Р ози: Не могу поверить, что настолько отчаялась, чтобы терпеть тебя. Обещай хотя бы ником у не говорить о нашей встрече.
Дин: Да, что угодно.
Как будто всем не насрать. В этот момент мы с Рози были двумя незакрепленными пушками в безукоризненно работающей машине. Вишес и Милли устраивали свою жизнь. Джейми и Мелоди были женаты и уже родили ребенка. Даже плохой мальчик Трент носил свои штаны большого мальчика, разделяя совместную опеку над своей дочерью Луной со своей мамой-малышкой Вал. Все пускали корни и играли во взрослых людей.
Все, кроме нас.
Она была дерзкой, ни на что не годной младшей сестрой, а я – пьяницей-наркоманом, у которого самые серьезные отношения были с наркоторговцем. Никому не было дела до того, что мы ебем друг другу мозги, чтобы скоротать время, до тех пор, пока мы молчим и не испортили подготовку к свадьбе или не испачкали наряды подружки невесты и шафера.
Именно этого малышка Леблан и не понимала, потому что была слишком занята защитой драгоценных чувств своей любимой сестры. Чувств, которых даже не было. Я засунул мобильник в задний карман и подошел к шкафу в своей комнате, чтобы переодеться в чистую рубашку. Схватив ключи с тумбочки, мой телефон снова зазвонил.
Р ози: У тебя есть травка?
Пытаясь – и безуспешно – не рассмеяться, мои пальцы скользили по сенсорному экрану.
Дин: А как же твои легкие? Они разве у тебя не повреждены или еще, какое-то дерьмо?
Р ози: Принеси свою заначку, юморист.
Потакать ей – было единственным выходом. Рози хотела проверить границы дозволенного. Неужели она не знает, что у меня их нет? Что ж, этот урок она скоро усвоит.
Интересный способ.
Р ози
Что заставляет тебя чувст вовать себя живой?
Игры с огнем. Ошибаться. Признаться им во всем. Признаться во всем самой себе. Брать то, что хочу, и называть это своим. Даже если это не так, даже если я знаю, что этого никогда не будет.
Военнопленных следует отправлять на пытки в руки моих родителей. К такому выводу я пришла, проведя восемь часов с мамой и папой.
Я была крутой девчонкой. Справлялась с долгосрочным, опасным для жизни заболеванием. Как тот бесцветный, завершающий слой лака для ногтей, который никто не видит. Так что тот факт, что я была на грани слез, застал меня врасплох.
У меня не было машины, поэтому я сидела на ступеньках парадного входа, ведущего к особняку, и ждала, когда Дин приедет, свесив голову между ног.
События ужина крутились в моей голове, борясь со слезами, которые грозили пролиться. Мы все сидели за столом, обслуживаемым персоналом Вишеса, ели брошенные в вино устрицы из Австралии (очевидно, американские устрицы уже не такие крутые), обсуждая последние приготовления к свадьбе.
Все было относительно терпимо… пока кое-что не произошло.
– Отлично, я думаю, нам пора обратиться к слону в комнате. – Папа поставил свой бокал на стол и поднял глаза , смотря на меня. – Когда ты планируешь вернуться сюда, Рози? Мы очень помогли тебе в Нью-Йорке. Ты была молодой и нуждалась в приключениях, но тебе пора двигаться дальше. Ты у же не ребенок, и твоей сестры больше нет рядом, чтобы держа ть тебя за руку.
– Папа, Рози сама себе хозяйка. Ты не можешь указывать ей, что д елать, – вмешалась Милли, ее голос был подобен успокаивающему баль заму на мои раскаленные нервы. Мама вздохнула, звякнуло столовое серебро. Я облизала губы, слишком ошеломленная, чтобы произнести хоть слово.
– Вы, ребята, всегда занимаетесь ее делом, папочка. Пап, Рози уже взрослая.
– Она не такая, как ты, милая. Она немного безрассудна. Мы лю бим нашу Рози-букашку именно такой, какая она есть, но вс е меняется. С каждым го дом она становится все слабее.
– Она больна! – проревела мама, вытирая нос льняной салфетк ой, прежде чем поднести ее к глазам. Я вздрогнула. Вы, ребята, всегда занимаетесь ее делом, папочка. – Посмотри на нее . – О на указала на меня пальцем. – Кожа да кости.
Милли виновато вздохнула и б росила на маму быстрый взгляд. – Она всегда была худой.
– С лишком худая, – заметила мама.
– По-твоему, мама, все слишком худые. Наша семейная кошка была по хожа на енота, потому что ты ее перекормила, – та самая кошка, которую им пришлось отдать, когда они узнали, что у меня муковисцидоз. Господи, со мной было так же весело, как с проказой.
– Ничего страшного . – Я фыркнула, ненавидя то, чт о Вишес наблюдал за всем этим. – Не то чтобы я была здесь или что-то в этом роде. Не позволяй мне по мешать тебе обсуждать мое будущее.
– Мы покупаем тебе билет домой. Ты должна проводить время с н ами, а не бегать по большому городу в поисках неприятностей . – М амин голос плясал на грани паники.
– Я о стаюсь в Нью-Йорке.
– Пол, – простонала она. – Скажи ей.
– Да, папочка . – Я улыбнулась. – Скажи мне.
Пол Леблан не собирался меня предавать. Он всегда заступался. Милл и пыталась защитить меня, но у нее не было такой власти.
Папа переводи л взгляд с мамы на меня.
– Прости, Рози-букашка . – О н покачал головой, и сначала я подумал а, что он извиняется за свою жену.
– Т воя мама права. Я тоже беспокоюсь за тебя . – О н поерза л на своем стуле. – Но у тебя теперь есть Даррен . – П апа почесал свою призрачную щетину, обдумывая это в своей голове. – Похо же, он хорошо о ней заботится. Как ты думаешь, Ш арлин?
«Твой отец не женон енавистник» – убеждала я себя. Он только что говорил так же, как секунду назад.
– Кстати, об этом. – Я закашлялась, чувствуя, как вспотели ладони, а сердце заколотилось, как у безнадежного пьяницы, вываливаясь из тела к ближайшей тарелк е. Может быть, кто-нибудь будет достаточно добр, чтобы заколоть его. – Мы с Дарреном расстались.
– Что?! – взревел папа, вскакивая со своего места и хлопая ладонью по деревянному столу. Он выглядел таким же потрясенным, как и я. Неужели он забыл, что моя личная жизнь – это, в конечном счете, мое личное дело? Я нахмурилась, наблюдая, ка к Милли положила свою руку на мамину, безмолвно прося ее успокоиться. Когда я подняла глаза, то поняла, что она плачет так с ильно, что все ее тело дрожит.
– У нее там никого нет. Никого. И она слабеет, умира я .
Ага. Моя семья была чем-то вроде группы драматических лам.
Папины глаза все еще сверкали, угрожая опалит ь мою кожу уродливыми шрамами.
– Он съехал несколько недель назад, – я старалась говорить нейтральным тоном, прижима я ладонь к белой салфетке, которой д аже не успела воспользоваться. – Он хотел жениться. Даже дошел до предложения руки и сердца, с ко льцом и всем прочим. Но, как вы знаете, я не заинтересована в браке. Особенно учитывая мои недавние осложнения . – О ни точно знали, что доктор Хастинг, эксперт, нанятый Вишесом, ск азал а мне в прошлом году , после того как провела несколько тщательных тестов . – С ним все будет хорошо. – Я обнаружил а , что утешаю их, а не наоборот. – Со мной тоже. Он заслуживает лучшей жизни, чем эта .
Воцарилось молчание. Такое молчание, которое капает в твое тело и грызет кости. Я задержала дыхание, готовая к физическому удару, который отправил б ы меня в другой конец комнаты.
Вишес откинулся на спинку стул а и поиграл с волосами Эмилии. – Давай уйдем. Похоже, твоим родителям и сестре есть о чем поговорить.
Вопросительный взгляд Милли нашел меня через стол. Я отрицате льно покачала головой.
– Это наш единственный семейный ужин п еред репетицией. Все остаются.
Мама плакала еще сильнее и все повторяла, что я умираю. Весел ое вре мяпрепровождение в доме Леблан . Оставайтесь с нами после вечеринки.
– Мама . – Я усмехнулась, чувствуя, как мое лицо горит от смущения. – Я не умираю. И очень хорошо забочусь о себе.
– Господи Иисусе, Рози, что за вздор! ! – П апа фыркнул и с нова хлопнул ладонью по столу. От меня также не ускользнуло, что он больше не называл меня Рози-букашкой. Он указал на меня, и его лицо исказилось от отвращения. – Ты говоришь о нашей семье так, словно тебе наплевать на свою сестру. Это был твой шанс не быть обузой для нас с мамой. Твой шанс наконец-то отблагодарить сестру за то, что она заботил ась о тебе. И, в классическом стиле Рози, ты все испортила , – упрекнул он меня.
Моя вилка упала на пол, и глаза вспыхнули, смесь удивления и ярост и расширила мои зрачки. Я не могла поверить своим ушам. Папа никогда раньше так со мной не разговаривал. Черт возьми, он почти никогда не говорил мне «нет», даже к огда я хотела проклятого пони. Вот тут-то он и подвел черту, но только потому, что не мог себе этого позволить. Если не считать пони – и держаться подальше от мальчиков, конечно, – я была почти в шоколаде .
Именно он сказал маме, что она должна отпустить меня в Нью-Йорк, и даже купил мне билет в один конец.
Именно он велел мне следовать за своими мечтами, д аже если они приведут меня в противоположном направлении от того, куда он хотел меня направить.
Он был родителем, который искренне верил, что я могу это сделать . Жить как нормальный человек.
И он лгал. Все это время.
– Я не сваливала свои проблемы со здоровьем ни на кого-то за этим столом, – процедила я сквозь зубы. – Я живу на другом конце этой долбаной страны . Откуда вы вс е это берете?
– Тебе нужно вернуться. Ты должна вернуться, тебе нездоровится . – М ама шмыгнула носом, бросая салфетку на свое блюдо, тарелка все еще была переполнена едой. – Твоя сестра сломала себе спину, работая на двух работах, чтобы ты могла жить в Нью-Йорке. Прежде чем уехать из города, она подарила тебе первоклассную квартиру, за которую уже заплатили, и даже оплатила обучение в твоей школе медсестер. И что же ты делаешь со всем этим добром? Готовишь кофе!
– Эй . – Т еперь была моя очередь стукнуть кулаком по столу, и, черт возьми, это было больно. – С каких это пор ты так говоришь , не одобря я некоторые виды работы ? Ты была поваром в течение сорока лет.
– У меня не было выбора! – закричала мама.
– У меня тоже! Я бросила школу, потому что доктор Хастинг заставил а меня!
Она встала и стремительно вышла из столовой , оставив меня безмолвной .
Папа, Вишес и Эмилия уставились на меня. Мужчины – с разочарованием, моя сестра – с жалостью. Слезы кололи в глаза, выпрашивая пролиться. Я никогда не плакала, и терпеть не могла показывать свою слабость. Я делала вс е , чтобы доказать моей семье, что могу сделать вс е сама. Что мне не нужна помощь. Что мои лепестки падают, но я все еще в цвету.
– Рози… – тихо произнесла Милли. – Дай маме немного времени.
– Перестань защищать свою сестру . – П апа провел рукой по лицу. Каждый произнесенный им слог распространялся во мне, как лесной пожар. Он прищурился, глядя на картину балкона Джульетты за моей спиной, не в силах даже взглянуть на меня . – Ты убиваешь свою маму и себя саму. У тебя был бойфренд-врач. Человек, который мог дать тебе все, что нужно.
– Он был ортопедом. Это как бы наполовину доктор. Это такой же врач, как и Росс Геллер.
Да. Я защищалась словечками из эпизодов «Друзей». Подайте на меня в суд.
Папе мое замечание не показалось смешным. На самом деле он вообще не обращал на это внимания, медленно забирая свой телефон и пачку табака, которую жевал после каждого обеда, тоже собираясь уходить.
– Ты порвала с ним, потому что ты эгоистка. Потому что не можешь ни на что положиться, вот почему ты бросила школу медсестер, живешь в платной квартире и работаешь официанткой в двадцать восемь лет. Твоя сестра выходит замуж через неделю . – О н глубоко вздохнул и закрыл глаза, как будто ему нужны были силы, чтобы закончить фразу. – И вот ты снова заставляешь нас волноваться за тебя. Твоей маме не нужно время. Ей нужна здоровая дочь.
– А что случилось с «делай, что хочешь», папочка? – Я вскочила со св оего места, каждый мускул на моем лице дрожал от гнева. У меня никого не было. Никого, кроме Милли. Некому было оценить, кто я такая, не навесив на меня ярлык «больная» и «слабачка». – А что случилось с фразой «ты можешь делать все, что угодно , лишь бы тебе это нравилось»?
Он покачал головой. Мой отец был невысоким человеком с худощавы м, мускулистым телом, потому что весь день занимался тяжелой работой, но в этот момент он выг лядел таким большим и внушительным.
– Тебе было восемнадцать, когда ты переехала, Рози. Тебе уже двад цать восемь лет. Большинство мужчин уже хотят остепениться и обзавестись семьей. К ак ты могла бросить того, кто не только пожертвовал бы всем этим, чтобы быть с тобой, но и мог бы позаботиться о тебе ? – О н повернулся к моей сестре, у которой был широко открыт рот. – Она должна была это услышать. Она не может позволить себе быть разборчивой .
С этими словами он тоже вышел из комнаты.
– Я полагаю, что это мой сигнал, чтобы позволить тебе собрать ос колки, – пробормотал мрачный голос Вишеса, прижимаяс ь поцелуем к макушке Милли. Он вышел вслед за папой. Двери закрылись с тихим стуком, от которого у меня забилось сердце.
Моя сестра опустила глаза в тарелку, потирая бедра, как делала всегда, к огда нервничала. Ее красивое, усыпанное серебряными звездами платье кол ыхалось вверх и вниз по ногам.
– Мне очень жаль, – только и сказала она. По крайней мере, она не говорила обычную чушь, которы е люди говорят, чтобы утешить.
– Папа никогда раньше не говорил мне ничего плохого . – Я поперхнулась своим предложением. Мне нужен был ингалятор. Мне нужны были мои родители. Я нуждала сь в объятиях. Милли подняла глаза и встретилась со мной взглядом. Внутри них закружилас ь боль. Она тоже считала меня безнадежной. Она просто не хотела давит ь на меня, как это делали они.
Теперь, когда мы остались од ни, по моему лицу текли слезы.
– Он и любят тебя, – выдохнула она.
– И я их люблю, – парировала я.
Она встала, ра зглаживая ткань своего платья. – Я знаю, что это последнее, что ты хочешь услышать, но тебе нужно подумать о возвращении. Мне нужно, чтобы моя сестра была рядом, Рози-букашка. Я слишком сильно скучаю по тебе. Кроме того, мама и папа безумно волнуются.
– За мое здоровье или за свою совесть? – Я положила руки на бедра и многозначительно посмотрела на нее. – Как давно ты об этом знаешь? О том, что папа считает меня глупой девчонкой, а мама ведет себя так, будто я в камере смертников?
– Рози…
– Ты тоже думаешь , что я не замечательный улов ? – Я рассмеялась сквозь слезы. Господи, сумасшествие не очень-то мне подходило. – А еще ты думаешь, что Даррен оказал бы мне огромную услугу, встречаясь со мной, потому что я ох, как больна?
– Ну, конечно же, ты замечательная! – воскликнула она.
Да.
Просто я не была такой хорошей добычей, как она. Необходимость доказать ее неправоту жгла каждую косточку в моем теле.
– Пожалуйста, оставь меня в покое, – положив руки на стол, я спрятала между ними свое лицо.
Она так и сделала.
Я закрыла глаза, позволив страданию унести меня вниз по реке жалости к себе, и трижды ударилась головой о белоснежную скатерть.
Дерьмо.
Дерьмо.
Дерьмо.
Добро пожаловать в Тодос-Сантос, Рози.
Глава 8 Рози
Что заставляет тебя чувствовать себя живой?
Бег босиком. Чувство, как ветки бьют меня по лицу, груди, ногам. Боль. Риск.
Дин подобрал меня, подъехав в красном грузовике с удлиненной кабиной старой модели. Я понятия не имела, откуда он его взял, но на том этапе была готова прыгнуть в огромный фургон, заполненный незнакомцами в балаклавах, предлагающими подозрительную конфетку, лишь бы поскорее уйти отсюда.
В тот вечер расплата никогда не входила в мои планы, по крайней мере, я так думала. Просто хотела украсть несколько спокойных минут там, где меня не будут критиковать.
Как только машина Дина остановилась перед воротами особняка, я села на пассажирское сиденье и пристегнулась.
Я выглядела ужасно в своей джинсовой юбке и мешковатой белой рубашке, – это была футболка Ассоциации ортопедов Даррена, которую он получил на съезде в начале этого года – и мои волосы рассказывали историю пятичасового полета и беспокойного сна.
– Поехали, – приказала я, глядя вперед, все еще не понимая, каким образом Дин «Бабник» Коул каким-то образом стал моим спасителем, и что это говорит о моей ситуации. Я не хотела смотреть на него, показывая ему, что скрывается за моими глазами, потому что если бы он смог расшифровать эти чувства, то увидел бы все. Всю уродливую правду.
Впервые в жизни я порадовалась, что он был на грани алкоголизма. Я схватила бутылку в ту же секунду, как она попала мне в поле зрения.
– Благодарю. – Я подняла ее в воздух, прежде чем сделать щедрый глоток.
Мы целый час кружили вокруг Тодос-Сантоса, проезжая через парк Свободы, мимо школы Всех Святых и хорошо освещенной пристани для яхт, привлекавшей туристов со всего мира. Соленый ветер океана ударил мне в лицо и немного успокоил. Я выпила еще. Пиратская радиостанция играла грустные любовные песни на испанском языке, и хотя я не понимала ни слова, они все равно трогали душу. Я попыталась использовать это время, чтобы успокоить сердцебиение и напомнить себе, что все в порядке.
Я выпила половину бутылки, но не поэтому мое зрение затуманилось, а пальцы дрожали, когда я обхватила ими горлышко бутылки. Нет. Это был настоящий гнев.
Ты не можешь быть разборчив ой .
У теб я был шанс, и ты его упустила.
К черту их всех. Вот именно, к черту.
Дин ни разу ничего не сказал, давая мне пространство, в котором я, очевидно, нуждалась, бесцельно ведя машину и выглядя при этом до смешного сексуально. Вполне возможно, что этот обкуренный парень был единственным человеком из четырех «СексиЗасранцев», который действительно обладал некоторыми эмоциональными клетками IQ. Он никогда не позволял никому увидеть то, что было под поверхностью. И это мне напомнило…
– У тебя травка с собой? – Я заговорила первая. Он уставился на дорогу, золото подмигивало в темноте на его запястье, сколько стоят эти часы? Больше, чем все мои земные пожитки. Одна рука постукивала по рулю, другая взъерошивала молочно-шоколадные атласные волосы.
– Ты трусы носишь? – пошутил он.
– Конечно, – усмехнулась я.
– Для меня травка – такая же необходимость, как и нижнее белье.
– Очаровательно. – Мои глаза закатились на автопилоте.
– По-видимому, да, потому что сегодня я впервые вижу, как ты улыбаешься, и это из-за меня.
Неужели я улыбаюсь? Черт.
Он припарковался на травянистом холме, откуда открывался вид на Тодос-Сантос. Маленький городок Южной Калифорнии был аккуратно прижат в долине между двумя горами. Из этого небольшого водоема открывался прекрасный вид на огни центра города. Большие голубые бассейны соседних особняков мерцали в чернильной ночи, фонарные столбы были разбросаны по всей пристани.
Водоем был пуст, если не считать баскетбольной площадки в нескольких сотнях футов от нас. Он был хорошо освещен, и там были подростки, бросающие мяч туда и обратно, но они не обращали внимания ни на грузовик, ни на нас.
– Откуда взялась эта штука? – Я обвела указательным пальцем грузовик, повернувшись всем телом к нему лицом. Насколько я помню, семья Дина владела бесконечным количеством «Вольво». Это был идеальный бренд для идеального типа семьи.
– От дяди из Алабамы. – Он облизнул нижнюю губу, изучая меня своими мерцающими изумрудами. – Единственный подарок, который он мне сделал. Я даже не знаю, почему сохранил его, но ты хотела скрыться, поэтому я приехал на машине, которую не узнал бы Вишес.
– Ты сохранил потрепанный грузовик на тот случай, если он тебе когда-нибудь понадобится? – Я не могла удержаться от смешка. – Кто вы такой, Дин Коул, и знает ли о вас ЦРУ?
Дин откинул голову назад, сцепил пальцы на затылке и рассмеялся.
– Заткнись.
Я была одной из тех девушек, которые позволяли его внешности, его мускулам и его статусу просачиваться в мозг и ползти до самых трусиков, делая ненужную остановку в их груди. Потому что мне показалось, что он схватил мое сердце и сжал его в кулаке.
– Хорошо, мистер Сомнительный, – поддразнила я его.
– Это не правда. У меня уже сто лет не было мертвого тела в этой машине.
– Мог бы и меня одурачить. Эта штука воняет, – икнула я, прекрасно понимая, что напилась. – Это здесь ты развлекался, когда учился в старших классах?
– Нет. Я сентиментальный придурок. И никогда не трахал маленьких девочек.
– Ты полон сюрпризов, Дин Коул.
– А ты вот-вот будешь полна мной, Рози Леблан.
* * *
Трава была мокрой от разбрызгивателей, но я все равно шла босиком. Они обеспечивали прохладу и уют против невыносимой августовской жары в Южной Калифорнии. Я добралась до скамейки на вершине холма, откуда открывался вид на город, и села. Хорошо, что Тодос-Сантосе не было промышленных предприятий и загрязнения окружающей среды. Одна из причин, по которой мои родители устроились сюда работать, когда я была подростком, заключалась в том, чтобы помочь моей проблеме со слизью в легких, убедиться, что мои легкие чистые. Покрывало из блестящих звезд над нашими головами напомнило мне, что мы маленькие, а они большие.
Дин достал две банки пива из кузова своего грузовика, – я не стала спрашивать, какого черта они там делают, – и открыл одну, протягивая ее мне, прежде чем плюхнуться в нескольких дюймах от меня.
– Знаешь, – сказал он, и кончики его растрепанных сексуальных волос заиграли с моими. От него пахло мужчиной, сладкой травкой и легким цитрусовым одеколоном. – Каждая звезда, которую ты видишь в ночном небе, больше и ярче солнца.
– Чего? – Я фыркнула от смеха. – Это полная чушь. Солнце огромное!
Дин посмотрел на меня, он был серьезен, как сердечный приступ, и именно в этот момент я поняла, что только что пригласила его в свое сердце. Я охотно открыла дверь к нему. Это было все равно, что сбросить свое тело с обрыва, с широко открытыми глазами, вытянутыми руками и улыбкой на лице. «Какая трагедия», – подумала я. Я уже забыла, каково это – проводить время с Мятежным по-настоящему. Забыла о хаосе, который он вызвал во мне.
– Солнце это всего лишь желтый карлик, малышка Леблан, – его голос был ровным, а горячий взгляд – нет. – Она известна, потому что мы знакомы с ней, и она самая близкая. Большинство людей любят то, что ближе всего. То, к чему они привыкли.
Он больше не говорил о звездах, и мы оба это знали.
Его познания в астрономии застали меня врасплох. Может быть, потому, что я хотела думать о нем как о наркомане, который не заботился и не знал ничего, кроме своего футбола, женщин и скучных цифр.
Он достал из заднего кармана косяк, приподняв бедра, чтобы выудить его, и сунул его в свои губы в форме сердца, и огонь от зажигалки освещал каждый изгиб его лица Адониса. Сделав затяжку, он передал его мне.
В какой-то момент косяк завис у него между пальцами. Я подождала, чтобы он нахмурился. Чтобы сказал мне, что я сошла с ума. Но ничего из этого не произошло. Он позволил мне самой принять решение.
Он заставил мен я почувствовать себя взрослой.
Я взяла косяк, позволив себе легкую улыбку, которую спрятала в темноте. Все остальные относились ко мне так, словно я была сделана из стекла. Только Дин делал вещи, которые могли сломить меня.
Но, конечно, я закашляла как собака, которая вот-вот вырвет пару легких. Дин искоса взглянул на меня и ухмыльнулся. – В следующий раз, когда ты захочешь накуриться, я испеку тебе кексы.
Я проигнорировала его, глядя в небо. Было приятно забыть о своей семье, пусть даже на секунду. Даже если это было с человеком, которого я считала своим врагом.
– Я как-то слышала, что Солнце с каждым годом становится все ближе к нам. Что однажды оно сожжет всю планету, – сказала я, обводя небо пальцем и передавая ему косяк. Дин сделал большой глоток пива, все в его жестах было легким, молодым и безрассудным. На секунду он стал похож на подростка.
Мальчика-подростк а, которого я когда-то любила.
– Ну, Солнце продержится на семь миллиардов лет дольше, чем его нынешний возраст в четыре и пять десятых миллиарда лет. Тогда оно, скорее всего, превратится в красную гигантскую звезду и рухнет вниз, превратившись в белого карлика. Можно с уверенностью сказать, что к тому времени, когда это произойдет, ни моя тупая задница, ни твоя задорная задница не будут здесь, чтобы засвидетельствовать это дерьмовое шоу, – он погладил меня по голове рукой, которая держала пиво, как будто я была драгоценным ребенком. – Если только ты не собираешься остаться здесь? Из тебя получится чертовски горячая старушка.
Я рассмеялась так громко, что мой голос эхом отозвался в небе. – Меня здесь не будет.
– Никого из нас, – он пожал плечами, передавая мне косяк. Наши пальцы соприкоснулись, и электричество прокатилось по моей коже, щекоча ее. Я проигнорировала его, думая: «но мое время придет задолго до твоего».
Сколько еще лет мне осталось жить? Двадцать? Десять? Меньше? Вот в чем была проблема с муковисцидозом. От него умираешь не так быстро как от рака. У меня еще оставалось время. Просто не так много, как у всех остальных.
Может быть, это был алкоголь, или травка, или жизнь вообще, но это случилось. Через несколько хороших лет это случилось. Снова.
Мой бывший психотерапевт однажды сказал, что это совершенно нормально, учитывая мои обстоятельства. Осознание того, что я умираю, охватило меня, и паника пронеслась по моим венам в пугающих количествах. Я застыла на месте. Я перестала дышать – не по своей воле – когда образы моего тела, гниющего в гробу, напали на мой разум. Эти приступы паники продолжаются уже давно. С тех пор как мне исполнилось десять, и понятие смерти начало обретать смысл. Это было примерно в то время, когда я узнала, что не умру от старости.
У меня был приступ паники, когда я болталась с мистером Чилдером, но он не мог этого знать, потому что эти приступы не были экстремальными. Через несколько секунд я снова начала дышать, и единственное, что меня беспокоило, – это неприятный жар, который накатывал волна за волной, и казалось, хлестал меня по лицу, и неконтролируемый пульс.
Еще когда я ходила к своему психотерапевту – родители отвели меня к специалисту по подросткам с неизлечимыми заболеваниями, – мы пытались найти корень моей проблемы. Всем было не по себе от мысли о смерти, но я была одним из тех редких подростков, которые проводили бессонные ночи, лежа в постели и представляя, как кремируют ее мертвое тело. Психотерапевт был хорош. Отдадим ей должное. Она спросила, помню ли я, что была зародышем и что-нибудь интересное из раннего детства. Я сказала – «Нет». Потом она спросила, есть ли у меня какие-нибудь воспоминания о том, что я не живу. Я сказала – «Нет». – Вот на что похожа смерть, Рози. Ты не будешь помнить, что это произошло, так что в каком-то смысле ты живешь почти вечно.
В основном, когда приступы паники настигали меня, я старалась напомнить себе об этом разговоре, но обычно это помогало просто отвлечься на что-то совершенно другое. Поэтому я покачала головой, глядя в спокойное лицо Дина, и спросила: – Что еще ты знаешь о звездах? И избавь меня от части, где они взрываются, и мы все умираем.
Он заправил прядь волос, упавшую мне на лоб, за ухо. – К тому времени, как Солнце взорвется, здесь уже никого не будет, чтобы засвидетельствовать это. Ну, кроме Кардашьян. Эти люди всегда ебутся повсюду.
Я шлепнула его по плечу, игриво, но без всякого желания. – Не смей, Коул. «Кортни и Хлоя в Майами» – мое единственное порочное удовольствие.
– Это печально. Особенно когда сосед сверху может отвезти тебя куда угодно в своем пентхаусе. Теперь это удовольствие достойно чувства вины.
– Сосредоточься, – простонала я. Он положил косяк на скамейку и бросил его в ближайшую мусорную корзину. Затем рассмеялся своим стопроцентно искренним смехом, против которого ни у одной девушки не было ни единого шанса. Его голос приятно ощущался на моей коже. В воздухе. Везде.
– Итак, если ты кому-нибудь расскажешь, я буду отрицать это, никогда больше не буду с тобой разговаривать и всем расскажу, что у тебя гепатит и что ты бросила доктора Дебила, потому что он заразил тебя грибком, – он положил одну руку на деревянный подголовник позади нас и наклонился ко мне всем телом.
– Ну, теперь ты просто умоляешь меня сделать это, – я сжала губы вместе, осознавая все кокетливые улыбки, которые бросала вокруг.
Дин допил остатки своего пива, прежде чем взять мое и тоже отхлебнуть, намеренно отрыгнув, прежде чем продолжить. – Я просто помешан на астрономии. Я навешиваю ярлыки на людей по тому, в какой части Солнечной системы они могут находиться. Например, Трент – это Юпитер, потому что он чертовски большой. Вишес – это Арктур. Все время красный и злой. Я могу продолжать, но у меня такое чувство, что я об этом пожалею, – он внимательно посмотрел мне в лицо, ожидая, что я рассмеюсь. Когда я этого не сделала, он осторожно продолжил.
– Проще загнать людей во что-то конкретное, понимаешь?
Глупый. Торчок . Любящ ий вечеринки бабник . Мятежный.
Да, понимаю.
– И какая я звезда? – Мой голос прозвучал хрипло. Я была пьяна. И была вожделеющей. Я была не в своем уме, черт возьми.
Наши руки были склеены вместе, и наш пот начал смешиваться, но ни один из нас не сделал ни малейшего движения, чтобы прервать это прикосновение.
Не прошло и секунды, как он ответил, и я поняла, что он уже думал об этом раньше. – Ты Сириус.
– Сириус?
– Да, – он поерзал на скамейке, потирая несуществующую щетину на квадратной челюсти. Я старалась не обращать внимания на то, что он смотрит на меня с чем-то большим, каким-то неприкрытым желанием, но с каждой секундой становилось все труднее.
– Вопреки распространенному мнению, звезды не мерцают. Есть только одна искрящаяся звезда, с которой ученые могут согласиться. Она мерцает так ярко, что иногда люди принимают её за НЛО. Она не очень большая, но все же яркая. Это Сириус, и это ты. Ты сияешь, малышка Леблан. Так чертовски ярко. Иногда ты – единственное, что я вижу.
