Текст книги "На двух планетах"

Автор книги: Курд Ласвиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Ласвиц Курд
На двух планетах

КУРД ЛАСВИЦ

На двух планетах

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН

СОКРАЩЕННЫЙ И ОБРАБОТАННЫЙ ПЕРЕВОД С НЕМЕЦКОГО

СОФИИ ПАРНОК И БОРИСА ГОРНУНГА

О Г Л А В Л Е Н И Е.

I. На северном полюсе

II. Тайна полюса

III. Обитатели Марса

IV. Крушение шара

V. На искусственном острове

VI. На попечении феи

VII. Новые загадки

VIII. Властелины мирового пространства

IX. Гости марсиан

X. Ла и Зальтнер

XI. Марсиане и люди

XII. Межпланетные путешественники

XIII. Приключение на южном полюсе

XIV. Между Землею и Марсом

XV. 6356 километров над северным полюсом

XVI. Планы и заботы

XVII. Предложение Марсианских штатов

XVIII. Свобода воли

XIX. Новый воздушный корабль

XX. Сын марсианина

XXI. Быстрый полет

XXII. Решение Исмы

XXIII. Световая телеграмма

XXIV. Встреча англичан с марсианами

XXV. Бой с воздушным кораблем

XXVI. На Марсе

XXVII. Марсианские политики

XXVIII. Идеалы

XXIX. Пятисотмиллиардный налог

XXX. Ретроспектив

XXXI. Разрыв

XXXII. Исчезновение Ла

XXXIII. В штате Мари

XXXIV. Марсиане на земле!

XXXV. Страдание Исмы

XXXVI. Битва при Портсмуте

XXXVII. Протекторат над Землею

XXXVIII. Возвращение Торма

XXXIX. Культор немецких стран

ХL. Боценский инструктор

XLI. Воздушная яхта

XLII. Марсианки в Берлине

XLIII. На обсерватории

XLIV. Спасение

XLV. Все потеряно

XLVI. Развязка

XLVII. Освобождение Земли

XLVIII. Вселенский мир

I

НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ

По льду несется змея. Вытянувшись во всю свою исполинскую длину, как бешеное, гонится ее тощее тело, с быстротою курьерского поезда перебрасывается с глыбы на глыбу и ловко скользит над качающимися ледяными горами. Она неудержимо несется прямо к берегу, на север, навстречу возвышающейся на горизонте горной цепи, – мимо глетчеров, туда, к темному скалистому выступу. Вот опять свергается она с высоты в долину. Среди обломков скал пробивается зеленый щавель и желтая камнеломка. Поспешно улетает пуночка, испуганно и ворчливо поднимается дремавший белый медведь, которого змея только что задела по косматой шкуре.

Змее не до того; над северным летним ландшафтом проносится ее хвост, а голову она поднимает высоко в воздух, навстречу солнцу. Едва минула полночь; только что наступило 19-е августа.

Косо падают солнечные лучи на скаты гор. Там, за высотами, лежит северный полюс земного шара. К нему-то и рвется змея. Не где же голова стремительного чудовища? Ее не видно. Тощее тело расплывается в воздухе", светло и прозрачно висящим над полярным ландшафтом. Но что это? Впереди, над змеей, все время парит позолоченное солнцем округлое тело. Это большой воздушный шар. Туго натянут тонкий шелк под давлением наполняющего его водорода. Равномерный южный ветер на высоте трехсот метров над землею гонит шар к северу. Змея – гайдроп воздушного шара, благополучно приближающегося к вожделенной цели человеческой любознательности – к северному полюсу Земли. Волочась по земле вслед воздушному шару, он регулирует его полет. Его трение о землю создает устойчивость и этим дает возможность воздухоплавателям при помощи паруса до известной степени уклоняться от направления ветра.

Но сейчас парус спущен. Ветер дует прямо с юга так попутно, как только могут пожелать отважные искатели северного полюса. Долго дожидались они южного ветра на северном берегу Шпицбергена. Уже клонилось к концу полярное лето, и они боялись, что им придется вернуться ни с чем, как отважному шведу Андрэ при первой его попытке. Наконец, 17-го августа южный ветер установился. Наполненный шар поднялся в поднебесье. В течение двух дней они прошли тысячу километров прямо к северу, перелетели открытый Нансеном океан, достигли какой-то новой земли, оказавшейся здесь совершенно против ожидания географов; на юге уже скрылись от их взоров Мыс Зупана и Земля Андрэ. Скоро должно было решиться, действительно ли две предыдущие экспедиции, предпринятые одна – на воздушном шаре, другая – на санях, достигли самого полюса, как полагали их руководители. На этот раз немецкая экспедиция, снаряженная на средства богатого частного лица, астронома Фридриха Элля, должна была снова отправиться на воздушном шаре для исследования полюса. Новый воздушный шар "Полюс" был снабжен всеми новейшими приспособлениями.

Руководство экспедицией принял на себя сам директор Отдела Научного Воздухоплавания – Гуго Торм. Его сопровождали астроном Грунте и естествоиспытатель Иозеф Зальтер.

Зальтер взглянул на часы и на барометр, нажал моментальный затвор фотографического аппарата, заметил время и давление воздуха.

– Готово. Снимок сделан, – пробормотал он. Потом, насколько позволяла тесная корзина, вытянул ноги в высоких валеных сапогах и, весело подмигнув, сказал:

– Господа! Я ужасно устал. Не соснуть ли маленько? Как вы полагаете, капитан?

– Ну что же? – отвечал Торм. – Теперь ваша очередь. Но поторопитесь! Если этот ветер продержится еще три часа...

Он остановился, чтобы проследить нужные записи приборов.

– Разбудите меня, пожалуйста, как только мы... будем... на полюсе.

Зальтнер говорил с закрытыми глазами и при последних словах он уже сладко дремал.

И жуткое же счастье выпало нам на долю! – начал Торм. – Мы, в буквальном смысле этого слова, летим к нашей цели. За последние пять минут я снова отметил 3,9 километра. Не могли ли бы вы точнее определить, где мы находимся?

– Это вполне возможно,– ответил Грунте, берясь за секстант. – Шар идет очень спокойно, и местное время мы знаем довольно точно. Солнце стояло на самой низкой точке час и 26 минут тому назад.

Он с величайшей тщательностью измерил высоту солнца; потом в течение нескольких минут что-то вычислял.

В полной тишине раскинулся ландшафт, над которым пролетали воздухоплаватели. Широкая нагорная равнина, покрытая мохом и лишаями, там и сям прорезанная водоемами, образовывала подножье горной цепи, к которой быстро приближался воздушный шар. Ничего не было слышно, кроме тиканья механизмов, равномерно повторяющегося шума аспирационного термометра, да сонного дыхания Зальтнера. Конечно, куда приятнее было передвигаться таким способом, чем, вместе с полумертвыми от голода собаками, протаскивать по ледяным глыбам медленные санки. Грунте отвел глаза от своих формул.

– На какую широту указывает пройденный путь? – спросил Торм.

– Восемьдесят восемь градусов, пятьдесят... пятьдесят одна минута, ответил тот.

– Нет, мы уже дальше.

Грунте, молча, проверил вычисления. Потом степенно, с тем же хладнокровием сказал:

– Восемьдесят девять градусов, двенадцать минут.

– Не может быть!

Совершенно точно, – степенно возразил Грунте и поджал губы так, что его рот под тонкими усами стал похож на тире. Это означаю, что никакая сила уже не может хоть сколько-нибудь изменить его непоколебимого утверждения.

– Значит, до полюса остается около девятидесяти километров! – с одушевленном воскликнул Торм.

– Восемьдееят девять с половиной, – сказал Грунте.

– Значит, через два часа мы уже будем там.

– Через час и пятьдесят две минуты, – невозмутимо поправил Грунте, если только ветер не ослабнет.

– Да, – если!.. пылко подхватил Торм. – Два часа – только всего! Дай-то бог!

– Как только мы перемахнем через тот горный хребет, мы увидим полюс.

– Вы правы, доктор. Увидеть-то мы его увидим, но доберемся ли до него?

– Почему же нет? – спросил Грунте.

– Мне не нравится небо там, за горами: солнце слишком долго стоит над северным склоном, – там несомненно образовалось восходящее воздушное течение.

– Нужно переждать,

– Смотрите, смотрите, каков великолепный скат глетчера! – воскликнул Торм.

– Мы летим прямо к нему. Не подняться ли нам?– спросил Грунте.

– Конечно нужно миновать его. Внимание!.. Режьте!

Два мешка с балластом полетели вниз. Шар взвился.

– Как обманчиво расстояние! – заметил Торм. Я сказал бы, что эта стена гораздо дальше от нас. Двух мешков недостаточно. Придется еще пожертвовать балластом.

Он отрезал еще один мешок, – Мы не должны попасть в ущелье, – объяснил он, – кто знает, в каком вихре мы там очутимся. Но что это? Шар не поднимается? И это не помогло?

Прямо перед ними вздымалась черная каменная стена, надвое расколовшая глетчер. В ужасающей близости от нее парил шар. В тревожном ожидании следили люди за полетом своего аэростата. Но здесь, в непосредственной близости гор, южный ветер, на их счастье, затих, иначе их давно бы уже со всего размаху швырнуло на скалу. Теперь шар был в тени гор; газ остывал; температура быстро спустилась много ниже нуля.

Торм обдумывал, не выкинуть ли еще часть балласта? Но за эту потерю балласта пришлось бы потом, при спусках, расплачиваться газом, а газ был его величайшим сокровищем, единственным средством, которое могло опять вывести его из пределов ужасного севера. Ведь он не знал, что ждет его за горами. Однако шар поднимался слишком медленно. Но вот боковое течение качнуло его, – снова настигают его лучи солнца, выглянувшего из-за гребня глетчера, газ расширяется, шар начинает подниматься, – все ниже и ниже опускаются под ним ледяные громады.

– Ура! – дружно воскликнули оба воздухоплавателя.

– Что случилось? – встрепенулся Зальтнер. – Мы уже прибыли?

– Хотите видеть северный полюс?

– Где? где? – Зальтнер поспешно вскочил. – Ну и холод! – воскликнул он и закутался в шубу.

– Мы поднялись на пятьсот метров. – заметил Торм.– Теперь мы почти на уровне горного хребта. Как только мы перелетим на ту сторону, перед нами, приблизительно в пятидесяти километрах к северу, должно открыться то место...

– Где смазывают земную ось, – перебил Зальтнер. – Это чертовски любопытно!.. Н-да, а шампанского нам замораживать не понадобится,

Все трое стояли в гондоле, держась за снасти, Они следили за полетом шара, наблюдали приборы, но, как только выдавалась свободная минута, хватались за полевые бинокли и напряженно смотрели на север, почти по направлению солнца, которое было отклонено лишь немного к востоку. Постепенно опускались под ним горные вершины; еще только широкий хребет заслонял открывшейся их глазам вид, и вот шар понесло над гребнем горной цепи. Гайдроп волочился; оставалось только перелететь эту широкую котловину, – и тогда они у вожделенной цели. Шар был почти над серединой котловины, на высоте не более ста метров. Дул еще южный ветер, хотя и менее резкий, и шар поднимался вдоль плоской возвышенности ледяного поля.

Вот уже за ледяной стеной, замыкавшей котловину, в большом отдалении забелели отдельные горные вершины; воздухоплаватели находились на одной высоте с последним препятствием, стеснявшим их кругозор. Вершины множились и, наконец, образовали горную цепь.

Шар все поднимался. На огромной высоте парил он над глубокой пропастью; но вот гайдроп рвануло книзу, и шар тотчас же опустился на несколько сот метров, потом его качнуло еще раз вверх и вниз. Это внезапное колебание шара всецело завладело вниманием воздухоплавателей. Вдруг Торм воскликнул:

– Море!

Ура! – произнес Зальтнер, – это, действительно, открытое полярное море.

– Вернее, это – внутреннее море, бассейн; но, я думаю, величиною он все же около тысячи квадратных километров, – сказал Грунте, – приблизительно такой же большой, как Боденское озеро. Но как знать, сколько там вдали разветвляется еще фьордов и каналов? Да и самый бассейн разными островами разделен на множество рукавов.

– Тому, кто подходит туда пешком или на корабле, не так-то легко решить, что это – море среди земли или земля среди моря? Хорошо, что нам-то это удобнее.

– Разумеется, – сказал Торм, – возможно, что перед нами часть открытого моря, хотя отсюда и кажется, будто вода со всех сторон замкнута горами. Однако что же нам делать? Против ожидания, мы вынуждены были подняться так высоко, что теперь для спуска придется потерять очень много газа, а в то же время нам снова предстоит подъем, для того чтобы перемахнуть вон туда, за те горы. Это трудный вопрос. Но у нас еще есть время поразмыслить над этим, так как шар движется теперь очень медленно.

– И это обстоятельство мы используем для того, чтобы послать северному полюсу заслуженное приветствие, – воскликнул Зальтнер. С этими словами он вытащил футляр, из которого три бутылки шампанского заманчиво высовывали свои серебряные горлышки.

– А я-то об этом и не знал, – с недоумением заметил Торм.

– Это – дар фрау Исмы. Видите, здесь написано: "Открыть на полюсе. Вес – четыре килограмма".

Торм засмеялся. – Я так и думал, – сказал он, – что моя жена умудрится нарушить устав экспедиции какой-нибудь контрабандой.

– А разве не чудесная мысль пришла в голову вашей жене – заставить нас, на северном полюсе, выпить за, ее здоровье? И, кроме того, разве не потеха видеть трагическое лицо нашего астронома! Ведь шампанского он принципиально не пьет и за здоровье женщин он принципиально не чокается, но так как на полюсе он принципиально должен и хочет вторить нашему ура, то он и запутался. Итак, да здравствует фрау Исма Торм, наша благодетельница!

Зальтнер и Торм подняли кубки. Грунте сжал губы и, точно в каком-то оцепенении, неподвижно держа перед собою стакан, безучастно предоставлял другим чокаться с ним.

Тут Торм провозгласил:

– Да здравствует северный полюс!

Тогда и Грунте с одушевлением чокнулся с ними и добавил:

– Да здравствует человечество!

Они выпили, и Зальтнер воскликнул:

– Заздравный тост Грунте так всеобъемлющ, что одного стакана на него не хватит, – и он еще раз наполнил кубки.

Шар тем временем медленно уносило к внутреннему морю, которое теперь все явственнее открывалось изумленным взорам путешественников. Дикая природа глетчеров исчезла; зеленые лужайки, кое-где покрытые одинокими обломками скал, мягко спускались к воде. Казалось, – перед ними чудесная альпийская долина, и в глубине ее раскинулось глубокое озеро. Но поразительнее всего в этой декорации был один из бесчисленных разбросанных в бассейне островов, к берегу которого теперь приближался шар. Он был меньше других, но его очертания были так совершенны, что не верилось, чтобы это было произведение природы. Покрытых лишаями каменных глыб здесь совершенно не было.

Исследователи были приблизительно в двенадцати километрах от загадочного острова и любовались им в бинокль, когда Торм обратился к Грунте.

– Как вы думаете, можем ли мы, собственно говоря, определить, где мы находимся? Должен сознаться, что при перелете через горную цель и быстрых переменах высоты я потерял способность ориентироваться.

– Я сделал, – отвечал Грунте, – несколько измерений, но для точного определения нашего положения теперь их уже недостаточно. Да и способ измерения по высоте солнца теперь не применим, так как мы уже не можем хотя бы даже с приблизительной точностью установить время дня. Нам, действительно, не на что ориентироваться. Ведь здесь на севере компас очень ненадежен. Во всяком случае, мы находимся недалеко от полюса, где все меридианы сходятся так близко, что уклонение на один километр вправо или влево составит разницу во времени на целый час, или даже больше. Если после перелета через горную цепь наш шар на пять-шесть километров уклонился от направления с юга на север, что весьма вероятно, то у нас сейчас не три часа утра 19-го августа, как мы предполагаем, а, может быть, уже полдень; если же мы уклонились к западу то мы даже вернулись во вчерашний день и сейчас только вечер 18-го августа.

– Это чорт знает что такое! – вскричал Зальтнер. – И все от этого вечного солнечного сияния на полюсе! Теперь, значит, я могу приклеить к отрывному календарю вчерашний листок?

– Весьма возможно, – усмехнулся Грунте. – Представьте себе, что вы совершаете прогулку вокруг северного полюса на расстоянии ста метров от него; тогда вы в пять минут преспокойно обойдете вокруг полюса и перешагнете через все триста шестьдесят меридианов, – таким образом: всего лишь в пять минут протекут для вас целые сутки. Если вы сделаете такой же круг в западном направлении и захотите установить точное время каждого меридиана, вы должны будете на каждом меридиане переводить ваши часы на четыре минуты назад, так что после упомянутых пяти минут вы будете отставать уже на целый день, а если вы будете таким образом гулять вокруг полюса целый час, то тогда вашим часам, если на них имеется календарная стрелка, следовало бы показывать 7-е августа.

– Но ведь тогда надо обзавестись календарем с приклеивающимися листками?

– Да, но если вы будете кружить в восточном направлении, то настолько же уйдете во времени вперед; и после двенадцатикратной прогулки вокруг полюса ваш календарь, если бы вы при каждом обороте отрывали по листку, показывал 31 августа. Между тем, в действительности, в обоих случаях было бы только 19 августа, Итак, вам следовало бы регулировать соответствующим образом календарную стрелку часов, как делают мореплаватели при переходе 180-го меридиана.

– А если мы теперь пролетаем как раз над полюсом?

– Тогда в одно мгновение мы делаем двенадцатичасовой скачок во времени. Ведь полюс и есть пункт неопределенности.

– Проклятие! Но тогда ведь и не узнаешь, где находишься.

– Да, – сказал Торм, – это-то и есть самое роковое. Нам пришлось с самого начала рассчитывать на то, что мы сможем определять наше положение по пройденному уже пути. Можем ли мы теперь что-нибудь предпринять?

– Лишь в том случае, если мы спустимся на землю и сможем установить инструменты для измерения положения некоторых звезд.

– Об этом не может быть и речи, пока мы не перелетим моря и не осмотрим гор, лежащих по ту сторону. Спуститься здесь, между островами, слишком рисковано... Итак, мы преуспели не больше наших предшественников, и настоящий полюс остается попрежнему не определенным.

– Чего вы приуныли? – проворчал Зальтнер. – Может быть, мы как раз на северном полюсе – и не знаем об этом.

II

ТАЙНА ПОЛЮСА

Шар медленно продвигался, но не прямо по направлению к изумительному островку, а оставляя его все время в стороне, по правую руку от своего пути.

В то время как Грунте следил за направлением, а Торм отмечал записи приборов, Зальтнер, на обязанности которого лежала фотографическая съемка местности, внимательно осматривал ее, пользуясь превосходной трубой Аббэ, предназначенной для обследования рельефов. Они уже настолько приблизились к острову, что если бы на нем находились люди, их можно было бы разглядеть в зрительную трубу.

Зальтнер покачал головою, снова посмотрел в трубу, отложил ее и снова покачал головою.

– Господа, – промолвил он, наконец, одно из двух – или шампанское ударило мне в голову...

– Два стакана, вам-то?

– Я и сам этого не думаю... значит... или...

– Или? Да что же вы видите?

– Здесь кто-то уже был до нас.

– Быть не может! – в один голос воскликнули Торм и Грунте.

– До сих пор в отчетах не упоминалось о подобном острове – наши предшественники очевидно не побывали даже по ту сторону горного кряжа, добавил Торм.

– Взгляните сами, – сказал Зальтнер и передал Торму трубу.

Сам он и Грунте вооружились полевыми биноклями. Торм напряженно вглядывался в остров, потом хотел что то сказать, но только пошевелил губами и промолчал.

Зальтнер продолжал: – Остров совершенно круглый, это мы уже заметили. Но теперь вы видите, что как раз в его центре находится еще темный круг, величиною около ста метров в диаметре.

– Совершенно верно, – сказал Грунте, но это не круг, а цилиндрическое отверстие, и края его обнесены каким-то выступом.

– Но что же это? – перебил его Торм. – Шар меняет направление?

Он передал трубу Грунте и сосредоточил свое внимание на движении шара: шар отклонялся вправо от своего первоначального пути. Оставаясь на одном и том же расстоянии от острова, он двигался параллельно его берегу, описывая около него правильные круги.

– Давайте проверим, видим ли мы одно и то же, сказал Грунте. – Вокруг острова тянется цепь возвышений, напоминающих столбы, или колонны, расположенные, на равном расстоянии друг от друга.

– Правильно, – подтвердили остальные,

– Я их сосчитал, – заметил Торм, – там двенадцать больших столбов, между ними по одиннадцати малых, всего сто сорок четыре.

– А этот своеобразный отблеск над всем островом?

– Неправда ли, кажется, будто весь остров покрыт сетью сверкающих металлических проволок или прутьев, идущих от центра к периферии, как спицы колеса.

– Да, – сказал Тори и в изнеможении, присел; – вы еще не то увидите, если подольше вглядитесь. Знайте же – голос его звучал резко и хрипло. – То, что вы видите вон там, это – полюс Земли, но не мы его открыли.

– Этого только не хватало! – воскликнул Зальтнер. Стоило нам ради этого мотаться в этом качающемся леднике! Нет, капитан, открыли полюс мы, и то, что вы видите там – не человеческих рук дело. Какой безумец стал бы натягивать тут эти проволоки? Скорее уж я поверю, что земная ось заканчивается большим велосипедным колесом и что мы, действительно, призваны смазать ее. Только не унывать!

– Если это не люди, – беззвучно – продолжал Торм, – а я и сам-то не знаю, как могли бы люди сделать что-нибудь подобное...

– Может быть, это – явление природы, – перебил его Зальтнер, необыкновенный процесс кристаллизации. Чорт возьми! Наконец-то я догадался. Это – гейзер! Исполинский гейзер!

– Нет, Зальтнер, – возразил Торм, – я тоже уже подумал об этом: грязевой вулкан мог бы дать приблизительно такие же образования. Но вы, вероятно, не увидели еще основного, самого главного, необъяснимого...

– Что вы имеете в виду?

– Я это увидел, – сказал Грунте. Он отложил зрительную трубу и погрузился в тревожное раздумье,

Зальтнер схватил трубу.

– Обратите внимание на окраску почвы всего острова.

– Какие-то фигуры, – воскликнул Зальтнер.

– Да, – сказал Торн. – И эти фигуры представляют не что иное, как точную карту большей части северного полушария Земли в перспективной полярной проекции.

– Несомненно, – сказал Зальтнер. – Вся полярная страна отражена на этой отчетливой карте в огромном масштабе. – Но как же это возможно?

Вопрос остался без ответа. Все молчали. Тем временем шар свершил почти полный оборот вокруг острова. Торм прервал молчание:

– Надо принять какое-нибудь решение. Не угодно ли вам высказаться, господа?

– Прежде всего, – начал Зальтнер, – я сделаю снимки с этой удивительной карты земли.

– Разумеется, – сказал Торм, – нужно сфотографировать эту карту. Судя по тем ее частям, которые мы можем проверить, я думаю, что на ней правильно представлены также части полярных областей, находящихся за северными берегами Америки и Сибири. Таким образом, мы сразу приобретаем полную карту этой до сих пор необследованной полярной страны.

Такой удачей, я полагаю, мы можем быть вполне довольны... И подумать только, как полезна может быть эта карта при нашем возвращении!.. Готово! С этими словами Зальтнер поставил на место фотографический аппарат. – Вот у меня уже три верных снимка. А шар-то, кажется, летит быстрее?

– Мне тоже так кажется, – сказал Торм. – Итак, мне необходимо знать ваше мнение, господа, рискнуть ли нам высадиться на остров, чтобы исследовать его тайну?

– Что же, попытаемся, – ответил Зальтнер. – Нужно же нам узнать, с кем мы имеем дело.

– Конечно, – сказал Торм, – это очень заманчиво; страшно только что мы потратим слишком много газа и лишимся возможности в дальнейшем пользоваться нашим шаром. Как вы полагаете, доктор Грунте?

Грунте решительно ответил: – Я того мнения, что мы должны приложить все старания, чтобы как можно скорее удалиться от этого опасного места.

– В чем вы усматриваете опасность?

– При виде своеобразного оборудования полюса и изображения земной поверхности, мы не можем сомневаться, что находимся лицом к лицу с совершенно неизвестной силой. Нужно признаться, что мы не дорасли до тех существ, с которыми нам придется иметь дело. Кто сумел соорудить такой гигантский аппарат в этой недоступной ледяной пустыне, тот, без сомнения, может сделать с нами все, что ему вздумается.

– Ну, ну! – сказал Торм. – Не будем так трусливы.

– Разумеется, – возразил Грунте, – но мы не имеем права ставить на карту успех нашей экспедиции. Может быть, эти обитатели полюса заинтересованы в том, чтобы никакие сведения об их существовании не проникали в культурные страны. В таком случае, мы, наверное, были бы лишены свободы. Я полагаю, что мы должны сделать все, чтобы сообщить наши наблюдения научным кругам и предоставить им решить, какими средствами возможно разгадать неожиданную тайну полюса. Мы не должны считать себя завоевателями, – мы только разведчики.

Все призадумались. Потом Торм сказал:

– Вы, действительно, правы. Во всяком случае, инструкцией нам предписано по мере возможности избегать высадки. Нам нужно стремиться к тому, чтобы, не спускаясь с высоты, ознакомиться с распределением воды и суши. Этой точкой зрения мы должны руководствоваться. Итак, нам нужно отсюда убраться.

Тем временем шар приближался к острову; скорость его полета возрастала, и вместе с тем он поднимался все выше и выше. Напрасно развернули они во всю длину гайдроп, – он не касался поверхности воды; парус, уже не регулируя полета, лишь способствовал бешеному подъему. Управлять шаром на такой высоте было невозможно.

– Делать нечего, – воскликнул Торм,– придется спуститься. Он открыл клапан. Газ вырвался наружу, – шар стал опускаться.

– Все-таки надо послать весточку домой, – сказал Торм. – Давайте-ка отправим почтовых голубей. Сейчас самый подходящий момент. Европа должна знать то, что мы видели.

Он спешно набросал несколько фраз, свернул бумагу, вложил в гусиное перо и, запечатав, привязал его к голубям. Зальтнер выпустил их на волю. Они покружили около шара, а потом полетели, удаляясь от острова.

Грунте направил трубу прямо вниз и следил за расстоянием, отделяющим конец гайдропа от земли. Вдруг он с величайшей поспешностью схватил первый попавшийся под руку предмет – это оказался футляр с двумя еще невыпитыми бутылками шампанского – и со всего размаха вышвырнул его из корзины.

– Чорт возьми! – воскликнул возмущенный Зальтнер. – Что это на вас нашло? Взять да выкинуть наше доброе вино в воду!

– Простите, – сказал Грунте, выпрямляясь, после того, как по движению вымпела заметил, что шар стал снова подниматься.– Простите, но не мог же я выбросить зрительную трубу, а терять нельзя было и полсекунды – иначе нам грозила гибель.

– Что же произошло? – озабоченно спросил Торм.

– Мы уже не над водою, а у самого берега острова.

– Разве вы думаете, что нам опасно прикоснуться к острову.

– Я не только думаю, – я это знаю.

– Почему?

– Мы были бы притянуты к нему.

– Я, собственно, не понимаю, из чего вы это заключили.

– Вы же согласились со мною, – сказал Грунте, – что, кто бы ни были неизвестные существа, соорудившие на северном полюсе этот необъяснимый аппарат и огромную карту, мы ни в каком случае не должны попасться им в руки. А между тем очевидно, что этот аппарат, к которому мы все более и более притягиваемся, не мог быть оставлен здесь на произвол судьбы. Остров, наверное, населен, и таинственные строители, вероятно, находятся там, под теми крышами или за теми столбами, куда не может проникнуть наш взгляд. Надо думать, что они давно уже заметили наш шар и притянут его к себе. Как только наш гайдроп окажется в их руках.

– Слава богу! – воскликнул Зальтнер, – значит, по вашему мнению, у этих неведомых полярных обитателей есть хоть руки. Все-таки утешительно знать, что в худшем случае можно попасть в их объятья.

– Меня, – сказал Торм, – больше всего тревожит эта необъяснимая сила, привлекающая наш шар к острову. И заметьте, с тех пор, как мы перестали выпускать газ, шар снова начал быстро подниматься, и при этом его беспрерывно носит вокруг центра острова.

– А кто может знать, что случится, когда мы очутимся на самой оси! Я считаю наше положение почти безнадежным: из вихря мы можем выбраться только при одном условии, – если мы спустимся на остров; но тогда мы попадем во власть неизвестных островитян.

– И все-таки, – сказал Торм, – надо на что-нибудь решиться.

Все трое молчали. Мрачным взглядом следили Торм и Грунте за движением шара, в то время, как Зальтнер в зрительную трубу осматривал остров. Постепенно исчезали из виду прежде явственные подробности, и по этому признаку можно было бы судить о быстроте подъема шара, даже если бы об этом не свидетельствовали приборы и возрастающий холод.

Но что же это? На острове заметно какое-то движение, своеобразное сверкание. Зальтнер окликнул своих товарищей. Они стали смотреть вниз, но в более слабые приборы можно было различить только какие-то светлые точки, движущиеся из центра к периферии. Зальтнеру же, вооруженному сильной трубой, казалось, что он видит ряд фигур, которые машут белыми платками по направлению к берегам острова.

– Нам подают знак, – сказал он. – Вот, посмотрите в мою трубу,

– Нам, несомненно, показывают, чтобы мы удалились от оси. Это мы и без них знаем. Но как это сделать?

– Надо открыть выпускной клапан, – сказал Зальтнер.

– То-есть, сдаться на милость этих существ? – воскликнул Грунте.

– И все-таки нам ничего другого не остается, – заметил Торм.

– Ну, что же, – сказал Зальтнер, – может быть, эти существа желают нам добра, – иначе разве стали бы они нас предостерегать?

Как бы то ни было, но подниматься выше мы не должны, – сказал Торм. Ведь нас прямо-таки мчит в высоту. Все они плотнее закутались в шубы.

– Подождем, – сказал Грунте, – ведь мы еще находимся на расстоянии около ста метров от оси. Мы попадаем в облака. Может быть шар придет, наконец, в равновесие.

– Это невозможно, – возразил Торм. – Мы уже достигли высоты четырех тысяч метров. Шар был в равновесии тогда, когда на его движение могла влиять тяжесть футляра с бутылками шампанского. Но скорость нашего подъема в настоящее время показывает, что нас уносит вверх какая-то внешняя сила, возрастающая по мере нашего приближения к центру.

– Приходится с этим согласиться, – сказал Грунте. – Действительно, получается впечатление, будто мы находимся в поле силы, отталкивающей нас от Земли. Не спустить ли нам пробный шар?

– Это нам ничего нового не даст. Слишком поздно! Вот мы уже окружены облаками.

– Скорее вниз! – воскликнул Зальтнер.

Торм распахнул клапан для спуска. Взгляды воздухоплавателей были прикованы к приборам. Эти мгновения решали их судьбу. Газ мощным потоком хлынул в разреженный воздух. Если и теперь шар не начал бы спускаться, то стало бы ясно, что они уже утратили власть над ним и находятся лицом к лицу с силой, которая, независимо от равновесия шара, уносит их прочь от Земли.

А шар все не опускался. Некоторое время казалось, будто он хочет удержаться на той же высоте, но вихрь, уносивший его к оси острова, не прекращался. Не было сомнения, что эта ось не что иное, как ось Земли, та самая математическая линия, вокруг которой происходит вращение земного шара. Она все сильнее и сильнее притягивала воздухоплавателей; но чем ближе к ней был шар, тем яростнее толкало его ввысь. Уже начали проявляться физические недомогания, обычные в слоях слишком разреженного воздуха. Все жаловались на сердцебиение. Зальтеру пришлось отложить зрительную трубу: предметы расплывались перед его глазами. Началось удушье.